Многих наших великих поэтов сопровождают "вечные" эпитеты. Космический Тютчев, демонический Лермонтов, струнно-хоровой Некрасов, "кто тенью был и тени не оставил", по слову Ахматовой, Анненский.
"Весёлое имя Пушкин" - сказал о "нашем всё" Блок.
"Мрачный, красивый и юный" - сказал о самом Блоке Розанов. Как вырезал дантов профиль. Пушкин, Данте - это уровень Блока во мнении поколений. Друг-соперник Белый в одной из статей назвал его подлинно национальным поэтом, единственным в своём переломном времени. И долго объяснял потом, чего не хватает другим, вроде бы не менее блестящим стихотворцам, недотягивающим всё же до этого ранга. Мандельштам поправил, сказав: Блок - явление глубоко русское, но не менее того и европейское; это поэт, повенчавший русский культ и европейскую культуру, соединивший их в такой же согласной неразрывности, как до него только Пушкин.
"Блок - это явление Рождества во всех областях русской жизни..." - приводит слова Пастернака из "Доктора Живаго" Владимир Новиков в своей книге "Александр Блок" (М.: Молодая гвардия, 2010). И тут же - в виде апофеоза славы Блока - цитирует стихи Цветаевой:
Зверю - берлога,
Страннику - дорога,
Мёртвому - дроги.
Каждому свое.
Женщине - лукавить,
Царю - править,
Мне - славить Имя твое.
Комментарий критика: ""Имя твое" здесь по сути означает "имя Божье". Слово "Бог" здесь не вымолвлено, но подспудно рождается звукосмысловая пара Блок/Бог, которая войдёт в подсознание русского поэтического языка".
Новое, другого времени, солнце русской поэзии. Мера вещей, данная на годы вперед.
Когда Зинаиду Гиппиус спрашивали в эмиграции, кто, по её мнению, главный русский поэт после Блока, она отвечала: Ходасевич. С чем решительно не был согласен Георгий Иванов. Своего мнения держались и пылкие поклонники Марины Цветаевой. Но ведь спор шёл только о втором месте. На первенство
стр. 117
Блока не посягал никто. Интересно было только, как распределились места после него.
Никто не посягал на новое, латунно-лазоревого оттенка светило, кроме прихвостней авангарда - имажинистов, футуристов и "ничевоков", улюлюкавших своё "Долой!" весной 1921 года, когда поэт в последний раз приехал ради выступлений в Москву. Но ведь "Распни его!" как раз и вписывается в цветаевские представления о божественной роли Блока.
Если разворачивать рискованную метафору Цветаевой, то следует признать: где Спаситель в белом венчике из роз, там и адепты, апостолы. Их было немало при жизни Блока - как и полагается, не меньше двенадцати из числа самых признанных русских поэтов от Клюева и Есенина до Ахматовой и Мандельштама. Их составилось не меньше семидесяти и в последующие десятилетия XX века. Один из самых по времени последних и устроительно активных, действенных - наш современник Станислав Стефанович Лесневский.
Он навсегда войдёт в историю отечественной культуры как человек, возродивший блоковские места Подмосковья. (Аналог имеется тоже пушкинский - С. С. Гейченко.) И бекетовское имение, и близлежащую церковь в Тараканове, где поэт венчался со своей Беатриче, "прекрасной дамой", Любовью из имения соседнего, менделеевского. Десятки тысяч паломников, ныне посещающих эти места, даже не догадываются, что всего-то тридцать-сорок лет назад здесь были руины и пустошь. И сколько энергичного, настойчивого энтузиазма понадобилось блоковеду Лесневскому, чтобы восстановить это всё в первозданном виде.
Не меньше энтузиазма обнаруживает он с тех пор, как после перестройки возглавил издательство "Прогресс-Плеяда". Стиховедческие пристрастия и тут сказались в полной мере. Большую часть продукции этого издательства составляют именно великолепно подготовленные и прокомментированные, подарочного вида (нередко репринтные или с репринтными вкраплениями) издания выдающихся русских поэтов - от Тютчева, Аполлона Григорьева и Сологуба до Мандельштама, Маяковского и Рубцова.
Естественно, что в центре издательского внимания - Блок. Полки поклонников поэта уже украсили книга-альбом Татьяны Мавриной "Гуси, лебеди да журавли... Блоковское Подмосковье", переписка Блока с Белым (редкостный по насыщенности и значению документ за всю историю русской литературы!), статьи и воспоминания Белого о Блоке, письма к нему Николая Клюева (с подробным изложением всей истории их отношений). А ныне вышел второй
стр. 118
том ценнейшего трёхтомника - Полного собрания стихотворений Блока, расположенных в хронологическом порядке. Идея подобного издания применительно к Пушкину давно уже вынашивается пушкинистами, но всё еще остаётся мечтой. Слава Богу, что у нас есть Лесневский, чтобы реализовать её применительно к Блоку.
Не забывает издатель и о попутной литературе. К примеру, о переписке Андрея Белого с Маргаритой Морозовой, в которой тень Блока, понятное дело, тоже витает. Или об обширной монографии А. Лаврова о русском символизме. Или об исследовании Ю. Галаниной "Любовь Дмитриевна Блок. Судьба и сцена", посвященном непростому пути одарённой, но несчастливой актрисы. В этой книге дана не только сценическая судьба актрисы, но и драма её жизни, проходившей в метаниях между Блоком и не-Блоками. Драма, по своей надрывной мелодии превосходящая и пушкинскую. И как Пушкин, Блок ровнял избранницу Мадонне: "Молюсь Богу и Любе..."
Книга Новикова счастливо дополняет эти издания. И решена она не столько академично-документально, сколько художественно. В книге вообще автор предстал в соединении двух ипостасей - учёного и писателя.
Прежде думалось: отчего это никто не напишет роман о дружбе-вражде Блока и Белого, об их роковом треугольнике, где третья сторона - пережившая обоих Любовь Дмитриевна. И вот задача решена наконец, и не без блеска. Новикову удалось нечто большее, чем роман, а именно: сплав романного изложения событий и последовательно логичного анализа отношений этих незаурядных личностей. Благо в документальных свидетельствах недостатка не было - одна переписка Блока-Белого чего стоит! Стоило бы ещё, пожалуй, подвергнуть психоаналитическому рентгену и воспоминания Белого о Блоке, и статьи его, написанные после смерти странного, "надмирно лазоревого" друга.
Словом, и новым поколениям исследователей жизни и творчества одного из величайших русских поэтов есть над чем поработать. Ведь Блок - такая же "России вечная любовь", как и Пушкин.
Едва в глубоких снах мне снова
Начнет былое воскресать, -
Рука уж вывести готова
Слова, которых не сказать...
Но я руке не позволяю
Писать про виденные сны,
И только книжку посылаю
Царице песен и весны...
В моей душе, как келья, душной
Все эти песни родились.
Я их любил. И равнодушно
Их отпустил. И понеслись...
Неситесь! Буря и тревога
Вам дали легкие крыла,
Но нежной прихоти немного
Иным из вас она дала...
23 - 24 октября 1920