Оставшийся неизвестным составитель третьей редакции "Повести временных лет" (1118 - 1119 гг.) рисуется своим далеким потомкам любознательным до неведомых стран человеком. В 1114 г. летописец присутствовал при закладке городских стен в Старой Ладоге, откуда начинался многотрудный путь новгородцев "в страны полунощные" - Заволочье, Пермь, Печеру и Югру. Здесь он наслышался немало рассказов бывалых людей о походах в эти земли и занес в летописный свод два повествования: от имени новгородца Гюряты Роговича (под 1096 г.) и от имени ладожского посадника Павла (под 1114 г.)1 . Эти рассказы о диковинах северных стран по сей день привлекают внимание историков и этнографов.

Незадолго до встречи с летописцем Гюрята Рогович "послах отрок свой в Печеру, люди, иже суть дань дающе Новугороду. И пришедшю отроку моему к ним, и оттуду иде в Югру. Югра же людье есть язык нем, и соседять с Самоядью на полунощных странах"2 . Свыше двухсот лет исследователи спорят о том, что за народ была "печера", где обитала она (на Нижней или Верхней Печоре) и какую югорскую землю - хантов или манси - посетил отрок. Впрочем, здесь не может быть абсолютно однозначных ответов, так как летописная топография касается весьма обширных областей с этнически разнородным населением.

Предположим, что отрок Гюряты первоначально очутился на Нижней Печоре, в месте, где в нее впадают реки Цильма или Ижма (их устьями открывался выход на самую Печору в конце большого водного пути с волоками со стороны Двинского Заволочья и Перми Вычегодской), а затем стал подниматься вверх по ней. На этом пути по лесистым берегам он мог встретить аборигенов - рыболовов и охотников, которые, очевидно, не были ни пермичами (коми-зырянами), ни югричами (хантами или манси). С. Герберштейн четыре столетия спустя так описал эту страну: "За реками Печорою и Щугорем, у горы Каменный пояс, на соседних островах и около крепости Пустозерск (на низовье Печоры. - Л. Л.) живут различные и бесчисленные племена, называющиеся одним общим именем самояди"3 . Самоядь - это предки различных родоплеменных групп самодийского населения, издревле занимавшего Крайний Север по обе стороны Каменного пояса (Урала). Среди них были группы как оленных охотников тундры, так и пеших охотников и рыболовов притундровой таежной полосы. С последними, видимо, и встретился на Печоре отрок, ибо ко всему прочему название "печера" на материалах самодийских диалектов раскрывается как "пэ-чера" - "лесные люди".

Отсюда отрок последовал в область расселения югричей, которые, согласно летописи, "соседять с Самоядью на полунощных странах". Это место текста довольно неопределенно, так как югричи могли встретиться землепроходцу и по западную, припечорскую, и по восточную (что более вероятно) сторону Северного Урала. Зауральские югричи по племенной принадлежности опять-таки могли быть как манси, так и ханты. Если посланец Гюряты шел в Зауралье самым северным речным путем, по рекам Усе и Соби, то он мог выйти только на низовья Оби, где в XI в., несомненно, обитали оседлые рыболовы-ханты ("остяки", от самоназвания "асъ-ях" - "обские люди"). Но если отрок, поднимаясь по Печоре, миновал ее приток Усу и много выше повернул на восток в сторону Урала по р. Щугору, то он неизбежно очутился в бассейне зауральской Сосьвы (на ее притоке Ляпине), в области расселения манси. Ряд соображений позволяет предположить, что путешественник шел именно этим последним, наиболее удобным для перевала через Урал путем, ведшим в достаточно населенную и богатую пушниной страну. Надо думать, что он пользовался помощью проводников и толмачей, а таковыми, как и столетия спустя, были в первую очередь пермские коми-зыряне, рано разведавшие промысловый путь в югорское Зауралье4 .

Из всех северных народов только коми до сих пор называют манси (вогулов) древним именем йёгра, хотя сами манси его не употребляют. Может быть, именно коми-зырянам первые русские землепроходцы обязаны передачей имени йёгра, или югра; этим именем они называли зауральских аборигенов. Но Древняя Русь знала еще одну югру, точ-

1 См. Д. С. Лихачев. Русские летописи. М. - Л. 1947, стр. 177 - 178.

2 "Повесть временных лет". Ч. 1. М. - Л. 1950, стр. 167.

3 С. Герберштейн. Записки о Московитских делах. СПБ. 1908, стр. 124.

4 Г. Ф. Миллер. История Сибири. Т. 1. М. - Л. 1937, стр. 210, 270.

стр. 206

нее, угру - предков венгров (мадьяр). Первоначальный русский летописец под 898 г. сообщает: "Идоша угри мимо Киев горою еже ся зоветь ныне Угорьское... Пришедше от въстока"5 . Этноним угра, видимо, мог звучать и ёнгра, угора. Какова же разгадка этого имени, столь прочно укоренившегося среди европейцев за венграми, имеющими иное древнее самоназвание - "мадьяры", в своей основе лингвистически сближаемое с именем родственных им манси - монть, монсэт (в значении "человек", "люди")?

Это очень сложный вопрос, разгадка которого уводит нас в глубины этногонического процесса угроязычного населения Южного Приуралья и Западной Сибири. Исследователи полагают, что где-то в полосе лесостепи находилась прародина мадьяр. Севернее их скотоводческо-земледельческих поселений, в зоне горнотаежных лесов Зауралья, обитали охотники-манси, а в Обь-Иртышском бассейне - оседлые рыболовы-ханты6 . Примерно около середины I тыс. южноугорские (мадьярские и мансийские) группы вошли в тесное соприкосновение с передвинувшимися от верховья Иртыша степными тюркоязычными племенами и немало заимствовали у последних в культуре и языке. Вероятно, именно в ту пору на южноугорские этнические группы распространилось древнетюркское название "огур" (его тюркские параллели "огуз", "огуш" буквально - "сородичи", "соплеменники"), которое в Приуралье приняло форму, близкую к коми- зырянскому йёгра. Под собирательным именем "угра" семь мадьярских племен, двигаясь из Приуралья на запад, прошли в IX в. мимо Киева и в конце концов очутились на Дунае, где их потомки живут и сейчас. Но это же имя, правда, в другой огласовке, надолго закрепилось в сознании пермских (коми) соседей за мансийским населением Уральской области7 .

Небезынтересны известия арабских писателей IX - X вв. о северных соседях волго- камских булгар. В составленном Б. Н. Заходером "Каспийском своде сведений о Восточной Европе" говорится: "На север (или по направлению к полюсу) от булгар находится страна вису (или ису), за нею народ йура и "страна мрака"; путь туда от булгар - двадцать дней (или один месяц; или сорок дней; или три месяца). Йура - народ дикий, живет в чащах, не сносится с другими людьми из-за страха перед злом, которое те могут причинить; торгует народ йура при посредстве знаков и скрытно... Вывозят от них превосходных соболей и другие прекрасные меха - ведь они охотятся на этих зверей, питаются их мясом, одеваются в их шкуры. Булгары везут в страну вису и йура товары на санях, которые тащат собаки по сугробам снега; сами люди передвигаются на лыжах... За (страною) йура (находятся) береговые люди, они плавают в море без нужды и цели"8 .

В свете современных историко-этнографических знаний о народах Урала этим известиям не откажешь в довольно высокой степени достоверности. Тем не менее ученые еще спорят о действительном географическом расположении народов (стран) вису, йура, "береговых жителей". То, что йура - это угра (югра), вряд ли можно сомневаться. Но кто же такие вису? Известно, что в IX - X вв. булгары торговали преимущественно в бассейне Камы. Двигаясь вверх по реке, можно было попасть в "страну Вису", то есть в бассейн Вишеры (по-коми, "Висер", приток Камы), пермские обитатели низовий которой называли себя "висерса" - "вишерские жители". А с Вишеры наиболее удобный путь вел в Среднее Зауралье, на реки Лозьву и Северную Сосьву, то есть в область расселения манси - йуры, йёгры, югры9 . Северная Сосьва впадает в Нижнюю Обь, откуда до "моря" - Обской губы не столь далеко. Понятно, что булгарские купцы, многократно наведываясь на Вишеру, Лозьву и, возможно, Сосьву, могли получить от тамошней югры какие-либо сведения о более северных этнических группах.

Этнографическим реализмом веет от сообщения арабского путешественника Ибн-Баттуты о своеобразном "немом" торге булгарских купцов в той северной земле, куда они ездили на собаках. Приведем этот примечательный текст: "Совершив по этой пустыне 40 станций, путешественники делают привал у "мрака" (границ их досягаемости. -

5 "Повесть временных лет". Ч. 1, стр. 21.

6 Подробнее см. З. П. Соколова. Ханты. "Вопросы истории", 1971, N 8.

7 Подробнее см. Л. П. Лашук. Из этнонимики Северо-Западной Сибири. "Вестник" Московского университета. Серия IX. 1966, N 2.

8 Б. Н. Заходер. Каспийский свод сведений о Восточной Европе. Ч. I. М. 1962, стр. 28 - 29.

9 Согласно сведениям XVI в., "обычный путь в Сибирь шел через Чердынь вверх по реке Вишере, а оттуда через горы к реке Лозьве, впадающей в Тавду, и далее вниз по Тавде до Тобола и Иртыша" (Г. Ф. Миллер. Указ. соч., стр. 276).

стр. 207

Л. Л.). Каждый из них оставляет там товары, с которыми приехал, и возвращается на свою обычную стоянку. На следующий день они приходят снова для осмотра своего товара и находят насупротив него (известное количество) соболей, белок и горностаев. Если хозяин товаров доволен тем, что нашел насупротив своего товара, то он берет его, если же недоволен им, то оставляет его. Те, то есть жители "мрака", набавляют его (своего товара), часто же убирают свой товар, оставляя (на месте) товар купцов. Так (происходит) купля и продажа их. Те, которые ездят сюда, не знают, кто покупает у них и кто продает им, джины (духи) ли это или люди, и не видят никого"10 .

В литературе отмечалось, что приведенные выше арабские известия сродни по содержанию той части рассказа Гюряты Роговича11 , где сообщается следующее: "Югра же рекоша отроку моему: "Дивьно мы находихом чюдо ново, егоже весмы слышали преже сих лет, се третьее лето поча быти: суть горы зайдуче в луку моря, им же высота ако до небесе, и в горах тех кличь велик и говор, и секуть гору, хотяще высечися; и в горе той просечено оконце мало, и туде молвять, и есть не разумети языку их, но кажють на железо, и помавають рукою, просяще железа; и аще кто дасть им ножь ли, ли секиру, и они дають скорою противу. Есть же путь до гор тех не проходим пропастьми, снегом и лесом; тем же не доходим их всегда, есть же [путь] и подаль на полунощии"12 . Речь здесь также идет о немом торге с какими-то диковинными горными жителями на крайнем (приморском) севере Урала. Путь туда труден (согласно арабским писателям, позади Югры "нет пути, а находятся только мраки..., пустыня и горы, которых не покидают снег и мороз")13 . Есть, однако, путь и далее к северу (на Ямал?), равно как и в сообщении арабов: "Далее находится Черная земля, а в море водится рыба, клыки которой употребляются на различного рода поделки: ручки для кинжалов и т. д."14 .

Сравнивая эти данные, можно заметить, что при самой различной их письменной передаче первоисточник у них один - устные рассказы зауральских югричей о своих иноязычных северных соседях. Стоит ли этому удивляться, учитывая, что торговые люди из булгар и отряд, посланный Гюрятой Роговичем, побывали, хотя и в разное время, примерно в одном и том же районе югорского Зауралья?

Югричи представляются простодушными и словоохотливыми информаторами о диковинных явлениях и людях, населявших северную окраину их земли. Так, рассказывая новгородцам о людях, которые "секут гору, хотяще высечися", они, по сути дела, изложили бытующую по сей день на Уральском Севере легенду об "ушедшем в землю" - в горы и тундровые сопки - народе сиртя (у русских "чудь")15 . Через ходивших за Урал новгородцев до ладожского посадника Павла дошли некоторые мифологические повествования Югорской стороны, одно из которых и помещено было в "Повести временных лет" под 1114 г.: "И еще мужи старии ходили за Югру и за Самоядь, яко видивше сами на полунощных странах, спаде туча, и в той тучи спаде веверица млада, акы топерво рожена, и въезрастъши, и расходится по земли; и пакы бываеть другая туча, спадають оленци мали в ней, и възрастають и расходятся по земли"16 .

Разумеется, новгородские "мужи старии" не могли видеть, как из туч выпадали первородные белки и олени, а затем плодились и расходились по Земле. Все это лишь досужий рассказ самих новгородцев или своеобразная оценка ими пушных богатств Зауралья (там-де зверь прямо с неба падает), но в этом повествовании отразились и устойчивые поверья аборигенного населения. В частности, до последнего времени у народов Сибири сохранилось представление о "небесном олене" йотом, что обтянутый оленьей кожей шаманский бубен сам становится чудесным оленем, на котором шаман "ездит" в мифическую страну, где "светит семь солнц, где камень до неба достает"17 . Не

10 В. Г. Тизенгаузен. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. I. СПБ. 1884, стр. 297.

11 А. П. Ковалевский. О степени достоверности Ибн-Фадлана. "Исторические записки". Т. 35. 1950, стр. 285.

12 "Повесть временных лет". Ч. 1, стр. 167.

13 Б. Н. Заходер. Каспийский свод сведений о Восточной Европе. Т. II. М. 1967, стр. 62.

14 Там же. Т. I, стр. 29.

15 Подробнее см. Л. П. Лашук. Сиртя - древние обитатели Субарктики. "Проблемы антропологии и исторической этнографии Азии". Сборник статей. М. 1968; его же. Чудь историческая и Чудь легендарная. "Вопросы истории", 1969, N 10.

16 "Повесть временных лет". Ч. 1, стр. 197.

17 Л. П. Потапов. Обряд оживления шаманского бубна у тюркоязычных племен Алтая. "Труды" Института этнографии АН СССР. Т. I. М. - Л. 1947, стр. 180.

стр. 208

менее примечательно лопарское (саамское) предание "Олень не сын земли, он сын солнца.., это могут подтвердить старики: они знают, что первое оленье стадо спустилось с облаков"18 .

Со времен первых походов в Югру новгородцы считали эту страну своей волостью наряду с Пермью (Вычегодской) и Печерой; в договорных грамотах с князьями они всегда подчеркивали: "А ты волости дьржати мужи новгородьскыми; а дар от них имати"19 . Об отношениях между Новгородом и далекой Югорской волостью свидетельствуют и другие данные: в 1193 г. не желавшие войны югричи говорили пришлым воинам-данщикам: "Копим сребро и соболи и ина узорочья, а не губите своих, смьрд и своей дани"; в 1445 г. они же, смирившись (очевидно, после очередного карательного похода новгородцев), подтверждали: "Мы хотим вам дань даяти, а хотим счестися, и указати вам и станы и острова, уречища", то есть указать места и ловища, с которых полагалась дань20 . В XV в. участились столкновения между русскими и югричами, причем не последнюю роль в этом играла подстрекательская политика правящей верхушки сибирских татар, укрепившейся в городке Сибирь. В этой связи Иван III в 1483 г. направил большую рать за "Камень", которая разгромила вогульского князя Асыку на устье р. Пелыма. "А воеводы великого князя оттоле пошли вниз по Тавде реце мимо Тюмень в Сибирскую землю; воевали, идучи, добра и полону взяли много. А от Сибири шли по Иртишу реце вниз, воюючи, да на Обь реку Великую в Югорскую землю и князей югорских воевали и в полон вели"21 . В этом известии впервые совершенно определенно Югорской землей названо не только мансийское Зауралье, но и район нижнего течения Оби.

В 1499 - 1500 гг. отряды воевод Петра Ушатого и Семена Курбского с Северной Двины до бассейна Сосьвы "верст шли 4650", проникли с Печорского Щугора в Зауралье "через Камень щелью, а Камени в облаках не видити; а коли ветрено, ино облака раздирает; а длина его от моря и до моря"22 . "Вычегодско-вымская" летопись уточняет: "Князи Петр да Семен шедшу щелью до Ляпины (притока Северной Сосьвы. - Л . Л .) на Югру, да на Куду, а Василей на князей вогульских на Пелынь. Они же шедшу пеши зиму всю, города поимаша и земли их воеваша"23 . Любопытно свидетельство об этом походе из Разрядной книги 1501 г.: "От Камени шли неделю до первого городка Ляпина... Из Ляпина встретили с Одора (Обдора - низовье Оби. - Л. Л.) на оленях Югорские князи. А от Ляпина шли воеводы на оленях, а рать - на собаках"24 . Из приведенных текстов выясняется, что русские традиционно считали Югорской землей бассейн Северной Сосьвы, населенной манси, но знали также, что и Обдор и Куду (или Коду - область по Нижней Оби между Обдорским "княжеством" и Сибирской землей в бассейне Иртыша) занимали ханты. Вот почему все перечисленные области с угроязычным населением стали обобщенно называться Югорской землей.

Новгородцы располагали также некоторыми сведениями о северных соседях югричей - самояди, которые были как лесными (пэ-чера), так и тундровыми (лаптан-чера) жителями. Однако ранних письменных известий о них сохранилось очень мало. Известно, что лесные ненцы-печеряне платили дань Новгороду, а во второй половике XIV в. Дмитрием Донским были "пожалованы в кормление" Андрею Фрязину25 . К 1499 г. относится упоминание о том, что нижнепечорских тундровых "самоядцов за князя великого привели"26 . Однако сибирские (ямальские, надымские, пуровские, тазовские) самодийцы вплоть до начала XVII в. оставались независимыми. Тем больший интерес представляет первое этнографическое описание зауральской самояди - сказание "О человецех незнаемых на восточной стране" (конец XV - начало XVI в.). Этот литературный памятник, содержащий сведения о девяти племенах "незнаемых" людей "за Югорской землей", подвергался неоднократному научному анализу27 .

Остановимся прежде всего на достоверной части сказания. Освоившись на Нижней

18 С. Ф. Платонов. Прошлое русского Севера. Птгр. 1923, стр. 14.

19 "Грамоты Великого Новгорода и Пскова". М. - Л. 1949, стр. 9.

20 "Новгородская первая летопись". М. - Л. 1950, стр. 40 - 41, 425.

21 "Устюжский летописный свод". М. - Л. 1950, стр. 94.

22 Г. Ф. Миллер. Указ. соч., стр. 204.

23 "Историко-филологический сборник" Коми филиала АН СССР. Вып. 4. Сыктывкар. 1958, стр. 261.

24 Г. Ф. Миллер. Указ. соч., стр. 204.

25 "Грамоты Великого Новгорода и Пскова", стр. 143 - 144

26 "Историко-филологический сборник", стр. 264.

27 С. А. Токарев. История русской этнографии. М. 1966, стр. 36 - 39.

стр. 209

Оби, среди обдорских хантов, русские данщики и промысловики познакомились и с окружающей оленно-кочевой "обдорской" ("юрацкой", "каменской") самоядью - ненцами. Вот ее характеристика: "Во восточной же стране есть... Самоядь, зовома Каменьская: облежит около Югорские земли. А живут по горам по высоким, а ездят на оленях и на собаках, а платие носят соболие и оление; а ядь их мясо оленье да собачину и бобровину ядят"28 . Документы XVII в. добавляют, что самоядь - "люди кочевные..., живут по тундрам и на Камени, переезжая на оленях, а не в одном месте", проводя летнее время на Ямале; что главенствующее среди них объединение - "роду Карачей" (Харючи - "журавлиные люди"29 ). Из сказания известно и о другой самодийской группировке - мангазейских (тазовских) лесных энцах: "Сии же людие не великии возрастом, плосковидны, носы малы, но резвы велми и стрелцы скоры и горазди. А ездят на оленях и на собаках, а платье носят соболие и оление, а товар их соболи"30 . Далее сообщается о земле Баид, что "вверху Оби рекы великыя", причем "леса на ней нет, а люди, как и прочий человеци, живут в земли", то есть в каких-то земляночных жилищах. Следуя буквально за текстом "вверху Оби реки великыя", некоторые ученые (например, Д. Н. Анучин, С. А. Токарев) искали Баид на Алтае и Саянах. Однако само сказание помещает землю Баид в "той же стране" самоядской, в явно тундровой полосе: "Леса на ней нет". Поэтому вовсе не будет натяжкой, если страну и самодийский народ Баид, вслед за Г. Д. Вербовым и В. И. Васильевым, искать не в верховьях Оби, а восточнее реки Таз, на среднем течении Турухана, где в XVII в. обитала энецкая группа Бай31 .

Заслуживает внимания и еще один отрывок из сказания: "В той же стране, за теми людми, над морем, живут иная Самоедь такова: Линная словет, лете месяц живут в море, а сухе не живут того для"32 . Этот текст перекликается с распространенными среди самодийцев (нганасан, энцев, ненцев) мифологическими рассказами о морских жителях. Например, по нганасанской версии, "там, в воде, люди живут, нерымсы имя; без парок ходят люди"33 . Это - смутное воспоминание о неоленных охотниках и рыболовах, некогда занимавших побережье Карского моря. Данный довольно распространенный сюжет напоминает арабские известия о "береговых жителях", обитавших севернее Йуры. Этнически поглотившая этих аборигенов ямальская "кочевая самоедь" в начале XVII в. тоже "въезжает для рыбных ловель край моря и живет по островам"34 .

В сказании "О человецех незнаемых" повествуется еще о пяти совершенно легендарных группах самояди: о людях мохнатых; об имеющих рты на темени и совсем не говорящих; о самояди, умирающей зимой на два месяца; о безголовой самояди; наконец, о людях, что "ходят по под землею иною рекою день да нощь, с огни". Столь же легендарны сведения о людоедстве ("а гость к ним откуда приидет, и они дети свои закалывают на гостей, да тем кормят"), о шаманских действиях ("да есть у них таковы люди лекари: у которово человека внутри нездорово, и они брюхо режут да нутрь вымают"), о стране мертвых (где "старые люди с горы подле моря... идут плачющи множество их, и за ними идет велик человек, палицею железною погоняя их"). В этих баснословных сведениях Д. Н. Анучин пытался частично усмотреть реальную основу, взятую непосредственно из жизни самодийцев35 . Вероятно, кое в чем он был прав. Но в целом сверхъестественная часть сказания "О человецех", как это теперь ясно, находит близкие соответствия в мифологических сказках самодийского населения Крайнего Севера36 . Чтобы довести до сведения безымянного автора сказания такие этнографические подробности, его русские информаторы должны были хорошо знать быт и традиции аборигенов.

В XVI в. Московская Русь утвердила свою власть в землях от Урала до Енисея. После разгрома Кучумова царства в 1586 г. "ясаку положил [государь] на Сибирское царство и на Конду Большую, и на Конду на

28 А. Титов. Сибирь в XVII веке. М. 1890, стр. 6.

29 С. В. Бахрушин. Научные труды. Т. III. Ч. 2. М. 1955, стр. 5, 12.

30 А. Титов. Указ. соч., стр. 3.

31 См. В. И. Васильев. Лесные энцы. "Сибирский этнографический сборник". Вып. V. М. 1963, стр. 38 - 39.

32 А. Титов. Указ. соч., стр. 4.

33 Ю. Б. Симченко. Некоторые данные о древнем этническом субстрате в составе народов Северной Евразии. "Проблемы антропологии и исторической этнографии Азии", стр. 197.

34 С. В. Бахрушин. Научные труды. Т. III. Ч. 1. М. 1955, стр. 115.

35 Д. Н. Анучин. К истории ознакомления с Сибирью до Ермака. М. 1890.

36 См. Б. О Долгих. Мифологические сказки и исторические предания энцев. М. 1961.

стр. 210

меншую, и на Пелымское государство, и на Туру реку, и на Иртыш, и на Иргизское государство, и на Пегие Колмаки, и на Обь Великую, и на все городки на Обские, на девяносто на четыре городы"37 . В составе Русского государства оказалось разноязычное и разноплеменное население Западной Сибири. Однако и далее на восток, за енисейским рубежом, который русские землепроходцы вскоре безбоязненно переступили, тоже лежало еще немало земель, населенных множеством "незнаемых" людей.

37 См. Н. М. Карамзин. История государства Российского. Т. X. СПБ. 1843, прим. 44.