1. Борис Пастернак и Вольф Эрлих

Случайное знакомство Пастернака с молодым поэтом Вольфом Исидоровичем Эрлихом (1902 - 1944) имело для него глубокое, почти мистическое значение.

Это имя стало попадаться ему на глаза, когда Пастернак, по просьбе Цветаевой, собирал материалы, связанные с самоубийством Есенина. Она хотела написать поэму о Есенине, "род реквиема, наверное, или лирической трагедии", - объяснял Пастернак Г. Ф. Устинову, к которому 24 января 1926 года обратился за сведениями. "Напишите мне достоверности о смерти Есенина, - сообщал Пастернак в письме к нему слова Цветаевой. - Внутреннюю линию - всю знаю, каждый жест, - до последнего. И все возгласы, вслух и внутри. Все знаю, кроме достоверности. Поэма не должна быть в воздухе".1

Пастернак отправил Цветаевой вырезки из газет, но жаловался Устинову, что сам мало мог быть ей полезен: "Мы были с Есениным далеки. Он меня не любил и этого не скрывал, Вы это знаете. Много важного и едва ли не важнейшее можете сообщить Вы и Ваша жена, свидетели последних его дней и его последние собеседники (...) Вы о нем писали". В конце письма Пастернак просил: "Никому не говорите о том, что с таким запросом обращался к Вам я. У меня на то свои причины, они сложны не по моей воле, я их не стыжусь, но распространяться о них было бы утомительно, да и не к чему".2

Душевная сложность отношений Пастернака и Есенина объяснялась распространенным представлением об их соперничестве в поэтическом первенстве. Именно это имел в виду Пастернак, когда писал в "Охранной грамоте" (отрывок не вошел в окончательный текст): "...Из современников один Маяковский знал, что я не измышляю, утверждая, что скорое признанье совершенно не нужно мне. Именно в этом пункте не верил мне Есенин. Он вообще отрицал меня, и для его антипатий имелось много врожденных оснований. Я всегда признавал и даже уважал их естественную силу (...) И я не об антипатии, которую я принимал, как принимаю до


--------------------------------------------------------------------------------

1 Boris Pasternak: Letter to G. F. Ustinov / Publ. by Rimgaila Salys // Irish Slavonic Studies. 1989. N 12/13. Spring/Autumn. P. 42.

2 Ibid. P. 43.

стр. 230


--------------------------------------------------------------------------------

крайности неудачную, совершенно мне ненужную и чуждую по духу частность моего рожденья, но о том, что когда в беседе я говорил то, что думал, Есенин считал это с моей стороны кокетством. И вот только тот апломб, с которым он рассуждал всего увереннее в те минуты, когда давал мне наиболее яркие доказательства своего незнанья, и взрывал меня".3

Запросы о Есенине Пастернак посылал также П. Н. Лукницкому, который для этого опрашивал М. А. Фромана, М. М. Шкапскую, В. И. Эрлиха и др. Ему было известно также, что при составлении акта о смерти Есенина давали свои подписи Вс. А. Рождественский, Фроман, Эрлих и П. Н. Медведев.

Таким образом, имя Вольфа Эрлиха было для Пастернака неразрывно связано с Есениным. Вероятно, эта тема была основной и во время их первой встречи.

Эта встреча произвела на Пастернака необычайно сильное впечатление.

В конце сентября 1927 года он на неделю ездил в Ленинград и по возвращении писал родителям: "Одна вещь случилась в Ленинграде, никому с виду не заметная и не поддающаяся описанью. Она имеет величайшее и решающее значенье для меня. Для меня, то есть, еще уже: - для моего сердца закончилась и разрешилась моя давняя тяжба с Есениным, навязанная мне им самим при жизни. Может быть, я предвосхищаю событье, и оно еще разрастется и подтвердится, но кажется мне, что это уже исчерпано и сейчас через того самого мальчика (молодого поэта), которому Е(сенин) кровью написал стихи перед смертью.4 Я видел его и говорил с ним".5

Через несколько дней, 3 октября 1927 года, Пастернак подробно описал эту встречу Марине Цветаевой: "Когда я был в Питере, то мало где бывал и с кем видался. Ник. Тихонов затащил меня к себе. Он славный и настоящий, и очень мне мил. (...) Умный, существенный человек, хороший друг, без наигранной романтики. Очень просто и хорошо, не по-плебейски (тут начинаются мании с эстрады) управляется с именем и успехом. (...) Там читали, людей было очень немного. Собрались поздно, в одиннадцатом часу. Читал в теченье часа отрывки большой прозы поэт Конст. Вагинов, молодое дарованье, с которым там очень носятся. (...) Потом читали стихи, и пристали ко мне, прочесть хотя бы известные им вещи, потому что "чтенье мое не записано в граммофон, его нельзя завести, и они меня никогда не слыхали". Я прочел III-ю часть Шмидта. Среди присутствовавших оказался тот самый мальчик, которому Есенин кровью написал свое известное "До свиданья, друг мой, до свиданья". Действие, которое это чтенье на него произвело, ни он ни я не могли, конечно, оценить иначе, чем в том духе, что глухая тяжба покойного со мной разрешилась наконец, в эти несколько ночных и напряженнейших минут. Бесследно растворено, и становится преданьем то, что однажды довело меня до озверенья. Был шестой час утра, я возвращался с этим молодым полпредом того света на извощике с Петербургской стороны. Перед самым нашим носом развели мост, и пришлось стоять, пока проходили баржи, в широкой и неописуемой тишине забывшейся невской панорамы. В ее предрассветной сдержанности, в ее широковерстном отступленьи к самому крайнему берегу мыслимости и вообразимости было все, что когда-либо давали людям русская тонкость и загадочность. Я принадлежал ей вместе с тобой, с этим спящим берегом хотелось спать рядом, мне и сейчас не хочется и трудно говорить о нем, разбивать же эту далеко ушедшую, вытянувшуюся тень на отдельные дома и тени меня ничто не заставит. Но тут были и Пушкин и Блок и все, кого бы ты, родства ради, в этот час ни пожелала".6


--------------------------------------------------------------------------------

3 Пастернак Б. Собр. соч.: В 5 т. М., 1991. Т. 4. С. 785 - 786.

4 Стихотворение "До свиданья, друг мой, до свиданья..." впервые было опубликовано в статье Г. Ф. Устинова "Сергей Есенин и его смерть" (Красная газета. 1925. 29 дек.).

5 Письмо от 30 сентября 1927 года. Цит. по: Пастернак Б. Письма к родителям и сестрам. М., 2004. С. 355 - 356.

6 "Души начинают видеть". Марина Цветаева. Борис Пастернак. 1922 - 1936. М., 2004 (в печати).

стр. 231


--------------------------------------------------------------------------------

В ответ Цветаева писала 7 октября 1927 года: "Борис, выпила всю твою петербургскую ночь, вобрала и не захлебнулась. Всю Неву, всё небо над ней, все баржи с грузом (...) Рада за тебя и Есенина. Помирились".7

В этот знаменательный для Пастернака день он надписал Вольфу Эрлиху свой недавно вышедший сборник "Две книги. Стихи" (М.; Л.: Государственное издательство, 1927):

Милому

Вольфу Эрлиху

с искренней

растроганностью

Б. Пастернак

27/IX/278

В конце 1929 года Эрлих послал Пастернаку свою поэму "Софья Перовская" (Л., 1929) и только что вышедшие воспоминания о Есенине "Право на песнь" (Л., 1930). Пастернак писал о них Николаю Тихонову 5 декабря 1929 года: "Получил от Эрлиха обе книжки. Напрасно он стыдится "Перовской". За вычетом двух-трех действительных штампов, где он рассуждает о штампе, а не жертвует собой ради него, все в ней - настоящая поэзия. Она вообще без самопожертвованья немыслима. Я жертвовал собой и во имя прозрений и во имя традиции. Первое делалось, когда любилось легко и когда пристрастия дифференцировались. Когда одни любили одно, а другие - другое. Когда же настало такое положенье, когда все будто бы любят одно, а на самом деле ничего не любят, я полюбил традицию, чтобы не вовсе распроститься с этим чувством. Меня не может не трогать Перовская. Я сам все эти годы жертвую собой для штампа. Я знаю, что и это поэзия, мне это близко. Книжка о Есенине написана прекрасно. Большой мир раскрыт так, что не замечаешь, как это сделано, и прямо в него вступаешь и остаешься. Писать ему не буду. Не хочется размазывать в виде трактата и в упор человеку то, что тут сказалось коротко и гладко. Передай, что захочешь, и мою благодарность".9

Воспоминания Эрлиха о Есенине подверглись резкой критике в рецензии Г. Белова, появившейся в мае 1930 года в журнале "На литературном посту" (N 9). Он назвал книгу Эрлиха анекдотической по своей основе, тривиальной и поверхностной. В словах Пастернака об этой книге отразилось не только понимание мира, который создал молодой поэт в труднейшем жанре воспоминаний о погибшем друге, но и то освобождающее и чарующее впечатление, которое произвели на него встреча с Эрлихом и его рассказ об отношениях с Есениным.

Близкое знакомство Эрлиха с Тихоновым, с которым они вместе совершили в 1928 году путешествие по Армении, объясняло причину косвенной передачи благодарности Эрлиху за присылку книг, а в связи с поэмой "Софья Перовская" возник существенный разговор о жанре поэмы вообще, и в частности "Спекторского", последние главы которого были только что окончены. Эта тема, сформулированная в письме к Тихонову, вероятно, была затронута в несохранившемся письме Эрлиха Пастернаку и кратко упоминается в его ответе.

Разговор идет о сознательной переориентации "Спекторского" на традицию, на "штамп", по терминологии Пастернака, и его отказе от раннего периода поэзии, строившегося на "прозрениях". Необходимость этого поворота Пастернак объясняет коренными изменениями, происшедшими в обществе, когда искренний интерес к поэзии в ее разнообразии сменился безразличием и единообразием штампа.


--------------------------------------------------------------------------------

7 Там же.

8 McVay G. Pasternak and other poets: unpublished texts // Journal of Russian Studies. 1984. N 47. P. 30.

9 Пастернак Б. Собр. соч. Т. 5. С. 289.

стр. 232


--------------------------------------------------------------------------------

В этом случае приносимая поэтом жертва традиции остается единственно возможным выражением огня его любви, умирания и воскресения. Здесь сформулирована позиция, которая легла в основу нового периода в творчестве Пастернака, ознаменованного вскоре книгой "Второе рождение" (1930 - 1932).

Судя по сохранившейся записи Л. Я. Гинзбург, Тихонов не понимал и не одобрял новой позиции Пастернака и "с удовольствием передавал отзыв Маяковского (...) Спрашивает Маяковского, как ему "Спекторский". Маяковский плечами передернул: ""Спекторский"? Пятистопным ямбом писать... За что боролись?.." и Тихонов добавляет: "В самом деле, за что боролись? "Спекторский" похож на поэмы Фета. Не стихи, а именно поэмы"".10 Причем надо иметь в виду, что об ориентированности поэтической формы "Спекторского" на поэму Фета "Сон" Тихонов узнал от самого Пастернака.

Публикуемое ниже письмо Пастернака Эрлиху хранится в Рукописном отделе Пушкинского дома (ИРЛИ. Ф. 697 (Архив В. И. Эрлиха). Ед. хр. 42).

Письмо явилось ответом на телеграфный перевод гонорара за включенный в журнал при "Красной газете" материал. Пастернак горячо отозвался на этот неожиданный "рождественский" подарок, так как находился в то время в тяжелом материальном положении: он оказался перед необходимостью вернуть полученный год тому назад аванс за поэму "Спекторский", которую "Ленгиз" собирался выпустить отдельной книгой. Представленный в декабре 1929 года полный текст не удовлетворил издательство, которое потребовало переделок, выявляющих ее "идеологическую направленность". Пастернак решительно отказался от этого, и договор был расторгнут. Вместо ожидаемых выплат он оказался должен крупную сумму, погашение которой растянулось на два года.

Пастернака растрогала заботливая осведомленность Эрлиха об этих обстоятельствах. Информация была предоставлена ему Тихоновым, которому в цитированном выше письме от 5 декабря 1929 года Пастернак намекал на "идеологические" претензии к "Спекторскому" в "Ленгизе".

Благодарность Эрлиху за публикацию немедленно переходит в письме Пастернака в протекцию другому писателю, уроженцу Симбирска Николаю Николаевичу Ильину (1886 - 1944), выступавшему под псевдонимом Н. Нилли. С Пастернаком он начал общаться в 1920-е годы. Еще в 1915 году пробовал дружить с Есениным, сблизился с Николаем Клюевым, который был одно время членом Симбирского отделения крестьянских поэтов. В 1917 году Ильин организовал в Симбирске Дом народного творчества, выпускал журнал "Самородок", печатался в "Записках Передвижного театра". В семнадцатом выпуске "Записок..." (январь 1919 года) он писал: "Литература всегда скрывала от нас творца, человека, окутывала его какой-то тайной. Письма писателей - это выход писателей из творческих условностей, из творческой тайны на простор жизни и людей". В 1922 году издал в Симбирске книгу стихов "Глаза, обращенные к солнцу".

Сохранилось три письма Пастернака к Н. Н. Ильину 1930 - 1931 годов. Первое из них (конец января 1930 года) свидетельствует о том, что Ильин просил походатайствовать о нем перед Эрлихом. "Эрлиху написал давно, вскоре после Вашего отъезда, - сообщал Пастернак, - и как раз в том духе, как было уговорено".11

Публикуемое далее письмо расширяет наши представления об интересе к Пастернаку со стороны поэтов младшего поколения и о его собственном доброжелательном отношении к представителям самых разных направлений в литературе, желании понять их взгляды и стремления и, может быть, поддержать своим авторитетом.

(9.1. 1930 Москва)12


--------------------------------------------------------------------------------

10 Гинзбург Л. О новом и старом. Л., 1982. С. 355.

11 РГАЛИ. Ф. 1892. Оп. 1. Ед. хр. 5.

12 Датируется по штемпелю на конверте.

стр. 233


--------------------------------------------------------------------------------

Дорогой мой Вольф!

Вы и не знаете, как выручили меня, а еще выражаете боязнь, не поступили ли бесцеремонно! Разумеется я сразу ничего понять не мог, по данным телегр(афного) перевода; и вдруг меня осенило, что при тесной собранности литературного Ленинграда, это кто-нибудь из молодых, и - поэт, которому нелепая безвыходность моего положенья должна быть известна по посещеньям Ленгиза. Я стал перебирать возможных кандидатов на эту рождественско-новогоднюю, - (по Дик(к)енсу), вакансию. И зимнюю сказочность комбинации я уже постиг и разгадал (т. е. я целиком предвосхитил все Ваше письмо 13 ), когда бывший у меня в это время В. Каверин, без всякой связи с происшедшим, - п(отому) ч(то) я не сразу объяснил ему, зачем отлучался в кухню, - рассказал о новом журнале, предположенном к выпуску при "Кр(асной) Газете", и о Вас, как его лит(ературном) редакторе. Таким образом, единственно достойный кандидат был утвержден и найден.

И в Вашем письме меня всего более тронуло его построчное соответствие ходу моей догадки. Я его прочел так, точно в нем дано не объясненье дел, а моего озаренья. И мне в первую минуту хотелось ответить Вам, что Вы не ошиблись, что так все и было, и просто удивительно, как Вы догадались и сумели все это описать из другого города Ах как это хорошо, и сколько во всем этом знаменательного для Вас!

Вот Вы о Перовской. А Спекторский? Но не следует унывать.

Матерьяльная стесненность моя не кончилась. Хуже всего то, что мне придется выжимать из сделанного еще больше, чем до сих пор. Вероятно я не дам продолженья) "Охр(анной) Гр(амоты)" в Звезду14 (это не для передачи; когда нужно будет, я сам о том напишу). Просить у них больше, чем давали - недопустимо; я этого себе не могу позволить, п(отому) ч(то) кругом у них блистательные прозаики и обращаться почти что к ним самим с просьбой, чтобы они себя обделяли в мою пользу - было бы нелепейшей претензией. А все это безо всякой неловкости дадут мне здесь.

Итак, Вам Н(иколай) С(еменович) передал о безразличии того, в какую сторону направлено самопожертвованье поэта?15 Косвенным путем это было легко сказать, не размусоливая. Вы можете быть счастливы и гордиться тем, что Ваш случай наводит именно на эти мысли о поэзии, а не на десяток других, более поверхностных, поводом для которых служит множество нынешних стихов, и часто не плохих. Потому что важно и это, т. е. то, какому уровню сужденья подсуден художник, в каком именно этаже приходится разбирать его дело. И тут уже удача или неудача, виновность или невинность становятся видоизмененьями судьбы, не более того. Ваши слова о Перовской находятся со всем этим в согласьи, Вы это понимаете.

Был у меня Ваш земляк Нилли.16 Пора бы ему в люди. Нельзя ли ему в этом помочь? По-моему он - заслуживает. Собирается послать Вам воспоминанья о зиме 21 - 22 г(ода), проведенной в Ленинграде, с портретами, - как говорит он, виднейших серапионовцев и других. Этой его тетради не видал. В первой, виденной, много хорошего. Подоплека у него чудеснейшая, и странно, что он до сих пор так и не видал от нее прока.

Ответить Вам следовало совсем по-другому, но так всегда бывает, когда отвечаешь не вовремя. Привет всем.

Ваш Б. П. Не найду В(ашего) адреса; посылаю по Тихоновскому.


--------------------------------------------------------------------------------

13 Здесь и далее в настоящей публикации слова, выделенные нами курсивом, подчеркнуты Пастернаком.

14 Первая часть "Охранной грамоты" незадолго до того была опубликована в журнале "Звезда" (1929. N 8), вторая и третья были отданы в "Красную новь" (1931. N 4, 5 - 6).

15 Эта тема была сформулирована в письме к Н. С. Тихонову от 5 декабря 1929 года. См. об этом во вступительной заметке.

16 Имеется в виду Н. Н. Ильин. См. о нем во вступительной заметке.

стр. 234


--------------------------------------------------------------------------------

Кроме этого письма, сохранилась фотография Пастернака со следующей дарственной надписью Эрлиху на обороте:

Вольфу Эрлиху.

("Там разводили облака
Вторую ночи половину..."
Н. Тихонов

Когда разводят мост)

В память душевной путаницы,
которой он послужил внезапно
воплощенным и отныне дорогим
разрешеньем.
Б. Пастернак17

2. Борис Пастернак и Самуил Алянский

Деятельность Самуила Мироновича Алянского (1891 - 1974) в первую очередь связана с созданием издательства "Алконост" (1918 - 1923), в котором выходили книги Александра Блока, Анны Ахматовой, Андрея Белого. В 1922 году он выпустил сборник "Серапионовы братья". В журнале "Записки мечтателей", выходившем в "Алконосте", печатались стихи русских символистов, литературная критика и пр. Главной заслугой Алянского было издание послереволюционных произведений Блока и посмертного собрания его сочинений. Последний, шестой номер "Записок мечтателей" был целиком посвящен памяти Блока, который был душой издательства "Алконост" и для которого оно было создано. В конце жизни Алянский выпустил книгу "Встречи с Александром Блоком" (1969), писавшуюся им на протяжении многих лет.

При деятельном участии Алянского в 1929 году было организовано "Издательство писателей в Ленинграде", где под его непосредственным руководством публиковались книги К. А. Федина, А. Н. Толстого, О. Д. Форш, Н. С. Тихонова и др. Алянский пользовался славой делового человека, прекрасно знал полиграфическую сторону издательского дела. Поэтому книги "Издательства писателей в Ленинграде" отличались высоким качеством оформления и иллюстрирования.

В годы пребывания Алянского на посту заведующего были задуманы четыре издания книг Бориса Пастернака: "Охранная грамота" (1931), "Девятьсот пятый год" (1932), собрание сочинений, первый том которого вышел под названием "Стихотворения в одном томе" (1933), и "Повесть" (1934).

Алянский пробыл заведующим редакцией до 1932 года и успел издать только первую из названных книг, но все последующие публиковались по составленному им плану и в соответствии со старыми договоренностями. Преемником Алянского на этом посту был Григорий Эммануилович Сорокин. В его архиве сохранились публикуемые ниже пять писем Пастернака к Алянскому как инициатору названных изданий, относящиеся к 1931 - 1932 годам (ИРЛИ. Ф. 519 (Архив Г. Э. Сорокина). Ед. хр. 412). В письмах к Сорокину Пастернак обсуждает заявленные Алянским издательские намерения, осуществленные позже или неосуществленные вовсе, такие, как иллюстрированное издание "Повести" и собрание сочинений. В предисловии к публикации писем Пастернака к Сорокину А. В. Лавров привел обзор писем к Алянскому с широким их цитированием.18


--------------------------------------------------------------------------------

17 ИРЛИ. Ф. 697. Ед. хр. 42.

18 См.: Пастернак Б. Л. Письма к Г. Э. Сорокину / Публ. А. В. Лаврова, Е. В. Пастернак и Е. Б. Пастернака // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1979 год. Л., 1981. С. 199 - 201.

стр. 235


--------------------------------------------------------------------------------

Председателем правления "Издательства писателей в Ленинграде" был выбран К. А. Федин, с которым у Пастернака к этому времени завязались дружеские отношения. В члены правления входили М. Л. Слонимский и И. А. Груздев, который с начала 1920-х годов, будучи редактором альманаха "Ковш", а потом журнала "Звезда", печатал по главам "Спекторского" и "Девятьсот пятый год". Именно через него первоначально Пастернак вел свои объяснения с издательством по поводу пересылки рукописи "Охранной грамоты", которую Алянский предложил ему выпустить отдельной книгой.

"Дорогой Илья Александрович! - писал Пастернак Груздеву 3 марта 1931 года. - "Охранная Грамота" сейчас вся в переписке, на днях получу ее отремингтонированной и перешлю Вам. Евг. Ив.19 выразил готовность отвезть ее, но не знаю, поспеет ли к дню его отъезда машинистка. Я не умею исчислять листов по рукописи, но думаю, что в вещи не меньше 5-ти п. л., а может быть, и все шесть. - Условий "Кн(игоиздательс)тва" не знаю. Выясните их, пожалуйста, и сообщите мне по адресу Бориса Андреевича".20

Пастернак в это время жил у Б. А. Пильняка на Ямском Поле. Замятин, с которым тогда у него завязались теплые дружеские отношения, уехал, не дождавшись перепечатки рукописи, и она была выслана только 21 марта. Посылка сопровождалась подробными объяснениями, обращенными к Груздеву: "По прочитке известите, пожалуйста, о полученьи. Красным карандашом перечеркнуты места, вызвавшие опасенья ответственной редакции "Красной Нови". Это следы внутренней товарищеской цензуры, более стеснительной, чем общая, ибо - полюбовной и взаимообязывающей. Думаю, что страницы о монархии, например, вполне восстановимы. Разрешенье о выпуске вещи отдельным изданием сегодня испрашиваю в ГИХЛ'е. Когда получу, протелеграфирую Вам. Если не ограничат тиража, выпускайте в 10 000-х. Обязательно выговорите аванс при подписаньи з размере четверти суммы. Нуждаюсь в деньгах по некоторым причинам больше, чем обычно, и с большей срочностью. Куда и кому перевести, сообщу, когда выяснятся предварительные частности, как - разрешенье ГИХЛ'а, Ваши издательские предположенья и пр. Может быть, частью аванса придется погасить задолженность в "Звезде", может быть - из денег следующего срока".21

Пастернак считает нужным предупредить издательство о сделанных в журнальной публикации сокращениях (Красная новь. 1931. N 4, 5, 6). Выкинутые "товарищеской цензурой" места не удалось восстановить и в ленинградском издании. Кроме "страниц о монархии" в третьей части, были выпущены также рассуждения из второй части о Венецианской республике и ее "bocca di leone" на лестнице цензоров, в которой "загадочно" исчезали неугодные власти лица, и несколько более мелких.

О разрешении на издание "Охранной грамоты" отдельной книгой, которое нужно испросить у ГИХЛ'а, Пастернак напоминал и в следующем письме Груздеву от 25 марта, когда оно уже было получено. Речь идет о готовившемся в ГИХЛ'е сборнике прозы Пастернака, куда должна была войти и "Охранная грамота". Сборник под названием "Воздушные пути" вышел в свет только в 1933 году и без "Охранной грамоты".

Упоминаемая в письме Груздеву задолженность в "Звезде", которую Пастернак надеялся покрыть за счет аванса из "Издательства писателей в Ленинграде", образовалась потому, что "Ленгиз" расторг договор на издание "Спекторского", не получившего одобрения редакции из-за идеологического несоответствия ее требованиям.


--------------------------------------------------------------------------------

19 Имеется в виду Е. И. Замятин, который входил в число учредителей "Издательства писателей в Ленинграде".

20 Пастернак Б. Письма к И. А. Груздеву / Публ., вступит, статья и прим. Е. В. Пастернак // Звезда. 1994. N 9. С. 105.

21 Там же.

стр. 236


--------------------------------------------------------------------------------

Договор на "Охранную грамоту" Пастернак получил 9 апреля. Его огорчал только маленький тираж в 6200 экземпляров. "Не почтите нескромностью, - но думаю, что разошлись бы и все десять", - писал он Груздеву 5 апреля.22

Расположение "Издательства писателей в Ленинграде" подтолкнуло Пастернака к следующему шагу в их отношениях. И одновременно с перепиской по поводу "Охранной грамоты" приезжавший в Москву в начале мая 1931 года Алянский затеял с Пастернаком разговор об издании собрания его сочинений. Дело в том, что в "Издательство писателей в Ленинграде" поступило предложение Горького напечатать серию избранных поэтов, от Державина до Блока и Пастернака. Это были первые планы создания серии "Библиотека поэта". Входившая в число учредителей издательства Е. М. Тагер вызвалась передать Алянскому конкретные уточнения этого плана и заявление Пастернака.

"Дорогой Илья Александрович! - писал Пастернак Груздеву 16 мая 1931 года. - Здесь Ел. Мих. Тагер. Я передал ей заявленье на имя Издательства с предложеньем собранья сочинений. Я надеялся попасть в Ленинград нынешней весной и тогда точнее сговориться, и потому затягивал сдачу заявленья. Не знаю, как сложатся у меня обстоятельства. Если другой причины или придирки для поездки не будет, я верно не поеду".23

Теперь деловая переписка ведется непосредственно с заведующим издательством Алянским, но задержка ответа от него вновь толкает Пастернака к Груздеву: "25. VI. 31. Дорогой Илья Александрович! Вот и снова беспокою Вас по деловому поводу. Писал Алянскому, чтобы избавить Вас от беспокойств, но от С. М. ни ответа ни привета. Это тем более удивительно, что в личной беседе с ним я предупредил его в конце мая о вероятно-неизбежном у меня осложненьи к середине июня и заручился его обещаньем, что к этому сроку все будет выяснено и улажено без моего напоминанья. Вот к чему сводится просьба моя: мне хотелось бы, чтобы мне ответили, в каком отношении должны измениться мои расчеты. Все это очень досадно. Меня зовут на Кавказ, и поездка откладывается из-за неизвестности и, связанным с этим ожиданьем, отсутствием денег. (...) Как чудно было бы, если бы издательство помогло мне и ускорило мою поездку".24

По сохранившимся письмам Пастернака Алянскому отчетливо прослеживается внимательное отношение издателя к автору и к взятым на себя обязательствам, и хотя их содержание касается гонорарных выплат, правки корректур, времени выхода книг и других обстоятельств издания, сквозь деловой тон пробивается становящийся все более дружественным характер завязавшихся отношений.

Упоминавшееся выше расторжение договора с "Ленгизом" на публикацию "Спекторского", цензурованное издание которого вышло через год в Москве, было существенным сигналом ужесточавшейся идеологической политики. За этим последовали сокращения в "Охранной грамоте", которая тем не менее была встречена резкой критикой писательской общественности и осуждена как "попытка буржуазного реставраторства в искусстве",25 что стало причиной исключения ее из сборника "Воздушные пути". Одновременно Пастернак был извещен о запрещении Культпропом ЦК издания его собрания сочинений, предложенного Алянским. Уже набранный том "Издательству писателей в Ленинграде" все же удалось отстоять и опубликовать как "Стихотворения в одном томе".

Нигде нет никаких указаний на причины ухода Алянского в 1932 году с места заведующего "Издательством писателей в Ленинграде" на роль редактора в "Молодой гвардии". Мог ли С. В. Белов, опубликовавший в 1979 году книгу "Мастер книги. Очерк жизни и деятельности С. М. Алянского", объяснять этот уход влиянием


--------------------------------------------------------------------------------

22 Там же. С. 106.

23 Там же.

24 Там же. С. 107.

25 Литературная газета. 1931. 18 дек.

стр. 237


--------------------------------------------------------------------------------

критической кампании, поднявшейся после выхода в свет "Охранной грамоты"? В перечне книг, объявленных апологетикой буржуазного искусства, находились также выпущенные этим издательством "Сумасшедший корабль" О. Форш и "Художник неизвестен" В. Каверина. Представляется вполне вероятным, что "Издательство писателей в Ленинграде" вынуждено было из чувства самосохранения пожертвовать Алянским, или, что то же самое, Алянский ушел, желая снять со своего издательства опасные обвинения.

Узнав от бывшего в Берлине А. В. Луначарского о готовящемся собрании сочинений своего сына, Л. О. Пастернак писал ему 11 января 1933 года: "Между прочим: по их словам - предпринимается издание в пяти томах (?!) собрания твоих сочинений. (...) Я этому искренне посмеялся: "Какие пять томов?! удивился я, - у него ведь несколько всего необъемистых книжек, мне известных?!""26

Борис Пастернак с грустью отвечал отцу 5 марта 1933 года: "Рано радовались вы собранью моему: его запретили. Кроме того, запретили на днях второе издание "Охранной грамоты", посвященной памяти Рильке. Хотя все эти неприятности ничтожны по сравненью с тем, как тут люди живут, я все же напишу Горькому, как ни тяжело мне и это".27

Самым тяжелым было то, что расторжение договора на издание собрания сочинений обрывало работу над романом, который Пастернак так и не смог окончить. Это было продолжение "Повести", напечатанной в 1929 году.

"И большим, уже сказавшимся для меня, счастьем было то, что начал я далекую эту затею в нетронутой еще иллюзии того, что собранье будет выпускаться, - писал Пастернак Горькому 4 марта 1933 года, - оно меня на этот срок или хотя бы на полсрока обеспечивало. Алексей Максимович, нельзя ли будет сделать для меня исключенья, из тех, что ли соображений, что разнотомного собранья у меня еще не было, что (формально) первое оно у меня? Говорю - формально, потому что арифметически, оно конечно собирается частью из уже ранее выпущенного частью из переиздаваемого. Однако ряду товарищей, то же обстоятельство не помешало выходить собраньями - я не знаю, кому точно, но напр. Асееву и Жарову - кажется мне, но м. б. я ошибаюсь. Да и не в том дело".28

Времена переменились, и Горький, выдвинувший в 1931 году кандидатуру Пастернака в список предлагаемых собраний, теперь оставил его просьбу без ответа.

Последним этапом отношений Пастернака с "Издательством писателей в Ленинграде" было задуманное еще Алянским издание "Повести", текст которой Пастернак выслал только в мае 1933 года, потеряв надежду на ее скорое продолжение. "...Нужна ли Вам "Повесть"? - спрашивал он Сорокина 17 мая 1933 года. - Теперь я могу ее выслать. Вышло ли что-ниб(удь) с Фаворским или он отказался?"29

"Повесть" была издана в 1934 году с иллюстрациями В. Конашевича.

Письма к Алянскому относятся к очень напряженному периоду жизни Пастернака, времени его горячей влюбленности в Зинаиду Николаевну Нейгауз, поездки с ней в Грузию, возвращения из-за границы его первой жены с сыном, необходимости крупных заработков для поддержания одновременно двух семей, резкой критики, встретившей издание "Охранной грамоты" и пр. Еще в 1929 году в связи с коллективизацией в деревне были введены карточки на продукты, рост цен и возраставший в стране голод не давали Пастернаку возможности покрывать текущие расходы предусмотренными по договору с Алянским регулярными ежемесячными выплатами. Письма Пастернака содержат тревожные признаки жизненных трудностей тех лет.


--------------------------------------------------------------------------------

26 Пастернак Б. Письма к родителям и сестрам. С. 569.

27 Там же. С. 572.

28 Борис Пастернак в переписке с Максимом Горьким / Публ. Е. Б. и Е. В. Пастернаков // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1986. Т. 45. N 3. С. 282.

29 Пастернак Б. Л. Письма к Г. Э. Сорокину. С. 218.

стр. 238


--------------------------------------------------------------------------------

1

12. VIII. (19)31

Глубокоуважаемый Самуил Миронович!

Т(ак) к(ак) все три письма: открытка, заказное с договором30 и спешное с гранками31 пришли сюда одновременно, то не удивитесь, если и мое спешное отправленье пропутешествует дней восемь-десять.

Распорядитесь, пожалуйста, чтобы все исправленья были сделаны аккуратно и попутно не повлекли новых опечаток.

Обложку дайте, пожалуйста, простую, строгую, одноцветную, без иллюстративных украшений, смещений или изломов.32 - Сколько авт(орских) листов оказалось в книге?33

Договор подписал. Не знаю, местная ли это особенность Кавказа или это волна вдруг усилившегося всеобщего вздорожанья, действие которой я наблюдаю тут на юге, но тут совершенно фантасмагорическая дороговизна, не менее чем вдесятеро против весны обесценивающая мои заработочные ресурсы. Если такой скачок случился и у нас на севере, я должен буду по возвращеньи в Москву подумать об изменении своих тарифов, что сделают верно и все, т(ак) что я в одиночестве не останусь. Хотя, если бы это наблюдалось повсеместно, Вы такой катастрофический рост цен учли бы в договоре и сами, - (я уверен), - я предпочел бы договора на следующие томы подписать через месяц-полтора, по возвращеньи в Москву, где мне все было бы виднее.

Деньги (300 р(ублей)) за "Охр(анную) Гр(амоту)" получил, благодарю Вас. Обещанные 400 (рублей) (по договору за 1-й том) прошу выслать при первой возможности, - я в них нуждаюсь.

Благодарю Вас за все и крепко жму руку.

Уважающий Вас

Б. Пастернак

12. VIII. (19)31 Тифлис Коджоры, гост(иница) Курорт, комн(ата) 8.

2

7. IX. (19)31 (Тифлис)

Глубокоуважаемый Самуил Миронович!

На днях уезжаем из Коджор к морю,34 адреса еще не знаю, и до его сообщенья ничего мне сюда не отправляйте, когда же переберемся, и адрес установится, телеграфное сообщенье его будет в то же время просьбой об очередном переводе. Крепко жму Вашу руку. Всего лучшего.

Ваш Б. Пастернак


--------------------------------------------------------------------------------

30 Договор на первый том был подписан 2 августа 1931 года, согласно ему была представлена рукопись объемом 3000 стихотворных строк.

31 Имеется в виду корректура "Охранной грамоты".

32 Обложка была выполнена художником М. Кирнарским. Она делилась на две половины: черную и синюю; прямой простой шрифт: по верхнему краю - имя автора, по нижнему - название.

33 После цензурных сокращений в книге осталось всего четыре печатных листа.

34 С середины сентября по середину октября Пастернак пробыл в Кобулетах.

стр. 239


--------------------------------------------------------------------------------

3

(22. 10. 31 Москва)35

Глубокоуважаемый Самуил Миронович!

Вчера я вернулся в Москву. Спешу принести Вам искреннейшую благодарность за быстроту и аккуратность летних сношений издательства со мной, особенно оцененную мною в дороге. Большое спасибо. Вы меня очень бы обязали, если бы сообщили мне, в каком положении все наши дела: 1) состоянье наших расчетов по сей день, 2) скоро ли выйдет "Охр(анная) Гр(амота)", 3) как задумано собранье (вплоть до внешних мелочей - как-то: план, формат, характер обложки и пр. и пр.). Вообще, напишите все, что знаете из касающегося меня и того, что Вам может показаться уже мне известным, т(ак) к(ак) при продолжающейся глухости моего режима менее всего о себе знаю я сам. Кроме того, я только что с вокзала. Если будет нетрудно, переведите также и взнос за октябрь. С нетерпеньем жду письма от Вас. Крепко жму Вашу руку. Еще раз большое спасибо Вам и товарищам!

Ваш Б. П.36

4

(29. 10. 31 Москва)37

Глубокоуважаемый Самуил Миронович!

Я Вам написал открытку так недавно, что удивляться отсутствию ответа еще слишком рано, и скорее наоборот, в надежде предупредить его и успеть задать Вам несколько новых вопросов, пишу Вам эти несколько слов. Главное. - Не думаете ли Вы побывать в Москве, и если да, то когда именно? Мне надо было бы с Вами о многом посоветоваться. Так, напр(имер), "Спекторский", как говорят, разошелся в 6-ти тысячах в теченье 1 1/2 месяцев, и мне советуют его переиздать. Я не знаю, совместимо ли это с полным собраньем? В "Гихле" бумаги нет, и верно, можно было бы их склонить отступиться от их дополнительных прав.38 Второе изданье можно было бы предложить Вашему Изд(атель)ству или Федерации или Моск(овскому) Т(оварищест)ву. Можно ли все это сделать без вреда для собранья и как это поставить. Как-то надо бы этими и рядом аналогичных возможностей воспользоваться. На одни периодические выплаты Вашего издательства в их настоящем размере мне не просуществовать. И пр. и пр. Напишите же мне.

Ваш Б. П.

400 р(ублей) получил, спасибо.39


--------------------------------------------------------------------------------

35 Открытое письмо. Датируется по почтовому штемпелю.

36 Письмо впервые опубликовано в преамбуле к переписке Пастернака с Г. Э. Сорокиным (Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1979 год. С. 200).

37 Открытое письмо. Датируется по почтовому штемпелю.

38 "Спекторский" был издан в ГИХЛ'е за полтора месяца до этого, и Пастернак интересовался, не противоречит ли переиздание договору на полное собрание сочинений, и если нет, то можно ли, в случае уступки ГИХЛ'ом своих прав, передать его кому-нибудь другому, например, тому же "Издательству писателей в Ленинграде".

39 Приписка сделана сбоку красными чернилами. Ср. письмо 1 в настоящей публикации, где речь идет об этих 400 рублях.

стр. 240


--------------------------------------------------------------------------------

5

16. II. (19)32 (Москва)

Дорогой Самуил Миронович!

Если Ваш ответ не в пути уже, ответьте мне, пожалуйста, по адр(есу) Москва Гоголевский бульв(ар) д. 8 кв. 52.40 Сюда же переведите, пожалуйста, и январские деньги, замедленье их дает себя чувствовать. Если "Поверх барьеров" еще не набрано, то выкиньте из книжки, с которой будут набирать, страницы 89 - 96, т. е. 4 стихотворенья: обе баллады, Смерть поэта и Ирпень. Все это я хочу перенесть в новую книгу, куда это просится (и естественно войдет) по времени написания, содержанию и пр. и пр.41 Порадуйте меня чем-нибудь, напишите. Крепко жму Вашу руку.

Ваш Б. Пастернак Относительно переноса стихов - решенье твердое и очень нужное.


--------------------------------------------------------------------------------

40 Адрес переменился из-за приезда в Москву первой жены Пастернака с сыном. Освобождая для нее комнаты на Волхонке, где он жил с Зинаидой Николаевной Нейгауз, Пастернак переехал на квартиру своего брата.

41 Во втором издании книги "Поверх барьеров. Стихи разных лет" (М., 1931) названные здесь четыре стихотворения 1930 года составляли открывавший ее цикл "После Ирпеня". Пастернак просит в новом издании включить их в последний раздел тома под названием "Волны" (соответствующий книге "Второе рождение", составленной из стихов 1930 - 1932 годов).

стр. 241