Публикуемые в настоящей подборке предварительные версии словарных статей1, предназначенных для последнего, пятого тома словаря "Славянские древности" (т. 1 - 1995; т. 2 - 1999; т. 3 - 2004; т. 4 - 2009), посвящены низшей мифологии славян - одному из важнейших фрагментов архаической картины мира. Этой теме уделено весьма заметное место в уже изданных выпусках словаря, где дается представление не только о персонажах народной демонологии, их облике, типичных занятиях, вредоносных действиях, применяемых людьми способах защиты от них (ср. статьи Банник, Берегини, Босорка, Вампир, Ведьма, Вештица, Вила, Водяной, Волколак, Двоедушники, Домовой, Духи атмосферные, Духи домашние, Духи локусов, Здухач, Змей, Змора, Кикимора, Колдун, Ламя, Мавка, Марена, Ночницы, Покойник "заложный", Русалка, Оборотничество, Оберег, Подменыш, Порча, Сглаз и др.), но и обо всем комплексе мифологических представлений о мире: о демонических или сверхъестественных свойствах растений (ср. статьи Бузина, Верба, Омела, Осина, Разрыв-трава), и животных (Змея, Кукушка, Мышь, Паук, Петух, Пчела), мифологии природных явлений (молнии, грома, дождя, ветра, засухи, радуги, огня, воды, солнца и луны, единиц времени и др.), людей (ср. Инородец, Кузнец, Мельник, Музыкант, Охотник, Пастух, Повитуха, Ребенок внебрачный и др.), болезней (Бессонница, Лихорадка, Оспа, Холера и др.), праздников (ср. Иван Купала, Святки) и т.д. и даже христианских персонажей - так называемых "святых-демонов" (см. Герман, Касьян, Люция, Пятница, Святые и др.).

В словаре представлены как общеславянские, так и некоторые ограниченные в своем распространении персонажи и мотивы народной демонологии (см. Босорка, Богинка, Перхта, Полудница и др.), как относящиеся преимущественно к устной фольклорной традиции, так и восходящие к книжной христианской и апокрифической традиции (см. Алконост, Бес, Василиск, Див). Помимо словаря, эта проблематика широко представлена в других работах коллектива авторов - монографиях и статьях. См. прежде всего монографию Л. Н. Виноградовой "Народная демонология и мифо-ритуальная традиция славян" (М., 2000), а также библиографию "Славянская этнолингвистика" (М., 2008. Изд. 2). В настоящее время готовится к изданию систематизированная коллекция мифологических текстов из "Полесского архива", хранящегося в Институте славяноведения. Тесты записаны участниками полесских экспедиций 70-х и 80-х годов прошлого века, работавших под руководством Н. И. Толстого, а также их последователями и коллегами из других научных центров. Составители и комментаторы данного свода - Л. Н. Виноградова и Е. Е. Левкиевская. Первый том этого труда находится в печати.

СТРИГА, стригонь - мифологический персонаж, известный в поверьях приморских областей Словении, Хорватии, Черногории, а также в Моравии, Словакии, южной Польше. По своим характеристикам сближается с ведьмой и

1 См. "Славяноведение": 1993, N 6; 1994, N 2, 5; 1995, N 3; 1996, N 5; 1997, N 4, 6; 1998, N 6; 1999, N 6; 2001, N 2; 2002, N 6; 2003, N 6; 2004, N 6; 2005, N 6; 2006, N 6; 2007, N 6; 2009, N 6. Работа выполнена в рамках проекта РГНФ 08 - 04 - 00053а.

стр. 41
колдуном, либо с "ходячим" покойником, вампиром, двоедушником. Славянские названия (словен. štriga, štrija, štrigun; хорват, striga, štriga, štrigna, štrigo, štrigon; черногор. штрига, штригна; морав. střiha; словац. striga, stryga, пол. strzyga, strzygonia, strzygoń, strzyg) восходят к лат. striga 'колдунья' и strix 'сова ушастая, филин, мифическая ночная птица, вредящая новорожденным' и имеют параллели в греческом, албанском, румынском языках. Редко встречающееся в украинских лемковских говорах стрúга служит для обозначения ведьмы; тот же термин у украинцев Восточной Словакии - ночного мотылька [1. С. 117 - 118]. В западнославянские языки название было, по-видимому, занесено валашскими пастухами; зоной наиболее активного его бытования являются польские и словацкие районы высокогорного скотоводства - Подгалье, Орава, Бескиды, Спиш, Татры. К числу наиболее показательных относятся следующие характеристики стриги: по происхождению это люди-двоедушники, т.е. рожденные с двумя душами; они способны вредить людям и при жизни, и после своей смерти - насылают болезни, вредят беременным женщинам, роженицам, а также новорожденным младенцам; по ночам нападают на спящих людей, пьют их кровь, душат, давят; портят домашний скот, отбирают молоко у коров и овец, забирают в свою пользу урожай злаков с чужого поля; вызывают стихийные бедствия, бури, град.

В поверьях Южной Славии женский персонаж (striga, štriga) чаще всего характеризуется как ведьма, т.е. это реальная женщина, обладающая неким сверхзнанием, которое ей достается либо при рождении, либо приобретается ею из-за связи с нечистой силой. Считалось, что она могла превратиться в животное или насекомое, отобрать молоко у коров, наслать порчу и болезни на людей и скот (Истрия, о-в Брач, о-в Хвар). Отправляясь ночью вредить людям, стрйга оставляет свое тело спящим в доме, а "духом своим" летает по чужим дворам [2. С. 6]. Ей приписывалась способность насылать непогоду, бури и стихийные бедствия. Чтобы вызвать градобитие, стриги летали ночью верхом на метле на высокую гору, где "толкли град" (хорват., Каставский край). При приближении к селу градовых туч мужчины стреляли из ружей, чтобы отогнать štriju (вост. Словения). По ночам стриги нападали на грудных детей, пожирая их сердца (которые они доставали из груди младенца с помощью особой волшебной веточки) или высасывая кровь. В виде мерцающих огоньков, стриги преследовали ночных путников, пугали их, заводили на бездорожье [3. S. 209]. Как женщина в белом стрйга являлась по ночам овчару, пасущему в горах овец; если тот догадывался перекреститься и вывернуть одежду наизнанку, то она убегала (зап. Хорватия). Обернувшись козами, эти вредоносные духи смешивались с животными сельского стада и вредили скоту и пастухам.

Особенно опасными они были в определенные календарные периоды. Например, считалось, что все стриги в ночь накануне Иванова или Петрова дня слетаются в тех местах, где люди не жгут обрядовых костров. Кроме того, время их активизации приходилось на kvatrenice (особо почитаемые четыре недели в году, называемые kvatre, когда принято было поминать умерших и соблюдать самый строгий пост; они отмечались в начале Великого поста, после троицкого воскресенья, после Воздвиженья и как третья неделя адвента). Ночи всех "кватрных недель" считались временем разгула стриг.

Стригами могли быть и мужчины, тогда их называли strigo, štrigo, štrigon и считали вредоносными колдунами. Например, по свидетельствам из хорватской Истрии, štrigo - это человек, который родился в "рубашке" или с маленьким хвостиком. Чтобы ребенок в дальнейшем не стал опасным колдуном, баба-повитуха должна была сразу после родов порвать "рубашку" и прокричать, стоя в дверном проеме: "Rodijo se jedan štrigo!" ("Родился стригонь"), тогда он потеряет колдовскую силу и станет обычным человеком [4. S. 145]. По словенским верованиям, стригонь рождается с двумя душами, одна из которых вылетает из тела спящего мужчины, чтобы по ночам вредить людям. Еще более опасным становился такой

стр. 42
человек после своей смерти. Чтобы "мертвый стригонь" не ходил после смерти, при похоронах ему протыкали горло гвоздем. В западной Хорватии верили, что štrigon нападает на грудных младенцев, пьет их кровь. Когда умирали новорожденные дети, это объясняли тем, что ih kolje strigo (их убивает стригонь). В словенских быличках "штригон" часто выступает как противник, вступающий в схватку с героем-защитником людей - Krstnikom.

В западнославянской демонологии под сходными названиями (стрига/стригонь) выступают две группы персонажей: женский совпадает по основным признакам с образом ведьмы, а мужской - с образами то колдуна, то "ходячего" покойника.

Словацкий термин striga, служит для обозначения женщины, которая с помощью магии вредит скоту, насылает болезни на людей, портит урожай, вступает в связь с нечистой силой; а также используется по отношению к неким мифическим существам, которые преследуют рожениц и их новорожденных детей, способны подменить младенца на своего ребенка-уродца, нападают на беременных женщин, проникают в их утробу и губят зародыш [5. S. 385]. В словацких судебных актах "ведовских" процессов XVII в. (относящихся к территории среднесловацкой обл., р-н Крупника) ведьм называли striga и обвиняли их в умении stridžit' (колдовать). В некоторых селах северной Словакии стриге приписывались свойства душить по ночам спящих, наваливаться на них, давить своей тяжестью, что более характерно для вредоносного ночного духа, именуемого "змора". Временем активизации стриг считались у словаков четыре недели предрождественского поста, ночь перед Страстной пятницей, Юрьев день, а также канун дня свв. Филиппа и Якуба (IV). По народным поверьям, в период со дня св. Люции до Рождества каждую ночь стриги сходятся на перекрестках дорог, где они танцуют, устраивая совместные гулянья [6. S. 128]. Вообще все адвентные праздники (дни свв.: Катерины - 25 XI, Андрея - 30 XI, Варвары - 4 XII, Николая - 6 XII, Люции - 13 XII, Томаша - 21 XII) назывались у словаков stridžie dni 'дни стриг' [7. S. 22]. В эти дни после захода солнца пастухи совершали ритуальные обходы домов, громко щелкали бичами, трубили в пастушьи рога, чтобы "отогнать стриг от села". Самым опасным в период адвента считался день св. Люции, о которой говорили, что она покровительствует всем ведьмам, поэтому в ее день стриги и другая нечисть чаще всего могли навредить людям. К этому дню было приурочено множество оберегов от стриг и магических приемов по их распознаванию. Женщинам запрещалось в этот день ходить к соседям в гости, чтобы их не сочли за "стригу" [8. S. 161]. Согласно представлениям жителей верхнего течения р. Грон, мифические существа, именуемые striga, нападали на овечьи стада во время их выпаса на высокогорных пастбищах, портили молоко, вызывали болезни скота, вредили овчарам. В связи с этим люди верили, что каждый "бача" (пастух-овчар) тоже должен был быть "стригонем", т.е. колдуном, иначе он не мог бы с помощью магии должным образом защищать стадо от злых духов [9. S. 288]. О словацких стригах-колдуньях рассказывали, что они способны вызвать проливные дожди, ураганы, выпадение града, уничтожить посевы злаков, перенимали в свою пользу молочность чужих коров, насылали порчу на людей. Отбирая молоко, стрига оборачивалась жабой или котом и сосала коровье вымя; либо рано утром в день св. Яна на месте выпаса сельского стада волочила полотенце по траве, собирая росу, а затем выжимала ткань и поила этой влагой свою корову.

Реже у словаков встречаются поверья о "стригонях"-мертвецах. В некоторых селах северо-восточной Словакии рассказывали, что тот покойник, которого из дома вынесли не ногами вперед, а головой, становится "стригонем", выходит ночью из могилы и досаждает живым.

В польской демонологии основное значение терминов strzyga/strzygoń - 'вампир, упырь', 'ходячий покойник' [10. S. 252]. Такие названия используются по отношению к "нечистым" покойникам в поверьях Малопольши,

стр. 43
Краковского воевод., Подгалья, Высоких и Низких Бескидов, Верхней Силезии (Ополе, Живецкое в.); реже - в Серадзском крае и Радомском воеводстве. Происхождение стриг и стригоней, по польским верованиям, связано с особой категорией умерших людей-двоедушников: если младенцу, рожденному с двумя душами, дали только одно имя, то окрещенной оказывается лишь одна душа, а вторая - некрещеная - становится злым духом, который вынуждает покойника выходить из могилы и вредить людям. Считалось, что стригонь "живет вторым духом", навещает своих родственников или односельчан, пьет их кровь, пугает ночных путников, своим смертоносным дыханием убивает все живое. Вместе с тем, если стригонем был при жизни хозяин дома, то после смерти он старался помогать своей семье: выполнял тяжелую работу по дому, рубил сечку, молол муку, наводил порядок во дворе, чинил ограду, кормил скотину и т.п. (Краков.). Наиболее злокозненным и опасным предстает стригонь в поверьях гуралов Подгалья и польского Спиша. Его ночные визиты к родным неизбежно приводят к их гибели: он проникает в свой дом, пьет кровь спящих, сосет грудь женщин, кусает их, душит. Для прекращения подобных визитов люди использовали целый ряд отгонных средств и оберегов. По единичным польским верованиям, ребенок, рожденный с двумя рядами зубов, после смерти становится "стригой" и выглядит как младенец с крыльями совы либо как филин; эти существа не вредят людям, а лишь своим жалобным писком предсказывают их близкую смерть (краков.).

К категории стриг могли причисляться и некоторые живые люди, если они рождались с двумя душами или сердцами. По одним поверьям, при жизни они не причиняли никакого вреда; часто даже и не подозревали о своих особых свойствах. По другим - вторая (не окрещенная при рождении) душа становилась демонической, покидала тело спящего двоедушника и летала по чужим дворам, чтобы вредить односельчанам. Живых стриг и стригоней можно было распознать по ряду примет: они рождались с зубами или, вырастая, имели двойной ряд зубов; в зрачках их глаз все существа и предметы отражались в перевернутом виде; у них либо не было бровей, либо густые брови срастались на переносице; на спине обнаруживалось родимое пятно в виде ножниц (живец.). По-настоящему опасным становился такой двоедушник после смерти, его называли strzygą, т.е. "зубатой стригой" [11. S. 279].

Стригой (strzyga) в польских поверьях называется также женщина-ведьма, которая вредит молочному скоту, отбирая у него молоко; проникает в овечьи загоны на горных пастбищах, пугает животных, выдаивает их, насылает порчу. Заслышав ночью блеяние в кошаре, овчары бежали с освященным кнутом и били им по перекладинам загона, чтобы "стригу отогнать". Стрига-ведьма нападала и на людей, особенно на грудных младенцев, пила их кровь, мучила по ночам. В поверьях польского Спиша strziga отождествляется с персонажем, именуемым bosiorka, т.е. ведьма [12. S. 433]. В селах Живецкого воеводства этот персонаж приобретает признаки ночного духа, "зморы", который душит по ночам спящих людей. Считалось, что польские стриги (как и словацкие) становятся особенно вредоносными в день св. Люции или в последние две недели перед Рождеством. Во время рождественской службы в костеле люди имели возможность с помощью особых магических приемов распознать стригу-односельчанку.

Л. Н. Виноградова, д-р филол. наук

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Клепикова Г. П. Семантика карпато-балканского *strig- в свете характеристики некоторых мифологических персонажей ("компонент движение") // Концепт движения в языке и культуре. М., 1996.

2. Т. В. Вештица и вила у нашем народном Београд, 1953.

3. Mencej M. Coprnice so me nosile: Raziskava vaškega čarovništva vzhodni Sloveniji na prelomu tisočletja. Ljubljana, 2006.

стр. 44
4. M. Istarske narodne priče. Zagreb, 1959.

5. Zajonc J. Strigi, bosorky, bohyne a iné ženy, ktoré "vedia" // Žena z pohladu etnologie. Bratislava, 1998.

6. Olejník J. L'ud pod Tatrami. Martin, 1978.

7. Horváthová E. Rok vo zvykoch našho l'udu. Bratislava, 1986.

8. Čičmany / Zost. E. Munková. Žilina, 1992.

9. Horehronie: Kultura a sposôb života l'udu. Bratislava, 1969.

10. Karłowicz J. Słownik gwar polskich. Kraków, 1911. T. 6.

11. Brückner A. Mitologia słowiańska i polska. Warszawa, 1980.

12. Podgórscy B. i A. Wielka demonów polskich: Leksykon i antologia demonologii ludowej. Katowice, 2005.

ЧЕРНОКНИЖНИК - человек, который приобрел сверхзнание и колдовское умение благодаря изучению магических книг ("черной магии"). У восточных славян причисляется к категории особенно "сильных" колдунов; у словаков, чехов, кашубов, украинцев карпатской зоны, словенцев и хорватов - к группе "знающих" людей, способных управлять тучами. В мифологии гуцулов слово чернокнижник может обозначать также персонажей нечистой силы, черта, умершего колдуна. В словацкой энтомологической лексике обозначает бабочку (ипостась души или ведьмы).

Вера в чернокнижников обусловлена народными представлениями о магической силе письменного слова, а также о книге как предмете, с помощью которого можно творить волшебство. В средневековых славянских памятниках словом чернокнижие обозначаются разнообразные занятия магией, а к чернокнижникам причисляются все, занимающиеся колдовством, а также люди, владеющие грамотой, имеющие в своем распоряжении рукописные сборники, гадательные книги, письменные тексты молитв и заговоров (ср.: "Чернокнижие - знахарство по стачке с нечистым, волхование, волшебство, колдовство, морока" [1. Т. 4. С. 596]). В XVI в. в чернокнижии обвиняли известного энциклопедиста и богослова Максима Грека. До XVIII в. за чернокнижие на Руси карали сожжением, ссылкой, заточением в монастырь (в "Воинском артикуле" (1715) и "Морском уставе" (1720) Петра I чернокнижники, наряду с отравителями и богохульниками, признавались преступниками, подлежащими смертной казни через сожжение). В начале XVIII в. в городской среде широко бытовали рассказы о чернокнижнике и колдуне Брюсе (Я. Брюс - придворный ученый, ему приписывается составление сельскохозяйственно-астрологического календаря).

Народные названия персонажа основаны на понятиях 'черная книга', 'черная школа': рус. чернокнижник, укр. чернокнижник, бел. чарнакніжнік, пол. морав. černokněžík, словен. črnošolec, črne šole dijak.

По народным поверьям, статус самого сильного колдуна получает тот, кто изучил некую магическую книгу (черная книга, черная магия, чорна мага, черномага, Черномагия, Čarodejná kniha, Bosorská kniha и др.), которая содержит "не божьи" молитвы: "Ти, шо майстаршу науку знают, то они идут уже на чорнокнижниюу" (гуцул.) [2. С. 121]; "Вот така, шчо сатана заведвала, так зваласа чорная магія, а па-сельскаму казалі - чорная кніжка" (бел. брест.) [3. Т. 4. Кн. 2. С. 491].

Согласно русским легендам, "черная книга" хранилась на морском дне, под камнем Алатырем, пока один колдун не достал ее оттуда, и с тех пор она ходит по свету. По современной легенде из Рязанской обл., "черные книги" закрыл в башне Ленин, а новая власть "все раскрыла", поэтому вновь появилось много колдунов [4. С. 551]. В Рязанском крае рассказывали, что "черную магию" опасно

стр. 45
даже брать в руки, поневоле начнешь колдовать. Сотворил ее сам бес, а "апостол Павел все эти волшебные книги собрал и сжег", но потом "черная магия" появилась вновь [4. С. 551]. Поляки считали, что чародейная книга, называемая Spiritus или Veritas, написанная на непонятном языке (по некоторым сведениям - на древнееврейском) и замыкаемая на железные замки, есть у колдунов и пастухов. Эта книга служит для призвания дьявола. Если книгой воспользуется неподготовленный человек, это приведет к исчезновению книги и болезни или смерти читающего. По словацким поверьям, Krištofová kniha (ср. нем. Christoffelsbuch) помогает при "вычитывании" кладов, а книга Zemský kl'úč открывает гору с сокровищами.

По представлениям русских Рязанщины, в "черной книге" вместо букв на строках были наколоты точки; белорусы Гродненщины рассказывали, что в этой книге написано белым по черному. Колдуны читали "черную книгу", водя по страницам ключами, крутили ее у себя на голове (рус. рязан.). По поверью из Гродненской обл., "черную книгу" клали в гроб колдуну.

"Черную книгу" чернокнижник получал от нечистой силы, расписываясь своей кровью, и обязан был выучить ее наизусть: "Ежэлі чорну магію не ісполніць, то его [черти] Ежэлі не ісполніць этую кніжку - Чорнамагію, не довучыць, то его (бел. брест., зап. Е. Боганевой, 2003 г.). За право обладать "черной книгой" колдун должен был принести в жертву нечистой силе кого-то из своих близких: "Еслі чорну магію чоловік чытае і ідэ по путя чорнамагіі, то він должон у перву очэрэдь жэртву даты свого рідного там сіна чы внука, чы дочку, чы кого-то свого рідного" (бел. брест., зап. Е. Боганевой, 2001 г.). "Черная книга" - источник опасного знания: ее чтением можно было умертвить окружающих (рус. ярослав.). С помощью "Черной магии" колдуны учились находить цветок папоротника (бел. брест.). Считалось, что "черная книга" является достоянием семьи, передается по наследству (рус. воронеж., ярослав., бел. витеб., укр. ровен.): "Они читають черную магию, а потом перед смертью передають" [5. С. 189]. Иногда рассказывают, что чернокнижник наряду с "черной магией" имел вторую книгу - "белую магию", с помощью которой обезвреживал насланную порчу (рус. рязан., бел. гроднен.). В Полесье считали, что "настоящим" колдуном мог стать тот, кто изучил книгу "черной магии", которую в село принесли цыгане (бреет., Олтуш) [6]. Само изучение этой книги было крайне опасным: "Человек изучае чорну книжку. Его чэрти, гадюки ноччу лякають. И кали ён не злякаецца [дочитает книгу до конца], ён буде ведьмаром" (бреет., Спорово) [6]. Изучать ее следовало только по ночам, при свече, растянув чтение на целый год или на три года; если человек не выдержит всех испытаний - сойдет с ума (полес. бреет., гомел.). По полесским поверьям, читать книгу следовало не подряд, а после третьего стиха - сразу четырнадцатый (Чернигов., Старые Боровичи) [6]; прочитавший книгу три раза, мог овладеть всеми колдовскими знаниями, но мог и сойти с ума (Чернигов., Великая Весь) [6].

Чтение "черной магии" лишало чернокнижника здоровья, и он начинал чахнуть (рус. нижегород.), преждевременно седел (полес. чернигов.).

Чернокнижник как разновидность колдуна. По поверьям поляков Гродненщины, в результате прочтения "черной книги" (которая содержит "добрые" и "злые" знания пополам) колдун получал способность например - сделать молоко черным, а потом вернуть ему первоначальный цвет [7. S. 458]. Не только чтение, но и само владение "черной книгой" обеспечивало человека колдовским знанием. Наибольшим авторитетом среди односельчан пользовался тот колдун, который держал дома "чорну книгу": "А без книжки - який же то колдун, то знахор!" (гомел., Голубица) [6], или прочитал ее целиком (в полесской быличке "ворожейка" отказывается помочь соседу, мотивируя это тем, что она изучила лишь половину "черной магии", а он прочитал всю - Чернигов., Хоробичи) [6].

стр. 46
Подобно колдунам, чернокнижники связаны с нечистой силой, знаются с сатаной, могут с помощью "черной книги" вызвать чертей (ср. сюжет русской сказки: чернокнижник читает книгу с начала - черти прибывают, с конца - убывают), но если такую книгу раскроет непосвященный человек, то к нему тут же "приступят множество дьяволов и начнут просить работы" и, если им не дать задание, могут задушить (рус.) [8. С. 575]; (кашуб.) [9. Т. 2. N 3020]. Когда родственники чернокнижника пытаются "молиться" по его книге, в доме начинается гроза (ю.-словац.) [10. S. 238].

Вместе с тем, к чернокнижнику (как и к обычному колдуну) люди нередко обращались за помощью: "Чорнокнижники гадають на чорну книгу: з чого чоловик более, лечать [...] Можэ одробить, кому трэба, да и прыробляе тэж" (гомел., Комаровичи) [6]. В Западной Белоруссии считалось, что способности чернокнижника к добрым делам ограничены (например, вылечить он может только десятую долю болезни): "Чэрнакніжнік, як едзець хто да яго прасіць ратаваць, баліць там шчо яго, так гэты чэрнакніжнік усіх вылечыць не можэць. Ён толька вылечыць дзесятую долю. А дзевяць пушчаець на вецер. І гэты віхор тады круціць" (бел. гроднен., зап. Е. Боганевой, 2002 г.).

В нижегородских быличках рассказывается о чернокнижниках, которые морочили людей, насылая на них видения: "Чернокнижник сделает на дороге озеро. Идут бабы, мужики. Все с себя скинут, разголятся, тут он озеро-т уберет" [11. С. 217]. По представлениям словаков Оравы, чернокнижник мог явиться в образе монаха в капюшоне и завести людей в лесную чащу (Зуберец, зап. Е. Узенёвой, 2008 г.).

Считалось, что чернокнижника можно узнать по внешнему виду: у него длинные (ниже пояса) волосы (укр. закарпат.); он ходит всегда в черном; это "черный человек", читающий на скале большую книгу (словац., Орава, Земплин, Новоград); он не стрижет ногти, не расчесывает волосы, не молится Богу (рус. Сургут.). Заговоры чернокнижника действуют год, в пасхальную заутреню их "подновляют" (т.е. прочитывают про себя во время церковной службы). Если в это время тронуть чернокнижника и сказать "Христос воскресе!" - он упадет замертво [12. С. 530]. После смерти его тело в гробу распухает, лицо краснеет (рус. Воронеж.).

Чернокнижники могли обучать колдовству. Согласно рассказам из Словакии (Орава, Земплин), чернокнижник с учениками, время от времени превращаемыми им в голубей, живет в пещере, где хранит свои книги; срок учения составляет семь лет. Иногда ученику удавалось превзойти учителя: он тайком читал волшебные книги и научился превращаться в корову или коня, которых его отец выгодно продавал, а потом сын, превратившись обратно в человека, возвращался домой [10. S. 216 - 217].

Перед смертью чернокнижник должен кому-либо передать источник своих знаний - "черную книгу", а также демонов, которыми он управляет с помощью этой книги. Если он этого не сделает, то после смерти не будет знать покоя, постоянно возвращаясь в свой дом и требуя отдать ему магическую книгу [13. С. 314 - 315]. В словацкой быличке после смерти колдуньи люди бросили ее книгу в печь, и из трубы вылетел черный журавль [10. S. 238]. После смерти чернокнижник может превратиться в ходячего покойника. Чтобы предотвратить хождение после смерти, чернокнижника хоронили вниз лицом (с.-рус).

Чернокнижник в роли человека, способного управлять тучами и стихиями. По поверьям словаков и карпатских украинцев, знания по управлению стихиями чернокнижник получает в "тринадцатой школе", где обучают магии. У словенцев и хорватов известны поверья о том, что люди духовного сана, священники, богословы после изучения священных книг учатся еще и в тайных "черных школах" (в "тринадцатой школе"), чтобы приобрести

стр. 47
способность вызывать и отгонять бурю. Их называли črnošolci 'ученики черной школы'. Свои сверхъестественные способности водить грозовые тучи, насылать град или предотвращать градобитие они приобретали благодаря владению особой книгой (črnošolska bukev, kolomonova knjiga). С ее помощью чернокнижник вызывал летающего змея, садился на него верхом и направлял тучи туда, где хотел сбросить град (Прекмурье) [14. S. 250 - 251]. В Штирии (окрестности Павловца) в 1882 г. после сильной бури, уничтожившей урожай на большой территории, люди обвинили местного священника, что он был чернокнижником и летал верхом на змее. Основанием была найденная в луже (якобы выпавшая из туч) "черная книга" (črne latinske bukve), которая принадлежала священнику [15. S. 274]. Одни считали, что священник-чернокнижник делает это потому, что вступил в сговор с сатаной; другие - что таким образом он наказывает прихожан за грехи; третьи утверждали, что град уничтожал урожай у тех хозяев, которые в свое время отказали ему в просьбе одарить его хлебом, молоком и другой пищей.

В гуцульских легендах и быличках чернокнижники собираются в Карпатах на Чорногоре, читают свои магические книги, замораживая воду и превращая ее в град; посылают бури на поля и села. В их распоряжении холодный, как лед, летающий змей, кусочки плоти которого они держат под языком, когда летают в жаркие края, где никто не может жить (пол., окрестности Живца; ю.-словац., Новоград). Украинцы Закарпатья верили, что чернокнижники, оседлав змея "шарканя", гонят его туда, где хотят побить градом поля. В Моравской Валахии, когда бушует вихрь, говорят, что колдун-чернокнижник выпустил дракона. Чорнокнижників, що град товчут, гуцулы приглашают на рождественский ужин вместе с другими колдунами, "знающими", хищными зверями и другими для оберега посевов и хозяйства [16. С. 16 - 17]. У гуцулов отмечено также представление о чернокнижнике как о человеке, способном отворачивать градовые тучи. Сходные поверья известны у словаков в р-не Оравской Магуры, Словацких Бескидов. Словаки Оравы объясняли купальский обычай огораживать поля и посевы ветками деревьев от града тем, что когда-то чернокнижник, которому жители отказали в дарах, наслал на поля страшный град и только бедняку, который поделился с ним припасами, посоветовал огородить свой надел ветками калины [17. S. 223 - 224]. Чернокнижник приводит свои тучи на свет купальских костров, именно поэтому, по легенде, жители окрестностей Баньской Быстрицы отказались от обычая разжигать костры на Яна [17. S. 223].

Приходя в дом, чернокнижник требует молока от черной коровы или козы и яиц от черной курицы. Если ему отказывают или обманывают его, он наказывает - вырывает волосок у хозяйки и та заболевает (з.-словац.); насылает бешенство на корову (ю.-словац.); насылает тучу с молнией, которая сжигает снопы (ю.-словац.); снимает крышку с горшка, и вихрь срывает с дома крышу (ю.-словац.). Тем, кто привечает его, чернокнижник помогает приобрести богатство, сохраняет в поле снопы от грозы.

Иногда представления о чернокнижниках сближаются с демонологическими верованиями (по единичным свидетельствам, у гуцулов "чернокнижники" - это люди, продавшие душу дьяволу и творящие зло, упыри [18. С. 184]); или с мифологизированными представлениями о представителях иных конфессий: в Каргополье чернокнижниками называли бегунов-"скрытников" (последователей страннического старообрядческого согласия) на основании того, что они отправляли свои обряды тайно по ночам [19. С. 352]; на Буковине чернокнижниками или пятикнижниками называли верующих иудеев, потому что они "проповедовали веру другую", пользуясь своими книгами (Торой) (черновиц., Сторожинец, зап. О. Беловой, 2006 г.).

О. В. Белова, д-р филол. наук

Л. Н. Виноградова, д-р филол. наук

стр. 48
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1979 - 1981. Т. 1 - 4.

2. Онищук А. Матеріяли до гуцульської демонольогії. Записані у Зеленици Надвірнянського повіта, 1907 - 1908 // Матеріяли до українсько-руської етнольогії (далее - МУРЕ). Львів, 1909. Т. 11.

3. Традыцыйная мастацкая культура Мінск, 2001-. Т. 1-.

4. Русские Рязанского края / Отв. ред. С. А. Иникова. М., 2008. Т. 2.

5. Этнография Центрального Черноземья России. Сб. научных трудов / Отв. ред. А. З. Винников. Воронеж, 2004. Вып. 4.

6. Полесский архив Института славяноведения РАН (Москва).

7. Zowczak M. Biblia ludowa. Interpretacje wątków biblijnych w kulturze ludowej. Wrocław, 2000.

8. Русский демонологический словарь / Авт. -сост. ТА. Новичкова. СПб., 1995.

9. J. Polska bajka ludowa w układzie systematycznym. Wrocław; Warszawa; Kraków, 1962 - 1963. T. 1 - 2.

10. Polívka J. Súpis slovenských rozprávok. Martin, 1931. D. 4.

11. Мифологические рассказы и поверья Нижегородского Поволжья / Сост. К. Е. Корепова, Н. Б. Храмова, Ю. М. Шеваренкова. СПб., 2007.

12. Власова М. Н. Русские суеверия. СПб., 2000.

13. Чулков М. Д. Абевега русских суеверий. М., 1786.

14. Möderndorfer V. Verovanja, uvere in običaji Slovencev. Celje, 1946. T. 5.

15. Mencej M. Coprnice so me nosile. Raziskava vaškega čarovništva v vzhodni Sloveniji na prelomu tisočletja. Ljubljana, 2006.

16. Шухевич В. Гуцульщина. Ч. 4 // МУРЕ. Львів, 1904. Т. 7.

17. Horváthová E. Rok vo zvykoch našho l'udu. Bratislava, 1986.

18. Хобзей Н. Гуцульска міфологія. Етнолінгвістичний словник. Львів, 2002.

19. Каргополье: Фольклорный путеводитель (предания, легенды, рассказы, песни и присловья) / Сост. М. Д. Алексеевский, В. А. Комарова, Е. А. Литвин, А. Б. Мороз, Н. В. Петров; под общ. ред. А. Б. Мороза. М., 2009.

ШУЛИКУНЫ - в поверьях русского населения севера Европейской части России, Прикамья, Урала, Сибири, Дальнего Востока сезонные духи, которые накануне Рождества или Нового года выходят из воды на землю, а после Крещения уходят обратно в реки и проруби.

Терминология: шилúкун/шиликýн (архангел., вологод., вят., камчат., олонец., перм., свердлов., сиб.), чилúкун/чиликýн (архангел., том.), шалыган/шалыхан (архангел., вологод.), шулюкáн/шулюкюн (иркут., н. -индиг., прибайк., прииртыш.) и под. Этимология слова неясна. Более других вероятна версия о связи с комиперм. кулюшун 'водяной дух' через перестановку звуков, а далее - с комизыр. куль 'бес, черт' из общеперм. *kul 'злой дух'. К последнему восходят рус. вологод. куляш 'чертенок, водяной', тобол. куль 'черт', которые, таким образом, состоят в дальнем родстве со словом шиликун. Менее обоснованы тюркская и славянская версии происхождения этого слова [1. С. 700 - 701, 320]. Сходная терминология и поверья известны финно-угорским народам Европейской части России, тюркским народам Поволжья и Предуралья, а также якутам.

Опроисхождении шуликунов можно судить по единичным данным: ими становились прóклятые родителями дети или загубленные матерями новорожденные (вологод.); шулыкáны - это дети кикиморы; они рождаются в святочное время и в ненастную ночь вылетают через трубу на улицу; бегают в святочные ночи в виде черных чертенят с рожками на голове и с козлиными ногами (вологод.).

Согласно большинству поверий, шуликуны выглядят как маленькие человечки, с кулачок или чуть больше; редко появляются поодиночке, обычно их видят "ватагами", "артелями", "толпами", "скопищами" [2. С. 96; 3. С. 362]. Шуликуны могут носить одежды белого цвета (забайкал.). Часто отмечается, что отличительная черта этих персонажей - остроголовость (вытянутая кверху форма головы, либо на голове "чуб шишом", либо остроконечный головной убор). Им

стр. 49
приписываются железные атрибуты, а также связь с огнем: у них железные головы или шапки, они несут железные сковородки с раскаленными углями; "они, шуликины, из пролуби вылезут. У них всё залезно <железное> - и сани, и повозки, и кони залезны. В повозку складут <пойманных детей> и в пролубь увезут" (архангел.) [4]; "чиликуны едут на железной ступы, в ротах-то огонь" архангел.) [5].

Временем появления и исчезновения этих персонажей чаще всего называется период святок: они выходят из воды в Рождество или на Новый год (реже - в Игнатьев день, 20 XII, в день Спиридона Солнцеворота, 12 XII), а уходят на Крещение, до того момента, когда освящают воду в источниках: "Шулигины выходят из проруби на Игнатьев день, а в Крещенье уходят обратно. Игнатьев день был за пять дней до Рождества" [6. С. 22]. "А уедут-то чуликуны-ти на Крещенье. Когда окунут крест, цуликоны, говоря, сходя; на Крещенье всё кончается" [7. С. 63]. По некоторым данным, эти персонажи появлялись на святки только в ненастную погоду, во время метели, вьюги, снегопада: "Ветер сильный, всё замело - шалыганы приехали, закрывайте двери!" (вологод.) [5].

При характеристике поведения шуликунов отмечается, что они очень подвижны (бегают по улицам, суетятся, толкаются, мельтешат, скатываются с горок, толпятся возле проруби и на перекрестках дорог), им присущи особые способы передвижения (ездят на конях, "на маленьких лошадках"; в санях или на одном полозе от саней; скачут или летают в железных ступах; скользят по снегу на воловьей шкуре; передвигаются, сидя на горящей печи, на ухвате, сковородке или кочерге). По одним поверьям, они не вредят людям и лишь "проказят" [2. С. 93]; по другим, более массовым свидетельствам, - считаются опасными, прежде всего для детей: пугают их, могут затащить в прорубь, колодец или баню; удавить, посадить на горячую печь; увезти с собой в воду; защекотать до смерти. Часто выступают в роли духов-устрашителей в формулах запугивания детей: "Шуликены в святочное время выезжают из проруби на конях в санях. Страшны, востроголовы, изо рта огонь, в руках каленый крюк, им загребают детей, кто в это время на улице" [7. С. 63]; взрослые грозили непослушным детям: "Вон шалыхины на коже едут, заберут тебя!" (архангел.) [5]. Реже считалось, что они представляют опасность и для взрослых: поселяются в святочные недели в заброшенных строениях, оттуда выходят по ночам целыми артелями, преследуя ночных путников, пугая их, заводя на бездорожье (вологод.). Шуликуны угрожают молодежи, засидевшейся на вечеринках, выкрикивая: "На кол девку, на копыл парня!" [8. С. 48].

Вместе с тем шуликуны часто наделяются признаками персонажей-дарителей. На Русском Севере и Среднем Урале рассказывали, что они приносят детям подарки (деньги, конфеты). Накануне Рождества или Крещения родители говорили, что надо повесить во дворе "мешочки-кулечки", потому что шулигины будут в них класть деньги или подарки.

В поверьях о шуликунах иногда встречается мотив прядения и пряжи (ниток, шелка). Считалось, что если хозяйка не успеет допрясть куделю до святок, то шуликуны в наказание набросают в дом железные веретена, либо, постучав в окно, будут спрашивать: "Отрепти-изгребти опрéдены ли?" (архангел.) [7. С. 62]. Ленивых прях, не закончивших работу к святкам, пугали, что "шуликун утащит кудельку" (тобол.) [2. С. 86] или "насерет в куделю" (Свердлов.). И, напротив, за успешное прядение эти святочные духи якобы одаривали прях подарками или пряжей, шелком, лентами: матери говорили дочерям: "Давай пряди! Шуликаны тебе чего-нибудь подарят на Рожжество" (Свердлов.) [9. С. 143]. Чтобы получить в дар от шуликунов нитки или шелк, дети вечером на улице либо возле проруби специально втыкали в снег прялки (мутовки, палочки), а утром бежали проверять, есть ли подарок: "Давай ложись спать, а утром шуликаны приедут и намотают тебе шёлку" (Каргополье) [10]. Иногда, наоборот, люди сами привязывали

стр. 50
ленточки и нитки к предметам и выставляли их на улицу в дар шуликунам. Например, накануне Крещения оставляли на перекрестке борону-суковатку зубьями вверх и привязывали к ним шелковые ленточки, считая, что утром "шылыганье обратно поедут, так шелка-то и снимут" (вологод.) [11. С. 131]. По редким сообщениям, действие шуликунов, наматывающих шелк, воспринималось как вредоносное: люди боялись, что эти духи весь дом замотают шелком (перм., каргопол.).

Считалось, что шуликуны способны предсказать будущее. На Русском Севере во время святочных гаданий девки сходились по вечерам на перекрестки, садились в круг слушать шуликунов: если те "захлопают досками - умрет кто-то, если колокольчиками звенят - замуж выйдет" (архангел.) [5].

Оберегами от шуликунов служили: ухват, кочерга, обожженный кол (им обводили по земле черту вокруг строений) или крест, начерченный углем на стенах и дверях. В Вятской губ. хозяйки пекли специальные кресты из теста и раскладывали их по углам в доме; если этого не сделать, то шиликуны поселятся в жилище, и тогда выгнать их будет очень трудно. Избу кропили святой водой, приговаривая: "Свята вода в дом, а шулыкуны вон!" (Каргополье) [10]. Особые меры предосторожности принимались, когда шуликунам приходило время уходить (в конце святок): "Святки как пройдут до Крещенья - шалыганы уезжают. Углём крестили ворота, чтоб шалыганы не заехали" (архангел.) [5].

Если шуликуны не уезжали сами после Крещения, то их подвергали ритуальному изгнанию или уничтожению. В некоторых местах во время водосвятия молодежь устраивала массовую езду на тройках вокруг деревни или по льду реки, что называлось давить шуликунов [7. С. 152; 12. С. 133]. Аналогичным образом топтали шуликунов в северных деревнях Усть-Цилемского р-на (Коми): "Ездили там, гуляли на верстных лошадях. Так будто бы этих шуликунов топтали" [13. С. 69 - 70]. В других местах их хоронили в воду, т.е. во время водосвятия символически сгоняли вениками в воду [5]. Жители Верхнетоемского р-на Архангельской обл. рассказывали, что однажды один из шуликунов не успел уйти в воду до обряда водосвятия и вынужден был остаться на земле. Его приютила жительница села, которая кормила и поила его целый год, и лишь в следующий день Крещения он смог покинуть землю, вернувшись в воду [6. С. 22].

Идентичным набором демонологических признаков характеризуются другие севернорусские святочные духи - кулешú (куляшú), кудесá, святьё, святкú, шишкуны (см. Святки). Так, в Павинском р-не Костромской обл. зафиксированы новые данные о мифологических персонажах, именуемых кулешмéнцы: они выходят из воды и пребывают среди людей с Рождества до Крещения; "у них шкуры мохнатые, шапки треугольные, из рота дым и огонь"; они ездят на санях с одним полозом или на шкурах; увозят с собой непослушных детей и т. п. [14].

Та же терминология (шуликуны и вариантные формы) используется в значении 'святочный ряженый'. Способ ряженья тех, кто изображал "шуликунов", подтверждает связь святочной маски с поверьями о страшном облике этих персонажей: "Шуликунами называются такие нарядчики, которые одеваются в белое (покойницкая одежда), на голову одевают остроконечный берестяной колпак, в рот вставляют репные зубы, лицо расписывают себе углем и белой глиной" (тобол.) [15. С. 517]. Тех, кто рядился в хорошую одежду, называли ряженый, "а если махор какой страшной, то - шулюкан" [16. С. 104]. Иногда сам обычай ходить ряженым определялся глаголами шиликýничатъ, шулúкатъ, шулúканничать (архангел., перм.).

Е. Л. Березович, д-р филол. наук,

Л. Н. Виноградова, д-р филол. наук

стр. 51
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Аникин А. Е. Этимологический словарь русских диалектов Сибири: Заимствования из уральских, алтайских и палеоазиатских языков. М., 2000.

2. Зеленин Д. К. Загадочные водяные демоны "шуликуны" у русских // Зеленин Д. К. Избранные труды: Статьи по духовной культуре. 1917 - 1934 гг. М., 1999.

3. Власова М. Н. Русские суеверия: Энциклопедический словарь. СПб., 1998.

4. Архангельский архив Отдела этнолингвистики и фольклора Института славяноведения РАН. Москва.

5. Картотека Словаря говоров Русского Севера (кафедра русского языка и общего языкознания Уральского государственного университета, Екатеринбург).

6. Цукадзаки К. Шуликуны в Архангельской обл. // Живая Старина. 1999. N 3.

7. Мифологические рассказы и легенды Русского Севера / Сост. О. А. Черепанова. СПб., 1996.

8. Этнографическое обозрение. 1918. N3-4.

9. Востриков О. В. Традиционная культура Урала. Опыт этноидеографического словаря русских говоров Свердловской обл. Екатеринбург, 2000. Вып. 5. Магия и знахарство. Народная мифология.

10. Каргопольский архив: база данных (лаборатория фольклора Российского государственного гуманитарного университета, Москва).

11. Морозов И. А. Женитьба добра молодца. Происхождение и типология традиционных молодежных развлечений с символикой "свадьбы/женитьбы". М., 1998.

12. Виноградов Г. С. Шулюканы (к вопросу о культурном взаимодействии русских и якутов) // Виноградов Г. С. Этнография детства и русская народная культура в Сибири. М., 2009.

13. Ивлева Л. М. Ряженье в русской традиционной культуре. СПб., 1994.

14. Синица Н. А. Лексика народной демонологии Павинского р-на Костромской обл. // Живая Старина. 2010. N 3 (в печати).

15. Живая старина. 1899. N 4.

16. Черепанова О. А. Шуликуны // Культурная память в древнем и новом слове. СПб., 2005.

ХАЛА, ала - в народной мифологии балканских славян (серб., черногор., болг., с.-макед. (х)ала, с.-.з.-болг. змия халовита) женский мифологический персонаж, прожорливое змееподобное чудовище, летающее по воздуху и пожирающее урожай, нападающее на скот, людей. Как и родственные ей персонажи - ламя (болг. ламя, макед. ламjа, ю.-серб., ю.-в.-серб. аждая (серб.-хорв. аждаjа, аждаха, болг. аждер, аждарха, макед. аждаjа и под., из тур. ažderhá 'змея'), - "хала" относится к классу так называемых духов атмосферных и воспринимается как противник змея летающего, защищающего от халы свои угодья. Нередко и воздух, и вода рассматриваются как единая среда пребывания змеев-драконов типа "хала", "ламя", "аждая" (подробнее см. [1. С. 225 - 231, 666 - 676]): так, в Косове и в центральной Сербии (Левач) считается, что живущая в воде хала поднимается в небеса, водит градоносные тучи и обирает урожай; у банатских болгар известны представления о "ламе", которая "пьет" воду из озера, чтобы затем с небес "вылить" ее на землю, и т.д.

Исходное *xala трактуется как ю.-слав. или праслав. диалектизм (*xala 'стихия' откуда далее: 'чудовище, демон' [2. С. 97; 3]); по иной версии, (h)ala - балканский турцизм [4. S. 650 - 651]. У других балканских народов известны аналогичные мифологические персонажи: алб. ku(l)çedra, kulshedra, рум. balaur, а также рум. hala (южнославянского происхождения). В карпатских традициях схожими признаками и функциями обладает з.-укр. шаркань, венг. šarkan', ср. также хорв. (Барч, Сигетвар в Венгрии) šarkanj, хорв. славон.

Происхождение халы нередко представляется аналогичным происхождению "лами": например, в Западной Болгарии это уж, через 40 или 100 лет превращающийся в халу.

Внешний облик халы чаще всего связывается с непогодными природными явлениями - бурей, градоносной тучей, вихрем (ср. серб., з.-болг. ала 'буря с градом, ненастная погода', 'буря', в.-серб., з.-болг. але 'вихрь', ю.-в.-серб. ала-

стр. 52
'сильный ветер, буря', з.-болг., ц.-болг. хали 'темные тучи' и т.д.), при этом представление о внешнем виде халы часто бывает расплывчатым, например, в восточной Сербии ее описывают как некое черное страшное существо наподобие ветра, вихря и под. Иногда верят, что хала - невидимое мифическое существо, которое в виде густого тумана ложится на поля и обирает урожай (р-н Свиштова в Болгарии) [5. С. 303 - 304]. Полагают, что хала огромна, сильна, прожорлива, с крыльями и хвостом (Сербия, Западная Болгария), а ее хвост достает до земли, тогда как голова остается в облаках (Косово); может иметь облик большого орла, летящего перед тучами (окрестности Белграда) или появляется в облике 12 вредоносных воронов (Лесковацкий край в Сербии). В западной Сербии верят, что у халы красные крылья (р-н Нови Пазара), необъятная пасть, из которой вырывается огонь (р-н Иваницы). Иногда считают, что можно увидеть только хвост этого чудовища, поскольку оно проносится, как ветер (р-н Сьеницы в юго-западной Сербии), нередко хала отождествляется с пролетающей по ночному небу кометой (западная Сербия). И о хале, и о "ламе" говорят также, что это огромный ящер с головой собаки (Габровский край в Болгарии) или коня (Лесковацкий край в Сербии). Болгары иногда представляют халу в виде огромного быка с рогами. В мифологической прозе сербов и болгар встречается представление о хале как о худом, но прожорливом человеке, жадно поедающем хлеб и молоко, после чего утром жито на полях оказывается "съеденным".

Местами обитания халы считаются небесный свод, облака, верхушки высоких деревьев (Сербия, Западная Болгария). Так, халы "закутываются в облако, в тучу" (р-н Сьеницы в юго-западной Сербии [6] - Архив атласа хранится на Философском факультете Университета в Загребе (Хорватия). Записи из архива были сделаны автором в 2004 г.), летают ниже змеев в густых, черных облаках (Срем). Болгары верят также, что халы живут в горных пещерах, пропастях и оврагах, где стерегут ветры, тучи и дожди.

Местами пребывания этих чудовищ могут быть, по поверьям, и большие водные пространства - моря, и особенно озера. Например, в Западной Болгарии полагают, что в каждом море и озере находится по одной хале, которая поднимает волны и пожирает людей, когда гремит гром и сверкает молния, вода расходится, и на секунду оттуда появляется огромная хала с рогами, как у быка (р-н Самоко-ва [7. С. 242]). В западной Сербии хала также обретает черты водного демона: аждаjа, ала живут в больших озерах, морях, где поедают людей (р-н Шабаца в западной Сербии); на дне горного озера, которое закрыли люди (или оно само закрылось), и хала исчезла (Голия, запись автора в селе Рудно, регион Голия в юго-западной Сербии, 2002 г.). Дракон аждаjа, или ала, нападает на людей у озера (Загарач в Черногории), живет в Плавском озере (Кучи в Черногории), в Рилском озере (р-н Дупницы в Западной Болгарии) и др.

Вредоносные действия халы, как правило, направлены на уничтожение ("пожирание") урожая в поле (серб. диал. бори се као ала с 'борется, как хала с урожаем'), при этом хала появляется как градоносная туча или ее предводитель. В том месте, где убита хала, бывает большой урожай (р-н Дупницы в Западной Болгарии [8. С. 71]), причем зерно сыплется из распоротого брюха халы (Пиротский край, запись автора в селе Рсовцы, регион Горни Висок в восточной Сербии, 1998 г.). Хала, по поверьям сербов и болгар, "приносит", "сыплет" на землю град или "плюется" градом, если сердится, то дует и устраивает ветер (р-н Самокова в Западной Болгарии), вызывает бурю, разрушая дома, разнося снопы хлеба, уничтожая все на своем пути: зинула ала Божиjа, све однесе 'открыла пасть хала, все унесла' (р-н Иваницы в западной Сербии [6]); препятствует дождю и вызывает засуху; сушит реки; приносит смерть людям; пожирает месяц, вызывая затмение. О ее прожорливости известны легенды и рассказы "очевидцев": например, "одна такая хала выпила в прошлом году 20 ведер молока" (р-н Дуга Поляны в западной Сербии [6]). Многочисленны вто-

стр. 53
ричные бытовые наименования, отражающие прожорливость халы: серб., з.-болг. ала 'обжора, ненасытный человек', в.-серб. алесиjа, алосиjа, с.-серб. аждаjа, ю.-серб. аждераjка 'прожорливый человек', ср. также ругательства - серб. "Хало несита!" (Хала ненасытная!) и др.

В Сербии и Западной Болгарии считается, что хала, обитающая в озерах, как и сходный с ней персонаж "ламя", нападает на людей и скот, вступает в борьбу с быками, приходящими на водопой.

Действия халы считаются причиной внезапных болезней - душевного расстройства, паралича частей тела и др. (часто аналогично результату воздействия мифологических персонажей типа "вила"). Поэтому о параличе, беспамятстве человека говорят: в.-серб. удариле га але 'ударили его халы', състигле га але букв, 'схватили его халы' (записи автора в селе Доня Каменица, регион Заглавак в восточной Сербии, 1997 г.); о нервном, психическом заболевании - заузеле су га але 'захватили его алы' (запись автора в селе Ново Корито, регион Заглавак в восточной Сербии, 1997 г.); ср. серб, воеводин. алосан 'сумасшедший' и т.п. Особенно опасным для здоровья человека считается попасть на место, где халы пролетали, крутились, танцевали и т.п., например, оказаться под большим деревом (ю.-в.-серб., ю.-серб. аловито (дрво) 'опасное для здоровья человека (дерево)'), ю.-в.-серб. слива 'слива, где обитает нечистая сила, ветер' (запись автора в селе Равна гора, регион Власотинцы в юго-восточной Сербии, 1997 г.), наступить на большой плоский камень (серб. алина софра 'стол хал'), а также быть застигнутым опасным ветром в поле, на дороге, у источника и т.д. В западной Сербии считается также, что когда крылатые хале, аждаjе борются в тучах друг с другом, то пугают людей настолько, что те сходят с ума и умирают, поэтому обычным людям не следует видеть халу.

Антагонистами халы могут выступать Бог, святые (св. Илия, св. Георгий, св. Нестор); люди, наделенные способностью во сне бороться с чудовищем и защищать свою землю (серб. змаjевит човек, змеjави човек, змаj, з.-серб., черногор. здувач, здухач, в.-босн. стуха, реже в этом значении: серб. (х)ала, (х)аловит човек; черногор.); драконы - защитники своих сел (в.-серб., з.-болг. змеj, змев). Во время воздушной битвы змеи бросают в хал камни и огненные стрелы, что является причиной грома и молнии (Софийский край), змеи стреляют в хал, поэтому гремит гром, а хала брызжет на своих противников водой, отчего идет дождь (окрестности Радомира в Западной Болгарии) [8. С. 70].

В некоторых традициях халы выступают как защитники своих угодий и тогда дерутся в воздухе с другими халами за урожай охраняемого ими села (ср. в.-серб. аловито дете букв, 'ребенок со сверхъествественными свойствами' - так говорят о младенце, рожденном в "рубашке", предполагаемом будущем герое -защитнике села от непогоды). В западной Сербии и Банате полагали, например, что одна хала приводит градоносные тучи, другая же - защищает село от града, особенно если ее поят молоком [6]; этот сюжет отражают заклинания против града: "Не иди, ало, на алу. Ова моjа ала доста таки' прогутала!" (Не иди, змеюка, на змеюку. Эта моя змеюка немало таких змеюк проглотила!) [9. С. 58]. В Крушевацком крае (восточная Сербия) халу считали защитником виноградников и полей всего края от града, поэтому во время трапезы на Рождество и на родовой праздник "Слава" говорили: "Сачуваj, Боже, нашег чувара алу" (Сохрани, Боже, нашего защитника - халу) [10. С. 152 - 153].

Встречаются некоторые образы мифологических персонажей, именуемые "хала" (серб. але и др.), но имеющие черты иных сверхъестественных существ. Например, в сказках хала нередко уподобляется ведьме, живущей в лесах, с 40 сыновьями, и т.д. Персонаж хала связывается и с обобщенным образом нечистой силы, именуемой сербами але (записи автора в селе Доня Каменица, регион Заглавак в восточной Сербии, 1997 г.), алевине 'нечистая сила', алеветине 'нечистая сила во время святок' (запись автора в селе Равна гора, регион Власотинцы в

стр. 54
юго-восточной Сербии, 1997 г.), ср. также ругательства и проклятия из восточной Сербии: "Але те однеле, але те спалиле!" (Чтоб тебя алы унесли, чтоб тебя алы сожгли!) (записи автора в селе Доня Каменица, регион Заглавак в восточной Сербии, 1997 г.).

Оберегами от халы в наиболее опасные календарные периоды могут быть традиционные для отгона нечистой силы действия, например, при виде сильного вихря следовало плюнуть и сказать: "Тфу, але, посере ми се, помоча ми се!" (Тьфу, алы, с... мне хочется, ее... мне хочется!) (записи автора в селе Доня Каменица, регион Заглавак в восточной Сербии, 1997 г.). В западной Сербии перед приближением ведомой халой градоносной тучи выносили трапезный столик с хлебом, топор, венчальное покрывало и другие предметы, которыми махали в сторону двигающейся тучи и произносили заклинания, с целью напугать и отогнать халу и помогающих ей самоубийц-висельников.

А. А. Плотникова, д-р филол. наук

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Плотникова А. А. Этнолингвистическая география Южной Славии. М., 2004.

2. Етимолошки речник ерпског jезика. Београд. 2003. Св. 1.

3. М. Духовна култура Словена у светлу етимологиjе: Jсл. (Х)АЛА // Dzieje Słowian w leksyki. Profesora Franciszka Slawskiego. Kraków, 2002.

4. Skok P. Etimologijski rječnik hrvatskoga ili srpskoga jezika. Zagreb, 1971. T. 1.

5. Маринов Д. Избрани произведения. Етнографическо (фолклорно) изучаване на Западна България (Видинско, Кулско, Белоградчишко, Ломско, Берковско, Оряховско, Врачанско). София, 1984. Т. 2.

6. Etnološki atlas Jugoslavije.

7. Ангелова Р. Село Радуил. Самоковско // Известия на семинара по Славянска филология при Университета на София. 1948. Кн. 8 - 9.

8. Ковачев Й. Народна астрономия и метеорология // Сборник за народни умотворения, наука и книжнина. София, 1914. Кн. 30.

9. Толстые Н. И. и С. М. Заметки по славянскому язычеству. 5. Защита от града в Драгачеве и других сербских зонах // Славянский и балканский фольклор: Обряд. Текст. М., 1981.

10. С. Митска ерпских Београд, 1981.