(Иосиф Бродский по-польски и по-немецки)

В силу известных обстоятельств русский читатель открыл для себя Бродского относительно недавно: лишь после его отъезда на Запад вышло в "самиздате" "Собрание сочинений: в 4-х томах" (1972), наиболее доступным для широкого круга читателей стало издание собрания его сочинений в 2000 г. санкт-петербургским Пушкинским фондом. Между тем, официальное мировое признание он получил в 1987 г., когда стал лауреатом Нобелевской премии, не говоря уже о том, что первый сборник стихов Бродского вышел в 1965 г. в Нью-Йорке, а в 1967 г. в Англии опубликована книга [1]. Позже произведения Бродского были переведены на другие языки и изданы в разных странах. Признание пришло, Бродского читают и у нас, и на Западе.

Но один ли и тот же это Бродский?

Теория перевода давно занималась вопросами соответствия перевода оригиналу. В первую очередь перед переводчиками ставилась задача сохранения смысловой адекватности текста. Понятно, что не должно быть переводов, в которых допущены ошибки в силу элементарного незнания переводчиком языка оригинала и непонимания синтаксических структур. Однако с появлением концептуальной семантики теория перевода вышла на новый уровень анализа - актуальной проблемой современного переводоведения стала концептуально-когнитивная адекватность переводного и оригинального текста: что возможно сохранить при переводе текста на другой язык, что теряется и почему, какую роль играют здесь личность переводчика и так называемая картина мира. Предметом анализа стал теперь не поверхностный, а глубинный уровень произведения. В последнее время появляется все больше работ, посвященных этой теме. Так, в Институте русского языка РАН состоялся доклад А. Н. Жолковского (Лос-Анджелес) о переводе одного стихотворения Ходасевича ("Мотать любовь..."), в Институте языкознания РАН заявлена монография Н. Д. Арутюновой о сохранении средств передачи неопределенности в переводе Достоевского на европейские языки.

Данная проблема тем более актуальна для поэтики Бродского. В его стихах образы необычайно сложны, для их создания поэт, как правило, использует не

Ряпина Татьяна Викторовна - старший преподаватель Института международного права и экономики им. А. С. Грибоедова.

стр. 77

только лексические, но и грамматические средства - отсюда в каждом его произведении несколько многоуровневых, перекрывающих друг друга очевидных и неочевидных смыслов. Кроме того, Бродский часто использует для создания колорита такие метафоры и эпитеты, такие жаргонизмы и диалектизмы, которые западному читателю, в отличие от российского, скажут немного или вообще ничего. Очевидные для нас ассоциации могут не прийти в голову человеку с другой культурой и ментальностью. Так, например, при переводе на польский язык стихотворения Бродского "Памяти Н. Н.", сделанного Катажиной Кшижевской, в строках "И фонарь на молу всю ночь дребезжит стеклом, / как монах либо мусор, обутый в жесть" переводчица неверно перевела слово "мусор": а именно smiecie, т.е. "отходы, отбросы", в то время как Бродский очевидно использует жаргонное название милиционера. В результате получился сложный образ, к сожалению, далекий от оригинала (см.: [2]).

Феномен Бродского заключается также и в том, что в его произведениях можно проследить множество интертекстуальных связей (см.: [З])1 , которые читатель обнаруживает для себя в той полноте, в которой сам знаком с мировой культурой, и, прежде всего, с мировой литературой. Как неоднократно говорил Бродский в своих интервью, на его поэзию наибольшее влияние оказали Мандельштам, Цветаева, Ахматова, Фрост, Оден: "В моем лице победили, как минимум, пятеро. Это Мандельштам, Ахматова, Цветаева, Оден и Фрост. Без них я бы не состоялся как писатель, как поэт" [4. С. 304]. Сохраняет ли, и в какой степени, переводной текст возможность для читателя проследить те же интертекстуальные связи с русской и зарубежной поэзией, что и оригинальный, и не привносит ли в этом смысле переводчик, будучи носителем другой культуры, новых прочтений текста? Что имеет в результате читатель иноязычного варианта, как далеко перевод расходится с оригиналом при условии добросовестной работы переводчика, какие образы, концепты, детали теряются при переводе поэтических произведений на другой язык, возможно ли этого избежать, в чем причина неполного соответствия перевода подлиннику?

Попытка ответить на эти вопросы и является задачей данной статьи. Ниже предлагается анализ стихотворения Бродского "Узнаю этот ветер, налетающий на траву..." и его переводов на польский и немецкий языки.

Приведем текст стихотворения и его переводы:

Узнаю этот ветер, налетающий на траву,
под него ложащуюся, точно под татарву.
Узнаю этот лист, в придорожную грязь
падающий, как обагренный князь.
Растекаясь широкой стрелой по косой скуле
деревянного дома в чужой земле,
что гуся по полету, осень в стекле внизу
узнает по лицу слезу.
И, глаза закатывая к потолку,
я не слово о номер забыл говорю полку,
но кайсацкое имя язык во рту
шевелит в ночи, как ярлык в Орду (цит. по: [5]).
1 Об этом говорилось также на прошедшей со 2 по 4 сентября 2004 г. в Москве конференции "Миры Иосифа Бродского: стратегия чтения". Материалы конференции в печати.

стр. 78

Poznaj e ten wiatr, ktory z pierwszego natarcia
kladzie pokotem trawe jak jazda tatarska.
Poznaj e lisc, со pada w przydroz na, kalu z e
jak ksi a z e skapany w purpurze.
Ociekaja c strzal pekiem z kosego policzka
drewnianej chaty w obcych okolicach,
jak dzika, ges po locie, jesieri w okiennym szkle
poznaj e po twarzy lze.
I, wzrok w nocy wbijaja,c powale,
spiewam nie slowo о pulku numer zapomnialem,
ale kazachskie imie tra_ca moj jezyk oporny,
jak jarlyk, ktory daje wstep do Ordy [6].

Перевод С. Баранчака

Ich erkenne den Wind, der das Gras uberrollt
wie vor Zeiten ein rohes Mongolenvolk.
Ich erkenne das Blatt, das blutrot im Kot
liegt, dem gefallenen Ftirsten vergleichbar, der tot
hinsank am Wegrand. Ein Pfeilgewitter schleißk
schiefe Hutten im fremden Land. Und meist
erfahrt der Herbst von den Tranen nur dann, wenn er sie
auf seiner eigenen Wange wahrnimmt: dort - im Spie-
gel der Fensterscheiben. Hefte ich den Blick
fest an die Zimmerdecke, so fallt das Gluck
jenes Sieges mit deinem kasachischen Namen ineins,
den ich als Kennwort der Horde langst auswendig weiß [7].
Перевод Ф. Ф. Ингальда

Прежде чем приступить к сравнительному анализу, ведущемуся в рамках Московской семиотической школы, где текст понимается как пространство [8], назовем те смысловые категории, по которым будут сравниваться оригинальные и переводные тексты:

1. пространственно-временные отношения;

2. причинно-следственные отношения.

Эти категории считал значимыми для своей поэзии сам Бродский: "Это единственное, что важно в мире. Время намного интереснее, чем, например, пространство. Потому что пространство - это вещь, тогда как время - это мысль о вещах, идея Вещи. И если бы мне нужно было описать то, что меня интересует, - так это то, что время делает с человеком" [9. С. 60]. Кроме того, для анализа важны такие категории, как:

3. конкретность - абстрактность;

4. определенность - неопределенность;

5. результат - процесс;

6. посессивность - непосессивность;

7. единственность - множественность;

8. свой - чужой.

Некоторые категории занимают особое место, так как им трудно подобрать таксономическую классификацию:

9. упрощение - расширение смыслов (образов);

10. сдвиг значения при переводе идиом.

1. Сначала сравним оригинальный текст с его переводом на польский язык. Для удобства изложения проведем построчный анализ и укажем в каждом случае, о каких категориях идет речь.

стр. 79

1.1. Упрощение смыслов

В первых же строках перевода находим хоть и небольшое, но все-таки отличие от оригинала: "Ветер, налетающий на траву" звучит как "wiatr, ktyry z pierwszego natarcia/kladzie pokotem trawe" (дословно: ветер, который с первой атаки кладет вповалку траву). Слова z pierwszego natarcia, pokotem указывают на мощность, силу ветра, в то время как в слове налетающий этот оттенок отсутствует. С другой стороны, трава, "под него ложащаяся", явно предлагает нам сексуальную тему: образ женщины, отдающейся мужчине, - в переводе этот образ отсутствует.

1.2. Единственность - множественность, свой - чужой

Не переданы также в первых строчках идея большой численности и, главное, категория "чужой", которые заключены в слове "татарва". Вместо такого эмоционально окрашенного слова в переводе встречаем вполне нейтральное jazda tatarska, т.е. татарская конница.

1.3. Сдвиг значения при переводе идиом

Следующие строки оригинала продолжают идею морального падения словами "в придорожную грязь падающий". Тут же обыгрывается поговорка "Из грязи - в князи" с действием, совершаемым ровно в обратном направлении. Вместо грязи переводчик предлагает слово kaluza, т.е. "лужа", в котором главной является идея чего-то мокрого, а вовсе не грязного. "Обагренный князь", развивающий военную метафорику (ср.: обагренный кровью), не одно и то же, что ksia, z skapany w purpurze (дословно: князь, погруженный в пурпур). В переводе этот образ размыт: что такое пурпур - цвет, одежда (тогда, скорее, праздничная), что-то еще: если следовать за словом kaluza, то это то, в чем купаются (тогда, может быть, роскошь)? В то время как в оригинале образ достаточно целен: с одной стороны, обагренный кровью, т.е. раненый или убитый князь, с другой стороны, вспомним "в багрец и золото одетые леса" - образ осени, идущий далее через все стихотворение.

1.4. Единственность - множественность

Перевод пятой и шестой строк стихотворения свидетельствует о том, что столь важная для Бродского в целом и для этого стихотворения в частности категория единственности - множественности, которая на грамматическом уровне выражает идею одиночества, здесь не отражена. В оригинале читаем: "растекаясь широкой стрелой" (ед.ч.), в переводе: "Ociekajac strzal pekiem" (дословно: растекаясь пучком стрел). "Пучок стрел", указывая на множественность, придает тексту более воинственное настроение, чем в оригинале, и лишает его идеи одиночества, проходящей через все произведение ("растекаясь широкой стрелой", как слезой; деревянный дом "в чужой земле"; "осень...узнает по лицу слезу").

1.5. Пространственно-временные отношения

Деформация пространства в переводном тексте по сравнению с первичным видна в следующих строчках: "jesieri w okiennym szkle / poznaje po twarzy lze". У Бродского "осень в стекле внизу / узнает по лицу слезу". "Оконное стекло" не дает никаких особенных ассоциаций, но сужает пространство до одного окна, "стекло внизу" вновь отсылает читателя к идее морального падения, которая звучит в произведении с самых первых строк.

стр. 80

1.6. Упрощение - расширение смысла

В заключительных строчках у Бродского есть особенно трудное место для понимания, которое, безусловно, может создать большие проблемы для переводчика, а именно: "я не слово о номер забыл говорю полку".

Поскольку польский язык родственен русскому и в нем есть все те же грамматические средства передачи значения, то в данном случае переводчик выходит из положения, делая практически кальку с оригинала, меняя лишь местами слова, но сохраняя их грамматическую форму: "spiewam nie slowo о pulku numer zapomnialem".

Однако выбор слова spiewam для перевода русского говорю предлагает польскому читателю новое прочтение стихотворения. Zaspiewac в польском имеет в том числе значение "начать говорить что-то новое" [10. S. 904], поэтому возможно spiewam nie stowo: герой не выдает никаких военных тайн. Это вполне коррелируется со строчкой: "И, глаза закатывая к потолку", т.е. от боли при допросе. С другой стороны, глаза закатывает покойник (и тема смерти была уже затронута в строчках об обагренном князе), переводчик предлагает перевести эту строчку так: "I, wzrok w nocy wbijajac powa-re", дословно: "И упершись взглядом в ночи в потолок", т.е. пристально смотря, уставившись в потолок, от скуки ли, от бессонницы. Но вряд ли отсюда следует, что герой мучительно размышляет на тему, выдать ли ему тайну (назвать имя) и тем самым спасти себя, или нет. Оригинал же позволяет представить себе именно такую ситуацию: язык шевелит во рту имя - герой все время возвращается в своих размышлениях к какому-то имени, но так и не называет его. Последние строки стихотворения:

я не слово о номер забыл говорю полку,
но кайсацкое имя язык во рту
шевелит в ночи, как ярлык в Орду, -
это один из многочисленных примеров интертекстуальных связей поэзии Бродского с русской поэзией от самых ее истоков до наших дней. Строка "я не слово о номер забыл говорю полку" напрямую отсылает читателя к "Слову о полку Игореве", в то время как предыдущие строки с их мотивами нашествия, борьбы и колоритом старины делают такое понимание данной фразы совершенно естественным. "Кайсацкое имя", возможно, связано со стихотворением Державина "Фелица", которое обращено к Екатерине II и начинается словами:

Богоподобная царевна
Киргиз-Кайсацкия орды! [11].
2. Сопоставление текста Бродского и его перевода на немецкий язык проводится также построчно с указанием семантических категорий, по которым не совпадают оригинал и перевод.

2.1. Немецкий текст - установка на результат, русский текст - процесс

Ich erkenne das Blatt, das blutrot im Kot
liegt, dem gefallenen Fursten vergleichbar, der tot
hinsank am Wegrand.

и

Узнаю этот лист, в придорожную грязь
падающий, как обагренный князь.
стр. 81

В немецком варианте дословно: лист кроваво-красный в грязи лежит, словно упавший князь, который мертвый упал (падал) на краю дороги. В переводе есть, во-первых, констатация смерти, во-вторых, внимание смещено с процесса падения раненого князя-листа (как в оригинале), который оживляет картинку и делает ее более трагической, на результат: конец жизни князя-листа. Виной этому концу стихия осени, с которой невозможно бороться, как когда-то невозможно было бороться с монголо-татарским нашествием. На результат указывают слова liegt, tot, поэтому слово hinsank, хотя в принципе (тем более в повествовательной речи) и может рассматриваться как слово со значением "упал", в данном контексте, конечно, недаром стоит в форме претерита, которое в отличие от перфекта указывает на незавершенность действия.

2.2. Упрощение смыслов и ассоциаций в переводе по сравнению с оригинальным текстом

Как уже было показано выше, оригинальный текст Бродского дает множество вариантов трактовки, не исключающих друг друга, не только внутри нескольких строф, строчек или стихотворения, но и внутри цикла стихов или сборника. В переводе же часто выбирается лишь один из возможных вариантов, очевидно, тот, который ближе и понятнее человеку, воспитанному в иной культурной среде, в обществе с другими традициями, менталитетом и историей (ср. отсутствие темы грехопадения в польском переводе). Сравним:

Ein Pfeilgewitter schleißt
schiefe Hiitten im fremden Land. Und meist
erfahrt der Herbst von den Tranen nur dann, wenn er sie
auf seiner eigenen Wange wahrnimmt: dort - im Spie-
gel der Fensterscheiben.

и

Растекаясь широкой стрелой по косой скуле
деревянного дома в чужой земле,
что гуся по полету, осень в стекле внизу
узнает по лицу слезу.
Во-первых, отметим, что сложное по своей структуре авторское предложение, состоящее из деепричастного и сравнительного оборотов, переводчик разбивает на два. При этом теряются связи между частями, получаются как бы две отдельные мысли.

Во-вторых, в оригинальном тексте, безусловно, присутствуют два мотива: А. Мотив монголо-татарского нашествия (который, надо отметить справедливости ради, переводчик до и после этого успешно передавал: см. "der ... uberrollt / wie vor Zeiten ein rohes Mongolenvolk". Или "dem gefallenen Fiirsten vergleichbar". И далее: "mit deinem kasachischen Namen ineins,/den ich als Kennwort der Horde..."). "Косая скула" монгольского лица. Монголы находятся "в чужой земле". Б. Мотив разрушения, опустошенности, одиночества. Слово "стрела", прежде всего, ассоциируется с войной. Кроме того, покосившийся "деревянный дом" в оригинале - в единственном числе, в то время как переводчик употребляет Hiitten2 во множественном числе и не передает концепта одиночества. Слово скула будет заменено ниже на нейтральное Wange (щека), которое не несет в себе отсылку к монгольской теме.

2 Hiitte [12. S. 745] - маленький, примитивный дом, который чаще всего состоит из одной комнаты и предназначен для временного проживания (перевод мой. - Т. Р.).

стр. 82

В оригинале осень растекается широкой стрелой. Такое предложение может породить всевозможные ассоциации. Это может быть осенний ливень, и осень как время старения, обветшания, и осень опять же как стихия, обрушивающаяся на жилище. В переводе же скорее констатация одного факта "гроза стрелами (стрелой) колет покосившиеся избы в чужой земле". Здесь речь идет только о явлении природы, хотя и сохранена военная метафора: Pfeil - стрела. Множественное число schiefe Hiitten никак не отражает мотива одиночества, разрушения, заброшенности, имеющегося в оригинале. Кроме того, "скула дома" одушевляет предмет, в переводе избы остаются лишь избами.

Тот же мотив одиночества, переданный Бродским словами "слеза" (ед.ч.), "в стекле" (ед.ч.), не выражен в переводе, так как тут "осень узнает о слезах в зеркале стекол". К тому же, вместо сравнительного оборота "что гуся по полету.. .узнает" (т.е. по приметам, по отдельным моментам узнается нечто целое, а далее узнавание идет в обратную сторону - от большого к меньшему "узнает по лицу слезу") в переводе даны ограничивающие обстоятельства "und meist"- "в основном" и "nur dann, wenn er sie / auf seiner eigenen Wange wahrnimmt " - "только тогда, когда она (осень) их (слезы) на собственной щеке чувствует" (см. далее 2.4).

2.3. Упрощение - расширение смысла

Сужением смысла, или, скорее, приданием новой окраски стихотворению является и использованное переводчиком слово Spiegel - "зеркало", которое, безусловно, является деталью обихоженного дома. Стремление придать уют обстановке, оживить ее является третьим отличительным моментом переводов. При этом зеркало вдвое увеличивает пространство, которое Бродский локализует: "в стекле внизу" (см. 2.4).

Новую окраску придает стихотворению и немецкий глагол erfahren, так как он обозначает получение информации о чем-то новом. У Бродского же очевидно продолжается цепь узнаваний чего-то уже ранее знакомого, того, что уже когда-то было. То есть уместнее был бы глагол erkennen, который переводчик использовал ранее. Непонятно, как надо расценивать появление этого глагола в переводе: как ошибку переводчика или как сознательное решение отказаться от глагола erkennen.

2.4. Деформация пространства и времени

Деформация пространства может идти в различных направлениях. Так, например, в предыдущих строчках переводчик в два раза увеличивает пространство, употребляя слово Spiegel, которого нет в оригинале. С другой стороны, в следующих строчках он это пространство значительно суживает, когда переводит слово "потолок" составным существительным Zimmerdecke, т.е. "потолок комнаты". Само же упоминание комнаты вновь придает оттенок обустроенности, явно противоречащий настроению оригинала (см. 2.3).

Время также меняет здесь свои границы (хотя в основном перевод соответствует в этом отношении оригиналу). Сравним строчки:

Und meist
erfahrt der Herbst von den Tranen nur dann, wenn er sie
auf seiner eigenen Wange wahrnimmt

и

что гуся по полету, осень в стекле внизу
узнает по лицу слезу.
Текст Бродского никак не ограничивает временные рамки. Переводчик же, вводя ограничивающие обстоятельства времени, стремится к этому. Поскольку

стр. 83

сам Бродский относился к данной категории очень внимательно и не раз говорил о ее важности в своей поэзии, то молено утверждать, что вольности перевода здесь искажают оригинал.

2.5. Не менее важна для Бродского и категория "причина -следствие" 3

Во многих произведениях Бродского можно увидеть поменявшиеся местами причину и следствие, и это является одной из характерных черт его поэзии4 . Переводчик возвращает все на свои места. Сравним:

erfahrt der Herbst von den Tranen nur dann, wenn er sie

auf seiner eigenen Wange wahrnimmt (дословно: "Осень узнает о слезах только тогда, когда ощущает их на своей собственной щеке") и русский вариант:

.. .осень в стекле внизу

узнает по лицу слезу.

2.6. Сдвиг значения при переводе идиом

Посмотрим на последние строчки данного стихотворения и его перевода:

Hefte ich den Blick
fest an die Zimmerdecke, so fallt das Gliick
jenes Sieges mit deinem kasachischen Namen ineins,
den ich als Kennwort der Horde langst auswendig weip.

и

И, глаза закатывая к потолку,
я не слово о номер забыл говорю полку,
но кайсацкое имя язык во рту
шевелит в ночи, как ярлык в Орду.
Здесь происходит то же самое, что и с польским переводом: "Hefte ich den Blick fest" означает всего лишь "уставиться в потолок, не отрывать взгляда от потолка" Снова мы видим отличие от оригинальных строк "глаза закатывая к потолку", которые, безусловно, ассоциируются со смертью и возвращают нас к строчкам в начале стихотворения:

Узнаю этот лист, в придорожную грязь
падающий, как обагренный князь.
То есть погибает князь, а вместе с ним и лирический герой - сливаются таким образом в единое целое события давних времен и современность, история народа и судьба одного человека. Переводчик же не только не дает возможности провести такие параллели, но еще более уводит читателя в сторону, добавляя не существующие в оригинале слова:

so fallt das Gluck
jenes Sieges mit deinem kasachischen Namen ineins
Ни о какой победе, тем более о чувстве счастья в этот момент у Бродского речи не идет. При этом непонятная, видимо, немецкому переводчику строчка:

я не слово о номер забыл говорю полку

вообще отсутствует в переводе.

3 Бродский говорил: "Но я действительно скорее интересуюсь причинами, чем следствием. Меня более интересует зло как таковое, вульгарность как таковая, чем конкретные их проявления в данный момент" [13. С. 203].

4 Сравни, например, стихотворение Бродского "Потому что каблук оставляет следы - зима..." [5. С. 79].

стр. 84

Хотелось бы так же отметить различие между глагольными сочетаниями ineins fallen, т.е. "приходить в голову"

so fallt das Gliick
jenes Sieges mit deinem kasachischen Namen ineins

и

но кайсацкое имя язык во рту
шевелит в ночи, как ярлык в Орду,
где действие скорее воспринимается как обдумывание возможного следующего шага: не продаться ли в Орду, спасая свою жизнь. При этом из оригинала не следует, какой выбор сделает герой. В переводе же решительности больше:

so fallt das Gliick
jenes Sieges mit deinem kasachischen Namen ineins,
den ich als Kennwort der Horde langst auswendig weiß.
Герой счастлив, что ему пришла в голову спасительная мысль назвать чье-то имя (возможно, что и женское) в качестве пароля в орду. Генетив же в словосочетании Kennwort der Horde в отличие от "ярлык в орду" дает возможность предположить, что герой перевода уже воспользовался этим, в то время как в оригинале речь может идти только о желании попасть туда.

Описанный выше анализ стихотворения Бродского "Узнаю этот ветер, налетающий на траву...", а также его переводов на польский и немецкий языки показывает, что категориально-семантический сдвиг, если он осуществляется регулярно, определяется не только индивидуальностью переводчика или, в некоторых случаях, его плохим знанием языка перевода. В качестве причин этого явления могут быть названы, во-первых, сами принципы построения поэтического произведения: как отмечал Бродский, поэзия - это, прежде всего, игра слов, основанная на их многозначности и множественности ассоциативного ряда: "Начиная стихотворение, поэт, как правило, не знает, чем оно кончится, и порой оказывается очень удивлен тем, что получилось, ибо часто получается лучше, чем он предполагал, часто мысль его заходит дальше, чем он рассчитывал" [14. С. 312]. Понятно, что любой иностранный эквивалент обладает семантическим полем, иным, чем у слов оригинального текста. И тогда, вероятно, при желании переводчика игра слов возможна, но уже совсем другая, дающая иной образ. Во-вторых, переводчика следует рассматривать как носителя определенной картины мира. В процессе перевода информация, содержащаяся во всех структурах текста, делится переводчиком (возможно, на подсознательном уровне) на "важную" и "неважную". Так, одна из самых частых тем русской поэзии -одиночество - не в полной мере или совсем не передана в польском и немецком вариантах. Не находят достаточного выражения в текстах переводов и прямые аллюзии Бродского к историческому прошлому России. С другой стороны, немецкий перевод придает тексту новую тональность: стремление к уюту и некой обустроенности пространства. Наконец, сама поэтическая форма, ограниченная размером, ритмом, рифмой, жанром и т.д., ставит переводчика в такие условия, когда он, проанализировав стихотворение, поняв и связав воедино все явные и неявные смыслы, вынужден сознательно выбрать определенное направление развития образа, выбирая иные, чем в оригинале, лексические и грамматические средства, и избежать этого практически невозможно.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Brodsky J. Elegy to John Donne and Other Poems. London, 1967.

стр. 85

2. Szymak-Reiferowa J. Z argonizmy i obscena w tlumaczeniach poezji J. Brodskiego // Wspolczesny jezyk polski i rosyjski. Konfrontacja przekladowa / Pod red. A. Boguslawskiego i J. Medelskiej. Warszawa, 1997.

3. Ранний А. "На пиру Мнемозины": Интертексты Бродского. М., 2001.

4. Янгфельдт Б. Стихотворение - это фотография души // Иосиф Бродский. Большая книга интервью. М., 2000.

5. Бродский И. Часть речи. Стихотворения 1972 - 1976. СПб., 2000.

6. Brodski J. Poezje wybrane. Warszawa. 1990.

7. Brodsky J. Romische Elegien und andere Gedichte. Munchen; Wien, 1985.

8. Топоров В. Н. Пространство и текст // Из работ московского семиотического круга. М., 1997.

9. Берч Е., Чин Д. Поэзия - лучшая школа неуверенности // Иосиф Бродский. Большая книга интервью. М., 2000.

10. Slownik je zyka polskiego / Red. M. Szyczak. Warszawa, 1998. T. 3.

11. Державин Г. Р. Сочинения. Л., 1987.

12. Deutsches Universalworterbuch. Mannheim, 1996.

13. Биллем Г. Вестстайн. Двуязычие - это норма // Иосиф Бродский. Большая книга интервью. М., 2000.

14. Нобелевская лекция // Бродский И. Поклониться тени: Эссе. СПб., 2002.