К числу наиболее сложных проблем истории средневековой книжности относится проблема авторства. Речь идет не только об анонимности многих письменных памятников, но и об отсутствии достаточной информации об авторах, чье имя бесспорно установлено.
Примером литературного произведения, чья атрибуция является неполной и в силу этого во многом гипотетичной, может служить "Сказание о исхождении Святого Духа", написанное в 1511 г. повелением сербского воеводы Стефана Якшича "многогрешным и хуждыпим в християнех Василием презвитером Никольским от Дольняя Руси". Опубликовавший это послание "к некоему латинскому архиепископу сопротивляющуюся" Ф.И. Покровский отметил, что "об авторе послания, пресвитере Василии, кроме тех немногих сведений, которые он сам дает о себе в предисловии и послесловии к посланию, ничего не известно"; однако, исходя из имени заказчика, способа датировки послания и помещенного в нем перечня тогдашних монархов ("В лето 7019, индиктиона 14, по летех Христова Рождьства римленом пишоущим 1511, скиптро-дрьжавным же: в Оугрех и Чесех Владиславу, в Ленденех Жигимонтоу, в Роусии Василию, великаго Иоанна сыноу, грьком же страждющим под страхом Баазит соултана"), он предположил, что Василий был уроженцем Угорской Руси, где под названием "Дольней земли" известна Угорская низменность, а "долинянами" именуют "угрорусское население отрогов Карпат, спускающихся к этой низменности" [I]1. Это, далеко не бесспорное, мнение прочно утвердилось в литературоведении [2. С. 279; З].
Уязвимость данной гипотезы заключается в том, что термин "Дольняя (Нижняя) Русь" никогда не прилагался к Закарпатью, служа традиционным обозначением Среднего и Нижнего Поднепровья. Известно, что уже древнерусские книжники делили восточнославянские земли на "нижние" и "верхние" [4]; архаичное и зыбкое словообразование "Нижняя Русь" просуществовало до XVI в.(2), проникая подчас в офици-
Русина Елена Владимировна - канд. ист. наук, старший научный сотрудник Института истории Украины НАНУ.
1 Сохранился и сербский список послания (середины XVI ст.), проанализированный Радоичичем [2. С. 273-281]. Характерно, что в сербском варианте, достаточно точно передающем оригинал, Василий фигурирует не как "презвитер", а как "прозываемый" Никольским. Данная конъектура, очевидно, первична, поскольку "презвитер" восходит к позднему, рубежа XVII - XVIII ст., списку послания.
2 В литературе последнего времени можно встретить утверждение, что деление Руси на Верхнюю и Нижнюю фиксировало существование в XV - XVI вв. "двух этноисторических реальностей" - России и Украины (см. [5]), хотя подкрепляется это ссылками на А. Контарини, помещавшего Киев за пределами Нижней Руси [б], и Ляннуа, отмечавшего, например, что он прибыл в Каменец-Подольский "из Львова,
стр. 69
альную лексику (так, в 1558 г. Сигизмунд-Август адресовал один из своих "безмытных листов" панству нашему Великому князству Литовскому и всему Понизовью и земле Волынской" [8]).
Соответственно скорректировав "район поиска" Василия Никольского, мы достаточно быстро обнаруживаем его следы в синхронной документации. В акте пожалования Чернигова(3) князю Семену Можайскому (1 июля 1496 г.) великий князь литовский Александр Казимирович вывел за пределы юрисдикции Семена ("вынял на себя") ряд бояр, находившихся на великокняжеской службе "тые нам мають служити с тых именей своих, што в Черниговском повете мають"), и в их числе - некоего Андрея Павловича с "братаничами" (племянниками по мужской линии) Халецким и Микольским [9. 1846. Т. I. N 139. С. 163].
Зная имя деда Микольского по отцу - Павел - и то что он служил непосредственно великому князю литовскому, мы имеем веские основания отождествить его с писарем великокняжеской канцелярии "Никольским Васильевичем Павловича", которому в марте 1505 г. Александр Казимирович выдал "лист", закрепляющий за ним владения его отца Василия Павловича [10. Вып. 2. N 728. С. 170-171]. Последний, как мы узнаем из указанного документа, также был "господарским" писарем, верно служил "з молодых лет" Казимиру и даже "положил свою голову" на этой службе. Заслуги Василия Павловича были отмечены пожалованием ему имения Деречин, хозяином которого он стал, женившись на вдове его прежнего владельца, Богдана Васьковича Дрому-тевича.
Право наследственного владения этим имением и подтвердил своему "шляхетне врожоному писарю Никольскому Васильевича" Александр, "бачачи... перво сего к отцу нашему, славное памяти королю Казимиру, и потом к нам верную а справедливую, николи не замешканую и пыльную службу". Таким образом, писарь Никольский появился при "господарском" дворе еще во времена Казимира (1440-1492) и, по-видимому, на рубеже XV-XVI вв. уже перешагнул порог своего тридцатилетия. Что касается Василия Павловича, то исходя из того, что запись, сделанную им в Литовской Метрике ("А писал Васко Павлович" [11. Стб. 60], можно датировать 1448 г.(4)), заключаем, что он появился на свет, самое позднее, на рубеже 1420-1430-х годов. Соответственно, и гипотетический возраст его сына можно корректировать лишь в сторону увеличения.
Помимо "листа" на Деречин, где-то между 1500 - 1506 гг. сын Василия Павловича получил от Александра Казимировича еще одну "данину" (двор Вакиники в Троцком повете), призванную компенсировать потерю Никольским его черниговской "отчины", захваченной московскими войсками; это пожалование дошло до нас в форме его подтверждения Сигизмундом I (1506), который не терял надежды "сполна очистить" Северщину от неприятеля (хотя документом не исключалось, что этого не случится и "имения" Никольского и его земляков "отпишут в вечном миру за границу" [12. N 206. Р. 196].
проехав Верхнюю Русь" [7]. Уже двух этих примеров достаточно, чтобы предостеречь исследователей от слишком "прямолинейной" трактовки средневековых макротопонимов. Необходимо также учитывать, что пребывание Верхней и Нижней Руси в составе разных государственных образований неизбежно привносило в эту терминологию политические акценты. Более того - в условиях, когда в Московском государстве была отвергнута Флорентийская уния, терминологическое членение Руси приобрело черты церковно-админи-стративного деления: известно, что Григорий Болгарин командировался на Русь как митрополит "киевский, литовский и всей Нижней Руси".
3 Напомним, что вплоть до 1500 г. он, как и вся Северщина, находился в составе Великого княжества Литовского. Переход ведущих репрезентантов этого региона - князей Семена Ивановича Можайского и Василия Ивановича Шемячича - на службу к Ивану III положил начало московско- литовской войне 1500-1503 гг., завершившейся включением Северщины в состав Российского государства, юридически оформленный в 1508 г.
4 Она находится среди записей, датированных январем и мартом 11 индикта, в составе так называемой книги "данин" Казимира, охватывающей 1440-1455 гг.
стр. 70
Однако минуло несколько лет - и Никольский, верой и правдой служивший Казимиру и Александру, пренебрег интересами сменившего их на престоле Сигизмунда, примкнув к восстанию Михаила Глинского. Трудно сказать, что повлияло на это решение - амбиции, дремавшие в нем до поры до времени, придворные интриги, затаенные в сердце обиды или же просто связи семейства Глинских с Черниговом(5), - но, начиная с 1508 г., Никольский фигурирует в документах виленского двора с постоянным определением "зрадца" (изменник).
На рубеже лета-осени того года Сигизмунд информировал Менгли-Гирея, что дьяк Никольский был одним из двух "зрадец", отправленных Глинским к Василию III, "жадаючи его, абы ему своих воевод з людьми прислал и хотячи ему вси наши граничный городы, добывши, подати" [9. 1848. Т. 2. N 41. С. 49; 12. N 69. Р. 112]6. Но роль Никольского в мятеже не свелась к функциям посланника: сохранилось глухое известие о том, что некий Курбака "держал" Чечерск (входивший в комплекс так называемых поднепрских волостей) "от зрадци Никольского"; летом 1508 г., исполняя приказ Сигизмунда ("того наместника поимати"), чечеряне учинили над ним самосуд [12.N41б.Р.312-313].
Очевидно, не лучшая доля ожидала и самого Никольского после того, как авантюра Глинского потерпела крах. Вряд ли он мог рассчитывать на снисхождение Сигизмунда, как отдельные фигуранты этого дела (например, некто Богуш Заранкович, который "ездил зрадцою з Никольским", в июле 1508 г. прощенный "господарем" и получивший обратно уже разделенную между его братьями "отчину", "статки домовые... и кони, и иные речи" [12. N 339. Р. 270].
Имущество Никольского также было конфисковано. По данным Литовской Метрики, уже в августе 1508 г. его дом в Вильно, что был "против Святого Яна", выхлопотал у Сигизмунда князь Василий Полубенский [12. N 356. Р. 277], принадлежавший Никольскому Деречин, или Кочин, в феврале 1509 г. достался овручскому наместнику Семену Федоровичу Полозовичу (как, кстати, и "имения" князя Ивана Глинского на Киевщине) [12. N 424. Р. 315- 316]7, двор Вакиники был передан в "заставу", а затем и полностью перешел к князю Глебу Юрьевичу Пронскому (1510) [12. N 487. Р. 353-354].
Эти последние записи в Метрике, где фигурирует "зрадца" Никольский (в документе 1510 г., как и в акте 1496 г. - Микольский), интересны тем, что в них называется его имя - Василий, совпадающее с именем автора "Сказания о исхождении Святого Духа". При этом ответ на вопрос, каким образом бывший дьяк виленской великокняжеской канцелярии, на рубеже 1508-1509 гг. вместе с Глинскими эмигрировавший в Россию, со временем оказался при дворе Стефана Якшича, достаточно очевиден: сестра последнего, Анна, была женой Василия Глинского(9), который выехал в Москву вместе с братьями Иваном и Михаилом. Остается предположить, что и на чужбине
5 На Черниговщине Глинским принадлежали Хоробор, Домыслин, Смолин; князь Иван Борисович Глинский в 1492-1496 гг. был черниговским наместником - с чем, очевидно, связана передача его родственнику Андрею Дрожче нескольких сел в Черниговском повете, ранее составлявших собственность князя Петра Михайловича Масальского (соответственно, "дворянин Андрей Дрожчич" упоминается в грамоте 1496 г.; после провала мятежа М. Глинского он вместе с братом Петром нашел пристанище в России) (см. [13]).
6 На Черниговщине Глинским принадлежали Хоробор, Домыслин, Смолин; князь Иван Борисович Глински в 1492-1496 гг. был черниговским наместником - с чем, очевидно, связана передача его родственнику Андрею Дрожче нескольких сел в Черниговском повете, ранее составлявших собственность князя Петра Михайловича Масальского (соответственно, "дворянин Андрей Дрожчич" упоминается в грамоте 1496 г.; после провала мятежа М. Глинского он вместе с братом Петром нашел пристанище в России (см. [13]).
7 В Литовской Метрике сохранился и текст одного из посланий, переданных Глинским в Москву через "пана Никольского" [9. 1848. Т. 2. С. 22-23; 12. N 72. Р. 117-119].
8 В Русском временнике (по Румянцевскому списку) он фигурирует среди выехавших на службу к Василию III "княжат и панов" как "диак королевской Никольской" [15].
9 Отметим, что брата Анны (в иночестве - Анисьи) следует отличать от двух других Якшичей, носивших имя Стефан: ее отца, умершего в 1489 г., и ее племянника, сына Марка Якшича, умершего между 1530-15 37 гг. [16; 2. С. 276-278].
стр. 71
Никольский поддерживал тесные связи с кланом Глинских и по-прежнему пользовался их особым доверием, выполняя достаточно ответственные миссии.
"Установив личность" Никольского, рассмотрим вопрос: правомерна ли распространенная ныне в литературе его характеристика как "украинского книжника"? Не подлежит сомнению, что его род имел тесные связи с Черниговщиной. Мы, правда, очень мало знаем об отце Василия Никольского Павле. Как уже отмечалось, упоминание его имени в Метрике единично, а предлагаемое в современной историографии отождествление писаря Васька Павловича с дьяком великокняжеской канцелярии "менянином" (минчанином) Васьком (Васильцем) Любичем [17] (ср. с [11. Стб. 84, 85, 136, 137]) ошибочно: как свидетельствуют документы, тот умер "безпотомно", и принадлежавшие ему земли унаследовали его племянники (один из которых, Петрашко Фоминич Любича, тоже стал ""господарским" писарем) [18].
Впрочем, имеются данные о ближайших родственниках Никольского - прежде всего о братьях отца. Так, упомянутый в грамоте 1496 г. Андрей Павлович в 80-90-х годах XV ст. был Троцким подключим; в 1502 г. он получил от Александра на три года в "хлебокормление" двор Красное, что, очевидно, представляло собой компенсацию за утрату земель на Черниговщине [11. Стб. 262, 628; 10. Вып. 2. N 625. С. 104]. Другой дядя Никольского, Богдан Павлович, на рубеже XV-XVI вв. занимал пост виленского подключего [11. Стб. 841-843; 12. N 274. Р. 228]; в августе 1496 г., непосредственно после передачи Чернигова Можайскому (и, по- видимому, в связи с этим событием) он обратился к Александру Казимировичу, чтобы тот подтвердил своим актом "отьчину и дедину его" в Черниговском повете: "имения" Сибреж (совр. Свибрыж) и Заболовесье, селище Ргощ, а также ловище и бортную землю Замглай [19]10. Документ, выданный в связи с этим ходатайством Александром, интересен для нас не только точной локализацией владений Богдана Павловича (где располагались черниговские "имения" его братьев Василия и Андрея, остается только гадать), но и указанием на то, что эти земли принадлежали его отцу и деду. Таким образом, с учетом сделанных выше хронологических выкладок, можно утверждать, что предки Никольского осели на Черниговщине, как минимум, в конце XIV ст. Соответственно, нет оснований оспаривать мнение, что первым задокументированным лицом в ряду этих предков был некий Павел Мишкович, получивший в 1437 г. от Свидригайла "взамен Сновска северского, над Сновью рекой лежащего" Хальч в окрестностях Гомеля(11).
Утверждение о Василии Никольском как "украинском книжнике" появилось в литературе благодаря работам О. Галецкого и Ст. Кучиньского [20; 21. S. 6- 10, 17-23; 22. S. 366-367], исследовавших генеалогию рода Халецких, один из представителей которого, как уже отмечалось, упомянут в грамоте 1496 г. в качестве "братанича" Андрея Павловича. При этом другой его племянник, Никольский, был (вопреки указаниям приведенных выше источников, не привлекавшихся к решению данной проблемы) идентифицирован как Иосиф Евстафьевич Халецкий) [21. S. 20, 23]12, что объясняется "наложением" на реалии конца XV ст. позднейших (и нередко сомнительных) данных о родословном древе Халецких. По сути, исследователи окрестили Халец-кими всех потомков Павла Мишковича - между тем как эта фамилия закрепилась лишь за теми из них, кто при разделе родовых владений, вместе с какими-то землями на Черниговщине, получил и Хальч (Хальче) в Гомельском повете(13). Трудно судить, когда именно и каким образом был осуществлен этот семейный "дел"; фактом
10 При публикации данного документа [10. Т. 1. Вып. I. N 314. С. 123] оригинальный текст был искажен.
11 Данное пожалование фигурирует в выписи из новогрудских гродских книг (7 августа 1661 г.). фиксирующей уничтоженные казаками привилеи рода Халецких.
12 Такой же точки зрения придерживается и Н. Яковенко [23].
13 В грамоте 1496 г. черниговские "имения" Халецких не названы; однако в дошедшей до нас в поздней (и притом дефектной) копии "памяти" литовским послам (сост. ок. 1527 г.), содержащей перечень всех черниговских сел со спорадическими указаниями имен их прежних (до 1500 г.) владельцев, упоминается существующий поныне Слабый как село, "что было за Халенским (вариант: Харевским)", в котором без труда угадывается искаженное "Халецкий" (см. [24]).
стр. 72
остается лишь то, что первые документальные известия о Халецких восходят к 80-м годам XV в. Речь идет о сыне гипотетического Евстафия Павловича, Михаиле Ха-лецком - как правило, подобно Василию Никольскому, не называемом в актовом материале по имени [11. Стб. 198; 24]14. Оба "братанича" фигурируют вместе не только в грамоте 1496 г., но и в составе посольства, отправленного в марте. 1502 г. в Заволжскую Орду [25. Р. 178], где Халецкий, как посланник великого князя литовского, был частым гостем.
Кстати, эти контакты могли переломить ход московско-литовской войны 1500 - 1503 гг. Недаром в Москве спустя полтора десятилетия вспоминали о том, что Александр "Ши(х)-Ахметя, царя ордынского, на христьянство навел, а в проводниках у него был его дворянин Халетской и иные королевы люди, и Ши(х)-Ахметь царь по его наводу пришел... в Чернигов, да тут много христьянской крови пролилося" [14. С. 520]. Хан Заволжской Орды Ших-Ахмат в августе 1501 г. во главе 100-тысячного войска появился на Северщине и сумел захватить Рыльск и Новгород-Север-ский; этот успех был бы, несомненно, развит, если бы Александр не дистанцировался от действий своего союзника, отряды которого в июне 1502 г. наголову разгромил Менгли-Гирей (подробнее см. [22. S. 316-337]). Таким образом, ведя переговоры с Ших-Ахматом, Халецкий по-своему способствовал возвращению в состав Литовского государства Черниговщины, с которой его связывали родовые и имущественные интересы. Впрочем, жизни в этом "медвежьем углу" он предпочел карьеру в столице -как, кстати, и остальные из известных нам потомков Павла Мишковича, которые прочно обосновались в Вильно и Троках, органично вписавшись в ряды местной бюрократии.
Их судьбу разделил и Василий Никольский. Живя в Вильно, унаследовав от отца место в "господарской" канцелярии, он получил соответствующий "вышкол" и ни воспитанием, ни образом жизни не был связан со своей "малой родиной" - и, соответственно, не может быть зачислен в ряды "украинских книжников" (хоть в "Сказании" он и декларировал свое "нижнерусское" происхождение(15)). В жизни Никольского, по-видимому, превалировали интересы службы, карьеры; однако когда в силу сложившихся обстоятельств внезапно нарушился их рутинный ход, оказалось, что он не просто винтик бюрократической машины, а человек, не чуждый духа авантюризма, способный на решительные поступки и отнюдь не лишенный литературного дарования. Это лишний раз подтверждает наблюдение М. Грушевского, что в Великом княжестве Литовском "было достаточно людей с теологической и литературной подготовкой, которые при случае могли себя с этой стороны неплохо показать - однако, вне чисто практических потребностей, ничто не стимулировало литературное творчество: отсутствовали те духовные движения, которые стихийно затягивают людей, веля каждому отважному испытать свои силы в сфере духовной деятельности" [27]. По-видимому, и Василий Никольский только отчасти реализовал свой писательский и полемический потенциал.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Покровский Ф.И. Послание Василия, пресвитера Никольского из Дольней Руси, об ис-хождении св. Духа // ИОРЯС. 1908. Т. 13. Кн. 3. С. 88-89,
2. Руски и српски текст Василиjа Никольског из Донье Русиjе // Paдojuчuh h. Сп. Кньижевна збиваньа и ствараньа код срба у среднем веку и у турско доба. Нови Сад, 1967.
14 Отметим, что Михаил Халецкий имел сына Михаила, внесшего свой род в помянник Киево-Печер-ского монастыря; в этой записи, до сих пор не привлекавшей внимание специалистов, из мужчин названы только Михаил и Терентий (см. [26]).
15 Впрочем, это кажется достаточно естественным для человека, порвавшего со своей "политической родиной" и не вполне освоившегося с ролью "московита". Что же касается попыток определить "гражданство" Никольского, исходя из помещенного в "Сказании" списка "скипетродержавцев", то такая постановка вопроса представляется ошибочной: очевидно, что те перечислены в порядке географической близости их владений к Сербии, на территории которой было написано "сказание".
стр. 73
3. Paдojuчuh Ъ. Сп. Стари српски писци украiинске народности (од Kpaja XV до Kpaja XVII века) // Paдojuчuh Ъ.. Сп. Кнэижевна збиваньа и ствараньа код срба у средньем веку и у турско доба. Нови Сад, 1967. С. 261; Пелешенко Ю.В. Розвиток украшськоi ораторськоi та агiографiчноi прози кжця XIV - початку XVI ст. Кшв, 1990. С. 10-11; Мишанин О. Давня украiнська лiтература в загальнословянському контекстi // Медiевiстика. Одеса, 1998. Вип. 1. С. 8.
4. Полное собрание русских летописей. М., 1962. Т. 2. Стб. 112, 359, 369, 645.
5. Наливайко Д. Укража в рецепцп захщних гуманiстiв XV-XVI ст. // Свропейське Вщрод-ження та украiнська лiтература XIV-XVIII ст. Кшв, 1993. С. 7-8.
6. Барбаро и Контарини о России: К истории итало-русских связей в XV в. Л., 1971. С. 188-189.
7. Путешествия Гильбера де-Ланноа в восточные земли Европы в 1413- 1414 и 1421 годах // Университетские известия. Киев, 1873. N 8. С. 39.
8. Торгiвля на Украiнi. XIV - середина XVII столiття: Волинь i Наддншрянщина. Кшв, 1990, N 59. С.86.
9. Акты, относящиеся к истории Западной России, собранные и изданные Археографическою комиссиею. СПб.
10. Акты Литовской Метрики. Варшава. 1896-1897. Т. 1. N 728. С. 170-171.
11. Русская историческая библиотека, издаваемая имп. Археографическою комиссиею. СПб., 1910. Т. 27.
12. Lietuvos Metrika. Vilnius, 1995. Knyga N 8.
13. Бычкова М.Е. Состав класса феодалов России в XVI в.: Историко- генеалогическое исследование. М., 1986. С. 62-63.
14. Сборник имп. Русского исторического общества. СПб., 1892. Т. 35.
15. Зимин А.А. Новое о восстании Михаила Глинского в 1508 году // Советские архивы, 1970. N 5. С. 72.
16. Paoojuuuh Ъ.. Сп. Доба постанка и pa3Boj старик српских родослова // Paoojunuh Ъ С п. Ктьижевна збиван>а и стваран>а код срба у средк>ем веку и у турско доба. Нови Сад, 1967. С.175-176.
17. Urzednicy centraini i dygnitarze Wielkiego ksiestwa Litewskiego XIV-XVIII wieku: Spisy/ (= Urzednicy dawnej Rzeczypospolitej XII-XVIII wieku: Spisu. T. XI). Kornik, 1994. S. 121. N 868.
18. Archiwum ksiazat Lubartowicz6w Sanguszkow w Slawucie. Lw6w, 1887. T. 1. N XCIV. S. 90.
19. Российский государственный архив древних актов. Ф. 389. On. 1. Д. 6. Л. 133-133 об.
20. Halecki 0. Chaleccy na Ukrainie // Miesiecznik heraldyczny. 1910. S. 134- 140, 164-170, 194-201.
21. Kuczynski S.M. Rodowod Michata Chaleckiego // Miesiecznik heraldyczny. 1934.
22. Kuczynski S.M. Ziemie czernihowsko-siewierskie pod rzadami Litwy. Warszawa, 1936.
23. УкраУнська шляхта з кшця XIV до середини XVII ст. (Волинь i Центральна Украша). Кшв, 1993.С. 164.
24. Русина О. Iз спостережень над "Реестром чершпвських границь" з 20-х рокiв XVI столiття // Записки Наукового товариства iменi Т. Шевченка. Львiв, 1993. Т. CCXXV. С. 300, 301,304.
25. Lietuvos Metrika. Vilnius, 1993. Knyga N 5. P. 118, 126, 138, 140, 147, 148, 157, 159, 170, 172-175,177-179.
26. Голубев С.Т. Древний помянник Киево-Печерской Лавры (конца XV и начала XVI столетия) // Чтения в Историческом обществе Нестора- летописца. Киев, 1892. Кн. 6. Приложение. С. 64.
27. Грушевский М. Iсторiя Украiнi-Руси. Кiiв; Львiв, 1907. Т. 6. С. 353.