М. 2012. 271 с.

В 2012 г. вышло второе издание монографии покойного Александра Александровича Формозова "Классики русской литературы и историческая наука". Впервые она была опубликована в 1995 году. Книга быстро стала библиографической редкостью, что говорит о ее успехе у читателей, однако в то время ни одной рецензии на этот труд в печати не появилось. Между тем, она заслуживает внимания широкого круга специалистов-гуманитариев.

Формозов был выдающимся историком науки, автором монографий и многочисленных

стр. 173
статей об историках и археологах. Человек широкого кругозора, приверженец трезвых оценок, он, как очень немногие, был готов к созданию книги, охватывающей различные области гуманитарных знаний, не избегая "неудобных" фактов и высказываний ее героев.

Импульс для работы над рецензируемой книгой Формозову дала действовавшая с 1950-х гг. тенденция к расширению предмета истории исторической науки. В частности, она проявлялась в том, что в историю науки стали включать взгляды писателей на отечественное прошлое, их суждения о нем. Формозов обратил внимание на то, что в известных "Очерках истории исторической науки в СССР", по его словам, "А. Н. Радищеву отведено столько же места, сколько таким известным историкам как М. М. Щербатов, И. Н. Болтин и Н. М. Карамзин, вместе взятым" (с. 6). Наблюдения, выводы, идеи писателя оценивались наравне с выводами и идеями исследователей. Особенно ярко такое явление было представлено в книге Л. В. Черепнина "Исторические взгляды классиков русской литературы" (М. 1968). При этом передовые воззрения великих русских писателей зачастую противопоставлялись консервативным взглядам историков. Тенденция эта просуществовала долго, в настоящее время она скорее прошлое, чем настоящее нашей науки, хотя в остаточном, затухающем виде кое-где встречается и сегодня. Книга Формозова - это результат его анализа особенностей в подходах к познанию прошлого у художников слова и профессионалов-историков.

К началу 1980-х гг. Формозов закончил работу над книгой, но издатели возражали против слишком большого, по их мнению, справочного аппарата. Автора толкали на то, чтобы превратить его исследование в легкий очерк. Формозов не соглашался. Так прошли годы. Желание видеть свою работу опубликованной взяло верх, и книга вышла в свет в 1995 году. Справочный аппарат был дан в сокращенном виде, поэтому читателю было неведомо, на какой солидной базе выстроена вся работа. Конечно, автора это не могло удовлетворить. Он продолжал работать над темой. Появлялись новые фрагменты второй редакции текста. Еще при жизни Формозова началась его подготовка к печати. После кончины ученого его супруга М. К. Трофимова продолжила эту работу. Был восстановлен справочный аппарат, выверены примечания, изъяты вторжения редактора в авторский текст и возрожден повествовательный стиль Формозова, свободный, художественно образный, иногда немного архаичный. В своей книге Формозов говорит молодым голосом. В ней он жив.

Книга состоит из девяти очерков. Уже первый из них доказывает, что содержание рассматриваемой работы шире, чем ее название. Он посвящен произведению XVII в. Синопсису, который на протяжении следующего столетия играл роль учебной книги по отечественной истории, издавался и охотно раскупался читателями даже в начале XIX в. пока не был оттеснен "Историей" Н. М. Карамзина. Следующие очерки посвящены М. В. Ломоносову, Н. М. Карамзину, А. С. Пушкину, Н. В. Гоголю, А. К. Толстому, А. Н. Островскому, Н. Е. Салтыкову-Щедрину, Л. Н. Толстому. Среди героев книги Формозова есть еще один, чьим именем не назван ни один очерк. Это массовый читатель - носитель общественного сознания с его представлениями о прошлом, запросами к науке, с его ожиданиями. Он также является предметом рассмотрения автора книги.

Сопоставление текстов первой и второй редакций показывает, что объем работы Формозова увеличился главным образом за счет восстановленного справочного аппарата. В очерке о Синопсисе было 16 сносок, стало - 30, о Ломоносове соответственно - 35 и 59, о Карамзине - 37 и 78, О Пушкине - 32 и 68 и т.д. Иными словами, объем примечаний вырос более, чем в полтора раза. Кроме того, был расширен круг использованной литературы. В основной части текста учтена авторская правка стилистического характера, в нее включены предположения, уточнения, острые оценки, данные как самим автором, так и его героями, которые, видимо, были сняты редактором.

В каждом из очерков автор книги исследует метод познания и метод реконструкции, примененный тем или иным его героем. Один тщательно знакомился с источниками, читал специальные исследования, другой свободно обращался с историческим материалом, порою предпочитая легенды фактам, третий враждебно относился к исторической науке. "Писатели заботились не о мелочной точности, а создавали свой мир, как бы вторую реальность" (с. 259).

стр. 174
Формозов показал, что Островский потерпел творческую неудачу именно тогда, когда, готовя историческое произведение, решил самым добросовестным образом изучить максимальное количество древних материалов. Задача писателя была сведена к иллюстрированию того, что пишут историки. У Гоголя просматривается равнодушие к методике исследования, к работе с источниками, к их критике. Главным для него был поиск в источниках красочности, передача духа запорожского казачества. В восприятии читателем "Тараса Бульбы" "все неточное и спорное заслоняют эпические картины запорожской вольницы и образы народных героев, пожертвовавших собой за справедливое дело" (с. 142). У Островского и Гоголя первоначальное стремление к предельной точности, работа с источниками не дали ожидаемого результата, а вот более свободное отношение к фактам в сочетании с глубоким проникновением в дух эпохи увенчалось успехом.

Каждый очерк в книге отражает процесс размышлений над соотношением мышления научного и мышления художественного на примере творчества того или иного писателя. Формозов спорил не только с историками (авторами "Очерков истории исторической науки в СССР" и других трудов), но и с теми литературоведами, которые отождествляли научное и художественное творчество. При этом он выступал против преувеличения научного значения опытов писателей в области истории. Формозов пришел к выводу о, своего рода, противостоянии историков и писателей. Область науки - анализ, область искусства - синтез. "То, что делает историю наукой - анализ источников, сопоставление их - особенно отталкивало писателей. Их привлекали образность яркие портреты и картины эпохи, а отнюдь не то направление в деятельности ученых, что нередко называют каталогом, - уточнение имен, дат, последовательности событий, систематизация фактов - совершенно необходимое как база любых исследований" (с. 260 - 261).

Важной областью, затронутой в исследовании Формозова, является общественное сознание, часть которого составляют представления о прошлом. Литература стоит к общественному сознанию ближе, чем историческая наука, и воздействует на него заметнее. Причем, утверждал Формозов, в этом процессе воздействия большую роль играют не столько шедевры, сколько массовая беллетристическая продукция - те исторические романы, которые, по словам Аполлона Григорьева, выходили "по дюжине в месяц".

Рассматривая деятельность того или иного своего героя, Формозов сделал ряд уточнений и опровержений, сообщил факты, которые наука обходила своим вниманием. Все это существенно для биографов тех писателей, творчество которых рассмотрено в данной монографии.

Написанный на пересечении разных областей исследования - историографии, истории общественного сознания, литературоведения, истории литературы, психологии творческой деятельности - труд Формозова является ценным вкладом в историографию истории России как с эмпирической, так и теоретической точки зрения.