В современной англо-американской, французской, западногерманской историко-философской литературе и историографии, включая и издания, выпущенные в связи с XIII Международным конгрессом исторических наук, проблема соотношения истории и современности рассматривается как одна из самых актуальных. Вокруг этой проблемы среди буржуазных ученых нередко возникают острые методологические дискуссии. Проф. Г. Хьюз (США) отмечал, что в отличие от прежних времен теперь в них втянулись не только "университетские ученые континентальной Европы", как это было в начале XX в., но и английские и американские историки1 .

Методологическая проблема соотношения истории и современности объективно концентрирует в себе то или иное понимание исследователем исторических закономерностей, социальных функций исторической науки2 , она предполагает решение таких вопросов, как соотношение прошлого, настоящего и будущего в общественном процессе и особенности познания каждого из этих звеньев, выяснение соотношения истории и политики. Вполне понятно, что с различной интерпретацией этой проблемы связано и различное отношение к историческому опыту, использованию исторических знаний в современной политике и общественном прогнозировании. В условиях обострения идеологической борьбы между капитализмом и социализмом эта проблема приобретает особенно актуальное значение.

Сказанное наглядно подтверждается обсуждением докладов по "большой" теме "История и социальные науки" на XIII Международном конгрессе исторических наук. Рассматривая различия между историческим методом и методом социальных наук и при этом абсолютизируя эти различия, Т. Шидер (ФРГ), например, утверждал: "...отделение существующих феноменов от отмерших, исторических, не всегда однозначно: отмершее и отжившее может продолжать существовать в настоящем, оно переходит в настоящее многими путями, оно находится в постоянном процессе превращения, конец и начало которого очень трудно найти". Далее эта мысль конкретизируется следующим образом: "Для социальных наук всякий социальный процесс открыт в будущее, он может постоянно повторяться, его можно как предмет неисторической структуры извлечь из всех временных соотношений и изолировать. Претензия на обобщение, содержащаяся в социальных правилах и нормах, абстракция, пытающаяся на основе отдельных фактов устанавливать регулярности, а при случае и закономерности высшего порядка, есть преимущественно извлечение из временной структуры, в которой заключен тот или иной социальный феномен". Определение Т. Шидером "временной структуры" истории, которую он ограничивает прошлым, является ошибочным. Изучение современности входит, по его мнению, в задачу социальных, а не исторических наук. Очевидно, что подобного рода утверждения связаны с игнорированием того, что история как наука социальна, а социальные науки историчны; последнее, хотя и скороговоркой, вынужден признать и сам Шидер. "Во всякой историографии и исторической нау-

1 См. H. S. Hughes. The Historian and the Social Scientist. Philadelphia. 1963, pp. 25 - 26.

2 О содержании проблемы см. подробнее: Е. Н. Городецкий. В. И. Ленин - основоположник советской исторической науки. М. 1970; В. В. Иванов. В. И. Ленин о соотношении истории и современности. "Вопросы истории", 1970, N 4; его же. В. И. Ленин о некоторых вопросах соотношения истории и современности (гл. I, III). Томск. 1970. В этих же работах дан подробный указатель литературы по проблеме.

стр. 184

ке, в их интерпретациях прошлого, - отмечает он, - содержится в какой-то мере взгляд в будущее"3 . Но ведь именно настоящее, современность связывают историю с будущим.

Итальянский проф. Э. Сестан в докладе на этом же конгрессе говорил, что выбор исторической темы "глубоко субъективен и обусловлен той средой и тем временем, в котором историк живет, его взглядами на жизнь во всех ее аспектах с политическими, экономическими, социальными, религиозными и моральными проблемами. Поэтому современность, которая очень быстро становится прошлым, находится в непрерывном, медленном или быстром изменении, а в соответствии с этим изменяется также и характер интереса, который историк питает к прошлому. Вот почему мы видим из современности прошлое то в том, то в другом свете (то ярче один цвет, то другой), видим, как высвечиваются из темноты или погружаются в нее некоторые аспекты этого прошлого, которые считаются второстепенными или вообще не имеющими никакого значения"4 .

Мысль Э. Сестана о связи, существующей между политическими взглядами и историографической деятельностью ученого, не вызывает возражения. Однако в его суждении можно обнаружить и оправдание конъюнктурного подхода буржуазной историографии к прошлому. Применительно к буржуазной историографии не лишено реального смысла следующее замечание австрийского ученого Г. Л. Миколецкого: "Сейчас в области истории предпочитают не считаться с требованиями дистанции и критической оценки. Складывается впечатление, что дистанция не нужна, потому что иначе нельзя писать историю современности или публиковать документы, в которых еще живущие деятели выступают не всегда в лучшем виде"5 .

Буржуазные ученые нередко отмечают, что соотношение истории и современности для них приобретает большое значение как в силу социальных, так и научно-познавательных причин. Уже упоминавшийся выше американский ученый Г. Хьюз в работе "История как искусство и наука" пишет, например: "Когда-то я думал, что писать и изучать современную историю - дело не очень респектабельное... Сейчас же мы все принимаем положение Кроче о том, что историческое писание с необходимостью включает современную историю"6 . Откровенность поистине примечательная для представителя буржуазного мышления. Ведь утверждение Б. Кроче о том, что "вся история есть современная история", по существу своему антиисторично. Проф. Г. Элтон, автор монографии "Практика истории", интерес к рассматриваемой проблеме объяснял актуальностью методологических исследований в целом и тем, что историк вынужден "оправдывать социальное назначение своей деятельности"7 . Известные буржуазные ученые В. Айделлоут, У. Галли, М. Мандельбаум, Г. Барраклоу ссылаются на возросшую роль истории в системе наук и в обществе8 . По их мнению, именно это обстоятельство предопределяет теоретический подход к истории, поскольку рассмотрение одних только фактов, представляющих собой эмпирический материал для историка, становится уже недостаточным: надо осмыслить принципы преемственности в общественной жизни, формы исторической генерализации и другие вопросы, связанные с историческим объяснением9 .

На вопрос о том, в какой мере современность связана с прошлым, как отражается в историческом познании связь между ними, буржуазные ученые отвечают по-разному. Преобладающей в условиях идейно-теоретического кризиса современного буржуазного обществоведения является тенденция к противопоставлению истории и совре-

3 Т. Шидер. Различия между историческим методом и методом социальных наук. М. 1970, стр. 2 - 3. Подобные взгляды он отстаивал в монографии "Geschichte als Wissenschaft". Munchen - Wien. 1965, S. 27 - 29.

4 Э. Сестан. История событий и история структур. М. 1970, стр. 6.

5 См. первую часть коллективного доклада на XIII Международном конгрессе исторических наук: Г. Л. Миколецки, Г. Лютц, Э. Энгель-Яноши. Биография и историческая наука. М. 1970, стр. 1 - 2.

6 H. S. Hughes. History as Art and as Science. N. Y. 1964, pp. 89, 94.

7 См. G. R. Elton. The Practice of History. L. 1967, p. VII.

8 U. O. Aydellote. Notes on the Problem of Historical Generalization. Chicago. 1963, pp. 3 - 5; W. B. Gallie. Philosophy and the Historical Understanding. L. 1964, pp. V - VII; M. Mandelbaum. The Problem of Historical Knowledge. N. Y. 1968, pp. 23 - 24, 26; G. Barraclough. An Introduction to Contemporary History. Baltimore. 1967, pp. 3 - 5.

9 См., например, W. B. Gallie. Op. cit., ch. 1.

стр. 185

менности. Она находит свое выражение, во-первых, в призывах исключить влияние современности на историографию10 , во-вторых, в скептическом отношении к возможностям объективного познания современности11 . Однако эти взгляды на соотношение прошлого и настоящего, ставшие в общем традиционными для буржуазных историков, сегодня уже не могут удовлетворить деятелей буржуазной науки. В эпоху бурного общественного прогресса, определяемого прежде всего ростом и упрочением сил социализма, а также и грандиозной научно-технической революцией, буржуазные ученые вынуждены искать новые концепции истории. Теперь многие из них признают абсурдность позиции абсолютного и безусловного скептицизма в вопросе о возможности познания современности12 . На первый план выходит другая тенденция - "осовременивание" истории. Эта тенденция не менее опасна для исторической науки, поскольку содержит в себе нигилистическое отношение к исследованию, познанию прошлого. Сторонники "осовременивания" истории открыто, конечно, не отказываются вообще от изучения прошлого, но придерживаются того мнения, что оно правомерно только в той мере, в какой служит объяснению настоящего или прогнозированию будущего13 . По мнению А. Стерна, автора широко известной за рубежом книги по философии истории, необходимость "осовременивания" была доказана Б. Кроче и "особенно таким своеобразным мыслителем, как испанский философ Хосе Ортега-и-Гассет. Мы здесь имеем дело с концепцией, когда история трактуется как наука о настоящем". Для Ортеги-и-Гассета, пишет Стерн, "прошлое не является абстрактной, инертной вещью, оно живая сила, которая поддерживает настоящее... Прошлое не там, оно здесь, во мне самом. Я есть прошлое, то есть прошлое есть моя жизнь. Это совершенно верная истина"14 . Заметим, что презентизм подвергается критике даже буржуазными авторами. "В Америке, - отмечал известный западногерманский автор по методологии истории Г. Риттер, - имеется целая школа академических историков во главе с Ч. А. Бирдом, Ч. Бирнсом, не считающаяся с принципами "чистого познания", выдвинутыми Ранке. Вместо них они стремятся к отчетливо выраженной прагматической полезности во всей исследовательской работе..."15 . Риттер различает троякое понимание истории: "научной", "современной", "политической".

У Риттера были основания для разграничения презентистски понимаемой "современной истории" и "научной истории". Терминологию Г. Риттера можно признать уместной лишь в определенном контексте, в плане противопоставления презентизма научной истории. Презентизм есть следствие ложного подхода к вопросу об актуальности в истории, к социальным функциям этой науки. Поэтому он неизбежно связан с модернизацией и конъюнктурностью. Исследователи-марксисты справедливо подчеркивают, что как методологическое кредо презентизм глубоко враждебен подлинной исторической науке, стремящейся познать объективную научную истину16 .

Презентистский подход к историческому познанию, который и в идейно- теоретическом отношении и генетически связан с философией прагматизма, "историзмом" Б. Кроче, Х. Ортеги-и-Гассета, нельзя считать абсолютно доминирующим в современной буржуазной методологии17 . Для нее более характерна субъективистско-релятивистская интерпретация соотношения истории и современности. Ее сторонники не разделяют точки зрения презентистов о том, что история есть лишь момент в познании явлений настоящего, что она сливается с современностью. Напротив, они говорят о специфичности объектов познания прошлого и современности. Вместе с тем

10 См. D. Dozer. History as Force. "Pacific Historical Review", 1965, Vol. XXXIV, N 4, pp. 378 - 386.

11 См. A. Stern. Philosophie of History and the Problem of Values. Mouton - S?Gravenhage. 1962, pp. 16 - 19; H. S. Hughes. History as Art and as Science, pp. 9 - 10, 14, 89 - 90.

12 См. В. И. Салов. Современная западногерманская буржуазная историография. М. 1968, стр. 29 - 33.

13 См. A. Stern. Op. cit., pp. 18 - 19; G. R. Elton. Op. cit., pp. 7 - 8, 41 - 50, 51.

14 Ibid., p. 19.

15 G. Ritter. Scientific History, Contemporary History and Political Science. "History and Theory", 1961, Vol. I, N 11, p. 262.

16 См. A. Loesdau. Der Prasentismus in der burgerlichen Historiography der USA. "Zeitschrift fur Geschichtswissenschaft", 1966, N 7.

17 См. A. Loesdau. Op. cit.

стр. 186

для них характерно субъективистское истолкование сущности исторических знаний, исторического опыта18 . Историческое знание субъективно по своей сути, утверждает проф. Г. Тиндер, так как "история неотделима от самого человека, к ней как объекту не подходит анализ, применяемый в науках (имеются в виду естественные науки. - В. И.)"19 . Многие буржуазные историки твердо убеждены в том, что историческая наука объективной истины дать не может20 . Субъективизм буржуазных авторов в их подходе к проблемам исторической науки во многом связан с абсолютизацией действительных трудностей исторического познания, вытекающих из своеобразного соотношения в нем объекта и субъекта (историческое познание рассматривается ими как процесс "самопознания"), и быстрой изменчивости, характерной для социальных явлений.

Субъективистско-релятивистский подход к истории совершенно закономерен для современных буржуазных общественных наук. Он обусловлен прежде всего их глубоким кризисом21 , ставшим имманентным особенно в современную эпоху. Глубокие корни и истоки этого явления были вскрыты еще В. И. Лениным. С другой стороны, подобный подход к истории является естественным результатом внутренней эволюции самой буржуазной историографии. Как указывается в Программе КПСС, "буржуазные ученые и школы не выдержали исторической проверки. Они не смогли и не могут дать научного ответа на вопросы, выдвигаемые жизнью"22 .

Отмеченные выше тенденции в современном буржуазном историческом мышлении отражают характерное для империализма наступление реакции по всем линиям. В этих условиях буржуазные методологи истории стремятся "теоретически" аргументировать антикоммунистическую фальсификацию истории, фабриковать различные наукообразные концепции, безуспешно противопоставляемые ими марксизму-ленинизму. В социально-идеологическом плане именно этим и объясняется стремление "осовременить" историю, "освободить" историческую науку от идеологии. Философской основой концепции "деидеологизации истории" является позитивистский тезис о разделении науки и идеологии. Сторонники этой концепции исходят из тезиса об "освобождении" истории "от прошлого". Этому вопросу английский историк Г. Баттерфилд посвятил специальную работу. В ней автор сожалеет, что современное человечество "слишком романтично или суеверно в отношении прошлого"23 , и поэтому, исходя из тех или иных идеологических представлений, начинает искать в прошлом то, чего нет! Отсюда, как он утверждает, и возникает задача "освобождения" истории от прошлого. Если бы Г. Баттерфилд говорил о недопустимости абсолютизации прошлого при решении вопросов современности, то это было бы правильной постановкой вопроса, и с ним можно было бы согласиться. Но все дело в том, что он фактически становится на точку зрения субъективизма в понимании истории. Рассуждения Баттерфилда носят в общем историософский характер и объективно служат определенным реакционным политическим целям. В этом отношении показательно следующее утверждение Г. Баттерфилда: "Ришелье, Наполеон, Ленин - люди, изменившие или свергнувшие status quo, признавали, что история дает им важнейшие средства борьбы. Даже в настоящее время никто не оказывает столь сильного давления на историю, как революционеры; возможно, что в некоторых отношениях они превосходят всех остальных в научных попытках возвратить прошлое в качестве их союзника и раба"24 . Подобного рода высказывания в какой-то мере (а

18 R. Aron. Dimensions de la consciene historique. P. 1961; P. Geyl. Use and Abuse of History. New Haven. 1955; R. L. Collingwood. Essays in the Philosophy of History. Austin. 1965; G. Barraclough. Op. cit.

19 См. G. Tinder. The Necessity of Historicism. "The American Political Science Review", 1961, N 3, pp. 562 - 563.

20 См. И. И. Шарифжанов. Проблемы исторического познания в англо- американской исторической и общественно-политической периодике (1960 - 1965). В сб. "Методологические и историографические вопросы исторической науки". Томск. 1967.

21 См. В. И. Ленин. ПСС. Т. 18, стр. 333 - 335, 347 - 348, 379 - 380.

22 Программа Коммунистической партии Советского Союза. М. 1971, стр. 51.

23 H. Butterfield. History as the Emancipation from the Past. L. 1956, p. 3.

24 H. Butterfield. Op. cit., p. 16; См. также: ejusd. Man on his Past. Cambridge. 1955, pp. 17 - 26; ejusd. Reflections on Religion and Modern Individualism. "Journal of the History of Ideas", 1961, vol. XXII, N 1 pp. 45 - 47.

стр. 187

именно в той части, что история дает "важнейшие средства борьбы") могут быть применены для характеристики понимания буржуазией социальной функции исторической науки в то время, когда сама она была еще революционным классом. Однако в дальнейшем отношение буржуазии к историческому познанию менялось в связи с ее собственной эволюцией. Это было показано еще К. Марксом и Ф. Энгельсом25 . Что же касается апелляций Г. Баттерфилда к В. И. Ленину, то они совершенно неуместны и лишены всяческих оснований. В. И. Ленин всегда стоял на позициях диалектико- материалистического понимания соотношения истории и современности, при котором исключается какая-либо абсолютизация как прошлого, так и настоящего26 .

В. И. Ленин подчеркивал, что для марксистов исследование истории и современного состояния общественных отношений неотделимо друг от друга: "...Прямая задача науки, по Марксу, это - дать истинный лозунг борьбы, т. е. суметь объективно представить эту борьбу, как продукт определенной системы производственных отношений, суметь понять необходимость этой борьбы, ее содержание, ход и условия развития. "Лозунг борьбы" нельзя дать, не изучая со всей подробностью каждую отдельную форму этой борьбы, не следя за каждым шагом ее, при ее переходе из одной формы в другую, чтобы уметь в каждый данный момент определить положение, не упуская из виду общего характера борьбы, общей цели ее - полного и окончательного уничтожения всякой эксплуатации и всякого угнетения"27 . Следовательно, для марксистско- ленинской науки не может быть и речи о "подчинении" прошлого настоящему. Она ставит целью познание действительной связи между ними. Пропагандируемая буржуазными учеными "свобода" от прошлого, как свидетельствует историографический опыт, на деле превращается в "свободу" от истории.

Концепция "деидеологизации истории" в конечном счете связана с отрицанием объективного характера законов общественного процесса, возможностей научного предвидения. В предисловии к английскому изданию своей широко известной книги "Нищета историцизма" К. Поппер эту точку зрения выразил особенно четко. Он выдвинул против историзма следующие "аргументы": "1. На ход человеческой истории влияет рост знаний человека. 2. Дальнейший рост человеческих знаний нельзя предсказать рациональными, научными методами. 3. Поэтому мы не можем предсказать дальнейший ход человеческой истории. 4. Это означает, что мы должны отрицать возможность теоретической исторической науки, то есть возможность исторической социальной науки, аналогичной, например, теоретической физике. Теория исторического развития не может быть основой для исторического прогнозирования"28 .

Характерно, что концепция "деидеологизации истории" признается далеко не всеми историками на Западе и нередко подвергается критике. Проф. А. Дюбюк (Канада) так говорил о сторонниках этой концепции на XIII Международном конгрессе исторических наук: "Претендующие на то, что они стоят в стороне от любой идеологии, они в одно и то же время отказываются подвергнуть сомнению свою научную проблему и признать существование в самих себе некоторых понятий. Такие ученые заблуждаются и вводят в заблуждение других. На самом деле положение об исчезновении идеологий есть наиболее идеологическое из всех прочих"29 .

Для современной буржуазной историографии характерна своего рода "погоня за модой" в вопросах методологии. Так, Э. Сестан, сравнивая "событийную" и "структуральную" историографию, утверждает, что последняя, "несмотря на риск скатиться до идентификации ее с социологией исторического прошлого, является передовой историографией нашего времени и чрезвычайно значительной для переживаемого этапа, столь насыщенного научностью, экономизмом, социальностью, технологизмом"30 .

Можно согласиться, что "структуральная" историография в противовес "событийной", имеющей главным предметом политические, дипломатические и тому подоб-

25 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 7, стр. 218 - 223.

26 См. В. И. Ленин. ПСС. Т. 1, стр. 340 - 342.

27 Там же, стр. 341.

28: Цит. по: "Jugend. Vaterland. Sozialismus". B. 1969. S. 38.

29 А. Дюбюк. История на перекрестке гуманитарных наук. М. 1970, стр. 11.

30 Э. Сестан. Указ. соч., стр. 12.

стр. 188

ные уникальные факты, расширила в некоторой степени рамки буржуазной исторической науки. Но из этого не вытекает вывод Э. Сестана о том, что "структуральная" историография "является передовой историографией нашего времени". Ни то, ни другое направление не охватывает всего предмета исторической науки, который гораздо шире и в полной мере характеризуется лишь марксистско-ленинской методологией, учением об общественно- экономических формациях.

Однако дело не только в ограниченности предметной области "структуральной" историографии. Ее методика, построенная на механическом, искусственном и произвольном вычленении отдельных форм и связей объекта, не отвечает требованию объективного научного анализа. Упускается из виду единство характеристики объекта, выражающее его движение и развитие, внутренняя закономерность компонентов структуры. "Структуральная" историография не может быть понята в полной мере без выяснения ее отношения к структурализму, столь распространенному в буржуазной науке. Именно последний в теоретико-методологическом отношении питает современную "структуральную" историографию, это проявляется, в частности, в описанном Э. Сестаном факте обособления, односторонней оценки экономических, социальных, технических структур31 .

Отмечая факт широкого распространения субъективизма, отчасти и структурализма в современной буржуазной методологии, нельзя, однако, лишь ими ограничить ее содержание. В ней наряду с этими и другими не упомянутыми нами неоидеалистическими концепциями (например, неоиррационализм и т. п.) нередки и апелляции к традициям "положительной" науки, призывы к исследованию реальных фактов общественной жизни, к синтезу истории и социологии32 .

В новейшей буржуазной историографии подобные методологические установки получили наибольшую реализацию в теоретических построениях представителей школы "Анналов" (по названию журнала "Annales d?histoire economique et sociale", основанному в Париже в 1929 г.), идейные истоки которой во многом восходят еще к социологическим концепциям известного французского историка Анри Берра о "культурно-историческом синтезе". "Анналисты" верили в высокое академическое и социальное назначение исторической науки в "неустойчивом мире". Соотношение истории и современности они рассматривали как актуальную теоретическую и практическую проблему науки33 . Большое значение, например, ей уделял в своих работах один из основателей этой школы, М. Блок. При этом он, в отличие от других теоретиков современной буржуазной философии истории, исходил из того, что признание тесной связи между прошлым и настоящим само по себе не приводит к искажению объективной истины в процессе познания социальных явлений. М. Блок писал: "Иногда говорили: история - наука о прошлом. Это, по-моему, сказано недостаточно. Прежде всего абсурдна сама идея, что прошлое в качестве лишь такового могло бы быть объектом науки"34 . М. Блок при этом подчеркивал, что социальные явления в самом своем развитии имеют "характер общности" и последовательны в хронологическом порядке. Отсюда он сформулировал следующий методологический принцип: понимать настоящее через прошлое и прошлое через настоящее35 . М. Блок горячо спорит с теми, кто те или иные явления прошлого рассматривает изолированно от общего хода истории, вне их связи с современностью. В том же духе выступает другой руководитель журнала "Annales", Л. Февр, когда он пишет о невозможности познания современности без глубокого понимания прошлого36 . Вмес-

31 Более подробно характеристику применения структурного метода в буржуазной историографии см. J. Viet. Les metodes structuralistes dans les sciences sociales. P. 1965.

32 Таковыми являются работы Э. Карра, Т. Шидера, Р. Витрама. См.: E. Carr. What is History. L. 1961; T. Schieder. Op. cit.; R. Wittram. Anspruch und Fragwurdigkeit der Geschichte. Gottingen. 1969.

33 A. Penaudet. L?ouvre historique de Lucien Febvre. "Revue de histoire moderne et contemporaine". P. 1956.

34 Свои методологические взгляды М. Блок в основном изложил в работе M. Bloch. Apologie pour l?histoire ou metier d?historien. P. 1949.

35 Ibid., pp. 2, 3 - 5, 11 - 16. Подробнее о методологических взглядах М. Блока см. нашу статью в сб. "Методологические и историографические вопросы исторической науки". Томск. 1965.

36 L. Febvre. Combats pour l?histoire. P. 1953, pp. 115 - 116.

стр. 189

те с тем эти ученые видели задачу исторической науки прежде всего в том, чтобы описать, воспроизвести явления прошлого, раскрывая их причинно- следственную взаимосвязь. Будучи идеалистами, они не поняли того объективного критерия повторяемости, который был научно обоснован марксизмом37 . Эти историки не ставили перед собой задачи познания исторической необходимости, а идею исторической закономерности интерпретировали субъективистски38 . Именно поэтому они не смогли до конца научно объяснить проблему соотношения истории и современности, которая по своему содержанию является общеметодологической. Обзор новейшей буржуазной литературы по этой проблеме еще раз подтверждает, что ее решение принципиально невозможно с позиции исторического субъективизма и идеалистического понимания законов общественной жизни.

37 См. В. И. Ленин ПСС. Т. 1, стр. 137.

38 L. Febvre. Op. cit., pp. 15 - 16.