Порой читатель не может даже представить себе, какую кропотливую работу приходится проделать, прежде чем внести в примечания к публикации исторического источника новые дату, имя, установить неизвестную деталь или пояснить, казалось бы, незначительный факт. Зато подчас сколько сюрпризов таит в себе эта работа. В ней, как при начале любого путешествия, нельзя и предположить, какие обнаружатся впереди препятствия и неожиданности. Работа над комментариями - это тоже своего рода путешествие, путешествие в прошлое, сокрытое порой и забвением и тайной. В примечаниях, набранных скромным петитом, как правило, отражен лишь конечный результат работы, а самый поиск остается в издании неотраженным. Об одном таким поиске и пойдет рассказ.

Готовились к изданию письма выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского (1841 - 1911)1 . Эти свидетели ушедшей жизни хранят на своих выцветших листках свежие впечатления провинциального юноши, впервые в жизни проехавшего по железной дороге и увидевшего новые для него города - Муром, Владимир, Москву; они передают предэкзаменационный трепет абитуриента, поступающего в Московский университет; они отражают и раздумья студента о жизни и своей роли в ней, и замыслы начинающего ученого, и деловую переписку декана, и дружеские послания знаменитого профессора, и официальные отчеты академика, и, наконец, последние наставления сыну, написанные уже в больнице, незадолго до кончины.

1 В. О. Ключевский. Письма. Дневники. Афоризмы и мысли об истории. М. 1968.

стр. 214
Наиболее затруднительными для комментирования были письма молодого Ключевского. Оно и понятно. Ведь их адресаты - мало или совсем неизвестные нам лица. Пензенский период жизни их автора, когда он был скромным, постоянно бьющимся с нуждой семинаристом, слабо изучен. Еще менее известен круг лиц, окружавших его тогда: товарищей и преподавателей Пензенской духовной семинарии; учеников подростка Ключевского, дававшего уроки; его родных - Европейцевых, Колпиковых, "бабенек", "дяденек", двоюродных и сводных сестер и братьев, имена и шутливые прозвища которых мелькают на страницах.

Но наиболее сложной, пожалуй, оказалась серия из шести черновиков, которая занимала особое место среди эпистолярного наследия Ключевского. Сейчас она содержится в одном академическом хранилище2 . Все черновики написаны почерком мельче бисера, густыми черными чернилами на больших, сложенным листах бумаги. На первом листе, служившем обложкой, карандашом поставлено рукою Ключевского название: "Пензенская переписка". В тексте много исправлений, зачеркиваний, Прочитать все это нелегко, а иногда и невозможно. Письма, идущие подряд, отделены друг от друга горизонтальной чертой и порядковым номером. Все они имеют неполную дату - только число и месяц, а год отсутствует. Лишь последнее датировано полностью: "20 апреля 1866 года". Адресаты первых пяти не названы. Из обращения шестого письма "Любезный Иоанн Васильевич!" видно, что оно направлено родственнику историка И. В. Европейцеву, священнику Боголюбской церкви в Пензе, который в свое время поддержал Ключевского в трудный для него момент, когда тот решился порвать с обеспеченной ему духовной карьерой, нарушив семейную традицию, бросить семинарию и поступить в Московский университет. Это письмо является ответом на сообщение о почти одновременной смерти матери Ключевского Анны Федоровны и ее сестры - жены Ивана Васильевича Европейцева и любимой тетки Василия Осиповича. "Две потери зараз, - и какие потери!" - с горечью восклицает он, чувствуя потребность излить свое горе близкому человеку, видя в том "единственное средство освободиться от тягостного чувства одиночества".

До нас дошло еще восемь писем, адресованных И. В. Европейцеву и его супруге. Обычно они начинались словами: "Любезные Иван Васильевич и тетенька" (ни разу нигде не было названо имя тети). А в последнем письме, вспоминая с горечью об утрате, Ключевский пишет, что "тщательно пересмотрел все уцелевшие письма, где есть ее приписочки", и тут же приводит одну из них, которая заканчивалась словами: "с любовью к Вам остаюсь Е. Е." Значит, таковы ее инициалы, причем второе Е. относится к фамилии - Европейцева (отчество ее, судя по отчеству ее родной сестры Анны Федоровны Ключевской, урожденной Мошковой, - Федоровна). Имя же удалось установить при просмотре в Пензенском областном архиве метрических книг Боголюбской церкви. Там зафиксировано, что 19 января 1866 г. от горячки в возрасте 38 лет скончалась жена священника И. В. Европейцева Евдокия Федоровна3 . Так сравнительно просто удалось установить имя и даты жизни одного из главных действующих лиц в письмах молодого Ключевского.

Но сколь резко от этого письма отличаются остальные пять, и не только тем, что в них таилось много загадок! По своей тональности все они светлы, радостны, полны юного задора. Написаны они тоже близкому человеку, любимой женщине. Василий Осипович называет ее поверенной своей души, своим тихим, благодатным и добрым гением. "Вы улетели, мой тихий гений, и стало нам пусто и скучно". Он умоляет ее: "Напишите хоть строчку, хоть обругайте, если можно!" А затем: "Утром нашел в университете Ваше письмо! Добрый друг мой! Зачем хитрить и писать Вы/ Т? Так бы и звали: Ты; это лучше идет к Вашей прямоте". Или же: "Я только что прочитал Ваше письмо. За начало я не стану Вас благодарить: я прочитал его раза три и еще не раз буду перечитывать". "Вы пишете о тоске... Чем же мне разогнать Вашу тоску?" Он напоминает: "...помните нашу прогулку в глубь рощи, эта минута продолжалась поутру.

2 Отдел рукописных фондов Института истории СССР АН СССР (далее - ОРФ ИИ), ф. 4, оп. 5, д. 26.

3 Государственный архив Пензенской области (далее - ГАПО), ф. 182, оп. 6, ед. хр. 135.

стр. 215
Видите, как я нескромен"; "...чуть не с плясом говорю: нет, мы не будем скучать, пока есть в нас капля жизни!"

Эти письма - свидетельства сугубо личной жизни Ключевского, о которой известно мало, что очень затрудняло работу по прояснению текста. Историк был женат на Анисье Михайловне Бородиной, имел единственного сына Бориса, помогал своей сестре воспитывать ее детей. Что касается деталей, то ни остальные письма, ни дневники не раскрывают частных сторон его жизни. Он стесняется, как кажется, не только корреспондента, но и самого себя. Как правило, о своих личных чувствах и переживаниях пишет скупо и сдержанно, как бы опасаясь ненужного откровенничанья, сверхинтимности и никогда целиком не выдавая себя. Частичная скрытность в хорошем понимании этого слова, что уже отмечалось в литературе, была одной из черт его характера. Тем большую ценность представляют обнаруженные черновики.

"Я должен, - читаем с них, - списывать Вам события моей внешней и внутренней жизни"; "...у меня невольно выходит что-то вроде дневника"; "но мне хочется написать Вам побольше о чем бы то ни было, и я рад всякому подвернувшемуся под руку предмету". И он пишет своим мельчайшим почерком длинные-длинные послания, описывает свои визиты к ее родным и шутливое ухаживание за некоей Н. М., прогулки, попутные наблюдения; вспоминает о недавнем свидании с адресатом, о прочитанных вместе книгах; от скуки остроумно философствует о скуке же, привлекая для аргументации Спинозу, пушкинскую "Сцену из Фауста" ("Мне скучно, бес..."), байроновского Чайльд Гарольда, пушкинских Онегина и Алеко, лермонтовских Печорина и Демона. "Какая пропасть скучающих героев! - восклицает он. - Все они сильные, могучие характеры, по свидетельству их авторов, каждый из [них] готов сказать, как Печорин: "Я чувствую в себе силы необъятные", - а между тем сидит со своими необъятными силами да зевает во весь геройский рот".

В связи с этими письмами встает ряд вопросов. Действительно ли они, как указано на обложке, были адресованы в Пензу, родной город Ключевского, который он покинул в 1861 г. и куда он более никогда не возвращался? Или под названием "Пензенская переписка" удобнее хранить послания от чьего-то пристального глаза? Где жила эта женщина? Какова датировка писем? Что за люди скрыты за буквенными обозначениями имен, так часто встречающихся в тексте? Наконец, самое главное-кому письма адресованы? Кто "она"?

Пока единственным источником исследования является самый текст писем. Попытаемся сначала установить время их возникновения. Может быть, они написаны в один год с последним, датированным 1866 годом? Читаем первое письмо. В пятом абзаце встречается фраза о том, что некая "Надежда М. была в большой досаде"; что некий М. И. К. не принес ей третьей части "Марева", и она обратилась с просьбой достать книгу к Василию Осиповичу, который далее описывает, что "чрез полсутка книга с шумом влетела в окно, а податель продолжал мерным шагом свое дальнейшее шествие: он шел самоуверенно и гордо, ибо совершил свое дело, исполнил волю повелительницы". И в следующем письме упоминается тот же роман: "Я остался дочитывать "Марево" до всенощной". Вероятно, речь шла о только что вышедшем в свет произведении, которое было еще затруднительно достать. Нетрудно установить, что некогда популярный роман "Марево", написанный В. П. Клюшниковым, печатался в журнале "Русский вестник" в 1864 г. (NN 1 - 3, 5). Следовательно, есть основания предположить, что и письма были написаны Ключевским в 1864, а не в 1866 году. Хорошо бы проверить это дополнительно.

Читаем следующее письмо, которое помечено 29 июня. Вот его начало: "Я не исполнил Вашей просьбы, мой друг, не принялся за письмо в субботу, а пишу теперь, в понедельник..." Понедельник? Проверяем. Действительно, 29 июня в 1864 г. было понедельником. Итак, можно считать установленным, что данные пять писем возникли в 1864 году. Ключевскому в то время было двадцать три года. Значит, только третий год, как он жил в Москве, в новом для него городе, где до переезда у него не было ни родных, ни знакомых. Вчерашний семинарист, застенчивый по натуре, он неловко чувствовал себя в незнакомой обстановке и трудно сходился с людьми. В то время он еще довольно тесно был связан со своими пензенскими товарищами: "...время семинарское и теперь еще подчас так живо чувствуешь, будто еще только-только простился с ним" (из письма к родным от 12 августа 1864 г.). Нельзя ли в связи с этим найти какие-

стр. 216
нибудь сведения об искомом адресате в письмах к его товарищам, а прежде всего к самому близкому другу Порфирию Петровичу Гвоздеву? Письма к последнему были изданы отдельной книжечкой сорок пять лет назад4 , подлинники их хранятся в Отделе рукописей Государственной библиотеки имени В. И. Ленина5 .

Удивительно! За 1863, 1864, 1865 и 1866 гг., то есть как раз за интересующий нас отрезок времени, не сохранилось ни одного письма ни к Гвоздеву, ни к какому-либо другому старому товарищу. А вот за 1861 и 1862 гг. имеется 12 писем, адресованных Гвоздеву (затем они вновь появляются с 1867 г.), и два письма Василию Васильевичу Холмовскому, тоже пензенскому приятелю. Выяснилось, что при передаче писем молодого Ключевского в архив родственники Гвоздева уничтожили все бумаги интимного характера. Следовательно, здесь пути для поиска закрыты. Сохранились же за эти годы только письма Ключевского к Европейцевым. Причем три из шести дошли до нас в небольших фрагментах, опубликованных в 1913 г.6 , два - в незаконченных черновиках7 и только одно, от 12 августа 1864 г., целиком8 . Из него можно почерпнуть лишь, что Ключевский довольно продолжительное время не писал родным: "гуляю вот уже третий месяц и не писал до сих пор"; что он пишет им "спустя 1 1/2 мес[яца] после" письма из дому; что лето провел в "скуке и тоске". Однако нет ни слова, о причинах этой тоски. Таким образом, из этого источника тоже почти ничего не извлечешь.

Ключевский в двадцать три года еще не был женат, "ютился где-то под крышей на 6-м этаже"9 и к лету 1864 г. только что перешел на последний курс историко- филологического факультета Московского университета. Внешне он был скромным, пожалуй, даже незаметным, но с очень выразительными, черными, живыми и проницательными глазами. Известный юрист и общественный деятель А. Ф. Кони, который впервые увидел Ключевского осенью 1863 г., вспоминал впоследствии студенческие субботние вечера, на которых под звуки купленного в складчину старенького фортепьяно они беседовали до глубокой ночи о вопросах, волновавших их юные умы. Вот его строки: "...наши словесники стали все чаще и чаще упоминать имя своего товарища Ключевского, относясь к нему со все возрастающим интересом и уважением. Наконец однажды... он посетил наше субботнее собрание и не раз затем в нем появлялся. Его невзрачная, скромная фигура, тихий голос и сдержанная молчаливость вначале невольно возбуждали у тех, кто не был на том же курсе одного с ним факультета, вопрос: "Да что же такого особенного в этом Ключевском? Почему сотоварищи, - склонные вообще к критическому отношению и зоркие на недостатки, добродушно осмеиваемые, - относятся к нему с таким почтением, как бы по молчаливому соглашению признавая его авторитетом в своей среде?" Но стоило ему живо заинтересоваться предметом разговора, особливо если он касался истории или искусства, как эти вопросы получали самый вразумительный ответ. Ключевский оживлялся, вставал, делал несколько шагов по комнате и - обыкновенно стоя - начинал говорить, немедленно овладевая общим вниманием. Его речь на чудесном русском языке, тайной которого он владел в совершенстве, лилась неторопливо; по временам он останавливался и на минуту задумывался и затем снова пленял и удивлял выпуклостью образов, остротою и глубоким содержанием эпитетов и богатством сведений, приводимых в новом и подчас неожиданном освещении, за которым чувствовалась упорная работа самостоятельной мысли"10 .

Видимо, в тот период Ключевский уже трудился над своей первой книгой "Сказания иностранцев о Московском государстве", которая была им закончена в 1865 г. и несколько раз затем издавалась11 . За эту работу он был удостоен золотой медали,

4 "Письма В. О Ключевского к П. П. Гвоздеву (1861 - 1870)". М. 1924.

5 Отдел рукописей Государственной библиотеки имени В. И. Ленина (далее - ОР ГБЛ), ф. 131, п. 24-а, д. 3.

6 "Из писем В. О. Ключевского". "Голос минувшего", 1913, N 5. См. также выдержку из письма, приведенную в статье И. А. Артоболевского "К биографии В. О. Ключевского" (там же).

7 ОРФ ИИ, ф. 4, оп. 5, дд. 8, 26.

8 ГАПО, ф. 285, оп. 1, д. 5.

9 М. Голубцова. Воспоминания о В. О. Ключевском. "У Троицы в Академии. 1814 - 1914 гг.". М. 1914, стр. 673.

10 А. Ф. Кони. Воспоминания о В. О. Ключевском. "В. О. Ключевский. Характеристики и воспоминания". М. 1912, стр. 146.

11 "Сказания иностранцев о Московском государстве. Рассуждение студента Василия Ключевского, писанное для получения степени кандидата по Историко-фило-

стр. 217
ученой степени кандидата и оставлен при университете для подготовки к профессорскому званию по кафедре русской истории.

Вернемся, однако, к путям дальнейших поисков. Попробуем выяснить, куда были адресованы письма. Вчитываясь в их текст, чувствуешь, что адресат живет где-то совсем близко, что корреспонденты часто встречаются, что Василий Осипович был довольно тесно связан с родными этого лица, посещает их и информирует ее об их жизни: "Скоро ли я увижу Вас? Хотелось бы, а предложить поездку кому-нибудь из Ваших еще не решаюсь; вот, скажут, как скоро соскучился"; "Я хотел застать Вас на другой день..."; "Я пришел чрез полчаса после Вашего ухода"; "Она села на том месте, где часто сидел я около Вас, в углу, у двери в другую комнату"; "Как только Вы скрылись, я встал и объявил решительно, что не пойду, не объевшись земляники"; "В тот вечер, как Вы приехали..."; "После дождя я пришел к Вашим..."; "У Ваших домывали полы, мы пришли к чаю и передали, что нужно", и т. п. Так как из других источников известно, что Ключевский в то время из Москвы не выезжал, следовательно, Пенза не может быть местом жительства искомого адресата. Видимо, она жила где-то в Москве или под Москвой. Территориальный круг поисков значительно сужается, что делает их более направленными.

Возникает новый вопрос: у кого в доме часто бывал в те годы Ключевский? Одинокий в чужом городе, почти без средств к существованию, он вынужден был с первых же дней жизни в Москве искать заработка. У него уже накопился достаточный опыт репетиторства, ибо, еще учась в семинарии, он постоянно давал уроки. Даже во время подготовки к экзаменам в университет он готовил к этим же экзаменам двух сыновей фабриканта Маршева. В письмах 1861 г. к родным он сообщает из Москвы: "Я здоров, хлопочу об уроках, которые имеются в виду"12 . Однако в последующих посланиях он не упоминает, кому именно стал преподавать. Известно, впрочем, что первые летние студенческие каникулы в 1862 г. Ключевский провел в качестве репетитора в семье князя С. В. Волконского 13 .

В Исторической библиотеке (Москва), в Отделе редких книг, в маленьком фонде Ключевского есть пояснительная записка его дальней родственницы Н. С. Воскресенской, которая в 1941 г. передала туда свою коллекцию рукописей историка (листы из дневника, записную книжку, несколько фотографий и лекции, записанные ее матерью), Н. С Воскресенская, в частности, отметила, что с 1861 г. Ключевский поддерживал товарищеские отношения с вольнослушателем Московского университета Николаем Михайловичем Бородиным, который предложил ему заниматься латинским языком с его младшим братом Сергеем (впоследствии отцом Н. С. Воскресенской). Василий Осипович стал бывать в доме Бородиных, где его заботливо встречала, стараясь всякий раз накормить, мать молодых людей Александра Ильинична. Постепенно Ключевский сдружился со всей семьей и стал в ней своим человеком. Несколько лет спустя он женился на дочери Александры Ильиничны Анисье Михайловне, а другой дочери, Надежде Михайловне, с которой был дружен всю жизнь, подарил в 1890-х годах свою, записную книжку с афоризмами.

Так, может быть, в интересующих нас письмах речь идет о семье Бородиных? Попробуем подставить известные теперь нам имена вместо встречающихся там инициалов. Николай Михайлович Бородин (Н. М., или Н. М. Б., или Н. Б.) в тексте не встречается. Сергей Михайлович Бородин (С. М., или С. М. Б., или С. Б.): в письме от 29 июня три раза стоит С. М. По первым двум упоминаниям трудно о чем-либо судить, так как они слишком общи. В третьем случае Ключевский пишет, что он "прошел чрез ограду в надежде встретить С. М. и подурачиться" с ним; не тут-то было; как отыскать его "среди сотен мелюзги, кишащей на траве"? Как видно, речь идет о мальчишках, иг-

логическому факультету". "Московские университетские известия", 1866, NN 7 - 9; см. также "Приложения к Московским университетским известиям". Т. II. М. 1866; то же отдельной книгой (М. 1866) и под названием "Московское государство по описаниям иностранцев XV - XVII вв. Сказания иностранцев о Московском государстве". Сочинение Василия Ключевского. Издание Общества распространения полезных книг. М. 1866.

12 "Из писем В. О. Ключевского". "Голос минувшего", 1913, N 5, стр. 229.

13 И. А. Артоболевский. К биографии В. О. Ключевского, стр. 172; М. В. Нечкина. В. О. Ключевский "Русская историческая литература в классовом освещении". Сборник статей. Т. 2. М. 1930, стр. 223.

стр. 218
рающих во дворе. Сергею в 1864 г. было 14 лет. Допустимо, таким образом, что имеется в виду именно он. Буквенных обозначений А. И. или А. И. Б., под которыми могла бы быть скрытой Александра Ильинична Бородина, в тексте нет. Н. М., она же Надежда М.: вполне может быть Надежда Михайловна Бородина, которую Ключевский в шутку называл владычицей, повелительницей, а себя - ее рыцарем. Встречающееся там же уменьшительное имя Никсочка не относится ли тоже к ней? Наконец, из упомянутых выше лиц остается еще Анисья Михайловна (А. М., или А. М. Б., или А. Б.). В письме от 9 августа находим: А. М. Ключевский описывает начавшийся, но быстро потушенный пожар, во время которого, "точно в Польше", - сказала А. М., сидя на выдвинутом сундуке". Но ниже она названа Ал. М., значит, речь идет не об Анисье Михайловне.

В том же письме имеется единственное обращение к адресату всех пяти писем. Вот это место: "Помните ли Вы ту строчку в письме, вдоль листа? Она так и перерезала хорошие поперечные строки. Она спрашивает, стоите ли Вы того названия, которое я Вам дал. А. М.! Во всяких сколько-нибудь близких отношениях есть вещи совершенно решенные, хотя никто никогда не решал их: они сами решились и доказали себя тем, что явились и сознаются обеими сторонами, проще - мной и Вами". Так, может быть, А. М. и есть Анисья Михайловна, будущая жена Ключевского, на которой он женился спустя пять лет?

Куда же уезжала Анисья Михайловна в 1864 г. и где она жила в то время? Перечитываем письма еще и еще раз. Ищем во всех известных фондах Ключевского письма Анисьи Михайловны к нему и ее личные материалы. Узы, дошедшие до нас ее письма - все от более позднего времени. А подлинных писем Ключевского, черновики которых он так бережно хранил, вообще нет. Неужели она их не сохранила? Круг снова замкнулся. Оставшиеся восемь инициалов по-прежнему пока не раскрыты. Каких-либо данных о других семьях, где в 60-е годы бывал Ключевский, тоже нет. Следовательно, на данном этапе можно все эти соображения кратко отразить в комментариях и поставить в квадратных скобках имя адресата - Анисья Михайловна Бородина (1837 - 1909), с января 1869 г. жена В. О. Ключевского.

Однако нужно идти дальше и комментировать другие события. В частности, необходимо установить даты жизни Надежды Сергеевны Воскресенской, урожденной Бородиной. Из ее записки явствует, что в свое время она работала в Историческом музее в Москве. Там подтверждают: Н. С. Воскресенская, действительно, работала в музее, но уже умерла, когда - неизвестно; в Москве живет родственница ее мужа Наталья Сергеевна Воскресенская; может быть, она сумеет помочь? И верно, Наталья Сергеевна сообщила нужную дату и дала номер телефона родного брата покойной Льва Сергеевича.

Со Львом Сергеевичем удалось побеседовать не один раз. Он хорошо помнит и самого Василия Осиповича Ключевского, и своих родителей, и теток. Его воспоминания насыщены интересными и важными деталями. О волнующих нас письмах, естественно, ничего не знает. Но зато сообщает ценные подробности о семье Бородиных и о взаимоотношениях с нею Ключевского. Прежде всего подтвердилось предположение, что письма адресованы кому-то из членов этой семьи: он узнал из описаний характера и манеры выражений свою тетку Надежду Михайловну, о которой чаще, чем о других, говорилось в письмах. Затем Лев Сергеевич обратил внимание на упоминание в одном из писем ограды Петра и Павла, где "шумит и вертится ребячий базар". Оказалось, что семья Бородиных постоянно жила в квартире церковного дома при церкви Петра и Павла на Большой Якиманке. Это почти прямое указание адреса их дома. Раскрылись, далее, еще несколько инициалов. Е. М. - это Елизавета Михайловна, еще одна сестра Анисьи Михайловны. А. С. - вероятно, Анна Семеновна Строганова, которая жила на Большой Якиманке, в доме напротив квартиры Бородиных, и часто по-соседски заходила к ним. Был у Николая Михайловича приятель Кержинский (к сожалению, не вспомнилось его имя и отчество); может быть, инициалы М. И. К. и К. относятся как раз к нему? Правда, несколько имен так и остались неразгаданными. Как чувствуется по контексту, Е. Г. и Ал. М. - это женщины, В. Я. П. и Г. - мужчины.

"Вы говорите, что в тексте упоминается Никсочка? - спрашивает Лев Сергеевич. - Не ошибка ли это? Может быть, Нисочка? Жену Василия Осиповича Анисью Михайловну в семье звали Ниса". Иду в архив, еще и еще раз читаю, рассматриваю в

стр. 219
лупу: четко написано "Никсочка". Но об этой Никсочке говорится в третьем лице! Значит, А. М. - отнюдь не Анисья Михайловна. А кто же А. М.? Может быть, этот адресат - вовсе и не из Бородиных? Может быть, вообще все неверно? Не надо торопиться. Зайдем еще раз ко Льву Сергеевичу. Не было ли в семье Бородиных еще сестер с инициалами А. М.? "Как же, были. Кроме Анисьи Михайловны, были Александра Михайловна и Анна Михайловна. Только вряд ли это они". Более добавить ничего не может, ибо самого Льва Сергеевича тогда еще не было на свете, а его отцу в ту пору было всего 14 лет.

Чертим генеалогическую схему семьи Бородиных, смотрим в книги "Вся Москва", биографические справочники и другую литературу... В конце концов картина начинает проясняться. Оказалось, что Александра Ильинична Бородина овдовела в 1 851 г., оставшись на руках с семью детьми (Александра, Анисья, Анна, Николай, Елизавета, Надежда и Сергей) и двумя воспитанницами - Марией Ивановной Преображенской и Варварой Ильиничной Захаровой (эти сведения понадобились потом для комментирования другой части издания). Старшая дочь, Александра Михайловна, помогала матери вести хозяйство и воспитывать младших детей. Жила она вместе со всей семьей. Так выявилась Александра Михайловна: А. М., она же Ал. М., которая сидела на сундуке во время пожара, а позднее разгадывала сон Василия Осиповича о близкой встрече с другом. Анисья Михайловна тоже постоянно жила в доме матери, занимаясь, как и сестры, шитьем. Трое самых младших (Елизавета, Надежда и Сергей) росли там же. Николая Михайловича родственники вскоре забрали в Петербург, Анну Михайловну взяла к себе воспитанницей семья Осипа Семеновича Долгова. В Москве Долговы жили на Якиманке, а позднее на Б. Серпуховской, летом же обычно выезжали в Раменское. Следовательно, из трех сестер, имена которых начинались с букв А. М., только Анна Михайловна жила вне дома. Значит, она-то и есть искомый адресат. Теперь понятно, почему Ключевский часто писал о ее родных и навещал ее в "лесном жилище". Возможно, что и следующая фраза относится к ней: "Получил письмо из Р. - очень милое и обязательное". Теперь допустимо расшифровать Р. как Раменское.

По воспоминаниям Льва Сергеевича, Анна Михайловна предстает как человек очень добрый, скромный, спокойный, трудолюбивый, с довольно решительным и независимым характером. Ей было присуще и чувство юмора. В письмах Ключевского встречаются штрихи, подтверждающие меткость ее замечаний. Так, он писал ей: "Вы как-то заметили мимоходом, что нельзя верить тому, что я пишу. Вы отчасти имели право сказать это". Любопытно заметить, что Л. Н. Толстой, говоря о Ключевском, подчеркивал эту его особенность: "Хитрый: читаешь - будто хвалит, а вникнешь - обругал"14 .

Ни в семье Бородиных, ни в семье Долговых никто не знал о привязанности Василия Осиповича к Анне Михайловне. Им обоим удалось сохранить эту тайну. Но почему же он женился не на Анне Михайловне, почти его ровеснице, а на ее старшей сестре? Сейчас трудно ответить на этот вопрос. Заметим попутно, что предложение Василием Осиповичем руки и сердца было встречено в семье Бородиных хотя и благосклонно, но с некоторым недоумением. Ведь ранее он сравнительно мало уделял внимания Анисье Михайловне. Зато все знали о шутливых ухаживаниях за Надеждой Михайловной. Можно предположить, что Анна Михайловна принесла свое личное счастье в жертву семье Долговых, к которой она была привязана, благодарна и осталась на всю жизнь в их доме, став со временем экономкой и воспитанницей их детей. К этому ее могло побудить и несчастье: там росла глухонемая девочка, понимать которую умела только Анна Михайловна. Замуж последняя так и не вышла. А Василий Осипович до конца дней своих тщательно хранил черновики писем к ней, пряча их среди "Пензенской переписки".

Итак, поиск завершился некоторым успехом: адресат пяти писем Василия Осиповича - Анна Михайловна Бородина (1840/41 - 1912). Итог длительной работы вылился в несколько строк комментария. Хочется надеяться, что эта скромная находка, как и все издание (В. О. Ключевский. Письма. Дневники. Афоризмы и мысли об истории), поможет глубже понять и объяснить внутренний духовный мир талантливого ученого.

14 М. Горький. Собрание сочинений в 30 томах. Т. 14. М. 1951, стр. 257.