Тире в поэтическом тексте

В современной русистике под авторской пунктуацией понимается система пунктуационных знаков, находящихся за рамками официального употребления, преследующая определенные художественно оправданные цели1 . Для авторских знаков экспрессивная функция является основой: "Такие знаки (а они индивидуальны в самом прямом смысле этого слова) передают только эмоциональный строй речи, соответствующий данной индивидуальности, и поэтому входят в понятие "слога писателя", составляют элемент авторского стиля"2 . Исследование пунктуации выдающихся мастеров художественного слова помогает постичь богатство ее стилистических возможностей. Известно пристрастие к такому пунктуационному знаку, как тире, М. Горького, Л. Толстого, А. Блока, М. Цветаевой. Они очень часто употребляют тире, не предусмотренное правилами. См.: Однако - можно и поговорить, ну - после!; Вот я - выпил и - рад. (М. Горький.)

Странно, сладко, неизбежно надо
Мне - бросаться в многопенный
вал,

Вам - зеленоглазою наядой
Петь, плескаться у ирландских скал.
Высоко - над нами - над волнами, -
Как заря над черными скалами -
Веет знамя - Интернационал! (А. Блок.)

Мне солнце горит - в полночь!
Мне в полдень занялась - звезда!
Смыкает надо мной - волны
Прекрасная моя беда. (М. Цветаева.)
Тире - это очень емкий по значению знак. Диапазон употребления тире чрезвычайно широк: во-первых, это фиксатор всевозможных "грамматических" пропусков, тире заполняет эти структурно пустые места ("Ночь - твой рапсодов плащ" (М. Цветаева), пропуск связки); во-вто-

стр. 56


--------------------------------------------------------------------------------

рых, при отсутствии специальных лексико-грамматических средств выражения (при бессоюзии) тире способствует передаче на письме особых смысловых отношений - условно-временных и следственно-сравнительных (Настанет миг - я слез не утаю (М. Цветаева), в первой части обозначается время); в-третьих, служит целям создания эмоционально-экспрессивных качеств речи (Беженская мостовая! Гикнуло - и понеслось / Опрометями колес (М. Цветаева), передача динамичности, быстрой смены событий).

Обратимся к наблюдениям над авторской пунктуацией М. Цветаевой. Как заметила Н. С. Валгина, "на первый взгляд может показаться, что пунктуация Цветаевой резко расходится с нормативной: так "густо" стоят у нее знаки, так нагромождены они в пределах короткого словесного текста, так замысловато сочетаются они в строфе и даже строке. Однако такое заключение оказалось бы поспешным, так как знаки эти в большинстве своем нормативны, во всяком случае, не потеряли социальной значимости (они воспринимаемы и объяснимы). И чрезмерная насыщенность ими текста, а также изощренная сочетаемость их друг с другом отражает успешность синтаксиса и активность цветаевского ритма"3 . См.:

Поцеловала в голову,
Не догадалась - в губы!
А все ж - по старой памяти -
Ты хороша, Любовь!

Немножко бы веселого
Вина, - да скинуть шубу, -
О, как по старой памяти -
Ты б зачудила, кровь!
Выбор пунктуационного знака в тексте обосновывается конкретными смысловыми связями ряда предложений, составляющих контекст, либо смыслом и строением данного предложения. В любом случае знаки эти связаны с содержательной стороной текста и отражают авторское стремление передать смысл написанного точно таким, каким он представляется ему самому. Подобное контекстуальное употребление знаков, употребление, связанное с передачей нужного смысла, диктуемое объективно существующими условиями контекста, служит созданию экспрессии, является стилеобразующим, всецело принадлежит художественному тексту. Авторская пунктуация соответствует особой манере письма и отражает индивидуальность художника слова.

Авторское тире и ритм

Ритмическая организация и особая интонационная структура - фундаментальное свойство поэтического сообщения4 . Стиховая речь членится на стихотворные строки - стихи. Ритмической единицей внутри стиха является "ритмическая структура" - полноударное слово или группа слов с одним словесным ударением. Выравнивание словесных ударений в стихах и связанное с этим интонационное выделение каждого полноударного слова - закономерность, которую раскрыли многие исследователи ритма стиховой речи (С. И. Бернштейн, В. М. Жирмунский, Б. В. Томашевский и др.). Отмеченная закономерность наряду с замедлением темпа речи придает каждому слову в поэтических текстах больший смысловой вес, чем это имеет место в прозе. Стиховой ритм в целом исключает возможность и во многих случаях делает ненужным смысловое выделение слов, обычное для интонации прозаической речи: "Стих есть речь без логического ударения" (Томашевский).

Интонация в стихе не просто преобразуется под влиянием метра, но она (интонация) активно включается в образование ритма, "надстраиваясь над метром"5 (Н. И. Жинкин).

По словам А. Белого, "лирическая интонация переживается поэтом, как некое содержание, всегда загаданное...". Из внутренней напевности рождается образ6 . Устранение мелодии искажает поэтический образ.

"Ритмическая и смысловая интонация существуют в стихе на неравных началах... С необходимостью "вписана в текст" именно ритмическая интонация. Смысловая интонация не только не вписана в текст, но степень ее допустимого присутствия является искомой величиной. Поиски ее обычно приводят к бесчисленным субъективным интерп-

стр. 57


--------------------------------------------------------------------------------

ретациям, в разной мере приближающимся к оптимальному варианту"7 . Ритмическая интонация служит основой сцепления и сопоставления словесных значений, в результате которого выражается неповторимый глубинный поэтический смысл. Чем больше языковых средств вовлекается в ритмическую организацию текста, тем с большей определенностью вписывается в текст ритмическая интонация, тем информативнее оказывается поэтический текст.

Для того чтобы ритмическая интонация была отчетливо вписана, нужна ритмическая упорядоченность текста сверх метра - предельная упорядоченность языковой структуры. Иначе ритмическая интонация вводится в текст внешним способом (авторское прочтение), если она не содержится во внутренней языковой структуре текста. Проблема упирается в такую степень языковой упорядоченности стихотворного текста, которая превращает стихотворную речь в поэтический язык. Асимметрия между стихотворной и поэтической речью возникает тогда, когда языковая структура текста не достигает уровня ритмизации, необходимого для того, чтобы стихотворная речь стала поэтическим языком8 .

Тончайшая музыкальность внутренней структуры свойственна поэтическому языку М. Цветаевой. Ритм - это сама суть, сама душа ее поэзии. Он предстает в творчестве Цветаевой в своем прямом назначении - служит внутренней формой стиха, создает его движение, обновляет стихотворный размер9 . См.:

Чтоб высказать тебе... Да нет, в ряды
И в рифмы сдавленные... Сердце - шире!
Боюсь, что мало для такой беды
Всего Расина и всего Шекспира!..

Тщета! во мне она! Везде! закрыв
Глаза: без дна она! без дня! И дата
Лжет календарная...
Как ты - Разрыв,
Не Ариадна я и не...
- Утрата!
(Провода, 2)

В приведенном примере над ямбическим стихотворным размером "надстраивается" индивидуальная интонация, полная яркой экспрессии и лирического надрыва. Ритмическая организация языковой структуры способствует необходимой индивидуализации самого смысла поэтического высказывания.

"Я не верю стихам, которые льются. Рвутся - да!" - так сама М. Цветаева определила мелодию своей поэтической речи, поэтому подчас непросто разобраться в ее "преткновения пнях, / Сплошных препинания знаках" (стихотворение "Куст", 1934 г.). Ее ритмика - это резкие перебои, паузы, это "как удары сердца".

Именно такое качество поэзии М. Цветаевой подметил В. Орлов: "И она умела "рвать" стих, безжалостно дробить его на части, - пожалуй, как ни один русский поэт. Единица ее речи - не фраза, даже не слово, а слог. Помогая читателю войти в ее ритмы, почувствовать их пружину, она последовательно применяла в своих стихах двойной принцип членения стиховой речи: слогоразделение (через дефис) и словоразделение (через тире)". И далее В. Орлов замечает: "Очень значительную роль в системе выразительных средств Цветаевой играет пауза. Пауза - это тоже полноценный элемент ритма"10 . "Вслушаемся" в цветаевские паузы... (отмеченные тире и точками), "ломающие" строку и не совпадающие с синтаксическим членением речи:

Солнце Вечера - добрее
Солнца в полдень.
Изуверствует - не греет -
Солнце в полдень.

Отрешеннее и кротче
Солнце - к ночи.
Умудренное, - не хочет
Бить нам в очи.

(Ученик, 3)
Обычно в стихах пауза приходится на конец строки. Однако у Цветаевой пауза, как правило, смещена, постоянно приходится на середину строки или на начало следующей. Поэтому стремительный стих Цветаевой как бы спотыкается на бесчисленных анжанбеманах (enjambements) - переносах, отмечающих несовпадение метрических и синтаксических членений стиховой речи. Цветаева пользовалась анжанбеманами с переиз-

стр. 58


--------------------------------------------------------------------------------

быточной щедростью, осуществляя "переносы" не только из строки в строку, но и в другую строфу:

...С жиру лопающиеся: жир - их "лоск",
Что не только что масло едят, а мозг

Наш - в поэмах, в сонатах, в сводах:
Людоеды в парижских модах!

("Никуда не уехали - ты да я...")

Над вороным утесом -
Белой зари рукав.
Ногу - уже с заносом
Бега - с трудом вкопав
В землю...

("Над вороным утесом...")
Фиксатором пауз, упорядочивающих стих и поясняющих его смысл, служит авторское тире, стоящее после "перенесенного" слова.

Своеобразный цветаевский ритм - резкий, динамичный, обозначаемый тире, позволяет подчеркнуть эмоциональную резкость, внутреннюю энергию слова:

И если гром у нас - на крышах,
Дождь - в доме, ливень - сплошь, -
Так это ты письмо мне пишешь,
Которого не шлешь.

("Не сегодня - завтра растает снег...")
Оригинальный ритмический (и графический!) рисунок строфы создает Цветаева, завершая ее единственным словом в строке, перед которым обязательно ставится тире. См.:

Не удержали вас, спутники чудной поры,
Нищие неги и нищие наши пиры.
Жарко пылали костры,
Падали к нам на ковры -
Звезды...

("Милые спутники, делившие с нами ночлег!")

А ты, что меня крестил
Водой исступленной Савловой
(Так, Савл, занеся костыль,
Забывчивых останавливал), -

Молись, чтоб тебя простил -
Бог.

(Крестины)
Авторское тире в обоих случаях фиксирует значительную паузу перед заключительным словом-стихом в строфе. Имена существительные звезды и Бог не поддержаны рифмой в строфе, более того, они словно "выламываются" из общего размеренного интонационного звучания, обрывая строку в самом начале. Им предшествует длительная пауза, и после них неожиданно наступает молчание (конец стихотворения). Слова звезды и Бог выступают в данных контекстах как концепты (ключевые слова), и исключительная смысловая значимость их достигается именно особой организацией ритма. Определяя соотношение концепта и слова, З. Д. Попова и И. А. Стернин справедливо отмечают, что необходимо их различать, поскольку слово в тексте лишь репрезентирует концепт11 . Оно своим значением представляет лишь часть концепта. Таким образом, слово - это средство вербализации авторского (в данном случае цветаевского) представления о мире.

Ярким приемом стихотворной организации в идиостиле Цветаевой является членение высказывания на отдельные слова посредством тире, что способствует активизации ритма, с одной стороны, и усилению значений слов - с другой:

Мало - тебе - дня,
Солнечного огня!
.............................
Мало - меня - звала?
Мало - со мной - спала?
............................
Чтобы - спалось - легче,
Буду - тебе - певчим:
- Спи, подруженька
Неугомонная!
Спи, жемчужинка,
Спи, бессонная.

(Бессонница, 1)
Посредством тире в данном примере разделены (и таким образом актуализированы) "слова укора", произносимые "бессонницей" в адрес лирической героини. Каждое слово произносится отрывисто, весомо, что наполняет речь внушающей, гипнотизирующей интонацией. "Песня" "бессонницы", напротив, льется максимально плавно и действует расслабляюще - убаюкивающе. На подобных "переливах", организованных фонетическими и пунктуационными средствами, построено все стихотворение. Завершается оно коротким, но сильным аккордом:

стр. 59


--------------------------------------------------------------------------------
Сон - свят,
Все - спят.
Венец - снят.
Три "магических" стиха построены по принципу синтаксического параллелизма: каждая строка - простое двусоставное нераспространенное предложение; фонетического: аллитерация "в" и "с", точная рифма; ритмико-интонационного: двуударность каждой строки, пауза в середине, чеканный ритм. Так автор добивается большей выразительности высказывания при минимуме средств. Это наглядный цветаевский пример превращения стихотворной речи в целостную, не поддающуюся расчленению, чисто словесную структуру, в которой вещи и понятия взаимодействуют по аналогиям, рождающимся из родственности звучаний и смыслов. Организующим началом в подобных конструкциях является ритм, который играет важную семантическую роль. "Особая ритмико-интонационная структура" поэтического сообщения "в значительной степени определяет другие его свойства и прямо воздействует на семантику и функции всех единиц языка, участвующих в построении поэтического текста"12 .

Большую экспрессивную нагрузку несет авторское тире, если Цветаевой нужно отчеканить слог, передать биение своего сердца:

Далеко - в ночи - по асфальту - трость,
Двери - настежь - в ночь - под ударом ветра.
- Заходи - уйди! - нежданный гость,
В мой покой пресветлый.
Е. М. Галкина-Федорук определяет экспрессивность как "усиление выразительности, изобразительности, увеличение воздействующей силы сказанного... и все, что делает речь более яркой, сильно действующей, глубоко впечатляющей"13 . В приведенном примере яркость высказыванию придают многочисленные тире, создающие ритмико-звуковую палитру: мы слышим четкое постукивание трости по асфальту, далеко и одиноко разносящееся в ночи, громкий стук распахнувшихся дверей.

"Непобедимые ритмы" Цветаевой (по определению Андрея Белого) бесконечно разнообразны. Смелый поэт-новатор, она безоглядно ломала инерцию старых, привычных для слуха ритмов, разрушала ту глухую, плавную мелодию стиха, которая воспринимается автоматически, как что-то давно знакомое и понятное. Таким образом, в организации и передаче внутренней формы, нерва стиха едва ли не самую значительную роль играет излюбленный авторский знак Цветаевой - тире. Он участвует в создании своеобразного ритма - жесткого, динамичного, ярко экспрессивного. Без такой тончайшей инструментовки текста невозможно себе представить поэзию М. Цветаевой.

Авторское тире и звук

В настоящее время в поле зрения ученых-лингвистов находятся предложения и слова со значением восприятия. Исследователей интересует вопрос: если основным сенсорным способом освоения мира является зрение и, соответственно, в изобразительном тексте предикаты зрительного восприятия преобладают, то в каких случаях появляются слуховые предикаты? Иными словами, какое место занимает слуховой компонент восприятия в изобразительных текстах?14 . В этом отношении благоприятным материалом для исследований являются поэтические тексты М. Цветаевой. Есть поэты, воспринимающие мир посредством зрения. Их слава - в умении смотреть и закреплять увиденное в зрительных образах. Цветаева же заворожена звуками. Мир открывается ей не в красках, а в звучаниях. О себе она говорила: "Пишу исключительно по слуху", - и признавалась в "полном равнодушии к зрительности". Наглядное подтверждение тому - цветаевские рифмы (вернее, ассонансы), заслуживающие специального изучения. Она с неслыханной для своего времени смелостью отступала в стиховых окончаниях от графической точности, но бесконечно расширяла диапазон их звучания:

Жизнь ты часто рифмуешь с: лживо, -
Безошибочен певчий слух.
В прислушивании поэта к звукам Цветаева видела основу словесного творчества: "Словотворчество есть хождение по следу слуха народного и природного,

стр. 60


--------------------------------------------------------------------------------

хождение по слуху. Все же остальное - не подлинное искусство, а литература"15 . "Отсюда понятным становится, почему в поэзии Цветаевой такую громадную роль играли приемы звуковой организации стиха, его инструментовка"16 .

Остановимся на примерах, когда особая фонетическая организация текста поддерживается и акцентируется авторским тире.

1. Июльский ветер мне метет - путь,
И где-то музыка в окне - чуть.
Ах, нынче ветру до зари - дуть
Сквозь стенки тонкие груди - в грудь.

(Бессонница, 3)
Последнее слово каждой строки выделено логически и интонационно. Звуковая ровность строки "перебита" паузой, зафиксированной авторским тире. Выделенные слова односложны и имеют в своем составе один (одинаковый) гласный "у". Он "пронизывает" концы строк и сцепляет их в единое смысловое и музыкальное целое.

2. Так, над вашей игрой - крупною
(Между трупами - и - куклами!),
Не общупана, не куплена,
Полыхая и пля - ша, -
Шестикрылая, ра - душная,
Между мнимыми - ниц! - сущая,
Не задушена вашими тушами,
Ду - ша!

(Душа)
В данном отрывке благодаря звукоповтору (согласных "д" и "ш" и гласных "у" и "а") создается ощущение постоянного присутствия лексемы душа. Этот прием семантизации звукового повтора - анаграммирование - ярко представлен в творчестве Цветаевой. Анаграммирование - "прием подбора слов текста в зависимости от звукового состава ключевого слова"17 . В теории анаграммы, разработанной Ф. де Соссюром, отмечалось, что анаграммированию подвергаются прежде всего имена богов, священных объектов и т. д. в древнейших письменных памятниках. С развитием ассоциативной звукосимволики этот фонетический прием активно начинает использоваться в поэтической речи XX в., при этом основной принцип шифрования именно ключевого (особо значимого) слова сохраняется18 . Постановка авторского тире перед словами и слогами, содержащими повторяющиеся звуки, дает возможность четко выделить все звуки закодированного слова ("душа"). Авторский знак словно швом пронизывает ткань стихотворения, разделяет слова на семантизирующие слоги (ра - душная) и ведет к узловому понятию, единственному в строке: "Ду - ша". Кроме того, с расширением ассоциативных связей, основанных на звуковой символизации, включающей такие слова, как радушная, сущая, не задушена, одновременно углубляется семантика ключевого понятия. При этом намеренное расчленение родственных слов (радушная, душа) на слоги создает эффект вслушивания или вчитывания в слова, обеспечивает им торжественность и патетичность/пафосность при восприятии. Цветаева широко пользовалась "дружественностью созвучий", но не жертвовала звуку смыслом. "Стихи - созвучие смыслов", - доказывала она. Лишь поэтические "пономари" способны отвлекаться от прямого содержания слова-понятия: "Пономарь - что ему слово? Вещь и нищ - связь? Нет, разлад" ("Поэма Лестницы"). Цветаева же была занята именно выявлением глубоко запрятанных в языке родственных связей слов. Она использовала прием нагнетания, нанизывания слов одно на другое, слов, сходно звучащих либо вызывающих сходные представления. См.:

Как живется вам - хлопочется -
Ежится? Встается - как?
С пошлиной бессмертной пошлости
Как справляетесь, бедняк?

(Попытка ревности)
Выстраивается порой целый ряд сближающихся по смыслу слов, Цветаева отделяла (соединяла?) их при помощи тире, безупречно отражающего перекличку смыслов. Приведем наиболее яркие примеры.

1. Снегами - годами - пудами бездушья
Удар - заглушённый...

(Надгробие, 4)

2. Слились - как в хоре голоса,
Как в пряди волоса:
стр. 61


--------------------------------------------------------------------------------
Москва - тоска - камса - сольца -
Травца - шпорца - кровца.

(Последний чай)
Первый пример - заключительные строки стихотворения, которые интегрируют его образ в целом. Варьируя в тексте понятие глухоты, заглушенности, Цветаева приходит к различным ассоциациям, в конце выстраивая наиболее сильные в один ряд. Односложные имена существительные в форме множественного числа творительного падежа с ударными окончаниями сближаются по звучанию. Вместе с тем они создают абстрактный образ бездушья - тяжелого, непроглядного, огромного. Постановка тире между данными словами (снегами - годами - пудами...) диктует их монотонное, нагнетающее, внушающее прочтение, что производит сильное эмоциональное впечатление на читателя. Запятая на месте тире предполагала бы интонацию перечисления, при этом обедняя образ и разрушая его целостное восприятие.

Во втором примере наблюдается звуковой (аллитерация "с" и "к") и морфологический (аффиксальный компонент "ц") повторы. Наряду с акцентологическим средством (ударная флексия - а) они создают неизбежную внутреннюю рифму и образно-семантическое единство компонентов. В сознании солдат, отдыхающих перед последним боем, "слились" предметы и понятия, связывающие их с настоящим ("Москва" как Родина, объект патриотизма; "тоска" как последние мгновения тишины перед боем; "камса, сольца, травца" как предметы походного быта, признаки отдыха) и будущим, трагическим предчувствием его ("шпорца, кровца")... Авторское тире "стягивает" воедино два ряда данных, рисуя единый образ тревожного состояния солдат.

Стихотворная речь Цветаевой превращается в целостную, не поддающуюся расчленению, чисто словесную структуру, в которой вещи и понятия взаимодействуют по аналогиям, рождающимся из родственности звучаний и смыслов. Авторское тире при этом способствует емкости поэтического образа при экономии языковых средств. И в этом - один из художественных принципов Цветаевой: "В прозе мне слишком многое кажется лишним, в стихе (настоящем) все необходимо. При моем тяготении к аскетизму прозаического слова, у меня, в конце концов, может оказаться остов. В стихе - некая природная мера плоти: меньше нельзя"19 .

-----

1 См.: Канафьева А. В. Об авторской пунктуации в драматургическом тексте // Средства номинации и предикации в русском языке: межвузовский сборник научных трудов. - М., 2001.

2 Валгина Н. С. Русская пунктуация: принципы и назначение: Пособие для учителей. - М.: 1979. - С. 96.

3 Валгина Н. С. Стилистическая роль знаков препинания в поэзии М. Цветаевой // Русская речь. 1978. - N 6.

4 См.: Ковтунова И. И. Поэтический синтаксис / Отв. редактор Н. Ю. Шведова; АН СССР, Ин-т рус. языка. - М., 1986. - С. 7.

5 Там же. - С. 8.

6 Белый А. Ритм как диалектика и "Медный всадник": Исследования. - М.: Федерация, 1929. - С. 29.

7 См.: Ковтунова И. И. Указ. соч. - С. 12.

8 Там же.

9 Орлов В. Н. Марина Цветаева: Судьба. Характер. Поэзия // Цветаева М. Избранное. - М., 1989. - С. 40.

10 Там же. - С. 41.

11 См.: Попова З. Д., Стернин И. А. Очерки по когнитивной лингвистике. - Воронеж, 2001.

12 Ковтунова И. И. Поэтический синтаксис / Отв. редактор Н. Ю. Шведова; АН СССР, Ин-т рус. языка. - М., 1986. - С. 23.

13 Галкина-Федорук Е. М. Об экспрессивности и эмоциональности в языке: сб. ст. по языкознанию: проф. МГУ, акад. В. В. Виноградову ко дню 60-летия. - М., 1958. - С. 68 - 90, 103 - 124.

14 См.: Сидорова М. Звуковой компонент мировосприятия в изобразительном тексте // Семантика языковых единиц: Доклады V Международной конференции. - М., 1996.

15 Цветаева М. И. Сочинения: В 2 т. Т. 2.: Проза. Письма. Сост., подгот. текста, коммент. А. Саакянц. - М., 1988.

16 Орлов В. Н. Указ. соч. - С. 39.

17 Григорьев В. П. и др. Очерки истории языка русской поэзии XX века: Поэтический язык и идиостиль: Общие вопросы. Звуковая организация текста. - М., 1990.

18 Павловец Т. В. Звуковая организация повести А. Платонова "Котлован" / Язык и текст в пространстве культуры: Сб. статей научно-методического семинара "TEXTUS"; Вып. 9. - СПб. - Ставрополь, 2003. - С. 127.

19 Цветаева М. И. Указ. соч. - С. 314.

стр. 62