В типологии русского реализма следует обратить внимание на малоизученное явление в литературном процессе - этнографическое направление, связанное с углублением литературы в освещение крестьянского бытописания, во внутренний мир личности, в духовную жизнь народа. Крестьянская стихия наиболее широко проникает в культурный процесс эпохи. Фольклор и этнография становятся тем художественным явлением, которое определяет эстетический характер многих произведений 1840 - 1870-х гг.

В творчестве В. И. Даля этнографические тенденции выразились наиболее ярко. Судя по замечаниям В. Г. Белинского в целом ряде его критических статей, критик воспринимал Даля как бытописателя и этнографа. Он называет Даля ""человеком бывалым", коротко ознакомившимся с бытом России почти на всех концах ее" 1 . Эту же мысль Белинский развивает и в рецензии 1847 года на сборник повестей, сказок и рассказов Казака Луганского. Белинский подчеркивает в качестве основной черты творчества писателя его врожденную наблюдательность, умение "мастерски схватить с натуры" изображаемые картины народной жизни. Рецензируя сборник "Физиология Петербурга", в котором Даль поместил свой очерк "Петербургский дворник", Белинский считает этот очерк одним из лучших произведений автора, "который так хорошо знает русский народ и так верно схватывает иногда самые характеристические его черты" (IX, 50). Критик пишет, что Казак Луганский своим творчеством создал "особый род поэзии, в котором у него нет соперников".

В своих рецензиях Белинский особо отмечает талант Даля - этнографа- бытописателя, подмечая, что "в повестях Луганского всего интереснее - подробности" (X, 42). Так, например, "превосходная картина избы с резными окнами, в сравнении с малороссийской хатою, лучше всей повести (речь идет о повести Даля "Небывалое в бывалом, или Бывалое в небывалом". - А. Ф.), хотя входит в нее только эпизодом и ничем внутренне не связана с сущностию ее содержания" (X, 42). Именно в "подробностях" встречаются у Даля драгоценные черты русского быта, русских нравов, ценные для критика.

Белинский отмечает поистине "интернациональный" круг интересов Казака Луганского. "В рассказах "Майна" и "Бикей и Мауляна" знакомит он нас с нравами и бытом кайсаков (киргизов), в "Цыганке" - с молдавской цивилизацией) и положением цыган,... в "Болгарке" - с патриархальными нравами болгарского племени" (X, 32).

Своеобразие таланта писателя критик видит в особом интересе Даля к русскому человеку, его быту, целому миру русской жизни. И эта любовь - "не чувство, не отвлеченная мысль: нет! Эта любовь деятельная, практическая" (X, 80). Белинский показывает, что Даль прекрасно знает натуру крестьянина, знает его горе и радость, умеет мыслить его головой, видеть его глазами, говорить его языком.

Таким образом, этнографизм Даля воспринимается Белинским как особенность мышления и как структурный элемент художественной системы бытописателя и этнографа.

стр. 9


--------------------------------------------------------------------------------

Даль широко привлекает в своем творчестве многообразие фольклора. Он входит в его художественную систему как источник сюжета, используется для характеристики героя, индивидуализации его речи, как средство художественной изобразительности в авторской речи, как материал для характеристики быта и мировоззрения различных социальных групп, как художественный элемент в создании характеров. Даль обращается к подлинному фольклору и реалистическому выражению его в конкретно- исторических условиях народной жизни с указанием географически точных объектов изображения. Своеобразное преломление получают фольклорно- этнографические материалы в физиологических очерках Даля. Современные исследователи считают, что это более сложный процесс освоения Далем этнографизма и народного творчества. "Более сложным, прошедшим через писательскую лабораторию и переработанным в ней, представляется фольклоризм известных физиологических очерков Даля" 2 . Вместе с тем произведения Даля уже в 1830-е гг. отличают отчетливые установки на этнографическую точность 3 . Им свойственно обилие подробностей, характеризующих героя и быт окружающей его действительности, описание внешности, жестов, одежды, привычек, использование языковой фразеологии, характерной для изображаемой среды. В литературной манере Даля этнографизм носит "фактографический", почти документальный характер. Писатель приводит подлинные факты, а также точные данные социально- экономической жизни, которые придают повествованию достоверную убедительность. Так, стоимость оброка, уплаченного крестьянами барину, составляет 150 рублей или 45 целковых серебром. Кроме того, "три дня работы с сохой, три дня жать, три дня косить, три дня сено грести да хлеб перевозить на барское гумно, да три дня молотьба, да опять хлеб в город свозить - ну, да зимой 12 возов дров привезти из лесу, да десять рублей караульных на усадьбу за сторожей; а там казенные подушные внести, да и ступай куда хочешь" 4 .

Фактический материал, вошедший в произведения Даля, создавал бытописательные картины крестьянской этнографии. Даль вводил в свои произведения подлинный крестьянский фольклор: включение сказок, рассказанных крепостным сказочником Меледой ("Павел Алексеевич Игривый"), народных шуток, анекдотов, с помощью которых создается стилистическое своеобразие. Такую же роль играют и пословицы, употребляемые Далем с целью психологической характеристики героя. Они характеризуют его действия и поступки: "Сын-то мой, да ум-то свой", "за перо - не мы, за счеты - не мы, а попеть да поплясать - против нас не сыскать" 5 . Лексика и фразеология народных сказок, песен используется Далем как в речи героя-рассказчика, так и в речи автора. Например, "Иван, крестьянский сын, поди на беля руки мои, под шелковы кудри мои, вот тебе дорогой подарочек: заветный золот перстень, алый шелковый плат да серебряна опоясочка" 6 .

Даль насыщал содержание рассказов этнографическими деталями, описанием обычаев, ремесел ("Медведь", "Охота на волков"). Из произведений Даля этнографического характера в одних - фабула оттеняется этнографическими описаниями, в других - этнографические описания составляют декорацию для действия, обращающую на себя внимание параллельно фабуле, в третьих - этнографический элемент скрывается за фабулой, окрашивая ее в яркий местный колорит.

Даль опирался в своем творчестве на подлинность жизненных фактов, но не всегда поднимался как писатель-реалист до широких социальных обобщений и типизации. Писатель предупреждал читателя: "Не ищите в записках живого человека повести или романа, то есть сочинения, это ряд живых картин, из коих немногие только по пословице: гора с горой - в связи между собой и с последующими" ("Вакх Сидорович Чайкин"). Писатель подчеркивал, что его повести - это "были", что в них "нет выдумки". Фольклорные сюжеты составляют большую часть его рассказов. Даль интересовался поэтической стороной жизни крестьян, выраженной в преданиях и пове-

стр. 10


--------------------------------------------------------------------------------

рьях, он стремился передать их демонологическое мировосприятие, веру в таинственные силы и сверхъестественные явления природы ("Авсень", "Сказка о кладе", "Упырь", "Полунощник", "Башкирская русалка", "Заумаркина могила"). В них даны этнографические зарисовки быта крестьян, обрядовой поэзии: девичьи вечерницы на Украине, обычаи уральских казачек ходить на синчик, свадебные обряды, гадания с описанием подблюдных песен. Писатель ввел в литературный контекст жанр сказа.

Даль знал и любил русского мужика. Он достаточно точно распознавал крестьян из разных губерний по их языку, по местным говорам. В его биографии Мельников-Печерский отмечал один из случаев, когда Даль проявил превосходное знание местных наречий русского языка, усомнившись в принадлежности встреченного им в пути монаха к Соловецкому монастырю:

- Какого, батюшка, монастыря?

- Соловецкого, родненький, - отвечал монах.

- Из Ярославской губернии? - сказал Даль, зная, что "родимый", "родненький" - одно из любимых слов ярославского простолюдина...

- Да еще из Ростовского уезда, - сказал Владимир Иванович" 7 .

С любовью и интереснейшими подробностями рассказывает Даль о жизни и быте крестьян средней полосы, приводит зарисовки, этнографические наблюдения, сосредоточивая внимание на изображении человека-труженика. Писатель отмечает, что "жизнь простолюдина кажется нам чрезвычайно однообразною, незанимательною: всем помышлениям указан тесный круг, вечные заботы о насущном хлебе... Человек все один и тот же..." 8 .

В своих очерках Даль пишет о занятиях местного населения, социальной этнографии, о крестьянах-отходниках: "В малоземельных губерниях наших значительная часть населения зарабатывает хлеб свой на чужбине только временно; почти на побывку, принося с собой деньги на хлеб, на подушное и на другие нужды. В близких от столицы губерниях крестьяне уходят только на лето... Из дальних губерний работники уходят на два, на три и более года во все концы царства...".

Даль рисует этнографические портреты отдельных социальных групп: "Бурлаки и мазуры - судорабочие в матросы идут вниз по Волге огромными толпами, с сермягою и котомкою за плечами, с парою запасных лаптей на поясе, с деревянною ложкой, заткнутою на шляпе за ремень, лычко или бечевку; за пылью и грязью на этих людях больше ничего не видать". Даль замечает: "Народ обходится здесь судохозяевам в работе дешевле быков и лошадей" 9 .

Упоминает Даль и о крестьянских портных, "которые ходят зимою по селам и, постукивая в окно, спрашивают: "Нет ли шитва? - потом рядятся с аршина и овчины и берут копейки по две, с уговором не пускать уже в эту деревню других портных, за что обшивают волостное начальство безденежно, - а обшив все село, идут далее и опять стучат посохом в окно" 10 . Картины работы деревенских портных позднее найдут отражение и в очерках С. В. Максимова в цикле "Лесная глушь".

Даль пишет о бесхлебье, неурожаях, о тяжелом труде крестьянина Владимирской губернии: "Тут почва большей частью так дурна, что, глядя на этот сыпучий песок, перемешанный с какой-то мертвою серою пылью, на болото, мшину и кочкарник, обгорелые пни и коряги, пожалеешь о потовом труде мужика, поднимавшего лемехом каждый клочок и уголок, где только можно протащить одноконную соху" 11 .

На фоне общей местной этнографии губернии писатель делает заметки о селе, в котором живут герои его рассказа, как о части быта, окружающего их: "Во Владимирской губернии на большой дороге есть село, известное по мастерству и прилежанию своих крестьян, плотников и столяров, в числе коих наберется и десяток-другой краснодеревцев. Село это известно под названием Глухого Озера и почти поголовно уходит в заволжский край на работу" 12 . Далее идет рассказ о большой семье крестьян Воропаевых. Даль с сочувствием рисует образы крестьян, отмечает их трудолюбие, смышленость. Выражая

стр. 11


--------------------------------------------------------------------------------

свое отношение, он подчеркивает, что крестьянин - хороший хозяин.

Писатель вводит отдельные бытовые детали, характеризуя пищу крестьян: "Кроме корчаги щей и горшка каши плотники наши опорожнили вскоре два огромных кувшина квасу и отрезали себе на закуску по сукрою хлебца четверти три, посыпав его крупною, как горох, солью" 13 .

Характеризуя язык крестьян, Даль вводит в повествование пословицы и поговорки: "Везде хорошо, где нас нет". Повествуя о приезде старика Воропаева домой, в котором тот не был уже года два и где никто его не ждал, писатель использует пословицу, передающую ситуацию: "Подкатил на санях под ворота - как снег на голову".

Свои воззрения на русский народ Даль высказал с определенностью в очерке "Русак" (1861). Уже характерно само обобщенное название русского человека, которое дает синтезирующее представление писателя о русском человеке, русском национальном характере. В различных эпизодах очерка рисуются черты крестьянина-мастерового: его мудрость, сметливость, смышленость, догадливость, умение делать, казалось бы, невозможное ловко и быстро. Даль называет своих героев - "наш сметливый народ", который может сделать "верх премудрости человеческой". "У немца на все струмент есть", - приводит Даль пословицу - ив противоположность ей другую о русском умелом характере: "Бей русского - часы сделает".

Простой кровельщик сметлив и смел, способен починить тонкий и высокий шпиль в Петербурге. Поднимаясь на огромную высоту, он еще осматривает с вершины Петербург, любуясь им. Вот он закидывает веревку "до самого нельзя", опоясавшись концом веревки "выскакивает на вольный свет, будто хочет полететь, цепляясь босыми ногами за почти отвесный шпиль, пошел улиткой вокруг его,... ложась весом своего тела прочь от шпиля на воздух, чтобы натягивать веревку, он поднимался все выше и выше" 14 . Автор сравнивает его местонахождение с ласточкиным гнездом. Даль восхищен умением и мужеством русского человека.

Сметливость и ловкость проявляют его герои из народа, в отличие от мудрецов- зодчих, при подготовке стропил для росписи собора. И здесь мужик, "почесываясь в затылок", скромно предлагает, что сам придумал. Даль в своем очерке приводит разные свидетельства практической хватки русского человека, его природного ума. Это и эпизод, когда "десяток наших мужиков или извозчиков, возивших товар на Лейпцигскую ярмарку, удивили немцев в каком- то городке, взявшись окрасить высокий, многоярусный дом с такими малыми затеями и издержками, что весь город сходился дивиться и любоваться этим необычным делом" 15 .

Русские мужики за весьма умеренную плату могут перевезти огромный колокол "саженных размеров", переставить без особых трудов мраморное конное изваяние. Ярославский крестьянин, обладая природным чутьем, при строительстве манежа видит больше подрядчика в строительных работах.

И другая деятельность русского крестьянина, демонстрирующая ум и "догадливость" русского мужика, приводимая Далем, являет признаки национального характера: будь-то рассказ о том, как крестьянин убрал большой дикий камень, гранит, мешающий строительству дороги, - "он натаскал на него целый костер хворосту, зажег его и, раскалив его, велел поспешно полить его водой"; или как сделал тоже "загадливый мужичок", который пошел и выкопал под камнем яму, подкопал и свалил его туда и засыпал землей.

Упоминает Даль и о крюковском крестьянине, который брался подымать из-под воды затопленные суда, днища и другие тяжести, и о том, как в Риме ставили огромный памятник, которого подъем и установка считались торжеством механики, однако памятник "не дошел еще до места и остался в опасном наклонном положении... И тогда кто-то из толпы среди мертвой тишины закричал: "Полить снасти водой!" Совет этот поспешили исполнить, памятник встал на свое место, но находчивого советника, несмотря ни на какие старания, не смогли отыскать" 16 . Симптоматично, что Даль уверяет, что это был наш земляк.

стр. 12


--------------------------------------------------------------------------------

Даль называет ловких и находчивых крестьян: "мужики мои, мои мастеровые", выражая свое отношение к ним и их делам. Подчеркивая национальную особенность русского характера, он пишет: "Смышленостью и находчивостью неоспоримо может похвастаться наш народ". Но в то же время Даль констатирует и отрицательные тенденции в народном сознании. На "четырех сваях" стоит русский человек - авось, небось, ничего и как-нибудь. "Эти четыре сваи на плавучем материке оказываются слишком неподвижными; жаль, что они увязли глубоко и что их нельзя заменить другими" 17 .

Так, через изображение деятельности, жизненного поведения, качеств личности крестьянина Даль раскрывает национальную психологию русского народа. Он запечатлевает определенные этнографические явления, изображая быт определенной местности. Его герой - носитель этнографического быта как в самой стихии народного языка, так и в определенной среде обитания и времени.

Этнография у Даля подчеркивает черты той или иной народности, являясь немаловажным средством типизации образа. Даль писал: "...не только каждый народ, но и уроженцы известных мест, приходя на заработки в столицу нашу, держатся своего рода жизни и каких-либо особых промыслов. Так, касимовские татары все почти идут в дворники, рязанцы - в сидельцы и еще более в целовальники; тверичане - в каменщики и штукатуры; белорусы - исключительно в земляную работу и проч. Чухонца или финлянца вы не увидите ни в дворниках, ни в сидельцах, ни даже в разнощиках, кроме привозящих яйца, масло и молоко и выпрашивающих в домах, после продажи припасов своих, лоскутки и ленточки для дочерей и сестер. Высший круг ремесленного или рабочего сословия из этого народа - это серебряники; за ними следуют трубочистные мастера..." 18 Изображая профессию человека, Даль устанавливал ее этнографические связи с народностью. Также через стихию простонародного языка раскрывалась у Даля национальная психология русского народа.

В очерке "Петербургский дворник", казалось бы, повествующем в манере физиологического очерка о жизни петербургских низов, их бедности, бесправии, тирании, о житейской обстановке, грязи, убожестве, которые окружают дворника Григория - крестьянина-отходника, обращаясь к социальной этнографии, писатель сообщает достоверные факты из жизни героя: "Плох ли он был, хорош ли, честен по-своему, или по-нашему, много ли, мало ли зарабатывал, а кормил дома, в деревне, семью". "Крестьянская этнография" вырисовывается из рассказов дворника о безземелье, высоком оброке и налогах. Автор подчеркивает типичность жизненных ситуаций крестьян: "И он, как прочие, рассказывал о своем все одно и тоже: "Вишь, пора тяжелая, хлеба господь не родит, земли у нас малость - а тут подушные, оброк, земство... За отца плати, потому что слеп; ну, за отца все бы еще ничего, - а то и за деда плати, потому что и дед еще жив, и даже не слеп, а только всю зиму на печи сидит, как сидел когда-то Илья Муромец; да еще за двух малых ребят, за одного покойника, да за одного живого" 19 . Элементы социальной этнографии подчеркивают социальные мотивы очерка.

Характерной для писательской манеры Даля является близость к народной точке зрения, постижение народной мудрости, овладение народной сказовой манерой. Все это характеризует его демократические устремления, сочувственное отношение к мужику.

Следует, на наш взгляд, согласиться с исследовательницей В. А. Смирновой (Писаревой), что демократизм Даля не был явлением эпизодическим, преходящим, связанным исключительно с 30 - 40-ми гг. Демократические устремления Даля были постоянными и устойчивыми и в последующие десятилетия 20 . По-видимому, пора пересмотреть традиционные трактовки идейных позиций Даля, социологические каноны, подчас основанные на известном его выступлении по поводу народной грамотности, а также выяснить степень влияния на Даля, как принято считать, славянофильской идеологии. В произведениях Даля нет "прекраснодушного мужика".

стр. 13


--------------------------------------------------------------------------------

Он живой и реальный, со всеми достоинствами его национального характера и пороками. От Даля идет линия к Н. Успенскому, Г. Успенскому, В. Слепцову в изображении мужика. Ответ на его отношение к народу следует искать не в отдельных высказываниях, а в его творчестве в целом, в многосторонней общественной деятельности по изучению быта, нравов, поэзии живого великорусского языка, Даля как собирателя, этнографа, исследователя народной культуры. Пора выяснить влияние писателя на развитие литературного процесса 40 -60-х гг., осознать присутствие в русской литературе "очерковой школы Даля", замеченной еще критикой XIX в., исследовать непосредственные связи и взаимовлияние Даля и писателей - его современников.

Таким образом, Владимир Иванович Даль внес в русскую литературу свое представление о типе русского человека, русского крестьянина, о русском национальном характере. Изображение народной жизни у Даля еще не назовешь единой концепцией жизни, но представление о русском крестьянине у Даля весьма определенное.

Выясняя место Даля в литературном процессе 40-х гг., Белинский раскрыл родственные черты его творчества и современной реалистической очерковой литературы. Белинский писал о нем: "В физиологических... очерках лиц разных сословий он - истинный поэт, потому что умеет лицо типическое сделать представителем сословия, возвести его в идеал, не в пошлом и грязном значении этого слова, т.е. не в смысле украшения действительности, а в истинном его смысле - воспроизведении действительности во всей ее истине" (IX, 399).

Осмысление тенденций развития этнографического направления критикой дает основание для выявления связей его с физиологическим очерком 40-х гг, как жанром. Нередко очерки имели своим объектом определенное этнографическое явление. Критикой было осознано, что "физиологический очерк" - это прежде всего аналитический жанр. Реальная действительность изображается в нем в разнообразных средах, жизнь русского народа дифференцируется по составляющим его пластам. Специфической чертой очерка является стремление к научности, к точности описаний, воспроизведению фактов, к введению новых материалов, расширяющих сведения читателя о современной жизни и диапазон литературных обобщений. Особенностью "физиологического очерка" является и "вычленение" определенного жизненного явления из всего многообразия действительности, подход к человеку как к определенной социальной особи. В "физиологическом очерке" подробно описывается избранный автором объект, сюжет же играет второстепенную роль в его структуре. В центре очерка обычно находится социальная характеристика, которая имеет своей целью как раскрытие внутренних качеств объекта, так и установление его общественной функции.

В "физиологическом очерке" выделяются два важных компонента: описание и бытовая сценка, которые обычно присутствуют в каждом очерке. В связи с дифференциацией этих характеристик может быть выделена типология "физиологического очерка" (описание доминирует в очерках Гребенки, жанровые сценки - у Даля и Некрасова) 21 . В "физиологических очерках" проявились специфические черты, которые трансформировались далее в творчестве писателей этнографического направления в этнографический очерк или бытовой с элементами этнографии.

Этнографизм как художественный элемент структуры "физиологического очерка" осознавался литературной критикой 40-х гг. XIX в. Этнографизм произведений Даля также не оставался без внимания. Журналы конца 40-х гг., оценивая творчество писателя, подмечали одну из главных особенностей его художественного метода: верность изображаемой действительности. "Наблюдательность автора, умение схватить верно и точно типические особенности лиц придает его произведениям совершенно особую оригинальность" 22 . "Изучение русского быта со всеми его оттенками занимает наших литераторов; но не каждый обладает искусством подмечать характеристические черты и пользоваться ими для обстановки какой-

стр. 14


--------------------------------------------------------------------------------

нибудь нравственной идеи. По-видимому, более всех успевает в этом Даль. Читая его произведения, можно считать себя действительным очевидцем сцены, разыгрывающейся в рассказе" 23 .

Многие современники Даля также видели в писателе человека "бывалого", много повидавшего в жизни, прекрасно знающего русский народ, его быт, образ его жизни. Причем художественный талант писателя нередко ставился на второе место, уступая таланту наблюдателя, главного фиксатора предмета изображения.

Характерна в связи с этим оценка творчества Даля Гоголем: "Все у него правда и взято так, как есть в природе. Ему стоит, не прибегая ни к завязке, ни к развязке, над которыми так ломает голову романист, взять любой случай, случившийся на русской земле, первое дело, которого производству он был свидетелем и очевидцем, чтобы вышла сама собой наизанимательнейшая повесть. По мне, он значительнее всех повествователей- изобретателей" 24 .

Подобные мысли высказывал и Н. А. Добролюбов. Молодой критик в заметках по поводу лекций С. И. Лебедева пишет о Дале: "Он ничего не придумывает, а все рассказывает, что было... Даль первый стал изображать у нас простой быт, и изображать верно... До него никто не обращался к быту простолюдинов, как он" 25 .

Взгляд на художественное творчество писателя как на объективную фиксацию жизни, широко распространенный в кругу его современников, во многом опирался и на собственные высказывания писателя.

Ученик Даля Мельников-Печерский в своих воспоминаниях о литераторе, говоря о том, что Даль сам никогда не считал себя художником, приводит такое его высказывание: "Это (художественность произведения. - А. Ф.) не моих рук дело... мое дело выкопать золото из скрытых рудников народного языка и быта, и выставить его миру на показ; иное дело переделать высокопенную руду в изящные изделия. На это найдутся люди и кроме меня. Всякому свое" 26 . В то же время Мельников-Печерский отмечает, что в своих повестях и рассказах Даль "имел целию изобразить черты народного быта в неподдельном его виде" 27 .

"Действительно народным" писателем называет Даля И. С. Тургенев. Он отмечает, что "чтобы заслужить название народного писателя в этом исключительном значении - нужен не столько личный, своеобразный талант, сколько сочувствие к народу, родственное к нему расположение, нужна наивная и добродушная наблюдательность. В этом отношении никто, решительно никто в русской литературе не может сравниться с Далем. Русского человека он знает, как свой карман, как свои пять пальцев" 28 . Тургенев пишет о Дале, что быт, нравы и обычаи молдаван, цыган, болгар, киргизов он рисует мастерски, немногими, но меткими чертами. Особый талант писателя Тургенев видит в умении верно подмечать характерные черты края, народонаселения, отдельных людей.

Эти же особенности творчества писателя привлекли внимание молодого Н. Г. Чернышевского, который в "Дневнике" 1848 г. отмечает рассказ "Маруся" с точки зрения верного воспроизведения автором народных поверий и жизни простого народа 29 . Позднее, в 60-е гг., его точка зрения на произведения Даля меняется. В эпоху крутых социальных перемен Чернышевского не устраивает лишь "описательный" подход к изображению жизни народа без определенных социальных выводов и обобщений. Этим объясняется некоторая резкость критика в рецензии на "Картины из русского быта" В. И. Даля. Не случайно рассказам Даля он противопоставляет очерки Н. Успенского и рассказы М. Е. Салтыкова-Щедрина, чей талант Чернышевский ставит выше таланта Даля. Такова оценка творчества писателя в 1860-е гг. XIX в.

Позднее, сравнивая манеру письма Даля с дальнейшим ходом развития русской литературы, А. Н. Пыпин заметил, что "успех манеры Даля стал невозможным, когда в литературе стало приобретать все большую силу влияние Гоголя". Однако заслугу Даля в области беллетристики исследователь видит в том, что он "ввел в нее обильный запас этнографического материала, после которого была облегчена за-

стр. 15


--------------------------------------------------------------------------------

дача внешнего изображения народной жизни" 30 .

И, несмотря на то, что "Записки охотника", по мнению Пыпина, окончательно заслонили прежнюю народно-описательную литературу, представляется, что этнографизм Даля сохранил свое влияние на последующих этапах развития реализма.

Не случайно А. М. Горький определяет место Даля в начале целого ряда писателей, объединенных творческим методом и идейными устремлениями, имеющими немало общего с ним "как в манере писать, так и в отношении к материалу". Горький отмечает, что Даль не художник, а этнограф и его очерки - "простые описания натуры такою, какова она есть" 31 . Для Горького далевские очерки народной жизни, нравов, обычаев представляют огромный интерес, ценность как правдивые исторические документы, детально раскрывающие жизнь крестьян 1840 - 1850-х гг. XIX в.

Таким образом, в общем процессе становления русского реализма в 40-е годы обнаруживается "этнографическая струя", ее корни следует искать в творчестве писателей натуральной школы, русских физиологических очерках, в которых уже проявляются черты этнографизма в принципе изображения жизни, заключающемся в "верности натуре" (термин Белинского. - А. Ф.). Физиологический очерк с его характерными чертами будет принят в дальнейшем писателями этнографического направления, которые воспользуются приемами типизации, художественно-эстетическими концепциями, характерными для натуральной школы. Натуральной школе был присущ не менее чем пафос отрицания, а еще более пафос изучения, исследования. Художественную типизацию писателей этого направления сближали с методами научной систематизации. Они стремились к точности описаний, воспроизведению жизненных фактов, к введению в литературу документальных материалов. С другой стороны, уже в этот период современные критики натуральную школу обвиняли в очерковой отрывочности и статистической ограниченности 32 . Белинский в литературных спорах считал ссылки писателей на данные статистических исследований объективным способом отображения жизни. Правдивость и объективность литературы Белинский уподоблял научности.

За Далем последуют ДВ. Григорович, затем, в 50-е гг., А. Ф. Писемский и П. И. Мельников-Печерский. "Записки охотника" И. С. Тургенева также будут восходить к очерковым циклам и повестям писателей натуральной школы. Белинский в откликах на тургеневские рассказы поставит имя Тургенева рядом с именем Даля, позднее А. Григорьев, говоря об А. Н. Островском как бытописателе, назовет среди его предшественников в описании народного быта Даля. А. Н. Пыпин, определяя место С. В. Максимова в русской литературе, укажет на его связи с Далем.

Этнографизм в разных художественных функциях будет характерен для всех указанных выше писателей. Естественно, что от Даля исходят и основные принципы подхода к изображению народной жизни: всеобъемлющее изучение быта народа в качестве наблюдателя, собирателя, этнографа и фольклориста; обращение к бытописанию народа, включение этнографических и фольклорных материалов в литературное творчество как один из критериев реалистического изображения жизни. Очевидно, что Даль занимает особое место в становлении и развитии этнографического направления в русской литературе: он стоит у его истоков. А. М. Горький справедливо осознавал определенную "школу" и даже "направление" в развитии литературы, восходящее к творчеству Казака Луганского. Позднее эта мысль конкретизируется в высказываниях современных исследователей. В статьях и монографиях Г. Виноградова, В. В. Виноградова, М. Канкавы, В. Гусева, В. Базанова, В. Соколовой появляется упоминание об этнографической школе. Очевидно, в составе самой натуральной школы появляется "внутренняя" школа Даля. Ее можно рассматривать как специфическое явление, отражающее определенный вид литературного движения, обусловленный стремлением к изучению и освещению народного быта и народной культуры, как объединение писателей вокруг общих художественных принципов, определяющих единство школы как художественной системы.

стр. 16


--------------------------------------------------------------------------------

Говоря об этнографической школе Даля и ее влиянии на отдельных писателей, следует иметь в виду не столько конкретные текстуальные связи, детали и частности в использовании материала, в манере письма, художественных приемах, хотя это тоже существенно, сколько более широкое воздействие основных идейно-художественных принципов. Говоря о влиянии Даля, по- видимому, следует учесть историко-типологические связи, обусловленные объективным совпадением идей, тем, мотивов, стимулируемых историческим процессом, условиями общественно-исторического развития, духовной жизни эпохи (преобладанием и разработкой в литературе 1840 - 1850-х гг. крестьянской темы). Этим и объясняется идейное и тематическое сходство, созвучие образов и сюжетов, единство самого подхода к действительности, определенная типологическая общность, в свою очередь, основанная на идейно- тематической и художественно-эстетической устремленности отдельных близких писателей, предполагающая литературное направление и школу.

Известно, что в литературоведении выделяется два типа основных связей - контактные и связи по исторически обусловленному сходству 33 . В данном случае речь идет о едином литературном процессе, в рамках которого шло развитие русского реализма, существовала далевская школа.

Контактные связи предполагают прямое общение, личные и творческие связи между писателями. Нами выяснялись контактные связи В. И. Даля с писателями его круга. Можно также говорить об особой "зоне влияния" (по терминологии Т. Мотылевой) 34 Даля как основоположника этнографической школы с ее определенными чертами. Замечено, что наиболее интенсивной формой творческого влияния является восприятие не отдельных тем или приемов изображения, а более широкого идейно-художественного опыта. Процесс художественного творчества сложен, писатель может получать различные импульсы и не всегда осознавать то воздействие, которому он подвергается. Своеобразные творческие индивидуальности (Григорович, Тургенев, Писемский, Мельников-Печерский) развивают и углубляют традиции Даля, совершенствуя эстетические принципы реалистического изображения, однако они осмысливают опыт Даля: художественную этнографию, национальный тип фольклорной поэтики, этнографические особенности русского крестьянина, принципы изображения народной среды, народно-поэтического творчества, идею национальной духовности.

Рассматривая проблему влияния, следует учесть и замечания ученых, что не всегда удается доказать влияние. В ряде случаев исследователи имеют право ограничиться предположением, гипотезой о его возможности 35 .

Принципы типологического членения литературного процесса, принятые в отечественном литературоведении, основаны на неповторимости художественных открытий. Здесь что ни художник, то свой особый мир, что ни произведение, то своя жанровая и композиционная структура 36 , представляющая разные способы эстетического освоения действительности, разнообразные формы художественной организации материала, характеризующие типы художественного мышления писателя. Однако неповторимость не рассматривается как выражение "неприкасаемости", что позволяет судить о типологических возможностях развития литературы. Этнографическая типология в произведениях писателей далевской школы творчески индивидуальна. Однако могут быть выделены общие существенные черты поэтической системы художественных произведений как Даля, так и воспринимающих его концепцию писателей, идущих вслед за ним. К ним относятся:

1. Погружение в стихию народной жизни как основной компонент произведений.

2. Национальная стихия речи, языковая и стилистическая интерпретация и использование народной, фольклорной фразеологии, элементов фольклора как стилеобразующего фактора.

3. Демократизация средствами фольклора и этнографии содержания и языка художественного произведения, введение в литературу жанра сказа.

стр. 17


--------------------------------------------------------------------------------

4. Фактографический, документальный характер этнографизма, использование подлинного фольклора, фольклорно-этнографического, бытового, социального материала.

5. Тематическая широта изображения.

6. Специфика структурного характера произведения, преобладание описания над сюжетом, вставные сцены, эпизоды.

7. Широкое привлечение разных фольклорных жанров, фольклора и этнографии как источников сюжета, использование фольклорного сюжета как материала для характеристики быта и мировоззрения разных социальных групп, как художественного элемента в создании характера героя, индивидуализации его речи и средств изобразительности речи автора-рассказчика.

8. Роль фольклорно-этнографических элементов в типизации образа и психологической характеристики героя.

9. Обращение к подлинному фольклору и реалистическое выражение его в конкретно-исторических условиях жизни.

В творчестве писателей, идущих вслед за Далем, приведенные выше структурно-художественные элементы находят свое выражение, несмотря на то, что фольклорно-этнографическая типология их очерков и рассказов творчески индивидуальна. И если считать, что в основе литературной школы лежит индивидуальная художественная манера писателя, несущая в себе такие черты и свойства, которые составляют новое художественное завоевание реализма и привлекают к себе многих других писателей 37 , то возможно говорить о далевской этнографической школе, получившей свое более осознанное выражение в русском реализме 1850- 1870-х гг. XIX в, как этнографическое направление.


--------------------------------------------------------------------------------

1 Белинский В. Г. Поли. собр. соч.: В 13 т. - М.; Л., 1953- 1959. - Т. 8. - С. 58. Далее ссылки на это издание даются в тексте с указанием тома и страницы.

2 Русская литература и фольклор (Первая половина XIX века). - Л., 1976. - С. 347.

3 Цейтлин А. Г. Становление реализма в русской литературе. - М., 1965. - С. 142

4 Даль В. И. Поли. собр. соч. - СПб.; М., 1897. -Т. 5, -С. 277.

5 Даль В. И. Указ. соч. - Т. 1. -С. 140.

6 Даль В. И. Указ. соч. - Т. 5. - С. 72.

7 Русский вестник. - 1873. - Т. 104. - С. 289 - 290.

8 Даль В. И. Повести, рассказы, очерки, сказки. - М; Л., 1961, -С. 226.

9 Там же. -С. 227.

10 Там же.

11 Там же. - С. 229.

12 Там же.

13 Там же. - С. 230.

14 Там же. - С. 384.

15 Там же. - С. 385

16 Там же. - С. 400.

17 Там же. - С. 389.

18 Даль В. И. Полн. собр. соч. - Т. 6. - С. 285 - 286.

19 Даль В. И. Повести, рассказы, очерки, сказки. - С. 257.

20 Смирнова (Писарева) В. А. В. И. Даль и натуральная школа. - Саратов, 1972. - С. 72.

21 Цейтлин А. Г. Становление реализма в русской литературе. - С. 92, 111, 113.

22 Финский вестник. - 1847. - Т. 13. - Отд. 5. - С. 42.

23 Журнал Министерства народного просвещения. - 1846. - Ч. 52. - Отд. 6. - С. 55.

24 Гоголь Н. В. Полн. собр. соч.: В 14 т. - М., 1937 - 1952. - Т. 8. - С. 427.

25 Добролюбов Н. А. Полн. собр. соч.:В 6 т. - М.; Л., 1934 - 1941. -Т. 5. -С. 505.

26 Мельников П. И. В. И. Даль. Критико-биографический очерк // Даль В. И. Поли. собр. соч. - Т. 1. - С. XXXII.

27 Там же. - С. XXXI.

28 Тургенев И. С. Повести, сказки и рассказы Казака Луганского. - СПб., 1846 // Отечественные записки. - 1847. - N 1. - С. 72.

29 Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч.: В 16 т. - М., 1939 - 1953. -Т. 1. - С. 163.

30 Пыпин А. Н. История русской этнографии: В 2 т. -СПб., 1890 - 1891. - Т. 1. -С. 418.

31 Горький А. М. История русской литературы. - М., 1939. - С. 187.

32 Самарин Ю. Ф. О мнениях "Современника" исторических и литературных // Сочинения. - М., 1900. - Т. 1. -С. 86, 89.

33 Неупокоева И. Проблемы литературных связей и взаимодействий // Вопросы литературы. - 1957. - N 9. - С. 117.

34 Мотылева Т. Д. Роман - свободная форма. - М., 1982. - С. 72.

35 Юрьева Л. М. М. Горький и передовые немецкие писатели XX века. - М., 1961.

36 См.: Машинский С. О. Типологическое и конкретно-историческое исследование литературы // Проблемы типологии русского реализма. - М., 1969. - С. 133.

37 Петров С. М. Критический реализм. - М., 1974. - С. 335.

стр. 18