"Несчастливцев. Мой покой в могиле. Здесь рай; я его не стою <...> Грудь моя полна теплых слез. (Утирает слезы.)". ("Лес", 3, XI).

"Гурмыжская. Он какой-то восторженный! Просто мне кажется, он глупый человек" (3, XII) - реакция участницы диалога.

"...Читатели, не знакомые с этим миром, безо всякой интерпретации автора, в недоумении слушают эти чудные речи..." - свидетельствовал И.А. Гончаров (1874 г.) 1 . С каким бы ударением: чудные или чудные - мы ни прочли гончаровский эпитет!

"У Островского как-то начали было смешиваться положительные стороны жизни с сатирой, из сего последовало лишь общее недоумение... - словно подтверждал Достоевский. - Островскому форма не удалась" ("Записные тетради", 1876-1877 гг.) 2 .

"Несчастливцев. ...Я желал бы теперь, в эту прекрасную ночь, побеседовать с загробными жителями <...>. Много тайн, много страданий унесли они с собой в могилу. Душа моя мрачна, мне живых не надо. Мне нечего говорить с живыми!" (4, VI).

"В своем Несчастливцеве Островский задался почти неразрешимой задачей <...> высшей математики: соединить в одном лице бытовую фигуру актера-романтика, часто с наивно комическим отблеском, с огромной внутренней романтической силой, вдохновенной душой пророка и обвинителя, вырастающего выше человеческого роста, покоряющего своим трагическим величием" 3 , - а вот это мнение актера и режиссера Малого театра.

И задача-загадка затаена во "внутренней форме слова" (термин психологической лингвистики), в самой фамилии - "целая история"!

Несчастливцев (в письме); "Нужда, ты непостижима! Благодарю вас, благодарю <...> Ваш покорный к услугам

стр. 70


--------------------------------------------------------------------------------

племянник, дитя природы, взлелеянное несчастием, Гурмыжский" (1, V).

"Несчастливцев. Подлости не люблю, вот мое несчастие" (2, II).

"Буланов. ...Яв жизни очень несча-стлив-с.

Несчастливцев. Вздор, не верю. Ты счастлив. Несчастлив тот, кто угождать и подличать не умеет. Чем ты несчастлив, говори! <...> А еще какое несчастие у тебя?" (3, VI).

"Корневая семантика" сентимента-листского стиля - "Ты хочешь быть автором: читай историю несчастий рода человеческого" (Н. Карамзин) - несчастие.

Но "Лес" - комедия. И надо быть готовым к восприятию не только буквальных для стиля, но и карнавальных (по терминологии М. Бахтина) его значений.

"Несчастливцев. Мы с тобой в последний раз в Кременчуге виделись? <...> Ты тогда любовников играл <...>

Счастливцев. После я в комики перешел-с <...> Из комиков-то я в суфлеры-с. Каково это для человека с возвышенной душой-то, Геннадий Демьяныч?" (2, II).

"Счастливцев (Карлу). Уж лучше бы вас Сазаном Савельичем звали <...> Потрудитесь, Окунь Савельич!

Карп. Да не окунь, Карп <...>

Счастливцев. Постарайтесь, Налим Савельич!" (3, V); "Прощайте, Осетр Савельич!" (4, III).

Несчастливцев начал игру в барина. Счастливцеву была в ней предложена роль лакея.

"Счастливцев. Как лакей?

Несчастливцев... Сам Мартынов играл лакеев, а ты стыдишься! <...>

Счастливцев. Да ведь то на сцене.

Несчастливцев. Ну, и ты, братец, представь себе, что ты на сцене" (3, III).

И стало получаться. "Для первого дебюта недурно, Аркашка" (4, I).

С точки зрения литературного языка выражение "первый дебют" представляется плеоназмом - тавтологией, но в речевой среде актеров оно было нормированным. "Первый дебют" - название, главы в книге К.С. Станиславского "Моя жизнь в искусстве" 4 .

Водевильная поэтика захватила Несчастливцева.

"Несчастливцев. Слушай ты, гимназист, школьник, ученик приходского училища! <...> Молчи, таблица умножения! <...> Пифагоровы штаны! <...> Прощай, грифель!" (5, II).

Включилась в "игру" - в "благородную женщину" - и Гурмыжская: "С чего это я расчувствовалась? Играешь- играешь роль, ну, и заиграешься" (3, XII).

Эффектнее всех выходит игра у Несчастливцева, хотя он терпит - "благородства пропасть, а смысла никакого" (3,11) - поражение.

"Счастливцев. Вот вы говорите, что умны, а гимназист-то, видно, умнее; он здесь получше вашего роль-то играет.

Несчастливцев. Какая роль, братец? Ну, что он такое? <...>

Счастливцев. Какая роль? Первый любовник-с. <...> Он-то любовника играет, а вы-то... (из-за куста) простака.

Несчастливцев (наступая). Я простака? Я?" (4, I).

Игра Несчастливцева еще более становится впечатлительно убедительней, когда обостряется контраст между жизнью и театром.

С одной стороны - "А ты мне не откажи в пятачке медном, когда я постучусь под твоим окном и попрошу опохмелиться" (4, VI); с другой - "Я нищий, жалкий бродяга, а на сцене я принц" (4, VI); "Как я играл! Боже мой, как я играл! <...> Сам Николай Хрисанфыч Рыбаков смотрел" (2, II).

Эффект Несчастливцева: "Аркашка, подай мои ордена!" (3, IX) - для разговора с купцом Восмибратовым - "барин сердитый"; "вынимает пистолет и кладет на стол" - для разговора с Гурмыжской: "Трагик Несчастливцев не позволит играть собой".

"Гурмыжская. "Я... тебе должна тысячу рублей; вот твои деньги!" (5, V).

Для первоначально заданного Несчастливцевым "барского" репертуара надо было поддержать барское достоинство: "Барином я сюда явился, барином и уеду, с честью <...> ...Нанять самую лучшую тройку до первой пароходной пристани" (5, V).

стр. 71


--------------------------------------------------------------------------------

Но в таком случае развалилось бы амплуа трагика. "В непогоду я в этом пальто бродил, как старый Лир, по степям Новороссии" (5, V).

Стилевую задачу помогает решить Аксюша.

"Несчастливцев. Мы пьем, шумим, представляем пошлые, фальшивые страсти <...> А ты! Ты молода, прекрасна, у тебя огонь в глазах, музыка в разговоре, красота в движениях. Ты выйдешь на сцену королевой <...>

Аксюша. Я убита, братец, убита.

Несчастливцев. Ты оживешь, сестра, первые звуки оркестра воскресят тебя.

Аксюша. А Петя?" (4, VI).

Вот идеал...

"Несчастливцев. Ну, если богатая помещица отказывает бедной девушке в приданом, так не откажет бедный артист. (Аксюше.) Поди сюда, дитя мое!" (5, IX).

В итоге: "Я нынче, счастлив, Аркадий; я сделал хорошее дело" (4, I). Сделал в жизни то, что трагики делают на сцене, что предсказывалось (хотя без желания к осуществлению) Счастливцевым: "Надо правду сказать, душа-то нынче только у трагиков и осталась" (2, II).

Хотя все закончилось по закону водевиля - тихой ламентацией актера-трагика: "Ну, что делать! Я ее любил, я ее считал вместо матери. (Отирает слезу.) Что ж такое, что я актер? Всякий обязан делать, что умеет. Я ведь не разбойник, я честным, тяжелым трудам добываю хлеб свой. Я не милостыню пришел просить у нее, а теплого слова" (5, II); родственным участием Гурмыжской: "...Я даже не откажусь быть твоей посаженной матерью" (5, IX); общим для всех сентименталистским стилем.

Но от комедии "Лес" (1871) дорога повела к драме "Бесприданница" (1879).

Сначала - общность их героя.

"Паратов. ...А я, господа, и позабыл познакомить вас с моим другом. Мокий Парменыч, Василий Данилыч! Рекомендую: Робинзон.

Вожеватов. А как их по имени и отчеству?

Паратов. Так, просто, Робинзон, без имени и отчества <...> Это, господа, провинциальный актер, Счастливцев Аркадий. <...>

Вожеватов. Он хороший актер?

Паратов. Ну, нет, какой хороший! он все амплуа прошел и в суфлерах был; а теперь в оперетках играет. Ничего, так себе, смешит" (1, VI).

"Робинзон. <...> Я в "Птичках певчих" играл" (3, X).

Затем - общность "внутренней формы" слова в ее образной перспективе: там лес, здесь бесприданница. "Бесприданницей зовут в похвалу невесту, которую берут безо всего, за красоту и достоинства" (В. Даль). "Хоть раненько задумал ты жениться, да зато Марья Ивановна такая добрая барышня, что грех и пропустить оказию. Ин быть по-твоему! Провожу ее, ангела божия, и рабски буду доносить твоим родителям, что такой невесте не надобно и приданого" (Пушкин, "Капитанская дочка", гл. XIII. "Арест").

В субъектно-речевом плане Ларисы исчерпывающе манифестированы все черты, составляющие суть сентименталистского стиля - понятие добродетели.

"Лариса. ...Меня манит скромная семейная жизнь, она мне кажется каким-то раем" (1, IV).

"Лариса. ...Скоро и лето пройдет, а я хочу гулять по лесам, собирать ягоды, грибы...

Огудалова. Вот для чего ты корзиночку-то приготовила! Понимаю теперь. Ты уж и шляпу соломенную с широкими полями заведи, вот и будешь пастушкой.

Лариса. И шляпу заведу. (Запевает. )

Не искушай меня без нужды...

Там спокойствие, тишина <...> Для меня после той жизни, которую я здесь испытала, всякий тихий уголок покажется раем. <...> Наберу с собой в деревню романсов и буду играть да петь от скуки" (2, III).

"Порядочный человек должен скучать" - впрочем, это из романа "Преступление и наказание".

Знаменательно, что умиротворяющее сентименталистское "не искушай" заменялось в театральных постановках, а поз-

стр. 72


--------------------------------------------------------------------------------

же в кино на малоизвестный, зато очень страстный итальянский романс.

Он говорил мне: "Будь ты моею,

И стану жить я, страстью сгорая..."

Такой романс, конечно, не для бесприданницы, искушение сентименталистского стиля романтическим.

В комедии "Лес" дело решилось благополучно - средствами сентименталистского стиля. Здесь - в драме - по-другому.

"Вожеватов. К кому расположена, нисколько этого не скрывает. Вот Сергей Сергеич Паратов в прошлом году появился, наглядеться на него на могла, а он месяца два поездил <...> Уж как она его любила, чуть не умерла с горя. Какая чувствительная! (Смеется.)" (1, II).

Сензитивность этого стиля отмечена высоким градусом: "Каждое слово, которое я сама говорю и которое я слышу, я чувствую" (1, IV).

Появляется и "предметная ниша" романтического стиля. Первая позиция - за пистолетом.

"Лариса. Сергей Сергеич... это идеал мужчины. <...>

Карандышев. Смелость какая-то, дерзость...

Лариса. Да вы знаете, какая это смелость? <...> Проезжал здесь один кавказский офицер, отличный стрелок; были они у нас. <...> "Смотрите, я буду стрелять в девушку, которая для меня дороже всего на свете, и не побледнею". <...>

Карандышев. Сердца нет, оттого он так и смел" (1, IV).

"Безбожно, безбожно!" - этот оценочный мотив будет принадлежать Ларисе.

А пока "предметная ниша" романтического стиля находится в полном соответствии с его "вектором" - страстями.

"Робинзон (взглянув на ковер). Что это у вас такое?

Карандышев. Сигары.

Робинзон. Нет, что это развешано-то? Бутафорские вещи?

Карандышев. Какие бутафорские вещи! Это турецкое оружие <...>

Паратов (берет у него пистолет). Этот пистолет? <... >

Карандышев. Ну нет-с, и этот пистолет пригодиться может.

Паратов. Да, в стену гвозди заколачивать. (Бросает пистолет на стол.) " (3, VI).

Зрительно-моторные средства этого стиля - от репертуара маскарадного, бутафорского.

Вожеватов (о Карандышеве): "А он-то, в углу сидя, разные роли разыгрывает, дикие взгляды бросает, отчаянным прикидывается. Раз застрелиться хотел, да не вышло ничего, только насмешил всех. А то вот потеха-то; был у них как-то, еще при Паратове, костюмированный вечер; так Карандышев оделся разбойником, взял в руки топор и бросал на всех зверские взгляды, особенно на Сергея Сергеича" (1, II).

"Карандышев. Я надеюсь, что Лариса Дмитриевна не подаст мне никакого повода быть ревнивым. <...>

Лариса. Я ручаюсь, что Юлий Капитоныч меня ревновать не будет.

Карандышев. Да, конечно; но если бы...

Паратов. О да, да. Вероятно, это было бы что-нибудь очень ужасное" (2, IX).

"Мы знаем, что такое романтизм", - вспоминается цитата из Южина-Сумбатова 5 .

Карандышев. Если мне на белом свете остается только повеситься от стыда и отчаяния или мстить, так уж я буду мстить" (3, XIV).

И орудием мести стал пистолет, как в " Страшной мести" Гоголя: "Висит у меня на стене турецкий пистолет: еще ни разу во всю жизнь не изменял он мне. Слезай со стены, старый товарищ!"

"Карандышев. Для меня нет теперь ни страха, ни закона, ни жалости; только злоба лютая и жажда мести душат меня. <...> (Схватывает со стола пистолет и убегает.)" (3, XIV).

"Паратов. ...Угар страстного увлечения скоро проходит, остаются цепи и здравый рассудок, который говорит, что этих цепей разорвать нельзя, что они неразрывны.

Лариса (задумчиво). Неразрывные цепи! (Быстро.) Вы женаты? <...>

стр. 73


--------------------------------------------------------------------------------

Паратов. Я обручен. <...> ( Показывая обручальное кольцо. ) Вот золотые цепи, которыми я скован на всю жизнь" (4, VII).

И все же "цепи" романтического стиля у Паратова превратятся в труху, впрочем, как и стиль романсовый.

"Лариса. Поглядите на меня!

Паратов смотрит на нее.

"В глазах, как на небе, светло"... Ха, ха, ха! (Истерически смеется.)" (4, VII).

Далее ситуация складывается следующим образом.

"Кнуров. ...Мы даже обязаны принять участие в ее судьбе. <...>

Вожеватов. Да вот, лучше всего <...> Орел или решетка?

Кнуров (в раздумье). Если скажу: орел, так проиграю; орел, конечно, вы. (Решительно.) Решетка" (4, VI).

Но появляется Карандышев.

"...Они смотрят на вас, как на вещь. Ну, если вы вещь, - это другое дело. Вещь, конечно, принадлежит тому, кто ее выиграл, вещь и обижаться не может.

Лариса. <...> Наконец слово для меня найдено, вы нашли его" (4, XI).

"Чуткая и впечатлительная" Лариса разглядела безвыходность своего положения во "внутренней форме" слова - в вещи, как годом раньше Анна Каренина - "в ярком свете" дарвинской метафоры - термина "борьба за существование": "ненависть - одно, что связывает людей" (7, XXV).

Именно Ларисой развивается образная перспектива слова вещь (кстати, об этом писал В.В. Виноградов: слово обращено не только к действительности, но и вовнутрь композиции и речевого стиля произведения 6 ).

"Лариса (со слезами). Уж если быть вещью, так одно утешение - быть дорогой, очень дорогой. Сослужите мне последнюю службу: подите, пошлите ко мне Кнурова <...> Уж теперь у меня перед глазами заблестело золото, засверкали бриллианты. <...>

Карандышев. Вы должны быть моей. <...>

Лариса. Никогда!

Карандышев. Так не доставайся ж ты никому! (Стреляет в нее из пистолета.)".

Напомним:

"Карандышев. ...Для меня каждое слово Ларисы Дмитриевны - закон" (2, IX).

Так "смешной" Карандышев вырос в гиганта романтического стиля!

"Лариса (нежно). Милый мой, какое благодеяние вы для меня сделали! Пистолет сюда, сюда, на стол! Это я сама... сама. Ах, какое благодеяние... (Поднимает пистолет и кладет на стол.) " (4, XI).

(Постепенно слабеющим голосом.) ...Пусть веселятся, кому весело... Я не хочу мешать никому! Живите, живите все! Вам надо жить, а мне надо... умереть... Я ни на кого не жалуюсь, ни на кого не обижаюсь... вы все хорошие люди... я вас всех... всех люблю." (4, XIII).

Все-таки восторжествовала семантика бесприданницы - ее исконных достоинств. Апофеоз сентименталистского стиля.

Если в "Лесе" главная роль в метатезе (перестановке) стилей принадлежит людям, то в "Бесприданнице" - вещам. Это, конечно, не план тривиального сопоставления людей и вещей. Речь может идти не о роли кого, чего, чьей (как в Словаре сочетаемости русского языка): не вещь в роли, а роль в вещи. В отличие от "Леса" в "Бесприданнице" стиль прорастает из "нестиля" - вещей.

Однако и комедия "Лес", и драма "Бесприданница" не просторечием (купеческим) мерялись в представлениях читателей - зрителей, как другие пьесы А.Н. Островского, а словесностью в ее стилях - Карамзина, Бестужева-Марлинского, Ап. Григорьева, - т.е. в сентименталистском и романтическом, в их органичной взаимозамещаемости, в их живой парадигматике и самое главное - в общности самой игры, только уже не в комедию, а в драму. Игра судьбой человека - на фоне аналогий и родственных связей, контрастов и противопоставлений между литературными стилями, точнее говоря (применительно ко 2-й половине XIX в.), метастилями.

Одни, как Лариса, в этой сшибке "несчастной жертвой пали", другие, как Паратов, погребли себя в мусоре тривиальностей, а "стремительно пробежавший

стр. 74


--------------------------------------------------------------------------------

(воспользуемся выражением Бестужева-Марлинского) поприще злодейства" Карандышев вернул штампам стиля их исконные ("вещные") значения.


--------------------------------------------------------------------------------

1 Гончаров И.А. Собр. соч. - В 8 т. - М., 1955. - Т. 8. - С. 177-178.

2 Неизданный Достоевский // Литературное наследство. - Т. 83. - М., 1971. - С. 607.

3 Южин-Сумбатов А.И. Записи. Статьи. Письма. - М., 1951. - С. 454.

4 Станиславский К.С. Моя жизнь в искусстве. - М., 1980. - С. 43,

5 Южин-Сумбатов А.И. Указ. соч. - С. 456.

6 См.: Виноградов В.В. О языке художественной литературы. - М., 1959. - С. 233-235.

стр. 75