Сравнивая Пушкина с "мировыми первостепенными гениями", Белинский на первых порах полагает, что наиболее точно характер таланта нашего поэта и диапазон его творческой деятельности поддается измерению гетевским критерием. Так, обратившись к проблеме соотношения в писателе поэта и литератора, Белинский в данной сфере находит больше точек соприкосновения у Пушкина с Гете, чем с Гомером и Шекспиром.

"Пушкин, - пишет он в июне 1838 г., - был поэт, по своим поэтическим произведениям, и Пушкин же был литератор как издатель журнала и автор нескольких критических и полемических статей". В свою очередь, "Гете был не только великий поэт, знаменитый ученый, но и примечательный литератор", в то время как "Гомер и Шекспир были поэтами, но не были литераторами" (II, 403-404). Пушкин, таким образом, как поэт сравним с Гете, Гомером и Шекспиром и в этом качестве имеет все права на оценку соответствующими "именными" критериями, но как поэт и одновременно литератор близок лишь Гете, а потому именно гетевский критерий оказывается для него почти универсальным, охватывающим разные стороны его таланта и творческой деятельности.

Предпочтение гетевскому критерию Белинский отдает и при сравнении Пушкина с другими поэтами, в частности с Шиллером. "Гете и наш Пушкин, - подчеркнет он, - вот чисто поэтические натуры", и в этом отношении они решительно отличаются от Шиллера, который "едва ли не в большей части своих произведений принадлежит к числу... полупоэтов" (II, 442).

В зависимости от уровня, на котором Белинский рассматривает и оценивает Пушкина, меняется и круг писателей, с которыми он сопоставляется, и, соответственно, состав "именных" критериев, которыми он оценивается.

Так, на уровне "мировых первостепенных гениев" Пушкин не может на равных соперничать с Гомером, Шекспиром и Гете, чьи "именные" критерии для нашего поэта


--------------------------------------------------------------------------------

* Окончание. Начало см. в N3 за 2000 г.

стр. 31


--------------------------------------------------------------------------------

достаточно высоки, а потому в ряд таковых гениев Белинский его не включает.

В то же время на уровне "истинно поэтических натур" Пушкин ни в чем не уступает "мировым первостепенным гениям" и по праву входит в их круг, находится в одном ряду с Гомером, Шекспиром и Гете, в котором, однако, нет места "полупоэту" Шиллеру.

На уровне универсального литературного деятеля, сочетающего в себе поэта и литератора, Пушкин, как полагает Белинский, вполне соизмерим с Гете, правда уступая ему при этом в качестве литератора, а вот Гомер и Шекспир в число таких деятелей не входят.

На уровне одного из ведущих жанров тех лет - повести - Белинский ставит Пушкина рядом только с одним писателем - Гоголем. Именно гоголевский критерий является для критика наивысшей мерой ценностей и достоинств произведений, созданных в этом жанре. Сказать, что та или иная повесть ни в чем не уступает или почти не уступает гоголевской, "похвала, выше которой у нас нет похвал", отметит Белинский (II, 348).

Ни в чем не уступает Пушкин "мировым первостепенным гениям" и на уровне "художественных миров". Для Белинского это "мир", бесспорно, "воображаемый", созданный творческой фантазией ("воображением") писателей. Он состоит из двух частей: мира "воображаемого действительного" и мира "воображаемого призрачного". "Действительный воображаемый" мир соответствует "миру природы и истории", т.е. является отражением того, что было или могло быть по принципу вероятности. Мир "воображаемый призрачный" - мир придуманный, плод исключительно фантазии писателей. Это "мир, созданный Сумароковым, Дюкре-Дюменилем, Радклиф, Расином, Корнелем и пр.". Мир же "воображаемый действительный" создан "Гомером, Шекспиром, Вальтером Скоттом, Купером, Гете, Гофманом, Пушкиным, Гоголем" (III, 85. Курсив мой. -А.К.). Этот мир "не подвержен сомнению", т.е. он реален в своей "воображенной" действительности, в то время как мир "призрачный", мир условный от действительности совершенно далек. Белинский не сравнивает эти миры по принципу "лучше или хуже", просто констатирует их наличие. Однако дает понять, что мир "воображаемый действительный" для него несомненно выше, значительнее и ценнее мира "воображаемого призрачного" , хотя и тот и другой, как плоды творческого воображения, творческой фантазии, имеют равные права на существование.

Высота гомеровского, шекспировского и гетевского критериев давала основание Белинскому сближать Пушкина с одноименными писателями на разных, как мы видели, уровнях, кроме самого почетного - "мировых первостепенных гениев", до которого наш поэт, при всей его великости и принадлежности к мировым гениям, все-таки, по мнению критика, не "дотягивал". Но вот выходит из печати еще одно неизвестное до того произведение Пушкина, и все представления Белинского о его месте среди других поэтов меняются самым кардинальным образом.

Это был "Каменный гость", который увидел свет в первом томе "Ста русских литераторов", изданном А.Смирдиным в начале 1839 г., в одно мгновение сделав Пушкина в глазах Белинского достойным самого высочайшего ценностного уровня.

При чтении "Каменного гостя", признается критик, "потрясались, одна за другою, все струны души нашей" (III, 100). Поначалу он еще не может "оценить" это "вполне великое создание искусства", но уже не сомневается, что "драматическая поэма" Пушкина при всем небольшом ее объеме ("Поэма помещена не более как на тридцати пяти страницах...") "есть целое, оконченное произведение творческого гения; художественная форма, вполне обнявшая бесконечную идею, положенную в ее основание; гигантское создание великого мастера, творческая рука которого, на этих бедных тридцати пяти страничках, умела исчерпать великую идею, всю до малейшего оттенка...". В этой поэме "мы, - заключает Белинский, - увидели даль без границ, глубь без дна, - и с трепетом отступили назад..." (III, 100).

Он еще не в силах определить для себя саму суть "бесконечной", "великой" идеи, художественно выраженной в "Каменном госте", но ощущение ее "безграничности" и "бездонности" поражает его "предчувствием" чего-то очень значительного. "От этого предчувствия, - вырывается у критика, - дыхание занимается в груди нашей и на глазах дрожат слезы трепетного восторга..." И он восклицает: "Пушкин, Пушкин! ... Великий, неужели безвременная смерть твоя непременно нужна была для того, чтобы мы разглядели, кто был ты?.." (там же).

стр. 32


--------------------------------------------------------------------------------

"Каменный гость" предстает перед Белинским произведением высочайшего идейно- художественного уровня, на котором "художественная форма вполне обнимает бесконечную... великую идею", являя миру совершенное, "великое создание искусства", "гигантское создание великого мастера".

Благодаря "посмертным сочинениям" и во многом "Каменному гостю" все сомнения Белинского относительно степени таланта Пушкина отпадают, и он не колеблясь возводит нашего поэта на уровень "мировых первостепенных гениев". "Пушкин, - восторженно пишет Белинский Н.В.Станкевичу 19 апреля 1839 г., - предстал мне в новом свете, как один из мировых исполинов искусства, как Гомер, Шекспир и Гете" (XI, 367).

Весь 1839 г. проходит у критика под знаком Пушкина как "мирового первостепенного гения", где гомеровский, шекспировский и гетевский критерии находятся в числе первейших, определяющих достоинства поэта и его место среди величайших представителей мировой литературы.

19 августа. Письмо И.И.Панаеву: "Пушкин меня с ума сводит. Какой великий гений, какая поэтическая натура!.. У меня теперь три бога искусства, от которых я почти каждый день неистовствую и свирепствую: Гомер, Шекспир и Пушкин..." (XI, 374).

29 сентября. Письмо Н.В.Станкевичу:

"Пушкин! Какая полная художественная натура!.. "Цыганы"... Какое мировое создание! А "Моцарт и Сальери", "Полтава", "Борис Годунов", "Скупой рыцарь" и наконец - перл всемирно- человеческой литературы - "Каменный гость"!.. тут пахнет Шекспиром нового мира!.." (XI, 380).

Представление о Пушкине как одном из величайших мировых поэтов сохраняется у Белинского и в 1840 г.

10 января. Письмо К.С.Аксакову: "Радуюсь твоей новой классификации - Гомер, Шекспир и Гоголь, но и дивлюсь ей. Куда же девался Гете? О юноша! пылка душа твоя... Вот мы и сошлись с тобою; только у меня на месте Гоголя стоит Пушкин (а в 1835 г., как мы видели, было наоборот: на месте Пушкина у него стоял Гоголь. I, 306. - А.К.), который всего поглотил меня и которого чем более узнаю, тем более не надеюсь узнать. Это Россия и единственный русский национальный поэт, полный представитель жизни своего народа. Да, велик Гоголь, поэт мировой: это для меня ясно, как 2х2=4; но... Пушкин..." (XI, 435).

1 марта. Письмо В.П.Боткину: "Вспомни, что ты сам так глубоко и верно подметил в "Онегине" - какое бесконечное миросозерцание, какой великий нравственный урок... А там еще "Цыганы", "Борис Годунов", "Русалка"... "Скупой рыцарь", "Каменный гость". В последнее время мне открылся "Бахч. Сарай": мне кажется, я в состоянии написать об этой крошечной пьеске целую книгу - великое, мировое создание! Присовокупи ко всему этому, что Пушкин умер во цвете лет, в поре возмужалости своего гения, умер, когда великий мирообъемлющий Пушкин уже кончился и начинался в нем великий мирообъемлющий Шекспир. Да, мир увидел бы в нем нового Шекспира". И далее: "...Вольтер конечною рассудочностию и ядовитым кощунством не только заплатил дань духу времени, но и вполне его выразил: однако ж из этого не следует, чтобы он был равен или выше Гомера, Шекспира, Пушкина". Пушкин - "великий поэт" (XI, 473, 474).

Май 1840 г. Белинский открыто иронизирует над теми, кто осмеливается заявлять, что "Пушкин - поэт не мировой, не великий, хотя и с примечательным талантом". Он утверждает, что Пушкин, так же как и Шекспир, имеет все права на "титул великого и мирового поэта". И заключает: "Оставляя в стороне вопрос о превосходстве (которого мы и не думаем отрицать или оспоривать) Шекспира перед Пушкиным, можно смело сказать, что только слепые могут не видеть, что оба эти великие явления творческой силы принадлежат к одному разряду, суть явления родственные": они истинные "поэты действительности" (IV,165,166).

14 июня. Письмо К.С.Аксакову: Гоголь "великий художник", не ниже Вальтера Скотта и Купера. "Но он не русский поэт в том смысле, как Пушкин, который выразил и исчерпал собою всю глубину русской жизни (гомеровская и гетевская черта: "символ духа своего отечества". - II, 241. - А.К.) и в раны которого мы можем влагать персты, чтобы чувствовать боль своих и врачевать ее. Пушкинская поэзия - наше искупление..." (XI, 534).

Ноябрь 1840 г. Пушкин, пишет Белинский, "исполин нашей поэзии, полный и могучий представитель русского духа в искусстве", творец "дивного поэтического романа "Евгений Онегин", создания чисто

стр. 33


--------------------------------------------------------------------------------

оригинального, исчерпавшего до дна всю жизнь современной Руси (гомеровская черта: "отразил как в зеркале жизнь целого народа".-II, 241.-А.Х.)" (IV, 341).

Декабрь 1840 г. "Мы видим в Пушкине великого мирового поэта", как наглядное подтверждение "мирового значения России... с Пушкина начинается русская литература, ибо в его поэзии бьется пульс русской жизни". Пушкин "явление мировое и великое по своей творческой силе..." И снова: в "Евгении Онегине" "он исчерпал до дна современную русскую жизнь", это "великое создание великого поэта", а "Каменный гость" - "это высшее, художественнейшее создание Пушкина" (IV, 413, 424, 425-426, 429).

И наконец, 11 декабря. Письмо В.П.Боткину: "Я решил для себя важный вопрос. Есть поэзия художественная (высшая - Гомер, Шекспир, Вальтер Скотт, Купер, Байрон, Шиллер, Гете, Пушкин, Гоголь)"; есть поэзия религиозная, философская, даже "общественная, житейская - французская" (XI, 582).

Таким образом, творчество Пушкина - это уровень "высшей художественной поэзии".

Правда, на этот раз Белинский ставит Пушкина в историческом ряду великих поэтов не на третье (вслед за Гомером и Шекспиром) и не на четвертое (вслед за Гомером, Шекспиром и Гете), что наблюдалось ранее, а на восьмое место. И не случайно.

Дело в том, что уровень "высшей художественной поэзии" определялся произведениями, созданными безусловно "мировыми талантами", которые, в свою очередь, обладали разной степенью гениальности. К "первостепенным гениям", как мы видели, Белинский сначала относил Гомера, Шекспира и Гете, затем добавил к ним Вальтера Скотта, Купера (I, 90; V, 39, 41, 42) и Пушкина. Пытаясь окончательно выявить, какое же, собственно, место занимает наш поэт в мировом литературном процессе, критик вдруг обнаруживает, что к пушкинским созданиям, уже переведенным на европейские языки, нет того всеобщего интереса, какой проявляется к произведениям Вальтера Скотта, Купера, Байрона, Шиллера, не говоря уже о Гомере, Шекспире, Гете. И невольно задается вопросом: почему?

Анализируя произведения писателей, оказавших влияние как на нашу, так и на европейские литературы новейшего времени, он приходит к выводу, что главным, определяющим здесь выступает не столько сама их художественная форма, хотя и это немаловажно, сколько содержание, т.е. художественное изображение жизни. И не столько вообще, атакой, какая представляет для всех народов неподдельный, устойчивый интерес, отражая какие-то важные, существенные или просто неизвестные ранее страницы и стороны жизни самого человечества.

Так, античная Греция со всем ее укладом, бытом, мировосприятием остается предметом всеобщего любопытства, а потому "Илиада", где "выразилось все богатство, вся полнота жизни греков", имеет и всегда будет иметь всемирно-историческое значение (V, 33). Шекспир "постиг и ад, и землю, и небо" (I, 32), выразил всю глубину и бездонность страстей человеческих, которые не оставляют и никогда не оставят равнодушными никого из его читателей. Вальтер Скотт создал исторический роман и художественно, можно сказать, открыл мир средневековой Европы, предоставив чуть ли не каждому возможность совершить увлекательнейшее путешествие в свое далекое прошлое (V, 41). О существовании никому до того неведомой цивилизации - североамериканских индейцах - поведал человечеству Купер и т.д.

И хотя в "духе Пушкина слились все стихии, отразились все стороны русского духа" (V, 274) и он своими созданиями "исчерпал до дна современную русскую жизнь", однако сама эта жизнь оказалась почему-то неинтересной другим народам, ничем никого не взволновала, не тронула, не привлекла к себе обостренного, повышенного внимания. Пушкин, таким образом, своими произведениями не оказал того влияния, какое оказали и продолжают оказывать на развитие мировой (европейской) литературы произведения Гомера, Шекспира, Гете, Вальтера Скотта, Купера, Байрона, Шиллера и других писателей.

И если раньше Белинский был уверен, что мировое значение Пушкина определяется уже самим мировым значением России, то теперь видит, что мировая общественность - и писатели, а еще больше читатели - не проявляет к нему заметного внимания и что он интересен главным образом только одним соотечественникам: да, он поэт великий, но исключительно национальный. И в декабре 1841 г. скажет об этом прямо: "Пушкин обладал мировою творческою силою; по форме он - соперник всякому поэту в мире (и в этом отношении

стр. 34


--------------------------------------------------------------------------------

сопоставим с Гомером, Шекспиром, Гете и другими гениями. - А.К.}; но по содержанию, разумеется, не сравнится ни с одним из мировых поэтов, выразивших собою момент всемирно- исторического развития человечества" (V, 558. Курсив мой. -А.К.).

То же он отметит и в июне 1842 г., говоря о Гоголе: "Где, укажите нам, где веет в созданиях Гоголя этот всемирно-исторический дух, это равно общее для всех народов и веков содержание?" Да, в который раз повторяет критик, "Гоголь великий русский поэт", но "не более; "Мертвые души" его - тоже только для России и в России могут иметь бесконечно великое значение". С этой точки зрения они действительно "стоят "Илиады", но только для России: для всех же других стран их значение мертво и непонятно". И горько подытожит: "Такова пока судьба всех русских поэтов; такова судьба и Пушкина" (VI, 258, 259).

Придя к такому выводу, Белинский вообще отказывается от оценки Пушкина какими-либо "именными" критериями и в своем знаменитом цикле статей "Сочинения Александра Пушкина" (1843- 1846) говорит уже исключительно о его "бесконечно великом" национальном значении, которое состояло в призвании "быть первым поэтом-художником Руси, дать ей поэзию как искусство, как художество..." (VII, 316). На этом уровне, отметит критик, возвращаясь к уже сказанному им ранее о "мировой творческой силе" поэта и художественной форме его произведений, где "он - соперник всякому поэту в мире" (V, 558), Пушкин не только на равных стоит в ряду "мировых первостепенных гениев", но и велик именно своей художественностью.

"Читая Гомера, - скажет Белинский, - вы видите возможную полноту художественного совершенства; но она не поглощает всего вашего внимания; не ей исключительно удивляетесь вы: вас более всего поражает и занимает разлитое в поэзии Гомера древне-эллинское миросозерцание и самый этот древнеэллинский мир... В Шекспире вас тоже останавливает прежде всего не художник, а глубокий сердцевед, мирообъемлющий созерцатель... В поэзии Байрона прежде всего обоймет вашу душу ужасом удивления колоссальная личность поэта, титаническая смелость и гордость его чувств и мыслей. В поэзии Гете перед вами выступает поэтически

созерцательный мыслитель, могучий царь и властелин внутреннего мира души человека. В поэзии Шиллера вы преклонитесь с любовию и благоговением перед трибуном человечества, провозвестником гуманности, страстным поклонником всего высокого и нравственного. В Пушкине, напротив, прежде всего увидите художника, вооруженного всеми чарами поэзии, призванного для искусства как для искусства, исполненного любви, интереса ко всему эстетически прекрасному, любящему все и потому терпимого ко всему" (VII, 318-319).

Поэзия Пушкина - это поэзия в ее чистом виде, поэзия в высшей степени художественная, считает критик. Однако в своем содержании она беднее творений "мировых первостепенных гениев" и хотя "удивительно верна русской действительности", тем не менее не стала "выражением (русской. - А.К.) жизни, в обширном значении этого слова, обнимающего собою весь мир, физический и нравственный", и не дала ответа на вопросы: "...как же чувствуют и говорят" его соотечественники, "чем отличается их способ чувствовать и говорить от способа других наций?..". Это не упрек Пушкину, который не сумел ответить на действительно важные вопросы, касающиеся внутреннего мира русского человека, его души. На них, считает Белинский, не позволяет и "не может дать ответа настоящее (состояние национальной нашей жизни. - А.К.), ибо Россия по преимуществу - страна будущего..." (VII, 332, 319, 336). С этой точки зрения созданное поэтом также не может еще иметь мирового значения...

Обращаясь к национальному значению Пушкина, Белинский на этот раз отметит наряду с историческим: "Он дал нам поэзию, как искусство, как художество" - и общекультурное, общедуховное, общеэстетическое его значение, не ограниченное какими-либо временными рамками. "Он, - подчеркнет критик, - навсегда останется великим, образцовым мастером поэзии, учителем искусства... он будет в России поэтом классическим, по творениям которого будут образовывать и развивать не только эстетическое, но и нравственное чувство..." (VII, 579).

Пройдет немного времени, и вопрос о мировом значении Пушкина поставит уже сама жизнь. Условия, при которых это станет не только возможным, но и просто неизбежным, настоятельно необходимым,

стр. 35


--------------------------------------------------------------------------------

были четко обозначены еще Белинским. Он первым подметил, что мировое значение Пушкина определяется "мировым значением России", но осознается это отечественной и мировой литературной общественностью лишь тогда, когда события, происходящие в нашей стране, в жизни нашего народа, приобретут мировое значение, станут заметно влиять на ход развития человечества. Это сразу же, автоматически вызовет интерес к литературе, где эта жизнь и события получили художественное выражение, и к писателям, сумевшим раскрыть или хотя бы только приоткрыть и показать своеобразие российской действительности, выразить сам дух русского народа, его способ мыслить, чувствовать, действовать,

Осознание происходящего и уже свершившегося ранее в России как неотъемлемой части мирового исторического процесса закономерно приведет мировую общественность и к осознанию русской литературы как неотъемлемой части мирового художественного процесса, с неизбежным определением ее места в этом процессе и роли в его развитии, т.е. собственно мирового значения нашей литературы и, естественно, мирового значения крупнейших ее представителей.

Такое значение русской литературы, в том числе и Пушкина, начинает вырисовываться во второй половине XIX в. по мере того, как события в России все больше и больше приобретали всемирно-исторический характер, оказывая влияние на ход общественно-политического развития европейских стран, когда становится для многих ясно, что русская литература, русские писатели, изображая жизнь своей страны, своего народа, выразили действительно "момент всемирно-исторического развития человечества" (V, 558). И уже в 1902 г. о "всемирном значении, которое приобретает теперь русская литература", станут говорить как об очевидном и непреложном факте(1).


--------------------------------------------------------------------------------

1 См.: Ленин В.И. Поли. собр. соч.: В 55т. Т. 6. М., 1959. С. 25.

стр. 36