До появления итоговой книги "Образ Николая Чудотворца" в 1931 году Ремизов занимался этой темой на протяжении почти четверти века. Первая из опубликованных легенд, или притч, "Никола Угодник" была напечатана еще в 1907 году. В настоящей статье дается краткий очерк работы писателя над материалами, связанными с житием и чудесами св. Николая Мирликийского.

В 1917 году вышел в свет сборник Ремизова "Николины притчи".1 Почти все составившие его легенды были написаны в 1913 - 1916 годах и ранее публиковались в периодической печати.2 Еще в первые годы занятий народной легендой обвиненному в плагиате писателю пришлось выступить с объяснением своего подхода к фольклору и тексту-источнику. В частности, он утверждал, что в случае художественного пересказа фольклорного сюжета "все сводится к самой широкой амплификации, т. е. к развитию (...) подробностей или к дополнению к (...) тексту, чтобы в конце концов дать сказку в ее возможно идеальном виде. Что и как прибавить или развить и в какой мере дословно сохранить облюбованный текст, в этом вся хитрость и мастерство художника".3 Так, первая легенда сборника "Никола Угодник" после рассказа о трудах святого на русской земле заканчивается "амплификацией" духовного стиха сербского происхождения "Он же (Святитель Никола) и триста старцев иноков"4 с описанием празднования Никольщины в раю, куда сам Угодник сначала опаздывает, а затем засыпает на пиру. В духовном стихе действие происходит "во святом монастыре Павлове", Ремизов переносит его в рай. Духовный стих не указывает причину пира, у Ремизова это Никольщина - празднование Николы Зимнего (6 декабря). В духовном стихе список святых краток: Илия Громовник, Савва, Мария, Пятница и Неделя. У Ремизова он непомерно разрастается ("Все святые собрались..."), имена святых даются в соответствии с народной календарной традицией и потому включают прозвища, как правило, отражающие те крестьянские работы, которые приходятся на время памяти того или иного святого, например: Родион-ледолом, Алена-льносейка, Иван-купал, Семен-летопроводец, и заканчивается так: "...три отрока, сорок мучеников, Иван Поститель, Илья Пророк, Михайло Архангел..."5


--------------------------------------------------------------------------------

1 Ремизов А. Николины притчи. [Пгр.], 1917. См. также: Ремизов А. М. Собр. соч.: В 10 т. М., 2001. Т. 6: Лимонарь. С. 185 - 264.

2 См.: Bibliographie des oeuvres de Alexis Remizov / Et. par Helene Sinany. Paris, 1978 (no указателю).

3 Цит. по: Ремизов А. Письмо в редакцию // Ремизов А. М. Собр. соч. Т. 2: Докука и балагурье. С. 608. Впервые этот манифест был опубликован в газете "Русские ведомости" (1909. 6 сент. N 205. С. 5) и в журнале "Золотое руно" (1909. N 7 - 8 - 9. С. 145 - 148). См. также первую постсоветскую републикацию: Письма М. М. Пришвина к А. М. Ремизову / Вступит, статья, подгот. текста и прим. Е. Р. Обатниной // Русская литература. 1995. N 3. С. 205 - 207 (Приложение 2).

4 На источник этой легенды - работу П. Бессонова "Калики перехожие. Сборник стихов и исследование" (М., 1861. С. 578 - 580. N 130) - Ремизов указал в собственных примечаниях к сборнику (см. об этом: Ремизов А. М. Собр. соч. Т. 6. С. 263, 719).

5 Ремизов А. М. Собр. соч. Т. 6. С. 190 - 191.



стр. 61


--------------------------------------------------------------------------------

Главный герой "Николиных притч" чаще всего появляется в образе старичка, иногда даже без указания имени; тем более что в текстах-источниках он нередко заменяет Христа или других святых. Основные действия Николы - заступничество за бедных и помощь в крестьянском труде. Однако он может и наказать, например за скупость или ложь, за жадность или непослушание, но при этом неизменно награждает за щедрость. Выбор конкретных фольклорных источников6 отражает круг интересующих Ремизова тем. Помимо "бедовой доли", т. е. бедности, несчастий, тяжелого труда, значительное место в сборнике занимает тема человеческой судьбы, которую нельзя изменить, являющаяся одной из основных в творчестве писателя. Принятие своей судьбы награждается за гробом, попытка обойти ее неизменно заканчивается поражением.

В 1924 году, когда писатель уже поселился в Париже, вышла в свет его книга "Звенигород окликанный" с подзаголовком "Николины притчи", включавшая полностью цикл легенд из сборника 1917 года. В небольшом вступлении, озаглавленном "Теплая пламень", Ремизов суммировал народное восприятие св. Николая в России: "Русский народ сказкой сказал о Николе: свою веру, / свои чаяния, / свою правду (...) Кто не услышит сокровенного слова о суде, судьбе и доле, тот и по складу сказки примет от слова теплую пламень и осияет сердцем".7

Эта книга удостоилась высокой оценки Зинаиды Гиппиус, рецензия которой начиналась со следующей оговорки: "У Ремизова я люблю не все. И мне жаль, что в нем не разбираются, не хотят понять, за что именно его нужно любить". Далее она подчеркивала ремизовское "уменье сливаться с очень реальной и очень таинственной стороной русского духа, к которой мы и подходить не привыкли", и замечала в связи с этим: "Ремизов вовсе не "описывает" его, он говорит - когда говорит - как бы изнутри, сам находясь в нем. (...) Не знаю, все ли "притчи" Ремизовым только взяты, или сочинены иные, но это безразлично: они единого духа. Ремизов тут почти не "писатель", просто один из многих "создателей" Николиных "сказов". (...) Хорошая книжка "Николины притчи". Они - тот Ремизов, писатель с "необщим выраженьем", которого надо любить".8

Начало дальнейшей работе Ремизова над материалами о Николе положил отзыв Б. П. Вышеславцева,9 прозвучавший в письме автору "Звенигорода окликанного" от 5 октября 1925 года: "Прежде всего позвольте выразить искреннее сожаление, что я до сих пор еще не знаком с Вами лично. Это, однако, нисколько не мешает мне давно и хорошо знать и любить Вас, как изумительного и ни с кем не сравнимого русского писателя. В прошлом мы с женой плакали при чтении Вашего "Звенигорода окликанного". Он дает русской душе то, о чем она больше всего тоскует: запах весенних полей, родной земли, музыку исконной народной речи и гениальную наивность язычески-христианской религиозности. Но за всем этим есть нечто бесконечно более глубокое, что я оцениваю, как гениальное достижение: это святость в русском духе, прикосновение к Божественному, к наглядным глубинам народной совести, к самому заветному в ней.

Вот это чувство, пережитое мною, и заставляет меня обратиться к Вам. Мне хотелось бы вдохновить Вас на книгу о "Николае Угоднике". По-моему, только Вы


--------------------------------------------------------------------------------

6 Подробнее о фольклорных источниках у Ремизова см: Грачева А. М. Алексей Ремизов и древнерусская культура. СПб., 2000; см. также комментарий И. Ф. Даниловой к ремизовскому сборнику "Докука и балагурье. Народные сказки" (Ремизов А. М. Собр. соч. Т. 2. С. 642 - 644).

7 Ремизов А. Звенигород окликанный. Николины притчи. Париж; Нью-Йорк; Рига; Харбин, 1924. С. 7 - 8.

8 Крайний А. А. Ремизов. Николины притчи// Современные записки. 1924. N 22. С. 447 - 449.

9 Вышеславцев Борис Петрович (1877 - 1954) - юрист и философ, ученик проф. П. И. Новгородцева; в 1917 году профессор Московского университета; в ноябре 1922 года выслан в Берлин на так называемом "философском пароходе". В Париже вместе с Бердяевым был редактором издательства "YMCA-Press".



стр. 62


--------------------------------------------------------------------------------

можете ее написать. А она нужна русскому человеку не менее, если не более, чем такая книга, какую написал для нашего издательства Борис Зайцев (Преподобный Сергий).10 Книга должна быть написана приблизительно так, как Вы писали свои "византийские" вещи".11

Хотя ответом на это письмо мы не располагаем, однако, принимая во внимание, что возможности писателей-эмигрантов публиковаться на русском языке были ограничены, это предложение, без сомнения, было воспринято Ремизовым как счастливый поворот в его профессиональной судьбе. Тем более что в данном случае общая эмигрантская проблема нехватки русских издательств и читателей усугублялась сложностью и необычностью ремизовского творчества, в особенности его языка. Это являлось труднопреодолимой преградой для переводов на иностранные языки и таким образом существенно ограничивало еще одну возможность публикации за границей.12

Однако спустя несколько месяцев, в марте 1926 года, Ремизов сообщал своему старому другу Льву Шестову, с которым переписывался всю жизнь, даже живя в одном городе: "Читаю по-франц(узски) о St. Nicolas. Я до сих пор не могу решит(ь)ся подписать контракт с Вышеславцевым и попросить денег: боюсь, что житие такое выйдет - НЕ ПРИМУТ. Т(ак) к(ак) ничего не известно о жизни, я думаю перевести все на современность - в Париж. А это не больно-то! Вот этим всем я занят с утра до поздней ночи. Все делается, ничего не готово".13

Сомнения Ремизова, о которых он пишет Шестову, как видно, были небезосновательными. В июле того же года вышел первый номер "Верст", в котором он напечатал четыре легенды из предполагавшейся книги, - вероятно, "на пробу". Публикация сопровождалась редакторским примечанием: "В изд(ательстве) YMCA-Press появится книга Алексея Ремизова "Николай-чудотворец". С любезного согласия издательства печатаются некоторые главы из этой книги".14

Писатель не ошибался, думая, что издательство не примет книгу, в которой все "переведено на современность". 25 октября 1926 года, через год после начала переговоров, Вышеславцев писал Ремизову: "Я не отвечал Вам так долго потому, что был в отсутствии из Парижа, а затем хотел прочесть то, что Вы напечатали из "Николая Угодника" в "Верстах"; и, наконец, после прочтения еще медлил с письмом, чтобы утешить Вас получением двух громадных томов "Hagios Nikolaos", Gustav Anrich,15 - одного по-гречески (материалы) и другого по-немецки (...).

Вы помните, что наш план, выработанный с Вами совместно, заключался в следующем: книга должна состоять из двух частей: 1. по возможности строго и документально написанное житие Св. Николая и 2. легенда о Св. Николае или Никола Угодник в сознании русского народа. Предполагалось, что первое Вы напишете


--------------------------------------------------------------------------------

10 К этому времени в "YMCA-Press" были опубликованы посвященные русским святым книги Бориса Зайцева "Преподобный Сергий Радонежский" (1925; 2-е изд.: 1925; перевод на французский язык вышел в издательстве "Plon" в 1928 году) и В. Н. Ильина "Преподобный Серафим Саровский" (1925; 2-е переработанное изд.: 1930; неоднократно переиздавалась). Следующей после них, по мысли Вышеславцева, должна была стать книга о Николае Чудотворце, почитаемом во всем христианском мире, но особенно в России.

11 Ремизов и YMCA-Press. Переписка 1925 - 1932 годов / Публ. О. Раевской-Хьюз // Вестник Русского Христианского Движения (Париж). 2005/2006. N 190 (1). С. 263. Далее ссылки на эту публикацию даются с указанием номера письма и страницы.

12 Ср., например, характерное замечание Д. П. Святополка-Мирского: "Но с Вами беда - не перевести" ("...С Вами беда - не перевести". Письма Д. П. Святополка-Мирского к А. М. Ремизову. 1922 - 1929 / Публ. Роберта Хьюза // Диаспора. 2003. Вып. V. С. 350).

13 Переписка Л. И. Шестова с А. М. Ремизовым / Вступит, заметка, подгот. текста и прим. И. Ф. Даниловой и А. А. Данилевского // Русская литература. 1994. N 2. С. 143 - 144.

14 Версты (Париж). 1926. N 1. С. 37 - 51.

15 Anrich Gustav. Hagios Nikolaos, der heilige Nikolaos in der griechischen Kirche. Texte und Untersuchungen. Bd I: Texte; Bd II: Prolegomena. Untersuchungen. Indices. Leipzig; Berlin: B. G. Teubner, 1913 - 1917.



стр. 63


--------------------------------------------------------------------------------

заново по источникам, а для второго - сделаете выборку из Вашего "Звенигорода" и кое-что прибавите вновь. Теперь я должен признать, что напечатанное в "Верстах" прежде всего, конечно, совершенно не подходит для первого отдела, ибо ни в каком смысле не составляет исторического жития. Но оно не подходит также и ко второму отделу и не вяжется со стилем Ваших русских легенд о Николае, которые я ставлю очень высоко. Вообще то, что напечатано в "Верстах", совершенно не подходит к характеру нашего издательства. Это есть, прежде всего, чистая беллетристика, тогда как нам нужен иконописно-исторический строгий стиль, в духе Ваших "византийских" вещей.

Нужно сказать, что Вы такой большой маэстро, что даже Ваши менее удачные вещи в своем роде прекрасны (...). Но, должен сознаться, что "Николины притчи" стоят гораздо выше: они гораздо подлиннее и глубже соединены с народным духом и с русской землей. Здесь же гораздо больше сочинительства, выдумки, изобретательности. Нужно признать, что всюду рассеяны в них удачные образы и прозрения, всюду понят драматический смысл современного ритма; но они слишком прямы, дерзки, экзотичны. Нужно еще признать, что всюду у Вас появление Св. Николая вызывает в читателе некоторый мистический трепет, необыкновенно ловко подготовленный. Все это я должен признать, как Ваш самый искренний почитатель. Это вполне уместно в чисто литературном журнале и в форме беллетристической книжки, но все же это не то, что нам нужно.

Вы слишком опытный знаток стиля и обладаете слишком глубоким чувством эпохи, чтобы не понять той задачи, которая, как мне кажется, может и для Вас представить редкую заманчивость и которую, как нам кажется, никто кроме Вас выполнить не может. Вам нужно в одной и той же книге показать два различных типа творчества и два стиля: один - Ваш обычный, исконно русский, "ремизовский стиль", другой - подходящий к историческому и всенародному Св. Николаю. Как бы то ни было бедно, скупо и строго подобного рода житие, - все же его надо дать и оно представит некоторый эффект по контрасту с Вашими русскими легендами.

Я надеюсь, что выписанные нами книги удовлетворят Вашим самым строгим историческим требованиям..."16

Главы, напечатанные в "Верстах", не вошли в книгу "Образ Николая Чудотворца", но контракт с "YMCA-Press" был подписан, и работа над материалами о св. Николае растянулась на несколько лет.

Ремизов продолжал ее, все больше утверждаясь в правоте своего подхода. Летом 1927 года он писал Вышеславцеву: "Читаю про Николая Чудотворца Anrich'а. И все больше убеждаюсь, что чутье меня не обмануло и писать можно только так, как я писал. Исторических данных НЕТ, есть несколько легенд - ходячих рассказов. (Это нисколько не умаляет блистающий образ Николая Чудотворца, "русского бога" на Востоке и покровителя детей (Песталоцци) на Западе.)" .17 И еще несколько месяцев спустя: "Все время занимаюсь Николаем-чудотворцем. Написал введение к моей книге. И краткое предисловие. Начерно сделал: историю и литературу Житий. И написал одно посмертное чудо (...) Сейчас подготовлено ч(то)б(ы) писать: два чуда при жизни (...) И надо заняться западными легендами. Т. е. прочитать несколько франц(узских) и немец(ких) книг. И больше я ничем не могу заниматься".18 Ремизов предлагал издательству "устроить три выпуска русских легенд", чтобы иметь возможность заниматься только книгой: "...и я приготовлю книгу с указанием всей литературы, всей истории и всех легенд византийских, латинских, германо-романских, русских".19 В декабре 1927 года Вышеславцев сооб-


--------------------------------------------------------------------------------

16 Ремизов и YMCA-Press. N 5. С. 267 - 268.

17 Там же. N 11. С. 274.

18 Там же. N 14. С. 277.

19 Там же.



стр. 64


--------------------------------------------------------------------------------

щал, что издательство согласно выпустить его "Звезду надзвездную"20 и сохранить еще на год контракт на книгу о Николае Угоднике.21

В 1929 году в Париже вышел двухтомник Ремизова "Три серпа. Московские любимые легенды".22 Первый том открывался притчей "Урс", ранее уже напечатанной в "Верстах". Дальнейший порядок легенд как бы повторял сюжетную канву жития Николая Чудотворца, что позволяло создать последовательное повествование о его жизни и известных прижизненных чудесах. Затем следовал рассказ о перенесении мощей св. Николая в город Бари в Италии ("Меч веры"), после чего он отправлялся на Русь. Заключали этот том тринадцать легенд из книги "Николины притчи", расположенные в ином порядке (в частности, легенда "Никола Угодник" была перенесена в конец). Второй том также состоял из отдельных легенд, в которых, однако, повествовалось уже о "посмертных чудесах" св. Николая. Книга завершалась легендой "Нареченная доля" - "Николиным письмом" из цикла "Николины притчи".23

Открывающий первый том сборника "Три серпа" рассказ "Урс" - это хорошо известное прижизненное чудо св. Николая: помощь бедному отцу трех дочерей. В варианте Ремизова соединены Патары IV века и Париж XX века. Сохраняется имя героя Урс, и живет он в Патарах, но действие переносится в эмигрантский Париж. Урс находит на столе чек (отсюда первоначальное название рассказа "Bankers Trust Company") и догадывается, что тот от Николая Чудотворца, которого он видел во сне: "Детей не было дома. Урс сварил себе кофе и без пальто - тепло, весна - вышел. В Сен-Сюльпис звонили к обедне". Конец легенды возвращает читателя к началу: "Урс первый назвал это имя громко - Николай. И с тех пор имя Николай стало самым громким в Патарах" (ТС 1, 11, 12).

Помимо эпизодов, перенесенных в современность, в большинстве легенд первого тома в текст вкраплены многочисленные анахронизмы, например: "В Мирах ввели хлебные карточки"; "Приехал в Миры главный податной контролер Феофраст"; "Царь велел соединить себя по прямому проводу" и др. (ТС 1, 54, 57, 64). Этот прием - сохранение древнего сюжета с включением в повествование современных реалий - прослеживается в разной степени и в остальных текстах.

Во втором томе помещено сказание "Гимнограф Иосиф", повесть об иконоборчестве (""Иконный фронт" начат Львом Исавром..."), где описание гонений на почитателей икон перенесено в современность - эмигрантскую и советскую: "Главное внимание было обращено не на тех, кто сидел в эмиграции - вне всяких репрессий - крикливо обличал антихристово правительство (...) и не на тех, кто оплакивал прошлые свободные времена, сочиняя "плачи о погибели", - ни в проклятиях, ни в плаче не было никакой опасности (...) Опасными представлялись те, кто в стороне от всякой борьбы делал свое духовное дело, а дело, не как-нибудь сделанное, по самому своему духу подрывало "иконоборческий догмат" и было большим соблазном для смирившихся поневоле" (ТС 2, 59 - 60).

В сказании "Обманутый Иаков" столкновение эпох происходит в первой же строке: "В Константинополе "при царице Ирине" жил фотограф Иаков". Далее дается целый список неудач Иакова с устройством на работу по эмигрантскому образцу: "Устроился Иаков на заводе в Александрии и только что стал обживаться, пишет приятель из Рима: "приезжай, Яша, есть место по технической части" (...) Из Александрии переехал Иаков в Рим. И все было хорошо (...) но вышло распоряже-


--------------------------------------------------------------------------------

20 Ремизов А. Звезда надзвездная. Stella Maria Maris. Paris: YMCA-Press, 1928.

21 Ремизов и YMCA-Press. N 17. С. 280.

22 Ремизов А. Три серпа. Московские любимые легенды: В 2 т. Париж: ТАИР, 1929. Далее ссылки на это издание даются в тексте с указанием: ТС, номер тома и страницы.

23 О прижизненных и посмертных чудесах, а также об истории житий св. Николая см.: Творогов О. В. Житие Николая Мирликийского // Словарь книжников и книжности древней Руси. Л., 1987. Вып. 1. С. 168 - 172.



стр. 65


--------------------------------------------------------------------------------

ние (...) чтобы обязательно римские паспорта (...) у Иакова паспорт александрийский, и его вычистили. И переехал Иаков в Константинополь (...) выдержал экзамен на шофера и в компании с одним греком открыл автомобильную школу. Дела сначала пошли хорошо (...) но потом все в располз (...) Затеял Иаков под Константинополем кур разводить (...) бросил он кур, взялся за кроликов (...) погибли все кролики (...) и пошел (Иаков) учиться фотографии к знаменитому византийскому фотографу Агапиту" (ТС 2, 113 - 114).

Реакция читателей и рецензентов на подобный "перевод на современность", т. е. хронологические сдвиги в легендах, включенных в "Три серпа", была крайне противоречивой. Оценка такого тонкого критика и знатока творчества Ремизова, как К. В. Мочульский, перекликалась с отзывом Зинаиды Гиппиус на "Звенигород окликанный". Рецензент видел в Ремизове последнего из народных сказителей: "Он продолжает творимую легенду, начало которой в XI веке. И принимая из рук народа нить рассказа, он знает, какую возлагает на себя ответственность. (...) От своего имени и своим голосом рассказывает (...) - все, что есть и что пережито, - кладет свой отпечаток на сказания о Святом Николае. Духовное явление (...) анахронизмов не боится, с бытом ладит и чудесно примиряет самое древнее с наисовременнейшим. Для Ремизова легенды - не археология, а жизнь со всеми мелочами, и сегодняшний день и вечность".24

А. В. Амфитеатров, тоже занимавшийся переложением древнерусских повестей и легенд,25 писал Ремизову: "Очень большое впечатление произвели на меня "Три серпа". Помимо мастерства и одушевления, какая это умная книга: как ловко приспособлена к вхождению в нынешнюю полуверную душу. Поражает меня реалистическая сила Вашего воображения".26 У Набокова, напротив, анахронизмы Ремизова вызвали лишь недоумение и раздражение.27

Позднее отрицательно оценил "перевод на современность" с принципиальных позиций и И. А. Ильин, знакомый с писателем, по крайней мере, с берлинских времен, член ремизовского Обезвелволпала, в свое время пенявший ему за переезд в Париж.28 В частности, он писал Ремизову: "...Легенды о Николе в "Трех серпах" меня огорчили. Это играющее смешение эпох производит впечатление иронического отношения к сюжету: как заведомо и наверное не могло быть такого междуисторического всесмешения - так значит автор и к самим чудесам Николая Угодника относится заведомо несерьезно (...) Вот осадок от чтения, и Вы представить себе не можете (...) какая темная, протестующая грусть родится от этого в душе..."

В следующем письме Ильин, вероятно, отвечал на возражения своего адресата: "Нет, я не ханжа; и вообще; и в частности в области казенно-штампованной агиографии. (...) Есть художественный закон вероимности, не мною сочиненный (...) Читательское художественное воображение должно иметь возможность веру яти реченному (...) и напрягать эту веру (...) можно только в известной степени. (...) Вы переступаете эту грань (...) Вы нарушаете закон вероимности совсем


--------------------------------------------------------------------------------

24 Мочульский К. Ал. Ремизов. Образ Николая Чудотворца. Московские любимые легенды. По карнизам // Современные записки. 1932. N 48. С. 480. (В этом номере журнала были напечатаны пять легенд из книги "Три серпа".) См. также: Мочульский К. Кризис воображения. Томск, 1999. С. 306.

25 См., например: Амфитеатров А. 1) Святогрешный Никола. Легендарный свод по смоленским сказам // Нива. 1918. N 18. С. 274 - 277; 2) Одержимая Русь. Демонические повести XVII века. Берлин, 1929.

26 Письмо от 30 августа 1930 года (Amherst Center for Russian Culture. Alexei Remizov and Serafima Remizova-Dovgello Collection. Box 2. F. 5. N 57; далее: Amherst).

27 См. его рецензию на N 37 журнала "Современные записки" (1928), опубликованную в берлинской газете "Руль" 30 января 1929 года (Набоков В. В. Рассказы. Приглашение на казнь. Роман. Эссе, интервью, рецензии. М., 1989. С. 370).

28 См.: Обатнина Е. Царь Асыка и его подданные. СПб., 2001. С. 346; см. также письмо от 10 декабря 1923 года (Amherst. Box 20. F. 4. N 34).



стр. 66


--------------------------------------------------------------------------------

по-особому: заведомым, вопиющим анахронизмом. (...) Никола может и должен являться красноармейцам и комсомольцам. Это будет вероимно. Он может явиться и машинисту, и летчику, и члену совнаркома. Но сам летать на аэроплане он не может, ибо он материализуется в пространстве, где хочет".29 Однако ни Ремизову, ни Ильину переубедить друг друга не удалось.

Книга "Образ Николая Чудотворца" вышла только в 1931 году.30 Как и в своих письмах, Ремизов неоднократно повторяет здесь, что исторических данных о св. Николае фактически нет, и подчеркивает, что почитание святого распространено как на Востоке, так и на Западе. Это подтверждается множеством легенд, описаний чудес, апокрифов, сказок и художественных изображений, в том числе икон. В небольшой по объему книге (всего 90 страниц) почти треть занимают аннотированная библиография и примечания с авторскими комментариями, а также перечисление наиболее известных чудес святого (по-латыни и в русском переводе).31

Для выделения особенно значительных тем Ремизов использует повторы. Так, многократно упоминается отсутствие исторических материалов о св. Николае. С другой стороны, не менее настойчиво повторяется общепринятая датировка времени его жизни: "Явление Николая-чудотворца на земле приурочено к IV в." (ОНЧ, 612), или универсальность представления о помощи этого святого людям и повсеместное распространение почитания. Можно утверждать, однако, что самая значительная сквозная тема, которой открывается книга, это отождествление Николая Чудотворца с Архангелом Михаилом: "Св. Николай Мирликийский разделяет судьбу трех великих змееборцев: Федора, Георгия и Димитрия. Никаких исторических данных о жизни их на земле нет. Николай-чудотворец есть явление духовного мира, как Федор-Тирон-Стратилат, Георгий Победоносец, Димитрий Солунский; явление их есть изъявление силы Архангела Михаила. И часто заступают один другого, но из всех образ Николая-чудотворца выражает во всей полноте сущность Архангела" (ОНЧ, 609). Этот апокрифический мотив был хорошо знаком Ремизову по фольклорным источникам.32 Вместе с тем можно предположить, что подобное совмещение образов двух святых, возникшее уже в легендах первого тома "Трех серпов", подкрепляется еще и интересом супругов Ремизовых к антропософии, где фигура Архангела Михаила играет значительную роль.33 Служение Николы указано ему Архангелом: "А тот, плывя в воздухе, быстро приближался: бездонные глаза его, как тысяча глаз в глазах, и над бровями синие тороки - проводники небесных сфер - искря, волнятся. И вот совсем близко - коснувшись руки блеснул мечом: "Поспеши, иди в Ликию: твой путь не пустыня - путь тебе в мир. Обратись к людям, ты победишь народы и прославится в тебе имя Христа!" И архангел погас, как свеча" (ТС 1, 16; см. также: 25, 27, 45). Описания чудес Николы неоднократно сопровождаются объяснением: "Архангел Михаил, - говорили, - его ангел хранитель, и силою его он творит чудеса!" (ТС 1, 34 и др.). В конце


--------------------------------------------------------------------------------

29 Amherst. Box 2. F. 5. N 205, 206. Дата на первом письме (1 февраля 1931 года) помечена рукой Ремизова, на втором та же дата авторская. Это письмо, переделанное в статью под названием "В Легендах о Николае Угоднике Ремизова...", включено в "Собрание сочинений" Ильина (Ильин И. А. Собр. соч. Письма и мемуары (1939 - 1954). М., 1999. С. 289 - 293). См. также: Ильин И. А. Творчество А. М. Ремизова // Ильин И. А. О тьме и просветлении. Мюнхен, 1959. С. 119 - 120; Обатнина Е. О целях творчества. Полемический диалог А. Ремизова и И. Ильина // Алексей Ремизов: Исследования и материалы. СПб.; Салерно, 2003. С. 181 - 202.

30 Ремизов А. Образ Николая Чудотворца. Алатырь - камень русской веры. Париж, 1931. Републикована в приложении к Т. 6 собрания его сочинений. Далее ссылки на последнее издание даются в тексте с указанием: ОНЧ, а также номера страницы.

31 В прим. 44 на с. 646 указано, что эти чудеса включены в книгу "Три серпа".

32 Подробнее об этом см.: Успенский Б. А. Филологические разыскания в области славянских древностей. М., 1982.

33 См. об этом: Раевская-Хьюз О. "Образ Николая Чудотворца" в творчестве А. М. Ремизова//Вестник Русского Христианского Движения (Париж). 2005/2006. N 190 (1). С. 256 - 258.



стр. 67


--------------------------------------------------------------------------------

концов сам Никола "избирает себе другое место успокоения: не Миры, а у Гарганской горы Архангела Михаила город Бари" (ТС 1, 76).

"Образ Николая Чудотворца" стал не только итогом многолетних размышлений Ремизова над легендами, чудесами и житием святого, последней книгой писателя о нем, но и своеобразным оправданием его авторского подхода к данному материалу - св. Николай не ограничен собственной исторической эпохой, он продолжает свою чудотворную работу во все времена.

Однако, скорее всего, "установка на современность" появилась у Ремизова гораздо раньше, еще при составлении сборника "Николины притчи" в 1917 году. Так, например, в открывающей его и наиболее известной легенде "Никола Угодник" святому во сне является ангел и отсылает его "на свою землю": "Не узнал Никола свою Русскую землю. Вырублена, выжжена, развоевана, стоит она пуста-пустехонька, и лишь ветры веют по глухим степям, и не найти на ней правды. Уязвился сердцем Святитель, поднял посох и, скорый на помощь, пошел по Руси из города в город, из деревни в деревню, с Волги-реки на Москва-реку, с Днепра на Поморье, заушал нечестивцев-ариев - беззаконных правителей, забывших слово Божие, карал лежебок-тунеядцев и расточителей, не радеющих о своей родине, освобождал невинно-заключенных в темнице, останавливал меч, занесенный над головою напрасно осужденных на казнь, воскресил двух разрубленных отроков, одарил нищих-детей погремушками, обошел полевые межи, вывел к солнцу буйное жито, поправил яровые зеленые всходы, покрыл травой обогретую землю. И, где вымокло, там подсушил, и где высохло, там дождем полил. Надоело коням стоять во дворе - выгнал в поле, в ночное, - городи городьбу! А осень настала, загнал Угодник с поля коней и пошел под дождем по трудным дорогам: там телега увязнет, там лошадь не вытащишь: на все надо помощь. (...) В лапотках, седенький, с посохом и ходил так Угодник Божий по Русской земле..."34

Как видим, уже в этом описании крестьянские труды Николы на русской земле перемежаются с известными житийными действиями и чудесами, а также мотивами, характерными для более позднего, принятого на Западе, образа Николы - покровителя детей. (Подобные заимствования из разнообразных источников выделены нами в цитате курсивом.)

Между тем эта ремизовская легенда была впервые опубликована в газете "Голос Москвы" еще в 1907 году и затем включена как открывающая раздел "Лимонарь" в "Отреченные повести" - седьмой том "Сочинений" писателя, вышедший в 1912 году. Здесь она датирована 1907 годом и оканчивается кратким обращением-молитвой к Николе Угоднику: "Помилуй нас, Боже и святой Никола, где бы Ты ни был, явись к нам!"35 В народных легендах с этой молитвой за помощью к Николе обычно обращаются погибающие. При подготовке сборника 1917 года она была перенесена в конец как резюмирующая сентенция всего цикла и расширена, а в заключение молитвы говорилось о "новой грядущей жизни": "Милостивый наш Никола, / где бы Ты ни был, явись к нам! / Скажи Спасу о нашей тяжкой страде, / умири ильинский огонь, / заступи, защити русскую землю! / Благослови русский народ великим благословением своим / на новую грядущую жизнь".36 Тогда же эта легенда была еще раз опубликована отдельно, причем, что представляется особенно существенным, в один день со "Словом о погибели Русской Земли".37


--------------------------------------------------------------------------------

34 Ремизов А. М. Собр. соч. Т. 6. С. 189 - 190.

35 Цит. по: Ремизов А. Отреченные повести. Munchen, 1971. С. 21.

36 Ремизов А. М. Собр. соч. Т. 6. С. 262. Ср. вступление к поэме М. А. Кузмина "Николино житие", написанной в 1919 - 1920 годах: "В раздроблённой нашей доле, / В замерзающем конце, / Вспомним, братья, о Николе, / Устроительном отце" (Кузмин М. Собр. стихов. Мюнхен, 1977. Т. 3. С. 472).

37 См. об этом: Ремизов А. М. Собр. соч. Т. 5: Взвихрённая Русь. С. 609. "Никола Угодник" был напечатан 28 ноября 1917 года в N 2 "Новой простой газеты" (см.: Lampl H. Bemerkungen



стр. 68


--------------------------------------------------------------------------------

Таким образом, "современность" присутствовала в работе Ремизова над фольклорным материалом о Николе Угоднике, по крайней мере, с 1917 года. На умозрительное описание разрушения русской земли 1907 года в дальнейшем накладывалась реальная разруха вследствие Первой мировой войны и революции.

Дневник Ремизова 1917 - 1921 годов подтверждает нашу догадку. Перед началом тяжелой болезни летом 1917 года Ремизов записывает свое видение: "Распростертый крестом лежал я на великом поле и телом был я велик. В темноте горячей лежал я и вдруг стужа трясла все мои члены. Голос услышал я из тьмы старый дедов голос.

- Собери-ка, родимый, косточки матери нашей России.

И я подумал: вот и я лежу, п(отому) ч(то) я тоже кость от кости матери нашей России. И стал я загребать кости - их великое множество тут (...)

- Собери-ка, родимый, потрудись! - опять слышу голос.

И вижу: это Никола Угодник скорбный стоит над Русью".38

Ремизов тщательно датирует эту запись: "с 23 на 24. VII (на воскрес(енье)), в 1 час ночи", и, в отличие от множества других фиксаций своих снов, озаглавливает "Видение".39

Его прообразом является видение ветхозаветного пророка Иезекииля: "...Господь вывел меня духом, и поставил меня среди поля, и оно было полно костей..." По повелению Бога пророк обращается к сухим костям, "и стали сближаться кости, кость с костью своею. (...) и плоть выросла, и кожа покрыла их (...) и вошел в них дух, - и они ожили, и стали на ноги свои..." (Иез. 37, 1 - 10). Этот отрывок (паремия) читается за утреней Великой Субботы в преддверии Пасхи и прообразует собой воскресение Христа. Ремизову повелевает собирать "косточки матери нашей России" Никола Угодник.40

Оправдывая свои анахронизмы, Ремизов писал, "что военачальников он может представить себе только "командирами, комиссарами карательного отряда" - что это "живая жизнь": не "усечение мечом", а "к стенке"".41 Такое описание собственного восприятия указывает на истоки радикальных перемен в работе писателя над Николиными притчами - толчком к "переводу на современность" стали для него события революционных лет.


--------------------------------------------------------------------------------

und Erganzungen zur Bibliographie A. M. Remizovs // Wiener slawistischer Almanach. 1978. Bd 2. S. 314). Следует отметить, что сборник "Николины притчи", с добавлением четырех легенд из второго тома книги "Три серпа", был издан в голландском переводе Б. Н. Рапчинского: Remizov A. Nikola de barmhartige. St. Nicolas in het Oosten. Leiden, 1948 (подробнее об этом см.: Ремизов и Голландия: Переписка с Б. Н. Рапчинским (1947 - 1957) / Сост. Т. В. Цивьян. М., 2004).

38 Цит. по: Ремизов А. М. Собр. соч. Т. 5. С. 480; впервые этот дневник Ремизова был опубликован А. М. Грачевой и Е. Д. Резниковым в 1994 году в 16-м выпуске исторического альманаха "Минувшее". Приводимый нами фрагмент является первым вариантом текста, который в расширенном виде под названием "Огневица" вошел в книги Ремизова "Огненная Россия" (Ревель, 1921) и "Взвихрённая Русь" (Париж, 1927).

39 Там же.

40 Как указывает комментатор дневника А. М. Грачева, видение собственного тела у Ремизова соотносится с аналогичным видением протопопа Аввакума, описанным в его "Пятой челобитной" (Ремизов А. М. Собр. соч. Т. 5. С. 628).

41 Ильин И. А. Собр. соч. Письма и мемуары (1939 - 1954). С. 292. (Это письмо Ремизова цитируется в статье Ильина.)



стр. 69