Известно, как не любил Розанов свои первые петербургские годы. Уже через пять лет жизни в столице, осенью 1898 года, он написал С. Ф. Шарапову: "...я... весь свой петербургский период считаю не неверным, но литературно-бестактным.

Кстати, в одном давнем письме (весной) как Вы угадали мотив моей петербургской испорченности: "Вы были нравственно задушены людьми, в угоду которых сюда попали".1 Да, этот контроль, этот "дом Ефимова, угол Павловской и Большого", с его "25 N"; этот Аксаков,2 который чувствует себя "oblige"3 принадлежать к славянофилам в силу печальной своей фамильи; этот безмозглый и безмолвный, яко "дядя Аким" (из "Власти тьмы"), Аф(анасий) Вас(ильев),4 с претензиями играть роль и с мучительною завистью ко всему умнее и даровитее его - да, это задушило меня на 5 лет. (...) Даже наилучшие мои петербургские статьи, пламенные, по мысли верные - просто взволнованно-раздраженным тоном своим мне противны. Много отнял у меня Петербург".5

Надо сказать, что еще до переезда Розанов мог иметь предубеждение по отношению к столице. "Анти-петербургски" был настроен знакомый ему пока только по переписке, незадолго до того обосновавшийся в Петербурге киевлянин И. Ф. Романов.6 Ср. в его письме к Розанову от 12 сентября 1892 года: "Мерзкий, скверный Петербург. Все здесь противно: и погода, и квартиры, и топография, и люди!"7

Розанов был принят на службу в Государственный контроль. Его биограф так описал историю переселения в Петербург: "Известный сановный "славянофил"-меценат Т. И. Филиппов, обратив по публикациям в консервативных изданиях внимание на Розанова, пытался именно через Рачинского встретиться с ним. Однако Розанов, после неблагоприятной оценки Филиппова Рачинским, уклонялся от этой встречи, пока сельский педагог предпринимал усилия, чтобы устроить его в помощники к К. П. Победоносцеву. (...) И только когда выяснилось, что у "всемогущего" главы Св. Синода вакансий нет и не предвидится, Розанов обратился к Филиппову и вскоре был переведен в Петербург".8

Далее9 рассказывается о глубоком отторжении, возникшем между Розановым и Филипповым.10 Филиппов скоро стал в глазах Розанова чуть ли не его злым гением, душителем всего яркого и свободного, человеком, не лишенным тщеславия.

Естественно, что биограф смотрит на происходящее глазами своего героя. Попробуем, однако, внести некоторые уточнения, выступив если не адвокатом Филиппова, то хотя бы "свидетелем защиты".


--------------------------------------------------------------------------------

1 Розанов вспоминает здесь слова Шарапова из письма от 22 апреля 1898 года: "Петербург на Вас подействовал скверно. Окруженный здесь всяческими негодяями, Вы потеряли меру, отчасти потеряли благоговение и уважение к своему слову" (Гос. архив Смоленской области. Ф. 121. Оп. 1. Д. 1054. Л. 57).

2 Николай Петрович Аксаков (1848 - 1909) - публицист, литературный критик, писатель славянофильского направления.

3 Обязанным (фр.).

4 Афанасий Васильевич Васильев (1851 - 1929) - публицист, общественный деятель, секретарь Славянского благотворительного общества.

5 Гос. архив Смоленской области. Ф. 121. Оп. 1. Д. 396. Л. 18 - 19.

6 Иван Федорович Романов (1858 - 1913) - публицист, писавший под псевдонимом "Рцы".

7 Литературная учеба. 2000. Кн. 4. С. 151. В письме от 7 марта 1893 года оценка совсем резкая: "Вообще же СПб. = старое раздавленное г-но!" (Там же. С. 170).

8 Фатеев В. А. Публицист с душой метафизика и мистика // В. В. Розанов: pro et contra. Личность и творчество Василия Розанова в оценке русских мыслителей и исследователей. Антология. СПб., 1995. Кн. 1. С. 21 - 22. Коллега и соавтор Розанова в его "переводческих" трудах отзывался о Филиппове мягче, чем современный исследователь, и не стал бы брать слово "славянофил" в кавычки. Ср.: Филиппов, "которого не только по фамилии, но и по имени-отчеству знала вся тогдашняя интеллигенция" (Первое П. Д. Философ в провинции (Из литературно-педагогических воспоминаний) // Там же. С. 100).

9 Там же. С. 23.

10 Подробнее об этом см.: Фатеев В. А. С русской бездной в душе. Жизнеописание Василия Розанова. СПб.; Кострома, 2002.



стр. 132


--------------------------------------------------------------------------------

Филиппов не просто желал пополнить Розановым свою богатую коллекцию литераторов - чиновников Государственного контроля. Для него покровительство Розанову было продолжением многолетних попечений о Леонтьеве.11

Ну а сам Леонтьев писал Розанову 13 июня 1891 года о своем друге-благодетеле: "Вы не знаете, что значил для меня этот человек в течение 10 и более лет. - Ведь нельзя же дойти до такой ненормальности, чтобы писать только для себя; а я некоторые подобия откликов стал слышать только лет 6 - 7 тому назад. - Только у Филиппова я уже с начала 70-х годов видел и ясное понимание моих целей, и горячее, твердое, деятельное участие".12

Справедливо отмечена В. А. Фатеевым роль С. А. Рачинского - он "физиологически" не выносил Леонтьева, поэтому некоторые его инвективы в адрес Филиппова могут быть обусловлены именно желанием отвести Розанова от мощного леонтьевского влияния. Но нельзя забывать, что Рачинский признавал пользу от знакомства с Филипповым, о чем в марте 1891 года писал Розанову: "Полагаю, что знакомство с Т. И. может быть вам приятным и полезным, под условием, чтобы он не вовлек вас в писание, под своим внушением, о вопросах церковно-политических".13

Для полноты картины нужно упомянуть еще одно лицо, послужившее посредником в деле знакомства Розанова с Филипповым. Этим посредником стал один из близких учеников Леонтьева - поэт и литературный критик, в скором времени редактор "Русского обозрения" Анатолий Александрович Александров (1861 - 1930).

Осведомленный о Розанове, как и все молодые друзья Леонтьева, Александров еще в 1891 году, практически сразу после смерти учителя, стремится вовлечь Розанова в "осиротевшую молодую семью" (И. Фудель, Я. Денисов, Н. Уманов и др.). 15 января 1892 года он пишет Розанову письмо, поводом к которому, что интересно, послужила просьба Филиппова передать Розанову книгу "Современные церковные вопросы", сборник статей, вышедший еще в 1882 году, - основной труд Филиппова. Со стороны последнего это очень яркий жест, приглашающий к общению на равных.

"Москва 15 янв(аря) 1892 г.

Прежде всего, уважаемый Василий Васильевич, крепко жму вашу руку за статью Вашу "Эстетическое понимание истории"...14 Я имел случай познакомиться с ней еще в рукописи в Оптиной Пустыни, у покойного К. Н. Леонтьева, а теперь вновь пробежал наскоро эту первую, знакомую мне, часть и отложил внимательное ее чтение до напечатания второй, незнакомой мне, половины, чтобы прочитать тогда всю статью разом и получить цельное, законченное впечатление.

Затем покорнейше прошу Вас сообщить мне Ваш адрес (подлинный и подробный), потому что теперь я не уверен, так ли я Вам пишу, как следует, и найдет ли Вас мое письмо...


--------------------------------------------------------------------------------

11 В письмах к нему Леонтьева о Розанове как будто ничего не говорится, но разговор о новообретенном собрате, вероятно, велся при последней встрече оптинского "отшельника" с Филипповым. Косвенным подтверждением этому может послужить фрагмент из письма Леонтьева к Розанову от 19 июня 1891 года, где он предлагает переговорить с Филипповым о переводе Розанова в одну из московских гимназий во время приезда государственного контролера в Оптину в начале июля.

12 Розанов В. В. Литературные изгнанники. Н. Н. Страхов. Н. К. Леонтьев. М., 2001. С. 355 - 356.

13 Русский вестник. 1902. N 10. С. 610.

14 В первом номере "Русского вестника" за 1892 год вышло начало этой, посвященной Леонтьеву, статьи Розанова.



стр. 133


--------------------------------------------------------------------------------

А я имею к Вам поручение от Т. И. Филиппова (Государственного Контролера): переслать Вам в подарок его книгу "Современные церковные вопросы"... Не зная же наверное Вашего адреса, я этого сделать не решаюсь...

Извините, что, не будучи лично с Вами знаком, я решаюсь писать Вам... Но я так много слышал о Вас такого, что необыкновенно сблизило меня с Вами духовно и что дает мне смелость поскорее перешагнуть через эту стену личного незнакомства и поторопиться завязать с Вами сношения в надежде, что они могут скоро перейти и в более теплые и дружеские...

Нам, осиротевшим друзьям покойного К. Н. Леонтьева и, видимо, единомышленникам очень во многом, необходимо, по моему мнению, сплотиться по возможности в единую тесную дружескую семью: ведь кучкою биться гораздо сподручнее и легче, чем в одиночку. Да, я знаю Вас заочно и начинаю уже уважать и любить... Думаю, что и Вы кое-что слышали обо мне от покойного Конст(антина) Николаевича); по крайней мере, он мне писал, что у него с Вами была обо мне речь.15 Летом я собирался даже заехать к Вам в Елец, так как был в тех краях, - и только известие, что Вы были в это время в Москве, помешало мне исполнить мое намерение.

Ваш Анатолий Александров

Адрес мой: Москва, Остоженка, 3-й Ушаковский пер., д. Истоминой, кв. 1, Анатолию Александровичу Александрову (приват-доценту Имп(ераторского) Московского) Университета)".16

Розанов "тепло и сердечно" отозвался на это письмо,17 и Александров продолжил эпистолярное общение письмом от 4 февраля.

"Дорогой Василий Васильевич!

(позвольте мне этим более теплым и сердечный эпитетом заменить несколько холодноватое, натянутое и неуклюжее "многоуважаемый", чтобы выразить тем большую степень духовной близости, в которой не могу себя не чувствовать по отношению к Вам...)

Спасибо Вам, что Вы так скоро, тепло и сердечно отозвались на мое письмо.

На днях я отправил Вам ту книгу Филиппова, о которой писал в прошлый раз; присоединил к ней еще (под той же бандеролью) и N "Моск(овской) Иллюстрированной) Газ(еты)" (от 21 ноября), посвященный моим стараниям памяти незабвенного К(онстантина) Н(иколаевича),18 а также и N "Гражданина"19 с очень лестным и вполне заслуженным отзывом о Вашей последней статье в "Русск(ом) Вестн(ике)"".20

7 апреля в письме к Филиппову Александров сообщал: "Розанову отослал Вашу книгу и получил от него восторженный отзыв о ней, как и ожидал.21 Льщу


--------------------------------------------------------------------------------

15 Александров упоминается в письмах Леонтьева к Розанову от 20 июля, 3 и 13 сентября; Розанов - в письмах к Александрову от 3 мая и 19 июля 1891 года.

16 РГАЛИ. Ф. 419. Оп. 1. Ед. хр. 727. Л. 6 - 7.

17 См. его ответ: РГАЛИ. Ф. 2. Оп. 2. Ед. хр. 15.

18 В этом номере были помещены написанный Александровым некролог (А. А. [Александров А. А.] К. Н. Леонтьев // Московская иллюстрированная газета. 1891. 21 ноября. N 331. С. 2 - 3) и его речь "На могиле К. Н. Леонтьева" (Там же. С. 3).

19 Речь идет о статье: Южный М. [Зельманов М. Г.] Еще о К. Н. Леонтьеве // Гражданин. 1892. 28 янв. N29. С. 4.

20 РГАЛИ. Ф. 419. Оп. 1. Ед. хр. 727. Л. 8.

21 Ср. с отзывом Розанова 1902 года (в примечании к письму Рачинского от 17 марта 1892 года): "Книгу эту, в той части ее, которая касается не греческой церкви... а нашего русского старообрядчества, я считаю и до сих пор превосходною и правильною, хотя, пожалуй, слишком детальною. Превосходная эта книга внушила мне самые светлые воззрения на Т. И. Филиппова, как радикального, чисто русского человека, москвича и трудолюбца" (Русский вестник. 1902. N 10. С. 608).



стр. 134


--------------------------------------------------------------------------------

себя надеждой, что Вы, улучая свободную от занятий минутку, найдете возможным по временам, хоть изредка, радовать меня Вашими письмами. Мне почему-то думается, что Вам предстоит сделаться объединяющим центром и надежным руководителем и вдохновителем нашей осиротевшей после смерти Леонтьева молодой семьи".22

Но еще до этого, 19 марта, Розанов и сам написал автору "Современных церковных вопросов". Первое письмо к нему, по рассеянности, он забыл отправить. И уже 11 мая Страхов поощряет Розанова: "Если Т. И. Филиппов читал Ваши статьи и очень хорошего о них мнения, то вот Вам покровитель, который может Вас совершенно устроить. Он великий любитель литературы и постоянно благотворит писателям".23

Благорасположенность Филиппова к Розанову в этот период заочного знакомства очень велика. В его дневнике не случайно появляются слова о человеке, поддержавшем Леонтьева в последний год его жизни: "...он (Леонтьев. - О. Ф.), как не сотворивший себе кумира, и не мог ожидать шумного признания своих даров и заслуг и оскорбительного для христианского чувства воплей и рукоплесканий при его похоронах. Зато он не лишен был истинных и трогательных перед кончиною утешений в любви и глубоком уважении своих юных последователей, в восторженной оценке В. В. Розанова, в напутствии святого старца Варнавы".24

Публикуемое письмо Розанова к Филиппову интересно как документ, относящийся к периоду, о котором известно меньше, чем о каком-либо другом в жизни мыслителя. Розанов сразу переходит в этом письме к разговору о самом главном - о вере, о своем "возвратном" пути к Церкви - и этим, вероятно, располагает к себе своего будущего покровителя.

Что же произошло при знакомстве в Петербурге? Для Филиппова было естественным при первой встрече, произошедшей в пасхальные дни, подойти к пришедшему к нему человеку похристосоваться. Замешательство Розанова, будто позабывшего, что нужно говорить и делать, переросло в дурное отношение к Филиппову, невольно поставившему его в неловкую ситуацию.25 С таких мелочей (будто мелочей) иногда начинаются очень серьезные расхождения.

Письмо печатается по автографу: РГИА. Ф. 728. Оп. 1. Ед. хр. 50. Л. 1 - 3.

Письмо В. В. Розанова Т. И. Филиппову

[19 марта 1892]

Высокоуважаемый Тертий Иванович!

Теперь я вижу, что ошибся, написав и запечатав, но не отослав Вам письма, в котором благодарил Вас за книгу "Современные церковные вопросы", пересланную мне по Вашему желанию Ан. Ал. Александровым и мною почти уже дочитанную. Но я так много делал ошибок при начале своей деятельности на поприще слова, и так горьки мне были эти ошибки потом, что стал нерешителен во всяком намерении, боясь сделать что-либо неуместное.


--------------------------------------------------------------------------------

22 ГАРФ. Ф. 1099. Ед. хр. 1340. Л. 3 об.

23 Розанов В. Литературные изгнанники. С. 109.

24 РГИА. Ф. 728. Оп. 1. Д. 1. Л. 16.

25 См.: Фатеев В. А. С русской бездной в душе. С. 125.



стр. 135


--------------------------------------------------------------------------------

О тесной дружбе с Вами покойного К. Н. Леонтьева я знал из писем его ко мне, в которых он с величайшею горячностью говорил о "многолетней и неусыпной заботливости" Вашей о нем, о том, что "в долгие годы его одиночества Вы один никогда не уставали его поддерживать и ободрять".1 Не видав никогда покойного, я так привязался (по письмам) к самой личности его, в высшей степени независимой и чистосердечной (не говоря уже об уме), что его смерть почувствовал как величайшую свою утрату. И более всего было мне грустно, что его желание увидеть себя оцененным еще при жизни так и осталось неисполненным по моей медлительности. А между тем эта надежда согреть сердце человека, стоящего почти уже на краю могилы и столь достойного, наполняла всего меня последнее время. Когда жена, прочтя в газете роковую надпись К. Н. Леонтьев †, заплакала при мысли, что вот нашим общим надеждам не удалось сбыться, - все, чем я мог утешить ее, - это уверением, что покойный, умирая, знал, что никогда не забуду я его и вечно останусь верен его имени и памяти.

А между тем немного технической умелости и настойчивости в печатном деле - и его идеи, мне думается, уже давно бы стали общераспространенными; но эта настойчивость и умелость как-то досталась в удел людям, во всех отношениях ничтожным, Суворину, Павленкову2 и пр., которые засыпают Россию своими изданиями.

Не могу и не считаю уместным лично от себя что-либо сказать о предмете Ваших интересов и видимых стремлений, как они выражены в "Современных церковных вопросах"; но безлично, как один из миллионов людей, слушающих литургию и в то же время думающих об общих делах в нашей истории и в Церкви, считаю и возможным, и уместным выразить искреннее и глубокое уважение к Вашим мыслям. Не буду неискренен и скажу прямо, что той верности собственного душевного строя исторически-установившейся Церкви, какой желал бы я очень, очень глубоко - у меня еще нет, она не достигнута. Через воспитание, в течение долгих годов учения - мы отходим от Церкви; но когда в зрелом возрасте пытаемся возвратиться к ней - путь слишком длинен, чтобы его быстро пройти; однако дойти до желанной цели я не теряю надежды, ибо "стучащим отверзется".3 Пока же, на этом длинном возвратном пути, сколько есть во мне сил и уменья, стараюсь будить во всем нашем обществе, столь совершенно атеистическом, это течение к закрытой для него двери; сколько Бог даст мне выполнить - это будет видно в будущем.

С какою благодарностью читал я в письме Вашем одобрение моих трудов - не буду говорить, Вы это поймете без слов. А я-то трудился, ожидая и для себя со временем участи Константина Николаевича, с простою радостью выразить то, что занимало мой ум и тяготило сердце. Есть великая отрада в этом труде, незаменимая, ни с чем не сравнимая; но видеть, что и там, вдали, этот труд признается, что мысли, вот здесь зародившиеся, проходят через чью-то далекую мысль и тревожат чужое сердце, - это награда, которая могла быть заслужена лишь гораздо более продолжительным трудом, чем мой. Слова же Ваши "о времени, когда божественный дар слова ценился как святыня" - я приму как завет, и предостережение, и указание. Думаю, что если не несчастье какое-нибудь в жизни, сумею и смогу сохранить его.

С истинным и глубоким уважением

остаюсь В. Розанов

Г. Белый, Смол(енской) губ(ернии), 19 марта 1892 г.


--------------------------------------------------------------------------------

1 Розанов вспоминает здесь надпись Леонтьева на полях одной из тетрадей с наклейками отзывов о нем - примечание к статье Филиппова (без подписи) в рубрике газеты "Гражданин" "Дневник" (1887. 30 апреля): "Он человек очень смелый; независимый; очень умный и ученый. - Познакомившийся со мною в 77 году - лично; но знакомый с сочинени(ями) мои-



стр. 136


--------------------------------------------------------------------------------


--------------------------------------------------------------------------------

ми еще гораздо прежде, он был с тех пор истинным мне другом и благодетелем даже. - Заботился обо мне, даже без вызова с моей стороны; неусыпно следил за моими веществ(енными) и служебными интересами; ободрял меня самыми лестными для писательского самолюбия письмами; ставил меня много выше Каткова и Аксакова..." (частная коллекция). Ср. с приведенной выше цитатой из письма Леонтьева к Розанову от 13 июня 1891 года. Кроме того, Розанов использует здесь выражение из леонтьевского посвящения Филиппову сборника "Восток, Россия и Славянство": "Посвящается Тертию Ивановичу Филиппову в знак невыразимой признательности за неизменную поддержку в долгие дни моего умственного одиночества".

2 Флорентий Федорович Павленков (1839 - 1900) - издатель. Интересен здесь отзыв об А. С. Суворине, которого позднее Розанов будет считать своим истинным благодетелем.

3 Неточная цитата: Мф. 7:7.



стр. 137