Биография Пушкина включает в себя рассказ о некоем оппозиционном сочинении поэта, привезенном им с собой из Михайловского в Москву 8 сентября 1826 года. Московский знакомый Пушкина, С. П. Шевырев, вспоминал об этом так: "Во время коронации государь послал за Пушкиным нарочного курьера (обо всем этом сам Пушкин рассказывал) везти его немедленно в Москву. Пушкин перед тем писал какое-то сочинение в возмутительном духе, и теперь, воображая, что его везут не на добро, дорогой обдумывал это сочинение; а между тем известно, какой прием ему сделал император; тотчас после этого Пушкин уничтожил свое возмутительное сочинение и более не поминал о нем". 1

Близкий друг Пушкина, П. В. Нащокин, повторяя рассказ Шевырева в основных деталях, называет это, по мнению Шевырева, уничтоженное произведение, им оказывается стихотворение, которое Нащокин (вернее, с его слов - Бартенев) именует "Пророком": "Встревоженный и никак не ожидавший чего-либо благоприятного, он (Пушкин. - И. Н .) тотчас схватил свои бумаги и бросил в печь: тут погибли его записки и некоторые стихотворные пьесы, между прочим стихотворение Пророк, где предсказывались совершившиеся события 14 декабря" (ПВС, т. 2, с. 244).

Историю с несостоявшимся представлением стихотворения царю повторяет С. А. Соболевский: "...выронил (к счастью - что не в кабинете императора) свои стихотворения о повешенных, что с час времени так его беспокоило, пока они не нашлись!!!" (там же, с. 12). Рукою М. Н. Погодина в автограф воспоминаний Соболевского внесено исправление: вместо "стихотворения о повешенных" написано "стихотворение на 14 декабря". 2 Соболевский же внес в воспоминания Нащокина важнейшее дополнение, состоявшее в том, что "Пророк" не был уничтожен, а "приехал в Москву в бумажнике Пушкина". 3 Как видим, история о стихотворении "в возмутительном духе написанном" изобилует противоречиями. Возможно, по этой причине П. А. Вяземский полагал, что "Соболевский немножко драматизировал анекдот о Пушкине. Во-первых, невероятно, чтобы он имел эти стихи в кармане своем, а во-вторых, я видел Пушкина вскоре после представления его Государю и он ничего не сказал мне о своем испуге. Нечто подобное случилось с Дмитриевым. Он мне рассказывал, что когда он был взят под арест при императоре Павле, у него была в кармане книга Михаивеля о тирании. Тут было чему испугаться, но, по счастию, Архаров до книги не добрался. Кажется, этой подробности в записках его нет". 4 То, что Вяземский разглядел в самой ситуации литературные корни, конечно, свидетельствует в пользу ее


--------------------------------------------------------------------------------

1 Шевырев С. П. Рассказы о Пушкине // Пушкин в воспоминаниях современников: В 2 т. СПб., 1998. Т. 2. С. 44. Далее ссылки на это издание приводятся в тексте: ПВС с указанием тома и страницы.

2 Замечено В. Э. Вацуро // ПВС. Т. 2. С. 451.

3 Рассказы о Пушкине, записанные со слов его друзей П. И. Бартеневым в 1851-1860 гг. Л.,1925. С.34.

4 Бартенев П. И. О Пушкине. М., 1992. С. 408.

стр. 3


--------------------------------------------------------------------------------

вымышленности, но уж, бесспорно, не простодушный Нащокин ее вымыслил и, скорее всего, не замеченный в мистификациях Шевырев. Поэтому нет никаких оснований сомневаться в том, что Нащокин услышал эту историю от самого Пушкина, который ему, Шевыреву и Соболевскому рассказал ее, а вот Вяземскому почему-то не стал.

В рассказах Шевырева, Нащокина и Соболевского, таким образом, вызывает вопрос не то, существовало или нет некое стихотворение оппозиционного характера, в этом они едины, а то, было ли это стихотворение тем пушкинским "Пророком", к которому мы привыкли со школьной скамьи. Так называет его только далекий от литературы Нащокин, Шевырев оставляет его вовсе без названия, а Соболевский обозначает лишь его тему - "о повешенных", исправленную Погодиным на "14 декабря". Кроме того, сам Шевырев опубликовался в том же номере и почти на тех же страницах "Московского вестника", где в 1828 году был напечатан пушкинский "Пророк". Важно отметить, что "Пророком" пушкинское стихотворение, прочитанное в Москве в кругу литераторов "Московского вестника" по возвращении поэта из Михайловского в сентябре 1826 года, назвал не сам Пушкин, а Погодин в своих позднейших признаниях Бартеневу ("Пушкин прочел "Пророка", который (после "Бориса") произвел наибольшее действие"). 5 Между тем как в пушкинском списке 1827 года оно называлось "Великой скорбию томим". 6 М. А. Цявловский, комментировавший "Пророка" в Большом академическом собрании, специально указывает на то, что само заглавие - "Пророк" - было дано Пушкиным тексту, напечатанному в "Московском вестнике", только в апреле- августе 1827 года (III, 1130).

Необходимо понять, как загадочное стихотворение, привезенное Пушкиным из Михайловского, соотносится с тем, которое под названием "Пророк" и без указания года он опубликовал в "Московском вестнике".

Сразу отметим, что в контексте "Московского вестника" (и шире - в контексте пушкинского творчества 1827-1828 годов) "Пророк" (без специальной оговорки в дальнейшем изложении мы будем называть "Пророком" стихотворение, опубликованное в "Московском вестнике") совершенно не выглядел как произведение оппозиционного характера и не содержал в себе никаких указаний на декабрьское восстание. Незадолго до "Пророка" "Московский вестник" опубликовал "Стансы", и в течение 1827 года в обществе с разрешения императора в списках распространялось послание "Друзьям". Оба стихотворения трудно причислить к числу "возмутительных", а ведь именно в их контексте воспринимался "Пророк". Вспомним также, что Нащокин от самого Пушкина слышал о том, что в привезенном поэтом стихотворении "предсказывались совершившиеся события 14 декабря", что категорически невозможно усмотреть в тексте "канонического", так сказать, "Пророка". Заметим также, что свидетельство Нащокина недвусмысленно указывает на то, что это, привезенное Пушкиным произведение его было написано до 14 декабря, иначе указание на пророческий, т. е. предсказательный, его характер теряло бы смысл.

Имеется также свидетельство А. С. Хомякова (в письме И. С. Аксакову), которое совершенно невозможно отнести к стихотворению, опубликованному под названием "Пророк" в "Московском вестнике": ""Пророк" - бесспорно, великолепнейшее произведение русской поэзии, - получил свое значение, как вы знаете, по милости цензуры (смешно, а правда)". 7 Дело в том, что


--------------------------------------------------------------------------------

5 Там же. С.396.

6 Рукою Пушкина. М.; Л., 1935. С. 177. Далее ссылки на это издание приводятся в тексте: РП с указанием страницы.

7 Хомяков А. С. Сочинения. М., 1904. Т. 8. С. 366.

стр. 4


--------------------------------------------------------------------------------

никаких цензурных трудностей с публикацией "Пророка" не было, поэтому весьма сложно отнести приведенное свидетельство именно к нему. А. С. Хомяков и И. С. Аксаков принадлежали к кругу лиц, в котором Пушкин читал свои стихотворения по приезде в Москву из Михайловского.

Таким образом, отождествление произведения, о котором говорят мемуаристы, со стихотворением, опубликованным Пушкиным под названием "Пророк", не представляется очевидным, несмотря на то что все приведенные выше свидетельства в исследовательской практике традиционно относятся именно к нему. Отметим при этом, что Шевырев, Погодин, Аксаков, Хомяков и Соболевский, т. е. почти все упомянутые мемуаристы, принадлежат к одному кругу московских друзей и знакомых Пушкина, где в сентябре- октябре 1826 года действительно происходили публичные чтения его произведений. 8

Определенные подозрения относительно того, что в сентябре- октябре 1826 года Пушкин читал какое-то одно стихотворение, а опубликовал в "Московском вестнике" некое другое, связанное с первым общей темой "пророка", "пророчества" и/или одинаковым (или сходным) названием, получают свое подтверждение в переписке Погодина с П. А. Вяземским, относящейся к 1837 году, когда Вяземский разбирал пушкинские рукописи. В это время Погодин интересуется, не сохранился ли (среди прочих произведений) автограф "Пророка", и, получив отрицательный ответ, сам сообщает Вяземскому: "Пророк он написал ехавши в Москву в 1826 году. Должно быть четыре стихотворения, первое только напечатано (Духовной жаждою томим)". 9

Свидетельство Погодина обладает особой ценностью, потому что, во-первых, он сам слышал осенью 1826 года какое-то стихотворение, впоследствии определенное им как "Пророк", во-вторых, будучи издателем "Московского вестника", получил от Пушкина (через Соболевского) в конце 1827 года текст стихотворения, которое было названо "Пророком" самим поэтом. Если это было одно и то же стихотворение, то остается непонятным, почему Пушкин не передал его издателю "Московского вестника" уже после первого прочтения, несмотря на большой интерес к этому произведению со стороны Погодина (см. выше). Отметим, что, получив стихотворение, которое вскоре опубликует, Погодин называет его не "Пророком", а "из Исаии" (запись от 12 ноября 1827 года: "Восхищался стихами Пушкина из Исаии" (ПВС, т. 2, с. 23)).

Утверждение Погодина (1837 года) о существовании четырех стихотворений, одноименных с "Пророком" или составляющих вместе некоторый цикл под этим заглавием, дополняется его же свидетельством, записанным Бартеневым в 1851 году. Тогда Погодин рассказал о том, что "Пророк" имел не вошедшую в публикацию строфу:

"Восстань, восстань, пророк России,

В позорны ризы облекись,

Иди, и с вервием вкруг шеи (выи? - рукой, кажется, Соболевского),

К у.(бийце) г.(нусному) явись". 10

(Конъектуры "к убийце гнусному" в последней строке принадлежат М. А. Цявловскому.)


--------------------------------------------------------------------------------

8 Погодин называет Бартеневу вот кого: "Мицкевич, Баратынский, два брата Веневитинова, два брата Хомяковых, два брата Киреевских, Шевырев, Титов, Мальцев, Рожалин, Раич, Рихтер, Оболенской, Соболевской" ( Бартенев П. И. О Пушкине. С. 396). Ср. в "Дневнике" Погодина (ПВС, т. 2, с. 20-21).

9 Цит. по: Цявловский М. А. Погодин о посмертных произведениях Пушкина // Цявловс-кий М. А. Статьи о Пушкине. М., 1962. С. 404.

10 Рассказы о Пушкине. С. 31.

стр. 5


--------------------------------------------------------------------------------

При том, что это утверждение было поддержано впоследствии Соболевским, А. С. Хомяковым и А. Веневитиновым (братом поэта), остается совершенно непонятным, когда этот весьма определенный круг лиц мог познакомиться с таинственной и "возмутительной" строфой? Произошло ли это при их слушании "Пророка" в сентябре-октябре 1826 года (если, конечно, Пушкин читал тогда именно это стихотворение), при получении его Погодиным от Соболевского в конце 1827 года для публикации в "Московском вестнике" или когда-либо еще?

Биографическая и историческая ситуация 1826-1827 годов исключает возможность публичного прочтения или распространения записанной Бартеневым строфы. Совершенно невозможно предполагать также, что Пушкин прислал текст "Пророка" с этой строфой для публикации в "Московском вестнике" (хотя бы потому, что в последнем случае у Погодина был бы ее исправный текст). Еще менее вероятным представляется распространение этой строфы в кругу любомудров и "Московского вестника" после публикации "Пророка", т.е. после 1828 года, когда личные и деловые связи Пушкина с этими людьми или пресеклись, или весьма осложнились.

Отметим также, что дефектный характер списков, 11 а также имеющиеся разночтения между вариантами последней строки практически исключают возможность существования пушкинского оригинала, лежащего в ее основе. Мнение Ф. Сумцова о том, что текст строфы представляет собой не обработанный Пушкиным черновик, 12 ничего не проясняет, поскольку Пушкин никогда не распространял черновые свои отрывки.

Оставим пока вопрос о пушкинском авторстве этой строфы в стороне, добавив только, что он один из самых конъюнктурных в уже более чем столетней истории изучения "Пророка"; были и есть как горячие сторонники авторства, так и столь же непримиримые противники. Защищали авторство Пушкина Н. О. Лернер, 13 М. А. Цявловский. 14 Сомневались - П. О. Морозов, 15 Б. В. Томашевский 16 и В. Э. Вацуро. 17 В последнее время точка зрения о пушкинском авторстве стала явно преобладать, представленная в двух работах о "Пророке", каждая из которых претендует на обобщение его исследовательской истории: мы имеем в виду статьи С. В. Березкиной 18 и С. А. Фо-


--------------------------------------------------------------------------------

11 Кроме списка, записанного Бартеневым со слов Погодина и с исправлениями Соболевского, известен и другой, опубликованный неким Пятковским со слов А. Веневитинова:

Восстань, восстань, пророк России,

Позорной ризой облекись

И с вервием вкруг смиренной выи

К царю... явись!

( Пятковский А. П. Пушкин в Кремлевском дворце // Русская старина. 1880. Т. 27. С. 674)

Существенные разночтения между списками практически исключают существование пушкинского инварианта.

12 Сумцов Ф. Исследования о поэзии Пушкина // Харьковский юбилейный сборник в память Пушкина. Харьков, 1990. С. 28, 192-193.

13 Лернер Н. О. "Пророк России" // Лернер Н. О. Рассказы о Пушкине. Л., 1929. С. 94-107.

14 Цявловский М. А. Указ. соч.

15 Комментарий к стихотворению "Пророк" // Пушкин А. С. Полн. собр. соч. СПб., 1916. Т. 4. С. 304-310.

16 В последнем подготовленном великим пушкинистом при жизни собрании стихотворений Пушкина - "Библиотека поэта" (Большая серия) - Б. В. Томашевский привел сомнительную строфу только в комментарии, сопроводив ее публикацию следующими словами: "Сообщенный текст вызывает сомнения, а последняя строка расшифровывается по догадке" ( Пушкин А. С. Стихотворения. Л., 1955. Т. 3. С. 815).

17 "Есть сведения, что (...) стихотворение имело другой вид, но его ранней редакции мы не знаем. Автограф "Пророка" не сохранился, и нам известен только тот его текст, который сам Пушкин напечатал в 1828 г." ( Вацуро В. Э. "Пророк" //Аврора. 1980. N 8. С. 124).

18 Березкина С. В. "Пророк" Пушкина: современные проблемы изучения // Русская литература. 1999. N 2. С. 27-42.

стр. 6


--------------------------------------------------------------------------------

мичева. 19 Последний даже предлагает ввести четверостишие в новую, реконструированную им же, редакцию "Пророка" и поместить его в разделе "Другие редакции и варианты" нового академического собрания 20 (до настоящего времени четверостишие печаталось в разделе "Отрывки").

И нам в дальнейшем нельзя будет обойти вопрос о пушкинском авторстве четверостишия, пока же займемся проблемой того, как соотносится читанное и/или просто привезенное из Михайловского в сентябре 1826 года в качестве оппозиционного стихотворение с произведением, под названием "Пророк" опубликованным Пушкиным в феврале 1828 года.

Погодин ясно свидетельствовал не о разных редакциях стихотворения, что имело бы место в случае, если бы он сначала познакомился с включающей в себя гипотетическое четверостишие версией, а потом бы для публикации в "Московском вестнике" получил усеченную. Погодин же утверждал о существовании четырех различных стихотворений, связанных, по всей вероятности, темой "пророка" или "пророчества".

В списке стихотворений, составленном поэтом ориентировочно в середине 1828 года, т. е. тогда, когда канонический "Пророк" был уже опубликован в "Московском вестнике", значится стихотворение под названием "Пророч(ество)" (РП, с. 179). Список, в котором помещено стихотворение, не был списком произведений, предназначенных исключительно для грядущего (1829 года) издания стихотворений поэта. Как установил комментатор списка в первом издании "Рукою Пушкина", М. А. Цявловский, из 53 означенных в списке стихотворений ни в одну из частей издания 1829 года не вошло одиннадцать стихотворений (РП, с. 243). Поскольку неизвестно произведение Пушкина с названием "Пророчество", то современный исследователь, С. А. Фомичев, категорически отнес его к "Пророку". И это при том, что текст "Пророка" не содержит в себе никаких пророчеств, а само стихотворение фигурирует в другом авторском списке 1828 года под названием "Великой скорбию томим" (РП, с. 177).

Нам хотелось бы высказать гипотезу о том, что названию "Пророчество" в пушкинском списке соответствуют выпущенные цензурой строки из "Андрея Шенье", а именно от ст. 21 ("Приветствую тебя, мое светило!") до ст. 64 ("Так буря мрачная минет"). Пушкин распространял их как отдельное произведение с начала 1826 года. Об этом свидетельствуют два списка выпущенных цензурой строф; один принадлежал A. Н. Вульф, другой А. Ф. Леопольдову. Последний список имел заголовок "На 14-е декабря", приписанный Леопольдовым.

Нам представляется, что именно не пропущенные цензурой строки из "Андрея Шенье", оформленные отдельным списком как самостоятельное произведение, Пушкин привез из Михайловского в сентябре 1826 года, его же имел в виду в рассказах о представлении императору и, весьма вероятно, именно его читал будущим сотрудникам "Московского вестника". Предположение о том, что Погодин и Нащокин за давностью лет перепутали "Пророка" и "Андрея Шенье", первым, насколько нам известно, высказал В. М. Есипов. 21 Напомним, что "предсказывающим события 14 декабря" назвал гипотетическое стихотворение Нащокин, "на 14 декабря" - Погодин, исправив определение Соболевского "о повешенных", о которых в "Андрее Шенье" ничего не говорится.

Замечательную характеристику выпущенным строфам дал Н. Я. Эйдельман: "Мы можем гипотетически говорить об особом стихотворении великого


--------------------------------------------------------------------------------

19 Фомичев С. А. Служенье муз: о лирике Пушкина. СПб., 2001. С. 111-119.

20 Там же. С. 117.

21 Есипов В. М. "К убийце гнусному явись..." // Московский пушкинист. М., 1998. С. 122.

стр. 7


--------------------------------------------------------------------------------

поэта, авторски "вырванном из контекста уже готовой элегии, но лишенном конкретных черт своего происхождения: имя Шенье не названо, французская революция, конечно, угадывается по смыслу - но отсутствие реальных деталей делает описание максимально обобщенным и применительным к различным историческим ситуациям (...) Ассоциативность этого отрывка, неожиданная ранее связь с нахлынувшими политическими событиями, конечно, не укрылись от Пушкина и, может быть, явились стимулом к "автономии" текста (...) сорок четыре строки, вероятно, были выделены Пушкиным как отдельное стихотворение в первые месяцы 1826 г. (...) и предназначались для чтения в самом узком кругу". 22 И действительно, стихотворение содержало строки, которые в сентябре 1826 года приобретали характер исторического пророчества в силу весьма узко направленного пучка ассоциаций, который они вызывали в тот исторический момент:

Но ты, священная свобода, (...)

Но ты придешь опять со мщением и славой, -

И вновь твои враги падут;

Народ, вкусивший раз твой нектар освященный,

Все ищет вновь упиться им.

(II, 398-399)

Для тех читателей, которые знали, что стихотворение было написано до 14 декабря 1825 года (а тем, кто не знал, как Нащокин, сам Пушкин объяснял при чтении), пророческими могли представляться строки: "Я зрел твоих сынов гражданскую отвагу, Я слышал братский их обет, Великодушную присягу И самовластию бестрепетный ответ" (II, 398). Вспомним замечательное свидетельство Нащокина, ссылавшегося на самого Пушкина, о том, что в якобы уничтоженном стихотворении поэт "напророчил события 14 декабря".

И уж совсем вызывающе после казни декабристов звучали строки: "О горе! О безумный сон! Где вольность и закон? Над нами Единый властвует топор. Мы свергнули царей. Убийцу с палачами Избрали мы в цари" (там же).

Пушкин сам испытал некоторый мистический восторг, когда сбылось первое, как он считал, пророчество, сделанное им в "Андрее Шенье". Узнав о неожиданной смерти императора Александра, как представлялось поэту, предсказанной им в "Андрее Шенье", он писал Плетневу 4-6 декабря 1825 года: "Душа! Я пророк, ей - ...пророк! Я Андрея Ш(енье) велю напечатать церковными буквами во имя отца и сына etc" (XIII, 249).

Пророческий характер стихотворения "Андрей Шенье" определялся не случайным совпадением описанных Пушкиным обстоятельств казни французского поэта с событиями русской истории. Как раз к реальной истории казни, которую Пушкин знал из биографического очерка А. Де Латуша, пророчество Шенье не имело никакого отношения. Как показал В. Э. Вацуро, Пушкин ориентировался на традицию провиденциальной французской литературы, в частности на трагедию Франсуа Жюста Мари Ренуара (1761- 1836) "Тамплиеры" (1805). Сюжетную основу трагедии составляет легенда о великом магистре ордена тамплиеров Жаке Моле, сожженном на костре в 1314 году и перед гибелью предсказавшем смерть своим палачам, папе Клементу V и королю Филиппу. 23


--------------------------------------------------------------------------------

22 Эйдельман Н. Я. Пушкин и декабристы. М., 1979. С. 331-332.

23 Вацуро В. Э. Записки комментатора. СПб., 1994. С. 85-87.

стр. 8


--------------------------------------------------------------------------------

Таким образом, широкий круг исторических ассоциаций, могущих восприниматься как предсказания и пророчества, был определен некоторой составляющей прагматики текста "Андрея Шенье". Это же обстоятельство, по мысли Пушкина, делало возможным его распространение, поскольку стихотворение на самом деле было написано до восстания декабристов. До декабря 1826 года, когда поэт был привлечен к следствию по делу о распространении "Андрея Шенье", у Пушкина существовало ложное впечатление о политической неуязвимости как автора, так и его возможных слушателей. А о том, что он распространял не пропущенные цензурой строки, имеются его собственные показания. 24

Можно, между прочим, дать объяснение тому, что Пушкин рассказывал историю о "возмутительном" и одновременно "предсказательном" стихотворении многим, но не Вяземскому; дело в том, что Вяземский был единственным из москвичей, кто еще в 1825 году получил полный текст "Андрея Шенье" (XIII, 188).

Как известно, следствие по делу об "Андрее Шенье" не смогло выявить всех причастных к его распространению лиц, кроме А. И. Алексеева, Леопольдова и Л. А. Молчанова. Мужественная скромность Алексеева и самого Пушкина, к счастью, навсегда оставила предположение о распространении выпущенных строф "Андрея Шенье" среди московских любомудров в области гипотез. Однако рассказы Шевырева, Соболевского и Погодина о пушкинском стихотворении в "возмутительном духе", так и не показанном императору, удивительным образом совпадают с историей другого осведомленного мемуариста, Ф. Ф. Вигеля, дяди Алексеева. Последний за распространение "Андрея Шенье" был приговорен к смертной казни; приговор был впоследствии значительно смягчен. Рассказывая о представлении Пушкина императору примерно с теми же деталями, что и Соболевский, Погодин, Шевырев и Нащокин, Вигель, вместо означенного другими мемуаристами стихотворения "Пророк", называет "Андрея Шенье", а именно "небольшую часть его стихотворения", которую "цензура не пропустила" (ПВС, т. 1, с. 221). Неопубликованные строки из "Андрея Шенье" никогда не появлялись в печати при жизни поэта, а были впервые опубликованы в России в относительной полноте только в 1870 году, т. е. после смерти всех тех, кто мог их слышать в сентябре-октябре 1826 года. Таким образом, никто из них, включая Погодина, не имел возможности их идентифицировать. Кроме того, период распространения "Андрея Шенье" - с сентября 1826 года, когда Пушкин приехал в Москву, до января 1827 года, когда поэт был привлечен к следствию об "Андрее Шенье", - оказался очень коротким, что, вероятно, и создало у мемуаристов впечатление, что Пушкин его уничтожил.

Гипотеза о том, что читаемое Пушкиным в сентябре-октябре 1826 года под названием "Пророк" (или под сходным названием, возможно, "Пророчество") было совсем не тем стихотворением, которое под заглавием "Пророк" появилось в "Московском вестнике", позволяет по-новому взглянуть на вопрос о пушкинском авторстве последней строфы стихотворения. Если с текстом "канонического" "Пророка" Шевырев, Хомяков, Погодин, Соболевский, А. Веневитинов познакомились только из публикации в "Московском вестнике" (или незадолго до этого срока, когда Соболевский привез стихотворение в Москву), то и с текстом фантастической строфы они могли познакомиться только тогда же или позже. При этом совершенно невероятно,


--------------------------------------------------------------------------------

24 "Стихотворение мое Андрей Шенье было всем известно вполне гораздо прежде его напечатания, потому что я не думал делать из него тайну" (24 ноября 1827 г. С.- Петербург) (РП, с. 619).

стр. 9


--------------------------------------------------------------------------------

чтобы они получили ее от самого Пушкина; причины мы изложили выше. Идейно и тематически "Пророк" существует между "Стансами" (1826) и посланием "Друзьям" (1827); последнее произведение, безусловно, продолжает тему "пророческого служения", начатую в "Пророке":

Беда стране, где раб и льстец

Одни приближены к престолу,

А небом избранный певец

Молчит, потупя очи долу.

(III, 90)

Манифестируемая (как вскоре выяснилось, ошибочно) Пушкиным "близость к престолу... небом избранного певца" и стала тем обстоятельством, которое весьма осложнило взаимоотношения поэта не только с кругом московских любомудров, но и со значительно менее оппозиционно настроенными друзьями, А. И. Тургеневым, П. П. Катениным, П. А. Вяземским, П. М. Языковым. 25 Однако любомудры переживали отступничество, как им представлялось, своего кумира - Пушкина - сильнее всех. Именно из этого круга раздавалась весьма резкая критика поведения поэта. Точку зрения любомудров на Пушкина эпохи "Стансов" и послания "Друзьям" определил Вяземский: "Либералы, однако же, смотрели с неудовольствием на сближение двух потентатов (Николая I и Пушкина. - И. Н. ) . Начали обвинять Пушкина в измене делу патриотическому; а как лета и опытность возродили в Пушкине обязанность быть воздержаннее в речах своих и осторожнее в действиях, то начали приписывать перемену эту расчетам честолюбия". 26

Возможно, что в кругу московских любомудров уже после публикации "Пророка" в "Московском вестнике" и родилось четверостишие, которое является не чем иным, как обращением к Пушкину:

Восстань, восстань, пророк России,

В позорны ризы облекись,

Иди и с вервием на выи

К убийце гнусному явись.

На написание этого обращения, скорее всего, повлияло знакомство сочинителя не только с пушкинским "Пророком", но и с напечатанным в 1830 году в "Литературной газете" "Арионом", где поэт провозглашает:

Я гимны прежние пою

И ризу влажную мою

Сушу на солнце под скалою. (III, 58)

Отводя пушкинское авторство четверостишия, мы не имеем никакой другой гипотезы авторства. Впрочем, уже довольно давно в пушкиноведении существует точка зрения Морозова о том, что автором мог быть Соболевский. 27 Скорее соглашаясь, чем нет, с издателем первого "академического" Пушкина, признаемся в том, что вопрос об авторстве четверостишия не представляется нам особенно важным по сравнению со значимостью утверждения, что автором не мог быть сам Пушкин.


--------------------------------------------------------------------------------

25 Подробнее об этом см.: Немировский И. В. Декабрист или сервилист? (Биографический контекст стихотворения "Арион") // Легенды и мифы о Пушкине. СПб., 1995. С. 183-184.

26 Вяземский П. А. Биографическое и литературное известие о Пушкине // Пушкин в воспоминаниях современников. СПб., 1985. Т. 1. С. 127.

27 Морозов П. О. Указ. соч. С. 310.

стр. 10