И остался Иаков один. И боролся Некто с ним до появления зари; и, увидев, что не одолевает его, коснулся состава бедра его и повредил состав бедра у Иакова, когда он боролся с Ним. И сказал: отпусти Меня, ибо взошла заря. Иаков сказал: не отпущу Тебя, пока не благословишь меня.

Первая книга Моисеева. 32: 24-26

Интерес к Достоевскому настолько пронизывает все творчество Масарика, что необходимость изучения параллели между обеими этими личностями прямо диктуется исследователю. Помимо общих работ, посвященных отношению Масарика к русской


--------------------------------------------------------------------------------

* Сокращенный вариант доклада, прочитанного на конференции "Т. Г. Масарик. Россия и Европа" (Прага, 12 - 14 сентября 1997 года). Перевод с чешского В. А. Каменской и О. М. Малевича.

стр. 222


--------------------------------------------------------------------------------

литературе, к русской культуре и России в целом, мы располагаем рядом книжных и журнальных публикаций на данную тему. 1

Первое чешское издание III тома "России и Европы" в собрании сочинений Масарика - удачный повод для некоторого подведения итогов и оценки как самой тематики, так и существующей ее интерпретации. Попытаемся же это сделать. Прежде всего необходимо дифференцировать разные аспекты проблемы: 1) в какой мере Масарик знал творчество Достоевского; 2) насколько Масарику удалось понять Достоевского; 3) как эволюционировало отношение Масарика к Достоевскому; 4) насколько интенсивно и в чем Достоевский повлиял на Масарика.

1

Внимание Масарика на Достоевского обратил в Вене в 1882 году, т. е. через год после смерти писателя, профессор Э. Л. Радлов. Известно, что Масарик уже тогда владел русским языком, проявлял живой интерес к славянским вопросам, прежде всего к России и ее художественной литературе. Он знал некоторые произведения Льва Толстого и Тургенева, а вскоре дважды посетил Россию (1887, 1888). Очевидно, из какой-нибудь поездки в Россию он и привез шеститомное собрание сочинений Достоевского. 2 В ту пору это было самое полное издание Достоевского, содержавшее все его беллетристические произведения плюс "Дневник писателя" и часть публицистики. Это издание Масарик старательно изучал и комментировал. В 1931 году Иржи Горак опубликовал его комментарии. Из них можно сделать вывод, что наибольшее внимание Масарика привлекли "Записки из подполья", "Дневник писателя", "Преступление и наказание", "Идиот", "Бесы", "Подросток" и "Братья Карамазовы". Более подробно комментируется "Подросток". Из персонажей романов Достоевского больше всех заинтересовали Масарика князь Мышкин и Иван Карамазов. Из его комментариев видно, что он читал Достоевского так же, как обычно вообще читал художественную литературу: главным образом проявляя интерес к проблемам психологии, социологии, философии, этики, религии. Художественная сторона явно отступала на второй план. Комментарии относятся к разным периодам - и это доказывает, что Масарик прочел произведения Достоевского не один раз. И. Горак, переводчик III тома "России и Европы" с немецкого на чешский, в тридцатые годы довольно часто встречавшийся с Масариком, свидетельствует, что Масарик продолжал заниматься Достоевским и в конце жизни.

По публикациям в журналах "Час" и "Наше доба", а также по свидетельствам самого Масарика мы можем судить о том, что он был знаком и с литературой о Достоевском, по меньшей мере с русской, французской и немецкой. Но в первую очередь он опирался на собственное знание произведений Достоевского, комментировал прочитанное. Очевидно, еще в Вене он понял, что некоторые важные проблемы, поставленные в его работе на соискание должности доцента ("Der Selbstmord als sociale Massenerscheinung der Modernen Civilisation". Wien, 1881), подобным же образом трактуются и в творчестве Достоевского. Проблема убийства и самоубийства в философском и религиозном разрезе как проблема современного человека кризисной эпохи, человека-титана, который отверг Бога, чтобы самому на собственный страх и


--------------------------------------------------------------------------------

1 Приведем некоторые из этих работ: Horak, Jiri. 1) Masaryk a Dostojevskij. Praha, 1931; 2) Т. G. Masaryk a slovanske literatury. Praha, 1931; Hromadka J. L. Dostojevskij a Masaryk. Praha, 1931; Чижевский Д. Масарик и Достоевский // Центральная Европа. 1931. .N 2; Бем А. Масарик - критик Достоевского // Там же. 1932. N 8-9; Capek J.B. Dostoevskij a Masaryk // Brazda. 1931; Kalandra Z. "Certovo dobro a zio" // Tvorba. R. XI. 1936; Eisner P. Masaryk a Dostojevskij // Nase doba. R. XXXV. 1938; Dolansky J. Masaryk a Rusko predrevolucni Praha, 1959; Syllaba T. Na okraj Masarykova Ruska a Evropy // Filosoficky casopis. R. VI. 1958. N 1; Patocka J. Tri studie о Masarykovi. Praha, 1991; Kautman F. 1) Boje о Dostojevskeho. Praha, 1966; 2) Masaryk, galda, Patocka. Praha, 1990.

2 Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 6 т. СПб., 1885-1886.

стр. 223


--------------------------------------------------------------------------------

риск решать свою судьбу, у Достоевского, как и у Масарика, относится к важнейшим. В ту пору Масарику было близко и решение этой проблемы у Достоевского: последовательный теизм, непоколебимая вера в Бога, связанная с глубоким (отнюдь не поверхностным) образованием, может предложить мятущемуся современному человеку надежную жизненную опору.

Явно по этой причине Масарик изучил все творчество Достоевского и уже в 1892 году смог написать о нем статью, которая хотя и представляла по форме всего лишь рецензию на первый том чешского собрания сочинений Достоевского в "Русской библиотеке" Отто ("Записки из Мертвого дома"), но в действительности явилась комплексной оценкой русского писателя, какой до той поры в чешской печати еще не было. Таким образом, Масарик уже в 80-е и 90-е годы XIX века может у нас считаться одним из лучших знатоков Достоевского и остается таковым до конца своей жизни.

2

В какой мере Масарик понял Достоевского? Ответ на этот вопрос затруднителен по самой сути. Ныне мы, вероятно, будем вынуждены признать, что существует столько интерпретаций художественного произведения, сколько существует интерпретаторов; квалифицировать их нелегко - лишь в общих чертах можно говорить о "более объективных", более рассудочных, более точных интерпретациях в отличие от более субъективных, эмоциональных, "поэтических". Но ни одна из них не может претендовать на всеобщее признание. В особенности, если речь идет о произведении автора столь сложного и противоречивого, как Достоевский. Научная литература о нем безбрежна, сейчас одному человеку всю ее охватить невозможно, она предлагает бесчисленное множество суждений, подчас противоположных, и, как правило, больше говорит об интерпретаторе, чем о самом писателе. Уже статья Масарика, написанная в 1892 году, свидетельствует о том, что он подходит к творчеству Достоевского как социолог, психолог, философ, религиозный мыслитель и политик. 3

В 1891 году Масарик был избран в австро-венгерский имперский совет от младо-чешской партии. В пору написания статьи о Достоевском он живет политикой и подчиняет политике свою журналистскую деятельность. Для младочехов Достоевский подходил как русский, православный славянин, русский националист - все это они могли использовать в своей государственно-правовой антинемецкой политике. Правда, Масарик никогда не был вульгарным младочехом. А потому и в Достоевском он выдвигал на первый план общечеловеческие, религиозные проблемы. Но его устраивали и активное участие Достоевского в дискуссии о политической ориентации страны, в том числе и с журналистской трибуны, его интерес к международной политике, его стремление к социальному согласию, его акцентирование роли повседневной скромной работы во всех сферах человеческой деятельности, ибо лишь она может обеспечить постепенные реформы и прогресс.

Но для Достоевского Масарик не только проблема политическая. Уже в начале 90-х годов Масарик задумал написать о Достоевском большую работу, возможно, книгу, которая затрагивала бы центральные проблемы, встающие перед современным человеком не только в России, но и в остальном мире. Именно Запад обратил внимание на то, что русские, скованные цензурой, печатающиеся в журналах с весьма ограниченным количеством подписчиков (80 % жителей страны были неграмотными), интересуются общечеловеческими проблемами: русские писатели погружаются в психологические глубины человека вообще (первое место среди них занимает Достоев-


--------------------------------------------------------------------------------

3 Masaryk Т. G. Spisy Fedora Michajlovice Dostojevskeho, preklad rediguje Jaromir Hruby. Sv. I. Zapisky z mrtveho domu // Cas. R. VI. 1882. N 2. Перепечатано И. Гораком в кн.: Masaryk Т. G. Studie о F. М. Dostojevskem. Praha, 1932.

стр. 224


--------------------------------------------------------------------------------

ский), становятся не только "совестью" России, но и "совестью человечества" (Л. Н. Толстой). С самого начала Масарик сопоставляет Достоевского с наиболее известными западноевропейскими авторами - с Гете, Шекспиром, Байроном, с новейшими немцами, французами, англичанами, поляками, скандинавами. Это тема цикла статей Масарика "Современный человек и религия", опубликованного в журнале "Наше доба" в 1896-1898 годах. Здесь Масарик анализирует глубинные вопросы человеческого существования, обнаруженные им и у Достоевского. До экзистенциализма отсюда еще далеко; мы можем считать Достоевского предэкзистенциалистом (особенно в "Записках из подполья"), однако самого Масарика - едва ли. Позиция Масарика принципиально научно-позитивистская. Масарик был "западником", а следовательно - противоположностью Достоевского.

Чешский философ Ян Паточка 4 делает из этого вывод, что Масарик, которому недостает соответствующего подхода к экзистенциальной области, не мог понять Достоевского. От него ускользал смысл "бездеятельности" героев писателя, своеобразие его понимания любви, в которой Масарик видит одну лишь мистику платоновского, точнее, неоплатоновского типа (Зосима). Атеизм и вера у Масарика и Достоевского тоже различны. Критика Достоевским теоретического рационализма - прежде всего науки, часто полагающей, что она представляет собой полное знание, а на практике приводящей к дезорганизации и хаосу, - вовсе не следствие восточного мистицизма, а убеждение, что без любви общество не может стать поистине человечным.

Доля истины в критических суждениях Паточки, несомненно, есть. Масарик - философ эпохи кризиса, который он считает временным и преодолимым, в сущности, он прогрессист и оптимист pro future, Паточка - философ современного кризиса, уже не европейского, а мирового, всечеловеческого, планетарного. Предэкзистенциалисты (маркиз де Сад, Кьеркегор, Достоевский, Ницше, Кафка) пророчески предвидели нынешний кризис, экзистенциалисты сформулировали его в общих чертах (вне времени и пространства - Хайдеггер, Сартр, Камю). Через призму этого опыта в экзистенциальной проблематике Достоевского можно обнаружить глубины, аналогичные психологическим глубинам, открытым в его произведениях с помощью психоанализа.

У Масарика был свой мировоззренческий кругозор, через границы которого он не мог перешагнуть, не поколебав целостной жизненной концепции. Эта традиция связана с расцветом европейско-американской культуры, выросшей из антично-христианской (а посредством Ветхого Завета и иудаистской) традиции. В ней была его сила, без нее он не выработал бы политическую программу своего народа и не основал бы новое государство. Конфликт европоцентризма с планетарной культурой, который продолжается и поныне, еще не решен. Поэтому Масарик и в теперешние споры может вступить лишь в рамках своего ограниченного кругозора.

Достоевский в трактовке Масарика, получившей наиболее полное воплощение в III томе "России и Европы", - не Достоевский нашей эпохи. Но это не означает, что Масарик не понял Достоевского. Исходя из иных предпосылок, он и понял его иначе.

3

Интерпретаторам параллели Масарик-Достоевский бросается в глаза резкая противоположность между восторженной статьей Масарика, написанной в 1892 году, и оценкой Достоевского в III томе "России и Европы". Этот том был написан в 1907- 1910 годах, ранее двух других томов, и представлял идейное ядро всего труда, в котором sub specie Достоевского должен был освещаться сложный конгломерат проблем, связанных с духовными соотношениями России и Европы. Со времени написания статьи 1892 года прошло 15- 18 лет. Это достаточно длительный период, чтобы мыс-


--------------------------------------------------------------------------------

4 Patocka J. Kolem Masarykovy filosofie nabozenstvi. (1977) // Patocka J. Tri studie о Masarykovi. S. 92, 98-99.

стр. 225


--------------------------------------------------------------------------------

литель хотя бы частично изменил свои взгляды. Масарик не скрывал, что в его работах, написанных по различным актуальным политическим вопросам, есть противоречия, ибо свои суждения он постоянно уточнял, дополнял и корректировал.

Первоначально Масарик собирался писать только о Достоевском - в лучшем случае в связи с русской и в сопоставлении с западноевропейской литературой. В 1899 году в Чикаго он прочел цикл лекций "Очерки славянской философии", в котором одна лекция так и называлась "Россия и Европа" (с подзаголовком "Славянские идеи: Русские. Достоевский. Толстой"). Лекции на подобные же темы он читал и в Пражском университете. Ян Лайхтер, очевидно со слов самого Масарика, сообщает такую версию генезиса "России и Европы": когда в начале XX века, особенно после русско-японской войны и первой русской революции, проблематика взаимоотношений России и Европы обрела жгучую актуальность, Масарик писал статьи на русскую тему, главным образом для венской печати ("Остеррайхише рундшау", "Ди Цайт"). Именно для журнала "Ди Цайт" Масарик начал в 1906-1907 годах писать статью о Достоевском, разросшуюся позднее в книгу о Достоевском, а затем - в книгу о России.

В восприятии Масариком России сливаются два источника: 1) кризис современного человека, как он отражается в западноевропейской и русской литературе (титанизм, аристократическая революционность, свобода нравов, убийство и самоубийство, колебания между догматической верой и атеистический нигилизмом и анархизмом - в целом речь идет о проблемах второй волны европейского романтизма); 2) кризис царской России, а тем самым и панславизма и всей идеологии, на которой была построена Российская империя. В 1869 году книгу с названием "Россия и Европа" (таким же, как у Масарика) издал Н. Я. Данилевский. Она вошла в общественное сознание как библия славянофильства. У нас нет прямых свидетельств, что Масарик задумал свой труд как непосредственную полемику с Данилевским, хотя общность названий и не кажется случайной. Масарик стремится к максимальной научной объективности, особенно в анализе произведений русских славянофилов, западников (либералов и революционных демократов), народников, анархистов, эсеров, марксистов. Но резко критикуя царизм и считая революцию в России неизбежной, он все же полагал, что это должна быть демократическая революция, которая создаст в стране парламентскую систему. Вместе с тем он обнаруживает, что в России много революционеров, но мало демократов. Фанатики православия и монархизма в течение ночи становятся фанатиками крайних западноевропейских доктрин, те, кто ортодоксально верил в Бога, превращаются в ортодоксальных атеистов.

Политический анализ у Масарика тесно связан с анализом религиозным. Если для Масарика чешский вопрос был главным образом вопросом религиозным, а тем самым и универсальным, общечеловеческим, то таким же был для него и русский вопрос. Однако отношение самого Масарика к религии претерпевает сложную эволюцию, и каждая фаза этой эволюции определяет его подход к конкретным историческим явлениям и личностям. Иржи Беднарж 5 подразделяет религиозное развитие Масарика на три периода: 1) паскалевский период (1881-1900), в начале которого Масарик публикует "Самоубийство как массовое социальное явление современной эпохи", а в конце - серию статей "Современный человек и религия"; 2) период "свободомыслия" (1900-1914), когда он пишет цикл статей "В борьбе за религию" (1904), когда отстаивает свободу научного исследования и выступает против клерикализма, когда ему близки Кант и Фейербах и когда он сближается с социал- демократией; 3) период провиденциализма, проявившегося в книге "Всемирная революция" (1925), где Масарик под впечатлением военных лет, освободительной борьбы, возникновения чехословацкого государства и собственной роли в этих процессах признает логику исто-


--------------------------------------------------------------------------------

5 Bednar J. Vyvoj Masarykovy naboienske filosofie. Acta Universitas Carolinae. Philosophica et historika. I. Praha, 1969.

стр. 226


--------------------------------------------------------------------------------

рии, влияние Провидения и принципы святой веры, опирающейся на широкий синтез учений Платона и Иисуса в интерпретации св. Павла.

Из этого вытекает, что "Россию и Европу", и в особенности ее III том, Масарик пишет в период "свободомыслия", когда ему были близки Фейербах и чешский левый гегельянец Августин Сметана и когда, напротив, для него были неприемлемы утверждение вечности истин православия, догматизм и мистицизм, столь почитаемые славянофилами, поздним М. Катковым, обер-прокурором Синода К. Победоносцевым, К. Леонтьевым.

Персонажи прочитанных с социологической точки зрения романов Достоевского превращаются в глашатаев авторских идей, принимаемых или отвергаемых Масариком, от живых Раскольникова, князя Мышкина, Версилова, Ставрогина, Зосимы, Ивана и Алеши Карамазовых остаются только идеи, усиленные и подкрепленные публицистикой Достоевского. Масарик не перестает почитать Достоевского как великого художника (хоть и уступающего, например, Тургеневу; "Братья Карамазовы" уже не были для него, как в статье 1892 года, современным эпосом, самым великим произведением из всех когда-либо написанных), солидаризируется с ним в оценке важности экзистенциальных проблем убийства и самоубийства, но в целом творчество Достоевского, и в особенности его политическое и религиозное кредо, осуждает как реакционное. Отвергает и "Бесов" (дескать, Достоевский недостаточно хорошо знал среду, о которой писал). Политика заслоняет экзистенциальные поиски.

Масарик не понял, что хитроумные славянофильские построения Достоевского, его теории о мессианской роли России, призванной спасти мир своим самодержавием и православием, были всего лишь спасательным кругом, за который писатель хватался, чтобы после углубленного анализа современного человека и человеческих отношений не впасть в тотальный пессимизм и нигилизм.

В адрес Достоевского Масариком не только в "России и Европе", но и в других произведениях (например, во "Всемирной революции") было сказано немало резких слов. И все же Масарик окончательно не разошелся с Достоевским - не смог. Творчество Достоевского постоянно его притягивало, он никак не решался поставить последнюю точку. Это доказывает и судьба III тома "России и Европы". Несомненно, существовали внешние причины, мешавшие изданию этой книги, в рукописи почти законченной. Но они не были столь уж значительны. Масарику достаточно было решительно сказать "да" - и произведение, которое в независимой Чехословакии все так ждали, было бы издано. Но он предпочел дать согласие на издание отдельной книгой своей статьи 1892 года, причем в неизмененном виде - такой, какой он ее когда-то написал. Что в III томе "России и Европы" показалось ему недодуманным? Что он хотел исправить или дополнить? Быть может, в свой провиденциалистский период он изменил отношение к катехизису старца Зосимы? Быть может, он изменил отношение к "Бесам" и вообще русской революции после большевистского переворота 1917 года и возникновения советского государства? И наоборот, когда Бенеш (наверняка с ведома, а возможно, и с благословения Масарика) стал строить нашу новую заграничную политическую стратегию, основывающуюся на тройственном оборонительном пакте с Советским Союзом и Францией, не показалось ли ему все произведение слишком резко антирусским? С начала 20-х годов на нас обрушились потоки самой противоречивой информации о послереволюционной России - непосредственно из России и из рядов эмиграции, которая нашла одно из основных прибежищ именно в республике Масарика. Масарик уже не успевал следить за духовной жизнью как в революционной России, так и в эмигрантских кругах. В особенности духовная продукция русского зарубежья была полна напряженных исканий, далеко выходящих за рамки относительно "идиллической" довоенной жизни. Апокалиптический Достоевский становился притягательным уже не только как "пророк русской революции" (Мережковский), но и как пророк катаклизмов и тектонических сдвигов в истории человечества XX века.

стр. 227


--------------------------------------------------------------------------------

На письменном столе Масарика лежало несколько книг, к которым он еще хотел вернуться, но которые так и остались открытыми, неоконченными: "Самоубийство", "Конкретная логика", "Достоевский".

4

Мы вступаем на зыбкую почву - подходим к вопросу о прямом влиянии Достоевского на Масарика. Сам по себе термин "влияние" с научной точки зрения сомнителен даже в случае, когда перед нами конкретные доказательства (что бывает редко). Вдобавок тут мы прослеживаем воздействие беллетриста и публициста на философа, политика и публициста. Связующим началом служит лишь публицистика.

Когда Масарик ознакомился с Достоевским, он был уже зрелым человеком (ему было 32 года) с богатым багажом научных знаний, с широким кругозором и с практическим жизненным опытом. А потому он не был столь восприимчив к воздействиям извне, как двадцатилетний юноша.

Мы уже упоминали, что в Достоевском Масарика привлекало прежде всего сходство воззрений на самоубийство. Впоследствии Масарик хоть и критиковал противоречивость трактовки Достоевским причин самоубийства, но какими бы ни были эти мотивы (обычно мы судим о них по косвенным данным - таким, как прощальные письма самоубийц, их поведение непосредственно перед роковым поступком, свидетельства близких), само по себе оно является философским актом, подтверждением тезиса о том, что жизнь не имеет смысла, по крайней мере для самоубийцы. Последовательно философские самоубийства (каково, например, самоубийство Свидригайлова, попытка самоубийства Ипполита Терентьева, самоубийства Кириллова, Ставрогина, Крафта и Смердякова или самоубийство, которому предшествует сочиненное Достоевским прощальное письмо в главке "Приговор" в "Дневнике писателя"), так же как и философски обоснованные убийства (поступок Раскольникова) встречаются редко. Но, как и Масарик, Достоевский изучал отнюдь не отдельные случаи самоубийства, а самоубийство как общественное явление. 6 Романтические самоубийства руссоистского (Сен-Пре в "Новой Элоизе") или гетевского ("Страдания молодого Вертера") типа считаются литературными клише. Но эти примеры копировались и в жизни; множество писателей и художников тоже кончили жизнь самоубийством.

Ссылки на Достоевского с девяностых годов все чаще появляются в произведениях Масарика. Известно, что Масарик был инициатором перевода на чешский язык "Преступления и наказания", он также рекомендовал для перевода "Идиота" и "Бесов". В статье 1892 года подчеркиваются наиболее близкие Масарику идеи Достоевского: реформизм в противовес революционности, акцентирование роли труда и малых дел, твердые религиозные убеждения, связь с национальными корнями и почвой, борьба за чистые отношения между мужчиной и женщиной, за укрепление семейных уз, забота о душе ребенка, журнализм и т. д. Некоторые исследователи обнаруживают влияние Достоевского в книгах Масарика "Чешский вопрос" (1895) и "Наш нынешний кризис" (1895) (например, в религиозных вопросах и в решении проблемы революция-эволюция). Однако все это достаточно умозрительно - в трактовке этих же вопросов на Масарика воздействовало множество иных влияний, западноевропейских и чешских, - и Достоевский разве что органически включился в этот ряд.

Многим заметнее влияние Достоевского в цикле статей "Современный человек и религия". Именно сопоставление западноевропейской литературы Нового времени с русским реализмом, особенно в понимании Достоевского, дает Масарику плодотворный импульс для исследования кризиса современной эпохи. Подобным же образом


--------------------------------------------------------------------------------

6 Подробнее см.: Kautman F. Problem sebevrazdy u F. М. Dostojevskeho a T. G. Masaryka // Filozofia [Bratislava.] R. 50. 1995. N 8.

стр. 228


--------------------------------------------------------------------------------

повлиял Достоевский и на критические суждения Масарика в "Социальном вопросе" (1898). Достоевский поддержал Масарика в отрицании исторического материализма и экономического детерминизма. Достоевский сочувствовал "униженным и оскорбленным", "слабым", остро воспринимал неравноправие женщин, защищал истязуемых детей, но отвергал право на "бунт" против богатых и могущественных. Он подчеркивал этическую сторону проблемы в соответствии с евангельскими заветами. Во всем этом Масарик близок Достоевскому; как и Достоевского в молодости (в кругу петрашевцев) и на склоне жизни ("Дневник писателя", 1881), Масарика можно считать своего рода христианским социалистом.

Естественно, возникает вопрос, насколько Достоевский повлиял на Масарика в процессе работы последнего над книгой "Россия и Европа". Нас не должен вводить в заблуждение тот факт, что весь труд должен был строиться на анализе творчества Достоевского. В своем окончательном варианте книга "Россия и Европа" (особенно ее третий том) звучит во многом критически и полемически по отношению к Достоевскому. Но исключает ли априори критика определенного автора и полемика с его произведениями возможность их влияния на критикующего?

Достоевский, безусловно, оказал большую помощь Масарику в познании России. Его манера письма, включающая отказ от принципа исторической дистанции и горячий интерес к современности, к животрепещущим общественным проблемам, не могла не импонировать Масарику. Россия Достоевского была современной автору Россией, и именно о ней Масарик не много узнал из специальной русской и западноевропейской литературы. Романы Достоевского - сплошь романы об идеях, что, однако, не означает, будто это философские трактаты, в которых отдельные персонажи всего лишь глашатаи идей; носителями разных идей здесь выступают живые, полные противоречий человеческие фигуры, а сами идеи живут собственной, особой жизнью, и прежде всего полемически сталкиваются друг с другом, что как раз и придает романам Достоевского полифонизм.

Без Достоевского, без его концепции Масарику едва ли удалось бы воспроизвести противостояние западников и славянофилов, споры вокруг проблем революции, либерализма и консерватизма. Точно так же обстоит дело и с освещением религиозных вопросов: теизм против нигилизма, русский монах (монастырь) против Фейербаха, идеализм против материализма - речь здесь идет не о распределении акцентов, а о самой постановке проблем. Достоевский, несомненно, помогал Масарику и "высветить" отдельных мыслителей, философов, политиков, писателей. Конечно же, Масарик с ним спорил; иногда соглашался, но с большой неохотой. Что-то в Достоевском его одновременно и отталкивало, и привлекало. Масарик явно чувствовал (это заметно как в цикле статей "Современный человек и религия", так и в "России и Европе"), что Достоевский затрагивает больные для него самого вопросы; сам того не желая, Масарик становится одним из персонажей Достоевского. Такое утверждение может показаться слишком надуманным и искусственным, но воспринимайте его как поэтическую вольность.

Послушаем собственное высказывание позднего Масарика, исповедовавшегося за два года до смерти перед Эмилем Людвигом: "Посредством Достоевского я объяснил себе философа-убийцу, убийство как противоположность самоубийству, объективизм против субъективизма; убийство и самоубийство - два противоположных суждения о мире и человеке и два приговора им. Я анализировал Достоевского, поскольку он - самое яркое выражение анархии и половинчатости нашей эпохи. Анализировал его борьбу за церковь и с церковью, с монахом"; "Достоевский со всей достоверностью показал нам, что философское убийство - не меньшая проблема нашей эпохи, чем продуманное самоубийство. Мюссе продумал и проанализировал эту проблему еще раньше Достоевского". 7


--------------------------------------------------------------------------------

7 Ludwig Е. Duch а cin. Rozmluvy s Masarykem. Praha, 1996. S. 63, 65.

стр. 229


--------------------------------------------------------------------------------

Это не окончательное суждение, не итоговый вывод, с которыми мы довольно часто встречаемся в книге Людвига и в чапековских "Беседах с Т. Г. Масариком". 8 Здесь остается что-то недосказанное, не определенное, не решенное.

Борьба Масарика с Достоевским так и не кончилась. Иаков не выпустил ангела из своих крепких объятий.

-------

8 Capek К. Hovory s Т. G. Masarykem. I-III. Praha, 1928-1935. Русский перевод: Чапек Карел. Беседы с Т. Г. Масариком. М., 2000.

Т. Г. Масарик

ИЗ III ТОМА КНИГИ "РОССИЯ И ЕВРОПА"

(ПЕРЕВОД С ЧЕШСКОГО И ПРИМЕЧАНИЯ В. А. КАМЕНСКОЙ И О. М. МАЛЕВИЧА) *

Формула Достоевского

Прежде чем приступить к более подробному анализу творчества Достоевского, сформулируем главные положения его мировоззрения.

Основу философии истории в понимании Достоевского составляет несколько определяющих тезисов.

1. Русский нигилизм - это в сущности атеизм и материализм, отрицание православия как такового, не только государственной церкви, но и России, т. е. русского народа.

Христианскому богочеловеку он противопоставляет антихристианского человекобога, автоапофеоз, из которого возникает индивидуалистическая изоляция отдельной личности, эгоизм и этический принцип: "Все дозволено". С этим автоапофеозом связана нравственная "карамазовщина", в особенности сексуальная деградация. Фауст, сверхчеловек - одновременно и Дон Жуан.

2. Европа.

Отношение к Европе. Европеизация России, составляющая основу западничества, приносит России либерализм и в противовес ему социализм и анархизм, возникающие из католицизма и иезуитства. Поверхностная европеизация проявляется как полуобразованность, бесплодный скептицизм и духовная раздвоенность.

Нигилистский атеизм логически приводит к убийству и самоубийству. Атеистическое самоубийство - это продуманное самоубийство сверхчеловека. Как и убийство, оно противостоит жизни, это сатанинское царство смерти, противостоящее Богу жизни. Убийство - самое низкое, самоубийство - самое высокое проявление личной воли.

A contrario: 1

1. Жизнь, истинно духовная и физическая жизнь основана на теизме и вере в бессмертие души.

2. Православие русского народа дает миру русского Бога, русского Христа, веру в богочеловека.

В этом и есть основа "русской идеи", которая по справедливости оценивает идею европейскую.


--------------------------------------------------------------------------------

* Перевод выполнен при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда, проект: 96-03- 041-09 (Т. Г. Масарик. "Россия и Европа"), по тексту первого чешского издания: Spisy Т. G. Masaryka, svazek 13. Rusko a Evropa. Studie о duchovnich proudech v Rusku. Dil III. cast 2. a east 3. Ustav T. G. Masaryka. Praha, 1996. Купюры в переведенных главах обозначены многоточием в угловых скобках. В квадратные скобки заключены дополнения чешских издателей.

стр. 230


--------------------------------------------------------------------------------

Так путем объединения отдельных понятий должна быть предварительно обозначена общая идея Достоевского в ее фундаментальных формулировках.

I

Нигилизм - анархистский атеизм

Едва кончив в 1868 году "Идиота", Достоевский в письме своему другу Майкову уже доверительно сообщал план "грандиозного" романа, в котором он задумал высказать самые глубинные основы своего существа, - произведение должно было называться "Атеист". "Лицо есть: русский человек нашего общества, и в летах, не очень образованный, но и не необразованный, не без чинов, - вдруг, уже в летах, теряет веру в Бога. Всю жизнь он занимался одной только службой, из колеи не выходил и до 45 лет ничем не отличался. (Разгадка психологическая; глубокое чувство, человек и русский человек). Потеря веры в Бога действует на него колоссально. (Собственно действие в романе, обстановка - очень большие). Он шныряет по новым поколениям, по атеистам, по славянам и европейцам, * по русским изуверам и пустынножителям, по священникам; сильно, между прочим, попадается на крючок иезуиту, пропагатору, поляку; спускается от него в глубину хлыстовщины - и под конец обретает Христа и русскую землю, русского Христа и русского Бога. (Ради бога, не говорите никому; а для меня так: написать этот последний роман, да хоть бы и умереть - весь выскажусь)". 2

Через два года, то есть в то время, когда Достоевский занимался "Бесами", он опять знакомит того же Майкова со своим замыслом; теперь произведение должно называться "Жизнь великого грешника" и состоять из пяти отдельных романов. "Главный вопрос, который проведется во всех частях, - тот самый, которым я мучился сознательно и бессознательно всю мою жизнь, - существование Божие. Герой, в продолжение жизни, то атеист, то верующий, то фанатик и сектатор, то опять атеист..." (29, кн. 1, 117).

В этих двух сообщениях другу перед нами in nuce 3 весь Достоевский с его романами, особенно "Братьями Карамазовыми", выкристаллизовавшимися из упомянутого плана. Теизм-атеизм - это был для Достоевского кардинальный вопрос, вопрос бытия или небытия человека, отдельной личности, русского народа и человечества в целом.

В указанном письме, где Достоевский излагает план произведения, которое должно стать делом всей его жизни, он говорит, что будет готовиться к выполнению намеченного замысла и собирается прочесть целые библиотеки атеистов русского и европейского происхождения. И действительно, Достоевский выводил свое заключение не только из предпосылок, почерпнутых у Фейербаха, Шопенгауэра, Фохта и Бюхнера, Белинского, Герцена, Бакунина и их адептов в России, но имел в виду также Фаустов, Манфредов, Ролла европейской литературы. Знаток русской и европейской литературы на каждой его странице найдет отзвуки [самых разных произведений] и ссылки на самых различных представителей мировой литературы.

Теперь попытаемся понять, как возникает атеизм и как он превращается в носителя политической революционности. Будучи студентом, я слушал в различных университетах лекции о Боге и бессмертии души, слушал известных и проницательных мыслителей и религиозно настроенных профессоров-идеалистов, которые преспокойно пересматривали и по-новому формулировали старые доводы pro и contra - если бы я не знал Фауста, Манфреда, Ролла и целую толпу более поздних богоборцев, то по лекциям и книгам официальных философов и профессоров никогда бы не догадался, что речь идет о жизненно важном вопросе...


--------------------------------------------------------------------------------

* Славяне - славянофилы, европейцы - западники (примеч. под звездочкой здесь и далее Масарика).

стр. 231


--------------------------------------------------------------------------------

Метафизически Достоевский не способен сказать нечто большее, чем сказали Кант и все известные теисты, а именно - что мир есть телеологическое целое или должен им быть; атеизм возникает из познания и убеждения, что мир устроен дисгармонично. И это все. Говоря по-школярски, Достоевский придерживается телеологической аргументации, существующее в мире зло он пытается понять в своей теодицее так, как, к примеру, Лейбниц и другие известные оптимисты. Я говорю в своей теодицее: произведения Достоевского, особенно "Карамазовы" и "Идиот", - великолепная современная теодицея, в которой атеизм анализируется психологически и социологически.

Русский атеист - это не тот человек, который убедил себя в отсутствии Господа Бога и притом с аппетитом ест бифштекс, запивая его шампанским (хотя и такая разновидность атеистов появляется в России, а также у Достоевского); русский атеист становится пессимистом, и пессимизм его двоякого рода: либо он в буквальном смысле слова неистовствует, либо отчаивается - и опять же в буквальном смысле слова, со всей серьезностью, не только на бумаге. Привычный паллиатив школярского оптимизма на него не действует. В этом плане еще Белинский помогал подготовить анализ Достоевского. Поначалу Белинский вместе с Гегелем был сторонником постепенной эволюции и в соответствии с этим верованием испытывал чувство примирения с действительностью и жизнью; но стоило ему лучше познать жизнь, особенно русскую жизнь, как с теоретическим оптимизмом было покончено [ - это доказывают слова, объясняющие идейный кризис Белинского: "Мне говорят: разверни все сокровища своего духа для свободного самонаслаждения духом, плачь, дабы утешиться, скорби, дабы возрадоваться стремись к совершенству, лезь на верхнюю ступень лестницы развития, - споткнешься - падай - черт с тобою, - таковский и был сукин сын. Благодарю покорно, Егор Федорович 4 - кланяюсь вашему философскому колпаку; но со всем подобающим вашему философскому филистерству уважением честь имею донести вам, что если бы мне и удалось влезть на верхнюю ступень лестницы развития, - я и там попросил бы вас отдать мне отчет во всех жертвах условий жизни и истории, во всех жертвах случайностей, суеверия, инквизиции, Филиппа II и пр. и пр.: иначе я с верхней ступени бросаюсь вниз головою. Я не хочу счастия и даром, если не буду спокоен на счет каждого из моих братии по крови".] 5

Тут перед нами центральный мотив фигуры Ивана Карамазова - не случайно Достоевский еще до "катастрофы" совсем не был в таком уж восторге от Белинского! Пусть читатель найдет в "Карамазовых" 5-ю книгу II части, там он обнаружит евангелие русского атеизма; и особенно 4-я глава откроет ему сокровеннейшую суть этого атеизма. И недаром эта глава называется "Бунт" - русский атеист восстает против своего Бога и ведет борьбу с ним usque ad finem. 6

В трактире (совсем по-русски!) братья Иван и Алеша, философский атеист и религиозный теист, рассуждают о Боге. Иван развивает идеи Белинского, демонстрируя верующему брату гармонию сфер и мира на примере генерала, который напускает стаю борзых на мальчика, попавшего камнем в ногу его любимой гончей, и позволяет им в клочья растерзать его на глазах у матери. Так Иван в полемике с идеей мировой гармонии одним выстрелом убивает двух зайцев. Он характеризует социальный "порядок" крепостничества (случай взят из эпохи до 1861 года) и задает отличную задачу оптимисту, который постоянно защищает перед пессимистом абсолютную любовь к ближнему. Будет ли Алеша любить и этого генерала? Как обстоит дело с гармонией, когда страдают дети, невинные, ничего не ведающие дети, когда они испытывают такие нечеловеческие муки? (Для Ивана страдания детей чрезвычайно важны!) Как при этом быть с учением об отпущении грехов? И каких грехов... "Ну... что же его? Расстрелять? Для удовлетворения нравственного чувства расстрелять? Говори, Алешка!" - "Расстрелять! - тихо проговорил Алеша, с бледною, перекосившеюся какою-то улыбкой подняв взор на брата". - "Браво! - завопил Иван в каком-то восторге, - уж коли ты сказал, значит... Ай да схимник! Так вот какой у тебя бесенок в сердечке сидит, Алешка Карамазов!" (14, 221).

стр. 232


--------------------------------------------------------------------------------

В разговоре с братом Алеша признает эту дисгармонию и множество иных, но ищет успокоения в мысли, что целое все же гармонично, и обретает душевное спокойствие прежде всего в христианском учении об отпущении грехов искупительной Христовой смертью - Алеше достаточно того, что Христос относится к целому, существует и имеет право прощать... Но как раз против этого христианского учения протестует "эвклидовский", позитивистский и утилитаристский разум Ивана; этот разум указывает ему лишь на дисгармонию, познание которой наполняет его какой-то радостью или, скорее, злорадством, ибо какой толк, спрашивает Иван, от будущего наказания в грядущей жизни, много ли значит отпущение грехов, когда столько и столько существ уже претерпело свои страшные муки? Ведь уже нельзя сказать, что этого не было. "Не хочу гармонии, из-за любви к человечеству не хочу. Я хочу остаться лучше со страданиями неотомщенными. Лучше уж я останусь при неотомщенном страдании моем и неутоленном негодовании моем, хотя бы я был и неправ. Да и слишком дорого оценили гармонию, не по карману нашему вовсе столько платить за вход. А потому свой билет на вход спешу возвратить обратно. И если только я честный человек, то обязан возвратить его как можно заранее. Это и делаю. Не Бога я не принимаю, Алеша, я только билет ему почтительнейше возвращаю". - "Это бунт, - тихо и потупившись проговорил Алеша" (14, 223).

Таков русский нигилистический атеизм. Это не только доктрина, но и общий жизненный настрой, отнюдь не индифферентность, отнюдь не позитивистский агностицизм, но злобный скептицизм, который наслаждается, терзая самого себя (надо ли сказать: терзая собственную душу?). Русский атеист поднимается на свой титанический бунт в полном сознании, пылая гневом, кипя местью, с наслаждением предаваясь отчаянию. Русский атеизм возникает не из познания дисгармонии мира вообще, но мира русского и русской истории, русский атеизм преимущественно этический и социальный, отнюдь не метафизический, русский атеист подчеркивает этическую сторону религии.

Ближайшее следствие, которое выводит русский атеист, - это апофеоз собственного я. Так поступает и Штирнер, и все радикальные субъективисты немецкой философии, но русский атеист не является ни субъективистом, ни идеалистом, который считает, что внешний мир существует лишь в его представлении и по его воле. Отнюдь нет - этот мир существует слишком зримо, существует во всей своей социальной мерзости. Поэтому дело не ограничивается отрицанием Бога как понятия. Бог низвергается со своего престола; прежде всего устраняется Бог христианский, богочеловек, а его место, дабы навести в мире порядок, занимает нигилистический человекобог.

Итак, русский человекобог хочет навести порядок, установить новый строй. Трудясь над осуществлением этой задачи, он не может использовать старые этические и социальные принципы; нигилистический сверхчеловек из своей божественности заключает, что нет этических истин, нет морали - человекобогу все дозволено. Так Достоевский плетет нить своей аргументации. Высказывание святого Павла постоянно повторяется в "Карамазовых": если нет ни Бога, ни бессмертия (Бог и бессмертие для Достоевского - синонимы, выражающие одно и то же понятие), значит, нет ничего безнравственного, нет этических заповедей или запретов - все дозволено.

Свобода, равенство, братство означают для сверхчеловека Достоевского свободу и могущество! Стать Наполеоном или Ротшильдом - такова мечта Раскольникова и героя романа "Подросток". Наполеон и Ротшильд были единственными, неповторимыми - нигилист, читавший Штирнера, тоже хочет быть единственным; 7 и если он не станет Наполеоном или Ротшильдом, с него хватит и "идеи", - серьезное, горячее желание уже ставит его вне общества и над ним. "Мне нравилось ужасно представлять себе существо, именно бесталанное и серединное, стоящее перед миром и говорящее ему с улыбкой: вы Галилеи и Коперники, Карлы Великие и Наполеоны, вы Пушкины и Шекспиры, вы фельдмаршалы и гофмаршалы, а вот я - бездарность и незаконность, и все-таки выше вас, потому что вы сами этому подчинились" (13, 76-77).

стр. 233


--------------------------------------------------------------------------------

Мы уже знакомы с философией Ивана - в мире дисгармонии любовь к ближнему лишена всякого смысла.

Нигилистическому человекобогу, могучему, сильному, все дозволено, даже самые крайние нарушения общественных установлений, он хозяин жизни и смерти, он может убивать других и самого себя.

Атеизм в последней инстанции приводит к убийству или самоубийству. Анализу убийства в первую очередь посвящен роман "Преступление и наказание", речь об убийстве идет и во всех последующих произведениях писателя.

Проблему самоубийства Достоевский часто пытался сформулировать в "Дневнике"; поводом для него служило множество случаев, подчас весьма волнующих, в особенности самоубийства революционеров. Так, в главке "Приговор" Достоевский рассказывает, как некий N. N. таким образом вывел из материалистического атеизма собственный смертный приговор.

<...>

Итак, убийство и самоубийство последовательно вытекают из атеизма, однако между этими двумя следствиями есть существенное различие: убийство - низшая, а самоубийство - высшая ступень проявления собственной воли.

Право на убийство и самоубийство, разумеется, означает полное отрицание России, отрицание русской истории, тысячелетней русской культуры, отрицание русского отечества, отрицание русского народа и в первую очередь отрицание русской веры. Все содержание русской жизни и культуры летит в тартарары, отдельная личность и весь великий (количественно) народ, чей царь упивается идеей, что его огромная империя - шестая часть света... все это вместе с тысячелетней историей - ничто, пустота!

У радикального нигилиста такое обесценивание русской культуры порождает ненависть к отечеству, к его истории, его народу, к себе самому, ибо Россия, ее история и культура - это миллионы русских, включая и его самого, но ведь все они и сам он - ничто!

Для Достоевского смысл жизни как отдельной личности, так и народа и всего человечества - в религии; поэтому смысл и содержание России и ее культуры составляет вера, причем глубокая, наполняющая всю душу, истинная русская и только русская православная вера, вот почему отрицание России означает отрицание русской веры.

У кого нет народа, у того нет и Бога - так в "Бесах" коротко и четко формулируется тесная взаимосвязь между патриотизмом и теизмом, между атеизмом и революцией. Атеизм - нигилизм - революция для Достоевского синонимы.

Отрицание России для нигилиста означает признание Европы: Россия - ничто, Европа - все, много или хотя бы нечто!

Признание Европы - это прежде всего признание европейской религии, католицизма; протестантство для Достоевского - quantite negligeable. 8 Но поскольку европеизирующаяся Русь утратила веру, то пристрастие атеиста к Европе и католицизму (неважно, сознает ли он это достаточно ясно) доказывает, что по своей сути католицизм не есть истинная религия, да это и вообще не религия, а всего лишь атеизм и натурализм.

Далее, в политическом и социальном плане нигилистическая европеизация России означает социализм, который по той же самой причине является лишь социальной формой атеизма.

Нигилизм как неверие * означает европейскую лженауку, или, точнее, полунауку, полуобразованность. А потому атеист - нигилист в сущности и буквально - собственно не атеист, а лишь полуатеист, человек полуобразованный. Бывают атеисты, достаточно серьезно верящие в черта. Достоевский часто говорит, что русский вообще не может стать атеистом, а потому даже самого упорного атеиста Ивана Карамазова


--------------------------------------------------------------------------------

* Nihilisti appellantur, qui nihil credunt et nihil docent 9 - это старое изречение св. Августина довольно точно совпадает с пониманием Достоевского.

стр. 234


--------------------------------------------------------------------------------

он изображает лишь как скептика, восстающего против Бога: в конце концов Иван признает Бога, но возвращает ему входной билет в его мир... Полуобразованные нигилисты часто выступают как убогие чертики, даже не как бесы; так, в " Бесах" они изображены полуобразованными людьми, неверующими, но все же суеверными. Достоевский часто говорит о полуобразованности нигилизма; в этой полуобразованности он видит наихудший бич XIX века. Двойственность (точнее сказать, раздвоение) - вот любимое слово Достоевского; отсюда половинчатость русских: полурусский, полуевропеец, полуверующий, полуфилософ, полусвятой, полубес...

В письме Майкову, где Достоевский сообщает план задуманного им романа о "великом грешнике", мы читаем о тринадцатилетнем мальчике, который уже принял участие в преступном злодеянии; родители отдают его в монастырь, где юный нигилист сходится с великим божьим человеком Тихоном. Мальчик - Достоевский это подчеркивает - по происхождению "человек нашего общества"; следовательно, полуобразованность проявляется как моральная извращенность. С неослабевающим рвением Достоевский подчеркивает близкую связь атеизма с нравственной анархией; и хотя взаимоотношение этих двух категорий отнюдь не такое, что-де из атеизма следует анархия, напротив, моральная извращенность ведет и к атеизму, тем не менее атеизм становится прикрытием безобразий.

Отнюдь не из философии, а из безнравственности вытекает этот атеизм полуобразованности, атеизм идеи, которая очутилась на улице, как он однажды характеризует мятежную полуобразованность нигилистов. 10

Особенно половую несдержанность Достоевский обозначает как проявление великой безнравственности своей эпохи. Иван Карамазов - Фауст и Дон Жуан в одном лице, и из них двоих Дон Жуан сильнее. Братья Карамазовы и их отец - представители этой болезни, карамазовщины.

Такой же полуобразованностью Достоевский считает либерализм, "петербургскую русско-европейскую науку", которая выступает против русской религии, либерализм западников, за который он в романе "Бесы" так резко бичует Тургенева. Когда его друг Майков узнал в действующих лицах этого романа постаревших героев Тургенева, Достоевский был в полном восторге.

II

Зосима. Религиозная философия

(русский монах преодолевает нигилизм)

Нигилист - всегда атеист, то есть экстремальный индивидуалист, то есть самовластный хозяин жизни и смерти, то есть, то есть... Формула Достоевского как логическая цепочка силлогизмов в каждом читателе вызовет сомнения, и результат действительно неверен. Неверен сам основной тезис.

Но прежде чем подвергнуть критике анализ и объяснение Достоевским нигилизма, ознакомимся еще и с противоположным тезисом - с тем, что Достоевский противопоставляет нигилизму, чем хочет заменить, преодолеть нигилистическое мышление.

С чисто абстрактной, логической точки зрения атеизму должен быть противопоставлен теизм, и точно так же пессимизму - оптимизм, бегству от жизни - радость жизни и т. д. Бог существует - следовательно, существуют свет и жизнь в гармонии, следовательно - никакого индивидуализма, никакого убийства или самоубийства и т. д. Эти позитивные формулы, точно так же как и негативные, сразу побуждают к критике; возьмем уже основной тезис: существует ли только один вид атеизма, как и один вид теизма?.. Голые логические тезисы и антитезисы недостаточны, хоть и видно, как эти формулы проявляются в полноте жизни, как эти логические скелеты в романах Достоевского подпираются фигурами из мяса и костей. Только выдающийся анатом и психолог смог бы по скелетам определить живых личностей или даже

стр. 235


--------------------------------------------------------------------------------

течение их жизни. Сам Достоевский не довольствуется философскими формулами, он создает и изображает людей, живущих по его формулам или вразрез с ними.

Наиболее зрело Достоевский освещает религиозную проблему в "Карамазовых". Все действие романа развертывается в монастыре и его окрестностях, перед нами возникает весьма живая картина русской монастырской жизни, религиозные проблемы представлены в художественной форме разнообразнейшими характерами, но, помимо этого, из уст монастырского "старца" Зосимы мы непосредственно получаем краткий катехизис религиозной философии Достоевского. Идеальная фигура этого монаха и его монастырская жизнь подаются нам как противоположность атеистическому, светскому образу жизни склонного к философии Ивана. Собственно, прямой противоположностью Ивана является его родной брат Алеша, однако сам Алеша живет по учению и наставлениям Зосимы, которые он оставил потомкам вместе с жизнеописанием старца. Центральная часть "Карамазовых" - вторая, где раскрываются философские и религиозные взгляды Зосимы.

Отец Зосима начинает свои медитации размышлениями о русском монахе, в котором он находит чистое подобие Христа; но Христос - это Бог, он богочеловек, теизм - это вера в Христа, следование Христу. Подобным следованием и живет русский монах, и только русский монах; русский монах представляет собой Imitatio 11 исключительно русского Христа, русского Бога. Итак, не только теизм, не только Бог, но именно русский Бог; русский Христос - истинный Бог, истинный Христос!

Русский монах прежде всего отвергает светскую науку, поскольку она признает лишь чувственный опыт и замыкается перед духовным миром. Представители светской жизни провозглашают свободу, но эта свобода основана не на чем ином, как на свободе предаваться желаниям и все более усиливать чувственное восприятие; однако богатых это ведет к одиночеству и духовному самоубийству, бедных к зависти и убийству. Люди мечтают о всеобщем братстве, потому что были изобретены железные дороги и телеграф, но это лишь мечта, в действительности взыскуемая и обещанная свобода оборачивается рабством, братство - разъединением и одиночеством. В результате громоздится все больше вещей, но радости становится только меньше.

Монах идет иными путями. Свет смеется над его послушничеством, над его постами и молитвами, но именно в этих регулярных упражнениях и заключается истинная свобода, а с нею истинная духовная радость! Монах поистине свободен, он освобожден от тирании вещей и привычек. Монах далек от одиночества, в котором его упрекают, он любит ближних, в своей любви он един с народом. Русский народ верит монаху, а не ученым. "От народа спасение Руси. Русский же монастырь искони был с народом. (...) Народ верит по-нашему, а неверующий деятель у нас в России ничего не сделает, даже будь он искренен сердцем и умом гениален. (...) Народ встретит атеиста и поборет его, и станет единая православная Русь" (14, 285). Русский монах, этот молчаливый постник, поднимется и спасет Россию.

Но и народ портится, огонь порчи ширится ежечасно и приходит сверху. В деревне появляются одиночки - ростовщики и прочие паразиты; купец богатеет, оставаясь необразованным, подражает дворянину, народ гибнет от пьянства. Однако Бог спасет Россию: простой человек из народа испорчен, но еще верит в правду, еще верит в Бога. Не так обстоит дело с высшими слоями, которые хотят построить общество одним лишь своим разумом, без Христа. Они уже объявили, что нет преступления, нет греха. В Европе вожди направляют народ на борьбу с богатыми. Но русский народ, несмотря на двухсотлетнее рабство, не раб, он свободен, лишен мстительности и зависти. И потому Россия уже на правильном пути: даже самый испорченный русский богач устыдится своего богатства при встрече с бедными, и бедняк отплатит ему за этот стыд любовью. "Верьте, что кончится сим: на то идет. Лишь в человеческом духовном достоинстве равенство, и сие поймут лишь у нас" (14, 286). Монастырь являет собой пример совместной жизни (коммунизма). Всегда будут господа и слуги,

стр. 236


--------------------------------------------------------------------------------

без слуг мир невозможен; но веди себя так, чтобы твой слуга чувствовал себя с тобой духовно свободнее, чем если бы вообще не был слугою. Почему я не могу быть слугой своего слуги без гордости со своей стороны, без недоверия с его стороны? Евангелие учит, что любой из нас может служить всем людям. Представители светской образованности и их наука хотят строить общество с помощью одного лишь разума, установить равенство и справедливость - это утопично, утопичнее, чем вера в Христа и надежда на него.

Молись и люби - так можно обобщить еще одну заповедь Зосимы. Истинная молитва воспитывает; в особенности Зосима советует совершать ежедневную молитву за умирающих.

Любите ближнего и в его грехе - это высшая любовь на земле, подражание любви божьей. Любите всякое творенье божье, и мир в целом, и каждую пылинку. Любите животных, любите растения, любите каждую вещь.

<...>

Отец Зосима кончает свое поучение "мистическим рассуждением" об аде. "Что есть ад?" - "Страдание о том, что нельзя уже более любить" (14, 292). Зосима так объясняет вечную кару: душа как вечное духовное существо появляется на свет, дабы сказать: "Я есмь, и я люблю" (14, 292). Если она не использует эту возможность и останется без любви и глубокого чувства, она уже не сможет любить на том свете, потому что не принесла свою жизнь в жертву любви.

Тайной физических мук после смерти Зосима заниматься не хочет, но навеки осужденные должны были бы радоваться физическим мучениям, ибо благодаря им могут хоть на миг забыть о мучениях душевных. А от душевных мук они не могут быть избавлены, поскольку эти муки приходят не снаружи, а изнутри.

<...>

* * *

Монах спасет Россию, однако спаситель заставляет долгонько себя ждать! После внимательного чтения "Карамазовых" я долго искал его в самых различных монастырях святой Руси, отца Зосиму и Алешу я искал, но не нашел; напротив, я видел другие типы монахов из "Карамазовых" - отца Паисия, Ферапонта и др. Хоть я и познал идеальные фигуры монахов, познал учеников Христовых, пытавшихся как можно точнее следовать примеру своего учителя, хоть я вспоминаю их с радостью и вижу их прекрасные лица и фигуры, но напрочь рассеять сомнения Ивана Карамазова они не смогли.

IX Убийство и самоубийство

1

Приступаем к важнейшим логическим выводам нигилистического атеизма: атеист убивает себя или кого-либо другого; пусть на какое-то время его не удержит карамазовщина, но все же в конце концов дело дойдет до последнего вопроса: быть или не быть; логика атеизма побеждает с неумолимой последовательностью.

Прежде всего нам должно быть ясно различие между "логическим" следствием атеизма и психологической мотивировкой этого следствия в отдельно взятом случае. О логическом следствии атеизма, естественно, нужно судить с учетом того, что понимается под словом "атеизм"; и мы будем оценивать самоубийство не только с этической и религиозной точек зрения, но и метафизически, как последний вопрос жизни: что такое смерть, что означают смерть, жизнь? Что означает так называемая неестественная смерть? Что означают убийство-самоубийство? Ответ на этот вопрос зависит

стр. 237


--------------------------------------------------------------------------------

от того, как мы воспринимаем убийство-самоубийство психологически. Мы будем судить и оценивать всякий отдельно взятый поступок не только психологически, но и социологически, и исторически, т. е. как данный социальный и исторический факт.

О таких методологических защитных мерах предосторожности неприятно читать в процессе анализа творчества поэта, и потому я не буду о них распространяться, но тем энергичнее должен обратить внимание читателя на ход наших дальнейших рассуждений.

Основную идею и метод доказательств великого антинигилиста, его ведущую, центральную идею я препарировал из его произведений как метафизический скелет; но этот скелет поддерживает и несет на себе мясо и кости живых и активно действующих людей, в социальной полноте отдельных характеров и их жизненных условий эта основная идея проявляется психологически и исторически, а отнюдь не логически. Да и Достоевский выводит в своих произведениях не логический силлогизм, а совершающих поступки людей. Идею мы должны и можем абстрагировать из целого. Естественно, это относится к каждому поэту. У Достоевского это делать проще в той мере, в какой он в своих романах рассуждает об идее in abstracto, кроме того, мы находим комментарий в "Дневнике".

Свою главную тему Достоевский варьирует различными способами; более того, собственно, во всех послесибирских романах у Достоевского всего одна тема, но при этом она не тождественна, потому что варьируются обстоятельства, действующие лица, их идеи и цели. Достоевский - поэт социальный и социологический, он наблюдает за русской общественной жизнью с точки зрения философии истории, в особенности стремится понять смысл и значение своей эпохи, в первую очередь нигилизм как великое историческое движение от Петра и по настоящее время. Старается изобразить борьбу веры с неверием, охватившую массы, показывает, как осколки великих идей, проникая в человеческую жизнь, проявляются в людях in concrete в самых разных поступках, так что их нельзя охватить логической связью в отдельных случаях и отдельных моментах. Достоевский переводит жизнь человечества, и особенно России, в определенные историко-философские категории, идеи, но не изображает "чистые" идеи, а рисует психологические, иной раз психопатологические индивидуальные портреты и массовые сцены. Поиски логики в психологических и исторических явлениях отличают искусство Достоевского, но на читателя воздействует и то, насколько эти поиски трудны и серьезны.

Достоевский ясно осознает, что "логическое самоубийство" совершается не всегда так логично, как он выводит его из идеи материалистического атеизма в своем "Приговоре"; он вообще пытается определить характер социально- исторической идеи именно в связи с "логическим самоубийством". В "Дневнике" за 1876 год содержится несколько добавлений к "Приговору"; для познания способа, каким Достоевский размышляет о проблемах и как их для себя формулирует, весьма поучительна повесть "Кроткая", написанная примерно в то же время и заполняющая ноябрьский номер "Дневника" (1876). Муж самоубийцы сразу после происшествия пытается понять смысл самоубийства, сосредоточить свои мысли в одной точке и объяснить злополучный поступок. Достоевский говорит нам, что дает стенограмму мыслей, запечатлевающую противоречия логики и чувств; он называет повесть с формальной стороны "фантастической", но со стороны жизненной она, по его мнению, в высшей степени "реальна". Слово "фантастическая" здесь у Достоевского определяет психологическую сторону события, чей "смысл", "толкование" - идею - он ищет.

Такое противопоставление психологической и логической стороны Достоевский имеет в виду во всех своих произведениях. В "Карамазовых" он, например, использует [речь] прокурора, чтобы охарактеризовать "фантастическую" сторону нигилистского движения: очень часто совершаются абсолютно опрометчивые, прямо абсурдные и непонятные убийства и самоубийства (последние без каких бы то ни было гамлетовских вопросов); однако он показывает, что в русских условиях до самых корней раз-

стр. 238


--------------------------------------------------------------------------------

рушены нравственные основы, и выводит из этого отдельные абсурдные ("фантастические") поступки. Прокурор действует здесь в психологическом плане совершенно в духе Достоевского. Отдельный нигилист и атеист, пожалуй, может воспринимать идею своих устремлений более или менее неясно, непоследовательно, может ее вообще не понимать и не осмысливать до конца, в своем поведении он идет за другими, копирует этих других, служит движению, не сознавая его целей, - но именно такова идея нигилизма в массовой форме и в качестве составляющей исторического процесса. Однако следует еще изучить, правильно ли, ясно ли понял эту идею сам писатель, - собственно, уже не нужно изучать этот вопрос, потому что мы видели, насколько неточна формула Достоевского.

2

Попробуем теперь подробнее изложить идею самоубийства и убийства у Достоевского с психологической стороны, чтобы вынести о ней окончательное суждение.

Прежде всего констатируем факт, как мы увидим, весьма важный, что Достоевский раньше и гораздо подробнее анализирует убийство; самоубийству как главной теме не посвящен ни один из его романов, только повесть "Кроткая", причем ее можно воспринимать как иллюстрацию идеи, в форме силлогизма представленной в статье "Приговор" из "Дневника писателя". Убийство Достоевский исследует в своем первом антинигилистическом романе "Преступление и наказание"; о том же более кратко говорится в "Бесах", в "Идиоте" и в "Карамазовых". Два самоубийства он изобразил в "Бесах" (Кириллов, Ставрогин), самоубийство Крафта описал в романе "Подросток", самоубийство убийцы Смердякова в "Карамазовых". Особенность трактовки Достоевского состоит в том, что убийство и самоубийство он истолковывает как убийство и самоубийство философские, логические; если, например. Золя сводит убийство к инстинктам и склонностям, к атавизму, к унаследованной дикости, то Достоевский в обоих поступках видит проявление мировоззрения и понимания жизни. При этом Достоевский кое в чем делает Золя уступки, в отдельных случаях могут воздействовать и мотивы нелогичные, нефилософские, "фантастические"; в одном месте "Бесов" описывается (Кириллов) различие между самоубийством "с причиною" и "безо всякой причины", "только для своеволия". Достоевский идет еще дальше и показывает, что и логическая идея осуществляется "фантастически": решающее действие совершается абсолютно механически, в величайшем возбуждении и при полностью ослабленной воле. Легко воспринять идею, но совершить действие тяжело - борьба с собственным сознанием приводит решившегося на этот шаг человека в почти патологическое состояние, а в этом состоянии само действие совершается полностью механически, без размышления.

Из разговора Кириллова с Петром Степановичем мы узнаем, что не Кириллов "съел" идею, а идея "съела" его; таким натуралистическим способом выражено воздействие навязчивой идеи. Как "съеденные" изображаются не только Кириллов, но и Раскольников, Иван и вообще все носители идеи. Посмотрим хотя бы, в каком душевном состоянии Раскольников воплощает свою идею! Он не видит и не слышит, убивает не только жертву, которую избрал, но бросается и на ее случайно появившуюся сестру вопреки продуманному плану, Раскольников совершает преступление при открытых дверях.

Точно так же мы можем изучать в "Карамазовых", сколь многообразными импульсами подготавливается убийство старого Карамазова, т. е. подготавливается в убийце, который все сознает, мыслит и хочет осуществить задуманное; особенно в этом случае идея внушается убийце - сознательно или бессознательно.

Возбуждающее воздействие убийства (и самоубийства) Достоевский изображает и как массовое настроение. После убийства Шатова в "Бесах" почти все общество охвачено приступом истерики; и уже подготовка к убийству так взволновала членов тайного кружка ужасом близкой смерти, что никто не был способен на решительное

стр. 239


--------------------------------------------------------------------------------

действие. Руководитель преступной акции Верховенский, чтобы выработанный им план был исполнен, вынужден действовать сам; однако у Верховенского совершенно иной характер, чем у Раскольникова, - ему приписывается холодная, продуманная злоба. Власти идеи-фикс, естественно, подчиняется и холодно рассуждающий Верховенский. При случае, чтобы обозначить воздействие навязчивых идей, используется выражение "фанатик послушания" (об офицере Эркеле).

Подобный же истерический приступ мы видим в повести "Кроткая"; [точно так же и в "Бесах"] автор привлекает внимание читателя к одному из соучастников, который бессмысленно кричит.

В "Идиоте" убийство выводится из патологического родства сексуальной любви, ненависти и жестокости. Рогожина тоже "съела" идея, но осуществленное им убийство психологически мотивировано совершенно иначе, чем убийство, содеянное Раскольниковым.

Я ограничиваюсь этим кратким анализом психологии убийства у Достоевского; если заниматься подробностями, пришлось бы указать и на многое иное. Единственное, на что бы я еще обратил внимание, - это волюнтаризм Достоевского, который проявляется и здесь: вера и неверие возникают без участия нашей воли, но в связи с самыми тайными нашими помыслами, так и решение совершить убийство или самоубийство Достоевский объясняет проявлением самых существенных сторон личности; навязчивая идея - лишь рациональное обозначение роковой склонности натуры. В "Бесах" убийство прямо именуется "самым низким пунктом моего своеволия", тогда как самоубийство - его "высший пункт". Это слова самоубийцы Кириллова; убийца Верховенский, напротив, говорит, что убил бы, чтобы доказать свою свободную волю, кого-нибудь другого, а не себя.

Описание душевного состояния Раскольникова и всех убийц выполнено замечательно; и все же мы не сможем полностью согласиться с предлагаемым психологическим объяснением. Навязчивая идея представляется мне слишком навязчивой; преувеличено также возбуждение убийц и их окружения, и вообще у меня возникают сомнения относительно воздействия подсознания, которое играет у Достоевского столь роковую роль.

Поэтому я не могу согласиться и с идеей убийства и самоубийства у Достоевского. Проследим пристальнее со стороны психологической за последовательностью поступков и убедимся, что собственную идею-фикс Достоевский основал не на идеях-фикс своих героев.

Формула Достоевского не выдерживает критики. Возьмем первого нигилиста - Раскольникова. Является ли Раскольников социалистом, нигилистом типа Базарова, философом-атеистом? Что это за философ, который чисто психологически не способен отличить массовые убийства, осуществленные Наполеоном, от уничтожения одной "вши"? Что сверхчеловеческого в поступке Раскольникова? В одном из разговоров с Соней Раскольников сознается: "...я самолюбив, завистлив, зол, мерзок, мстителен, ну... и, пожалуй, еще наклонен к сумасшествию" (6, 320). В последующем самоанализе Раскольников признает, что в университете не трудился, не мог себя прокормить, тогда как другие работали и зарабатывали на хлеб... Целые дни он жил в своей поганой конуре, как паук... "работать не хотел, и даже есть не хотел, все лежал" (6, 320).

И это характеристика атеиста? Философа-атеиста? И если Раскольников был атеистом, то уж во всяком случае не нигилистом. Например, Каракозов (у Достоевского перед глазами был этот пример в 1866 году, когда вышел его роман) не захотел бы убить и ограбить старую, беззащитную женщину. Всякое деяние этически оценивается по его мотивам. Раскольников не политический преступник, а по общепринятым понятиям - уголовник.

Дело в том, что идея и формула Достоевского слишком туманны и неясны. В "Карамазовых" мы, например, читаем, что Зосима связывает "идею" с экономичес-

стр. 240


--------------------------------------------------------------------------------

кими условиями: богатые изолируются и подвергаются духовному самоубийству, бедные, снедаемые завистью, убивают; следовательно, вновь убийство-самоубийство как результат материализма и т. д., как результат "идеи", но убийство, совершаемое бедными, - реальное, жестокое убийство, богатые же убивают себя "духовно"! Я не буду несправедлив к Достоевскому, если скажу, что, следуя своей логике, он легко нашел бы доводы, доказывая, что "духовное" самоубийство всегда хуже физического...

В "Великом инквизиторе" идея переносится в психологическую сферу следующим образом: бунтовщики и упрямцы ("непокорные и свирепые" 12 ) истребят себя сами, непокорные, но малосильные истребят друг друга, слабосильные и несчастные приползут ко кресту. Вглядимся пристальнее в психологию, скрывающуюся за завитками слов, и мы увидим, что она несостоятельна, как и сама идея. Если неясны главные идеи, они дезориентируют нас и не годятся даже для историко-философского истолкования отдельных событий.

3

Анализ самоубийства тоже психологически и философски сомнителен. Хотя силлогизм "Приговора" соблюдается довольно точно, но еще вопрос, можно ли считать этот "приговор" верным по существу.

Припомним бегло наиболее важные самоубийства в произведениях Достоевского. Здесь перед нами на первом месте женщина из повести "Кроткая", потому что это сочинение было воспринято как прямая иллюстрация к "Приговору".

<...>

Повесть, скорее, представляет собой монолог, собственно лишь полет мыслей безымянного бывшего офицера, а ныне владельца ссудной кассы; труп лежит на столе в соседней комнате, мужчина ходит из угла в угол и вспоминает всю цепь событий, всю историю их взаимоотношений, чтобы понять ее поступок, взвесить обоюдную вину. Несмотря на все эти размышления вслух, мы не можем определить, кто из них виноват больше, кто вообще виноват, - в полном согласии с избранным методом Достоевский оставляет читателю право на собственное решение. "Что мне теперь ваши законы? К чему мне ваши обычаи, ваши нравы, ваша жизнь, ваше государство, ваша вера? (...) Люди на земле одни - вот беда! (...) Одни только люди, а кругом них молчание - вот земля! "Люди, любите друг друга", - кто это сказал? чей это завет?" (24, 35).

Вспомним формулу Достоевского, - где здесь атеизм? Кроткая веровала в Бога, в последний момент она еще ищет опоры в своей иконе Богородицы, которую унаследовала от родителей, ее веру в русского Бога подтверждает и то обстоятельство, что она захотела праздновать свадьбу по старому обряду, тогда как муж хотел совершить обряд a l' anglaise, 13 лишь при двух свидетелях. Следовательно, если кто из них и был атеистом, то скорее муж; хотя тут можно возразить, что герой сам полемизирует с Миллем и его идеалом женщины, 14 но, с другой стороны, он приходит к заключению, что люди не любят друг друга, - и это атеизм? Не любят, - однако речь тут не о любви к ближнему, а о любви супружеской, об отношениях между мужем и женой, а они возникли на сомнительной основе. Вот в чем решающая причина! Она выходит за него, чтобы избавиться от купца; вероятно, хотела бы его любить, но не любит и потому решается - несмотря на теизм, и русский теизм - сперва на убийство, а потом, под воздействием угрызений совести и сознания вины - на самоубийство, оставаясь верующей. Или мы должны сказать, что он сам побудил ее к убийству и самоубийству, что убийца - муж? Но этому противоречит тот факт, что об убийстве он совершенно не думал; наоборот, у него был свой "план": за три года заработать 30000 рублей и потом жить на южном крымском берегу в домике с женой и детьми. Короче говоря, тут перед нами одно из тех "случайных" супружеств (здесь уже используется это слово), которые для людей становятся адом...

стр. 241


--------------------------------------------------------------------------------

В "Бесах" "логическим" самоубийством завершает свою жизнь Кириллов, но это "логическое" самоубийство совершает психопат, и нужно учесть, что ему внушают и прямо приказывают, чтобы он это сделал.

Прежде всего я изложу, не прерывая себя критическими замечаниями, исповедуемую Кирилловым философию самоубийства.

Кириллов различает самоубийство по причине от беспричинного самоубийства. К первой категории относятся самоубийства от большой грусти или со злости, а также самоубийства в состоянии аффекта и вообще все самоубийства, совершенные неожиданно, без раздумий. Все они могут быть объяснены одной причиной - страданием.

Самоубийство, совершенное по зрелом размышлении, после долгих раздумий, - это самоубийство "логическое", философское.

Жизнь - сплошные страдания, сплошная тоска; человек несчастен, но любит жизнь, потому что любит страдания, тоску и страх и боится смерти.

"Новый человек" не будет бояться, будет горд и счастлив; Бога не будет, поскольку Бог - не что иное, как страдание из-за страха смерти. История разделится на два периода: от гориллы до уничтожения Бога, и от уничтожения Бога до физического изменения земли и человека, т. е. до того момента, когда человек станет Богом, когда человек, его мышление и чувства изменятся.

Богом станет тот, кто имеет смелость сам себя убить, ибо самоубийством он утверждает абсолютно свободную волю, свою волю. * Такое добровольное самоубийство и есть самоубийство беспричинное. "Меня Бог всю жизнь мучил... - говорит Кириллов. - Человек только и делал, что выдумывал Бога, чтобы жить, не убивая себя... (...) Я один во всемирной истории не захотел первый раз выдумывать Бога" (10, 471).

И наконец, Кириллов признает, что он Бог только против собственной воли, потому что пока еще вынужден проявить свою волю самоубийством, ибо кто-нибудь должен начать, чтобы указать остальным дорогу. "Я ужасно несчастен, ибо ужасно боюсь" (10, 472). Только когда человек поймет, что он царь, и не будет себя убивать, он будет жить во славе и почете.

Такая философия самоубийства согласуется с логикой, но я бы сказал, что это логика слишком чистая, самоубийство должно совершиться безо всяких причин, как самостоятельное волевое решение. Тут мы имеем явную карикатуру на дарвинизм и идею сверхчеловека, которая последовательно вытекает из дарвиновской теории развития. Собственно, сам Кириллов не атеист, напротив, он верит в Христа, которого хоть и не называет, но говорит о "Нем" с величайшим почтением: "Вся планета, со всем, что на ней, без этого человека - одно сумасшествие. Не было ни прежде, ни после Ему такого же, и никогда, даже до чуда. В том и чудо, что не было и не будет такого же никогда. А если так, если законы природы не пожалели и Этого... а заставили и Его жить среди лжи и умереть за ложь, то, стало быть, вся планета есть ложь и стоит на лжи и глупой насмешке. Стало быть, самые законы планеты ложь и дьяволов водевиль" (10, 471). Ложь зиждется как раз на том, что прежде был Бог, [замечает Верховенский].

В "Бесах" убивает себя и Ставрогин, герой романа; он совершает самоубийство в неожиданном приступе, если учесть тот факт, что незадолго до этого он ясно написал, что не убьет себя, правда, такое обещание доказывает: о самоубийстве он уже помышлял.

"Логическое самоубийство" без иронической карикатурности мы найдем в романе "Подросток"; здесь нигилист Крафт убивает себя совершенно реалистически и позитивистски: френология, краниология, физиология, даже математика убедили его, что русские с точки зрения расы неполноценны и потому могут служить лишь материалом, послушным высшей расе; поэтому он приходит к заключению, что любая дальнейшая деятельность русских парализована и у всех должны опуститься руки; но он идет еще дальше, к конечному суждению и заключению, что русскому как таковому


--------------------------------------------------------------------------------

* "Своеволье" - собственная воля с дополнительным значением произвола.

стр. 242


--------------------------------------------------------------------------------

не следует жить. Крафт застрелился, оставленные им дневниковые записи дают объяснение его поступку.

Необходимо напомнить еще об одном самоубийстве - Смердякова в "Карамазовых". Лакей Смердяков убил старого Карамазова; позднее, когда идут поиски убийцы, он сам себя убивает. Смердяков тоже психопат и, как Кириллов, страдает эпилепсией.

Итак, из всего сказанного вытекает следующее: мы находим у Достоевского самые различные виды самоубийства, которые он объясняет самыми различными импульсами. Достоевский говорит о самоубийствах на почве романтики, в приступе экстаза, из стыда и т. д., например, он рисует возвышенное настроение Мити в момент, когда он покидает Катерину Ивановну и чуть не пронзает себя саблей. Не забывает Достоевский и о привычке возить с собой револьвер; множество самоубийств и убийств совершилось потому, что револьвер был уже взят в руку, - это как позыв броситься в пучину у тех, кто стоит на высоком берегу.

Полностью "логическим" самоубийством, собственно говоря, кончает жизнь только Крафт.

Атеистическое самоубийство - это самоубийство продуманное, самоубийство сверхчеловека, и его главным поводом бывает гордыня, человек воображает себя Богом. Это "сатанинская гордость", как называет ее отец Зосима, хотя далее не может объяснить, как она могла возникнуть и вырасти в Богом сотворенных ангелах. Поэтому также Великий инквизитор называет сатану: "Страшный и умный дух, дух самоуничтожения и небытия" (14, 229).

Следовательно, не смерть, а самоубийство является прямой противоположностью жизни, дьявол как бог нежизни, как противоположность Богу жизни.

Х Формула Достоевского вызывает сомнения

1

Если мы подведем итог нашему предыдущему анализу творчества Достоевского, то должны будем прийти к выводу, что в своем воинственном походе против нигилизма писатель не одержал победы: его формула относительно атеизма ошибочна.

Разумеется, нужно строго различать два вида нигилизма, которые анализирует Достоевский, подменяя один другим: нигилизм "Бесов" не следует смешивать с нигилизмом остальных антинигилистических романов, надо очень строго учитывать, что о террористическом нигилизме речь идет только в "Бесах", тогда как о философском и религиозном - во всех четырех произведениях. Поскольку и "Бесы" в значительной мере посвящены философским и религиозным вопросам, то на терроризм приходится относительно небольшая часть антинигилистической деятельности Достоевского.

Так что важно вынести для себя суждение об анализе терроризма в "Бесах".

Это произведение выходило в 1871-1872 годах; Достоевский застал лишь зачатки террористической революции, которые мог наблюдать как общественное явление и о которых мог получать и, несомненно, получал различные сообщения. В начале семидесятых годов возникает "хождение в народ", широкий размах обретает и революционное движение. Достоевский сам кратко констатирует это в "Дневнике" за 1876 год (март).

Зачатки тайной террористической организации хорошо описаны в "Бесах": очень достоверно изображается незрелость движения, во многих отношениях лишенного ясной цели, показано, что существует по сути дела только один террорист, к которому остальные примыкают, сами не зная как. Этот вождь - молодой Верховенский; в

стр. 243


--------------------------------------------------------------------------------

глазах посторонних наблюдателей течение представляет Ставрогин, который сам не является членом тайного общества, но которого Верховенский ловко использует. Мы прекрасно видим, как мелкотравчатая, ленивая общественность провинциального города и ее предводители, страдающие недостатком принципов и программных установок, точно так же, как и беспомощная, бездеятельная бюрократия, фактически поддерживают рост движения. Например, вне всяких сомнений удачна фигура нигилиста и полицейского агента в одном лице. Движение завершает свою деятельность убийством студента Шатова; за границей Шатов был нигилистом, но изменил свои взгляды, стал славянофилом, однако его убивают из страха, что он может выдать всю группу. Я уже отметил, что убийство было вынужденным.

Что касается программы и учения нигилистов, то в "Бесах" критически затронуты только Нечаев и Бакунин, причем учение Бакунина подано неверно. Если вождь заговорщиков Верховенский провозглашает, что нужно уничтожить все: государство и его мораль, - останутся только они, умные, которые соединятся с другими умными и подчинят себе глупых, то это, возможно, отражает взгляды Нечаева, но отнюдь не Бакунина.

Критика Достоевского, несомненно, справедлива по отношению к отдельным террористам или каким-то их группам, но осуждение движения в целом фактически неоправдано и несправедливо. Толстой был безусловно противником всех насильственных акций, но допускал, что революционеры не хуже, а лучше тех, против кого они борются. Террористы семидесятых годов не были "бесами".

Критика Достоевского совершенно необоснованна и оскорбительна и в частностях. "Труба для стока нечистот" и другие подобные характеристики сомнительны и в художественном отношении. Если автор рассказывает, например, что жена Шатова, воспитательница, через короткое время после вступления в брак сбежала от мужа, то это противоречит тому, что сам Достоевский (в 1876 году) говорил о русских студентках. 15

Достоевский, естественно, мог отвергнуть терроризм с этической и политической точки зрения; если бы он сделал это, но справедливо судил о людях и фактах, верно их видел, то послужил бы доброму делу. Однако его "Бесы" в своей концепции, в историко-философской перспективе, в частностях - произведение нереалистическое, неправдивое.

А как обстоит дело с атеизмом? Этот основной тезис Достоевского не выдерживает критики, потому что понятие атеизма остается неопределенным, сугубо негативным, если мы одновременно не определим и его позитивное содержание, в особенности этическое. Есть атеисты и атеисты! И есть теисты и теисты!

Примем условно определение Достоевского: разве в 1871- 1872 годах, когда роман "Бесы" выходил в журнале Каткова, на Руси не было значительно большего числа атеистов, которые не присоединились к нигилистическо- террористическому движению? А с другой стороны, разве не было террористов-теистов? Разве так называемые католические монархомахи и те, кто отстаивал "tyrannicidium" 16 в средние века, позднее - протестантские монархомахи, сами не были "Великими инквизиторами"? А Екатерина II и Александр I разве были атеистами?

Из атеизма нельзя как следствие выводить ни великие массовые революции, ни русскую революцию; революции выступают против теократии, против государства и церкви, однако их надо оценивать не только в данный конкретный момент, но с учетом их исторической подготовки и развития.

Да и отдельные террористы, совершавшие террористические акты, не всегда и не все были атеистами. Так, например, Занд 17 был теистом.

2

"Бесы" полемически направлены не только против нигилистического терроризма, но в особенности против нигилизма, как его формулировал Тургенев в романе "Отцы

стр. 244


--------------------------------------------------------------------------------

и дети", и следовательно, против позитивистского реализма. Короче говоря, эта полемика превращается в недопустимый фарс.

[Кармазинов -] Тургенев выведен в "кадрили литературы" - на литературном празднике; его выступление под названием "Merci" - пародия на "вещицу" Тургенева "Довольно". При описании Кармазинова - так здесь именуется Тургенев - Достоевский не жалеет вульгарных выражений (например, "кухарочная раздражительность самолюбия"). Старый либерал Степан Трофимович использован для того, чтобы скомпрометировать либерализм Тургенева. Мол, характер Базарова призван оттеснить Христа; Базаров вообще такое чудовище, что Степан Трофимович отрекся от своего западничества и стал патриотом и русским. Еще более недопустима сцена, в которой сын старого либерала встречается с Кармазиновым; Кармазинов-Тургенев, пытаясь сохранить приязнь этого негодяя, провозглашает свое нигилистическое кредо (он, дескать, не верит ни в русского Бога, ни в европейского, вообще ни в какого).

В целом подвергается насмешке все построение романа "Отцы и дети": изображается отношение Степана Трофимовича к сыну - и мы становимся свидетелями сцены проклятия, видим отношение Варвары Петровны к ее сыну и т. д.

И позднее Достоевский сохранил мелочную злость к Тургеневу, хотя и старался в "Карамазовых" придать Алеше черты большего "реалиста", чем все остальные.

[В "Бесах" Достоевский] карикатурно изображает не только Тургенева, но и Чернышевского, и Писарева. Роман "Что делать?" приводится как "катехизис" нигилизма, что наглядно демонстрируется на отношении Шатова к его жене; чтобы затронуть Писарева и вообще реалистический позитивизм, Степан Трофимович хочет прочесть лекцию о "Сикстинской мадонне", но против его замысла с презрением и отвращением выступает даже ультраконсервативная Варвара Петровна, которая усвоила утилитаристские идеи: мадоннами- де нынче уже никто, кроме старых дев, не интересуется. Мы слышим, что "стук телег, подвозящих хлеб человечеству", полезнее "Сикстинской мадонны". Сцена с проклятием Степаном Трофимовичем сына заканчивается восклицанием: "...факты, факты и факты, а главное, короче" (10, 241).


--------------------------------------------------------------------------------

1 От противного (лат.), противоположная посылка в системе доказательств.

2 Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Л., 1972. Т. 28, кн. 2. С. 329. Далее ссылки на это издание даются в тексте.

3 В зародыше (лат.).

4 Имеется в виду Георг Вильгельм Фридрих Гегель.

5 Белинский В. Г. Полн. собр. соч.: М.; Л., 1953. Т. 12. С. 22-23.

6 До самого конца (лат.).

7 Намек на книгу Макса Штирнера "Единственный и его достояние" (1845).

8 Величина, которой можно пренебречь (фр.).

9 Нигилистами называют тех, кто ни во что не верит и ничему не учится (лат.).

10 См. "Дневник писателя" за 1876 год: "В сущности это была грубая улица, и честная идея попала на улицу" (22, 101).

11 Ср. сочинение августинского монаха Томаса Кемпенского (Фомы Кемпийского - наст. имя Томас Гамеркен - ок. 1380-1471) "De imitatione Christi" ("Подражание Христу") (1415).

12 Эти слова в оригинале написаны по-русски.

13 На английский манер (фр.).

14 Речь идет о книге Дж. С. Милля "The Subjection of women" (1869) (русский перевод - "Подчиненность женщины", 1906). По-чешски эта книга вышла в 1890 году в переводе жены Т. Г. Масарика Шарлотты Гарриг-Масарик (1850-1923).

15 См. "Дневник писателя" за 1876 год (23, 51-53).

16 Убийство тирана (лат.).

17 Занд, Карл (1795-1820) - немецкий студент, убивший 23 марта 1819 года в Мангейме писателя Августа Фридриха Фердинанда фон Коцебу (род. в 1761 году).

стр. 245