Гете и Руссо - наиболее часто упоминаемые имена в дневниковых записях, фиксирующих круг чтения молодого Толстого. Об их произведениях в конце жизни Толстой говорит сходным образом: Полю Буайе - "Я прочел всего Руссо, да, все двадцать томов, включая "Музыкальный словарь""; 1 Д. Маковицкому - о том, что прочитал "все сорок два" тома Гете (40 томов штутгартского издания 1840 года); 2 А. Гольденвейзеру - "(...) Гете я три раза в жизни проштудировал от начала до конца". 3 В известном толстовском списке книг, произведших на него самое большое впечатление, под рубрикой "с 20-ти до 35 лет" "Герман и Доротея" Гете, а в рубрике "с 14-ти до 20-ти" рядом с Евангелием названы "Исповедь", "Эмиль" и "Новая Элоиза" Руссо.

Высказывания Толстого о Гете подробно описаны, 4 известны многочисленные сопоставления Толстого и Гете (начиная со знаменитого эссе Т. Манна). Много написано и о воздействии на Толстого Руссо. 5 Наша задача лежит в иной плоскости. Речь пойдет об одной из важнейших тем толстовского дневника конца 1840-х-1850-х годов - теме поэзии. Нас интересует становление и самоопределение Толстого в его размышлениях о существе "поэтического" в период выработки творческого поведения, осознания своей судьбы. Гете и Руссо оказываются в этих поисках двумя полюсами, между которыми движется траектория толстовского пути. Заметим также, что наша работа не связана с вопросом о влияниях: Толстой был художником, который вдохновлялся жизнью, а не литературой. Гете и Руссо взяты нами как знаковые фигуры, ориентиры, обращение к которым проявляет глубины творческого сознания Толстого-художника.

Как известно, Гете описал свои юношеские поиски жизненного назначения в "Поэзии и правде". Любопытно, что в 1906 году, задумав продолжить свои "Воспоминания", Толстой, как свидетельствует Д. Маковицкий, попросил найти ему в яснополянской библиотеке эту книгу Гете: "Вечерами зимою хочу писать свои воспоминания (...); хочу видеть, как он писал их; Гете-ста-


--------------------------------------------------------------------------------

1 Буайе Поль. Три дня в Ясной Поляне //Л. Н. Толстой в воспоминаниях современников: В 2 т. М., 1978. Т. 2. С. 268.

2 Маковицкий Д. П. Яснополянские записки // Лит. наследство. 1979. Т. 90. Кн. 2. С. 246.

3 Гольденвейзер А. Вблизи Толстого: В 2 т. М., 1922. Т. 2. С. 30.

4 Чистякова М. Толстой и Гете // Звенья. Вып. 2. М.; Л., 1933; Жирмунский В. М. Гете в русской литературе. Л., 1937; Мотылева Т. Толстой читает Гете. Тула, 1982.

5 Бенруби И. Толстой - продолжатель Руссо // Толстовский ежегодник. М., 1912; Руссо и Толстой. Речь академика М. Н. Розанова в торжественную годовщину собрания АН СССР. 2 февраля 1928 года (отд. оттиск); Эйхенбаум Б. М. Молодой Толстой. Пгр.; Берлин, 1922; Купреянова Е. Н. Эстетика Л. Н. Толстого. М.; Л., 1966; Лотман Ю. М. Руссо и русская культура XVIII- начала XIX века // Руссо Ж.-Ж. Трактаты. М., 1969; Алексеев-Попов В. С. Лев Толстой и Жан-Жак Руссо // Французский ежегодник-1982. М., 1984. О роли Руссо и Гете в становлении "позитивной моральной философии" Толстого 1850-1860-х годов говорится в монографии Д. Орвин: Orwin D. Т. Tolstoy's Art and Thought: 1847-1880. Princeton, 1993.

стр. 80


--------------------------------------------------------------------------------

рик". 6 Оба они - и Гете и Толстой - в воспоминаниях подводят итоги жизни, возвращаясь к ее началу. Однако в этом обращении к прошлому есть существенное различие. Гете описывает именно "путь поэта", 7 юного гения, осознающего свое произведение. Толстой же вообще исключает литературное творчество из своего жизнеописания, он рассказывает жизнь человека, а не поэта, здесь только "Wahrheit" - без "Dichtung". Перечитывая мемуары Гете, Толстой осуждает прежде всего их название: "Вымысел, поэзия и действительность - нехорошо". 8 В заглавии книги Гете союз "и" имеет и разделительное, и соединительное значение, тем самым противопоставляются и вместе с тем уравниваются реальное и поэтически воссозданное. 9 Вставляя в название слово "вымысел", Толстой подчеркивает: для Гете поэзия - это вымысел, а жизнь рассказана ради воссоздания обстоятельств возникновения этого "вымысла".

В собственных "Воспоминаниях" (1903-1905 годы) Толстой как бы "переписывает" свою первую вещь - "Детство" ("пожалел о том, что написал это", "литературно", "неискренно"). 10 Гете о себе-ребенке часто говорит отстраненно, в третьем лице: "мальчик", "дитя природы"; это словно кто-то другой, превращенный в героя произведения. У Толстого "я"-ребенок и "я" сегодняшний едины, и это ни в коем случае не "герой" биографии-романа. Рассказчик увлечен вспыхивающими в момент письма воспоминаниями, повествование как бы "не сделано", оно соответствует свободному потоку вспоминающего сознания. У Гете мемуары - "волшебный фонарь для поимки утраченных воспоминаний", 11 автор высвечивает "промежутки" жизни, прожитой между литературными произведениями, показывая, как создается поэзия - "вторая действительность"; жизнь тут - материал для творчества, и в ней драгоценно все, что служит основанием искусству. В "Воспоминаниях" Толстого есть и важна только "первая" действительность, памятью воскрешается во всех подробностях начало жизни, от которого переброшен мост к сегодняшней старости; все, что между ними, - ошибка, предмет покаяния. Литература как вымысел, игра рядом с этим мелка. Однако "поэзия" в толстовских мемуарах все же присутствует - поэтическим названо детство: "Невинный, радостный, поэтический период детства до 14 лет" (34, 347); "Не могут оторваться от детства, поэтического, любовного" (34, 375). 12

Таким образом, у позднего Толстого "поэзия" и "правда" находятся в иных отношениях, чем у Гете: "поэтическое" и "литературное" ("вымысел", "художественное") у него не связаны, а разобщены. Начало этого расхождения намечено уже в раннем толстовском дневнике.

Самоосознание личности в толстовском дневнике конца 1840- х-начала 1850-х годов проходит под знаком Руссо: Толстой занят самовоспитанием, он


--------------------------------------------------------------------------------

6 Лит. наследство. Т. 90. Кн. 2. С. 228.

7 "Так начался путь, с которого я уже не сошел на протяжении всей моей жизни, а именно: все, что радовало, мучило или хотя бы занимало меня, я тотчас же спешил превратить в образ, в стихотворение..." (Гете И. В. Из моей жизни. Поэзия и правда. М., 1969. С. 222).

8 Лит. наследство. Т. 90. Кн. 2. С. 228.

9 См. об этом: Чавчанидзе Д. Л. "Поэзия и правда" Гете - произведение эпохи романтизма // Гетевские чтения. 1984. М.,1986.

10 Толстой Л. Н. Полн. собр. соч.: В 90 т. М., 1952. Т. 34. С. 348. Далее ссылки на это издание даются в тексте с указанием тома и страницы.

11 Вильмонт Н. Век Гете и автобиография поэта // Гете И. В. Из моей жизни. Поэзия и правда. С. 31.

12 В ранних толстовских воспоминаниях ("Моя жизнь", 1878) есть и руссоистский эпизод: первое охваченное памятью осознание жизни - бунт против стягивающих пеленок ("Я связан, мне хочется выпростать руки..." - 23, 469); так Руссо в "Эмиле" с негодованием говорит о жизни как постоянном принуждении, рабстве - "от свивальника до заколачивания в гроб".

стр. 81


--------------------------------------------------------------------------------

сам для себя и воспитатель, и воспитанник (Эмиль), он борется со своей "испорченностью", вырабатывает свою религию, осваивает практическую "науку жить" (см. в "Эмиле": воспитатель должен научить ребенка "познанию самого себя", "умению пользоваться самим собою", "умению жить и делать себя счастливым"). 13

Импульсы для начала творчества в раннем толстовском дневнике - самые прозаические, точнее, "педагогические". Литература - это "занятие", дело, труд, средство удержать себя от лени, праздности, сладострастия. "Писание" оказывается для Толстого где-то рядом с гимнастикой: "Есть две причины этой страсти: тело и воображение. - Телу легко противостоять, воображению же (...) очень трудно. - Средство против как той, так и другой причины есть труд и занятия, как физические - гимнастика, так и моральные - сочинения" (46, 4).

Есть, однако, и второй осознаваемый Толстым побудительный стимул - среди других ("прогнать скуку, получить навык к работе и сделать удовольствие Татьяне Александровне") называется "тщеславная мысль" - желание славы. Творчество, таким образом, не только противостоит соблазнам, но и само с ними связано: второй после сладострастия главной своей страстью Толстой называет "любовь к славе" - тщеславие (46, 95). К литературной работе с самого начала намечено недоверие - с моральной стороны она оказывается двойственной.

Так же - и в любимом Толстым "Эмиле": Руссо оправдывается перед читателем за свои писательские занятия. Он ни в коем случае не хотел бы, чтобы его воспитанник стал сочинителем, ведь воображение разрушает природное равновесие. В программу воспитания естественного человека поэзия (искусство слова) включена только как средство для привития "хорошего вкуса": для изучения греческого и латинского языков. Читать своему воспитаннику Руссо предлагает только древних авторов - они "ближе всего к природе, и гений их более самостоятелен". 14 Это "чистая", первородная литература, она проста, в ней "изобилие фактов и скупость в суждениях". 15 Вся последующая литература вторична, подражательна, а современная литература - это "стоки" в "резервуар новейших компиляторов" (журналов, переводов), поэтому Эмилю-юноше она будет лишь продемонстрирована, чтобы он уже никогда к ней не возвращался. Для Руссо поэтическое искусство подобно театру - а он создан "не для торжества истины, а для того, чтобы польстить людям, позабавить их", 16 поэтому небольшая беда и вовсе не знать поэзии, беллетристики: "Говоря о воспитании, мы разумеем не эти пустяки". 17

Тема поэзии как самостоятельной сущности входит в толстовский дневник весной и летом 1851 года (Кавказ, начало работы над "Детством"), Толстой пытается передать впечатление от южной ночи (запись 11 июня), а затем, 12 июня, описывает чувство, возникшее в нем в эту ночь во время молитвы: в нем соединились мысль о Боге, состояние блаженства, тяга вверх, желание "слиться с Существом всеобъемлющим", "мольба и благодарность" (46, 62). Это экстатическое переживание разрешается драматическим ощущением "падения" в жизнь плотскую: молитва перелилась в мечту о счастье, славе ("заснул, мечтая о славе, о женщинах, но я не виноват, я не мог" - 46, 62).


--------------------------------------------------------------------------------

13 Руссо Жан-Жак. Эмиль, или О воспитании / Пер. с фр. П. Первова. 2-е изд. М., 1911. С. 21.

14 Там же. С. 496.

15 Там же. С. 495.

16 Там же. С. 497.

17 Там же.

стр. 82


--------------------------------------------------------------------------------

В следующей записи, 3 июля, - снова попытка описать красоту ночи и сопряженные с ней размышления о поэзии как разряде существования: "Зачем так тесно связаны поэзия с прозой, счастье с несчастьем? Как надо жить? Стараться ли соединить вдруг поэзию с прозой, или насладиться одною и потом пуститься жить на произвол другой?" (46, 65). Высокое чувство, в котором соединены и религиозное, и эстетическое, противопоставлено в этих записях "художественности" (выражению в слове): "Хочу молиться; но не умею; хочу постигнуть; но не смею - предаюсь в волю Твою! Зачем писал я все это? Как плоско, вяло, даже бессмысленно выразились чувства мои; а были так высоки!!" (46, 63). Как видно из этих записей. Толстой ощущает "поэзию" синтетически - она захватывает разные грани жизни, в поэтическом чувстве сливаются мечта и молитвенный экстаз, желание счастья и наслаждение природой. Эта неразложимая слитность и тревожит, и удивляет автора дневника. 18

В конце марта 1851 года, еще до поездки на Кавказ, Толстой впервые отмечает в дневнике чтение "Вертера" (46, 55). "Вертер" и лирика Гете останутся навсегда любимыми произведениями Толстого. Второй раз "Вертер" будет прочтен в 1856 году ("Читал Вертера. Восхитительно" - 47, 93). В лирических дневниковых записях 1851-го-начала 1852 года мы видим "романтического" Толстого: рядом с выписками из Ламартина о воображении и гении - записи о грусти и разочаровании, подчеркнут контраст высокой мечты о славе и любви и "бесцветного омута мелочной, бесцельной жизни" (46, 121). "Вертер" - лирический монологический роман в форме письма-дневника. Главный герой - поэтическая натура, занятия которого - природа и искусства (он пытается заниматься живописью, как молодой Гете). Вероятно, Толстому близки в "Вертере" поэтические излияния юной души, стремление выразить чувство единства с природой, ощущение соприкосновения с божественной сущностью мира - и боль от невозможности все это передать средствами искусства: "Никогда моя любовь к природе, к малейшей песчинке или былинке не была такой всеобъемлющей и проникновенной; и тем не менее - не знаю, как бы это. выразить, - мой изобразительный дар так слаб, а все так зыбко и туманно перед моим духовным взором, что я не могу запечатлеть ни одного очертания..." 19 Подобные лирические монологи вторгаются, как мы видели, и в толстовский дневник в пору работы над "Детством".

Конец этой работы совпадает у Толстого с чтением "Эмиля" и "Исповеди" (27 июня 1852 года: "Писал Д(етство), читал Rousseau" (46, 127)). "Исповедание веры савойского викария" из 4-й книги "Эмиля" цитируется в дневнике в течение июня- июля 1852 года шесть раз (а через год, летом и осенью 1853- го, этот круг чтения возникает вновь). В этой части дневника почти нет лирических записей и совсем исчезает тема поэзии. Основной характер записей - рассуждение; мысль работает в одном направлении, снова и снова возвращаясь к главному, - Толстой ищет оснований жизни, он пытается повторить круг размышлений савойского викария о Боге и бессмертии души, совести, добре и зле. Он то спорит, то соглашается с Руссо, замечая: "Скептицизм довел меня до тяжелого морального положения" (46, 134). Выписка из "Викария" всего одна, но показательная: "Будучи лишь малой частицей великого целого, границы которого ускользают от нас (...), мы настолько


--------------------------------------------------------------------------------

18 О глубине и значительности подобного переживания говорит тот факт, что аналогичный эпизод спустя несколько лет станет одним из смысловых центров повести "Юность" (финал главы "Юность").

19 Гете И.-В. Собр. соч.: В 10 т. М., 1978. Т. 6. С. 35.

стр. 83


--------------------------------------------------------------------------------

тщеславны, что пытаемся решать, что такое это целое в самом себе, и что такое мы по отношению к нему" (46, 127). 20

Усилия мысли приводят наконец к определениям, совпадающим с основаниями веры савойского викария: "Верую в единого, непостижимого доброго Бога, в бессмертие души и вечное возмездие за дела наши..." (46, 149). Но этим рассуждениям и формулировкам не хватает теплоты, лирического чувства, которое есть в "Исповедании". Руссо восхищается, благоговеет перед "мировым порядком", созданным Богом: "Я беседую с Ним, проникаюсь (...) Его божественной сущностью, умиляюсь Его благодеяниями, благословляю Его за дары; но я не прошу у Него (...) возможности делать добро: к чему просить о том, что дал мне Он? Не наделил ли Он меня совестью, чтобы любить добро, разумом, чтобы познавать Его, свободой, чтобы выбирать Его?" 21 Религия Руссо - поэтическая, его обращения к Богу не просто красноречивы, но одушевлены страстным чувством. У Толстого же главенствуют рефлексия, чужие "правила", выводы. Слияние с бесконечным в поэтическом чувстве, которое присутствовало в "вертерианских" излияниях записей 1851 года, в рассуждениях - усилиями ума - не достигается. Здесь "высокое небо" чистой мысли поверх природы и красоты. "Религия души", сердца, у которой Вертер безусловно ученик и продолжатель Руссо, у Толстого не соединяется с поэзией. Абсолютное Толстой пытается постигать рационально. И добродетель оказывается "прозаичной", расположенной как бы по горизонтали, - в отличие от вертикали направленной к небу поэзии.

В главе "Юность" из третьей части трилогии, в финале "Люцерна", в "Казаках" мы находим лирические страстные монологи, где поэтически выражен смутный и неистовый порыв к Богу; этот порыв действует с той же силой, что и неумолимый порыв природы, исходит из самого существа человека. Но в дневнике, с его моральной заданностью, он превращается из внутреннего во внешнее - практическое устранение жизни. Именно жизненную программу (а не благоговение перед божественным порядком мира и не поэзию религиозного чувства) Толстой берет у Руссо - он словно боится смешать религию с поэзией и строит программу стоицизма, самоограничения, обуздания страстей: "Мое счастие состоит в том, чтобы жить хорошо" (46, 156); цель и призвание - труд, уединение, порядок, воздержание, добрые и хорошие мысли (46, 161, 158). Попытка в жизни осуществить "науку жить" идеального савойского викария приводит к разочарованию, драматической борьбе с собой: "Чувствую свою цель и не могу ее достигать. Не могу делать добро. Боже, помоги мне" (46, 144). Тогда намеченный "сценарий" жизни передается литературному герою: на той же странице, где Толстой рассуждает в духе Руссо, появляется замысел "догматического" "Романа русского помещика". План романа пишется как план собственной жизни: "Герой ищет осуществления идеала счастья и справедливости в деревенском быту (...) Друг его, она, наводит его на мысль, что счастие состоит не в идеале, а в постоянном жизненном труде, имеющем целью - счастие - других" (46, 146); "Сделать мои 4 эпохи истории Русского помещика, и сам я буду этим героем в Хабаровке" (47, 58).

"Роман русского помещика" задуман не в рамках литературы (беллетристики). Это должна быть книга жизни в духе "Эмиля" - без поэзии, в том числе и любовной ("Любви нет" - 46, 146). В "Романе русского помещика" Толстой пытается выйти к чистому жизнестроению и морали, прорвав оковы


--------------------------------------------------------------------------------

20 Эту мысль Руссо Толстой еще не раз процитирует - в финале "Люцерна" и через много лет в "Круге чтения".

21 Руссо Ж.-Ж. Эмиль, или О воспитании. С. 432.

стр. 84


--------------------------------------------------------------------------------

литературы (не случайно роман этот так и не был написан). Он хочет использовать законы литературы (сюжет, героя) для нелитературной цели: роман должен стать "делом", которое создает "жизнь", ведет "по пути добра", возвращает в чистый мир простоты и добродетели ("Решительно совестно мне заниматься такими глупостями, как мои рассказы, когда у меня начата такая чудная вещь, как роман Помещика. Зачем деньги, дурацкая литературная известность. Лучше с убеждением и увлечением писать хорошую и полезную вещь (...). А когда кончу - только была бы жизнь и добродетель - дело найдется" (46, 152). В дневнике 1853 года Толстой определяет литературу как "искусство писать хорошо" (46, 285), пишет "правила литературные". Высшей точкой этой линии творчества является замысел издания "морального" журнала - как бы в осуществление программы Руссо. 22

1854-1855 годы - время возвращения в дневник темы поэзии, по существу настоящего ее открытия. Это совпадает с толстовским осознанием себя писателем, приятием себя "таким, какой есть" (47, б): "Быть, чем есть: а) по способностям литератором, в) по рождению - аристократом" (47, 53); "Все- таки единственное, главное и преобладающее над всеми другими наклонностями и занятиями должна быть литература. Моя цель - литературная слава. Добро, которое могу сделать своими сочинениями" (47, 60); "Писать и писать! С завтра работаю всю жизнь или бросаю все, правила, религию, приличия - все" (47, 64).

В этот период, во второй половине 1850-х годов, имя Руссо почти совсем уходит из толстовского дневника. Толстой активно читает Пушкина, Лермонтова, Шиллера и Гете. К 1856 году относится увлечение Толстого лирикой Гете ("Читал восхитительного Гете. Прощание и встреча" - 47, 153); в Люцерне он читает "Вильгельма Мейстера" (47, 144). Именно в это время он все чаще пользуется понятием "поэтическое" (на Кавказе "поэтически соединяются (...) война и свобода" - 47, 10; после чтения Пушкина плакал "блаженными, поэтическими слезами" - 47, 109). Тема "делать добро" не исчезает из дневника, но рядом все сильнее звучит тема не "писания" (труда), а "поэзии".

В переписке с В. Арсеньевой (1856-1857 годы), которая выстраивается как диалог с юной "ученицей" и возлюбленной (в духе Сен-Пре и Юлии д' Этанж), 23 формулируя свое жизненное кредо. Толстой называет главные для себя ценности: "Высшие наслаждения, которые даны человеку - наслаждения добра, которое делаешь, чистой любви и поэзии (Fart)" (60, 118). Уточнение в скобках здесь явно сделано только для корреспондентки, для себя самого оно Толстому не нужно. Из контекста дневника 1850-х годов ясно, что для него существуют раздельные понятия "поэзия-искусство" и "поэзия" как таковая, которая шире, чем искусство, литература. Он ценит литературу именно за совпадение с тем, что называет "поэзией", "поэтическим". Так, о романе Фредерики Бремер "Соседи" он пишет: "Плохо как произведение искусства, но милого симпатического таланта и поэзии много" (47, 134).

Слово "поэтический" Толстой относит к самым разным явлениям ("невозможна поэзия аккуратности", швейцарцы - "непоэтический народ" - 47, 140-141). Мы отдаем себе отчет в том, что понятия "поэзия", "поэтичес-


--------------------------------------------------------------------------------

22 См. в "Эмиле": "Жить - вот ремесло, которому я хочу учить..." (Руссо Ж.-Ж. Эмиль, или О воспитании. С. 10).

23 См. в письме Толстого В. Арсеньевой: "Я опять преподаю; но что делать, я не принимаю без этого отношений с человеком, которого люблю. И вы мне иногда преподаете, и я радуюсь ужасно, когда вы правы. В этом-то и любовь (...), чтобы друг другу открывать душу (...), вместе думать, вместе чувствовать" (60, 140).

стр. 85


--------------------------------------------------------------------------------

кое" - изначально очень широкие, они часто употребляются как синонимические понятиям "литература", "художественное", "эстетическое" или анто-нимические понятиям "проза", "прозаическое". И у Толстого слова "поэтическое" и "художественное" порою сходятся, взаимодополняют друг друга. 24 Однако в индивидуальном словаре каждого художника подобные обозначения имеют вполне определенный смысл и отражают их представления о соотношении искусства и жизни. При всей любви Толстого к четким определениям 25 он никогда не пытался дать определение "поэзии", "поэтического". В отличие от понятия "художественное" (принадлежащее сфере искусства, мастерства художника) понятие "поэтическое" у него принципиально незавершенное, относящееся к разряду сложных сущностных явлений. 26

Попытаемся выделить здесь хотя бы некоторые спектры толстовского понятия "поэтическое", как оно сложилось у него к концу 1850-х годов, моменту окончания периода юношеского "Sturm und Drang". He развертывая дальнейшего сюжета отношений Толстого с "поэтическим" и искусством, мы отметим те моменты, которые имели продолжение у позднего Толстого, в завершении его творческой биографии.

1. Поэтическое чувство у Толстого - это чувство любовное. Поэзия в его понимании сопряжена с любовью в том значении этого слова, которое придает ему Стерн в любимом Толстым выражении "паутина любви", - средство связи, сообщения людей. 27 Внутренний смысл "желания славы" как импульса творчества - желание любви людей, которое претворяется в любовь автора к созданному им миру и передается читателям. Толстой записывает в записной книжке 26 мая 1856 года: "Первое условие популярности автора, т. е. средство заставить себя любить, есть любовь, с которой он обращается со всеми своими лицами. От этого Диккенсовские лица общие друзья всего мира, они служат связью между человеком Америки и Петербурга; а Теккерей и Гоголь верны, злы, художественны, но не любезны" (47, 178). В этом же смысле, вероятно, говорится и о поэтичности романа "Соседи".

2. Поэзия, как и любовь, - "явление души человека", "лучшее" в нем, то, что живет не по законам природной целесообразности ("природа далеко переступила свою цель, давши человеку потребность поэзии и любви, ежели один закон ее целесообразность" - 48, 31). Литература может приносить пользу, поэзия бесполезна. В письме А.А. Толстой от 18-23 января 1865 года Толстой пишет о своих племянницах - девочках 13 и 15 лет: "Что за прелесть девочки в этом возрасте (...) Мальчики нужны, от них ждут дела, и от этого они противны, а девочки (которых кормить, как мужик сказал, за окно деньги кидать) никуда не нужны, особенно до 15 лет. От этого-то они все - поэзия" (61, 70).


--------------------------------------------------------------------------------

24 В наибольшей степени они сближаются в 1856- 1858 годах: Толстой отмечает в дневнике, что хочет "работать в поэзии" (47, 123), задумывает "поэтического Казака" (47, 125), восторженно отзывается о статье В. Боткина "Стихотворения А. А. Фета", называя ее "поэтическим катехизисом поэзии" (60, 153).

25 В юношеских набросках Толстой пытается дать даже определение музыки: "Музыка есть выражение отношения звуков между собою по пространству и времени и силе" (1, 241).

26 Вопрос о существе "поэтического" и "художественного" как основных начал словесного искусства поставлен Л. Е. Пинским в лекции 1972 года (см.: Пинский Л. Е. Две лекции // Вопросы литературы. 1997. Март- Апрель).

27 См., например, цитату из Стерна в дневнике 1852 года (46, 110) и дневниковую запись от 12 мая 1856 года: "Да, лучшее средство к истинному счастию в жизни - это: без всяких законов пускать из себя во все стороны, как паук, цепкую паутину любви и ловить туда все, что попало, и старушку, и ребенка, и женщину, и квартального" (47, 71). См. также дневник Оленина в "Казаках": "Для того чтобы быть счастливым, надо одно - любить (...), раскидывать на все стороны паутину любви: кто попадется, того и брать" (6, 105).

стр. 86


--------------------------------------------------------------------------------

Поэзия - состояние души, особое видение мира, когда человек не только ощущает себя в гармонии целого, единого, но и переживает "момент истины" - интуитивное постижение сущностей. 28 Это состояние доступно не только людям искусства, но каждому человеку, потому что потребность поэтического заложена в его инстинкте, является следствием связи человека со "всемирным духом", так же как и "блаженнейшая потребность добра", "наслаждения человеком" ("Люцерн"). Это то, "что есть в нас прекрасного, не человеческого, а оттуда " (60, 31).

3. Поэзия в понимании Толстого сопряжена с первоосновами мира, поэтому для него всегда поэтично детство, чистая любовь, невинность. Тут Толстой близок к Шиллеру, для которого "добродетель - проза, невинность - поэзия". 29 В произведениях Толстого нарушение невинности всегда травматично, болезненно отзывается в душе; его "вертерианский" сюжет самоубийства в "Записках маркера" связан именно с нарушением чистоты, "погубленной молодостью". Это совпадает с идеалом Руссо, у которого, в соответствии с идеей радикального добра в человеке, невинный - это добрый и любящий ("Юноша (...), сохранивший до 20-летнего возраста свою невинность, в эти годы бывает самым великодушным, самым добрым, самым любящим и любезным из людей"). 30 У Толстого и у Руссо первоначала мира - гармония добра, истины и красоты. От Руссо у Толстого и само разделение поэзии и литературы. В "Опыте о происхождении языков" Руссо пишет, что поэзия родилась до литературы, вместе с музыкой (пением), чтобы передать потребность, рожденную сердцем. Первые певцы- музыканты и были первыми поэтами, а "поэзия и красноречие вначале были одним и тем же". 31 Первым и единственным поэтом для Руссо был Гомер. Позже звучащая поэзия и "искусство трогать сердца" 32 были навсегда утрачены, а возникшая письменная литература превратилась в пустое развлечение, связанное с праздностью и тщеславием.

У Толстого поэзия укоренена в самых основах бытия. В этом он расходится с Руссо и сближается с Гете, у которого поэзия, сотворенная человеком, отзывается на свой исток, лежащий в мировой гармонии. Для Толстого поэзия не только природна, но и субстанциональна, поэтому люди, даже не осознавая этого, нуждаются в ней ("Люцерн") и поэтому же ближе всего к ней оказываются дети и детство. 33

4. В своем понимании поэзии Толстой сходится с Гете еще в одном пункте: для обоих поэтична жизненность, характерно "пламенное приятие жизни" (В. М. Жирмунский), оба поэтизируют бытие в образах весны, в весеннем ожидании любви. Весеннее чувство, переданное Толстым в повести "Юность", в письмах А.А. Толстой 1857-1859 годов соотносимо с


--------------------------------------------------------------------------------

28 В повести "Люцерн" (1857) описано именно такое состояние: "Все спутанные, невольные впечатления жизни вдруг получили для меня значение и прелесть. В душе моей как будто распустился свежий благоуханный цветок (...) вот она, со всех сторон обступает тебя красота и поэзия (...) Все твое, все благо..." (5, 8).

29 Цит. по: Жирмунский В. М. Немецкий романтизм и современная мистика. СПб., 1996. С. 97.

30 Руссо Ж.-Ж. Эмиль, или О воспитании. С. 310.

31 Руссо Ж.-Ж. Избр. соч.: В 3 т. М., 1961. Т. 1. С. 252.

32 Там же.

33 в статье "Кому у кого учиться писать, крестьянским ребятам у нас или нам у крестьянских ребят" Толстой описывает, как "крестьянский, полуграмотный мальчик вдруг проявляет такую сознательную силу художника, какой, на всей своей необъятной высоте развития, не может достичь Гете" (8, 308). Толстой объясняет это чудо тем, что в ребенке, "как бы ни было неправильно его развитие, всегда еще остаются (...) первобытные черты гармонии" (8, 322). И потому детей "нам нельзя учить писать и сочинять, в особенности поэтически сочинять " (8, 323. Курсив мой. - Е. П .).

стр. 87


--------------------------------------------------------------------------------

тем, что он находит в гетевском (отмеченном им!) стихотворении "Свидание и разлука": "И вот конец моей дороги, / И ты, овеяна весной, / Опять со мной! Со мной! О боги! / Чем заслужил я рай земной?" У Гете и сама поэзия - "дар природы", "дар, свойственный всему миру и народам", но вместе с тем и "полная, неотъемлемая собственность" личности. 34 Поэт - "простодушное дитя природы", "земное дитя", "одной своей стороной обращенное к небесному". 35

И все-таки то, что Гете принимает однозначно, - чувство жизни (связанное с природностью человека, силой пола и творческим началом в нем) всегда поэтично, - у Толстого изнутри противоречиво, драматично. Толстой хочет, чтобы чувственное, любовное переживание радости бытия было соединено с чистотой, невинностью и добром, он словно хочет соединить руссоистское и гетеанское отношение к миру. Он выписывает из Стерна (14 апреля 1852 года):

"Если природа так сплела свою паутину доброты, что некоторые нити любви и некоторые нити вожделения вплетены в один и тот же кусок, следует ли разрушать весь кусок, выдергивая эти нити" (46, 110). 36

В упомянутом выше "педагогическом" эпистолярном "романе" с В. Арсеньевой планируется и описывается идеальная жизнь с женой, которую Толстой хочет воспитать "хорошей женщиной", с прекрасной душой и добрым сердцем. Эта создаваемая в письмах идиллия разрушается признанием Арсеньевой об ее увлечении музыкантом Мортье, Толстой начинает испытывать чувство ревности, сомнения в избраннице. Возникший любовный треугольник ассоциируется для Толстого с гетевским любовным романом, всегда высоко ценимым им как произведение истинно поэтическое: "Вы говорите, что в то время, как вы увлекались Мортье, вы не переставали чувствовать ко мне расположение, а что теперь Мортье вам неприятен. Это только доказывает, что Мортье давал вам читать Вертера, и поэтому внушает презрение, (...) а я нравственно кокетничал с вами" (60, 100). 37

Мортье - музыкант, человек искусства. Об устойчивости этого архетипического для Толстого образа (музыкант-соблазн- любовный треугольник) говорит возвращение к нему в "Крейцеровой сонате". "Нити вожделения" оказываются вплетены и в творчество, в подсознательную основу творческого процесса - воображение, на котором очень многое основано в художественной работе Толстого. Наблюдая над собой, он записывает в записной книжке 1856 года (июнь): "Когда встанешь рано, то чувственнее, особенно сладострастнее. Когда поздно, мысли спокойнее, свободнее, но воображение тупее" (47, 186). Поэзия связана и с чувственным наслаждением, что порождено ее природностью, органичностью. В 1850-е годы это открытие еще не ставит поэзию "под подозрение", как это будет у позднего Толстого. 38

5. Для Толстого 1850-х годов поэт - тот, кто владеет тайной пробуждения в человеке поэтического чувства, родственного чувству бесконечного. Таковы его музыканты - скрипач Альберт ("Альберт") и бедный бродячий певец ("Люцерн"). Подобное понимание поэзии близко идеям, высказанным В. Боткиным в статье "Стихотворения А. А. Фета" (1857). Большая часть этой


--------------------------------------------------------------------------------

34 Гете И. В. Из моей жизни. Поэзия и правда. С. 303, 459.

35 Там же. С. 445, 448.

36 Эти слова были первоначально поставлены эпиграфом к 29-й главе "Отрочества".

37 См. в черновиках трактата "Что такое искусство?": "Вертер, хотя и безнравственное - но превосходно заражающее произведение, таковы же его мелкие стихотворения, его Герман и Доротея..." (30. 378-379).

38 См. в дневнике 1907 года: "Живут истинной жизнью только старики и дети, свободные от половой похоти (...). А люди думают, что вся поэзия - только в половой жизни. Вся истинная поэзия всегда вне ея" (56, 21).

стр. 88


--------------------------------------------------------------------------------

статьи посвящена выяснению вопроса о том, что такое поэзия, и, вероятно, именно за это она была названа Толстым "поэтическим катехизисом поэзии". Для Боткина поэзия - "факт нашей духовной природы", 39 она "не есть какой-либо литературный продукт (...), а вечное существенное свойство человеческой души". 40 Литература, как и другие искусства, - "только орудие, средство для обнаружения поэзии, которая заключается в самой основе жизни". 41 "На дне каждой глубокой мысли, каждого истинного чувства лежит бесконечное: самые счастливые, самые поэтические слова могут только намекать о нем". 42 В этой статье - многочисленные ссылки на Гете, и заключается она цитатой из книги Гете о Винкельмане.

Вопрос о бесконечном по существу выводит к проблеме "поэзия и религия". Над слитостью поэтического и религиозного чувства, в основе которых лежит один и тот же порыв к бесконечному. Толстой размышлял, как мы показали выше, еще в самом начале своего творческого пути. Для Гете поэзия и религия родственны, потому что "поэзии присуща вера в невозможное, а религии - вера в неисповедимое". 43 "Истинная поэзия возвещает о себе тем, что она, как мирское Евангелие, освобождает внутренней своей радостью и внешней прелестью от тяжкого земного бремени. Точно воздушный шар, она поднимает нас вместе с нашим балластом в горние сферы..." 44 Отсюда для Гете следует, что искусство как творение человека может стать религией, заменить ее: "Кто владеет наукой и искусством, у того есть религия. У кого нет ни науки, ни искусства, да будет тому дана религия". 45 Таким Богом искусство стало и для Боткина.

В 1850-х годах, пытаясь обрести для себя опору в искусстве, какое-то время Толстой думает так же: "Мы спасаемся в искусстве для искусства. Разве это не- то же таинство, не таинство религии, которого мы (...) решили (...) не искать источников" (47, 201). В старости гетевскую замену религии искусством Толстой решительно осудит как возможную лишь для людей нерелигиозных. У Толстого религия не поэтична (как у Руссо) и не заменяется поэзией-искусством (как у Гете). Поэзия у него лежит в основании мира не хронологически (исторически), а онтологически, и там, на глубине, соседствует с религией; обе они находятся в бытийной сфере жизни как первородной напряженности. Может быть, поэтому Толстой, в дальнейшем не раз отказываясь от литературы, от литературной деятельности, никогда не откажется от поэзии.

Руссо и Гете в последний раз сошлись в сознании Толстого в "годы странствий" - весной 1857 года, в дни пребывания у Женевского озера (связанного с именем Руссо), когда он в Кларане будет перечитывать "Новую Элоизу" и делать выписки из Гете. 46 Они все дальше будут расходиться в дальнейшей творческой судьбе Толстого. Поздний Толстой будет говорить о Гете


--------------------------------------------------------------------------------

39 Боткин В. П. Литературная критика. Публицистика. Письма. М., 1984. С. 203.

40 Там же. С. 196.

41 Там же. С. 206.

42 Там же. С. 190.

43 Гете И. В. Из моей жизни. Поэзия и правда. С. 179-180.

44 Там же. С. 419.

45 Цит. по: Струве П. Статьи о Льве Толстом // Записки русской академической группы в США. 1978. Т. XI. С. 101.

46 Толстой пережил здесь сильнейший подъем поэтического чувства, что нашло свое отражение в переписке и написанном по швейцарским впечатлениям "Люцерне". Об этом моменте в творческой биографии и самосознании Толстого см.: Петровская Е. В. 1) Переписка Л. Н. Толстого с А. А. Толстой как целостный текст // Яснополянский сборник. 1998. Тула, 1999. С. 174- 175; 2) Переписка Л. Н. Толстого 1850-1870-г гг.: мотивный и контекстуальный анализ // Тр. по русской и славянской филологии. Литературоведение. III. Тарту, 1999. С. 120.

стр. 89


--------------------------------------------------------------------------------

резко отрицательно. 47 Но в те же годы, когда Толстой негативно выскажется о "Поэзии и правде", он перечитывает Руссо - и это чтение соединит его с юностью: "Совсем недавно мне пришлось перечитать некоторые из его произведений. И я испытал то же чувство подъема духа и восхищение, которые я испытывал, читая его в ранней молодости" (75, 234). В творческих судьбах Толстого и Руссо можно обнаружить сходный сюжет, точнее, сходным образом выстроенный каждым из них "заключительный акт" биографии. 48

В начале творческого пути Руссо приобрел известность своим парадоксальным отрицанием наук и искусств за их служение роскоши и наслаждениям. Вместе с тем, как следует из его признания в "Исповеди", "Новая Элоиза" была написана им как бы помимо воли, в порыве пламенного вдохновения, в "опьянении воображением" - и роман стал столь же переломным в судьбе автора, как и "Рассуждение о науках и искусствах". Литературная деятельность, в которую внезапно "вынесло" Руссо-мечтателя, обернулась для него, по его собственному описанию, разрывом с друзьями, гонениями, вывела в людские дрязги и погубила. В описаниях Руссо литература приобретает характер фатальной силы: она, родившись из "опьянения бредом мечтаний", разрушила "невинность", стала "соблазном", оторвала от прежнего истинно поэтического, естественного состояния. Все, что случилось после выхода в свет романа, интерпретируется Руссо как "кара" за то, что он отклонился от своего настоящего предназначения - судьбы отшельника и мудреца. Литература (художественное творчество) лежит для Руссо в сфере несвободы, так как сопряжена с людским мнением, известностью, славой. Стать снова самим собой, позволить душе "вырваться (...) из своей ветхой оболочки", быть "свободным, неизвестным, одиноким" 49 - это стремление выражено в "Прогулках одинокого мечтателя", последнем произведении Руссо. Мечтать, думать, вспоминать, наслаждаться природой в бескорыстном созерцании - и ничего не писать! Вот истинная поэзия, счастье, которое "одинокий мечтатель" пытается обрести на склоне лет. Но, осудив свои художественные творения, он не сможет не писать, потому что не сможет не высказать истин, которые открыл и которые так разительно не совпадают с жизнью всех "других". Набрасывая "Прогулки", Руссо пытается создать некую "иную литературу", в которой должны совпасть "поэзия" и "правда" - правда и поэтичность первооснов обычного, неискаженного человеческого существования. Эта попытка соединится в сознании Руссо с идеей бегства из мира людей, с признанием себя безумцем и отшельником.

Гете осуществил иную, неромантическую модель творческого поведения. По-своему совместив "поэзию" и "правду", он остался в людском миру "жить на пользу себе и другим" 50 и возвысился над этим миром, сделав, по его словам, из себя и из своей жизни произведение искусства (что считал гораздо более сложной задачей, чем создание художественного произведения).


--------------------------------------------------------------------------------

47 "(...) С герцогами знакомство делает, этому приписывает важность - и искусству" (Лит. наследство. Т. 90. Кн. 2. С. 266); "Не люблю его самоуверенное язычество" (66, 34); "Я вашего Гете терпеть не могу. Про христианство сказал, что оно недраматическое" (Лит. наследство. Т. 90. Кн. 2. С. 73). Об отношении Толстого к Гете как притяжении и одновременно подсознательной борьбе с его титанизмом см. в упоминавшейся работе М. Чистяковой "Толстой и Гете".

48 Еще в 1857 году Тургенев в письме Анненкову, передавая свое впечатление от личности Толстого, называет его поэтом и сравнивает с Руссо: "Странный он человек, я таких не встречал и не совсем его понимаю. Смесь поэта, кальвиниста, фанатика, барича - что-то напоминающее Руссо, но честнее Руссо..." (Тургенев И.С. Полн. собр. соч.: В 30 т. Письма: В 12 т. М., 1987. Т. 3. С. 219).

49 Руссо Ж.-Ж. Избр. соч.: В 3 т. Т. 3. С. 642, 626.

50 Гете И. В. Из моей жизни. Поэзия и правда. С. 498.

стр. 90


--------------------------------------------------------------------------------

Завершение пути Толстого оказалось ближе к руссоистской модели биографии именно по драматизму отношений с искусством. Литература ("художественное") тоже оказывается для него искушением, он разрывает со своим литературным прошлым, со своими романами, принимает роль "отшельника" Ясной Поляны и безумца, пытающегося проповедями переделать мир. И не может вновь и вновь не отдаваться искусству поэзии, повинуясь неудержимому инстинкту художественности.

В трактате "Что такое искусство?" Толстой поставит вопрос о сущности дела, которому отдал жизнь. Здесь снова встретятся слова "поэзия", "поэтическое", и в том же расширительном значении, что и в юношеском дневнике ("поэзия любви к ближнему и самоотвержения", "поэзия целомудрия" - 30, 110). Определение искусства в трактате дано четко и определенно (средство общения, осуществляемое через передачу художником своего переживания мира другим людям). Но сквозь жесткость и однозначность просвечивает теплота прежних юношеских размышлений и интуитивных прозрений. Это, например, мысль о том, что настоящее искусство всегда несет в себе живое начало пережитого автором чувства (в отличие от "вторичной поэзии", "поэзии от поэзии", где поэт "тронут поэтичными воспоминаниями прежних произведений поэтов" - 30, 113); это сравнение появления художественного произведения с зачатием и рождением ребенка матерью (оно "может проявляться в душе художника только изредка, как плод предшествующей жизни" - 30, 178). В определениях искусства как средства сообщительности, единения людей угадывается прежний любимый Толстым образ "паутины любви", которая должна покрыть собой весь мир. Толстого не заботит в трактате искусство как мастерство, художественность, оно для него шире, чем театр, музыка, литература, и важно постольку, поскольку "проникает всю нашу жизнь", передает "новое, еще никем не выраженное чувство" (30, 85). Сквозь теории и отрицания в размышлениях Толстого об искусстве проступает живое ощущение поэзии как переживания жизни в ее божественной простоте. 51 В конце концов Толстой главное из прежних размышлений о поэзии сохранил: поэтическое - от жизни и от Бога, литература, искусство - от человека, они должны приближаться к поэтическому как своему идеалу.

Разделение поэтического и художественного и постоянное внимание именно к поэтическому для Толстого показательны. Он не только большой художник, но прежде всего величайший поэт в исконном значении этого слова (поэт - творец, греч.). Поэтическое всегда связано с открытием мира, захваченностью этой новизной. Как показал Л. Е. Пинский, историю литературы можно представить как взаимодействие поэтического и художественного. В начале каждой новой эпохи в искусстве всегда стоит большой художник-поэт, у которого поэтическое преобладает над художественным и который откры-


--------------------------------------------------------------------------------

51 В своем эстетическом трактате Толстой приводит как образец искусства для узкого круга стихотворение Верлена "Искусство поэзии" ("Art poetique"). Отвергая его как лжеискусство, Толстой словно бы не замечает его сути: в нем идет речь о поэзии как неискаженном "голосе жизни"; финальная строка ("Все прочее - литература") подчеркивает, обостряет противопоставление литературы и поэзии, делая стихотворение Верлена особенно близким толстовским размышлениям. Сложная система выражения ("художественное"), с точки зрения Толстого, выводит текст за рамки понимания - и губит поэзию. Знаменательно, что стихотворение Верлена в 1940 году переводит Б. Пастернак, который всегда соотносил себя с толстовским пониманием жизни и литературы. В своей статье о Верлене Пастернак акцентировал именно "толстовский" аспект творчества французского поэта: "Как всякий большой художник, он требовал "не слов, а дела", даже и от искусства слова. То есть хотел, чтобы поэзия содержала действительно пережитое..." (Пастернак Б. Собр. соч.: В 5 т. М., 1991. Т. 4. С. 397). Перевод и статья Пастернака как бы воссоединяют Верлена и Толстого в едином целом культуры.

стр. 91


--------------------------------------------------------------------------------

вает новое видение и новую сферу поэзии, новые источники поэтического, творит новый мир (таким был, например, Шекспир для эпохи Возрождения). Затем в ходе освоения этого нового мира поэтическое постепенно сменяется художественным (Бальзака, поэта нового реалистического видения, сменяют более изощренные мастера - Флобер, Золя). 52 Толстой был именно таким творцом и первооткрывателем, он принес "новый род одухотворения и восприятия мира и жизнедеятельности", увидел "вещи в их подлинности и первичной свежести". 53 Не случайно приход Толстого в литературу совпал и с "поэтической эпохой" 1850-х годов, когда открывались новые горизонты жизни. Не случайно и то, что в пору создания первых повестей он определял свою "методу писания" как "изливание" поэтического чувства ("надо каждое поэтическое чувство эпюизировать, в лиризме ли, в сцене ли, в изображении ли лица, характера или природы" - 47, 203).

Толстой, как и Гете, - природный гений (по определению Т. Манна), его поэтический инстинкт глубже, чем рассуждение, рефлексия; художественное у него работает на уровне подсознания, он "настолько одарен Богом, что предстает перед нами участником самого Божьего творчества и потому посвящен в его тайну". 54 Поэтому о поэзии как индивидуальном чувстве, сущности, принадлежащей жизни, он не перестанет говорить и думать со всей серьезностью. "Очень благодарен вам за присылку стихов, - пишет он одному из своих корреспондентов в 1880-х годах, - (...) Вы без меня, вероятно, хорошо знаете, что стихи и поэзия суть две вещи разные. Стихи ваши очень многими местами не дурны, хотя часто вялы и жидки, т. е. имеют мало содержания, но поэтического чувства я во многих совсем не нашел. Оно есть в Воспоминанье, в Песне молодости. (...) Но если оно проявляется в вас, как оно проявилось в этих пьесах, и если еще и облекается в хорошие стихи (...), то вы можете писать хорошие стихи; но для этого не сочиняйте стихов, а выражайте стихами то чувство, которое обхватит вас и ищет своего выражения в поэтической форме. Не сердитесь на меня. Для меня - поэзия дело важное, и я о ней говорю всегда искренне и серьезно" (90, 270-271).


--------------------------------------------------------------------------------

52 Пинский Л. Е. Указ. соч. С. 109-112.

53 Слова Б. Пастернака из письма исследователю творчества Толстого Н. Родионову (приведены в кн.: Пастернак Е. Борис Пастернак. Биография. М., 1997. С. 114).

54 Франк С. Лев Толстой как мыслитель и художник // Франк С. Русское мировоззрение. СПб., 1996. С. 468.

стр. 92