В наши дни о Федоре Дмитриевиче Батюшкове (1857-1920) вспоминают сравнительно часто: видный ученый, литератор, театральный и общественный деятель, он внес весьма ощутимый вклад в русскую культуру, и не заметить этого при сколько-нибудь серьезном ее изучении поистине невозможно. Однако для ознакомления современного читателя непосредственно с литературным наследием Батюшкова сделано еще очень и очень мало: перепечатан небольшой фрагмент его книги "В. Г. Короленко как человек и писатель" и - с купюрами - заметка о В. М. Гаршине; 1 опубликован ряд его писем - к М. Горькому, А. Ф. Кони, А. В. Луначарскому, В. Г. Короленко и Е. П. Лотковой-Су лтановой; 2 наконец, впервые увидели свет его доклад "Гуманизм и революция" 3 и два очерка из книги "Около талантов" - "Стихийный талант (А. И. Куприн)" и "Вечер у Л. Н. Толстого". 4

Книга эта была задумана как некое подведение предварительных итогов. К середине 1910-х годов, когда она в основном писалась, Батюшков прошел уже довольно длинный жизненный и творческий путь, на котором ему встретилось немало замечательных людей. В 1880-1890-х годах он всецело поглощен научными занятиями в области романо-германской филологии, с увлечением работает над магистерской диссертацией "Спор души с телом в памятниках средневековой литературы" и в 1891 году успешно ее защищает, совершенствует свои знания за границей, делает, хотя и без


--------------------------------------------------------------------------------

1 В. Г. Короленко в воспоминаниях современников. М., 1962. С. 277-308; Современники о В. М. Гаршине. Воспоминания. Саратов, 1977. С. 165-166.

2 См.: М. Горький: Материалы и исследования. М.; Л., 1936. Вып. II. С. 263-288, 293- 296; Исторический архив. 1959. N 1. С. 50- 60; Куприн А.И. Собр. соч. М., 1958. Т. VI. С. 793;

Летопись жизни и творчества А.М. Горького. М., 1959. Вып. 3. С. 117. Несравненно лучше обстоит дело с публикацией писем к Батюшкову - Александра Веселовского, А. П. Чехова, М. Горького, Г. В. Плеханова, А. И. Куприна, В. Г. Короленко, общее число которых превышает 80.

3 Из творческого наследия советских писателей. Л., 1991. С. 261-280 (автор публикации - В. А. Прокофьев).

4 См.: Русская литература. 1963. N 4. С. 214-221; К.Н. Батюшков, Ф.Д. Батюшков, А. И. Куприн. Вологда, 1968. С. 125-149 (автор обеих публикаций - П. П. Ширмаков).

стр. 177


--------------------------------------------------------------------------------

особого рвения, университетскую карьеру; в этот период среди его знакомых и друзей по преимуществу - коллеги, учителя и сверстники, а также ученики. Затем постепенно наступает охлаждение к этому роду деятельности: историко-литературным штудиям и преподаванию в Петербургском университете и на Высших Женских курсах он все больше предпочитает теперь критику и журналистику и в конце концов почти полностью посвящает себя литературному труду. Батюшков постоянно печатается в самых разных изданиях, выступая с критическими статьями, очерками, рецензиями и т. п. Одновременно он возглавляет русский отдел журнала "Cosmopolis" (1897- 1898), редактирует журнал "Мир Божий" (1902-1906), в течение двух лет (1906- 1908) состоит в редакции журнала "Русский современник", в качестве помощника редактора отдает много сил "Журналу Министерства народного просвещения". С 1900 года он входит в состав Комитета Литературного фонда и Театрально-литературного комитета при Дирекции императорских театров. Соответственно круг его общения расширяется и изменяется: теперь в нем доминируют писатели, переводчики и критики, драматические артисты и режиссеры, знатоки и любители театра. Рассказать о некоторых из этих людей, оставивших наибольший след в его жизни, - в этом Батюшков и видел свою задачу, приступая к работе над книгой "воспоминаний и характеристик", объединенных им под общим названием "Около талантов". 5

В названии этом получила отражение исходная позиция Батюшкова- мемуариста: менее всего писать о себе самом. Героями его повествования явились люди выдающегося дарования, "талантливые натуры", к которым он относился с особым уважением и восхищением и превосходство которых над собой ощущал и признавал; свою же роль в общественно-культурном движении оценивал весьма скромно, хотя и не принижал ее и тем более не отрицал: чувством собственного достоинства он был наделен в высокой степени и сохранял его как в годы полного благополучия, так и в последний период, когда после решительного отказа сотрудничать с советской властью на посту главноуправляющего государственными театрами он был уволен распоряжением народного комиссара по просвещению и едва не арестован.

Позицию эту Батюшков подробно обосновал во вводной заметке "Вместо предисловия. Немного о себе и о своих" с указанием на полях: "писано на ст. Бологое 1913 г." (в оглавлении вторая часть этого заголовка была затем снята). К сожалению, текст ее дошел до нас не полностью, однако страницы, которыми мы располагаем, представляют все же несомненный интерес для понимания жизненной философии автора и своеобразия его труда. 6 "Я только позже прояснил себе, - писал Батюшков, - ту роль в жизни, которую наметил себе с довольно раннего времени: "поставить себя вторым", т. е. никого не заслонять, а наивозможно выдвигать других, помогая полному выявлению их индивидуальности, направленной к положительным идеалам. Моим девизом было: не повелевать и не подчиняться, а идти рядом, на правах равенства, даже при неодинаковости значения, для этого ставить себя вторым, чтобы не возбуждать вопроса о первенстве. (...) Никто вперед не может и не должен угадывать результаты, к которым он придет в конце жизни, а по ним уже будет составлена ему оценка - второстепенный, третьестепенный и т. д. Это не важно, как вас будут со временем классифицировать - я говорю о роли "быть вторым" в смысле положения, которого добиваешься в жизни, независимо от ваших возможных качеств и свойств. Я не рекомендую другим этого идеала, а рассказываю, что во мне он рано зародился, с годами стал проясняться и наконец остался на всю жизнь, так что я больше приглядывался к другим, следил за чужими жизнями, наблюдал, воспринимал, иногда содействовал выходу из затруднений, так сказать, больше "активно созерцал",


--------------------------------------------------------------------------------

5 Сведения об этой книге см. в научном описании архива Ф. Д. Батюшкова, принадлежащем К. Д. Муратовой (Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1972 год. Л., 1974. С. 28-48).

6 ИРЛИ. Ф. 20. N 15 780. Л. 1-8.

стр. 178


--------------------------------------------------------------------------------

чем сам жил. Это обратная сторона придуманной мною роли, и я ее признаю. Как и почему сложилась во мне указанная черта - это все равно. 7 Героизм, первенство мне казались каким-то нарушением чувства справедливости ко всем людям. (...) Но я хочу использовать присущую мне черту, чтобы рассказать о других, отметив наперед еще одно давнее желание, которое было во мне: встретить в жизни истинно великого человека. (...) Расскажу о немногих встречах и знакомствах, которые мне более всего запечатлелись. Никакой предвзятой мысли нет в этих очерках-воспоминаниях, написанных без претензий".

В первоначальном плане в эту книгу должно было войти, помимо вводной заметки, 14 этюдов: "В семье Майковых"; "Александр Н[иколаевич] Веселовский. (Опыт характеристики по воспоминаниям и письмам)"; "У Кардуччи в Болонье"; "Владимир Сергеевич Соловьев"; "Интеллигентская душа (Вс. М. Гаршин)"; "Вечер у Льва Толстого"; "Две встречи с А. П. Чеховым"; "И. Е. Репин как иллюстратор Чехова и Горького"; "М. Г. Савина"; "М. Горький на пороге к славе"; "Н. Ф. Анненский "под арестом"; "Леонид Андреев"; "Стихийный талант (А. И. Куприн)"; "Приезд Верхарна в Петроград".

Однако с течением времени план этот претерпел некоторую трансформацию: этюд о Веселовском был передан в сборник памяти ученого; 8 к этюду о Л. Андрееве, по всей вероятности, Батюшков вообще не приступал. Работа над книгой еще какое-то время продолжалась, но как бы по инерции: издание ее в условиях гражданской войны и разрухи становилось все более сомнительным, да и появиться она теперь могла лишь в сильно изувеченном виде. После же смерти автора о ней совершенно забыли, и понадобилось несколько десятилетий для того, чтобы ею вновь заинтересовались специалисты.

Между тем книга Ф. Д. Батюшкова "Около талантов" отнюдь не потеряла своего значения. Живые свидетельства умного и наблюдательного современника о корифеях отечественной культуры, о духовной атмосфере и быте давно ушедшей эпохи, изложенные просто и ясно, превосходным, хотя и слегка архаичным, языком, не могут оставить равнодушными ни профессионалов, ни обычных читателей: первым они позволят глубже понять объект их исследований, вторым - многое узнать, лучше ощутить время и уловить его аромат.

Все это относится в полной мере и к публикуемому ниже очерку, посвященному семье Майковых, с которой автор был тесно связан не один десяток лет. В центре повествования - монументальная фигура Аполлона Николаевича Майкова (1821- 1897). Важное место занимают в нем младшие братья поэта - Владимир (1826- 1885), литератор и издатель, и Леонид (1839-1900), историк литературы, фольклорист, этнограф, а также жена В. Н. Майкова - Екатерина Павловна (урожденная Калита,


--------------------------------------------------------------------------------

7 К этой фразе Батюшков сделал любопытное примечание, которое, судя по содержанию, может быть датировано 1918-м - началом 1920 года: "Указанная черта мне весьма пригодилась и в тех случаях жизни, когда в силу внешних обстоятельств я именно был в положении "первого": для примера укажу на роль ответственного редактора, т. е. "первого" лица в редакции; председателя в разных обществах, председателя в Театральном комитете, управляющего государственными театрами и т. п. Мне кажется, что меня так охотно выбирали на разные такие должности именно потому, что знали или чувствовали, что я никогда не выдвигал свою личность для "первенствования". У меня выработалась своя система управления, причем руководство делами вытекало из сущности дела, которое я вменял себе в обязанность изучить наивозможно досконально. Не буду скрывать, что, смолоду в особенности, я очень чувствителен был к вопросам самолюбия и научился его подчинять достоинству человека. Сознание достоинства человека есть моральная сила, перед которой совершенно стушевывается мелкое, фривольное, никчемное самолюбие, которое еще Вольтер так остроумно сравнивал с баллоном, надутым воздухом: "Grattez-le, il en sort des tonneres et ... du vent" ("Надавите на него, и наружу выйдут шум и... ветер". - П. 3.)" (Там же. Л. 2).

8 Вместо 191о года сборник увидел свет лишь в 1921-м; отдел воспоминаний в нем отсутствовал, соответственно не вошел в него и данный этюд. Текст последнего (со следами редакционной разметки) находится в архиве Батюшкова (N 15 711).

стр. 179


--------------------------------------------------------------------------------

1836-1920) и их сын Валериан (1857-1899). Среди прочих действующих лиц - И. А. Гончаров, А. Н. Бекетов, его жена и дочери, "барышни Вышнеградские" и другие.

Конечно, в зарисовках этих немало субъективного, встречаются в них и отдельные неточности, а кое-что давно утратило свою новизну. Но ценности очерка это отнюдь не снижает. Перед нами - содержательная и яркая картина жизни русской дворянской интеллигенции конца XIX - начала XX века, нарисованная одним из ее незаурядных и литературно одаренных представителей.

Текст очерка воспроизводится по рукописи: ИРЛИ, ф. 20, .N 15780, л. 8- 41. Орфография, как правило, модернизирована; сокращенное написание слов (в первую очередь - имен и отчеств) заменено полным без каких-либо специальных обозначений.

В семье Майковых

Первый настоящий писатель, с которым мне пришлось познакомиться, - Аполлон Николаевич Майков. Он не был, далеко не был "властителем дум" нашего поколения. Мы даже мало знали и читали его; помнили стихи, вошедшие в хрестоматию, знали "Три смерти" - вот, пожалуй, и все. 1 Но все-таки он был настоящий поэт, и когда судьба свела меня с ним, я с интересом в него всматривался и ждал от него некоторых "откровений". Сблизился я с семьей Майковых по случайным обстоятельствам, о которых приходится сперва рассказать.

В университете моим товарищем на историко-филологическом факультете, на который я поступил в 1876 г., побыв раньше год вольнослушателем на физико-математическом факультете, был Валерьян Владимирович Майков, племянник Аполлона и Леонида Николаевичей. Жил он с младшим братом у Леонида Николаевича, а сестра его - у Аполлона Николаевича. 2

Странно сложилась судьба этого талантливого юноши, с историей которого я вскоре познакомился: она тоже одним краем захватывает литературные отношения и является некоторой изнанкой "идейных" увлечений. Его мать, слывшая красавицей и передовой женщиной в движении женской "эмансипации", послужила прообразом Веры в "Обрыве" Гончарова. Гончаров, когда-то дававший уроки Аполлону Николаевичу и ставший близким человеком в семье Майковых, познакомился с ней, когда она уже была замужем за Владимиром Николаевичем Майковым, братом Аполлона и Леонида, издававшим детский журнал "Подснежник". Гончаров принимал участие в этом журнале и, как передавали Майковы, в течение многих лет, с конца 50-х до половины 60-х годов, был "почтительным обожателем" жены Владимира Николаевича. В эту же пору, т. е. в 64 или 65 году, подвернулся "Марк Волохов", которым увлеклась "изящная красавица", как величал Гончаров свою пассию в "Лучше поздно, чем никогда". 3 Привязанность Гончарова оставалась чисто платонической, а новый "нигилист", имя которого никем не повторялось, настоял на разрыве с мужем. 4 Г-жа Майкова ушла, забрав детей, и поселилась со своим возлюбленным где-то на Петербургской стороне, в "коммунистической квартире". Валерьяна Майкова, которому в ту пору было лет 8, посылали на улицу торговать спичками и всякой мелочью, чтобы приучить к самостоятельному труду. Результаты такого воспитания были довольно плачевны. Вскоре, так как в Петербурге были неподходящие условия для устройства заправской "фаланстерии", г-жа Майкова вместе со своим другом решила переехать на Кавказ. Тогда-то детей их разобрали братья мужа, а сам Владимир Николаевич, потрясенный семейным горем, уже был не способен к какой-либо самостоятельной деятельности. Его жизнь была надломлена окончательно. Поселился он где-то в Финляндии, где пробовал завести хозяйство; изредка приезжал в Петербург, но родным редко показывался. Я виделся с ним несколько раз по просьбе Валерьяна и

стр. 180


--------------------------------------------------------------------------------

даже съездил к нему на хутор в Финляндию. Была при нем какая-то женщина, которая заботливо за ним ухаживала и, помню, очень задушевно пела цыганские романсы. Слушая ее, Владимир Николаевич заливался слезами и говорил, что его жизнь разбита, что его жена была идеальная женщина, что Гончаров в нее был платонически влюблен, а тот, другой... он никогда не договаривал. Действительно, это был конченный человек, а когда-то, по рассказам, он подавал большие надежды, был талантлив, умен, широко образован. Круто оборвалась его жизнь от несчастной любви к жене. С ней мне так и не пришлось встретиться. Она вернулась в Петербург много позже, виделась с сыновьями и даже одно время поселилась с младшим из них, Владимиром (уже после смерти Валерьяна). Говорят, она жива поныне, вернулась на Кавказ, в Сочи, где заведует общественной библиотекой, несмотря на свой уже очень приличный возраст. 5 Очень сочувственно отзывались об ней знавшие ее лично Елизавета Григорьевна Бекетова, жена Андрея Николаевича, бывшего ректора университета, и Анна Романовна Воронина, секретарь Общества вспоможения Высшим Женским Курсам. 6 Ее считали выдающимся человеком, сожалея лишь о неудачном выборе "руководителя". Как бы то ни было, вся эта романтически- интеллигентская история, хотя и подсказала сюжет "Обрыва" Гончарова, тяжелым камнем легла на судьбу причастных к ней лиц и разбила несколько жизней.

Как известно, Гончаров задумал роман о Райском еще раньше встречи с "Верой" и "Волоховым", но, конечно, без этих двух персонажей никакого "Обрыва" бы не было. Напечатан роман в 1870 году, но замысел его надо отнести к второй половине 60-х годов, причем Гончаров по художественным соображениям Веру представил незамужней молодой девушкой; Марк Волохов, по-видимому, целиком списан с натуры. 7

Историю действительных отношений, послуживших Гончарову для его романа, я узнал спустя некоторое время после нашего знакомства от Валерьяна Майкова, отчасти и от его дядей. Раньше Валерьян в разговорах урывками намекал, что он провел очень тяжелое детство, рассказывал, что Гончаров был сильно увлечен его матерью, но это было вполне "благородная" привязанность. Когда все обстоятельства его детства развернулись полной картиной, как-то странно было при чтении романа Гончарова чувствовать близость лиц, которые в той или другой мере были причастны к событиям, изложенным в художественном произведении: вымысел и действительность переплетались причудливыми узорами, и хотелось в правде реальных отношений найти проверку и основу того, что претворилось в фантазии художника в ирреальные создания. Конечно, смысл художественного произведения не в тех его привязях к жизни, которые составляют только условие творчества. Значение образа независимо от той "натуры", по которой работал художник; однако ведь не будь Форнарины, возможно, что не было бы и "Сикстинской Мадонны". 8

Во всяком случае. Валерьян Майков - этот сын Веры из "Обрыва" Гончарова - приобрел какой-то особый интерес в моих глазах. Должен добавить, что еще с самого начала нашего знакомства он располагал к себе качествами, которые внушали мне даже некоторую зависть. Прекрасно зная древние языки, он вообще был образцовым студентом- филологом, быстро ориентируясь во всех вопросах разных филологических дисциплин; отлично записывал лекции, выделяясь и своими ответами на практических занятиях; вообще он отличался какой- то дисциплинированной умственной культурностью в работах и спокойной уверенностью, благодаря хорошей подготовке. Все это не могло не произвести некоторого впечатления на "казанского дикаря", каким я себя еще долго чувствовал после зачисления на филологический факультет. * А это ведь вечная тема, особенно увлекавшая в молодые годы.


--------------------------------------------------------------------------------

* Постановка преподавания древних языков в провинциальных гимназиях в конце 70-х годов была очень слаба. В казанской 1-ой гимназии, где я воспитывался, латинист у нас был чех (Писецкий), едва говоривший по-русски. Занятия шли через пень в колоду, причем он бессовестно

стр. 181


--------------------------------------------------------------------------------

Первые два года знакомства я почти не расспрашивал его об его семейных отношениях. Валерьян Майков бывал часто на наших студенческих собраниях, засиживался днями в более тесном кружке четырех-пяти товарищей, с которыми мы особенно сблизились за общей работой, иногда и за легкими кутежами в приятельской компании. По его просьбе я раза два заходил к его дяде, Леониду Николаевичу, но на первых порах мне там не полюбилось: чопорно, сухо, холодком веяло. Повторных посещений я избегал.

Однажды перед экзаменом со второго на третий курс - жил я тогда в маленькой комнате на Подъяческой, на дворе, - раздался резкий звонок и еще более резкий голос, когда открыли дверь, - спрашивающий: "Где тут живет Батюшков"? Не постучавшись ко мне, входит с цилиндром в руках Леонид Николаевич и сердито окликнул: "Где Валерьян?" - "Не знаю, я его уже дня три не видал; его в университете эти дни не было на лекциях". - "Вы, может быть, скрываете?" - "Я вас не понимаю, Леонид Николаевич, - что и с какой стати я стал бы скрывать?" - "Да вот племянника", - уже как-то смущенно проговорил Леонид Николаевич, потупившись. "Прошу вас - сядьте, снимите шубу, если хотите, и объясните, в чем дело". После долгой паузы Леонид Николаевич присел на диванчик, как-то весь сморщился и, к моему удивлению, вдруг зарыдал/Я подал ему стакан воды и с недоумением выжидал, как это объяснится. Немного успокоившись, Леонид Николаевич мне сказал: "Простите, не выдержал... Ведь уже две ночи не возвращался Валерьян. Я вас подозревал, что вы с ним кутите... Он часто пропадает и всегда в оправдание себе приводит, что будто занимался с вами, поздно засиделись, и он остался переночевать". - "Уверяю вас, что он ни разу у меня не ночевал, да и это было бы смешно, так как вы живете через улицу отсюда, два шага дойти. Теперь мы с ним и не работаем вместе, так как готовимся по разным предметам; так вышло, что я в одном, он в другом отстал". - "Значит, продолжается прежнее, - уныло протянул Леонид Николаевич. - Уходит один, пьет втихомолку, а то с какими- нибудь неизвестными собутыльниками... Вы знаете ли, что отец его алкоголик, почему я должен так строго следить за Валерьяном... Кроме того, у него было ужасное детство... Я держал его с наивозможной строгостью". - "То-то, что уж очень много строгости отталкивает, - вставил я. - Простите мои возражения, но исправляют людей, привлекая их, лучше, чем запугивая". - "Вы думаете? Может быть, вы правы, я несколько сух, у меня своих детей никогда не было. Да и занят я очень, некогда вдумываться". - "Однако вы уже задумываетесь, и это хорошо. Войдите немного во внутреннюю жизнь вашего племянника; может быть, сблизившись с ним, вы лучше будете на него влиять, привлечете его сердцем, а не той формальной благодарностью, которой он себя чувствует обязанным вам за то, что вы его воспитали". Разговор продолжился с час времени, принимая все более задушевный характер. Когда Леонид Николаевич стал уже прощаться, я обещал помочь в розысках Валерьяна и прежде всего посоветовал навести справку у его двоюродного брата, который больше в курсе его похождений, чем я. 12 Последнее время к тому же я был действительно поглощен разными личными заботами. Валерьян в тот же день к вечеру отыскался, и Леонид Николаевич ни слова не


--------------------------------------------------------------------------------

но "фантазировал" при переводе с латыни, уверяя, что так "по-русскее". Иногда задавали вопросы, притворяясь, что не понимаем такого значения слова. Прославился наш Писецки объяснением слова vitulus 9 : "Это, дескать, маленькая коровка - быкин сын"... Карикатурами на Писецкого пестрели наши тетради. Впрочем, в старших классах вступил к нам умный и толковый грецист (Кочкин). 10 Благодаря ему я прочел осмысленно Гомера, "Антигону", "Аякса", 11 некоторые диалоги Платона и вошел во вкус греческого языка. Все-таки предубеждение к классицизму было в нас так сильно, что считалось позором поступить на историко- филологический факультет. Помню, что из всего выпуска только один из моих товарищей рискнув это сделать, оправдываясь своей крайней беднотой, в надежде получить стипендию с первого курса. Хотя меня всего сильнее влекло к историко-филологическому факультету, но я сперва записался на физико-математический факультет, и только через год решился перейти к изучению гуманитарных наук.

стр. 182


--------------------------------------------------------------------------------

сказал ему о своем посещении меня, но через неги передал мне приглашение прийти к ним отобедать и вообще чаще бывать. С той поры возникла у нас большая дружба с Леонидом Николаевичем, несмотря на разницу возрастов, дружба, продолжавшаяся з лишним двадцать лет. Не осуществив своего раннего намерения быть профессором университета, Л. К. Майков сохранял близкие отношения к профессорам историко- филологического факультета, благодаря своему положению редактора "Журнала Министерства народного просвещения" и научной деятельности. Он, так сказать, "добровольцем" руководил занятиями молодежи, оказав деятельную поддержку многим из молодых историков литературы. Большой начетчик и любящий книгу какой-то особой, привязчивой любовью, как к живому существу, Леонид Николаевич выделялся не столько дарованиями, как глубокой преданностью интересам науки и образованности в широком смысле слова. Правда, образованность его была исключительно книжная и историко- литературная. Другие науки, даже смежные с филологией, его нисколько не интересовали. Впечатления жизни, переживания, да и сама жизнь как- то отступала на второй план. Без книг он не понимал жизни, и книги занимали три четверти его интересов. Свою молодость он как-то коротко резюмировал: "Немножко покутил, пока водились деньги; потом влюбился, женился, до сих пор влюблен в жену, а в книгах моя жизнь". И когда представилась ему возможность занять должность помощника директора Публичной библиотеки - это было для него радостным днем. Впоследствии, когда он получил высшее назначение, стал вице- президентом Академии наук и должен был отказаться от службы в Публичной библиотеке, - это настолько его огорчало, что на первое время заслонило удовольствие от более почетной должности. 13 Зло и несправедливо оговорил Леонида Николаевича Скабичевский в своих воспоминаниях "Из прошлого" ("Русское богатство" 1907 г.). 14 Никакой "протекции" Аполлон Николаевич не оказывал своему брату, который обязан исключительно себе в пройденной карьере. Со стороны чиновничьей карьеры я очень мало интересовался судьбой Леонида Николаевича, однако он сам мне подробно рассказывал, как он получал то или иное назначение и, повторяю, при этом никакие посторонние влияния не играли никакой роли. Ценили его качества, о которых и сам Леонид Николаевич не стыдился, когда нужно, напомнить, ибо действительно дорожил службой, не имея никакого личного обеспечения. Вся семья Майковых состояла из "служилых" людей; я не знаю, были ли у них когда-либо поместья, но действительно они как-то больше льнули к классу людей состоятельных, ценили родовитость, положение в обществе, быть может даже карьеру, но в скромном смысле достижения достаточного обеспечения, чтобы иметь возможность отдаваться чисто умственным интересам. Карьера не из тщеславия, а ради положения среди так называемых "порядочных людей". Они образовали как бы интеллигенцию в высших слоях общества. *

С Аполлоном Николаевичем у Леонида Николаевича не было большой душевной близости. Они бывали друг у друга в определенные дни: по воскресениям у Аполлона Николаевича, пока жива была их мать, по четвергам - у Леонида Николаевича, хотя постоянным посетителем этих четвергов Аполлон Николаевич не был, и Леонид Николаевич мне определенно говорил, что он не разделяет слишком "правых" воззрений


--------------------------------------------------------------------------------

* О Леониде Николаевиче Майкове я дал после его смерти отдельный очерк - "Гуманист-академик" (см. "Критические очерки"). Кстати, доскажу судьбу Валерьяна. После описанного посещения Леонида Николаевича легко понять, почему первоначально просто товарищеские отношения к его племяннику приняли и у меня характер некоторой духовной опеки над ним: жизнь - не роман, а из-за романа погибла молодая жизнь. Одно время Валерьян даже переселился ко мне, так Леонид Николаевич почему-то уверился, что я могу иметь на него влияние. Вполне спасти человека не удалось, но все же Валерьян продержался несколько лет и после окончания университета, пока не переехал в Нарву, где служил преподавателем гимназии. В Нарве он женился, вскоре вернулся в Петербург, напечатал несколько прекрасных переводов од Пиндара, готовил диссертацию по древнегреческой лирической поэзии, написал несколько историко-литературных заметок, но умер в молодых еще годах от чахотки. 15 Его единственный сын, моряк, вскоре после смерти отца погиб двадцатилетним юношей при Цусиме.

стр. 183


--------------------------------------------------------------------------------

своего брата. Тем не менее по желанию Леонида Николаевича и я стал посетителем воскресных приемов у "бабеньки" и застал остаток "салона Майковых", державшегося по традиции, но во многом уже утратившего свое значение * литературного салона". 16 Не показывался там больше Гончаров, бывшей его "душою". Не приходил более Достоевский, который вносил страстность темперамента в горячих речах. Нам - молодежи - об них постоянно напоминали. Оставался лишь уравновешенный, тишайший и страшно замкнутый в себя Н. Н. Страхов - собеседник "под сурдинку". 17 Аполлон Николаевич был всегда приветлив, любезен, но словно искал, на чем сойтись для более непринужденной беседы. Как-то попросил он меня зайти к нему днем, в предобеденный час, когда посетителей нет. Его интересовала средневековая поэзия, и ему хотелось познакомиться с ней более непосредственно, не по французским переложениям, которые он читал, а в буквальной передаче. Я ему принес несколько своих переводов, отвечающих именно требованиям точности. Аполлон Николаевич заставлял меня подтверждать их подлинным текстом, объяснять слова, конструкцию стиха, форму стихосложения и т. п. Он сделал две поправки в переводах, а потом, вдохновляясь темой, говорил: "Вот этот стих лишний, ослабляет впечатление; тут надо бы добавить, усилить; здесь оборвать, тут изменить темп...". - "Аполлон Николаевич, - заметил я, - ведь это уже будет не перевод". - "Что поделать, - сказал Аполлон Николаевич, - вижу, дословно переводить невозможно. Замысел поэтичен, образы есть, но ведь в настоящее время совсем нельзя так писать стихи". - "Поддерживала песнь трубадура музыка, - напомнил я, - музыка, ключ к которой не вполне подобран". - "Разве что музыка. Но стихи сами по себе ужасно прозаичны. Я не то ожидал от трубадуров. Ну а поэзия скальдов?" - "Их visur 18 покажется вам еще прозаичнее". Я сообщил ему примеры. "Почему же, - спрашивал Аполлон Николаевич, - "Слово о полку Игореве" так поэтично и для нас поныне, откуда эта тайна вечной поэзии... 19 Ведь есть же вечно прекрасное... А классический мир..."

Меня интересовало, как Аполлон Николаевич слагал свои поэмы из области скандинавской мифологии (о Бальдуре). какими он пользовался источниками. 20 Но Аполлон Николаевич не рассказал о них. Какие-то намеки, указания возбуждали его самостоятельную работу мысли; он забывал источники и видел перед собой картину и спешил передать в стихах, в безотчетном экстазе перед видением. Филология и поэзия не раз расходятся. Аполлон Николаевич полюбопытствовал заглянуть в работу филолога, и художественный темперамент требовал перелить ее в иные формы, и только тогда образы древности принимали для него настоящий вид. * Темами песен Бертрана де Борн Аполлон Николаевич так никогда и не воспользовался. 22 По его желанию я прочел позже свои "буквальные" переводы, без рифм, но с соблюдением ритма, в Литературном обществе, предпослав переводам краткие объяснения. 23 Впечатление и на слушателей- литераторов, среди которых были Плещеев, Мережковский, Фофанов, Андреевский 24 и др., оказалось однородным с тем, которое высказал Аполлон Николаевич, и "резолюция" - "дословно не следует переводить несовершенные памятники". На современном языке поэзии возможны лишь переложения старинных мотивов, но точность вредит восприятию поэтического замысла именно как такового. Мы не чувствительны к архаической форме выражений, и поэзия идет врознь с эрудицией. Недавно одно из стихотворений Бертрана де Борн - того провансальского трубадура, с которым хотел познакомиться Ал. Н. Майков, появилось в вольном переложении А. Блока (см. "Роза и Крест"): оно очень красиво в этом переложении. Поэт обошелся с темой средневекового трубадура именно так, как указывал Аполлон Николаевич,


--------------------------------------------------------------------------------

* Напомним, что в эту пору именно по вопросу о том, как следует переводить художественные памятники старины, уже Леконт де Лиль провозгласил, что время неточных переводов миновало безвозвратно, и именно для соблюдения наивозможной верности передачи он перевел "Илиаду" прозой. Правда, такую мерку мог выдержать Гомер. 21

стр. 184


--------------------------------------------------------------------------------

что надо было это сделать, т. е. жертвуя точностью в интересах "поэтичности" воспроизведения старинного мотива. И современному читателю это ближе и понятнее. 25

Аполлон Николаевич прекрасно читал свои стихи. Немного в приподнятом тоне, несколько напевно, декламируя, но его стихотворения так и надлежало читать. Именно декламация Аполлона Николаевича раскрывала настоящее значение многих его стихов, которые в простом чтении проигрывали. Пушкина нельзя декламировать; его следует читать просто и либо в небольшом интимном кружке, либо самому для себя. Он как-то вас захватывает внутренне, и позже я слышал, что Комиссаржевская признавалась, что она совсем не может читать Пушкина с эстрады. Что-то глубокое и волнующее пропадает при декламации Пушкина. Это неоднократно я наблюдал и слушая в чтении пресловутое письмо Татьяны, и последнее объяснение с Онегиным, - два отрывка, которые чаще всего читают с эстрады. Савина умно оттеняла эти отрывки, но впечатление от чтения про себя все же было сильнее. *

У Майкова, наоборот, стихи напрашиваются на декламацию. Когда Аполлон Николаевич читал их вслух, он принимал вдохновенный вид. Красивая голова его, точно выточенная тонким резцом, слегка откидывалась, глаза блестели и даже очки не портили их выражения; голос повышался, он мерно и несколько однообразно размахивал правой рукой, ясно, четко и выразительно произносил каждое слово, повышая и понижая голос - выходило очень эффектно и увлекательно. Я любил его слушать. 27

Аполлон Николаевич очень настаивал на субъективности акта творчества. Внешний мир играл в его глазах какую-то служебную роль. Помню, зашла речь о статье Владимира Соловьева о красоте в природе. 28 Аполлон Николаевич был очень недоволен ею. "И что вы, господа, ученые и философы, ищете какие-то объективные признаки красивого и безобразного, хотите в природе самой по себе что- то найти... Нет, ничего этого нет; только в нас самих, в душе живет красота... Изнутри мы создаем, из себя выводим образы... все дело в чувстве, в уменьи чувствовать..." Старик разволновался и бил себя в грудь: "Как вы этого понять не хотите!" Мне статья Соловьева, наоборот, очень нравилась, и я рискнул некоторые возражения в ее защиту. "Может быть, может быть, - заметил Аполлон Николаевич, - и все-таки, если в вас самих нет чувства красоты, вы не создадите ее никакими рассуждениями... Надо уметь чувствовать - это главное".

С историками литературы, в частности, между прочим, с профессором Александром Николаевичем Веселовским, ставившим вопросы о тайнах творчества, которые желательно было бы проанализировать и вскрыть с наивозможной полнотой, Аполлон Николаевич держал себя сдержанно. Я присутствовал при одной такой беседе, причем Аполлон Николаевич довольно резко сказал: "Зачем вам это знать - откуда и как берутся образы в душе поэта? Довольствуйтесь тем, что он вам дает. Разбирайте, критикуйте, но чувство не поддается анализу. Вдохновение не подчиняется воле, не подвластно и наблюдению". Впрочем, Веселовский как чистый историк не особенно и интересовался психологией творчества. 29

Вскоре круг обычных посетителей "салона" Майковых увеличился новым составом. Дело в том, что в университете у нас завелся свой "салон" - в квартире ректора университета - Андрея Николаевича Бекетова. 30 Андрей Николаевич, человек очень добрый, любивший молодежь и старавшийся привлечь ее для некоторого руководительства в периоде все возраставших студенческих волнений, устроил у себя "субботы", на которые все студенты университета могли приходить, даже не дожидаясь особого приглашения. Но, конечно, приходили только после личного знакомства, правда, приводя с собой товарищей, которых тут же представляли Андрею Николаевичу


--------------------------------------------------------------------------------

* И "Анчар" в чтении Стрепетовой проигрывал: она вносила в передачу какую-то истерическую страстность, нарушающую пластичность образа. 26

стр. 185


--------------------------------------------------------------------------------

и его семье. Мне пришлось несколько ближе сойтись с нашим ректором после одной студенческой истории. Он усердно звал к себе потолковать вообще и так радушно и тепло отнесся при первом знакомстве, что я пришел и в "субботу" и вскоре почувствовал себя в семье Бекетовых, как в близком, родном доме. Собиралось по субботам много народу. Иногда человек 150-200; которые, однако, свободно размещались в просторной ректорской квартире, расположенной в двух этажах, во флигеле, что выходил фасадом на набережную Невы. (Позже квартира ректора была иная, во дворе.) Большинство проходило в кабинет Андрея Николаевича; в нижнем этаже, и там велись горячие споры на разные вопросы, волновавшие тогда молодежь. Андрей Николаевич, обуздывая слишком горячих и стремительных "революционеров", старался всем внушить свою полную уверенность в близости введения у нас конституции (это было до 81-го года) и настаивал на необходимости готовиться к общественной самодеятельности. При своей несомненной благожелательности и испытанном либерализме, А. Н. Бекетов пользовался большой любовью и популярностью среди молодежи, но влияние его вряд ли было очень значительно. Он привлекал больше душевными качествами, чем логикой аргументации, и не проявлял оригинальности мышления. В два-три разговора он весь исчерпывался и затем только повторялся. И все же эти приемы могли сыграть значительную роль в судьбах петербургского студенчества, если бы они не были вскоре запрещены верховной властью. Но связь с семьей Бекетовых установилась другим путем благодаря женскому элементу - жене и дочерям Андрея Николаевича. 31 Из кабинета ректора поднимались во второй этаж; где принимали гостей уже не для споров о политике и студенческих делах, а для разговоров о музыке, поэзии, о театре, о литературе и пр., словом, все попадали в ту атмосферу, которая обычно создается под влиянием умной и просвещенной женщины-хозяйки. Елизавета Григорьевна Бекетова умела принимать гостей и сразу придать интересный и непринужденный характер беседе. Она к тому же была недурной музыкантшей и после того, как "отбывала повинность", как она шутя выражалась, налив в столовой несметное количество стаканов чая для нижних посетителей, она поднималась наверх, садилась за рояль "отвести душу" за Шуманом или Бетховеном, иногда исполняла и Шопена. Играла она без виртуозности, но умело оттеняла музыкальное произведение, которое в ее исполнении становилось как-то особенно близким и понятным.

Вскоре определился более интимный кружок, который и потом не могли разогнать никакие запрещения свыше. Четыре дочери Андрея Николаевича; каждая из них с очень определенной индивидуальностью, служили центром, вокруг которого группировалась молодежь. Старшая, Екатерина Андреевна, писала стихи, напечатала две-три повести, много переводов и вообще выдавалась литературным образованием. Ее сестры отчасти следовали по ее стопам, но некоторые из них проявляли большие наклонности к музыке. Из подруг Бекетовых всего чаще бывали две дочери И А. Вышнеградского: рознь во взглядах родителей не мешала самой тесной дружбе между детьми. --Начав с официальных посещений по субботам, я и некоторые из моих товарищей, в том числе и Валерьян Майков, стали бывать и в другие дни, наконец, почти ежедневно, в промежутках между лекциями или по вечерам, засиживаясь иногда до 3-4-х часов ночи. Дом Бекетовых стал для многих из нас почти своим и в то же время он служил культурным очагом, где вырабатывались взгляды, формировался вкус, приобреталось художественное воспитание и "вежество" в обхождении; что также было не лишним для многих.

И вот почти целиком кружок этот, т. е. старшие две дочери Бекетова, барышни Вышнеградские, еще две-три их подруги и несколько человек студентов, перекочевал в "салон" Майковых, нарушив его чопорность и замкнутость. Екатерина Андреевна Бекетова вдруг как бы "открыла" значение поэзии Майкова, заверив Аполлона Николаевича, что она стала его надлежащим образом понимать, лишь прослушав его чтение. У Майковых, так же как у Бекетовых, пели, музицировали, читали стихи. играли в bouts-rimes, в secretaire и т. п., что делалось, конечно, и на всяких других

стр. 186


--------------------------------------------------------------------------------

журфиксах, 33 но присутствие в доме поэта придавало собраниям большую значительность. Аполлон Николаевич охотно вмешивался в наши разговоры и умел быть с молодежью благодушно- приветливым. В противоположность "субботам" у Бекетовых, где все- таки политика по временам проступала и в разговорах "наверху", и политика в весьма определенно-прогрессивном направлении, Аполлон Николаевич тщательно избегал всякого разговора, который мог бы заставить его высказать свои взгляды. Это было с его стороны тактично. Помню, один только раз он со мной заговорил на тему о государственном устроении, причем пытался доказать примерами из жизни животных, что всякая "порода" стремится к своей особой форме общественной организации. "Могут ли пчелы обходиться без царицы? - ставил он вопрос. - Не то же ли мы видим в людском обществе?.." Но, впрочем, как умный человек, он тут же сообразил, что путем сравнений очень трудно что-либо доказать, ибо comparaison n' est pas ratson 34 В другой раз завязался было спор о значении Ивана Грозного, но Аполлон Николаевич очень скоро прекратил его, заметив, что его стихи, посвященные Грозному, 35 не произвели на нас впечатления, и больше не возвращался к темам ни о внешней, ни о внутренней политике.

Валерьян Майков мне как-то высказал: "Дядя Аполлон считает тебя "красным", но говорит, что и в красных можно найти некоторые хорошие черты. А потом у тебя есть светскость обращения, которую он очень ценит". Я поблагодарил за указание на "смягчающие вину обстоятельства", но нашел, что отзыв о "красности" немного напоминает определения светских дам, которые по поводу всякого независимого суждения восклицают: "Mais vous parlez comme un vrai rougel" 36 Отнюдь не примешивая "политики" к вопросам чистого знания и "самодовлеющей красоты", ценя больше всего критерий истинной художественности в оценке произведений искусства, я, правда, и а молодых годах представлял себе значение литературы и искусства не иначе как на базе определенных гуманитарных идеалов. И Аполлон Николаевич именно как поэт, казалось мне, не мог от них отступиться. Мне пришлось все-таки заметить в нем некоторое раздвоение, отчасти подтверждавшее мой взгляд о различии критериев для оценки писателя и человека. Это выяснилось мне по поводу стихотворения Аполлона Николаевича "Савонарола", в печатном издании которого был пропуск "по условиям цензуры". Как раз в пропущенных стихах поэт высказывал большую терпимость (между прочим, и к евреям) и широкий взгляд на общегуманитарное значение христианства. Леонид Николаевич сказал мне, чтобы я попросил Аполлона Николаевича вычеркнутые стихи, которые у него остались в записи. Когда я завел об этом речь с Аполлоном Николаевичем, он поморщился, сказал, что никакой записи у него нет, что выпущенные строки не имеют значения и об них не стоит и вспоминать. "Чиновник" 37 не сочувствовал тому, что создано было поэтом, и здесь в особенности я почувствовал в Майкове два разных "я". Позже мне все-таки удалось восстановить пропущенные строки благодаря артисту Р. Б. Аполлонскому, 38 который запомнил их в той редакции, которую несколькими годами раньше продиктовал сам Аполлон Николаевич для прочтения на каком-то литературном вечере.

После смерти Аполлона Николаевича я напечатал эти стихи в статье о "Двух мирах". Привожу их здесь как выявление того лучшего Майкова- поэта, который, к сожалению, давал себя заслонить Майковым- цензором, хотя и служившим в Комитете иностранной цензуры, но пассивно подчинявшимся и цензуре внутренней, которую добровольно принимал. Вот эти когда-то запрещенные строки о Савонароле:

Христос, Христос! Но, умирая

И по следам твоим ступая,

Твой подвиг сердцем возлюбя,

Христос, он понял ли тебя?

Ты не хотел, средь мук гонимый,

Врагам анафему изречь;

Ужели мир, Тобой любимый

стр. 187


--------------------------------------------------------------------------------

Хотел ты трауром облечь?

О, нет! Ты призвал к жизни вечной

Евреев, варваров, эллин -

В семье народов бесконечной

Тобой не презрен ни один!

Благословил Ты в людях чувство,

Стремленье к истине святой,

И вдохновенье, и искусство,

Любовь и труд, и ум прямой.

И человек, в твоем ученье

Познав себя в Твоих словах,

С восторгом видит откровенье -

Чем ты велик, и свят, и благ!

Как ты, на рамена тяжелый

Подъемлет крест Савонарола.

Так жизнь кляня, как жизни враг,

Бесплодной жертвы пал монах.

Где был костер его, - чредою

Опять справлялся карнавал

Одушевленною толпою

И говор радости звучал.

В кофейнах - игры, карты, кости...

И жизнью занятый, без злости

Народ монаха вспоминал,

Как бурю, унятую Богом...

Он понимал, что Бог любви,

Создавший мир в порядке строгом,

Сказал созданию: живи!

Можно, пожалуй, не слишком удивляться, что цензура вычеркнула эти стихи, ибо мало ли глупостей проделывала наша дореформенная цензура, но, конечно, нельзя не подивиться тому, что Аполлон Николаевич сам так легко от них отрекся. Если бы не вспомнил Леонид Николаевич об этом пропуске и если бы не удивительная память Р. Б. Аполлонского, который запомнил стихи, то эти строки так бы и погибли. Между тем они много дают для уяснения в надлежащем смысле того христианства, которое внутренне ненавидел Аполлон Николаевич Майков, и того светлого, вполне гуманного и жизнелюбовного миросозерцания, которое озаряло его поэтическое творчество. 39

Незадолго до своей смерти Аполлон Николаевич как-то обратился ко мне с просьбой сообщить ему новости по французской поэзии. Я привез с собой из Парижа томик стихов Сюлли Прюдома, там, где напечатана его поэма "Le Bonheur", и занес его Майкову. Аполлон Николаевич порадовался: "Я люблю Сюлли Прюдома и Леконта де Лиль, - сказал он. - Мне, старику, уже не под силу браться за самостоятельные вымыслы, но переводить я еще смогу. Авось подвернется что-нибудь подходящее".

Однако новых переводов ему не привелось дать. Прочел он половину тома очень внимательно и сделал ряд карандашных пометок на полях. Эти замечания виртуоза стиха по поводу произведений тоже виртуоза формы - Сюлли Прюдома - весьма любопытны. Аполлон Николаевич довольно строго отнесся к французскому поэту, и против целого ряда мест сделаны пометки: "проза", "mignardise", 40 "вычурно", "риторика"... Подчеркнуты все обороты со словами - ainsi, mais, done, ou bien, c'est pourquoi, 41 а в одном случае добавлено: "ужасно donci В переводе - следовательно". Но одобрительно отозвался Аполлон Николаевич по поводу нескольких мест, ставя на полях: "хорошо", а в отделе "Majora canamus", ст(ихотворение) V, надписал сбоку: "Вся пьеса от стр. 65 хороша, а заключение бесподобно! Поэтично, сжато, сильно!" Против последнего куплета снова добавлено: "чудесное окончание". Вот эти строки. Речь идет о человеке вообще:

стр. 188


--------------------------------------------------------------------------------

Et sous l' Infini qui l' accable,

Prosterne desesperement

Il songe au silence alarmant

De l' Univers inexplicable;

Le front lourd. Ie coeur depouille,

Plus trouble d'un savoir plus ample,

Dans le cendre du dernier temple

I pleure encore agenouille.

Отчеркнуты четыре последние стиха.

Отдел 4 Pour les arts" не удовлетворил Аполлона Николаевича, который сделал пометку: "Весь этот отдел плох. Все натянуто и вымучено. Непонимание искусства". Однако он сделал исключение для одного стихотворения, посвященного Аполлону Бельведере кому, выделив в особенности три последних стиха:

Ton regard dans la forme humble encore devine

Le pur contour elu par son type accompli:

On te la livre humaine, et tu la rends divine.

В этой оценке сказался страстный поклонник античного мира, каким был Аполлон Николаевич Майков.

Страницы томика Сюлли Прюдома разрезаны только до половины. Аполлон Николаевич не успел его дочитать. После его смерти книжка была мне возвращена вдовой поэта, и этот экземпляр издания 1888 года с карандашными пометками Аполлона Николаевича Майкова сохранился у меня как приятная реликвия знакомства с поэтом. 42

Семейство Майковых представляло вообще интересное явление русской культуры на почве родового быта. Фамильные предания у них бережно хранились, а вели они свою генеалогию еще от Нила Сорского. 43 Этот дальний предтеча XV века образованного русского деятеля, хотя и замкнувшегося в области церковных интересов, словно маячил им из глубины веков в направлении культурно-просветительной деятельности. И в XIX столетии выделилась в том же роду группа талантливых людей, по-разному сыгравших свою роль в истории нашего просвещения. Уже в первой половине минувшего века один из Майковых занимает пост директора императорских театров. 44 Выдающимся художником выступает Николай Аполлонович, 45 и все четверо его сыновей, по своим дарованьям и способностям, конечно, в разной степени и в разных направлениях, носят печать талантливой "породы", сохраняя заветы художественной просветительной деятельности. Некоторую аналогию "литературной семье" Майковых представляет семья Аксаковых, но Аксаковы - более почвенная семья, помещичьего пошиба, и связанная глубокими привязями с русской деревней. 46 Майковы - настоящие петербуржцы, и западное влияние, особенно романских народностей, на них весьма ощутительно. В итальянской школе воспитался Николай Аполлонович Майков, картины которого носят яркий след изученных им на Западе образцов. Аполлон Николаевич тоже был горячим поклонником Италии, когда-то путешествовал по этой дивной стране, драпируясь в плащ и надев широкую мягкую шляпу, чтобы и самому принять облик настоящего итальянца. 47 Рассказывал он о своем пребывании в Италии всегда в повышенном тоне и до конца жизни остался страстным поклонником итальянской музыки. Все Майковы были большими меломанами и не пропускали абонемента в Итальянской опере. 48 К русской музыке относились скептически; исключение делалось только для Глинки и отчасти Серова, по личным отношениям, но из опер Серова признавалась только "Юдифь". 49 К Чайковскому Аполлон Николаевич относился с явным предубеждением и, когда поставили "Евгения Онегина", помню, говорил мне, что это профанация Пушкина, что заимствование сюжета изобличает скудость фантазии музыканта... 50 Он явно переборщил в своей антипатии к Чайковскому и не мог, конечно, серьезно отстаивать, что Бомарше, Гете

стр. 189


--------------------------------------------------------------------------------

и десяток других мировых поэтов не потеряли от музыкальных переложений; но отсюда, конечно, не следует, чтобы оперный композитор, хотя и ограничивающий сюжет по условиям музыкальной интерпретации, лишался бы вследствие этого права писать оперы на канву литературных произведений. О "кучкистах" 51 нельзя было и заикаться в салоне Майковых, оставшихся до конца верными традициям так называемой "итальянщины". Л. Н. Майков увлекался французским театром, который посещал еженедельно, 52 и вряд ли когда бывал в Александринке иначе, как по какому-нибудь исключительному случаю. И в научной области он всего ближе тяготел к трудам французских ученых и лучше других знал французскую литературу. Жена его, 53 между прочим, кичилась тем, что в жизни не прочла ни одной немецкой книжки и не чувствует себя от этого хуже. Аполлон Николаевич был женат на немке 54 и к немецкой поэзии относился с большим вниманием и сочувствием, но все-таки романский мир его сильнее пленял, несмотря даже на экскурсы в область скандинавской мифологии. Но западные вкусы, отчасти и западное воспитание, не мешали тому, что, например, Леонид Николаевич сильно тяготел к славянофильству, а Аполлон Николаевич считал себя сторонником исконных "русских" начал.

Я не застал в живых Валерьяна Николаевича Майкова, этого талантливого критика, особенно проникшегося поэзией Кольцова. Как известно, он погиб в молодых годах. Об нем редко вспоминали, и только Леонид Николаевич заинтересовался изданием его произведений. С Аполлоном Николаевичем, кажется, они шли врозь. 55

Как бы то ни было, и свое и чужое переплеталось в атмосфере настроений, господствовавших в семье Майковых, но самым ценным была именно эта атмосфера - поэзии, искусства, науки, преобладание интересов, возвышающихся над буднями жизни и вполне бескорыстных в смысле чисто духовной деятельности. Была, пожалуй, даже некоторая оторванность от жизни в ее наиболее существенных, неотложных общественных задачах. Несколько пахло оранжереей. Обо многом не принято было совсем говорить. Но все-таки много и положительного выносилось из общения с этой семьей. Все это поколение - Аполлон, Валерьян, Владимир, Леонид, из которых только двое средних рано погибли, не дав всего, что могли дать, а старший и младший брат, в разном направлении, достигли весьма определенных результатов, представляются как бы всходами удачного посева. Где-то, когда-то запало в народе зерно, которое дало свой первый росток: отец Нила Сорского был простым крестьянином. Через века то же семя продолжало питать поколения за поколениями, с неравными всходами; затем сразу наступил чрезвычайный урожай - образовалась семья талантов с передачей наследственных качеств от отца к сыновьям в разных направлениях: живопись, поэзия, критика, наука - в каждой из этих областей человеческого творчества род Майковых имел своего одаренного представителя.


--------------------------------------------------------------------------------

1 Хрестоматийными стали такие стихотворения Майкова, посвященные русской природе, как "Ласточки" (1856), "Нива" (1857), "Весна! Выставляется первая рама", "Летний дождь" (1858) и др. "Три смерти" - драматическая поэма, одно из самых значительных его произведений (1842-1851, опубл. 1857).

2 У В. Н. и Е. П. Майковых было трое детей - дочь Евгения и сыновья Валериан и Владимир. О последнем см.: Сотрудники Российской национальной библиотеки - деятели науки и культуры. Биографический словарь. СПб., 1995. Т. 1. С. 335-339.

3 Имеются з виду следующие слова в "критических заметках" И. А. Гончарова "Лучше поздно, чем никогда" (1879): "Разве многие изящные красавицы не пошли с ними [т. е. "нигилистами"] на их чердаки, в их подвалы, бросив одни родителей, другие - мужей и - еще хуже - детей?" (Гончаров И. А. Собр. соч. М., 1955. Т. 8. С. 95).

4 Этот "нигилист" - Федор Васильевич Любимов (р. 1845), сибиряк, сын бедного священника, недоучившийся семинарист; в 1864 году приехал в Петербург для поступления в университет, в 1867 году, наконец, добился этого, но вскоре перешел в Медико-хирургическую академию, откуда был два года спустя отчислен; в пору неудач пользовался материальной поддержкой Майковых, некоторое время был домашним учителем Валериана.

стр. 190


--------------------------------------------------------------------------------

5 О семейной драме Майковых и ее отражении в творчестве Гончарова см.: Чемена О.М. Создание двух романов. Гончаров и шестидесятница Е. П. Майкова. М., 1966. Ср.: Гейро Л. С. Из истории создания романа И. А. Гончарова "Обрыв" // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 197S год. Л., 1976. С. 51-73.

6 О А. Н и Е. Г. Бекетовых см. ниже. Воронина Анна Романовна (урожденная Казицына, по первому мужу Дебагорий- Мокриевич, 1836-1903) - деятельница женского движения.

7 Замысел романа возник двумя десятилетиями раньше, а ко второй половине 1860-х годов относится заключительный этап творческого процесса.

8 Форнарина (ит. fornarina - булочница) - прозвище дочери римского булочника красавицы Маргариты, возлюбленной Рафаэля, неоднократно служившей ему моделью.

9 Теленок, бычок (лат.).

10 Имеются в виду Писецкий Максимилиан Иванович и Кочкин Петр Петрович; впоследствии первый был учителем Самарской гимназии, второй - инспектором студентов Казанского университета; оба дослужились до чина статского советника (см., например: Список должностных лиц Казанского учебного округа на 1899-1900 уч. год. Казань, 1900. С. 9, 135).

11 "Антигона" и "Аякс" - трагедии Софокла.

12 Речь идет об одном из трех сыновей А. Н. Майкова.

13 Л. Н. Майков - академик (1891); в 1868-1882 годах был помощником редактора, в 1882-1890 годах - редактором "Журнала Министерства народного просвещения"; в 1882- 1893 годах - помощником директора Публичной библиотеки; с 1893 года до конца жизни - вице-президентом Академии наук; в 1872-1886 годах возглавлял этнографическое отделение Русского Географического общества, с 1889 года - Археографическую комиссию.

14 Скабичевский Александр Михайлович (1838-1911) - критик народнического направления; название приведено по памяти вместо "Из воспоминаний о пережитом". Л. Н. Майков охарактеризован там следующим образом: "Леонид Майков (...) не отличался блестящими или даже сколько-нибудь выдающимися дарованиями. Он брал более всего усидчивостью, как усердный и кропотливый исследователь- библиограф. (...) На университетскую карьеру он, по-видимому, не дерзал и [не] рассчитывал, и если достиг впоследствии таких видных административных постов, как помощник директора Публичной библиотеки, вице-президент Академии наук, председатель этнографического отделения Географического общества и пр., то все это главным образом благодаря протекции и сильным связям своего брата Аполлона, этого официального поэта, уже в юности приобретшего известность и силу в придворных сферах воспеваниями высокопоставленных лиц" (Русское богатство. 1907. N 7. С. 51-52). Последнее замечание было связано в первую очередь со стихотворением "Когда по улице, в откинутой коляске...", содержавшем прославление Николая I (об этом см.: Ямпольский И. Поэты и прозаики. Л., 1986. С. 130-141). Очерк Батюшкова "Гуманист-академик. Памяти Леонида Николаевича Майкова" был впервые опубликован в журнале "Мир Божий" (1900. N 6. С. 13-20), а затем перепечатан в его "Критических очерках и заметках" (СПб., 1902. Ч. 2. С. 224-248).

15 Все переводы Вал. Вл. Майкова из Пиндара увидели свет на страницах "Журнала Министерства народного просвещения" в 1892-1898 годах (см.: Античная поэзия в русских переводах XVIII-XX вв. Библиографический указатель / Сост. Е. В. Свиясов. СПб., 1998, по указателю имен). Там же были опубликованы его статьи "О не дошедших до нас произведениях Пиндара" (1892. Ч. 279. Янв. Отд. V. С. 1-14) и "Сказка "О рыбаке и рыбке" Пушкина и ее источники" (Ч. 281. Май. Отд. II. С. 146-157). Ср. отклик Батюшкова на смерть Вал. Вл. Майкова в помеченном 21 августа 1899 года примечании к статье о трагедии А. Н. Майкова "Два мира", ее происхождении и критиках: "Знаток античной поэзии и автор прекрасных переводов эпииикий Пиндара Вал. Вл. Майков скончался в цветущем возрасте, с надеждами, которым не суждено было сбыться..." (Критические очерки и заметки. [Ч. I]. СПб., 1900. С. 79).

16 Литературный кружок, возникший в середине 1830-х годов и позднее превратившийся в литературный салон (о нем см.: Деркач С.С. И.А.Гончаров и кружок Майковых // Русская литература XIX- XX веков. Учен. зап. ЛГУ. 1971. N 355. Сер. филол. наук. Вып. 76. С. 18- 38). Мать А. Н. Майкова (она же - "бабенька") - Майкова Евгения Петровна (урожденная Гусятникова, 1803-1880), писательница.

17 Страхов Николай Николаевич (1828-1896) - философ, критик и публицист "почвеннического" направления; сотрудник журналов "Время", "Эпоха" и "Заря".

18 Виса (древнесканд.) - жанр скальдической поэзии.

19 Майкову принадлежал поэтический перевод "Слова о полку Игореве" (1870).

20 Речь идет о поэме "Бальдур. Песнь о солнце, по сказаниям Скандинавской Эдды" (1871); скандинавским эпосом была также навеяна поэма Майкова "Брингильда" (1888).

21 "Илиада" в переводе главы французских "парнасцев" Шарля-Мари Леконта де Лиля (1818-1894), вышла в 1867 году (Нотеге. Iliade / Traduction nouvelle par Leconte de Lisle. Paris: Alphonse Lemerre, editeur). Положенный в его основу переводческий принцип был сформулирован в издательском предисловии, где, в частности, говорилось: "Время неверных переводив прошло. Обнаруживается явный поворот к точной передаче смысла и буквальной - слова. То, что еще несколько лет тому назад представляло собой лишь рискованный опыт, стало осознанной потребностью всех возвышенных умов".

стр. 191


--------------------------------------------------------------------------------

22 Вне поля зрения Батюшкова осталось стихотворение Майкова "Рыцарь (из Bertrand de Born)" - вольный перевод романса этого провансальского трубадура (Книжки "Недели". 1892. Март. С. 51).

23 Переводы эти Батюшков опубликовал в сборнике в честь Н. И. Стороженко (Под знаменем науки. М., 1902. С. 282-290) со следующим пояснением: "Ввиду полного отсутствия русских переводов древнепровансальской поэзии, мы решились представить несколько образцов произведений Бертрана де Борн в наивозможно точной передаче, с соблюдением размера, близкого к подлиннику, но без рифм: погоня за последними, при слишком большой разнице строк и состава языков, неизбежно повлекла бы за собой отступления от текста оригинала. Мы приложили посильное старание, чтобы перевод не обращался в переложение".

24 Андреевский Сергей Аркадьевич (1847/48--1918) - поэт, переводчик и литературный критик.

25 Имеется в виду "Песня первого менестреля" из IV действия (сц. 3) драмы А. Блока "Роза к Крест". По указанию самого поэта, она представляла собой "свободный перевод трех строф (I, II и IV) знаменитой сирвенты Бертрана де Борн "Be me platz ie dous temps de pascor" (все чередования рифмы соблюдены)" (Блок А. Собр. соч. М.; Л., 1961. Т. 4. С. 519). Ранее Блок перевел всю эту сирвенту прозой (см.: Жирмунский В. Драма Александра Блока "Роза и Крест". Литературные источники. Л., 1964. С. 45-46).

26 Стрепетова Полина Ананьевна (1850-1903), Савина Мария Гавриловна (1854-1915), Комиссаржевская Вера Федоровна (1864-1910) - драматические актрисы.

27 Ср. размышления на эту тему самого поэта, а также свидетельства его современников, приведенные И. Г. Ямпольским в комментарии к письмам Майкова (Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1978 год. Л., 1980. С. 200-203).

28 Статья "Красота в природе" была впервые опубликована в 1889 году; вошла в Собрание сочинений Владимира Сергеевича Соловьева (СПб., 1904. Т. 6. С. 33-74).

29 Веселовский Александр Николаевич (1838-1906) - ученый-филолог, один из основоположников отечественной историко- литературной науки; с 1872 года профессор Петербургского университета, академик (1880); Батюшков был его учеником, последователем и многолетним сотрудником; в течение долгого времени их связывали и дружеские чувства (см.: Веселовский Александр. Избр. труды и письма. СПб., 1999. С. 285-287).

30 Бекетов Андрей Николаевич (1825-1902) - ученый- ботаник, в 1863-1897 годах - профессор, в 1876-1883 годах - ректор Петербургского университета; почетный академик (1895). О "субботних вечерах" у Бекетова в бытность его ректором см.: История Ленинградского университета. Очерки. Л., 1969. С. 112-113. См. также весьма ценную для понимания его общественной позиции тех лет "Характеристику студентов, особенно петербургских", составленную им около 1877 года (впервые опубликована в кн.: Ленинградский университет в воспоминаниях современников. Петербургский университет. 1819-1895. Л., 1963. Т. I. С. 195-199, 299).

31 Жена А. Н. Бекетова - Елизавета Григорьевна (урожденная Карелина, 1834-1902), переводчица. Дочери их - Екатерина (1855-1892, в замужестве Краснова), поэтесса и переводчица; Софья (1857-1919, в замужестве Кублицкая-Пиоттух); Александра (I860-1923, в первом браке Блок, во втором - Кублицкая-Пиоттух), переводчица и детская писательница, мать А. Блока; Мария (1862-1938), писательница и переводчица.

32 Вышнеградский Иван Алексеевич (1831/32-1895) - ученый, специалист в области автоматического регулирования, профессор Технологического института, почетный академик (1888); в 1888-1892 годах - министр финансов; его дочери - Софья и Варвара (1863-1921, в замужестве Сафонова).

33 Буриме, секретарь (фр.) - салонные игры; журфикс (от фр. jour fixe) - определенный день недели, предназначенный для приема гостей.

34 Сравнение - не довод (фр.).

35 Стихотворение "У гроба Грозного" (1888), в котором жестокость царя оправдывалась государственным интересом.

36 Но вы говорите, как настоящий красный (фр.).

37 С 1852 года до конца жизни Майков состоял на службе в Петербургском комитете иностранной цензуры, а с 1875 года был его председателем.

38 Аполлонский Роман Борисович (1865-1928) - драматический актер.

39 Стихотворение "Савонарола" было опубликовано в "Библиотеке для чтения" 1857 года с большой купюрой и в таком виде неоднократно перепечатывалось. Изъятые цензурой строки были приведены Батюшковым в статье "Два мира", трагедия А. Н. Майкова, ее происхождение и ее критики" (Cosmopolis. 1897. Т. VI. N 18. С. 215-216), вошедшей затем в его "Критические очерки и заметки" (Ч. I. С. 75-76).

40 Жеманство (фр.).

41 Так, но, следовательно, или же, вот почему (фр.).

42 Сюлли Прюдом Арман (1839-1907) - член Французской Академии (1881), первый лауреат Нобелевской премии по литературе (1901). Имеется в виду его сборник: Oeuvres de Sully Prudhomme. Poesies. 1879-1888. Le Prisme. Le Bonheur. Paris: Alphonse Lemerre, editeur,

стр. 192


--------------------------------------------------------------------------------

[1888]. Батюшков приводит фрагмент поэмы "Le tourment divin" ("Божественное мучение"), которой завершается цикл "Majora canamus" (это латинское название является цитатой из "Буколик" Вергилия (IV, 1) и означает "Давайте воспевать более важное"), а также заключительные строки сонета "Devant l' Apollon du Belvedere" ("Пред Аполлоном Бельведерским") из цикла "Pour les arts" ("Ради искусств"). Перевод стихотворных отрывков: 1) "И безнадежно распростертый под гнетом Вечности, он думает о пугающем безмолвии непостижимой Вселенной; с тяжелой головой, с опустошенным сердцем, в отчаянии, нарастающем по мере того, как раздвигаются пределы знания, он рыдает, все еще коленопреклоненный, на пепелище последнего храма"; 2) "Твой взгляд угадывает в еще ничем не примечательной форме то безупречно правильное очертание, которое образ его стремится в конце концов принять: из человеческой ты превращаешь ее в божественную".

43 Нил Сорский (ок. 1433-1508) - церковный деятель и писатель.

44 Майков Аполлон Александрович (1761-1838) - поэт и драматург; в 1821-1825 годах - директор петербургских императорских театров.

45 Майков Николай Аполлонович (1796-1873) - художник, академик живописи.

46 Речь идет о семействе Сергея Тимофеевича Аксакова (1791-1859) - его сыновьях Константине (1817-1860) и Иване (1823-1886), а также о дочери Вере (1819-1864). См.: Бороздин А. К. Семья Аксаковых // Бороздин А. К. Литературные характеристики. Девятнадцатый век. СПб., 1905. Т. 2. Вып. 1. С. 143-290; Анненкова Е. И. 1) Семья Аксаковых в истории русской культуры // Абрамцево. Материалы и исследования. Аксаковские чтения 1985 и 1987 годов. С. 2-5; 2) Аксаковы. СПб., 1998 (сер. "Преданья русского семейства").

47 В Италии Майков побывал дважды - в 1842-1843 и 1858 годах.

48 Речь идет об итальянских оперных спектаклях в Петербургском Большом театре.

49 Серов Александр Николаевич (1820-1871) - композитор и музыкальный критик, автор опер "Юдифь" (1862), "Рогнеда" (1865) и "Вражья сила" (1871). О "самых дружеских отношениях" Серова с А. Н. Майковым и его семейством сообщает В. С. Серова (Серовы, Александр Николаевич и Валентин Александрович. Воспоминания В. С. Серовой. СПб., 1914. С. 47).

50 Подобное отношение к этой опере, а точнее, к ее либретто было в то время едва ли не преобладающим. Брат композитора, М. И. Чайковский, утверждал, например, что именно такой была реакция "огромного большинства публики", а "выразителем" ее считал И. С. Тургенева, имея в виду его письмо к Л.Н. Толстому от 15 ноября 1878 года (см.: Шольп А. Е. "Евгений Онегин" Чайковского. Очерки. Л., 1982. С. 5-22).

51 Речь идет о "могучей кучке" - творческом содружестве русских композиторов, сложившемся к началу 1860-х годов и существовавшем как единое целое до середины следующего десятилетия; членами его были М. А. Балакирев (его возглавлявший), А. П. Бородин, Ц. А. Кюи, М. П. Мусоргский и Н. А. Римский-Корсаков, а идеологом являлся В. В. Стасов. По сообщению В. С. Серовой, прозвище "кучкисты" было придумано их "антагонистом" А. Н. Серовым (см.: Серовы, Александр Николаевич и Валентин Александрович. С. 135).

52 Французская драматическая труппа существовала в Петербурге постоянно; выступала по преимуществу на сцене Михайловского театра.

53 Майкова Александра Алексеевна (урожденная Трескина, 1841-?).

54 Майкова Анна Ивановна (урожденная Штеммер, 1830- 1911).

55 Майков Валериан Николаевич (1823-1847; умер во время купания от апоплексического удара) - литературный критик и публицист; его статья "Стихотворения Кольцова" появилась в конце 1846 года в "Отечественных записках", где он заведовал критическим отделом после ухода В. Г. Белинского в "Современник". Замечание Батюшкова не вполне справедливо: в автобиографических заметках 1850-х годов А. Н. Майков утверждал совсем иное: "...всем моим гуманическим образованием я более обязан младшему брату моему Валериану, который тоже бросил юридические науки (по выходе из университета), стал заниматься философией, естественной историей и политической экономией и увлек меня за собой" (Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1975 год. Л., 1977. С. 79-80). "Критические опыты" Валериана Майкова с биографическим очерком и библиографией его статей были изданы стараниями Л. Н. Майкова в 1891 году.

стр. 193