LITERARY.RU → Дипломаты и дипломатия в романе Л.Н. Толстого "Война и мир". (Стилистические приемы изображения) → Версия для печати
Готовая ссылка для списка литературы
Г.Д. УДАЛЫХ, кандидат филологических наук, Дипломаты и дипломатия в романе Л.Н. Толстого "Война и мир". (Стилистические приемы изображения) // Москва: Портал "О литературе", LITERARY.RU. Дата обновления: 07 июля 2024. URL: https://literary.ru/literary.ru/readme.php?subaction=showfull&id=1720358010&archive= (дата обращения: 17.09.2024).
По ГОСТу РФ (ГОСТ 7.0.5—2008, "Библиографическая ссылка"):
Г.Д. УДАЛЫХ, кандидат филологических наук, Дипломаты и дипломатия в романе Л.Н. Толстого "Война и мир". (Стилистические приемы изображения) // Москва: Портал "О литературе", LITERARY.RU. Дата обновления: 07 июля 2024. URL: https://literary.ru/literary.ru/readme.php?subaction=showfull&id=1720358010&archive= (дата обращения: 17.09.2024).
По ГОСТу РФ (ГОСТ 7.0.5—2008, "Библиографическая ссылка"):
публикация №1720358010, версия для печати
Дипломаты и дипломатия в романе Л.Н. Толстого "Война и мир". (Стилистические приемы изображения)
Дата публикации: 07 июля 2024 |
|
Исследователи творчества Л.Н. Толстого отмечали его необыкновенное мастерство в изображении сцен армейского быта и психологии человека на войне. Сразу же после выхода "Войны и мира" известный писатель М.И. Драгомиров писал, что этот роман должен стать настольной книгой каждого офицера. Однако остались без внимания страницы романа, описывающие дипломатическую деятельность героев. Она не была подробно освещена Толстым, но заслуживает, на наш взгляд, отдельного рассмотрения. При изображении этой сферы деятельности героев Толстой использует прием стилизации военных и дипломатических документов, вводит дипломатические термины, дает меткие речевые характеристики дипломатов. При этом писатель постоянно меняет стилистическую тональность изложения: от строго документального до иронически-насмешливого. Дипломатическая деятельность в романе предстает опосредованно, через восприятие персонажей: сведения о переговорах, аудиенциях послов, составлении и подписании различных документов, встречах глав тех или иных государств содержатся в репликах (Анна Павловна Шерер - князю Василию: "Ну, что же решили по случаю депеши Новосильцева?" стр. 3 (Толстой Л.Н. Собр. соч.: В 12 т. М., 1987. Т. 3. С. 158; далее - только том и стр.); Пьер Безухов - Борису Друбецкому: "Ну, что вы думаете о Булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал?" - 3,220); в обстоятельных беседах (разговор Пьера с аббатом о политическом равновесии в Европе - 3,170; дискуссия дипломата Билибина с Андреем Болконским о предположительном дипломатическом союзе России с Пруссией и об австрийском проекте тайного мира - 3,346-347; речь Наполеона во время встречи с послом Александра I генералом Балашовым -5,28-30); в письмах (письмо Билибина Андрею Болконскому - 4,99; письмо Александра I Наполеону - 5,17). Героями "Войны и мира" были как реальные дипломаты (Н.И. Новосильцев, А.И. Марков (Морков), А.А. Чарторыйский (Чарторижский), А.К. Разумовский), так и вымышленные лица (Билибин, Ипполит Курагин, безымянные дипломаты). В своем разъяснении читателям Толстой писал: "Я бы очень сожалел, ежели бы сходство вымышленных имен с действительными могло бы кому-нибудь дать мысль, что я хотел описать то или другое действительное лицо (...) лица совершенно вымышленные и не имеют даже для меня определенных первообразов в предании или действительности" (6,516-517). Одним из вымышленных героев Толстого является дипломат Билибин. Он умен, образован, сделал блестящую дипломатическую карьеру: в 35 лет - уже опытный чиновник, начавший служить с 16 лет. Им дорожил сам канцлер: "Он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать (...) Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы" (3,343). Билибин не наделен именем: это своего рода знак социальной обобщенности. В то же время Толстой придает ему индивидуальные черты: он остроумен, обладает прекрасным слогом, обласкан в светском обществе. Билибин склонен считать себя его избранным членом, он ощущает свое превосходство над "ничтожными светскими людьми". Ему не чуждо самолюбование: писатель передает это, стилизуя билибинскую речевую манеру. Реальные исторические лица вступают в романе в отношения с вымышленными героями Толстого: упоминание о них, их близость или столкновения служили для писателя стилистико- характерологическим приемом. Например, князь Андрей Болконский перед Аустерлицким сражением случайно встречается с министром иностранных дел Адамом Чарторижским и далее следует его оценка персонажем: "- Вот эти люди, - сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить (...), - вот эти-то люди решают судьбы народов" (3,467). Здесь опосредованно дается негативная характеристика дипломата, который в реальной жизни оказывал влияние на политические взгляды Александра I. После Аустерлицкого поражения царь охладел к Чарторижскому и его политическим идеям. стр. 4 В другом эпизоде князь Долгоруков рассказывает анекдот о русском посланнике графе Маркове, когда тот не захотел поднять платок, нарочно брошенный Наполеоном. Долгоруков говорит: "Только один граф Марков умел с ним (Наполеоном. - Г.У.) обращаться" (3,466). Действительно, граф Марков - русский посланник в Париже в 1801-1803 годах - отличался твердым характером и неуступчивостью. Это обстоятельство чрезвычайно не нравилось Наполеону: он даже требовал отозвать русского посланника. При работе над романом Толстой изучил большое количество исторических источников, из которых, по его словам, у него составилась целая библиотека: Михайловский-Данилевский А.И. Описание первой войны императора Александра с Наполеоном, в 1805 году. СПб., 1844; Он же. Описание Отечественной войны в 1812 году. СПб., 1839. Ч. I-II; Богданович М.И. История Отечественной войны 1812 года. СПб., 1859. Т. 1. и др. Присутствие в романе подлинных документов придавало повествованию правдивый характер. Будучи вплетенными в прямую и несобственно-прямую речь героев, они становятся характеризующими, служат для выражения авторской иронии, насмешки, сарказма над происходящим. Так, в письме Билибина к Андрею Болконскому художественная достоверность переплетается с достоверностью исторической, поскольку в него включены фрагменты подлинных документов. Толстой создает как бы инкрустацию из нескольких писем и донесений 68-летнего главнокомандующего русской армией в 1806 году М.Ф. Каменского, который находился в отставке и был назначен на этот пост Александром I против своего желания. Письмо Билибина начинается следующим замечанием: "Со времени наших блестящих успехов в Аустерлице (...) я не покидаю более главных квартир" (4, 101; курсив наш. - Г.У.). Здесь наблюдается явное переосмысление исторического факта и его ироническая трактовка. Затем следует язвительная шутка Билибина: "Мы вовлечены в войну (...) за прусского короля..." (Там же). В ней содержится своеобразная игра слов: по-французски "за прусского короля" pour Ie Roi de Prusse означает "по пустякам". Ранее Толстой вложил эту шутку в уста дипломата Ипполита Курагина, который слышал ее в Вене (4,93-94). Популярность остроты в дипломатических кругах служит косвенным подтверждением официального мнения по поводу сложившейся политической ситуации. Письмо Билибина выполняет важную композиционную эмоционально-экспрессивную функцию: глазами дипломата Толстой стремится показать слабость и недальнозоркость политики Александра I. Следует заметить, что писатель постепенно "снимает покровы" с образа императора, который предстает в его сознании, как человек, "нечаянно пригретый славой". стр. 5 Автор романа отмечает особенности стилевой манеры Билибина, который, "хотя и на французском языке, с французскими шуточками и оборотами речи, но с исключительно русским бесстрашием перед самоосуждением и самоосмеянием описывал всю кампанию (антинаполеоновскую. - Г.У.). Он мог изливать всю желчь, накопившуюся в нем при виде того, что творится в армии" (4,99-100). Там, где говорится о назначении главнокомандующего русской армией, Билибин использует слова с контекстуальным значением ("штучка" - главнокомандующий, "комедия" - его назначение). В дальнейшем Толстой не раз возвращается к метафорам, связанным с неестественным проявлением чувств или ложной самооценкой: появляется тема игры, "театра" ("Когда на бале Кутузов, по старой екатерининской привычке, при входе государя в бальную залу велел к ногам его повергнуть взятые знамена, государь неприятно поморщился и проговорил слова, в которых некоторые слышали: "старый комедиант"" - 6,216); "... этот человек (Наполеон. - Г.У.), в одиночестве на своем острове, играет сам перед собой жалкую комедию ..." (6,260). Наполеон вообще характеризуется как утонченный и хитрый дипломат, в котором соединяются "французская ловкость и итальянское актерство" (3,466). Прием метафорической характеристики особенно проявляется в сценах, связанных с дипломатом Ипполитом Курагиным. Здесь Толстой прибегает к способу контраста, который служит ему для выражения иронии различных оттенков. Ипполит Курагин - сатирический антипод Билибина. В отличие от него Курагин лишен каких-либо умений - и практических, и профессиональных. Князь Василий, отец Ипполита, говорит: "Я сделал для их (сыновей. - Г.У.) воспитания все, что может отец, и оба вышли des imbeciles" (дурни. - Г.У.; 3, 161). Речь Билибина утонченна, остроумна, Курагин же не может повторить услышанную шутку. Если у Билибина лицо чрезвычайно подвижно, то у Курагина оно "сжималось как будто в одну неопределенную и скучную гримасу" (3, 169). "Милый Ипполит" был поразительно дурен собой, лицо его было отуманено идиотизмом: по мнению собственного отца, Ипполит - покойный дурак (3, 161). Дипломаты воспринимают Курагина как шута, "угощают" им ("Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность" - 3, 350). Ипполит - человек, который всегда и везде "не к месту". Это проявляется во всем: в его манере говорить невпопад, в несоответствии самоуверенного тона и косноязычия, физической слабости и репутации ловеласа. Представляя этого персонажа читателям. Толстой подчеркнуто ставит в один ряд разные по смыслу понятия, например, говорит об особенностях речи и о модном наряде ("Из-за самоуверенности, с которою он говорил, никто не мог понять, очень ли умно или очень стр. 6 глупо то, что он сказал. Он был в темно-зеленом фраке, в панталонах цвета cuisse de nymphe effrayee (тела испуганной нимфы), как он сам говорил, в чулках и башмаках" - 3, 170); "Князь Ипполит торопливо надел свой редингот, который у него, по-новому, был длиннее пяток, и, путаясь в нем, побежал на крыльцо за княгиней (...) - Princesse, au revoir, - крикнул он, путаясь языком так же, как и ногами" - 3, 183). Неожиданное нарушение писателем логики обнажает суть комического противоречия, заключенного в образе Ипполита. Создается впечатление, что Толстой сознательно примеряет к нему разные роли (достойного сына, острослова, галантного кавалера), с которыми тот не справляется. Дипломатическая деятельность - особенно неудачная роль Ипполита Курагина. А вот как Толстой пишет о чувстве групповой принадлежности, свойственной дипломатам: "В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. (...) Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли (...) здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les notres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы" (3,349). Авторский курсив имеет смысловое значение: философия этой категории людей, их сословные привычки, язык - все являлось признаком их "отчужденности" от других членов общества. Об этом же можно прочитать у известного дипломата Ю.Я. Соловьева: "Большая близость между дипломатами часто заставляла наиболее молодых из них чересчур увлекаться этим определенным кругом знакомства, относиться с известной пренебрежительностью к местному обществу и позволять себе посмеиваться над ним между собой" (Соловьев Ю.Я. Воспоминания дипломата. 1893-1922. М., 1959. С. 130). В свою очередь Ф.Ф. Вигель, мемуарист XIX века, отмечает в своих воспоминаниях, что молоденькие служащие коллегии иностранных дел казались существами привилегированными. В московских обществах, на московских балах "архивные юноши" очень долго заступали место екатерининской гвардии сержантов (Вигель Ф.Ф. Воспоминания. М., 1864. Т. 1.С. 169). Не случайно Андрей Болконский спрашивает у Пьера Безухова, ставшего богатым наследником: "Кавалергард ты будешь или дипломат?" (3,184). Дипломаты у Толстого говорят только по-французски: этот язык, знакомый им с детства, для них рабочий, кастовый и сословный. "Он (Билибин. - Г.У.) продолжал все так же на французском языке, произнося по-русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть" (3,344). А князь Ипполит Курагин, секретарь посольства, говорит "по-русски таким выговором, каким говорят французы, пробывшие стр. 7 с год в России" (3,180). Он был так косноязычен, что друзья- дипломаты иронически сравнивали его с Демосфеном ("Демосфен, я узнаю тебя по камню, который ты скрываешь в своих золотых устах!" -3,350). В речи Билибина встречаются галлицизмы: делать нововведение (3.347), "так думают большие колпаки" (буквальный перевод французского выражения grands bonnets - "большие начальники". - Там же). Его же русская речь полна французских вкраплений: "... армия разбита, столица (Вена. - Г. У.) взята, и все это pour les beaux yeux du (ради прекрасных глаз) сардинское величество. И потому entre nous, mon cher (между нами, мой милый), - я чутьем слышу, что нас обманывают..." (3.348). При этом Билибин любил, когда "разговор мог быть изящно-остроумен". Речь свою он пересыпал "оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес" (3,343-344). И радовался, когда у него рождался очередной mot - даже во время драматического рассказа Болконскому о занятии французами Вены он "не забыл приостановиться после mot, чтобы дать время оценить его" (3,355). С одной стороны, mots Билибина - своеобразная дань моде, а с другой, - они не были лишены политической прозорливости: не случайно именно Билибин говорит, что пришло время избавить Наполеона от и. Острота заключалась в том, что дипломат отважился императора французов назвать по- французски (в русских великосветских кругах презрительно подчеркивали корсиканское происхождение Наполеона, называя его на итальянский лад Буонапарте). После Тильзитской встречи (1807) Наполеон был назван Бонапартом, императором Франции. К тому же речь Билибина образна, иронична, полна сравнений, эпитетов ("Сержант, который, видно, был умнее своего генерала..." -3,355; "Пруссаки - наши верные союзники, которые нас обманули только три раза в три года" - 4,101; "Фельдмаршал сердится на государя и наказывает всех нас: это совершенно логично!" - 4,104). Дипломат сравнивает маршалов Наполеона, которые обманным путем перешли через Таборский мост в Вене, с тремя мушкетерами ("Господа маршалы: Мюрат, Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.)" - 3,354). Авантюризм всей этой операции, как и авантюристический характер самого Наполеона - вот то обстоятельство, которое позволило Толстому ввести образы из романа А. Дюма "Три мушкетера", написанного гораздо позже (в 1844 году). В романе широко использована лексика, характерная для языка дипломатов от петровского времени до середины XIX века: ambassador -посол, d' estime - уважение, discretion - скромность. Салонный стиль начала XIX века запрещал использование специальных и профессиональных слов, но естественное двуязычие русских дворян приводило к тому, что некоторые из них употреблялись в высших кругах. Любопытно стр. 8 введение Толстым слова дипломат в исторический контекст 1805-1806 годов. Между тем, это слово, пришедшее из французского, в современном значении "лицо, занимающееся дипломатической деятельностью" в начале XIX века только начинает прививаться на русской почве, преимущественно в профессиональной среде. Впервые же оно было отмечено в Энциклопедическом лексиконе 1839 года. Писатель, прекрасно осознавая "модный" характер этого слова, расширил сферы его функционирования: оно звучит в салонах Анны Павловны Шерер и Элен Безуховой. В ряде случаев его заменяет синонимическое выражение дипломатический чиновник ("Билибин находился теперь в качестве дипломатического чиновника при главной квартире армии..." - 4,99), хотя в языке того времени в ходу был его синоним дипломатик. Соотношение слова дипломат с контекстуальным синонимом чиновник восстанавливает ранее существовавшую внутреннюю связь этих слов, проявляющуюся в семантической обобщенности: дипломат "служащий по дипломатической части" (Биржакова Е.Э., Воинова А.А., Кутина Л.А. Очерки по исторической лексикологии русского языка XVIII века. Языковые контакты и заимствования. Л., 1972. С. 359). Со словом чиновник у Толстого связаны определенные ассоциации: его введение стилистически "снижало" впечатление об особой социальной роли дипломатов, которые "обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по-французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами..." (3,343). Дипломат у Толстого предстает и в переносном значении, как "тонкий, хитрый человек". Однако переносное значение слова возникло значительно позднее. См. у В.И. Даля: дипломат // человек тонкий, скрытный, изворотливый (Толковый словарь живого великорусского языка. СПб., 1863. Т. I. С. 437). И тогда Толстой контекстуально поясняет это через соотношение со словом тонкости в значении "хитрость" ("- Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей..." - 3, 320). Не случайно, что слово дипломат в переносном значении не всегда семантически определено. Обратимся к тексту: "- Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, - сказал Борис. (...)- Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, - сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом" (3,210). В начале XIX века слово дипломатический использовалось только в словосочетании дипломатический корпус:, то есть "министры иностранных дворов, находящиеся при каком-либо государе". И хотя переносное значение слова в это время только формировалось, у Толстого стр. 9 находим и дипломатический корпус, и дипломатические тонкости, и дипломатический салон, и дипломатическое искусство. В таких случаях он вводит в контексты слова-пояснения ("Вера (...) нашла, что на вечере (...) необходимо нужно, чтобы были тонкие намеки на чувства (...) Ей нужно было с таким умным (каким она считала князя Андрея) гостем приложить к делу свое дипломатическое искусство" - 4, 223; "- Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума..." - 3, 345). В романе встречаются и другие дипломатические термины (нота, соглашение, договор, поверенный в делах, аудиенция), которые служили средством характеристики и типизации героев, представителей дипломатической среды. Они непосредственным образом включались в систему изобразительно-выразительных средств авторского повествования и в речь героев. Характеристика героев- дипломатов во многом обусловлена социально- психологическими обстоятельствами их профессиональной деятельности. Баку Азербайджан Опубликовано 07 июля 2024 года Полная версия публикации №1720358010 → © Literary.RU Главная → Дипломаты и дипломатия в романе Л.Н. Толстого "Война и мир". (Стилистические приемы изображения) При перепечатке индексируемая активная ссылка на LITERARY.RU обязательна!
|
|