LITERARY.RU → "СИНИЙ ПУРПУР КРУЖИТ ВНИЗ" ПОЭТИКА СИНЕГО ЦВЕТА В ЛИРИКЕ И. БУНИНА И М. КУЗМИНА → Версия для печати
публикация №1719578770, версия для печати
"СИНИЙ ПУРПУР КРУЖИТ ВНИЗ" ПОЭТИКА СИНЕГО ЦВЕТА В ЛИРИКЕ И. БУНИНА И М. КУЗМИНА
Дата публикации: 28 июня 2024 |
"Синий пурпур кружит вниз" Поэтика синего цвета в лирике И. Бунина и М. Кузмина © С. В. ШКИЛЬ Цветовые решения отражают своеобразие авторского мировидения в индивидуальных стилях И. Бунина и М. Кузмина, двух самобытных авторов "серебряного века" русской поэзии. Лирические темы этих поэтов различны, а эстетические декларации во многом даже противоположны, однако цветопись составляет одну из доминант их художественного почерка. Мы рассмотрим только один, но чрезвычайно важный для обоих цвет - синий. У Бунина эта часть спектра более чем втрое превышает общую частотность синего в лирике Кузмина и реализуется чаще всего в поэтических фразеологизмах с атрибутивным признаком. Однако такие обозначения, как синь, синева, "волн густой аквамарин", "моря пышноцветное индиго"; "Сириус, дерзкий сапфир", тоже достаточно употребительны по сравнению с предикативным признаком (синеть, синеться, играть синим, налить синевой, плавиться синевой, блестеть синим бисером) и единственным синея: "И, радостно синея, Безоблачный сияет небосвод" (курсив здесь и далее наш. - С. Ш.). При этом самый частотный - синева - имеет уточнения: ровная, бледная, вечерняя, весенняя, в том числе индивидуально-авторские эпитеты: тусклая, нежно-млечная. Особенно продуктивны в бунинской цветовой палитре определения: синий, синеватый, синеющий (синевший), горящий синим огнем, ярко-синий, бледно-синий, темно-синий, сине-зеленый, лилово- синий, сине-лиловый, небесно-синий, мутно-синий, молочно-синий, алмазно- синий, смольно-синий. Хотя в выборе цветового признака Бунин всегда опирается на фольклорную или книжно-поэтическую традицию, мастерство поэта-живописца проявляется в свежести лексико-фразеологических решений. Вот так варьируется, например, традиционно-поэтическая норма "синее небо": "Небеса здесь несказанно сини"; "И синий небосклон над бортом был густ и радостно высок"; "мерцают в тверди синей Плеяды, Вега, Марс и Орион"; "На вечерней тверди темно-сине"; "Такое мертвое молчанье в лесу и синей вышине"; "И совершим под звездным, темным, синим, милосердным небом свой намаз". Стремясь вывести цветовые образы из автоматизма книжно-поэтической традиции, Бунин обновляет троп за счет построения развернутых образных рядов: небо (небеса) - небосклон - высь - вышина - глубина - простор - стр. 17 скат - бездна - твердь; море - волны - пустыня - пространство - равнина - сталь - простор - бездна - синь (синева) - аквамарин - индиго. Включаясь в авторский контекст, естественно и легко вырастают цветовые образы на знакомой фольклорной основе: "На песок у моря синего Золотая верба клонится"; "Их привезли из-за синих морей"; "И новая весна их ожидает За синими, за теплыми морями"; "За темными, за синими лесами"; "За темные лесы, за синие боры"; "Над диким, синим лукоморьем". Чаще всего такие фольклорные образы растворяются в авторском стиле: "И по горам к вершинам белым Шли темно-синие леса"; "Глядят монахи на посад, на синь лесов и на закат"; "Белый голубь летит через море, Через сине-зеленое море". Синий у М. Кузмина гораздо менее частотен, чем у Бунина, однако его употребление тоже очень показательно. Прежде всего, бедна словообразовательная типология (синий, синь, синеватый, посинелый, синева, синеть, синеться) и сравнительно узка лексико-фразеологическая вариативность сочетаний с носителями признака. Однако хотя традиционные семантические связи кузминского цветообозначения преобладают (море - вода, небо, мгла, леса, свет, огонь, предметы быта, глаза), многие образы свежи и неожиданны: синие звоны; синее, синее Si; синий Саров; синие степи; синий пурпур; посинелый язык; синеет слюна; синеются отроги рощ. Действие получает цветовой признак: синё плывут осколки; синё яснит основа (цит. по: Кузмин М. Избр. произведения. Л., 1990). Более того, в лирическом контексте Кузмина некоторые сугубо традиционные образы приобретают принципиально новые смыслы. Как основной хроматический цвет ландшафта синий используется обоими авторами чаще в пейзажных зарисовках, в особенности у Бунина. В синем цвете эстетически наиболее совершенно воплотились сквозные символические образы пространственной дальности, безграничности, характерные для бунинской поэзии. Иногда кажется, что вся его любовь к бытию сосредоточилась именно в этом цвете. И вновь, и вновь над вашей головой, Меж облаков и синей тьмы древесной, Нальется высь Эдемской синевой, Блаженной, чистою, небесной. Синева (синь) в значении "синее небо" в русской поэтической традиции - это образ, вмещающий не только необычайную пространственную дальность, но и высокое эмоционально-оценочное содержание, которое рождает определенный философский подтекст стихотворения Бунина "Небо": стр. 18 И, радуясь, душа стремилась Решить одно: зачем живу? Зачем хочу сказать кому-то, Что тянет в эту синеву. Что прелесть этих чистых красок Словами выразить нет сил, Что только небо - только радость Я целый век в душе носил? Такие же эмоции - в стихотворении М. Кузмина "Просохшая земля! Прижаться к ней ...": Как сладок дух проснувшейся травы, Как старые ручьи опять новы, Какой покой с высокой синевы! Бунин необычайно точен в деталях, он скрупулезно добивается "стереоскопической выпуклости подробностей, филигранного выделения их индивидуальных, неповторимых черт" (Качаева Л. А. Мастер живописания природы // Русская речь. 1980. N 5. С. 13): "небесно-синий лен"; "смольно-синий кипарис"; "алмазно-синяя река", "сине-зеленое море"; "гряда далеких гор, молочно-синеватых"; "засинели, темнеют равнины" и др. В отличие от Бунина, Кузмин не ищет точных красок. "Земное" у него - чаще воспоминание, и память, кажется, оставляет лишь очертания былого. Легкая меланхолия, пушкинская "светлая печаль" - тональность первого раздела сборника "Осенние озера": Ах, небо, небо синее! Ах, прежняя любовь! Не доживу до инея, Лишь там сойдемся вновь! О том же - в "Параболах": "Сквозь сумрачный узор сине яснит основа". Вообще же сборник "Параболы", по словам В. Маркова, знаменует полный отход от "прекрасной ясности", "это эстетические параболы-притчи, которые надо разгадывать" (Марков В. О свободе в поэзии. М., 1994. С. 117). Мотивы сна, магии, безумия пронизывают этот сборник. В стихотворении "Ариадна" синим оказывается пурпур: Чередою плод за цветом, Синий пурпур кружит вниз, - И, увенчан вечным светом, Ждет невесты Дионис. стр. 19 Зыбкость и неясность художественных образов стихотворения объясняется мотивом перехода в над бытие спящей Ариадны, которой предуготовлено вступить в мистический брак с божественным дионисийским началом. Образы сгущаются, нарастает лирическая экспрессия, на гребне которой и возникает синий пурпур. Он содержит не столько цветовую характеристику виноградной кисти как символа вечно возрождающегося Диониса, сколько эстетически-оценочную. Дебюсси в тексте возникает не случайно. Автор двух циклов фортепьянных миниатюр под названием "Образы" и программной симфонической поэмы на тему стихотворения Малларме "Послеполуденный отдых Фавна", Кузмин как профессиональный музыкант олицетворяет порыв современного искусства в антично-мифологическое прошлое в импрессионистской манере, которая наиболее близка ему по характеру образов. Такая манера письма была присуща и Бунину. Например, в его поэзии появляются цветные тени: "Еще от дома на дворе Синеют утренние тени..." ("Еще от дома на дворе..."). Однако субъективный цветовой оттенок у Бунина обычно мотивируется контекстом - тени приобретают цвет в предрассветном тумане, когда синяя ночь уже разбавлена утренним светом: "А из окон ночь синела ..." ("Эпиталама"); "И вот идет она, Степная Ночь с востока... За нею синий мрак над нивами встает..." ("Могилы, ветряки, дороги и курганы..."). У Кузмина субъективность цветового мироощущения - черта его художественного почерка, которая базируется на литературных экспериментах модернистов начала XX века. Чье сердце засияло На синем, синем Si? Задумчиво внимает Небывший Дебюсси ("Музыка", сб. "Параболы") А рыба бьет тихонько о стекло... И легкий треск и синий звон слилися... ("Форель разбивает лед") И синее Si, и синий звон - это примеры поэтического соощущения, синестезии. Впервые этот художественный прием символистов был провозглашен в сонете А. Рембо "Гласные": Вот буквы гласные: таинственный покров Происхожденья их сниму я перед вами: А - черный цвет, Е - белый, И - как кровь, У - зелень, О - блестит лазурными цветами. стр. 20 Впрочем, поэтическая синестезия - открытие отнюдь не французских символистов. Вот несколько примеров из японской лирики: Сумрак над морем. Лишь крики диких уток вдали Смутно белеют. (Мацуо Басе) Льют майские дожди. И ветер в листьях сливы Свежо зазеленел. (Саймаро) Такие полисенсорные образы отражают чувственную целостность, присущую живому созерцанию действительности. Так, у Бунина, выступавшего против словесных экспериментов модернистов, мы находим завуалированные, но характерные для него синестетические тропы (синестезии-метафоры): "Струится из окна веселый летний свет, Хрустальным золотом ложась на клавесины"; "Море плавится в заливе драгоценной синевой". Однако именно символисты вывели синестезию из уровня поэтической интуиции, именно они сделали этот прием очевидным и приметным: Цветут цветы, сверкают долы; Прислушайтесь, - лепечет лес И бирюзовые глаголы К нам ниспадающих небес. (А. Белый "В альбом В. К. Ивановой") Межчувственная ассоциативность стала широко эксплуатироваться и другими модернистскими течениями. Художественный метод Кузмина - это соединение модернистских приемов и обращений к классике, от античности до "золотого века" русской литературы. Благодаря этой тенденции его стиль определяют как "русское неорококо XX века" (Марков В. Указ. соч. С. 63). Так, кузминский "кларизм" возводится к пушкинской традиции, его построение поэтического текста как развертывание "культурной парадигмы" связывают с акмеистическим направлением (Лавров А., Тименчик Р. Милые старые миры и грядущий век // Кузмин М. Избр. произведения. Л., 1990. С. 11). Некоторые лирические шедевры М. Кузмина явно тяготеют к символизму. В этом отношении показательно, что первый стихотворный сборник поэта "Сети" считается своеобразным аналогом "Стихам о прекрасной даме" А. Блока (Марков В. Там же. С. 70). Отметим, что стр. 21 зримо образ кузминской "Прекрасной дамы" проявляется лишь в четвертой части сборника "Александрийские песни": Только помню бледноватые щеки, Серые глаза под темными бровями И синий ворот у смуглой шеи. Если серые глаза - сквозной образ-мотив в лирике Кузмина, то синий ворот - любопытная конкретная деталь, поданная в блоковской тональности роковой предопределенности. Вспомним: Я звал тебя, но ты не оглянулась, Я слезы лил, но ты не снизошла. Ты в синий плащ печально завернулась, В сырую ночь ты из дому ушла. (А. Блок "О подвигах, о доблести, о славе...") То же у Г. Иванова в стихотворении "Все дни с другим, все дни не с нами", где черты "сладостно-нечеткого образа" - "ясный взор и нежный рот, И шеи над рубашкой синей неизъяснимый поворот". Знаковый характер этого цветового символистского образа можно проиллюстрировать и соответствующей пародией этого времени П. Потемкина "Лебяжья канавка": Барышня в синей шляпке, Опять ты приснилась мне. Сколько цветов в охапке? Сколько любви по весне? Таким образом, обращение лишь к одному элементу стилистической категории цветообозначения дает материал не только для понимания идиостилей этих лириков, но и позволяет почувствовать своеобразие такого эстетического феномена, как русская поэзия "серебряного века". Петрозаводск стр. 22 Опубликовано 28 июня 2024 года Полная версия публикации №1719578770 → © Literary.RU Главная → "СИНИЙ ПУРПУР КРУЖИТ ВНИЗ" ПОЭТИКА СИНЕГО ЦВЕТА В ЛИРИКЕ И. БУНИНА И М. КУЗМИНА При перепечатке индексируемая активная ссылка на LITERARY.RU обязательна! |
|