LITERARY.RU → СПОРЫ ОБ ИВАНЕ ЯКОВЛЕВИЧЕ КОРЕЙШЕ И ВОСПРИЯТИЕ ЮРОДСТВА → Версия для печати
публикация №1203428754, версия для печати
СПОРЫ ОБ ИВАНЕ ЯКОВЛЕВИЧЕ КОРЕЙШЕ И ВОСПРИЯТИЕ ЮРОДСТВА
Дата публикации: 19 февраля 2008 |
Юродство привлекает к себе внимание русского общественного сознания со второй половины XIX века.1 В предшествующие эпохи юродивые существовали и осознавались неотъемлемой частью русской культуры, православной в своей основе,2 но потребности в осмыслении этого явления не было. Поводом к обсуждению юродства послужила полемика о Иване Яковлевиче Корейше, широко развернувшаяся в периодике начала 1860-х годов. В истории русской литературы, формирующейся художественными, мемуарными и критическими текстами, а также филологическими исследованиями, Корейша оказался весьма интересной фигурой. О нем упоминается, как правило, в комментариях.3 В последние десятилетия усилившийся интерес к православию и русской церковности способствовал фоку- -------------------------------------------------------------------------------- 1 См.: Сладкопевцев П. О святых юродивых Христа ради // Духовная беседа СПб., 1860; Аристов Н. Симбирские юродивые // Исторический вестник. 1880. Т. 3. Ноябрь; Тихомиров Е. Юродивые Христа ради и их благотворная для общества деятельность // Душеполезное чтение. М., 1887. Страницы посвящены этому вопросу в книге А. С. Бухарева "О современных духовных потребностях мысли и жизни" (М., 1865); в "Церковной истории" Евагрия (СПб., 1853) и "Истории русской церкви" Е. Голубинского (М., 1881. Т. 1. Ч. 2). 2 Осмысление феномена юродства в контексте православной культуры Византии и Древней Руси см.: Панченко А. М. Смех как зрелище//Лихачев Д. С., Панченко А. М., Понырко Н. В. Смех в Древней Руси. Л., 1984. С. 72 - 153; Иванов С. А. Византийское юродство. М., 1994. 3 См., например: Прыжов И. Г. Очерки, статьи, письма. М.; Л.: Academia, 1934. С. 433 - 436; Лесков Н. С. Собр. соч.: В 11 т. М., 1958. Т. 7. С. 542. стр. 123 -------------------------------------------------------------------------------- сированию интереса и на самом Корейше. В частности, после переиздания работы Прыжова о московских юродивых появились заметки и статьи о нем.4 Материалы о Корейше есть и в рунете; кроме информационных справок на нескольких сайтах, отмечу статью Владимира Мельника "Иван Яковлевич Корейша в русской литературе". Все это свидетельствует о популярности юродивого в неакадемической, прежде всего церковной и околоцерковной, среде. О герое известно следующее. Родился в Смоленской губернии в начале 1780-х годов в семье священника, учился в Смоленской семинарии, затем в Московской духовной академии, не закончив которую вернулся на родину, где стал служить учителем. С 1806 года странствовал по святым местам: совершил паломничество в Соловецкий монастырь, в Киевскую лавру, в Нилову пустынь. Один из источников сообщает о последовавшей затем тяжелой болезни. В 1812 году сопровождал армию французов, дразня их и напрашиваясь на побои и издевательства. По возвращении в Смоленск ушел от людей и жил в лесу (по другим источникам - на окраине города в разрушенной бане, хижине). Там началось паломничество к нему жителей окрестных деревень и Смоленска. Однажды к юродивому пришла вдова за советом по поводу замужества дочери. Несостоявшаяся из-за предсказания Корейши свадьба вызвала гнев отвергнутого жениха, богатого столичного чиновника, который избил юродивого, сломав ему ногу, и добился приказа о помещении его в дом умалишенных. За неимением такового в послевоенном Смоленске Корейшу в 1817 году привезли в московскую Преображенскую больницу, где 3 года содержали как буйного на цепях и впроголодь. Это положение изменил доктор Саблер: цепи сняли, перевели в большую светлую палату и разрешили доступ посетителей. Удобствами пациент не воспользовался, отгородив для себя пространство, где невозможно было даже лежать с вытянутыми ногами. Большую часть времени юродивый проводил стоя; он постоянно толок специально приносимые служителем камни и стекла до песочного состояния (юродская метафора деятельности). О подробностях существования Корейши в больнице написано довольно много в биографических источниках. В течение 40 лет в палату к юродивому приходили за помощью люди; их число доходило до 60 в день; перед входом стояла кружка для пожертвований, которые по распоряжению Ивана Яковлевича и по усмотрению врача шли на содержание пациентов больницы. Цели посетителей Корейши были различны: чаще всего приходили за житейскими советами, были нуждающиеся в духовном окормлении. Известна легенда о том, что перед сожжением второго тома "Мертвых душ" к Преображенской больнице подъезжал Н. В. Гоголь, но войти не решился. В архиве Ф. И. Буслаева хранится записка его к Корейше и ответ последнего.5 Разумеется, среди посетителей были праздно интересующиеся и любопытствующие. Слава Корейши, особенно в купеческих и мещанских кругах Москвы, в 1850-х годах была огромна, свидетельством чему стали необыкновенно шумные похороны в сентябре 1861 года после пятидневного прощания Москвы со своим пророком. В прессе первым о Корейше заговорил И. Г. Прыжов, который посвятил юродивому журнальную статью, брошюру и первую главу книги "26 московских лжепророков, лжеюродивых, дур и дураков", а также неоднократно упоминал его в разных статьях. Издание в ноябре 1860 года брошюры Прыжова "Житие Ивана Яковлевича, известного пророка в Москве" заслуживает особого внимания. Она состоит из статьи автора (приведена заметка из N 34 "Нашего времени" за 1860 год), ответа ему архимандрита Феодора (А. М. Бухарева) "Несколько замечаний по по- -------------------------------------------------------------------------------- 4 См., например: Смирнов Ю., Соколов С. Прорицатель во Христе // Наука и религия. 2001. N 9. С. 12. 5 Никитин О. В. Предсказание И. Я. Корейши Ф. И. Буслаеву // Русская речь. 2002. N 3. С. 90 - 93. стр. 124 -------------------------------------------------------------------------------- воду статейки в "Нашем времени" о мнимом лжепророке" из октябрьского номера "Духовной беседы" (N 46 за 1860 год) и приложений, список которых дан перед текстом: это 1) портрет, 2) свидетельство об Иване Яковлевиче кн. Алексея Долгорукова, 3) 33 подлинных письма Ивана Яковлевича и 4) три снимка с почерка его руки. Привлечение документов создает представление о полноте и разносторонности предлагаемой информации, декларирует научность. Эта интенция - создание научного исследования - отражена и в тексте прыжовской статьи, концептуальной и обильно оснащенной ссылками на различные художественные и документальные источники из истории России, Православной церкви, фольклора и древнерусской литературы. Свое отношение к Корейше Прыжов определил с наивностью и упрямством адепта модного течения: архимандрит Феодор, отмечает он, "вопрос о лжепророках считает делом богословским... Мы считаем этот вопрос чисто гражданским, ибо знаем, что пророков теперь нет, следовательно, всякий являющийся таким есть лжепророк".6 Иван Яковлевич Корейша стал для автора характерным примером, к которому он обратился как к поводу поговорить о наболевшем: о процветающем в народной среде ханжестве лжепророков. Всю жизнь Прыжов стремился К воплощению грандиозного замысла: "...цель моя была гораздо сложней и глубже, именно: на основании законов исторического движения... проследить все главные явления народной жизни, и каждое из них с первых следов их существования и вплоть до нынешнего дня, следовательно, в первый раз, первому дать возможность государству опознаться, ориентироваться в том, что было, что есть и чему должно быть, на основании умственно-социального уровня".7 Количественно огромные материалы, собранные Прыжовым, необходимо было систематизировать. Принцип систематизации вырабатывался в соответствии с социологической концепцией. Для фактического описания культуры угнетаемого веками народа необходимо было остановиться на отрицательных явлениях его жизни, а также представить разные группы социальных низов. Обращаясь к теме, Прыжов имел идеологически окрашенную концепцию, в соответствии с которой старался подать факты однозначно и логически непротиворечиво. Живущий в Преображенской больнице Иван Яковлевич Корейша является для него таким фактом. Исходя из убеждения (знания подобного рода не верифицируются), что "пророков теперь нет", Прыжов делает вывод, что пророчества невозможны, юродивые по определению притворщики, а их почитатели - неразвитые и темные люди, вызывающие раздражение просвещенной публики. Сам юродивый, точнее, жизненное явление, им представленное, для автора ясно (юродство он определяет как ханжество); отсутствие проблемы не может стимулировать рассуждение, т.е. не порождает текста. Поэтому в фокусе его внимания - окружающая юродивого публика, поклонение которой сумасшедшему старику и есть предмет для размышления. В результате автор попал в ловушку: он возмущается ожиданием публикой объяснения Корейши: "...недовольны мной за то, что я, говоря об Иване Яковлевиче, нисколько его не объяснил, а только поднял вопрос... Они (просвещенные. - И. М.) веруют в Ивана Яковлевича и ждут объяснения действующей в нем силы".8 Между тем публика ждала того, что обещал текст, интенция которого - научное, рациональное постижение явления. Корейша оказался общеинтересен не индивидуально и не социологически (как для Прыжова), а как пример странного и в то же время характерного явления юродства. Его объяснения и ожидали читатели, независимо от степени своей просвещенности. -------------------------------------------------------------------------------- 6 Прыжов И. Г. Житие Ивана Яковлевича, известного пророка в Москве. М., 1860. С. 26. 7 Прыжов И. Г. Очерки, статьи, письма. С. 14. 8 Прыжов И. Г. Житие Ивана Яковлевича... С. 26. стр. 125 -------------------------------------------------------------------------------- Нападки на почитаемого москвичами старца вызвали отклик со стороны многих периодических изданий.9 Прыжову ответили не только архимандрит Феодор, но и В. И. Аскоченский, а также М. Н. Катков. Таким образом, можно сказать, что со стороны прессы интерес к Корейше, вызванный его народным почитанием, был очень велик. Если непросвещенные в своей массе слои общества выражали свое отношение привычными в веках способами непосредственного почитания (посещение, одаривание, устное и письменное общение, испрашивание помощи и выражение благодарности за нее), то образованные деятели прессы пытались юродивого объяснить. Предлагаемые интерпретации вытекали из мировоззренческих установок, и оказалось, что ни с житейской, ни с научно-рационалистической, позитивистской позиций смысл слов и предсказаний юродивого прояснить не удается. А именно это вызывало интерес и могло бы пролить свет на загадочное явление русской жизни. Это возможно только изнутри культуры, породившей юродство, т. е. с позиций православия - так поступают архимандрит Феодор, близкий ему В. И. Аскоченский, а также позднее написавшие о Корейше А. Ф. Киреев10 и Е. Поселянин (Е. Н. Погожев).11 Подобную ситуацию воспроизводит в "Юности" Л. Н. Толстой, где Иван Яковлевич упомянут как предмет спора. Нехлюдов полемизирует с общим мнением: "... ты слышал, верно, про Ивана Яковлевича, который будто бы сумасшедший, а действительно - замечательный человек". Объяснение следует далее: "Любовь Сергеевна чрезвычайно религиозна... и понимает совершенно Ивана Яковлевича". Предметом спора здесь по сути является вера (убеждение), что, как известно, бесперспективно. Но в результате журнальной полемики о Корейше выявился огромный эстетический и полемический потенциал юродства. Понимая или не понимая возможность добровольной имитации безумия, нельзя не признать, что юродство включает в себя широкий круг проблем, способных породить текст, и, не поддаваясь научному описанию, требует художественного осмысления. Для прояснения этой мысли обратимся к статье М. Н. Каткова, чей отклик на прыжовскую брошюру очень репрезентативен. Ядовито оценив силу публицистического выступления Прыжова, редактор "Русского вестника" талантливо использует ее в своих целях. Его статья называется "Старые боги и новые боги".12 Под старыми подразумеваются Корейша и защищавший его В. И. Аскоченский; Прыжов выступает их ниспровергателем. Под новыми богами в статье понимаются идеи "Современника", по мысли Каткова, близкие Прыжову. Первые три страницы он отдает рассуждениям, так сказать, по поводу Корейши. Основная же часть статьи посвящена работе М. А. Антоновича. Последний выступил в "Современнике" с критикой вышедшего в Киеве тома Философского лексикона. Этот добросовестный, по мнению Каткова, труд не удовлетворил критика передового журнала тем, что недостаточно обращен к современности. Вместо того чтобы "поражать казнокрадов и взяточников, громить откуп и изобличать Кокорева" (с. 895), Философский лексикон рассказывает, например, об истории материалистических учений. Такая враждебность Антоновича к материализму проистекает "от отсутствия знаний в области философии и неприложенного труда разобраться" (с. 895), заключает Катков. Этот очень показательный пример заставляет его -------------------------------------------------------------------------------- 9 См., например: Наше время. 1860. N 34; Духовная беседа. 1860. N 46; Домашняя беседа. 1861. N 15, 46; Русский вестник. 1861. Январь; Странник. 1862. Июнь; о нем писали "Московские ведомости" и "Северная пчела" (1861. N 207), его имя прозвучало в "Отечественных записках". 10 Киреев А. Ф. "Студент хладных вод" Иоанн Яковлев Корейш. М., 1889. 11 Поселянин Е. Русские подвижники XIX века. СПб., 1901. 12 Русский вестник 1861. Т. XXXI. Январь. С. 891 - 904. Далее ссылки на эту статью - в тексте. стр. 126 -------------------------------------------------------------------------------- выступить против идеологов "Современника" в целом: "Кто выдает себя за мыслителя, тот не должен принимать на веру без собственных мыслей ничего ни от г. Аскоченского, ни от г. Бюхнера, ни от Ивана Яковлевича, ни от Фейербаха" (с. 894). Каткова возмущает в критиках "Современника" не только и, видимо, не столько недостаток образования, сколько их недобросовестность, нежелание разбираться в сложных философских вопросах. Он пишет: "Дело не в том, что вы говорите или пишете, во что вы веруете или не веруете, что полагаете и что отрицаете; дело не в том, какие истины вы хотите проповедовать, суровые или нежные: а в том, понимаете ли вы сами, что говорите, способны ли вы мыслить или способны только вязать слова, которые для людей немыслящих могут показаться очень эффектными, но в сущности не что иное, как кололацы Ивана Яковлевича" (с. 893). Объясняя популярность идей "Современника", Катков видит их причину в необразованности русского общества в целом: "Бедный народ, все сваливают на тебя, а ты менее всех виновен, ты даже совершенно не виновен. Ты не выдаешь себя за мыслителя, ты живешь в скромной области преданий, безотчетных верований, бессознательных инстинктов... Здесь не только темное верование естественно, но и суеверие извинительно. ...Бессмысленное повторение чужих мыслей, раболепство во имя свободы, фанатичное поклонение идолам, которые созданы нашим собственным невежеством во имя просвещения, - вот что возмутительно..." (с. 894); "В обществах, не живших умственной жизнью, лишенных сознания и мысли, дело не легкое бороться с фанатизмом безмыслия, выдающего себя за передовую, все порешившую мысль" (с. 899). Катков проецирует ситуацию, возмутившую Прыжова, - поклонение малообразованной публики сумасшедшему шарлатану, на ситуацию, сложившуюся в русском обществе - поклонение "передовым" идеям, и показывает сходство, если не тождественность этих ситуаций. Вследствие этого в его речи появляются определения "шарлатанство" - о статьях "Современника" - и "шутовская роль" - о критиках этого журнала. Другим выпадом против "Современника" стало обвинение деятелей журнала в кружковщине. Посвященный этому пассаж чрезвычайно выразителен стилистически: "Г. Прыжов посещал Ивана Яковлевича из собственной любознательности. Обличитель пытливо и строго взирал на старика, и старик чувствовал, что перед ним стоял не поклонник, а судия и обличитель; но он остался спокоен; меланхолически взглянув на своего противника, он только повернулся на другой бок. Он не пришел в ярость, хотя это было бы извинительно ему, как обитателю сумасшедшего дома; он не облил своего противника нечистотами, как обливал он иногда своих поклонников, - и это очень разумно: с поклонниками он мог так поступать, они на то шли и принимали это с любовью; относительно поклонников это, может быть, требовалось самою сущностью поклонения, как это и было объяснено в "Домашней беседе". Хорошо бы еще было, если бы так велись дела и в других культах; но увы! Новые культы, новые жрецы, новые поклонники, новые кололацы, новые суеверия не так благодушны и кротки; они обругают всякого, кто пройдет мимо. С неслыханною в образованных обществах наглостью они будут называть всех и каждого узколобыми, жалкими, бедняжками - всех, кроме своих Иванов Яковлевичей и поклонников их" (с. 898). В приведенном фрагменте интерпретируется фрагмент работы Прыжова о посещении им Корейши. Во всех публикациях о юроде он отмечал отказ юродивого от общения во время визита компании Прыжова в Преображенскую больницу. "Он молчит или почти не отвечает на все предлагаемые ему вопросы. Сторож ему и говорит: "Иван Яковлевич, что же вы не скажете ничего господам? Скажите что-нибудь им". - "Я устал", - ответил он, но потом сказал кое-что очень обыкновенное".13 Непонимание Прыжовым сути действий -------------------------------------------------------------------------------- 13 Прыжов И. Г. Житие Ивана Яковлевича... С. 28. стр. 127 -------------------------------------------------------------------------------- юродивого, неумение их расшифровать (ср. с выводом кн. Долгорукова: "Говорил он всегда иносказаниями"14 ) подвигло его оппонентов предложить свое объяснение воспроизведенных в прыжовских текстах жестов и слов Корейши.15 Сравнение текстовых фрагментов, посвященных одному эпизоду, репрезентативно для выявления мировоззренческих установок, определяющих стилистику, т. е. для выявление дискурсивных различий. Катков, рассказывая о посещении Прыжовым Корейши, стремится к беллетризации, он повествует о "случае из жизни". Оценочное именование действующих лиц по функции ("обличитель", "судия", "поклонники") или по статусу ("старик", "обитатель сумасшедшего дома"), введение в текст психологических мотивировок, особая интонационная организация фрагмента - все это придает ему художественность. Особенно важно, что автор здесь старается объяснить обоих противников. По примеру о. Феодора, тоже обратившего внимание на этот момент статьи Прыжова, Катков вводит эпизод в статью в качестве аргумента для подтверждения собственной мысли (см. от слов "Новые культы ..."), что определяет целостность текста. Оформленное таким образом выступление проникает в суть явления глубже, чем его непосредственное описание, представленное Прыжовым. Рассказывая о своем посещении Преображенской больницы, он сосредоточен на внешних деталях: описана палата, постель старца, его внешность и одежда. Отмечена поза (лежит) и приведена фраза ("Я устал"). Автор постарался объяснить лежание ("он может ходить, но несколько лет уж предпочитает лежать")16 и грязь постели и белья: "И этот темный цвет белья, и обычай Ивана Яковлевича совершать на постели все отправления, как-то: обеды и ужины (он все ест руками - будь это щи или каша) и о себя обтираться, - все это делает из его постели какую-то грязную массу, к которой трудно и подойти".17 Однако он остался на уровне внешнего описания, нигде не прибегая к толкованию действий (ироничные восклицания таковыми признать нельзя). Автор пишет как о само собой разумеющемся о том, что для читателя отнюдь не очевидно, а, наоборот, составляет загадку и требует объяснения. Смысл совершаемых описанным образом трапез (презрение к комфорту, истязание плоти) в тексте никак не представлен автором, последовательно остающимся на позициях наблюдателя, представляющего факты: "Вообще же мешанье кушаньев имеет в глазах Ивана Яковлевича какое-то мистическое значение. Принесут ему кочанной капусты с луком и вареного гороху; оторвет он капустный лист, обмакнет его в сок и положит его к себе на плешь, и сок течет с его головы; остальную же капусту смешает с горячим горохом, ест и других кормит: скверно кушанье, а все едят".18 Смешивание несовместимых по вкусу продуктов - достаточно ясный юродский жест, призванный не ублажать вкус (из позднейших примеров: Анастасия Цветаева в преклонном возрасте прибегала к подобному способу подавлять стремления плоти, называя это "поюродствуем"). Но Прыжов никаких мотивировок или объяснений даже не пытается давать, игнорируя двуплановость высказывания или жеста юродивого, обязательную для него иносказательность. Описание Корейши взглядом извне приводит Прыжова к выводу о бессмысленности его действий, а у читателя вызывает неудовлетворенность и недоумение. Приведенные фрагменты показывают, что художественная форма способствует непротиворечивому объяснению "безумных" поступков, что и продемонстрировали критики Прыжова, а также русская художественная словесность. Иван Яковлевич Корейша так часто упоминался и изображался писателями, что можно со- -------------------------------------------------------------------------------- 14 Там же. С. 47. 15 Аналогично Ф. М. Достоевский в "Бесах" художественно воспроизводит эту сцену. 16 Прыжов И. Г. Житие Ивана Яковлевича... С. 28. Курсив мой. - И. М. 17 Там же. 18 Там же. стр. 128 -------------------------------------------------------------------------------- ставить своеобразную "иконографию" этого человека в русской литературе. Его сделали знаком времени и Москвы Л. Н. Толстой в "Юности", А. Н. Островский в "На всякого мудреца довольно простоты" и Н. Скавронский в "Очерках Москвы". Авторы именуют его по имени и отчеству, будучи уверенными в идентификации своих Иванов Яковлевичей с Корейшей. Аналогично поступает и Н. С. Лесков, вводя Корейшу в сюжет рассказа "Маленькая ошибка". Ф. М. Достоевский в "Бесах" посвятил ему часть главы, назвав, правда, своего персонажа "Семен Яковлевич". Бунин в "Чаше жизни" выводит юродивого Яшу, явно списанного с Корейши (есть текстовые переклички). Б. Пильняк начинает повесть "Красное дерево" с описания Ивана Яковлевича Корейши, ссылаясь на ряд источников. Вышедшие в 2001 году повесть А. Иоффе "Акула" с главным героем по имени Корейша и киносценарий О. Нагдасовой "Московский чудотворец, юродивый Иван Яковлевич Корейша" говорят о его почти бессмертии в русской литературе. Для Каткова же статьи Прыжова о Корейше стали поводом высказаться по интересующей его проблеме, в этом он сходен со своим противником. Очевидно, юродивый и отношение к нему Прыжова оказались очень удобным примером. Но главное - Катков уловил, что юродство, будучи выразительным и характерным явлением русской жизни, вбирает в себя довольно широкий круг проблемных вопросов. При наличии риторических и интеллектуальных навыков его легко и удобно использовать в нужных целях. Так, мысль Каткова была подхвачена "Северной пчелой" (N 70 за 1862 год), которая воспользовалась сравнением Каткова в своей полемике с Чернышевским: "...Иван Яковлевич писал кололацы, а г. Чернышевского статья в "Современнике" тоже "кололацы" в своем роде", так что они "одного поля ягоды". Словом "кололацы" как выразительным определением невнятности мыслей идеологов "Современника" первым воспользовался Катков: "Кололацы! Кололацы! А разве многое из того, что преподается и печатается, - не кололацы! Разве философские статьи, которые помещаются иногда в наших журналах, - не кололацы?" (с. 893). Это загадочное слово очень полюбилось журналистам, они с удовольствием его повторяли на разные лады, что позже отметил В. В. Виноградов. История слова такова: одна из посетительниц Ивана Яковлевича обратилась к нему с вопросом "Женится ли Х?", на что получила ответ: "Без праци не бенда кололацы". Последнее слово вызвало недоумение. Катков, с отличием окончивший словесное отделение философского факультета Московского университета, помнил и о полученном Корейшей образовании, в том числе, видимо, и языковом, поскольку в своих записках юродивый использовал греческие и латинские слова, играл этимологиями и алфавитами. Это позволило предположить, что загадочная фраза есть искажение польской пословицы: Bez pracy nie bedzie kolaczy (без труда не будет калачей). Смысл ответа юродивого стал прозрачен. Но в своей статье, как видим, Катков пользуется искаженным словом, с энтузиазмом его повторяя. Позже В. С. Курочкин в "Искре" (N 50 за 1862 год) вспоминает Корейшу в связи с Катковым, над которым иронизирует с помощью слова юродивого: Ты помнишь ли период русской прессы, Когда Катков на мнимой высоте Из кололац российские прогрессы Выделывал в сердечной простоте, Какие он отмачивал коленцы... Прошли года. Корейша путь свершил; Московского юродивого братцы Пошли за ним дорогою прямой. Нью-Лондон пал - и только кололацы Остались нам, читатель добрый мой. стр. 129 -------------------------------------------------------------------------------- Каткова здесь бьют его же приемом. Примиряющее замечание о Корейше - "путь свершил" - знак отгремевших боев, стилистическая дань уважения автора или его ирония; но слово юродивого здесь маркирует продолжение его существования, уже не личностного, а в качестве культурного знака. Такое восприятие юродства (более широкое, когда о человеке речь не идет, а воспринимаются черты явления) оказалось востребованным русской интеллигентской культурой нового времени. В словах юродивого - истина, и в то же время он в жизненной практике демонстрирует использование метафоры, активизирующей сознание реципиента. Наглядно проявляется такое осознание возможностей юродства в трехстраничной заметке А. Волынского 1894 года "Кололацы. Забытое слово".19 В начале заметки со свойственной этому критику академичностью он оценивает работу Прыжова и реакцию на нее: "Прыжов, давая подробную биографию московского пророка, отнесся с гневною критикою ко всей его деятельности, живо и не без публицистического яда изобразил его ханжескую фигуру, чрезвычайно типичную для обрисовки некоторых кругов русского общества. Газеты поддержали Прыжова, а журналы воспользовались его брошюрою для надлежащего протеста против суеверия масс" (с. 86). Последний вывод весьма точный. В истории русской культуры работа Прыжова все же сыграла огромную роль, поскольку в результате заставила говорить не только о Корейше, но и о собственно юродстве. "Юродство - явление, имеющее в России глубокие корни, достойное серьезного изучения, - пишет Волынский. - Корейша - только явление - яркое, выдающееся, на фоне многих других, еще не вполне объясненных и исследованных исторических и общественных течений. Это, можно сказать, один из очень живых вопросов для русского общества, с его странною, недоделанною культурою, с его непросветленными и скованными нравственными и умственными симпатиями" (с. 86). Отметив эту, несомненно главную, сторону работы Прыжова, критик отказывается от продолжения академичной темы: "Мы не собираемся в настоящее время возобновлять вопрос о русском юродстве, для разработки которого в нашей литературе имеется довольно много совершенно сырых еще материалов" (с. 87). Его больше интересуют животрепещущие проблемы современности - такие, как состояние русской общественной мысли, литературы, университетского преподавания. Эти проблемы объединены в сознании Волынского планом их публичного выражения, так сказать, стилистикой. И эта стилистика - многословие, стремление к самодостаточной выразительности, принципиальная многозначность толкования - напоминают ему речи Корейши, сконденсированные в неоднократно привлекавшем публицистов слове "кололацы". "Оно не существует ни в одном словаре, ни в одном языке, не выражает никакого определенного понятия, и в этом именно его отличительное свойство, его исключительный смысл. Слово - важное, многознаменательное, хотя бесформенное и загадочное, как многознаменателен и загадочен известный пророк в Москве, Иван Яковлевич Корейша... Таинственно, но звонко - понимай как хочешь. Слово звучит и гудит как-то многообещающе. Оно непонятно, бессмысленно если хотите" (с. 87). Автор заметки создает ее по всем правилам риторики. Она написана стройно и логично. Убедительность достигается публицистическими средствами. Лексические повторы задают ритм, лейтмотивом во второй части звучит мысль о "красноречии, таинственном и великолепном, как кололацы Корейши". Эмоциональность возрастает от начала к финалу, что достигается нагнетением образных определений: сначала просто "шумные потоки красноречия", затем "перекатные волны без- -------------------------------------------------------------------------------- 19 Северный вестник. 1894. Т. XII. Декабрь. С. 86 - 88. Далее ссылки на эту заметку - в тексте. стр. 130 -------------------------------------------------------------------------------- удержного красноречия" и, наконец, "густые облака пустозвонно-бездарного, докторального красноречия, двусмысленно-великолепного, как пифические кололацы Корейши". Учитывая, что толкование слова было дано Катковым и повторено А. Ф. Киреевым в 1889 году, интересен отказ Волынского от его объяснения. Вот таким - непонятным и таинственным, красиво звучащим и бессмысленным - оно ему понадобилось для оценки современности. В результате юродство как явление русской жизни предстает сложным культурным феноменом. Его необъясняемость, неподвластность научному рационалистическому описанию очень привлекала русскую интеллигенцию, тем более что, казалось, объединяла ее с простонародьем в признании ограниченности рацио и отталкивании от чуждой западной научности. "Возможно, последним подвигом юродивых стало не столько обличение царя и мирян, погрязших в грехе, сколько обличение делами (своим сознательным выбором безумия) науки как господствующей системы практик производства истины...", - заключает современный исследователь.20 -------------------------------------------------------------------------------- 20 Янгулова Л. Юродивые и умалишенные: генеалогия инкарцерации в России // Мишель Фуко и Россия. М.; СПб., 2001. С. 209. стр. 131 Опубликовано 19 февраля 2008 года Полная версия публикации №1203428754 → © Literary.RU Главная → СПОРЫ ОБ ИВАНЕ ЯКОВЛЕВИЧЕ КОРЕЙШЕ И ВОСПРИЯТИЕ ЮРОДСТВА При перепечатке индексируемая активная ссылка на LITERARY.RU обязательна! |
|