Сравнение - вид тропа. Его сущность хорошо передает этимологическое значение термина: сравнение как бы делает равными, приравнивает друг к другу различные предметы и явления, на основании общего, сходного признака или нескольких признаков.

В пьесе А.П.Чехова "Чайка" беллетрист Тригорин рассказывает Нине Заречной о своей "литературной кладовой", где хранятся, наряду с другими заготовками, и сравнения: "Вижу вот облако, похожее на рояль. Думаю: надо будет упомянуть где-нибудь в рассказе, что плыло облако, похожее на рояль" (Действие 2-е). Сравнение находит сходное в несходном (ведь сопоставляются, казалось бы, несопоставимые вещи: облако и рояль!). Тем самым выделяется, подчеркивается определенное свойство изображаемого предмета или явления. В данном случае это свойство не названо, но несомненно, что подразумевается причудливость форм, которые может принимать облако.

В очертаниях облака, действительно, можно увидеть многое и разное. В "Гамлете" Шекспира главный герой заводит с Полонием разговор об облаке:

Гамлет. Вы видите вон то облако, почти что вроде верблюда?

Полоний. Ей-богу, оно действительно похоже на верблюда.

Гамлет. По-моему, оно похоже на ласточку.

Полоний. У него спина, как у ласточки.

Гамлет. Или как у кита?

Полоний. Совсем как у кита.

(Действие 3-е, сцена 2-я. Пер. М.Лозинского)

Независимо от иронического подтекста этого диалога (Гамлет притворяется сумасшедшим и испытывает терпение Полония, решившего во всем с ним соглашаться), показателен выбор главным героем предмета речи: все возникшие ассоциации трудно оспорить. (Не исключено, что тригоринское уподобление облака роялю навеяно Шекспиром: ведь "Чайка" пронизана реминисценциями из "Гамлета".)

Сравнение выявляет какое-то свойство, признак предмета через его сближение с другим предметом, где есть тот же признак. Получается как бы система зеркал, обнаруживающая подобия, часто неожиданные и поразительные. Одновременно сравнение характеризует субъекта высказывания (персонажа, повествователя, лирического героя и т.д.), выбравшего образ для сравнения. Так, увиденное Тригориным сходство между облаком и роялем выдает в этом любителе рыбной ловли меломана и театрала, во всяком случае человека, для которого рояль - привычная деталь интерьера.

Сравнение включает в себя три основных компонента. По определению М.А.Петровского, этот "термин поэтики обозначает сопоставление изображаемого предмета, или явления, с другим предметом по общему им обоим признаку, т.наз. tertium comparationis, т.е. третьему элементу сравнения"(1). Однако сходный признак предметов не всегда называется, хотя всегда мыслится, как, например, в сравнении облака с роялем. Сравнения могут быть полными и неполными. В полном варианте названы сами предметы или явления (то, что сравнивается, и то, с чем сравнивается, это члены сравнения) и сближающий их признак (т.е. основание сравнения). Образ, поясняющий, оттеняющий предмет речи, обычно вводится с помощью союзов: как, будто, словно, точно, подобно тому как и т.п. В нижеследующих примерах основания сравнений выражены различными частями речи (глаголом или прилагательным): "Как пахарь, битва отдыхает", "Дорога, как змеиный хвост, / Полна народу, шевелится" (А.С.Пушкин. Полтава; здесь и далее курсив мой. - Л.Ч.); "Словно как мать над сыновней могилой, / Плачет кулик над равниной унылой" (Н.А.Некрасов. Саша); "Как мошки зарею, / Крылатые звуки толпятся" (А.А.Фет. "Как мошки зарею?"); "Я видел горные хребты, / Причудливые, как мечты?" (М.Ю.Лермонтов. Мцыри); "Строен твой стан, как церковные свечи?" (А.А.Блок. Девушка из Spoleto); "Снег, словно мед ноздреватый, / Лег под прямой частокол" (С.А.Есенин. "Снег, словно мед ноздреватый...").

Конструкция с союзом как (и другими подобными союзами) не единственная синтаксическая форма сравнения. С той же целью употребляются словесные обороты: быть

стр. 75


--------------------------------------------------------------------------------

похожим на кого-то (что-то), напоминать кого-то (что-то) и пр. Так, Пушкин в поэме "Полтава" подчеркивает красоту и грацию героини (Марии Кочубей): "Ее движенья / То лебедя пустынных вод / Напоминают плавный ход, / То лани быстрые стремленья" (сравнения выдержаны в духе народно- поэтической традиции). А в "Демоне" Лермонтова неуловимость облика главного героя передана посредством сравнения, которое можно назвать индивидуально-авторским: "Он был похож на вечер ясный: / Ни день, ни ночь, - ни мрак, ни свет!?". Естественным связующим звеном между членами сравнения выступает сравнительная степень прилагательного: "Опрятней модного паркета / Блистает речка, льдом одета" (Пушкин. Евгений Онегин); "Графиня Эмилия - / Белее чем лилия?" (Лермонтов. "Графиня Эмилия?"); "?Руки белей бересты?" (Есенин. "Снег, словно мед ноздреватый?").

Нередко вводимый образ выражен существительным в творительном падеже: "Звездой блестят ее глаза?" (Пушкин. Полтава); "Вмиг огнем лицо все вспыхнуло, / Белым снегом перекрылося?" (А.В.Кольцов. Разлука); "Вечер синею свечкой звезду / Над дорогой моей засветил" (Есенин. "Я по первому снегу бреду?"); "Я волком бы выгрыз бюрократизм" (В.В.Маяковский. Стихи о советском паспорте). Этот тип сравнения, по-видимому, возник на почве мифологического сознания. А.А.Потебня отмечал, что в сравнениях "творительный падеж напоминает превращения" и происхождение этой формы "может быть отнесено к тому времени, когда человек не отделял себя от внешней природы"(2). "Творительный превращения" (есть такой термин) часто встречается в фольклоре, средневековых литературах. Вот один из характерных примеров - из "Слова о полку Игореве": "На Дунае Ярославнин голос слышится, / кукушкою безвестною рано кукует: / "Полечу, - говорит, - кукушкою по Дунаю?" (пер. Д.С.Лихачева). В новой литературе такое сравнение не менее условно, чем другие тропы. Но во власти поэта - оживить прием и напомнить о древнем мотиве превращения, оборотничества, как это сделал Блок в одном стихотворении: "Мой милый, будь смелым / И будешь со мной. // Я вишеньем белым / Качнусь над тобой. // Зеленой звездою / С востока блесну, // Студеной волною / На панцырь плесну, // Русалкою вольной / Явлюсь над ручьем?" ("Мой милый, будь смелым?"; межстрофные границы обозначены двумя косыми линиями).

Поскольку в данном типе сравнения нет союзов - связок и одновременно "разделителей" сопоставляемых предметов, последние сближены здесь более тесно. Напротив, в отрицательных сравнениях подчеркнуто не сходство, а различие, границы между членами сравнения: "Что не конский топ, не людская молвь, / Не труба трубача с поля слышится, / А погодушка свищет, гудит, / Свищет, гудит, заливается" (Пушкин. Песни о Стеньке Разине); "Не воздух, а золото, / Чистое золото, / Пролито в мир" (С.М.Городецкий. "Не воздух, а золото?"). Отрицательные сравнения также очень древние (не случайна их высокая частотность в произведениях фольклора, средневековых литератур и соответствующих стилизациях), однако моложе конструкций с "творительным превращения": они отразили процесс разложения мифологического сознания, проявившийся в разграничении человека и природы, живого и неживого. А.Н.Веселовский, рассматривавший тропы в аспекте исторической поэтики, видел в отрицательном сравнении "выход из параллелизма" человеческой жизни и природных явлений и одновременно - ступень, предшествующую собственно сравнению: "Процесс совершился в такой последовательности формул: человек - дерево; не дерево, а человек; человек, как дерево"(3).

Во всех приведенных сравнениях указан сходный, общий признак сопоставляемых предметов. Это полные сравнения, отличающиеся относительной ясностью выражения мысли.

В стихотворении Пушкина "Зимний вечер" сближены очень далекие друг от друга предметы, явления: буря и зверь, буря и дитя, буря и путник запоздалый, и основание для сравнений - разнообразный шум бури, быстро меняющийся характер этого шума:

Буря мглою небо кроет,

Вихри снежные крутя;

То, как зверь, она завоет,

То заплачет, как дитя,

То по кровле обветшалой

Вдруг соломой зашумит,

То, как путник запоздалый,

К нам в окошко застучит.

стр. 76


--------------------------------------------------------------------------------


Находясь внутри "ветхой лачужки", лирический герой прежде всего слышит зимний вечер, бурю на дворе: она то завоет, то заплачет, то в окошко застучит. Если исключить из текста эти глаголы, образы потеряют определенность: их можно будет домысливать в разных направлениях: например, бурю - уподобить зверю по результатам "действия" (стихия, уничтожающая все и вся), назвать ее капризным, своенравным ребенком и пр. Единство впечатления в пушкинском описании зимней бури создается прежде всего благодаря совокупности слуховых образов (в их ряду - шум соломы по кровле обветшалой - выразительная деталь, но не сравнение). С "Зимним вечером" контрастирует стихотворение Пушкина "Зимнее утро", где преобладают зрительные образы, и есть сравнение: "Под голубыми небесами / Великолепными коврами, / Блестя на солнце, снег лежит". Здесь "мороз и солнце" творят картину, чарующую глаз, и в комнате главное - окно (не случайны обращения к лирической героине: "?Пора, красавица, проснись: / Открой сомкнуты негой взоры?"; "?А нынче? погляди в окно?").

Конечно, автор волен прибегать в своих описаниях к самым разным композициям, сочетаниям сравнений. Но подобно тому как в красивом букете цветы подобраны определенным образом, в букете литературных сравнений обнаруживается некая система. Так, в описаниях женской красоты (тема, традиционно располагающая к применению тропов) обычно соседствуют в качестве компонентов сравнений зрительные и слуховые образы, статичные и динамичные детали: автор стремится к тому, чтобы читатели мысленно не только увидели, но и услышали красавицу, а также оценили ее грацию. В пушкинской "Сказке о царе Салтане?" в описании прекрасной девушки, которой обернулась Лебедь, выделены ее походка, манера речи:

А сама-то величава,

Выступает, будто пава;

А как речь-то говорит,

Словно реченька журчит.

Здесь Пушкин в подборе образов для сравнений: девушка - пава, ее речь - реченька - исходит из норм фольклорной поэтики.

А в другом пушкинском женском портрете цепь сравнений дает более конкретное представление о внутренних качествах, характере красавицы, нежели о ее наружности. Но этот портрет современницы поэта (оставшейся неизвестной). Первое сравнение: девушка - радуга - Пушкин заимствует у поэта В.И.Туманского:

Туманский прав, когда так верно вас

Сравнил он с радугой живою:

Вы милы, как она, для глаз

И как она пременчивы душою;

И с розой сходны вы, блеснувшею весной:

Вы так же, как она, пред нами

Цветете пышною красой

И так же колетесь, бог с вами.

Но более всего сравнение с ключом

Мне нравится - я рад ему сердечно:

Да, чисты вы, как он, и сердцем и умом,

И холодней его, конечно.

Сравненья прочие не столько хороши;

Поэт не виноват - сравненья неудобны.

Вы прелестью лица и прелестью души,

К несчастью, бесподобны.

Как обстоятельно здесь разъяснено, совсем во вкусе рационалистического XVIII в., почему сравнения: девушка - радуга, роза, ключ - удачны и почему они все же недостаточны!

Однако в сравнениях не всегда обозначены их основания, часто опускаются и союзы (как, будто и пр.). Такие неполные сравнения нужно домысливать. "Может, вместо зимы на полях / Это лебеди сели на луг?" (Есенин. "Я по первому снегу бреду?") - здесь не назван белый цвет, ассоциирующийся и с зимой, и с лебедями. Иногда одно из сходств указано, но не оно главное: "Руки милой - пара лебедей - / В золоте волос моих ныряют" (Есенин. "Руки милой - пара лебедей?"). Воображение восполняет умолчание, чуть намеченный цветовой контраст: белые (как лебеди) руки в "золоте волос". Неполные сравнения, по-видимому, в большей степени активизируют восприятие; они в целом характернее для поэтики XX в., тяготеющей к недоговоренности. Суть сравнения может раскрываться не сразу: "Что почек, что клейких заплывших огарков / Налеплено к веткам! Затеплен / Апрель " (Пастернак. Весна). В самом сравнении подчеркнуто внешнее подобие: набухшие почки на ветках напоминают заплывшие огарки. Но "тайнопись" изображения раскрывается в следующем предложении: "Затеплен апрель".

стр. 77


--------------------------------------------------------------------------------

Набухшие почки - знак вешнего тепла, заплывшие огарки - догоревшие свечи, отдавшие веткам свое тепло; сравнение продолжает тему, заявленную в названии стихотворения, - "Весна". Автор, наконец, может нарочито уклоняться в сравнении от конкретизации, создавать многозначный, но по-романтически неопределенный образ: "Ты - как отзвук забытого гимна / В моей черной и дикой судьбе" (Блок. Из цикла "Кармен").

Все же сравнения - не только полные, но и неполные, не только прозрачные, но и многосмысленные, - рационалистичнее метафор. Ведь оба члена сравнения в нем названы, причем используются их прямые номинации. Относительная обособленность сопоставляемых предметов способствует появлению развернутых сравнений, требующих соответствующего пространства текста: не простого, а сложного предложения-периода или нескольких предложений. О разрастании вводимого образа в целую систему образов, в повествовательный или описательный эпизод убедительно писал М.А.Петровский: "Метафора - тождество, сравнение - раздельность. Поэтому образ, привлекаемый для сравнения, легко развертывается в совершенно самостоятельную картину, связанную часто только в одном каком-нибудь признаке с тем предметом, который вызвал сравнение. Таковы пресловутые гомеровские сравнения. Поэт развертывает их, как бы забывая и не заботясь о тех предметах, которые они должны изображать. Tertium comparationis дает лишь повод, толчок для отвлечения в сторону от главного течения рассказа. Такова же и излюбленная манера Гоголя"(4).

Упомянутые исследователем сравнения у Гомера или у Гоголя (эту параллель проводили уже современники Гоголя, например К.С.Аксаков) - своеобразные авторские отступления от сюжета, далеко от него уводящие. Таково, например, в "Мертвых душах" сравнение черных фраков (т.е. гостей на вечеринке у губернатора; это метонимия) с мухами: "Все было залито светом. Черные фраки мелькали и носились врознь и кучами там и там, как носятся мухи на белом сияющем рафинаде в пору жаркого июльского лета, когда старая ключница рубит и делит его на сверкающие обломки перед открытым окном; дети все глядят, собравшись вокруг, следя любопытно за движениями жестких рук ее, подымающих молот, а воздушные эскадроны мух, поднятые легким воздухом, влетают смело, как полные хозяева, и, пользуясь подслеповатостию старухи и солнцем, беспокоящим глаза ее, обсыпают лакомые куски, где вразбитную, где густыми кучами. Насыщенные богатым летом, и без того на всяком шагу расставляющим лакомые блюда, они влетели вовсе не с тем, чтобы есть, но чтобы только показать себя, пройтись взад и вперед по сахарной куче, потереть одна о другую задние или передние ножки, или почесать ими у себя под крылышками, или, протянувши обе передние лапки, потереть ими у себя над головою, повернуться и опять улететь, и опять прилететь с новыми докучными эскадронами" (гл. 1). Непосредственное основание для сравнения - цветовой контраст: черные мухи на сияющем рафинаде - черные фраки в залитом светом зале. Далее намечаются и другие сходства, хотя говорится как будто только о мухах: их привлекают "лакомые куски", им хочется "показать себя". За пределами этой аналогии - подробности, живописующие жаркий июльский день и жанровую сценку с рафинадом (подслеповатая ключница, любопытные дети и т.д.), избыточные (для характеристики губернского общества) и самодовлеющие.

Приведенное сравнение служит одновременно двум целям: познавательной и оценочной. Оно исполнено веселого юмора и выявляет комизм светского ритуала, в котором участвуют подчиненные губернатора. Вспомним другие сравнения из "Мертвых душ": графинчик в руках Плюшкина, "который был весь в пыли, как в фуфайке"; девчонка Пелагея "с босыми ногами, которые издали можно было принять за сапоги, так они были облеплены свежею грязью"; экипаж Коробочки, похожий на "толстощекий выпуклый арбуз, поставленный на колеса...". Помимо своей меткости и экспрессивности, они замечательны тем, что вводимые образы великолепно рисуют среду, быт, повседневные заботы и интересы персонажей. "Мертвые души", по наблюдениям А.Белого, "переполнены хозяйственными, деловыми сравнениями; техницизм их бьет в глаза из самых "поэтических" страниц: даже губернаторской дочке посвящены сравнения ее с игрушкой "из слоновой кости" и со "свеженьким яичком"(5).

стр. 78


--------------------------------------------------------------------------------


Сравнение - всегда интерпретация, оценка предмета речи, его описание на другом языке. Оно характеризует говорящего (автора-повествователя, лирического героя, персонажа) подчас в большей степени, чем представляет предмет речи. Если рассматривать сравнения в произведении в пределах образа автора, то можно согласиться с Е.Фарыно, считающим этот троп формой явного "присутствия" автора в тексте: "?Сравнения являют собой явный уровень моделирования и сохраняют разъединенность между составляемым миром и языком его описания. То, с чем сравнивают, то, что вводится при помощи слов "как", "будто", "словно", "похоже", "точь-в-точь", при помощи конструкций с "казаться" и "выглядеть" или косвенных падежей - все это получает статус внешнего по отношению к создаваемому миру языка описания, средства интерпретации и т.п. Поэтому там, где вводятся сравнения, в текст всегда включен и сам автор (литературный субъект), не скрывающий своего присутствия"(6). Когда, например, для описания природы Н.А.Клюев использует следующие сравнения:

Оттепель - баба-хозяйка,

Лог - как беленая печь.

Тучка - пшеничная сайка -

Хочет сытою истечь?

- читатель видит не столько пейзаж, сколько приверженность автора к старинному крестьянскому быту и ладу (цитировалось стихотворение "Оттепель - баба-хозяйка?"). По характеру используемых сравнений обычно можно многое сказать об авторе. Однако творческая свобода и в этой области не беспредельна: ведь критерий сходства предметов (внешнего, внутреннего, в каком-то одном отношении или во многих), меткость сравнения всегда важны. Не все сравнения убеждают, или одинаково убеждают. Вот, например, портрет Марка Волохова из романа И.А.Гончарова "Обрыв", завершающийся характерным сравнением: "Марк был лет двадцати семи, среднего роста, сложенный крепко, точно из металла, и пропорционально. Он был не блондин, а бледный лицом, и волосы, бледно-русые, закинутые густой гривой на уши и на затылок, открывали большой выпуклый лоб. <...> Взгляд серых глаз был или смелый, вызывающий, или по большей части холодный и ко всему небрежный. Сжавшись в комок, он сидел неподвижен; ноги, руки не шевелились, точно замерли; глаза смотрели на все покойно или холодно. Но под этой неподвижностью таилась зоркость, чуткость и тревожность, какая заметна иногда в лежащей, по-видимому, покойно и беззаботно собаке?". Критик Н.В.Шелгунов упрекнул писателя в тенденциозности образа Волохова, проявившейся, в частности, в выборе данного сравнения: "Автор нашел, что лучше и пристойнее всего сравнить Марка с собакой, несмотря на то, что грива, большой лоб и смелые серые глаза давали ему некоторое и, как кажется, немалое право на сходство со львом. Если бы автор задался мыслью похвалить Марка и выставить его образцом житейских добродетелей, то, конечно, он сравнил бы его со львом; но как имелось в виду выругать, то и большая соответственность была найдена в сравнении с собакой. Отделяется ли талант от идеи? Сознательно или бессознательно подбираются сравнения?"(7).

О познавательных и экспрессивных возможностях сравнений свидетельствует их важная, иногда ведущая роль в композиции произведений: не только стихотворений ("Цветы последние милей?" Пушкина, "Поэт", "Тучи" Лермонтова, "Слезы людские, о слезы людские?", "Фонтан" Ф.И.Тютчева, "Фонарики" В.Я.Брюсова, "Клен ты мой опавший, клен заледенелый?" Есенина), но и произведений повествовательных, драматических (символический образ репья, обрамляющий повесть "Хаджи-Мурат" Л.Н.Толстого, лейтмотив "леса" в комедии А.Н.Островского "Лес").


--------------------------------------------------------------------------------

1 Петровский М. Сравнение // Литературная энциклопедия. Словарь литературных терминов: В 2 т. М.; Л., 1925. Т. 2. С. 860.

2 Потебня А.А. Эстетика и поэтика. М., 1976. С. 223.

3 Веселовский А.Н. Историческая поэтика. М., 1989. С. 145?146.

4 Петровский М. Сравнение. С. 861.

5 Белый Андрей. Мастерство Гоголя. М., 1996. С. 296.

6 Faryno Jerzy. Введение в литературоведение. Katowice, 1980. Ч. 3. С. 29.

7 Шелгунов Н.В. Литературная критика. Л., 1974. С. 223.

стр. 79