В редакциях газет мне нередко приходилось слышать о какой-нибудь сухой и скучной статье: "Она слишком академичная".

Статья-то могла быть просто бесцветной. Но журналисты - не хочу говорить, что все, но многие - считают это академическим стилем (ими, может быть, говорят так, просто чтобы не обидеть автора?).

Долг платежом красен. Некоторым редакторам научных журналов не по душе образный стиль: "Это слишком по-журналистски. А ведь мы - солидный академический журнал".

Шутки - шутками... Да это, увы, не шутки. Вопрос о стиле встает перед каждым историком, какой бы конкретной темой он ни занимался.

Одна из основных идей, которые проходят через все творчество академика Юрия Александровича Полякова, - что историк должен работать над стилем, владеть стилевым многообразием. Что нельзя в одном ключе писать о сече на Куликовом поле и об изменении цен на рожь. Что надо избегать стандартных, избитых оборотов, казенных выражений, хотя стертые фразы и кажутся легче, привычней - они проверены, к ним не придерутся многие критики.

"В магии слова его поразительная сила. Его непостижимость. А какое слово взволнует, растревожит, заденет читателя при описании исторических событий? Речь идет сейчас не о сути, а именно о слове. Как лучше, удачнее донести до нашего современника аромат эпохи, значение событий, дух, настроение, как добиться, чтобы он услышал голоса героев, увидел слезы, пот, кровь, поле, окутанное пороховым дымом?

Историк должен воздействовать и на ум, и на сердце читателя. А пути - разные. Исторический текст является научным текстом. Он не может быть иррациональным. В этом его отличие от поэзии.

При этом исторические тексты удивительно многопроблемны. Пожалуй, ни одна наука не обладает таким богатством жанров, таким многообразием сюжетов и проблем и соответственно форм изложения" 1 .

Таково кредо Ю. А. Полякова. А как же он сам воплощает этот совет и призыв в своем творчестве?

Широкий круг его интересов обусловил появление различных по жанру книг и статей, написанных соответственно по-разному. Крупные монографии ("Переход к НЭПу и советское крестьянство". М., 1967; "Советская страна после окончания гражданской войны. Территория и население". М., 1986), насыщенные большим коли-

Давидсон Аполлон Борисович - доктор исторических наук, профессор, руководитель Центра африканских исследований ИВИ РАН.

1 Поляков Ю. А. Историческая наука: Люди и проблемы. М., 1999, с. 235.

стр. 91

честном цифр, дат, с массой таблиц, написаны четким, ясным языком с отшлифованными формулировками при явном стремлении быть понятным и доступным читателю.

Очерк "Вечера у академика Тихомирова" 2 носит беллетризованный характер (явление не частое у историков), а большинство других статей и книг написаны с широким использованием живых образов, сравнений, формулировок афористического характера.

На фоне бесчисленных тусклых названий книг, издаваемых сейчас (да и прежде), сверкнет же такое: "Наше непредсказуемое прошлое"! Удалось автору найти формулировку точную и в то же время яркую.

Откроешь книгу - и убедишься, что в этой манере сделан не только заголовок, а вся она, составленная из его очерков и статей. Мысли - не только о нашем прошлом, но и о нашем настоящем - даны в яркой литературной форме.

Раскрываю несколько мест - наугад.

- Мы, историки, ответственны за написанное неправдиво, за ненаписанное, несказанное и недосказанное. Каждый из нас лично ответственен. Каждый - не только тот, кто продолжает писать правду, или полуправду, но и тот, кто может написать правду, а не пишет.

- Мы часто извлекали из прошлого только схему исторического процесса. Мы лишь мельком показывали исторических деятелей - как великих, мудрых, благородных, так и бездарных, подлых. Историки недостаточно исследовали борьбу принципов гуманизма - милосердия, доброжелательности, долга, честности против жестокости, лжи, коварства. Иные думали, что это не уложилось бы в рамки классового подхода.

- Развод большинства историков с марксизмом состоялся. Не слишком цивилизованно, но состоялся. Историческая наука потеряла строгого, педантичного, не терпевшего и намека на измену, супруга. Она в смятении и растерянности. Плюрализм плюрализмом, но нужны зрелость суждений, четкость соревнующихся взглядов. Зыбкие, расплывчатые, неустойчивые концепции, слабость теоретической мысли - плохие помощники в подъеме науки 3 .

2 Там же, 214-233.

3 Поляков Ю. А. Наше непредсказуемое прошлое. М., 1995, с. 52, 74, 202.

стр. 92

Вот такие высказывания. Нуждаются они в комментариях? Что-то в них не ясно?

Раскрываю уже упоминавшуюся книгу Ю. А. Полякова. Вот наугад три примера. Тоже не только мысли, но и язык, стиль изложения. Очерк "Похороны Сталина: взгляд с ночной улицы". Следует подробный, яркий рассказ о том, как автор вместе со своим другом Юрием Алексеевичем Писаревым в последнюю ночь перед похоронами генералиссимуса пытался пробиться к Колонному залу. Горькие размышления о том, что же заставляло огромную массу людей преодолевать заслоны из грузовиков, милицейские и солдатские цепи. Обращу внимание даже не на эти живые, красочные строки, а на стиль парадоксальных выводов. "В этом хаосе была стадность, но была и осознанность коллективного действия, некая целеустремленность. Неуловимость и непостижимость психологических перепадов - от беспомощного шарахания одиночки, лихорадочных попыток разрозненных групп, хитроумных поисков лазеек до стадно-осознанного порыва, грозного в своей неудержимости... Я стал свидетелем силы и бессилия власти, всемогущества и беспомощности массы. Понял неодолимость муравьиной настойчивости и ее бессмысленность, осознал, как легко возникает хаос и как трудно он преодолевается" 4 .

Конечно, Ю. А. Полякова могут упрекнуть, что он допускает перебор в использовании сравнений. Взять, к примеру, фразу о кампании "борьбы с космополитизмом": "Казалось, что с цепи спущены мрачные волкодавы догматизма, заливистые дворняги демагогии, быстрые борзые карьеризма, брыластые бульдоги черносотенства, хорошо натренированные легавые юдофобии" 5 .

Да, сравнения здесь даны залпом. Но главное в том, что такую фразу читатель не пропустит, она не может не привлечь внимания. И еще: автору удалось в образной форме, удивительно сильно передать суть того безобразного действа, которое называлось борьбой с космополитизмом.

Но Ю. А. Поляков - не злой автор. У него чрезвычайно редки пассажи, где бы он стремился отхлестать кого-то. Преобладающая черта - стремление к объективности, желание отразить противоречивость истории, ее персонажей.

В этом смысле в статье о Петре Николаевиче Поспелове, который был не только редактором "Правды", секретарем ЦК КПСС и директором Института марксизма-ленинизма, но академиком, избранным по Отделению истории (одно время он был даже академиком-секретарем), Юрий Александрович дал и точную, и очень яркую характеристику типу людей чем-то сходной судьбы.

"Нет ничего легче, чем написать о том или ином известном деятеле: "Стойкий большевик-ленинец, беззаветно преданный делу партии, всей своей жизнью демонстрировавший чистоту помыслов и дел". Так и писалось в некрологах и житиях десятки лет. Нет ничего проще, чем написать: "Твердолобый догматик, ревностно проводивший в жизнь преступные сталинские директивы". Так писалось в последние годы и пишется ныне. Да, для советских деятелей, особенно послевоенных лет, в литературе и публицистике существует одна гребенка, один ранжир, примитивизированный до крайности. Получается, что Бог их вылепил всех из одного теста, но у одних авторов они становятся несгибаемыми и безупречными, у других, напротив, - наделенными всеми мыслимыми и немыслимыми пороками. Никто не стремился проникнуть в их внутренний мир, не делал попыток понять психологическую мотивацию их действий или бездействий.

А между тем, какой спектр характеров мог бы предстать перед взыскательным читателем! Талантливые приспособленцы; бездарные служаки; идеалисты, обкатанные жизненными волнами, но сохранившие в душах остатки идеалов, как обломки кораблекрушения; романтики, у которых из всего революционно-бригантинного багажа служебное рвение оставило лишь флибустьерский флаг с черепом и скрещенными

4 Поляков Ю. А. Историческая наука..., с. 343, 346.

5 Там же, с. 316.

стр. 93

костями; ответработники, сохранившие под маской суровости, непримиримости и сверхбдительности мягкость, доброту, сердечность; лидеры, у которых жестокость и мизантропия прикрывались благостной личиной доброжелательности и участливости; не знавшие сомнений борцы за счастье человечества, которые прошли сквозь все рифы и мели, не опуская алых парусов.

Какие поразительные по драматизму ситуации, переплеты и повороты! Какое чередование тайфунов и штилей! Какие перепады в судьбах, какие жизненные изломы и зигзаги! Какая смена светлой, чистой, высокой веры тупым безверием и иссушающим мозг разочарованием" 6 .

Творчество историков старшего поколения, которых он знал лично, как и историков давно ушедших времен, Ю.А. Поляков рассматривает с разных углов зрения. И один из его критериев: как сочеталось у них содержание с формой; как они относились к вопросу об этом сочетании; что они говорили об этом. И как они воплощали эти взгляды в своих исследованиях. Подробней всего Юрий Александрович пишет о тех, кого хорошо знал лично - в первую очередь об академиках Михаиле Николаевиче Тихомирове и о Милице Васильевне Нечкиной.

Вспоминает резкую полемику академиков Сергея Даниловича Сказкина и Михаила Николаевича Тихомирова 7 . Сергей Данилович вместе с еще несколькими историками в статье "История и современность", изданной в 1962 г., заявил, что художественная изобретательность в исторических сочинениях - дело второстепенное. Михаил Николаевич, при всем уважении к Сказкину, назвал такое утверждение "удивительным" и противопоставил ему свой взгляд:

"Нельзя ориентировать молодых ученых на фактическое бракодельство. Ведь с таким же правом можно предложить обувной фабрике выпускать отвратительную по виду обувь на том лишь основании, что ее содержание (материал, носкость и пр.) - главное, а красота - второстепенное.

Единство содержания и формы так же обязательны для историка, как и для художника. Историк не просто исследователь, выпускающий из лаборатории нужный продукт. Историк - это и писатель. Иначе ему нечего браться за свой труд. Забота о выразительности исторических сочинений не должна отбрасываться в сторону, ей следует отвести одно из первостепенных мест" 8 .

Свои взгляды на литературный стиль Ю. А. Поляков суммирует в очерке в творчестве М. В. Нечкиной. У очерка и подзаголовок: "О литературном мастерстве историка".

"Важнейший инструмент историка - слово. При помощи слова ученый или лектор доносит до читателя и слушателя суть и значение изученных документов, мысли, выводы, наблюдения, оценки, воссоздает картины прошлого, рассказывает о событиях, рисует портреты государственных деятелей, героев, людей труда.

Каждый работник должен хорошо владеть орудием своего труда, своим инструментом. Это элементарно. Потому и историк должен владеть словом, овладевать литературным мастерством. Велика сила слова. Велика и трудность владения им. Слово могуче и своенравно, оно может быть твердым, как гранит, и податливым, как воск, может блистать всеми цветами радуги и выглядеть тусклым, может завораживать и отталкивать" 9 .

Юрий Александрович не рассматривал сколько-то подробно литературный стиль историков давнего прошлого: Карамзина, Соловьева, Ключевского, Костомарова. Но писал, что их произведения, изложенные ясно и просто, надлежит, бесспорно, отнести к художественной прозе 10 .

6 Поляков Ю. А. Штрихи к портрету (воспоминания о П. Н. Поспелове). - Отечественная история, 1999, N 5, с. 156.

7 Поляков Ю. А. Историческая наука..., с. 229.

s Тихомиров М. Летопись нашей эпохи. - Известия, 30.Х.1962.

9 Поляков Ю. А. Историческая наука..., с. 234.

10 Там же, с. 240.

стр. 94

Можно добавить, что эти историки и не мыслили, что можно писать иначе. Сколько издевки в словах Ключевского: "Ученые диссертации, имеющие двух оппонентов и ни одного читателя". "Учены до мигреня". "Мудрено пишут только о том, чего не понимают". "Ничего мудреного не сделают, но все простое сделают мудреным".

И даже: "Современная мысль до того изогнулась и извертелась, что стала похожа на старую балетную плясунью, которая, приподняв подол, еще может выделывать замысловатые и непристойные фигуры, но ходить прямо, твердо и просто уже не в состоянии" 11 . Сейчас, через сто лет, это звучит еще злободневней.

Что нужно, чтобы писать ясно и просто, да еще и в добротной литературной манере? Талант? Да, конечно. Но одного таланта мало. Нужно еще и мужество.

"Чтобы быть ясным, оратор должен быть откровенным" 12 , - считал Ключевский. А всегда ли историку легко давалось откровенность?

В те времена, на которые пришлось становление Ю. А. Полякова, как ученого -40-е - начало 50-х, - окружающая действительность не очень благоприятствовала откровенности. А проявлению оригинальности и яркости - тем паче. Достаточно посмотреть исторические журналы и книги тех лет. Историки как будто слышали окрик сверху: "Будь как все! Не высовывайся!"

Книга "Наполеон" Евгения Викторовича Тарле - нисколько не умаляя ее достоинств - оказалась так популярна еще и потому, что поставить рядом, в сущности, было нечего.

Я помню заседание сектора новой истории Института истории СССР в конце 1953 г. Казалось бы, оснований осторожничать стало куда меньше: Сталина уже нет, кампании по борьбе с космополитизмом и низкопоклонством перед Западом выдохлись. И все же... Обсуждалась статья Альберта Захаровича Манфреда. И коллеги, знающие и добросовестные ученые, лучшие в Москве специалисты по новой истории стран Запада, все же упрекнули его в "публицистичности". Статья была написана слишком ярко для того времени. И, если вспомните, лучшие свои книги Манфред опубликовал (правильнее, наверно, сказать, - решился написать и опубликовать) лишь через много лет. Это "Наполеон Бонапарт" и "Три портрета".

Владимир Михайлович Турок в 1960 г. написал в "Литературной газете" статью "Историк и читатель". Он ратовал за то, что надо больше уважать читателя и кончать с серостью изложения. Казалось бы, бесспорно. Но статья вызвала бурю споров и принесла автору большие неприятности.

В. М. Турок добивался ясности и яркости изложения. И его устные рассказы были именно такими. Но судьба не дала ему возможности по- настоящему осуществить это, как бы он хотел, и в его опубликованных трудах. Время было такое.

Юрию Александровичу еще тогда, в 50-х годах, удавалось избежать стандарта, говорить своим языком.

Его первая основательная монография, хотя и носит не слишком яркое название, читается с интересом. Несмотря на обилие цифр и фактов, автор находил точные запоминающиеся фразы.

Москва 1918-1919 г. Сухаревский рынок. "Сухаревка - грандиозное торжище, где продавалось все, что угодно: хлеб восьмушками и сахар мешками, пирожные из картошки и южные фрукты, кружки из консервных банок и севрские сервизы, солдатские обмотки и каракулевые манто" 13 .

Что, казалось, может быть увлекательного в сюжете о заготовке дров? А ведь

11 Ключевский В.О. Письма. Дневники. Афоризмы и мысли об истории. М., 1969, с. 191, 334, 339, 344, 353.

12 Там же, с. 344.

13 Поляков Ю. А. Московские трудящиеся в обороне советской столицы в 1919 году. М., 1958, с. 13.

стр. 95

дрова были единственным спасением для жителей Москвы и Петербурга в 1918-1919 гг. Угля почти не было. Керосина - тоже. Стихи тогда родились:

Я сегодня, гражданин,

Плохо спал:

Душу я на керосин

Обменял.

И Юрий Александрович рассказывает о том, какую роль играла тогда заготовка дров. "Заготовка дров требовала громадного количества рабочей силы. Трудно было дрова заготовить, труднее - подвезти к железной дороге, еще труднее - доставить к месту назначения, ибо железные дороги не могли дать нужное количество вагонов... Не было дров, и выходили из строя новые фабрики и заводы, нарушалась работа электростанций и всего городского хозяйства" 14 .

В изданной в 60-х годах уже упоминавшейся монографии Ю. А. Полякова - о переходе к нэпу - особенности его стиля проявляются еще нагляднее. Даже известные вопросы он излагает по-своему. Вот начало книги:

"Войны бывают непродолжительными, бывают и долгими. Война, которую народы России вели в 1914-1920 гг. ... была одной из самых длительных в истории страны.

Войны бывают тяжелыми, бывают и легкими. Война 1914-1920 г. не знала себе равных по степени вовлечения народных масс, по уровню напряженности, по масштабу потерь...

Ни одна страна мира на протяжении истории нового времени не подвергалась такому опустошению" 15 .

Вот сухой, не располагающий к занимательности сюжет о разрухе на транспорте. Но автор и здесь находит нестандартные подходы, свежие обороты, способные привлечь внимание читателя.

"Одним из самых больных мест в больном организме экономики был транспорт... Миллионы шпал сгнили, сотни верст рельсов нуждались в замене. Объем железнодорожных перевозок упал до уровня 90-х годов XIX столетия. Поезда брались пассажирами с бою. Люди заполняли тамбуры, размещались на крышах вагонов. Составы тащились неделями по тем маршрутам, которые раньше преодолевались за одни сутки" 16 . Такое изложение помогает автору сделать доступным для восприятия огромное количество цифр, дат, конкретных выводов, которыми насыщена глава.

Ю. А. Поляков часто использует меткие выражения других авторов, газетных статей, архивных документов. Органически входят в текст выражения известного партийно-государственного деятеля Я. А. Яковлева о том, что в пореволюционной деревне сочеталось "новое в старом и старое в новом", английского премьера Д. Ллойд-Джорджа о том, что "нельзя двигать локомотивы доктринами Маркса", историка У. Уолша, будто нэп "был азартной игрой, в которой ставкой было существование ленинского режима".

Из тысяч крестьянских высказываний 1917-1922 гг., извлеченных из газет и архивных документов, Ю. А. Поляков выбрал самые типичные и сильные. Не забудутся, к примеру, слова крестьянина Гридасова, в которых дана характеристика РКП(б): "Признаю за правильную партию, только неправильных между правильными слишком много" 17 .

У Ю. А. Полякова мы найдем и множество красочных описаний стычек времен революции, сражений гражданской войны, демонстраций, митингов и других событий.

Сильно, убедительно пишет он о голоде, болезнях, в том числе о печально знаменитом "сыпняке" - сыпном тифе, унесшем в те годы около 2 млн. человек.

14 Там же, с. 11-12.

15 Поляков Ю. А. Переход к НЭПу и советское крестьянство, с. 53.

16 Там же, с. 55.

17 Там же, с. 5, 40, 42, 178.

стр. 96

В ранних работах Ю. А. Поляков отдал дань романтике революции и гражданской войны, и многие страницы написаны взволнованно и красиво. Вот как рассказывается о переходе конного корпуса С.М. Буденного к Курску в октябре 1919 г.: "Мимо лесов, тронутых осенним багрянцем, мимо деревень с пламенеющими рябиной палисадниками, мимо колкого жнивья крестьянских полей шли войска. В долгий неумолчный гул сливалось цоканье тысяч копыт. Эскадрон за эскадроном нескончаемой лентой вытягивались по проселкам. Шли пулеметные тачанки, ездовые подбадривали лошадей, тащивших артиллерийские орудия. Над рядами конников щетинились пики, осенний ветер колыхал красные знамена. Войска шли форсированным маршем. Коротки были привалы, а после ночевок трубачи играли побудку задолго до того, как неяркое осеннее солнце начинало пробиваться сквозь мглистый осенний туман" 18 .

Можно еще много писать о разнообразном стиле - вернее стилях - Ю. А. Полякова. Например, о его очерке "МИФЛИ и 56 лет после" - одном из лучших в интересном сборнике воспоминаний о Михаиле Яковлевиче Геллере 19 . Но и тут, как и в разговоре о стиле других трудов Юрия Александровича, главный смысл - это примеры, выдержки из них. Однако мои коллеги, которым я давал рукопись этой статьи, сказали, что цитат слишком много. Мне кажется, при всем моем уважении к коллегам, что они не правы. Не слишком ли укоренилось у них представление о том, что привычно считается академическим стилем?

Скрепя сердце, убрал несколько цитат. Хотя, будь моя воля, я бы, наоборот, еще большую часть статьи составил из высказываний самого Ю. А. Полякова. Они могут нравиться или не нравиться, но они говорят о стиле автора лучше, чем любые рассуждения вокруг них. И в объяснениях не нуждаются.

Сам Юрий Александрович очень ценил Евгения Викторовича Тарле, Альберта Захаровича Манфреда, Валентина Лаврентьевича Янина и еще несколько ученых, об их трудах он говорил, что "это книги, где глубина исследования, новизна постановки вопроса сочетаются с ярким ясным стилем. Они просто хорошо написаны". А самих авторов он с почтением назвал: "Блистательные мастера пера, облекавшие научные труды поистине в художественную форму" 20 .

Эта оценка целиком относится и к самому Юрию Александровичу. Он утверждает в одном из своих очерков, что "о литературном стиле М.В. Нечкиной можно писать много, разбирая и цитируя каждую из ее многочисленных книг и статей" 21 . Но так можно сказать и о нем самом.

18 Поляков Ю. А. От боя к труду - от труда до атак. М., 1960, с. 87.

19 Юрий Поляков. МИФЛИ и 56 лет после. - Вместо мемуаров. Памяти М. Я. Геллера. М., 2000.

20 Поляков Ю. А. Историческая наука..., с. 230.

21 Там же, с. 242.