Цифра, которую я сейчас назову, вероятно, общеизвестна. Знаете ли вы, что такие русские журналы, как "Современник" или "Русское слово", которые являлись властителями дум прошлого, выходили тиражом от 3 до 5 тыс. экземпляров? А такие журналы, как "Время", "Эпоха", "Русский вестник", в которых печатались произведения Достоевского, Тургенева, Толстого, имели тираж в основном в таких же параметрах? Сегодня тираж "Нового мира", флагмана литературной печати в период перестройки, перевалил за миллион экземпляров. А ряд других журналов приближается к этой фантасмагорической цифре.

Что за этим стоит? Видимо, прежде всего позиция народа, позиция читателя, его отношение к тому революционному процессу обновления жизни, который начался. Но за этим стоит еще и другое: наша литература вышла сегодня на такие рубежи и приобрела такое значение, такую роль в духовных и социальных процессах, каких она, может быть, не имела никогда за всю свою историю.

В чем тут тайна? В чем причина? В. И. Ленин в статье "Лев Толстой как зеркало русской революции" впервые в истории отечественной мысли пришел к выводу: если перед нами действительно великий художник, то некоторые хотя бы из существенных сторон революции он должен отразить в своих произведениях. Как видите, один из первых критериев значения, достоинства художника - для многих в ту пору неожиданно - Ленин увидел в способности художника выразить существенные стороны революционного процесса жизни как самого главного, определяющего действительность.

стр. 27

Если мы имеем действительно значительную литературу, а факты неопровержимо свидетельствуют, что это так, то она должна быть правдивым зеркалом и нашей революции, выражать хотя бы некоторые существенные стороны того революционного обновления действительности, которое началось не сегодня и зрело в недрах нашего общества, в сознании людей в течение длительного времени. И, видимо, не только выражать процессы революционного обновления, но и влиять на жизнь в этом направлении.

Вот я и хотел бы поставить вопрос: отражает ли наша литература какие-то существенные стороны того процесса обновления, который вызревал в жизни нашего общества задолго до XXVII съезда партии и неуклонно готовил его? Думается, что вопрос этот риторический. То влияние, та мощь, тот авторитет, который литература сегодня приобрела, являясь практически колонновожатым в обществе, явились следствием того именно, что она выражала и выражает самые глубинные исторические и насущные потребности обновления и развития общества.

Здесь к месту вспомнить Марксов тезис о неодинаковости развития материального прогресса и художественного. "Относительно искусства известно, - писал Маркс, - что определенные периоды его расцвета отнюдь не находятся в соответствии с общим развитием общества, а следовательно, также и с развитием материальной основы последнего"19 . Эта мысль имеет для нас принципиальное значение, и вот почему. Эпоха застоя, вне всякого сомнения, наложила свою печать и на литературу, и на искусство. Это проявилось прежде всего в просторе для "серой", посредственной, иллюстративно-описательной литературы, в засилье бюрократическо- догматической мысли, которая препятствовала литературе честной, совестливой и подлинно художественной.

Об этом мы сегодня очень много говорим, и говорим справедливо. Но было бы величайшим грехом и несправедливостью (и об этом мы подчас забываем) кинуть камень в ту большую, подлинную литературу, которая формировалась на волне XX съезда партии в 60 - 70-е годы, и представлять ее литературой застоя, представлять, что только с "Детей Арбата" А. Рыбакова или с повести "Ночевала тучка золотая..." А. Приставкина началась литература, ратующая за обновление нашего общества. К сожалению, такая точка зрения существует и утверждается. Эта точка зрения принципиально неправильная, потому что она сужает социальную и духовную базу перестройки. За этим стоит недопонимание той мысли, что перестройка не свалилась к нам сверху, а была подготовлена глубинными, мощными, глубоко объективными процессами как в социальной, так и в духовной сфере общества, потребностями прежде всего народной жизни, проявлением которых и была наша литература.

Подтверждением этой мысли является следующий удивительный феномен. Давайте вдумаемся в полном масштабе в факт совпадения (в историческом времени), в тот факт, что одновременно прозвучали колокол перемен, каким был XXVII съезд партии, и тот набат тревоги, который раздался в канун и сразу же после XXVII съезда партии в таких произведениях, как "Пожар" Распутина, "Печальный детектив" Астафьева, "Плаха" Айтматова, "Игра" Бондарева, "Все впереди" Белова. Произведения эти вызвали споры, несогласие, критику, дискуссии. И тем не менее скажу, что они росли из глубин нашей жизни, которая нетерпеливо ждала перемен. Это были произведения, взыскующие революционных перемен в обществе.

Эти произведения, казалось бы, готовило время застоя, а в действительности их формировал копившийся в недрах общества протест против застоя. Этот протест был подготовкой общественного сознания, народной

19 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 12, с, 736.

стр. 28

психологии, социальной нравственности к тем переменам, которые осуществляются сегодня глубинно, масштабно и всеобъемлюще по ряду направлений. Задача литературоведческой науки - осмыслить эти направления, по которым шла подготовка общественного сознания к необходимости перемен. Эти направления и сегодня продолжают оставаться главными в советской литературе, которая рассматривает себя как один из важнейших духовных инструментов перестройки и революционного обновления нашего общества.

Эта литература прорывалась к читателю через все трудности и сложности, которые существовали. Именно литература - вспомним "Жестокость" Нилина, "Белый пароход" Айтматова, повести Трифонова - одной из первых поставила в полный рост вопрос о значении общечеловеческих ценностей духовного, нравственного и человеческого фактора в жизни общества. Она поднималась на мировой уровень в постановке вопроса о вечных ценностях, о бытийности человеческого сознания.

Эта литература в целом цикле произведений Абрамова, Белова, Залыгина, Носова, Можаева, Шукшина одной из первых поставила перед обществом вопрос о положении в деревне, о том, почему мы закупаем хлеб на Западе, о нравственном отношении к труду, о том, что крестьянин превращался из хозяина труда в наемника. Она говорила об уродливых формах осуществления коллективизации. Если мы вспомним такие произведения, как "На Иртыше" Залыгина, "Кануны" Белова, "Мужики и бабы" Можаева, то они выросли из того времени, так же как из того времени выросли и "Дети Арбата" Рыбакова и "Белые одежды" Дудинцева. Если посмотреть даты их написания, то увидим, что начало работы над этими книгами уходит в пору, когда общество готовилось к переменам.

И еще одно, чрезвычайно важное направление, по которому литература готовила перемены и сегодня утверждает их: она последовательно ставила в ряде произведений, начиная с поэм Твардовского, стихотворений Ахматовой, вопрос об антигуманизме культа Сталина. Начиная с "Рычагов" Яшина или "Собственного мнения" Гранина литература со всей остротой поставила вопрос об опасности и вредоносности командно-догматической системы. Наконец, еще один, фундаментальный вопрос - о соотношении революции и гуманизма, социализма и гуманизма - оказался в центре творчества Булгакова, Платонова.

Своеобразием переживаемого нами периода является то, что в течение полутора-двух последних лет, в результате утверждения свободы слова и свободы творчества, все то, что копилось годами и десятилетиями или частично пробивалось к читателям, сегодня сразу пришло к ним, осуществляя двойную функцию. С одной стороны, эти книги, создававшиеся на протяжении истории советской литературы, выражая ленинские традиции в ней, формируют современную нравственность, душу народа и являются активным фактором в текущем литературном процессе. С другой - эти книги являются одновременно фактом истории литературы и настоятельно требуют от нас качественно нового взгляда на эту историю.

И вот здесь лежит драма, о которой я хотел сказать, она заключается в следующем. Литература сегодня, выйдя на передний план развития и обнажив перед читателем сложнейшие, противоречивые, труднейшие явления человеческого духа, требует на том же, эквивалентном себе уровне осмысления теоретической литературной мыслью. Беда заключается в том (и это - одно из тяжелых последствий застоя), что наша теоретическая мысль, в том числе мысль академическая, в сфере советской литературы находится на чрезвычайно низком уровне и, я бы сказал, пребывает в тяжелейшем, катастрофическом положении.

Мы знаем, что в течение долгого времени, времени застоя и культовых начал, имела место недооценка духовной сферы жизни общества и

стр. 29

особенно гуманитарной культуры. Гуманитарная культура во всем финансировалась, как говорится, по остаточному принципу, а самый последний остаточек приходился на долю литературоведческой, литературной теоретической мысли. Для того чтобы выйти из этого положения, из этих драматических ножниц, нужно прежде всего обратить самое пристальное внимание на само состояние нашей филологической науки, особенно применительно к советской литературе. Оно плачевно, оно требует немедленного вмешательства.

Мы разработали долгосрочную программу развития исследований в области советской литературы. Но реализация ее возможна только в том случае, если это интересное и важное дело привлечет новые, молодые силы и если нам будет оказана необходимая помощь, а главное, проявлено понимание того, что в ту пору, когда литература выходит на передний край идеологического, общественного, духовного миросознания, нельзя больше с таким пренебрежением относиться к состоянию теоретической литературной мысли в стране.

Ф. Ф. КУЗНЕЦОВ (член-корреспондент АН СССР, директор Института мировой литературы АН СССР).