Статья третья*

Легко ли классифицировать части речи в русском языке?

Как известно, у ученых-русистов нет единства в классификации частей речи. В традиционной школьной классификации их десять: имена существительные, прилагательные, числительные, местоимение, глагол, наречие, предлог, союз, частица, междометие.

Уже в этой традиционной классификации легко обнаружить явления синкретизма - совмещения в явлениях языка разнотипных дифференциальных и семантических признаков. А это, как известно, порождает возможность перехода из одной части речи в другую.

В системе частей речи синкретизм и переходность вызваны тем, что классификация (типология, группировка) лексико-грамматических разрядов основана не на едином основании, а на нескольких: общеразрядном (категориальном) значении, морфологических и синтаксических признаках с учетом морфемики и словообразования. В результате по каким-либо одним признакам слова и словоформы иногда относятся к одним частям речи, а по другим признакам - к иным.

Например, слова тысяча, миллион, миллиард в сочетании с существительными по своей общей семантике относятся к количественным числительным, а по своим морфологическим и синтак-


--------------------------------------------------------------------------------

* Первая и вторая статьи опубликованы в N 3, 7 за 2005 г.



стр. 45


--------------------------------------------------------------------------------

сическим признакам - к существительным. Большинство лингвистов (это обосновал в свое время Н. М. Шанский) отдают предпочтение общеразрядной (общей) семантике и относят названные слова к количественным числительным.

Однако если слова тысяча, миллион, миллиард употребляются без управляемых ими существительных, они, сохраняя "количественную" семантику, приобретают значение предметности, субстантивируются и переходят в разряд существительных.

Или слова тут, тогда, поэтому и подобные. Они в своем общеразрядном значении сочетают семантику указательных местоимений и указательных наречий. Как местоимения они не называют признаки, а только указывают на них, а как наречия указывают не на признаки предметов, а на признаки действий (пошел туда, что-то произошло тогда).

Это вызывает разный подход к разрядному статусу этих слов даже у авторов общепризнанных школьных учебников русского языка.

Так, в традиционных и обновленных учебниках русского языка под редакцией Н. М. Шанского (авторы М. Т. Баранов и др.) слова там, туда, оттуда и подобные безоговорочно относятся к наречиям, а в учебнике В. В. Бабайцевой и Л. Д. Чесноковой в одном месте называются местоимениями-наречиями, а в другом месте включаются в число указательных местоимений1.

Открытым остается вопрос о принадлежности этих слов в учебнике русского языка под ред. М. М. Разумовской и П. А. Леканта, поскольку слова типа там, тогда не называются здесь ни в типологии местоимений, ни в типологии наречий. Но, вероятно, авторы относят их все-таки к наречиям, ибо они в принципе аналогичны словам кое-где, куда-то и под., которые в этом учебнике представлены как неопределенно-указательные наречия2.

Красноречивым примером парадоксальных разногласий лингвистов служит квалификация причастий и деепричастий. Одни русисты традиционно относят их к особым формам глаголов, другие - к отдельным частям речи. И, конечно, у сторонников той и другой точки зрения находятся убедительные доводы в пользу своего мнения. В частности, те, кто считают причастия и деепричастия отдельными частями речи, основываются на том, что некоторые признаки глаголов, прилагательных и наречий у причастий и деепричастий выражаются по-другому. Например, у глаголов три времени, а у причастий только два. Виды глагола выражают отношение к пределу действия, а виды деепричастий - отношение времени добавочного действия к времени основного.

Следовательно, выделение частей речи на основе учета суммы разнотипных признаков нередко ведет к "столкновению" этих признаков и разным подходам к классификации лексико-грамматических классов слов. Это хорошо понимают и сами лингвисты. "Выделяемые части речи - результат ряда компромиссов между синтаксическим, семантическим и морфологическим принципами классификации словоформ. Именно в принципиально компромиссном характере традиционной классификации кроется причина непрекращающихся разногласий по тем или иным вопросам выделения частей речи"3.

И действительно, кроме двух наиболее распространенных в лингвистике вариантов классификации частей речи у акад. В. В. Виноградова4, известны еще классификации таких выдающихся отечественных ученых-русистов, как Л. В. Щерба, Д. Н. Овсянико-Куликовский, А. А. Шахматов и др.

При этом известны "авторские" именные выделения каких-то однотипных групп слов в отдельные части речи: причастия у М. В. Ломоносова, прилагательные у А. Х. Востокова, числительные у Г. П. Павского и Ф. И. Буслаева.

Были также неудачные попытки в основу классификации частей речи положить какой-то один принцип. Так, в известной классификации морфологических разрядов в учебнике 1925 г. "Русский язык" М. Н. Петерсона все

стр. 46


--------------------------------------------------------------------------------

слова делились по одному основанию на изменяемые и неизменяемые, а изменяемые, в свою очередь, - по типу изменения на родовые, падежные и личные.

В результате получилось, что инфинитив глагола попал в одну "часть речи" (неизменяемые слова), формы прошедшего времени глагола - в другую (родовые слова), а формы будущего простого и настоящего времени - в третью (личные слова). Понятно, что никто из современных лингвистов эту классификацию не принял. Как говорят в народе, из двух зол выбирают меньшее, в данном случае - деление слов на лексико-грамматические группы одновременно по нескольким основаниям.

"Предмет", "предметность" в грамматике. Что же это такое?

В школьных учебниках русского языка традиционно указывается, что существительное обозначает предмет и отвечает на вопросы кто это? и что это?

"Вузовские" определения существительных отличаются от школьных только тем, что конкретное слово предмет заменяют абстрактным предметность.

И чтобы уточнить понимание этого термина, обычно перечисляются разновидности "грамматических предметов", что в какой-то мере помогает понять специфичность значения слова предмет в грамматике по сравнению с его обиходным омонимом.

Однако общеразрядная (категориальная) семантика слова предмет (в грамматике) при этом не определяется. Но если показатели общего значения прилагательных (признак предмета) и глагола (действие предмета) совпадают с обиходными, то этого нельзя сказать об общем признаке существительных. В этом случае семантику термина и, следовательно, того, что он обозначает (существительного), хотелось бы уточнить.

Какова же примета общей семантики термина грамматический предмет"? Это его осознанная отдельность. Это то, что в нашем сознании отражается как нечто существующее в каких-то границах, отдельно от других реалий действительности (предмет) и языка (существительное). Границы эти могут быть пространственными (стол, человек, слон) и временными (час, день, месяц).

При этом если существительное конкретное, то предметные границы у него определенные. Если же оно абстрактное (доблесть, краснота, мощность) или вещественное (нефть, песок, сметана, масло), то эти границы неопределенны. Наше сознание ощущает наличие таких границ. Но где они? Неизвестно.

Интересно, что такую "отдельность" существительных интуитивно могут почувствовать люди, не искушенные в вопросах лингвистики. Вспомним невежду Митрофана в комедии Д. Фонвизина "Недоросль".

Он, как известно, утверждал, что действующая дверь - прилагательное (она приложена к стене), а та дверь, которая поставлена в чулане, "пока еще существительна".

Примерно такая же осознанная "отдельность" слова нами ранее уже отмечалась по отношению к любому слову в отличие от омонимичных сочетаний слов (не веселый и невеселый, быстро текущий и быстротекущий). Однако между "отдельно" осознаваемым словом и отдельностью "грамматического предмета" существует существенное различие.

Когда говорят об отдельности слова, то подразумевают только определенный акт сознания (иногда вызванный знанием написания слов).

Если же мы говорим об отдельности "грамматического предмета" и обозначающего его существительного, то понимаем, что это объективная реальность означаемого (предмета) и означающего (существительного).

Понимание "отдельности" и "ограниченности" имен существительных позволяет определить зависимость словоформ и грамматических признаков слов от их обобщенной, а иногда и индивидуальной семантики.

В частности, это выражается в наличии или отсутствии у существительных форм множественного числа.

стр. 47


--------------------------------------------------------------------------------

Есть ли множественное число у слов инициатива и песок?

Поставленный вопрос касается абстрактных и вещественных существительных. Общеизвестно, что они не могут употребляться в форме множественного числа. И это можно объяснить с помощью семантики предметности. Какие-то границы подобных грамматических предметов мы ощущаем, но как неопределенные. Понятно, что явления с неопределенными границами не могут исчисляться и, следовательно, иметь разные формы числа существительных.

Однако также известно, что вполне правомерно употреблять в речи такие формы множественного числа, как силы, инициативы, масла, сыры.

Это можно объяснить тем, что "абстрактные предметы" (а также "вещественные") конкретизируются и поэтому получают возможность исчисляться, поскольку обретают определенные границы.

При этом сразу же возникают парадоксальные языковые ситуации.

Например, слова песок, сыр могут конкретизироваться и иметь форму множественного числа5, а слова нефть, сметана, мясо, сахар не могут. Как это объяснить?

Слово пески обозначает пространственные регионы с определенными границами, а слово нефть такого географического статуса в русском языке не имеет.

Разновидности (определенные сорта) масла и сыра имеют качественные различия, а сметана - только количественные (разная степень жирности).

Что касается слов сахар и мясо, то у них нет множественного числа потому, что в силу традиции их качественные разновидности имеют специальные названия: сахарный песок, сахар-рафинад; говядина, свинина, баранина и пр.

В то же время для сортов масла и сыра приняты и общеродовые слова (гиперонимы): масла, сыры и их видовые разновидности (гипонимы): подсолнечное масло, сливочное масло, плавленый сыр, российский сыр, сыр рокфор и пр.

В образовании множественного числа существительных при конкретизации абстракций иногда возникают парадоксы, которые е трудом поддаются объяснению. Например, почему слова зима и весна, конкретизируясь, имеют формы множественного числа (холодные зимы, дождливые весны), а слова лето и осень не имеют6?

В первом случае еще можно предположить, что форма множественного числа слова лето как время года не употребляется, чтобы избежать омонимии с множественным числом слова "год" ("годы"). В ряде случаев в этом смысле форма "лета" предпочтительней. Лучше сказать: "Несколько лет ему не хватило до юбилея", чем "Несколько годов...".

А вот объяснить отсутствие множественного числа у слова осень значительно труднее. Здесь приходится сослаться на сложившуюся традицию.

Парадоксальные отношения между формами единственного и множественного числа имеются и у так называемых собирательных существительных: листва, студенчество, молодежь и пр. Они употребляются только в форме единственного числа (осенняя листва, наша молодежь), хотя обозначают много предметов. Причину такого, казалось бы, несоответствия можно объяснить.

Такие слова, как известно, сочетают два значения "множества" и "единства" (множество как единство). Резонно предположить, что форма единственного числа здесь выбрана потому, что для собирательных существительных значение единства является специфическим и, следовательно, доминирующим.

Это тоже пример того, как особенности семантики, содержания, значения определяют формы слова и его грамматические признаки.

Можно ли слова врач, инженер, геолог относить к словам общего рода?

Слова умница, плакса, зануда общепризнанно относят к словам общего рода, поскольку они при согласовании с другими словами имеют все признаки мужского рода, если называют лиц муж-

стр. 48


--------------------------------------------------------------------------------

ского пола, и признаки женского рода, если относятся к лицам женского пола. Мы говорим: "Наш умница Коля решил все задачи", но "Наша умница Поля решила все задачи".

Слова, обозначающие человека по его профессии или роду занятий (инженер, врач, агроном, прокурор и под.), также сочетаются с глаголами в форме прошедшего времени мужского рода, если относятся к мужчинам и в форме женского рода, если действие совершают женщины.

"Прокурор (мужчина) выступил в зале суда" - "Прокурор (женщина) выступила в зале суда".

Как будто бы эти слова тоже можно отнести к словам общего рода. Однако это не так.

Все слова, обозначающие человека по его профессии или роду занятий, с нулевым окончанием в именительном падеже и с основой, которая оканчивается на согласный, во всех случаях остаются словами мужского рода. Их возможности сочетаться с "женскими" формами весьма ограниченны.

Если сочетание "наша врач (женщина) принимала больных" еще допустимо в речевом общении, то замена местоимения прилагательным "хорошая врач принимала больных" уже стилистически ущербно. А в косвенных падежах, даже если речь идет о женщинах, определяющие слова употребляются только в форме мужского рода ("О нашем хорошем враче Петровой не раз говорили на симпозиумах и конференциях").

Переходу названных слов в разряд существительных общего рода как бы противится их "мужская" начальная форма: основа с твердым или мягким шипящим на конце и нулевое окончание.

Другое дело такие слова с окончанием -а(-я): судья, коллега, староста. Они имеют "женские" окончания, которые в то же время свойственны и некоторым словам мужского рода (папа, дедушка, дядя). Поэтому их можно считать "примкнувшими" к словам общего рода. Сочетания типа "с нашей хорошей судьей" (женщиной) так же естественны для русской речи, как сочетания "с нашим хорошим судьей" (мужчиной).

Предлогом для разговора на этот раз являются предлоги

Основное средство образования падежных словоформ - окончания (флексии). Это показатель формообразования, который находится внутри слова, и одно из свидетельств синтетического строя русской грамматики. Однако в образовании падежных словоформ существительных участвуют и предлоги - типичные аналитические средства. Поэтому русскую грамматику и можно назвать синтетической с элементами аналитизма.

И, разумеется, употребление предлогов в речевом общении далеко не всегда однозначно. Понятно, что все "предложные" несоответствия и расхождения молено охарактеризовать только выборочно.

Как известно, многие предлоги образованы от слов других частей речи, в том числе и от наречий (около, возле, вблизи, вопреки и др.)

Отличить такие производные предлоги от наречий, казалось бы, просто: предлоги употребляются в "связке" с существительными или местоимениями, а наречия отдельно, независимо от них. И когда предлоги осмысляются в падежных словоформах (около дороги, вблизи леса, вопреки желанию и пр.), обычно их с наречиями не смешивают. Сомнения, однако, могут возникнуть при неординарном употреблении таких производных предлогов в художественной литературе. Например: "Я ждала и верила сердцу вопреки:/ Мы с тобой два берега у одной реки". Здесь предлог вопреки является послелогом, как в тюркских языках. И вдобавок на него падает логическое ударение. В таких случаях может возникнуть иллюзия, что не это слово относится к существительному сердце, а наоборот. Но на самом деле слово вопреки и в этом случае является предлогом, хотя некоторую смысловую самостоятельность и "отдельность" наречия оно здесь сохранило.

Несколько иные иллюзии возникают, когда "наречные" слова употребляются при отсутствии выраженных падежных словоформ. Примером могут служить слова другой известной песни: "Ты еще

стр. 49


--------------------------------------------------------------------------------

моложе кажешься, если я около". С одной стороны, здесь слово около - наречие: к нему можно поставить вопрос где? и оно является обстоятельством места. Но, с другой стороны, легко восстановить недостающую форму местоимения (около тебя). В этом случае около - предлог. Получается, что слово около одновременно сохранило свою самостоятельность и утратило ее. Явный парадокс.

О роли предлогов в образовании падежных словоформ говорит наличие в русском языке предложного падежа, в котором словоформы без предлогов не употребляются. И в этом случае тоже возникает парадоксальная ситуация. Наиболее часто в обиходном общении употребляются словоформы с предлогами на и в (в городе, на уроке, в школе, на стадионе и пр.). Но в падежной парадигме рекомендуется вопрос с предлогом о. Почему? На этот вопрос иногда затрудняются ответить даже студенты-филологи. А между тем напрашивается простой ответ. Вопросы в чем? и на чем"? можно поставить только к словоформам, обозначающим место, время действия и в некоторым более редких конструкциях (например: В чем дело?.). Не говоря уж о том, что в таких случаях больше подходят обстоятельственные вопросы где? или когда? . А вопрос о чем (думают, говорят, пишут)? практически можно задать к любому существительному или личному местоимению, а также к некоторым местоимениям других разрядов.

Не все просто и непротиворечиво с употреблением предлогов на и в формах винительного и предложного падежей. Общее правило известно: предлог в употребляется, если движение направлено внутрь предмета (Кто-то вошел в автобус) или определяется нахождение внутри чего-либо (Некто находился в автобусе).

А для словоформ с предлогом на характерна направленность на поверхность предмета (Некто поднялся на гору) или нахождение на поверхности (Кто-то загорал на крыше).

Однако эта закономерность далеко не всегда реализуется в речевом общении.

Так, в принципе в ответ на вопрос На чем (или хуже в чем) ты добирался до дому? можно ответить: В автобусе. Но стилистически правильнее сказать: На автобусе. Или, наоборот, правильнее сказать Что-то произошло в пустыне (а не "на пустыне"), хотя здесь действие происходит явно на поверхности. Вообще, когда действие происходит в каком-то регионе и нормативное различие между "внутри" и "на поверхности" отсутствует, как правило, употребляется предлог в: был в Москве, в Лондоне, в Германии, в Узбекистане, во Владивостоке, в такой-то области.

Но есть исключения: был на Алтае, на Дальнем Востоке, на Кавказе, на Украине, на Памире. В то же время: был в Карпатах, в Альпах, в Крыму.

Обычно употребление с на касается для регионов с обширными горными массивами. Однако нелегко понять, почему традиция сохранила сочетания на Кавказе, но в Крыму, хотя крымские горы тоже заметно преобладают над равнинами. Или сочетания поехал на Украину, был на Украине. Понятно, что слово Украина видоизмененное слово окраина. Однако в настоящее время ни в России и тем более на (?) Украине эту этимологическую связь не ощущают. Поэтому украинские лингвисты одним волевым усилием сделали нормативным в этом случае употребление предлога в. Эти сочетания "в Украину" и "в Украине" употребляют и у нас дикторы радио и телевидения7. Похоже на то, что эти непривычные пока для нас сочетания становятся нормой и в русском языке.

В заключение нужно остановиться на употреблении производных предлогов благодаря, согласно, вопреки. Их нормативное употребление в словоформах дательного падежа (благодаря другу, вопреки препятствиям, согласно приказу). Но в официальных документах вопреки правилу их нередко продолжают употреблять (что недопустимо!) с существительными в родительном падеже ("согласно приказа", "согласно распоряжения").

Беспроблемны ли наши числительные?

По своей семантике и функциям в речевом общении числительные делятся на количественные и порядковые. В особые

стр. 50


--------------------------------------------------------------------------------

группы выделяют также дробные и так называемые собирательные числительные.

Такая группировка у некоторых лингвистов вызывает возражения. Так, акад. В. В. Виноградов "порядковые" слова считал относительными прилагательными. И действительно, по своей семантике, выражая последовательность при счете, эти слова могут считаться одной из разновидностей относительных прилагательных. В то же время, обозначая своеобразный признак существительных, слова типа первый, двенадцатый, тридцать пятый по большинству своих грамматических показателей ближе к прилагательным, чем к количественным (типичным) числительным.

Эту позицию разделяют и многие другие авторитетные лингвисты8. В то же время во всех стабильных учебниках русского языка для средней школы такие слова относят все-таки к числительным. И для этого тоже имеются веские основания. По составу корневых морфем порядковые числительные соотносительны с количественными. Да и по семантике они так же, как и количественные, имеют отношение к счету, к исчислению предметов и явлений. Не говоря уж о том, что в составные порядковые числительные не только входят количественные (триста двадцать пятый), но у этих количественных сохраняется форма при склонении:

И. сто сорок пятый

Р. сто сорок пятого

Д. сто сорок пятому и т.д.

И практически в школе удобно соотносить порядковые числительные с количественными. На таком сопоставлении, например, основано правило: "У составных количественных числительных при склонении изменяются все составные части, а у порядковых - только последнее слово".

Еще один разряд числительных являет образцы парадоксальности. Если говорить о таких числительных, как "двое", "трое" и под., то неожиданное противоречие возникает между трактовкой их в школьных и вузовских пособиях по русскому языку и действительным их значением. Эти числительные авторы пособий именуют собирательными и определяют как "собирательные числительные, называющие количество как некоторую совокупность"9.

Иначе говоря, они уподобляются собирательным существительным: листва, молодежь и под.

На самом же деле они в сочетании с существительными в подавляющем большинстве случаев утратили свою собирательность и употребляются как обычные количественные числительные. Между значением предложений: "В коридоре разговаривали три студента" и "В коридоре разговаривали трое студентов" - по существу нет никакого различия". Конечно, значение собирательности можно представить контекстно: "Трое студентов вместе выполняли домашнее задание". Но и контекстное значение высказывания не изменится, если мы заменим слово трое обычным три.

Поскольку таких числительных всего девять и притом из них только три-четыре употребительных, создается впечатление, что они лишние в языке и обречены на исчезновение. Однако это не так. Названные числительные имеют свою неповторимую нишу в языковом общении. В отличие от обычных количественных числительных, не обозначающих отвлеченных чисел, они могут субстантивироваться и употребляться без существительных ("Трое вышли из леса"). И в этих случаях они становятся очень емкими по значению, выражая одновременно предметность, количество и собирательность. Такие субстантивированные числительные можно действительно назвать собирательными.

С собирательностью, которая в прошлом действительно осознавалась, связаны и ограничения в сочетаемости этих слов с существительными. Так, можно сказать два стула, но нельзя сказать "двое стульев". И это ограничение еще можно понять. А вот почему правомерно сочетание двое мужчин, но неправомерно - "двое женщин", с точки зрения и обычной, и лингвистической логики понять трудно. Этот парадокс можно объ-

стр. 51


--------------------------------------------------------------------------------

яснить только явно неразумной традицией. Впрочем, в прошлом, наверное, какие-то основания были. Древним виднее. Но сейчас можно только предположить, что это своеобразная "языковая" дискриминация женщин.

Подлинно собирательным числительное двое является при названии парных предметов: двое чулок, двое сапог, двое носков. Но и здесь наблюдается непоследовательность. В приведенных выше примерах числительное двое по значению собирательное. А вот в сочетаниях двое ножниц, двое саней имеются в виду два отдельных предмета, не составляющих единого целого.

-----

1 Бабайцева В. В., Чеснокова Л. Д. Русский язык. Теория 5 - 9. - М., 1998. - С. 150.

2 Русский язык/ Под ред. М. М. Разумовской и П. А. Леканта. 7. - М., 1998. - С. 57.

3 Современный русский язык / Под ред. В. А. Белошапковой. - М., 1999. - С. 464.

4 См.: Современный русский язык / Под ред. Е. И. Дибровой. Ч. 2. - М., 2001. - С. 15- 16.

5 Такие словоформы, как масла, сыры, с одной стороны, воспринимаются как формы слов масло и сыр, а с другой - как другие слова. Еще один парадокс.

6 Разве только в устойчивых оборотах: Сколько лет, сколько зим.

7 А также в периодической печати.

8 См., например: Русская грамматика / Гл. ред. Н. Ю. Шведова. Т. 1. - М., 1980. - С. 541; Современный русский язык / Под ред. Н. М. Шанского. - Л., 1988. - С. 300; Современный русский язык / Под ред. В. А. Белошапковой. - М., 1999. - С. 516.

9 Современный русский язык / Под ред. В. А. Белошапковой. - М., 1999. - С. 524.

стр. 52