В современном мире в условиях глобализации особое значение имеет проблема самоидентификации не только личностей, а и целых наций, осуществляемая в процессе культурных коммуникаций, в том числе и взаимодействия национальных литератур. Осмысление своего национального "я" невозможно без отчетливого й лишенного предрассудков представления о том, какой образ нации складывается в культуре "другого". В этой связи вновь актуализируется проблема изучения образа нашей страны, сформировавшегося в литературах культурно и политически значимых для России стран. Упоминания о России в английской литературе появляются достаточно рано, еще в Средние века1 . В той или иной форме обращение к теме России проявляется вплоть до XIX века, однако не становится при этом значимым предметом интереса английских писателей. Так, Н. П. Михальская пишет: "Русская тема не заняла сколько-нибудь заметного места в творчестве английских романистов-классиков XIX в."2 . Однако в XX веке ситуация принципиально изменяется, особенно после Второй мировой войны, когда разделение мира на три системы ставит западный мир перед фактом превращения СССР в основного противника в мире и предопределяет потребность в формировании "образа врага". Этот процесс занимает большое место прежде всего в массовой культуре Запада и значим прежде всего в отношении Америки. В английской литературе ситуация складывается более сложно и интересно, так как процесс создания нового образа России (СССР) совпадает с процессом осмысления собственного изменившегося положения в мире. Кроме того, английская культура, в отличие от американской, например, склонна к ироническому осмыслению стереотипов, пусть даже и созданных в рамках собственной культуры. Осмысление процесса создания стерео-типизированных образов СССР и их переосмысление в английской культуре - это огромная работа, которая лишь предстоит отечественному литературоведению. В этой связи нам представляется интересным рассмотреть творчество автора, который, балансируя на грани массовой и элитарной культуры, на протяжении всей своей жизни обращался к теме России в своем творчестве.

Интерес английского писателя Энтони Берджесса (1917 - 1993) к России первоначально возникает благодаря тому, что он изучает в армии русский язык. Будучи лингвистически одаренным, Берджесс сразу высоко оценил потенциал русского языка. В 1961 году он посещает СССР в качестве туриста, и с этого момента тема России входит в его творчество достаточно надолго.

Непосредственно России (СССР) посвящены романы "Клюква для медведей" (более точно "Мед для медведей", 1963), "Трепет намерения" (1964). Темы, связанные с нашей страной, появляются и в романе "Заводной апельсин" (1961). Необходимо отметить, что к этой теме Берджесс возвращается и в дальнейшем (например, в романах "Конец всемирных новостей", 1978, "Железо, старое железо", 1987), однако мы сосредоточим свое внимание на произведениях 60-х годов.

В романе "Клюква для медведей" восприятие писателем нашей страны представляется наиболее непосредственным,

стр. 7


--------------------------------------------------------------------------------

так как это первый роман, посвященный теме России, кроме того, он практически целиком базируется на автобиографическом материале. Берджесс практически не называет страну ее официальным названием СССР, что существенно для общей концепции романа. Образ России в романе предстает весьма сложным целым, складывающимся на основе нескольких разнородных представлений.

Самое заметное место в романе занимает формирование представлений о современном автору СССР, узнаваемых и в последующих произведениях этого автора ("Трепет намерения", "Конец всемирных новостей" и др.). Вполне очевидным представляется утверждение, что создание этого образа служит, прежде всего, задаче национального самоопределения британца в условиях утраты большей части политических позиций Великобритании после Второй мировой войны. Поэтому образ Британии, который имеет в романе черты культурного мифа, первичен. Основа любого национального мифа создается традиционно через оппозицию "свой - чужой". Эта оппозиция оказывается базой, от которой отталкивается (но не уходит окончательно) автор с самого начала романа.

Образ России формируется в романе через систему социально-идеологических, исторических и культурных мифов3 .

1. "Советский" миф, создаваемый самим СССР и сочувствующими. Россия - страна трудящихся, где все счастливы. Носители этого стереотипа в романе: прокоммунистически настроенная молодежь, студенты, плывущие на корабле. Он создается включением в текст романа бесконечно упоминаемых социально и политически маркированных слов: товарищи, рабочие, крестьяне, Хрущев, Гагарин, Павловская больница и пр. Этот стереотип создается и подчеркнуто стереотипными высказываниями сторонников режима: "мы в Советском Союзе все хотим учиться. Мы хотим знать все на свете, - пылко подчеркнул он"4 . Или: "Нет нужды объяснять, что в Ленинграде нет никаких проституток, как их нет в Москве, в Киеве или в каком-либо другом русском городе" [4, 47].

"Советский" миф включает в себя и свою противоположность. СССР глазами иностранца - это страна забитых и несчастных людей в плохой одежде, которые мечтают о свободе и богатстве: "закопченный чахлый скверик, обшарпанные помпезные урны, наполненные окурками, отдыхающие бедно одетые люди, плакаты дидактического содержания; советские рабочие, ожидающие автобусов и такси. <...> Им нужны его костюм и чемоданы из свиной кожи, вот что", - таким предстает советский Ленинград в восприятии более-менее объективного путешественника [4, 86 - 87].

2. То, что можно обозначить весьма условно как "колониальный" миф. Россия - страна азиатов, которая нуждается в том, чтобы ее цивилизовали. Эта точка зрения высказывается, как уже упоминалось, бесполой "древностью". Советский Союз на этом уровне - это нелепое и дикое тоталитарное государство, наиболее передовые жители которого (т.е. те, кто имел доступ к европейской культуре) стремятся покинуть эту страну. Этот миф во многом стал основой культурно-идеологических стереотипов, распространяемых в Европе и Америке, обозначенных через заглавие романа. В некотором роде этот миф сходится с последующим: "Им нравится, когда их ругают. Они считают, что представитель цивилизованного западного народа просто обязан учинить им разнос за их глупость (...) Россия - нечто большее, чем то, что представляют нынешние попрыгунчики, корчащие из себя вождей" [4, 345].

3. "Культурный" миф, функция которого - примирить противостояние свободный мир - СССР. Россия - страна великой литературы и культуры. Этот миф задан эпиграфом из Мандельштама, возвращающим читателя к "истинному" названию города:

В Петербурге мы сойдемся снова, Словно солнце мы похоронили в нем.

Эта составляющая концепта Россия создается через множество культурных и литературных ассоциаций, во многом определяющих отношение героя к Рос-

стр. 8


--------------------------------------------------------------------------------

сии. Любой пьяный на улице напоминает героев Достоевского [4, 132], палец, приставленный к носу Гоголя [4, 150], поезд заставляет вспомнить Анну Каренину [4, 117]. Иногда подчеркивается стерео-типичность этих ассоциаций: "общеизвестно, что крестьяне, ожидая поезда, любят молиться" [4, 90], а небо над Ленинградом кажется герою "запятнанным, но элегантным покровом Богородицы" [4, 109].

СССР чаще всего сопоставляется с США, причем обе страны рассматриваются как "зеркальные" копии друг друга. На идейном уровне отношение к США раскрывается в сказке, которую герой рассказывает в тюрьме двум братьям. Этот эпизод ассоциируется сразу с несколькими произведениями русской классической литературы. Сама атмосфера тюрьмы и присутствие в эпизоде двух братьев напоминают о произведениях Достоевского. Сказка на подчеркнуто лубочном уровне (Берджесс определяет ее как "дергающийся цветной мультфильм" - 4, 303) отсылает к легенде о Великом Инквизиторе из романа Достоевского "Братья Карамазовы"; тема свободы является доминирующей в обоих эпизодах. Возможно, сцена частично связана и со сказкой о праведной земле, рассказываемой Лукой в пьесе Горького "На дне" (в романе Берджесса присутствует образ старичка, пародийно изображающего распятие, чтобы позабавить англичанина). Ремарка героя: "Пусть вам дедушка рассказывает сказки" [4, 303] -усиливает эту ассоциацию. Сказка о двух больших царствах, между которыми стоит маленький домик на нейтральной полоске земли, воспроизводит ситуацию холодной войны и взаимоотношения США, СССР и Европы, которая, исходя из содержания сказки, свободна, так как не присоединяется ни к одной большой силе: "И так вот этот маленький человек счастливо жил со своим дедовским добром, своей свободой и своими мечтами. А между тем в обоих царствах было больше страха, чем счастья: там боялись войны и могущественного волшебного оружия, которое может разнести весь мир в мелкие дребезги" [4, 304]. "Зеркальность" новых стран подчеркивается и тем, что в обеих странах преследуются деятели искусства за политические взгляды. Если в СССР это композитор Опискин, то, говоря об Америке, все вспоминают Хемингуэя, чье самоубийство произошло совсем недавно: "- Эрнест Гемингуэй. Убийство или самоубийство? - Полагаю, убийство, - ответил Пол. (...) - Тут, вероятно, дело в кубинской политике. Возможно, политическое убийство" [4, 145].

Увлеченность американской культурой характерна для представителей "неподлинной" России, которая изображается в романе. Американская культура представлена джазовой музыкой, которую слушают молодые люди в СССР. Для них джаз - символ американской свободы и бунта. Пол Хасси, как и автор, смотрит на проблему иначе: "А эта музыка такая же коммерческая, как и все остальные <...> Эти молодые русские его немного разочаровали; он думал встретить здесь бунтарей. Впрочем, разумеется, в некотором смысле они и правда бунтуют, как и вся молодежь мира; дело в том, что здесь, в СССР, язык бунтарей и истеблишмента одинаков" [4, 238]. Герой, удивленный тем, что советская молодежь не ценит собственную культуру, пытается сам воспроизвести ситуацию "подлинной" России, которая для него связана с традициями русской музыки, представленной неким диссидентом-композитором по фамилии Опискин, остающимся до конца романа внесюжетным персонажем (видимо, подразумевается Шостакович), и русской литературы. Пол Хасси провоцирует молодых людей во время попойки на воссоздание сцены из "Войны и мира", когда Пьер пьет ром, свесившись из окна, но его энтузиазм не разделяется "носителями" русской культуры, упорно предпочитающими американское искусство, и ему приходится делать это самому. Отсутствие любви к собственной культуре подчеркивается и замечанием одного из молодых людей по имени Федор: "Что касается "Преступления и наказания",... то написать его было преступлением, а читать - сущее наказание" [4, 239].

стр. 9


--------------------------------------------------------------------------------

Миф России как носительницы великой культуры раскрывается через соотнесение ее с образом Англии. Культурная миссия Англии в романе становится очевидным продолжением ее имперской миссии, закрепленной в сознании большинства британцев. После Второй мировой войны, когда Англия во многом утрачивает позиции ключевой мировой державы, ее миссия сводится к распространению европейского взгляда на вещи, главным образом в "новых" мировых государствах - Америке и СССР, прививая им идеи "величайшего клуба всех времен - Римской империи" [4, 397]. Этот идейный комплекс представлен двумя позициями в романе.

1. Точка зрения "древности", персонажа неопределенного пола, который представляет ортодоксальный имперский взгляд на вещи: "Не-ет, этот народ не цивилизуешь", - говорит "древность", слушая советские марши [4, 15]. Однако затем "древность" признает: "В английском захолустье прозябает множество колониальных чиновников, отправленных на пенсию раньше срока. Поверьте, они живо приведут этих людей в божеский вид" [4, 16].

2. Точка зрения главного героя, который, будучи хозяином антикварного магазина, тоже своего рода "древность" и во многом близок ей в своих взглядах: "Свиньи, - сказал Пол. - Вы нецивилизованный народ" [4, 386]. Однако Пол не столь тверд в своей позиции и способен на признание того, что мир более сложен: "Основываясь на опыте своего недолгого общения с морскими русскими, Пол уже подозревал, что этот народ ему поневоле придется полюбить" [4, 62].

Образ Англии (носительницы культуры) создается через упоминание произведений искусства, связанных с английской и европейской культурой. Причем произведения, представляющие псевдокультуру "о Боже, эти Лондоны и Кронины" [4, 27], которые популярны в России, противопоставляются в романе истинной культуре, представленной именами Поупа (имя главной героини, Белинды, взято ее отцом, профессором английской литературы из поэмы "Похищение локона"), Шекспира (его постоянно цитируют самые разные персоналеи романа). Англия включается в общеевропейский, а иногда и в общемировой культурный контекст, противопоставляемый СССР и США как новым странам, отъединенным от культуры. Таким образом, Америка и СССР как страны "неподлинной" культуры противопоставляются Англии и старой России - носительницам "подлинного" культурного наследия.

В романе "Трепет намерения" образ России складывается сходным образом: автор подчеркнуто ориентируется на стереотипы, противопоставляя прежде всего две идеологические системы. Поэтому "идеологический" смысловой пласт, связанный с образом СССР, в этом романе развит значительно больше, чем "культурный", представляющий старую Россию, чей образ в некоторой степени начинает вписываться в образ СССР.

Голодному и асексуальному СССР (образ, который существует в сознании западного читателя и не нуждается в особых представлениях) с первых же страниц противопоставляется столь же стереотипный Запад в образе туристического теплохода, где в программу круиза специально включается чревоугодие и, конечно, разгул. Герой романа английский шпион Хильер подвержен обеим страстям до такой степени, что это становится болезнью. Жизнь советских людей выглядит иначе: "Там, на витой железной эстраде оркестр, наверное, играет музыку Хачатуряна для Государственного цирка, а толпящийся вокруг народ пьет государственное пиво"5 . Да и само название порта "Ярылык" заставляет улыбнуться. Писатель с таким лингвистическим чутьем, как у Берджесса, не мог удержаться, чтобы не вставить в слово целых две совершенно непроизносимые для иностранца буквы "ы". В описаниях постоянно акцентируются внешние детали. Например: "Безвкусно обставленный холл выглядел довольно убого....На ковре зияли большие проплешины, а кое-где и просто дыры" (описание гостиницы "Черное море" - 5, 286).

стр. 10


--------------------------------------------------------------------------------

Этой картине вполне соответствует одна из составляющих образа России, ассоциирующаяся преимущественно с творчеством Достоевского: образ "нищей" России, полной пьяниц и исконной нищеты. Ярким примером этого является монолог пьяного милиционера: "Батя в кровати мамаша пригрелась замело говорю самовар-то пустой Юрке в рыло заехали Лукерья в рев слезы мерзнут (это при том, что далее говорится, что милиционер - уроженец Керчи! - Л. Х.) все дай холодного свекольника" [5, 276]. Два дискурса в романе часто смешиваются. Например, автор смешивает их в описании бывшего английского шпиона Роупера, оставшегося в СССР и связанного с идеологией лишь поверхностно: "стареющий англичанин с благоприобретенной русской хандрой (как и в предыдущем романе, часто подчеркивается "литературный" характер штампа. - Л. Х); заляпанный, потертый синий костюм - советский, мешковатый, безнадежно устаревшего фасона" [5, 290]. Подчас ирония автора, сочетающего штампы из различных пластов культуры, становится более очевидной: так, он дает агентам КГБ фамилии известных русских художников, причем все на букву "В": Верещагин, Васнецов, Врубель (5, с. 312). Берджесс стремится противопоставить государственную систему, которая не вызывает никаких симпатий, и саму жизнь более выраженно, чем в предыдущем романе: "Вдалеке залаяла собака, и ее немедленно поддержали. Все это, да и сам воздух, напоенный лимонным ароматом (или он себе это только внушил?), доказывало, что, несмотря на ужасающие различия в языках и системах, жизнь по существу везде одинакова" [5, 279]. И далее: "Трамвай свернул с бульвара на узкую улочку и покатил мимо украшенных лепниной аккуратных домиков с палисадниками, в которых цвели бугенвиллеи. В свете одного из уличных фонарей отчетливо различались их лилово-красные листья. Снова этот благословенный, лежащий вне политики, мир" [5, 283]. Описывая Россию как нечто противоположное Западу, Берджесс и в этом романе подчеркивает ее патриархальный уют

в обыденной жизни, что заставляет вспомнить сопоставления из предыдущего романа.

Истинный смысл национальной идеи, в том числе связанной и с Россией, в обоих романах раскрывается лишь на уровне образов, прежде всего на тендерном уровне. Герой первого романа выступает как образец западного мужчины, который приезжает любящим свою жену, Белинду, американку, которая предстает в романе единственным объектом, достойным внимания. Выясняется, что каждый из них на родине имел гомосексуальные отношения со своими друзьями. Тема гомосексуализма сочетается с темой инцеста, которая связана с детством героини и настоящим героя, ассоциирующим Россию со всеобщим прошлым. В связи с этим современная Россия постоянно связывается героем с его родственниками из далекого детства. При этом именно эта Россия, а не та, которая представлена мечтающей о Западе молодежью, считается автором истинной. В плане отношений с противоположным полом Россия представлена красивыми, молодыми, но плохо одетыми девушками, добрыми бабушками, подозрительно напоминающими Арину Родионовну, или женщинами, которые бьют героя или которых бьет герой. Единственный сексуальный опыт, опыт, связанный с насилием над женщиной, оказывается неудачным, так как женщина по имени Анна (толстовские ассоциации пронизывают роман) напоминает ему его мать [4, 229]. Женщины в России явно воспринимаются героем как нечто враждебное, в то время как мужчины вызывают сексуальную заинтересованность. Жена героя покидает его с советской женщиной, доктором Лазуркиной, "похищающей" ее с ее же согласия, также демонстрируя гомосексуальные склонности в этой стране.

Таким образом, если на уровне идей герой постоянно утверждает тождественность двух сверхдержав, Америки и СССР, и нетождественность им Англии (сказка, 4, с. 306), выполняющей функцию хранительницы культуры, то на уровне образов это противопоставление уступает месту другому. Связь Англии

стр. 11


--------------------------------------------------------------------------------

или Америки с Россией оказывается неестественной, инцестуальной или гомосексуальной, и только связь Англии и Америки является естественной, если она не будет разрушена в стране, которая оказывается испытанием для героев. Характерно, что для героя, воплощающего старый мир, такие отношения возникают на уровне "старой" России, или той России, которая кажется ему старой, а для героини - на уровне "новой" страны, СССР, представленной доктором Лазуркиной. Наказанием за то, что герой покидает жену, не выдерживает испытания, не хочет ее защитить [4, 306], оказывается то, что он покидает страну с ложной, уродливой заменой жены, дважды подмененной: мужчина вместо женщины, преступник вместо сына великого композитора. Подмена проводится и на сексуальном и на культурном уровне, так как герою предлагают провезти через границу якобы сына опального Опискина в женском костюме на месте жены, а на деле это оказывается уголовный преступник, а не политический диссидент. Все ценности героя, все стереотипные представления (на культурном, политическом, сексуальном уровне), с которыми он приезжает, разрушены. Во втором романе на образном уровне Россия практически не представлена, если не считать "отщепенца" Роупера, в отношениях которого с главным героем также присутствует гомосексуальный элемент. Роупер и Хильер, выпускники частного католического колледжа, - это прежде всего интеллектуалы. Сфера интересов Хильера лежит в области религии. Роупер - человек с аналитическим мышлением, игнорирующий все, что не связано с математикой, это тот тип героя, который часто встречается в произведениях Берджесса (причем нередко он воплощен женским образом). Он игнорирует свое природное, человеческое начало (и религию), отдавая предпочтение чистой науке. Оказавшись на войне (Второй мировой), Роупер потрясен, но и здесь он не отступает от своей "книжности". (Когда Роупер помещается в "немецкий" контекст, напрашивается ассоциация с образом Адриана Леверкюна, тем более что имя Томаса Манна упоминается и в тексте.) Война в письмах Роупера скорее служит предметом для философских размышлений (в основном о протестантстве и католицизме, о нациях и пр.), чем предметом изображения. Отношения наций рассматриваются им в духе интеллектуалов нашего века, как отношения религий и языков. В конце концов Роупер вступает в брак с немкой Бригиттой, считая его как бы своеобразным искуплением "вины" перед немцами (взаимоотношения Хильера и Бригитты выглядят уже как самоутверждение победителя). Образ Бригитты - это тоже штамп, который обыгрывается Берджессом. Начиная с внешности пышногрудой блондинки и заканчивая поведением, Бригитта воплощает обобщенный и, в стиле Гейне, сниженный образ Германии. Интересно то, что, как и в предыдущем романе, отношения с женщинами-англичанками у героев не складываются. Вожделение вызывает либо Бригитта (Роупер), либо индианка мисс Деви (Хильер). Попытки создать нормальные отношения с соотечественницами (Люси, Клара) заканчиваются тем, что герои сами отказываются от них. Ассоциация женщина - страна весьма четко прослеживается в романах, поэтому связь с родной страной и выглядит как нейтральная или гомосексуальная связь. Тема "нейтралов", которые ставят личный интерес на первое место (министр Корнпит-Феррерз), также характерна для всего творчества автора. Родная героям Англия подспудно ассоциируется именно с этой позицией, поэтому они ее покидают, не испытывая традиционной ностальгии, что полностью соответствует позиции самого автора в это время. Не случайно в конце 60-х Берджесс покидает Англию и с тех пор живет в других странах. В интервью журналу "New York Times Magazine" писатель говорит: "Англия хороша для того, чтобы о ней тосковать издали"6 .

Таким образом, в обоих романах конфликт двух систем оказывается лишь внешним, тогда как истинный, внутренний конфликт, между традицией (представленной Старым светом и старой Рос-

стр. 12


--------------------------------------------------------------------------------

сией) и современностью (представленной США и СССР), задается на идейном уровне и разрешается на образном. Отношения Англии и Америки изображаются как плодотворные (брак Пола), но искаженные самим героем, а Англии, России, Америки и СССР - как искажение (гомосексуальное или инцестуальное). Образ России оказывается двуплановым и рассматривается через противопоставление подлинной России (существующей лишь в воображении героя) и не подлинной - СССР. Путь в СССР оказывается для героев обоих романов путем не столько познания страны, сколько самопознания, в результате которого герой оказывается почти на нулевой точке своего существования, но осознает свои жизненные ценности, главной из которых оказывается его принадлежность традиции, характеризующей его как истинного британца.

Создавая во многом образ СССР (России), который является уже не столько мифологизированным, сколько стерео-типизированным, Берджесс в то же время превращает большинство стереотипов в предмет авторской иронии. Сложное сочетание клишированных представлений о России, сложившихся еще в XIX веке (страна нищеты, пьянства, но и большой литературы), вступает в диалог с политическими стереотипами эпохи СССР, что приводит к созданию особой ситуации в романах, когда стереотипы, являясь предметом иронии, переосмысливаются, но не разрушаются окончательно.

Литература

Лихачев Д. С. Концептосфера русского языка // Освобождение от догм. История русской литературы: состояние и пути изучения. - М., 1997. -Т. 1.

Якушева Г. В. Концепт // Литературная энциклопедия терминов и понятий. - М., 2001. - С. 393 - 394.

Берджесс Э. Клюква для медведей/ Пер. Е. Цыпина. - СПб., 2002.

Берджесс Э. Мед для медведей / М., 2002.

Burgess A. Honey for the Bears. - Lnd., 1973.

Burgess A. I Love England But I Will No Longer live There/ an interview by A Lewis // New York Times Magazine. - 1968. - XL. - P. 39 - 64.

Берджесс Э. Заводной апельсин. Трепет намерения/ Пер. с англ. В. Бошняк, А. Смолянский. - М., 1992.

----------

1 См. об этом: Алексеев М. П. Очерки из истории англо-русских литературных отношений (XI-XVII вв.). Тезисы докт. дисс. - Л., 1937.; Матузова В. И. Англо-нормандские повествовательные источники XII - XIII вв. и Русь // Древнейшие государства на территории СССР. - М., 1976.

2 Михальская Н. П. Образ России в английской художественной литературе IX - XIX веков. - М., 2003. - С. 92.

3 О близости образа России в английской литературе мифу / Михальская Н. П. Указ. соч. - С. 125 - 130.

4 Берджесс Э. Клюква для медведей/ Пер. Е. Цыпина. - СПб., 2002. - С. 93. Далее в скобках указывается номер ссылки и страница.

5 Берджесс Э. Заводной апельсин. Трепет намерения/ Пер. с англ. В. Бошняк, А. Смолянского. - М., 1992. - С. 208. Далее в скобках указывается номер ссылки и страница.

6 Burgess A. I Love England But I Will No Longer live There/ an interview by A.Lewis // New York Times Magazine - 1968. - XI. - P. 64.

стр. 13