Анри Труайя - старейший писатель современной Франции: 1 ноября 2005 года ему исполнилось девяносто четыре года. За свою долгую творческую жизнь Труайя написал около сотни томов, почти половина которых посвящена России. Это неудивительно: Труайя родился в Москве в семье видных армянских купцов Тарасовых и свое раннее детство провел в России. Тарасовы покинули страну в 1921 году, когда их младший сын Лев был еще ребенком. Франция стала второй родиной Льва Тарасова, приобретшего мировую известность как французский писатель Анри Труайя1 . Ныне Труайя едва ли не самый читаемый и популярный писатель сегодняшней Франции, лауреат многих литературных премий, член Французской академии. В конце 2005 года он был награжден орденом Почетного Легиона.

Среди книг Труайя о России - знаменитая серия биографий классиков русской литературы от Жуковского до Горького и русских царей от Ивана Грозного до Николая II. Превосходное знание автором документального и литературного материала, мастерство психологического анализа, редкое умение по-новому рассказать об известном позволяют Труайя создавать книги и увлекательные, и обладающие высокой познавательной ценностью.

Труайя владеет русским языком и цитаты из русских источников и фрагменты из произведений русских классиков - от стихотворений Пушкина до длинных периодов прозы Толстого - дает в своем переводе.

Среди биографий русских писателей, в этой галерее любовно выписанных портретов в прозе, - книга о Гоголе одна из лучших. Книга вышла в 1971 году в издательстве "Фламмарион" и получила положительную

стр. 10


--------------------------------------------------------------------------------

оценку и в зарубежной, и в отечественной критике2 .

Но гораздо раньше, в 1956 году, Труайя опубликовал о Гоголе статью, в которой вспоминал о своем первом знакомстве с поэмой "Мертвые души" и проникновенно рассказал о творческом и жизненном пути Гоголя, с болью и горечью описав его трагический финал.

Эту статью мы предлагаем вниманию читателя3 .

Н. Т. Унанянц

У истоков каждой литературы лежит поэзия, ибо на писателей - родоначальников литературы любой страны - сначала воздействует музыкальность родного языка. Пушкин, а затем Лермонтов были прежде всего поэтами, но в конце жизни их неодолимо влекло к прозе. Несомненно, уже они испытывали бессознательную потребность вырваться из оков стихосложения и с большей естественностью описывать повседневную жизнь. Их ранняя смерть с интервалом в четыре года означала для России закат чистой лирической поэзии. Прямыми наследниками поэтов, с высоты своего пьедестала воспевавших собственные страдания, смену времен года и глаза любимой, стали романисты, которые бродят по улицам, вдыхают запах бедняцких жилищ, вслушиваются в язык кучеров, писарей, публичных женщин. Эти писатели нового типа обращают взгляд на действительность и ужасаются ее уродствам. Цель их более не красота, но правда. Они отвергают эстетику, принцип которой - "искусство для искусства", и объявляют себя реалистами - каждый на свой манер. Все их произведения вдохновлены любовью к русской земле, русскому народу. Но как признать их общей родиной Россию, если они так по-разному понимают ее? Россия Толстого совсем не та, что Россия Достоевского, Россия Чехова имеет мало общего с Россией Гоголя.

* * *

Когда я пытаюсь вспомнить день и обстоятельства моей первой встречи с "Мертвыми душами", я глубоко погружаюсь в поток воспоминаний и мне трудно представить, что было время, когда я не знал о существовании этой книги. Я все еще вижу ее такой, какой впервые ребенком увидел на полке отцовского книжного шкафа: среднего размера том в серой обложке с пожелтевшими страницами. Своим строгим обликом он выделялся среди ярких обложек иллюстрированных книжек, в которых я, тогда двенадцатилетний мальчик, добывал свою порцию приключений. Название заинтриговало меня своей загадочностью. О чем рассказывается в этих "Мертвых душах"? Наверное, о закутанных в белое привидениях, обитающих в руинах какого-нибудь средневекового замка. И кто такой этот Гоголь? Его имя вызывало в моем воображении то какое-то смешное бульканье, точно паяц полощет горло, то глухой звук затонувшего колокола из старинной легенды. Ничего не зная о нем, я угадывал, что он должен очень отличаться от великих французских писателей, которых мы изучали в лицее. В довершение всего книга была на русском языке, а в то время я, хотя и бегло говорил по-русски с родителями, читал с трудом и не получал от чтения никакого удовольствия. Тогда, не склонный себя утруждать, я попросил маму почитать мне "Мертвые души" вслух или просто рассказать их содержание со всеми подробностями. Но она, улыбнувшись, отказалась.

- Тебе не понравится. Это очень глубокая книга, ты пока не можешь ее понять. Подожди, когда вырастешь.

Говоря так, она надеялась, что я буду задет и соглашусь наконец всерьез взяться за изучение своего родного языка. Она не ошиблась. Молча я принял вызов. Раз никто не хочет ни прочесть, ни рассказать мне эту книгу, я прочту ее сам без чьей-либо помощи! Раз меня считают слишком маленьким для того, чтобы понять ее смысл, я стану упорно, строчка за строчкой разбирать ее, пока не проникну в самые тайные намерения автора! Заодно я докажу окружающим, что я уже вышел из детского возраста и могу на равных участвовать в разговорах взрослых.

Чтобы практиковаться в чтении на русском языке, я выбрал легкие расска-

стр. 11


--------------------------------------------------------------------------------

зы Пушкина, Чехова, Тургенева. Не посвящая домашних в свой замысел, я тайком брал из шкафа книгу, уносил ее в свою комнату и принимался медленно, спотыкаясь на непокорных слогах, путаясь в ударениях, разыскивая перевод незнакомых слов в словаре, расшифровывать ее. Родители, конечно, разгадали мои намерения и никогда не спрашивали, куда исчезла из библиотеки та или иная книга. После нескольких месяцев терпеливых занятий я счел, что готов наконец приступить к чтению "Мертвых душ". Том в сером переплете перекочевал на мой ночной столик. И вот однажды вечером, удобно устроившись в кровати, дрожащими руками я раскрыл его. Сколько лет мне было в ту пору, тринадцать или четырнадцать? Не могу сказать точно, но зато я прекрасно помню восторг, охвативший меня с первых же строк. Почему мне сказали, что это произведение мне не понравится, что я слишком мал и не пойму его? Я все понимал и смеялся от всей души. До чего же удивительная, до чего потешная история. Она кого угодно может развеселить - и молодых, и старых! Действие происходило где-то в России в начале XIX в. Место действия? Грязная, темная провинция, убогая, грубая. Герой? Некто, именуемый Чичиковым, которого автор описывал в таких словах: "Не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так, чтобы слишком молод".

Зачем этот Чичиков, имя которого раскручивалось, как спираль, приехал в захолустный городишко NN, где вдобавок его никто не знал? Как объяснял автор дальше, герой появился в городе с целью вполне определенной и весьма оригинальной. В то время крепостное право в России еще не было отменено, и богатство помещиков определялось по числу душ, т.е. крепостных крестьян, которое они заявляли в государственную казну. Эти крестьяне, эти души заносились владельцами в официальные списки, по которым с них и взимали налоги. Конечно, довольно часто крестьяне умирали после очередной переписи и до новой переписи числились в списках как живые. Поразмыслив над этим обстоятельством, Чичиков забрал себе в голову скупить за бесценок умерших, еще числившихся в живых, а затем, предъявив купчие, заложить их в ломбард. Приобретя крепостных, не нуждающихся в пропитании, он рассчитывал получить в ломбарде сумму, намного превышающую ту, которую он заплатил бы за мертвых.

Одушевленный своим хитроумным замыслом, Чичиков наносит визиты окрестным помещикам и пытается выманить у них как можно больше умерших крестьян. В этих своих мрачных поисках он встречается с очень разными персонажами, столь же смешными, сколь и страшными. Их реакция на предлагаемую сделку была так неожиданна, что я, случалось, раз десять подряд перечитывал некоторые диалоги и все-таки не мог исчерпать все их комические эффекты.

Я не знал, кому отдать предпочтение в этой галерее монстров, наделенных даром речи. Мне нравился Чичиков, лукавый покупатель мертвых душ, адресующий каждому собеседнику именно те слова, которые вернее всего польстили бы его самолюбию и усыпили подозрения. Настоящий хамелеон, меняющий в зависимости от обстоятельств речь и манеру обхождения, он подавлял цельностью в силу самой своей противоречивости, ошеломлял значительностью в силу самой своей пошлости. Но и те, кто окружал его, были обрисованы так же мощно. Как забыть сентиментального и бесплодного мечтателя Манилова, благодушного и насквозь просахаренного? Или вруна, шулера, наглеца Ноздрева, обладателя громкого голоса, оглушительного смеха и пустой головы? Или обжору и молчуна Собакевича, неуклюжего и тяжелого, как медведь? Или Коробочку, тусклое и мелочное существо, глупость которой доводила до головокружения? Или отвратительного скупца Плюшкина? И "приятных дам" городка, и губернатора, и почтмейстера, и кучера и лакея Чичикова?.. Сами имена персонажей автор выбрал так, чтобы комически обозначить их характер. Так, фамилия Манилов - от русского слова манить - наво-

стр. 12


--------------------------------------------------------------------------------

дит на мысль о любезном приглашении, о галантном обхождении. Фамилия Ноздрев, у которого вздернутый нос и отвислая нижняя губа, происходит от русского слова ноздря. Фамилия Собакевич с его собачьим характером образована от русского слова собака. Фамилия безмозглой Коробочки, недоступной доводам разума, просто воспроизводит русское слово коробочка - маленький ящичек. Что же до чудовищного скряги Плюшкина, то его имя произведено от русского слова плюшка, которое можно перевести на французский язык словом galette*. И в самом деле, Плюшкин, если вдуматься, столько же лепешка, сколько и человек, равно как Коробочка - всего лишь ящичек, обряженный в женское платье, Ноздрев - гигантская ноздря, насаженная на пару ног, а Собакевич - огромная, косматая и неуклюжая собака. Это странное описание людей и вещей вовлекает читателя в мир, сравнимый с тем, который предстает в кривом зеркале. Никогда еще ни один писатель не погружал меня в подобный кошмар - бурлескный кошмар. Кошмар, от которого я не хотел пробуждаться и был очень опечален, дойдя до последней главы: разоблаченный некоторыми продавцами мертвых душ, Чичиков сбежал из города на тройке.

В короткой заметке издателя сообщалось, что Гоголь пытался написать продолжение "Мертвых душ", но, обескураженный сложностью задачи, сжег рукопись. Уцелело лишь несколько страниц, которые были напечатаны в конце тома как приложение. Охваченный нетерпением, я начал их читать, но очень скоро мой энтузиазм иссяк. В этих назидательных сценах, в которых действовали бесцветные персонажи, я не узнавал вдохновенного мастерства автора. Даже сам Чичиков в своем втором воплощении превратился в марионетку, которую водят на ниточках. Неужто Гоголь написал это? Мне было неинтересно продолжать чтение, и я вернулся к первой части, где каждое слово доставляло мне удовольствие. Мне казалось, что между Гоголем и мной установилось взаимопонимание, походившее на сообщничество. Сам того не зная, он написал эту книгу для меня одного. Невероятно, чтобы кто-то другой смог ее оценить.

Я чистосердечно сказал об этом родителям. Они похвалили меня за настойчивость, с которой я одолевал книгу, и спросили, что же мне так понравилось в "Мертвых душах".

- Как что? - изумился я. - Да ведь это самая смешная книга из всех, что я прочитал.

- Самая смешная? - повторила мама.

- Конечно! Я все время смеялся, когда ее читал.

- Позже ты переменишь свое мнение, - сказала она.

Ее слова сначала поразили меня, но я быстро приписал их потребности взрослых всеми средствами отстаивать свое право на всеведение. Просто мама не захотела признать, что моя интеллектуальная зрелость поставила меня вровень с ней в понимании произведений искусства.

- Ты так восхищаешься Гоголем, - продолжала она, - не хочешь ли взглянуть на его портрет?

Я ответил утвердительно. Она достала из шкафа учебник по русской литературе и открыла его на главе, посвященной Гоголю. Я увидел изображение странного существа, полуптицы, получеловека с длинными гладкими волосами, разделенными пробором, с длинным, торчавшим, как клюв, носом и пристальным взглядом круглых, как у ночных птиц, глаз.

- Это он? - удивился я.

В этом лице было что-то загадочное и настороженное, что-то болезненное и беспокойное. Он прощупывал меня. Пронизывал насквозь своим взглядом. Без всякого дружелюбия, а так, точно я был существом иной породы.

- Но он совсем не весел, - оказал я.

- Он и не был веселым, - ответила мама.

На этом наш разговор прервался. Несмотря на слова матери, я продолжал считать "Мертвые души" жизнерадостной буффонадой, не имеющей себе равных во французской литературе. Про-


--------------------------------------------------------------------------------

* Лепешка (франц.).

стр. 13


--------------------------------------------------------------------------------

шли годы, и однажды от нечего делать я снова открыл эту книгу. Мне было тогда лет восемнадцать-двадцать. Я увлекался литературой, философией. Писал и сам, но по-французски, и мечтал стать романистом или - почему бы и нет? - поэтом.

"Мертвые души", которые я держал в руках, были теперь совсем не те, что я читал в детстве. Страшный урок извлекал читатель из этого собрания карикатур. Как я прежде этого не заметил? Фарс скрыл от меня драму. Этот Чичиков, над которым я так смеялся, разве не был он совершенным воплощением пошлости? Его подвиги начались еще в школе, где он обирал товарищей, продолжились в таможне, где он взимал поборы с контрабандистов, и увенчались великолепной идеей покупки мертвых душ. Таким я заново открыл его, таким он представляется мне до сих пор; посредник по преимуществу, человек, который обогащается, ничего не создавая своими руками. Гоголь назвал Чичикова приобретателем, но приобретателем особого рода. "Но в нем, - писал автор, - не было привязанности собственно к деньгам для денег... ему мерещилась впереди жизнь во всех своих довольствах, со всякими достатками, экипажи, дом, отлично устроенный, вкусные обеды, вот что беспрерывно носилось в голове его. Чтобы наконец, потом, со временем, вкусить непременно все это".

Иногда по вечерам Чичиков даже позволяет себе помечтать о браке и потомстве. Он заранее смакует патриархальные добродетели. Ему представляется, по его собственному выражению, "...молодая, свежая, белолицая бабенка... резвунчик мальчишка и красавица дочка или даже два мальчугана, две и даже три девчонки, чтобы было всем известно, что он действительно жил и существовал, а не то, что прошел какой-нибудь тенью или призраком по земле". Он заявляет: "Зачем добывал копейку? Затем, чтобы... оставить что-нибудь детям, которых намеревался приобресть для блага, для службы отечеству". Когда его хитроумный план терпит крах, он сокрушается, думая о гипотетической супруге и потомстве: "И что скажут потом мои дети? Вот, скажут, отец скотина, не оставил нам никакого состояния!" Так Чичиков оправдывает покупку умерших крестьян еще не возникшими потребностями души. Он использует в качестве предлога то, что еще не существует, для приобретения того, что уже не существует. Он поддерживает свое душевное равновесие, опираясь с обеих сторон на пустоту, на фикцию. Ибо и прямая причина, побуждающая его к обогащению, и ее моральное обоснование одинаково ложны. Зато богатство, источник и предназначение которого - ничто, может стать осязаемой реальностью. Нахватав индивидуумов, существующих только на бумаге, чтобы завещать их индивидуумам, живущим только в его воображении, Чичиков может купить тонкое голландское белье, французские духи и все земные лакомства, какие только пожелает. Он обеспечит свое материальное благосостояние, используя нематериальные средства. Он отыщет себе теплое местечко между двумя безднами. Но не более чем местечко. Ибо его амбиции - это амбиции буржуа: комфорт, вышколенные слуги, элегантный гардероб и уважение соседей. Главное - не видеть в нем гения зла, опьяненного своим могуществом и поражающего мир своими преступлениями. Чичиков плутует в игре жизни и смерти ради минимального барыша. Он выказывает необычайную изобретательность ради ординарной цели - скопить некую сумму денег. Когда он покончит с плутовством, он станет "господином как все".

Впрочем, воздействие подлинного произведения искусства таково, что Чичиков вовсе не антипатичен читателю. Разъезжая вместе с ним по помещикам, мы безотчетно желаем ему одержать верх над противниками. Каждый раз, когда он приобретает новую партию мертвых душ, мы вместе с ним радуемся его удаче. Как только на его пути возникает препятствие, мы боимся, что он будет разоблачен и наказан. По сути, осуждая Чичикова, мы стоим на его стороне, мы замещаем его собой. И происходит это по двум причинам.

стр. 14


--------------------------------------------------------------------------------

Во-первых, скупая мертвые души, пусть даже за бесценок, Чичиков вовсе не обкрадывает продавцов, поскольку крестьяне умерли и не представляют никакой ценности для поместного хозяйства. Более того, переводя их на счет Чичикова, помещики избавляются от уплаты налога на мертвых. Одно только государство понесет убытки от сделки, когда Чичиков предъявит в ломбард купчую для получения ссуды. Но государство безлико. Государство всего лишь идея, принцип. Тот, кто хочет осудить гоголевского героя, может осудить его лишь во имя принципа, а не от имени какой-либо конкретной его жертвы. Приобретая абстракцию, Чичиков и ущерб наносит одной лишь абстракции.

Но есть и вторая причина той снисходительности, которую вызывают у нас проделки Чичикова. Моральный уровень марионеток, которых он атакует, выпрашивая у них мертвых крестьян, столь низок, что главному герою книги прощаются по контрасту все его махинации. Плюшкин, Манилов, Собакевич, Ноздрев, Коробочка создают психологическую почву, благоприятствующую появлению такого Чичикова. Он может развернуться и преуспеть только благодаря глупости, пошлости, самодовольству, лености обитателей городка, который он избрал ареной своих действий.

Городок этот имеет, разумеется, символическое значение. Для автора он олицетворяет Россию, а Россия олицетворяет весь мир. В черновых отрывках к первому тому романа Гоголь писал: "Весь город со всем вихрем сплетней - преобразование бездельности жизни всего человечества в массе... Как низвести все мира безделья во всех родах до сходства с городским бездельем? и как городское безделье возвести до преобразования безделья мира? ".

Почти всех помещиков приводит в изумление сделка, которую им предлагает Чичиков. И однако они позволяют себя уговорить. Почему? Да потому, что Чичиков к каждому обращается на его языке; потому что для каждого он - желанный искуситель; потому что сами продавцы - тоже мертвые души, но не в собственном, а в переносном смысле. Они разговаривают, двигаются, спят, едят, как живые, но за этой обманчивой внешностью не кроется ни крупицы сознания. "Казалось в этом теле совсем не было души", - писал Гоголь о Собакевиче. То же самое можно оказать о всех персонажах книги:

- Я желаю иметь мертвых, - заявил Чичиков Манилову.

- Как-с? извините... я несколько туг на ухо, мне послышалось престранное слово...

- Я полагаю приобресть мертвых, которые, впрочем, значились бы по ревизии, как живые, - сказал Чичиков. - Я привык ни в чем не отступать от гражданских законов... закон - я немею пред законом.

Этих слов оказалось достаточно, чтобы рассеять сомнения Манилова, и он не желает даже слышать о цене: "Неужели вы полагаете, что я стану брать деньги за души, которые в некотором роде окончили свое существование?"

Совсем по-другому реагирует тупоголовая Коробочка:

- Да как же, я, право, в толк-то не возьму? Нешто хочешь ты их откапывать из земли?.. Право, не знаю. Ведь я мертвых никогда не продавала... я боюсь на первых-то порах, чтобы как-нибудь не понести убытку. Может быть, ты, отец мой, меня обманываешь, а они того... они больше как-нибудь стоят.

- Послушайте, матушка... эх какие вы! Что ж они могут стоить? Рассмотрите: ведь это прах. Понимаете ли? это просто прах.

Несмотря на убедительность этих доводов, старуха колеблется: она предпочла бы продать мед, пеньку или даже живых крестьян, единственно потому, что на эти товары она знает цену. "Лучше я маненько повременю, авось понаедут купцы, да применюсь к ценам".

Что до Собакевича, то он нисколько не смущается предложением своего гостя и прямо заявляет, что требует по сто рублей за душу. Чичиков протестует и хочет уйти.

- Да чего вы скупитесь? - сказал Собакевич, - право, недорого! Другой

стр. 15


--------------------------------------------------------------------------------

мошенник обманет вас, продаст вам дрянь, а не души; а у меня что ядреный орех, все на отбор: не мастеровой, так иной какой-нибудь здоровый мужик. Вы рассмотрите: вот, например, каретник Михеев! ведь больше никаких экипажей не делал, как только рессорные... А Пробка Степан, плотник! Я голову прозакладую, если вы где сыщите такого мужика. Ведь что за силища была!.. Милушкин кирпичник! мог поставить печь в каком угодно доме. Максим Телятников, сапожник: что шилом кольнет, то и сапоги, что сапоги, то и спасибо.

- Но позвольте, - сказал наконец Чичиков, изумленный таким обильным наводнением речей, которым, казалось, и конца не было, -... ведь это все народ мертвый. Мертвым телом хоть забор подпирай, говорит пословица.

- Да, конечно, мертвые, - сказал Собакевич, как бы одумавшись и припомнив, что они в самом деле были уже мертвые, а потом прибавил: - впрочем, и то сказать: что из этих людей, которые числятся теперь живущими? что это за люди? мухи, а не люди.

- Да все же они существуют, а это ведь мечта.

- Ну нет, не мечта! Я вам доложу, каков был Михеев, так вы таких людей не сыщите: махинища такая, что в эту комнату не войдет: нет, это не мечта!

В конце концов Чичиков вынуждает Собакевича снизить цену со ста рублей до двух с полтиной за душу.

Завершив последнюю сделку, Чичиков подводит итог своему воображаемому имуществу. "Когда взглянул он потом на эти листики, - пишет Гоголь, - на мужиков, которые, точно были когда-то мужиками, работали, пахали, пьянствовали, извозничали, обманывали бар, а может быть, и просто были хорошими мужиками, то какое-то странное, непонятное ему самому чувство овладело им. Каждая из записочек как будто имела какой-то особенный характер, и чрез то как будто бы самые мужики получали свой собственный характер. Мужики, принадлежавшие Коробочке, все почти были с придатками и прозвищами. Записка Плюшкина отличалась краткостью в слоге... Реестр Собакевича поражал необыкновенною полнотою и обстоятельностью: ни одно из похвальных качеств мужика не было пропущено: об одном было сказано "хороший столяр", к другому приписано было "смыслит и хмельного не берет"... Все сии подробности придавали какой-то особенный вид свежести: казалось, как будто мужики еще вчера были живы. Смотря долго на имена их, он умилился духом и вздохнувши произнес: "Батюшки мои, сколько вас здесь напичкано! что вы, сердечные мои, поделывали на веку своем? как перебивались?".

Но волнение Чичикова было непродолжительно. Во главе своей армии покойников он вобразил себя богатым и могущественным. К тому же, никакой вины он за собой не чувствовал. Что дурного он сделал? Как добропорядочный гражданин, он слепо следовал законам государства. Кто станет порицать его за веру в то, что охраняется самой государственной властью? Если по закону выходит, что мужики, которых он купил, живые, значит, они и в самом деле живые, несмотря на опустевшие жилища, службы за упокой души и кресты на кладбищах. Если же крепкие мужики записаны по ошибке писаря в колонку мертвых, значит, они прекратили свое существование, хотя каждый может видеть их в деревнях за работой. В жизни и смерти для Чичикова подлинна не перепись, свершенная Богом, а перепись, сделанная чиновниками. Переход от жизни к смерти более не есть грозный феномен, в котором проявляется воля Всевышнего, а игра почерка, которой управляет рука переписчика. Граница между присутствием в мире и уходом из мира размывается. Бытие и небытие меняются опознавательными знаками. И, опираясь на это чудовищное смешение понятий, проворный Чичиков "ни толстый, ни худой, ни старый, ни молодой" подпрыгивает, посмеивается и подмигивает ошеломленным продавцам мертвых душ.

Когда обман раскрывается, паника охватывает обитателей городка. "Все по-

стр. 16


--------------------------------------------------------------------------------

иски, произведенные чиновниками, - пишет Гоголь, - открыли им только то, что они наверное никак не знают, что такое Чичиков, а что однако же Чичиков что-нибудь да должен быть непременно... такой ли человек, которого нужно задержать и схватить как неблагонамеренного, или же он такой человек, который может сам схватить и задержать их всех как неблагонамеренных". Последняя фраза многозначительна. Чичиков спутал столько карт, скомпрометировал стольких помещиков, оставил в дураках стольких чиновников, что самые рассудительные люди теряются в догадках. Они советуются между собой, пытаясь выяснить, действует ли он в своих личных интересах или же в интересах общественных, является ли он врагом рода человеческого или же представителем государства, находящимся при исполнении служебных обязанностей, нужно ли отдать его под суд или же с почетом принимать в гостиных. Почтмейстер считает, что Чичиков не кто иной, как знаменитый разбойник капитан Копейкин, но Копейкин, к сожалению, однорук и одноног, а у Чичикова руки и ноги целы. Некоторые идут еще дальше и предполагают, что Чичиков - Наполеон, бежавший с острова Святой Елены. Небылицы разрастаются. Народ, неграмотный, суеверный, ропщет. Тем временем, Чичиков под треньканье бубенчиков бежит из города на своей быстрой тройке.

И вот тревога обитателей городка передается читателям книги. Глубокомысленные толкователи, высоколобые критики вот уже целый век задаются вопросом, что же следует думать о герое "Мертвых душ". Одни видят в нем воплощение воинствующего капитализма, другие рассматривают его как решительного противника крепостного права, третьи принимают его за отъявленного мошенника или за последователя Огюста Конта, или же за мелкого беса, или за самого Дьявола, или же за Антихриста, пришедшего на землю, чтобы довершить наконец распад рода человеческого. "Да кто же он в самом деле такой?" - спрашивают друг у друга отцы города, собравшиеся у полицмейстера после бегства Чичикова. "Да кто же он в самом деле такой?" - спрашивают друг друга специалисты-гоголеведы, "Да кто же он в самом деле такой? " - вопрошает сам себя Гоголь. И добавляет: "А нет ли и во мне какой-нибудь части Чичикова?" Позже в одном из своих писем он решится на такое важнейшее признание: "Никто из читателей моих не знал того, что, смеясь над моими героями, он смеялся надо мной... Я не любил никогда моих дурных качеств... необыкновенным душевным событием я был наведен на то, чтобы передавать их моим героям".

Таким образом, в жизни автора следует искать разгадку его персонажей...

Публикация и перевод Н. Т. Унанянц (Продолжение следует.)

----------

1 Подробнее смотри книгу воспоминаний писателя: Анри Труайя. Такая долгая дорога. - М., 2005.

2 См. например: Золотусский И. Игра в реальность ("Гоголь" А. Труайя). - Москва. - 1975. - N9.

3 Перевод осуществлен по изданию: H. Troyat. Sainte Russie. - Paris, 1956.

стр. 17