Какая литература нужна народу, так голосующему на выборах, до упаду смеющемуся над программами "Аншлаг" и считающему книги Эдуарда Тополя вершиной мировой литературы? Ответ может быть только один - никакая. И все же снова, с наивной настойчивостью - литература в школе, школьный предмет "литература". Быть или не быть? Вопрос гораздо менее философский. Гораздо более прагматический.

Если не быть, то и нет вопросов. Если быть, то какой, чему предназначенной, чему служащей, на чем основанной? И еще - кому адресованной? Вопрос о назначении школьной литературы - вопрос не праздный. Ведь живут же, и вполне нормально живут страны, где в перечне предметов нет такого предмета - литература. Ведь живут же люди, и вполне нормально, фактически имевшие по этому предмету за все время обучения "неуд". Другими словами, литература уже перестала существовать де-факто в нашей стране.

Два примера, хорошо известные не только учителям словесности и школьникам, но всем телезрителям, а значит, вообще всем, всем, всем. Речь идет, во-первых, о шестом июня, когда телерепортеры просят первых встречных прочитать что-нибудь из Пушкина. Одни стыдливо отворачиваются, другие бодро начинают: "Мой дядя самых честных правил..." и умолкают. Во-вторых, и это самое поразительное, игроки в передаче "Как стать миллионером", знающие площадь Гренландии, время появления динозавров и имя последнего императора династии Цин, не могут ответить на вопрос - каким размером написан "Евгений Онегин", точнее - не могут выбрать из амфибрахия, ямба, хорея, дактиля - нужный. И поскольку де-факто в конце концов обязательно приводит к де-юре, дело осталось за малым...

Собственно, все идет к уничтожению литературы в школе: и сокращение часов, и нелепые темы выпускных сочинений, и чудовищные материалы ЕГЭ. Зачем, собственно, принимать какие-то меры, если предмет, дискредитированный всем происходящим, может умереть сам собой? Зачем издавать некролог литературы, когда все распоряжения министерства последовательно направлены на уничтожение литературы как школьного предмета?

Мне уже приходилось говорить о том, что ситуация при всей ее очевидной обреченности может таковой и не оказаться. Это не случится только, на мой взгляд, в одном случае: если мы определим цели преподавания литературы, выделим главное, чем прекратим словоблудие о множестве несоподчиненных задач.

Неужели, право, не надоели рассуждения о воспитании нравственности, об образном иллюстрировании истории и тому подобном. Сегодня, когда мы всерьез заговорили о создании и поддержке интеллектуальной элиты в нашем обществе, "частные" вопросы преподавания отдельных предметов, в том числе и прежде всего - литературы, нужно решать, исходя из понимания этих требований. Отношение к знанию школьника, стремящегося войти в эту элиту, и "обычного", "рядового" школьника должны принципиально различаться. В этом суть проблемы.

Я уже слышу возмущенные возгласы оппонентов - борцов за единое образование всех - и очень-очень умных, и способных, и "средних", и всех остальных - нелюбознательных. Но все упреки в недемократизме основаны на непонимании того, что система вырастает естественно, снизу, что ее насильственно никто не устанавливал и установить нельзя. Все опасения Порфирия Петровича по поводу разделения людей на

стр. 2


--------------------------------------------------------------------------------

обычных и необыкновенных, как мы помним, были беспочвенными, поскольку ошибка может быть только "с одной стороны". Способный может и должен доказать свою принадлежность к интеллектуальной элите, а претензии необоснованно посягнувшего на это будут достаточно быстро опровергнуты.

Не знаю, как по точным наукам, но по литературе программа для этих самых элитарных школьников по существу ничем не отличается от обычных программ, рассчитанных на всех. Мне недолго пришлось работать в одной математической школе, считающейся лучшей в Москве. Я своими глазами видел, насколько штучное производство одаренных математиков поставлено в математических классах, какие умные книжки читают и обсуждают ребята. Математика в таких классах - это совсем другой предмет, нежели традиционная школьная математика. Здесь нет "хуже" или "лучше". Это просто две совсем разные области школьного изучения предмета, вернее, разных предметов - математики в обычных классах и математики в классах с углублением.

Ничего подобного в классах углубленного изучения гуманитарных предметов я нигде не видел. И не только потому, что школьники-гуманитарии - это те, кого за недостатком способностей не приняли в физико-математические классы. Но прежде всего потому, что программы углубленного изучения литературы - никакие не углубленные, а просто расширенные, иногда, как в нашей официальной программе по литературе для школ и классов с углубленным изучением литературы, до полной невыполнимости, до полного абсурда. Это тот же школьный предмет - "литература", с теми же задачами, с тем же понятийным аппаратом, но с непомерно широким материалом. Па существу, такие программы - это весьма странно отредактированные университетские или институтские программы. Причем те инспекторы и методисты, которые выше всего в мире чтут букву закона, заставляют всех учителей, работающих в гимназиях и лицеях, выполнять требования именно одной этой программы.

Замечу попутно, что проблема стоит шире: когда мы говорим об интеллектуальной элите, мы должны иметь в виду учебные заведения повышенного уровня обучения. Но сегодня, сужу об этом не только по опыту московского образования, гимназии и лицеи ничем не отличаются от по-настоящему хороших школ. Собственно, когда они создавались, когда необходимо было разрушить единообразие советской школы, создававшие новые учебные заведения преуспевающие, яркие, талантливые, по-хорошему амбициозные директора переименовали свои школы в гимназии и лицеи. Честь им и хвала! Но что сегодня должно представлять собой содержание гимназического образования, не знают руководители вполне состоявшихся гимназий. Если внимание к интеллектуальной элите не очередная кампания, то необходимо разработать новое положение о гимназиях, новый обоснованный учебный план. И только после этого под гимназические цели образования можно разрабатывать и внедрять новые учебные программы и учебники по отдельным предметам, в том числе и по литературе.

Прежде всего, мне кажется, при этом необходимо одновременно, сообразуя одно с другим, учитывать предметный и общекультурный потенциал учебной дисциплины. Что конкретно это значит? Литература для тех, кто собирается и может заниматься гуманитарной деятельностью или деятельностью, для которой необходимы гуманитарные знания, например, политикой, призвана научить интерпретировать художественный текст и откликаться на него, на чужой текст, собственным текстом. Из одного зерна поэтому вырастают как предметные, так и общеучебные, общекультурные компетенции. Тот, кто понимает художественный текст, кто понимает законы, по которым он создается, по которым он передается от автора читателям, естественно овладевает хорошим вкусом - не только как эстетической категорией, но и как категорией нравственной. Интерпретация художественного произведения позволяет провести границу между образованием и "образован-

стр. 3


--------------------------------------------------------------------------------

щиной", - по выражению Александра Солженицына, суммой случайно усвоенных разнородных, ничем не скрепленных знаний.

Программы по всем гуманитарным предметам для лицеев и гимназий, и в первую очередь по русскому языку и литературе, должны преследовать одну главную цель - научить глубоко и всесторонне понимать текст в общекультурном контексте, другими словами, углублять и расширять имеющиеся знания. При этом удовлетворение любознательности ведет к углублению и расширению познавательных интересов школьника. Постоянное совершенствование лицеистов, гимназистов, школьников, занимающихся по углубленным программам, становится основной целью их учебной деятельности. Итак, школьник-гуманитарий должен знать и уметь истолковать вторую, эстетическую действительность художественного пространства, видеть специфику художественного мира каждого писателя, актуальность его произведений для эпохи создания и для нашего времени. Для старших классов к этому необходимо добавить историю восприятия и оценки произведения современниками и потомками - рассмотреть произведение в восприятии писателей, литературоведов, критиков.

Мне могут возразить - намеченная программа хороша для университетов, но никак не для школ, как бы они ни назывались. У нас есть методисты, для которых само слово "филолог" стало чуть ли не ругательством. "Вы что, хотите сделать из них (то бишь школьников) филологов?!" - кричит один из ведущих московских методистов на учителей-словесников. Причем кричится это с такой интонацией, что за "филологом" слышится - "враг народа".

Высокий уровень филологизации обучения был в высшей степени характерен для классических гимназий, и если уж замахиваться на то, чтобы не только называться гимназиями и лицеями, но и по сути своей быть таковыми, необходимо об этом помнить и постараться всячески способствовать этому. Здесь необходимо напомнить, что в формировании идеологии гимназического образования была сосредоточенность на основных предметах, среди которых ведущими были предметы филологического цикла и математика, то есть предметы развивающие, а не дающие необходимые для жизни практические умения. Борьба с "многознанием", как тогда говорили, с введением новых предметов была одной из основ образовательной политики.

Говорю о необходимости филологизации так убежденно, потому что годы, проведенные за учительским столом, по сути, посвятил именно этому. И если есть у меня какие-то профессиональные успехи, то, наверное, только в этой области. Такой подход по-настоящему интересен - прежде всего детям. Потому что именно на этом направлении можно прийти к тому, чтобы литературное произведение стало по-настоящему актуально для каждого читающего: все, что я читаю, - это не о каких-то далеких, чужих мне людях, это все обо мне, о тех вопросах, которые меня в жизни мучают. Так что любая филологизация не самоценна, она только путь к искреннему, личному восприятию литературы.

Итак, в средних учебных заведениях, призванных заложить фундамент гуманитарных знаний интеллектуальной элиты, необходимо сосредоточиться на умении интерпретировать текст, овладеть теми знаниями, без которых интерпретация невозможна. Для тех же, кто не претендует на эту роль, нужно предложить минимальный объем сведений, которые следует просто усвоить. В первом случае школьные знания необходимы для их дальнейшего применения, а во втором - для создания представлений об определенной области культуры, без чего трудно жить в современном обществе, не будучи заподозренным в том, что ты свалился с другой планеты: "Войну и мир" написал Толстой, Великая Отечественная война завершилась победой в сорок пятом, Волга впадает в Каспийское море...

С тем, какой должна быть литература для будущих гуманитариев, для тех, кто уже в школе почувствовал себя гуманитариями, дело обстоит если не благопо-

стр. 4


--------------------------------------------------------------------------------

лучно, то достаточно ясно. А вот с созданием программ для "всех остальных" уйма проблем. И не только у нас, словесников. Попытки написания учебников по физике или математике для гуманитариев, то есть не для физиков и математиков, пока не дали сколько-нибудь серьезных результатов.

Нужно сказать, что сегодня формирование стандартов, а значит, программ и учебников, ведется, на мой взгляд, самым простым и неверным путем: о необходимом предметном минимуме для каждого школьника мы узнаем в институтах "большой" Академии наук. Я думаю, что при всем уважении к серьезным, авторитетным ученым, у них нужно выяснять, что необходимо знать по конкретному предмету для того, чтобы стать квалифицированным специалистом в конкретной области: например, в ИМЛИ или Пушкинском доме можно выяснить, что необходимо узнавать с детства, чтобы в будущем стать сотрудником этих институтов.

Но ведь для всех, кто не работает в академических институтах, из биологии после школы остаются только амебы и туфельки, из английского "I am going to school", а из литературы - "Муму". О том, что в первую очередь необходимо в жизни из каждого предмета для полноценного проживания, нужно узнавать каким-то другим путем. И иметь в виду, во-первых, насколько те или иные знания и умения необходимы для того, чтобы каждый становился умнее, способнее, добрее, лучше, во-вторых, насколько они востребованы в реальной школьной и послешкольной жизни.

Ограничивать знания и умения какими-то поставленными группой людей рамками, мне кажется, слишком рискованное предприятие. Наверное, было бы правильно собрать людей со здравым смыслом, чтобы они в каждом отдельном случае постоянно задавали вопросы при отборе материала: "А действительно ли

без этого нельзя прожить, действительно ли без этого юный читатель не сможет состояться как человек? И какое минимальное количество художественных произведений необходимо прочитать, чтобы считаться образованным, соответствующим стандарту? "

Или все-таки брать не числом произведений, а умением читать и вычитывать из произведения самое главное, самую его суть. Ведь есть же в хороших западных школах такие учебные планы, такие программы, где, допустим, изучению "Повелителя мух" У. Голдинга отводится до полугода. И ничего. Конечно, за это же время можно "пройти" два десятка стихотворений, десяток рассказов и три толстых романа. Но будет ли это более продуктивно для формирования читательских умений? Вряд ли.

Поэтому, мне кажется, стандарт нужно строить по принципиально иному принципу: знает, но по-настоящему знает, выпускник одно - самое главное для отечественной литературы - произведение, допустим, "Евгений Онегин" - уже хорошо, уже нельзя сказать, что он литературно необразован. Но кроме этого, он по-настоящему еще знает десяток лирических стихотворений и одно даже может прочитать наизусть - замечательно! А если он плюс к названным освоил, например, "Вишневый сад" - он просто молодец! Если он настолько литературно образован - он при необходимости поймет и "Отцы и дети", и "Двенадцать", и "Рождественскую звезду", и то, что ни в какие стандарты никогда не входило и входить не может.

Слишком высока степень риска в преподавании литературы в школе, в самом существовании предмета. Поэтому пора перестать себя обманывать, обманывать общество.

Это тем более важно в таком святом деле, как постижение русской классической литературы.

стр. 5