В наших статьях ("Русская словесность", 1995, N 5 и 2002, N 11 ) уже рассматривались аспекты отношений в пушкинском романе между автором-поэтом и поэтом Ленским, традиционные в их толковании подходы: добродушно-снисходительный к юноше (якобы в унисон самому Пушкину) и въедливо профессиональный, высокомерно иронический к юноше-поэту. Исключение обнаруживается разве что у маститого пушкиниста С. М. Бонди: "Ленский - талантливый поэт-лирик"2 .

В книге В. В. Виноградова "Стиль Пушкина" содержится любопытное, но как бы затерявшееся в монографии замечание относительно развитых стилистических ощущений в русском обществе 20 -30-х гг. XIX в. Тем не менее приходится признать, что филологическая история восприятия и декодирования (толкования) художественных произведений такими ощущениями не богата.

И сейчас мы ставим вопрос: для чего русским поэтам (в широком смысле: демиургам, творцам) нужны были поэты-клоны: Ленский (Пушкину), Добросклонов (Некрасову), Живаго (Пастернаку), - на фоне вопроса, исконного в истории русской поэзии: о мере услуг, оказываемых поэтом российскому языку (берем вопрос в исторически начальной, карамзинских времен, редакции).

стр. 54


--------------------------------------------------------------------------------

Какие, к примеру, проблемы в истории средств словесно-художественной изобразительности решал поэт (назовем его Некрасовым), воссоздавая образ поэта - Гриши Добросклонова? Мы думаем, что в ряду других - проблему использования церковно-славянизмов, к тому времени, казалось бы, исторически для русского литературного языка уже потухших, ассимилированных разговорным и фольклорным просторечием.

О стихах-"песенках" Григория Добросклонова автор-поэт (стало быть, Некрасов) заключал:

Пел он воплощение счастия народного!..

Как без церковнославянизма воплощение понять (уяснить) высокий смысл поэмы? Воплощение - отнюдь не 'торжество (планов, замыслов, намерений)' - публицистического, газетного, так сказать, стиля.

Воплощение - 'взятие Святым Духом на себя человеческого образа'. (Словарь церковно-славянского и русского языка, 1847.) Гриша воспевает человека, исполненного радением о "счастии народном". Обратимся к "песенке":

Средь мира дольного
Для сердца вольного
Есть два пути.

Одна просторная
Дорога - торная.
Страстей раба,
По ней громадная,
К соблазну жадная
Идет толпа.
Церковнославянизмы:

Средь мира дольного...

Вспомним в пушкинском "Пророке" "и дольней лозы прозябанье" 'рост (на земле) растения' - в нашей, земной жизни, во всеобщем нашем существовании.

Страстей раба...

Печорин в своих "записках" (точнее, в "дневнике"), опубликованных "под именем" автора ("невинный подлог!") выводил глубокомысленную максиму: "Страсти есть не что иное, как идеи при первом своем развитии: они принадлежность юности сердца..." Это понятно: выражено значение сильного, бурного чувствования. Но

Страстей раба..?

Значение слова уточняется последовавшим:

К соблазну жадная...

Стало быть, жадная до греховности.

Впрочем, у другого поэта-клона, у пастернаковского Юрия Живаго несколько иная семантика:

...И жар соблазна
Вздымал, как ангел, два крыла...
Ситуация с намеком на народную поговорку "хоть святых выноси"? Тем более, что в глубине романа встречается перифраз "вгибы локтей моих" конгениальный набоковскому "огонь моих чресел" ("Лолита"). Стихотворение "Зимняя ночь", впервые появившееся в юбилейно-очередном сборнике "День поэзии" - 1956 г., не имело этой эпатажно знаменательной концовки (насчет "жара соблазна").

Признаться, мы, тогдашние аспиранты филфака МГУ, как-то и ранее не обратили внимания на стихи в журнале "Знамя" под фамилией некоего Живаго. Это потом стал известен (уже из самого романа) процесс зарождения образа свечи, когда по Камергерскому переулку зимней ночью проезжал гимназист Юрий Живаго.

Но примечательной представляется реплика литературоведа-критика А. Немзера из его разговора на телеканале "Культура". На вопрос ведущей "Школы злословия", какой роман XX века самый лучший, он ответил: "Доктор Живаго" (присоединив также роман Тынянова "Пушкин"). Ясно, что речь шла о произведениях с сильно выраженным метастилистическим аспектом, где решались задачи выбора средств изобразительности (в данном случае - церковнославянизмов), которые затем явились и в качестве предмета изображения.

Заметим, что участник телевизионной "Школы злословия" в свое время уделил сочувственное внимание поэту Ленскому. Вот и мы возвращаемся к не-

стр. 55


--------------------------------------------------------------------------------

му, к поэту Ленскому, автору точно процитированных поэтом - Пушкиным 26 строк, в остальном приблизительно - перифрастически - пересказанному.

Какие же у них с Пушкиным (!) общие проблемы языка и стиля? С точки зрения академической науки о языке художественной литературы, в основном представленной исследователями с лингвистическими наклонностями, язык писателя состоял из трех языковых стихий: церковнославянизмов, просторечия и заимствований (из новых европейских языков).

У поэта Ленского церковнославянизмы есть:

Все благо: бдения и сна
Приходит час определенный;
<...> Я твой супруг!..
Супруги, на языке Библии, сопряженные, как считал В. Розанов (об этом шла речь в нашей первой статье).

Просторечия нет.

Иностранные заимствования есть:

На модном слове идеал... (6, XXIII)

В науке о языке художественных произведений издавна проложена колея изучения переносного, метафорического словоупотребления, образных языковых (речевых) средств, преимущественно фразеологизмов - "скученных и разложенных бриллиантов" (как выразился А. В. Чичерин о труде А. И. Ефимова, посвященном фразеологии писателя-сатирика М. Е. Салтыкова-Щедрина).

Очевидно, нам тоже следует говорить о фразеологизмах как фактах, интегрирующих и дифференцирующих субъектные речевые планы автора-поэта (условно Пушкина) и поэта Ленского. Тем более что пушкинская фразеология (термин Г. О. Винокура) уникальна в своем роде. Для русского поэтического языка это "трансфразеология" (термин В. П. Григорьева)3 , обеспеченная семантической сочетаемостью образов максимально вещественных и максимально отвлеченно-обобщенных. Но сразу же предположим, что фразеологический (или словосочетательный) корпус поэта Ленского метастилистичен, т.е. является не только и не столько средством словесно-художественной изобразительности, сколько предметом изображения, где стилистически существенны позиции компонентов словосочетаний, как то: препозиция, постпозиция, дистанция определений-эпитетов по отношению к именам определяемым - знаки "зон" (термин М. М. Бахтина в работе "Слово в романе") Ленского и автора.

Он из Германии туманной
Привез учености плоды. (2, VI)
Естественно, если мы посчитаем эпитет туманной постпозитивным, т.е. относящимся к Германии, то редуцируется или вовсе исчезает экспрессивно-стилистический эффект. Германия туманная - будет словосочетанием с нулевой пометой: референтность (содержательная сторона) определения минимальна. Германия туманна разве что в Гамбурге, но никак в Геттингене (юг Нижней Саксонии), где проходил (правда, не закончил) университетскую выучку Владимир Ленский. Тогда как в дистанции определения-эпитета заключена большая доля экспрессии - именно той, что пронизывает и окрашивает весь пушкинский роман - иронии. Эпитет туманной сразу следует за перифразом поклонник Канта... Туманная ученость Канта стала мировой притчей во языцех. Значит, альтернатива: Германии туманной или туманной учености сходит на нет различением прямого и переносного значений в самом определении туманной. Известно, что А. Блок держался "Германии туманной"4 . Впрочем, существительное туман, как и эпитет туманный, - слова необычайно частотные в поэтике его стихов.

И все-таки в согласии с каким или какими постулатами-принципами мы будем и воссоединять, и демаркировать словосочетания поэта-демурга и поэта-клона?

В. В. Виноградовым был сформулирован в упомянутой нами монографии "Стиль Пушкина" (докторской диссертации, что признавал в беседах сам автор) общий пушкинский принцип лексико-семантической сочетаемости языковых средств: возвращение слову предметности, "вещности", стало быть, освобождение его от перифрастической текучести смысла, приближение к "вещи", что на

стр. 56


--------------------------------------------------------------------------------

языке современных лингвистов стало именоваться денотатом. Виноградов приводил иллюстрацию прямо из стихов Ленского (!):

Блеснет заутра луч денницы.

Луч утренней зари - конечно, денотат не слишком "вещный" (заря не излучает; нельзя, например, выразиться: "луч луны"). Зато вещен луч - 'свет, которым пользовались рыбаки, в ночное время острогой поражая оцепенелую щуку'.

Много ли "вещных" словосочетаний наберется у Ленского? Вопрос почти риторический, если иметь дело только с 26 строчками.

Мы обращаемся к фразеологическим (точнее, к словосочетательным) следам Ленского, причем не только во 2 -6-й главах, а по всему пространству пушкинского романа, "пересыпанному" (слово М. М. Бахтина) словосочетаниями из двух (как правило) лексических компонентов.

"...Язык неистощим в соображении слов" (Пушкин, "Материалы к отрывкам из писем, мыслям и замечаниям"). Напомним, что по Словарю русского и церковно-славянского языка 1847 года соображать - значило 'сводить, сносить разные предметы или обстоятельства'.

Упомянутые А. В. Чичериным бриллианты (фразеологизмы языка Салтыкова-Щедрина - предмет исследования А. И. Ефимова) наводят на мысль: а не воспользоваться ли и нам метафорой пушкинских драгоценных камней - самоцветов, уже получивших (в минералогии) название пушкинитов. (Правда, здесь мы сталкиваемся с омонимом - уральский минерал носит имя предпринимателя горного дела А. И. Мусина-Пушкина. Ну да простит читатель нашу невинную контаминацию!)

Возвращение слову бытовой предметности: жир котлет (1, VII), звон брегета (1, XVII), рев скрыпок (1, XVII), шепот жен (1, XXVIII), дам наряд (1, XXXI), на чугуне камина (1, XXX), на паркете зал (1, XXXI) - общая для автора-поэта и поэта Ленского семантическая база. Что касается словосочетания луч денницы, оно обладало не только конкретно специализированным (техническим) значением (ловить рыбу лучом, пучком света), - но и приобрело экспрессивные перифразы: и лучок зари (2, XXXV), вестник утра (2, XXVIII), зари багряный луч (5, XXI), и рассвет печальной жизни бурной (6, XXII).

Эти и другие перифразы маркированы стилем Ленского5 : поэтическая условность его стиля (дева красоты - 6, XXII) отличается от предметности авторского (дева гор - 1, VII). Несчастной жертвой Ленский пал (8, Письмо Онегина) - знак зоны Ленского, как и предшествующие намеки на нее: страстей чужих язык мятежный (2, XVIII), Безумный сердца разговор (3, XXXI), роковым образом сокративший юноше его жизненное поприще, а также поэтизм поцелуй любви (2, XXII), но утке в отличие от авторского глубоко обобщенного перифраза желаний своевольный рой (8, XXI).

Видно, что многие перифразы "сопряжены" с "зоной сознании и речи" Ленского6 , т.е. сопоставлены с зоной автора-поэта. Например: элегии венок убогий (4, XXXIII), но - свод элегий драгоценный (4, XXXI); в пустынях неба безмятежных (2, X), по тайной воле провиденья (2, XXXVII), но - смиренной жизни путь (8, XXVIII). В них явны знаки двух упомянутых "зон".

Правда, последний пример - уже из главы без Ленского, хотя и с языковыми следами юноши-поэта.

В зоне поэта Ленского - оксюмороны. Людей священные друзья (2, XIII) - оксюморон на фоне стихов:

Враги его, друзья его
(Что, может быть, одно и то же)

Врагов имеет в мире всяк,
Но от друзей спаси нас, боже! (4, XVIII);
восторгов первый сон (2, XXII) (сон восторженный?!); в дожде (?) страстей (8, XXIX); любовь красавиц нежных надежней дружбы и родства (4, XXI). Все это выглядит таинственно невнятно, в отличие от оксюморонов отец семейства холостой (6, IV), в мертвящем упоенье света (6, XVI), пора гуляний вдохновенных (7, IV), где очевидна ирония автора-поэта.

Однако надо подчеркнуть, что воспроизводство и перифразов и оксюморонов отнюдь не прекращается с выхо-

стр. 57


--------------------------------------------------------------------------------

дом юноши-поэта из романа (после 6-й главы): утро года (7, I), увяданье наших лет (7, III), весны любовник (7, VI). По всему роману и даже в "Отрывках из путешествия Онегина" просматриваются некие знаки общности поэтической семантики автора-поэта и героя-поэта.

Тайна в отношениях между "зонами сознания и речи" автора и Ленского равно заключена как в лексической, так и в синтаксической сторонах словосочетаний и прежде всего словосочетаний субстантивных (с опорным именем существительным). Общежития искусством (2, XI) - стилистически словосочетание не Ленского, хотя, нам представляется, довольно компактно характеризует прямую речь героя, его личность, его манеру поведения (о простоте, точности, рассудительности прямой речи Ленского см. в наших первых статьях о нем). "Негу жизни" (3, XV) - по стилевой модели Ленского, но с семантическими оттенками, свойственными автору-поэту, ибо у первого - поблеклый цвет, а не нега. Сон отроковицы (3, XII) - по предметности семантики принадлежит автору. В глуши (забытого) селенья (3), - из письма Татьяны и одновременно из стиля Ленского-поэта и автора-поэта, как и словосочетания плоды моих мечтаний (4, XXXV) и любовью брата (4, XIII) из прямой речи самого Онегина.

Но словосочетание силою вещей (10, IV) - это уже высшая точка поэта-автора, как и так называемый дейксис (класс слов с указательно-классифицирующими значениями): людей недоброхотство (4, XVIII) в кругу порядочных людей (4, XIX) призрака суетный искатель (4, XXIV) мученье модных рифмачей (4, XXX) беглец людей и света (6, XLII).

Дейксис представляет наиболее конструктивную линию развития словесной изобразительности в русской литературе - линию повествователя. Именно повествователь пользуется местоименными (но не только самими местоимениями), указательными дейктическими средствами. На дейксис указывал в своем докладе (перед лингвистами в Институте иностранных языков) "О диалектике словесно-художественных форм в "Евгении Онегине" и "Мертвых душах"", акад. В. В. Виноградов, классифицируя явления разного порядка, и в первую очередь нравственного, поведенческого, обрядово-этикетного: недоуменья полный взор (7, XVII), в бесплодной сухости речей (7, XLVIII), на плоскость дам, на тон мужчин (8, XXV) (в черновом варианте: важность, глупость). Впрочем, до повествовательных дейктических квалификаций Ленский не дожил, хотя и мог бы, по некоторым предложениям-черновикам: но чаще гневною сатирой одушевлялся стих его... 7 . Сатирическое направление в литературе всегда связывается с развитием дейктической системы средств выражения. Обобщающие оценки явлений жизни, отношений между людьми (социологический аспект) и явлений литературы: жанров, литературных источников, черновых вариантов - текстологии (метастилистический аспект) - всем этим повествовательным корпусом автор-поэт в первую очередь делится с языком эпохи, а не с Ленским. Словосочетания - "ячейки мысли" (А. Веселовский), из которых вырастают "элементы нравственного порядка" (Б. Пастернак): условий света (1, XLV), сплетни света (1, XLI), закону света (2, XXII), льстивый голос света (6, V), вихорь жизни (5, XLI), жизни мишура (8, XLVI). Все это говорит о том, что с проблемой вторых поэтов связана альтернатива отбора и употребления средств языка (преимущественно лексико-фразеологических). Пушкин первым создал условия соперничества двух поэтов в одном произведении. Если смотреть на поэта Ленского в ракурсах русского языка, то за ним можно различить и общую проблему лингвостилистики русской литературы - общий принцип отбора и сочетаемости слов, как средства и предмета изображения. Именно такой ракурс делает понятной меру иронии и самоиронии Пушкина.

Но Пушкин создал двух поэтов не для того, чтобы, по утверждению новосибирского литературоведа (см. нашу 2-ю статью), "дискредитировать" одного из них - беднягу Ленского. Верх взяла общность двух поэтов: не только ро-

стр. 58


--------------------------------------------------------------------------------

ковая, орфическая, "трагизм русской жизни" - стечение недоразумений, но и языковая - диалектика словесно-художественных форм.

-----

1 См.: "Несчастной жертвой Ленский пал..." // Русская словесность. - 1995. - N 5; Поэт Ленский // Русская словесность. - 2002. - N 1.

2 Бонд и С. М. О романе А. С. Пушкина "Евгений Онегин" // Пушкин А. С. Евгений Онегин. - М" 1973. - С. 39.

3 Предисловие к кн. Г. О. Винокура "О языке художественной литературы". - М., 1991. - С. 12.

4 Блок А. Собр. соч.: В 6 т. - Л., 1982. -Т. 5. - С. 263.

5 См. об этом: Григорьева А. Д., Иванова Н. Н. Поэтическая фразеология Пушкина. - М., 1969. - С. 71.

6 Баевский В. С. Время в "Евгении Онегине" // Пушкин. Исследования и материалы. - Л., 1983; Вып. 11. - С. 118.

7 Фейнберг И. Читая тетради Пушкина. Изд. 2. - М., 1981. - С. 139.

стр. 59