С. Л. Штильман (Москва)

Детство, юность,

вольница...

Здесь из-под земли

Шампиньоны,

помнится,

Сквозь асфальт

росли!

Одно из самых сильных впечатлений моего детства, прошедшего в центре Москвы, в Замоскворечье, - шампиньоны, прорастающие в двух шагах от нашего дома сквозь асфальт. До сих пор удивляюсь тому, как могла нежная грибная плоть (ведь это же не корни деревьев!) проломить асфальт и выйти наружу! Сколько в ней было жизненной силы!

"Благоустраивали" двор постепенно. После вселения в стандартную "хрущобу" в начале 60-х он покрылся асфальтовой коростой не сразу. Были в нем уголки, где можно было играть в "ножички", делать наши детские "секреты", даже собирать грибы. До сих пор поражаюсь тому обстоятельству, что грибы эти - шампиньоны - мы варили дома и ели. Никому и в голову не приходило, что ими можно отравиться. Мы, мальчишки, вовсю рыбачили с "горбатого" моста в Водоотводном канале, и кошки от этой рыбы не отворачивались. Однако год за годом земли в нашем дворе становилось меньше, а жесткой черной корки - все больше. Но шампиньоны продолжали расти, упорно продираться сквозь тяжелый асфальтовый панцирь к свету.

1

Урок литературы в 8 классе в мае месяце прошлого года. С улицы доносится ребячий и птичий щебет. В классе раскрыты все окна, но все равно в кабинете литературы душно и жарко. Обычный урок, каких немало проводится в наших школах. И тема заявлена интересная - сонеты Шекспира. Сижу на уроке у коллеги, с нетерпением жду, когда закончат повторение ранее изученного и доберутся до моего любимого - 66-го сонета. Помните: "Tired with all these, for restful death I cry..."? В переводе Б.Л. Пастернака эта первая строчка звучит так: "Измучась всем, я умереть хочу..." В переводе С.Я. Маршака - "Зову я смерть. Мне видеть невтерпеж..." Учительница, которая пригласила меня на свой урок, обещала, что именно с 66-го сонета они и начнут. Надо отдать ей должное: моих ожиданий она не обманула. Встает ученик, который добросовестно выучил это стихотворение в переводе Маршака. Как читает! Внятно, четко, даже побледнел от волнения и напряжения:

Зову я смерть. Мне видеть невтерпеж

Достоинство, что просит подаянья,

Над простотой глумящуюся ложь,

Ничтожество в роскошном одеянье,

И совершенству ложный приговор,

И девственность, поруганную грубо,

И неуместной почести позор,

И мощь в плену у немощи беззубой,

И прямоту, что глупостью слывет,

И глупость в маске мудреца, пророка,

И вдохновения зажатый рот,

И праведность на службе у порока.

Все мерзостно, что вижу я вокруг...

Но жаль тебя покинуть, милый друг!

Когда слышишь такое чтение стихов, вновь начинаешь очаровываться нашей профессией ("По дороге разочарований // Снова, очарованный, иду..."). И ребята притихли, перестали болтать, вертеть головами, прислушиваться к крикам, доносящимся с улицы. Звучит мощнейший заключительный аккорд сонета, последние две строки.

...Несколько секунд глубокого, почти обморочного молчания.

С нетерпением жду разговора об этом пронзительном, единственном в своем роде стихотворении. Но какой он странный, этот разговор.

"Можно ли считать этот сонет Шекспира классическим или автор и переводчик модернизировали традиционную форму сонета? Что такое подстрочник стихотворения и чем он отличается от авторизованного перевода? К какому периоду относится творчество Вильяма Шекспира: к эпохе Возрождения или -

стр. 6


--------------------------------------------------------------------------------

Просвещения? Какие виды рифмовки встретились вам в сонете? Каким стихотворным размером он написан? Назовите изобразительные средства языка. Какие из них в этом произведении встречаются наиболее часто? В каких строках заключен тезис, развитие тезиса и вывод стихотворения? Какова тематика сонетов Шекспира?".

И так далее, и тому подобное. В течение двадцати минут на уроке идет речь о чем угодно, только не о том, каково содержание этого стихотворения. До всего добрались под руководством опытной учительницы пытливые дети: проанализировали, разложили на составляющие все, что поддается разложению и расщеплению. Знание каких терминов продемонстрировали! Оксюморон, эпитет, анафора, инверсия, метафора, антитеза! Даже орфографические правила попутно повторили: почему наречие невтерпеж пишется слитно с НЕ и без Ь , а существительное ложь - с Ь. Правда, большинство ребят в разговоре не участвовали: кто-то позевывал, кто-то втихаря играл в "крестики-нолики". Но были и энтузиасты, на которых обычно "держатся" подобные уроки. Они бойко, уверенно отвечали на самые заковыристые вопросы своей учительницы.

Кроме 66-го, столь же "продуктивно" прошло обсуждение еще двух шекспировских сонетов: 130-го "Ее глаза на звезды не похожи..." и 54-го "Прекрасное прекрасней во сто крат..." Нужно ли говорить, что разговор шел все по той же схеме? Правда, "разбирали" эти сонеты куда быстрее, чем 66-й.

Время от времени я ловил торжествующий взгляд своей коллеги: полюбуйтесь, мол, какие филологически образованные дети! Как я их выучила! Хоть сейчас проведут сколь угодно скрупулезный лингвистический анализ любого текста! И мне пришлось старательно отводить глаза от "бенефициантки", а после урока, сославшись на занятость, быстренько ретироваться.

Разумеется, урок мы с ней через несколько дней обсудили. Помню, как искренне удивлялась эта словесница, когда я спросил у нее: "А как же содержание стихотворения?" - "Да там и так все понятно! Они же взрослые дети! И про что мне с ними прикажете говорить, про "девственность, поруганную грубо"? Зато я могу быть совершенно спокойна: мои ученики справятся с любым тестом, а что до этого самого ЕГЭ - он уже в 8 классе для них почти не проблема!"

2

Что ж! Эту даму можно понять. Она добросовестно отрабатывает новый "социальный заказ": "Даешь тестирование! Даешь ЕГЭ!" И начальство, и родители довольны: дети на уроке литературы делом заняты, они готовятся к предстоящему лицензированию школы и выпускным экзаменам.

И все же как быть с "достоинством, что просит подаянье"; с прямотой, "что глупостью слывет"; с ничтожеством "в роскошном одеянье"? Так ли уж понятно детям, насколько это страшно и насколько - про нас!? Так ли уж "прозрачно" для них значение таких слов, как достоинство, почести, праведность, прямота? Действительно ли наша помощь ребятам не нужна? Разумеется, слыша эти слова, эти стихи, они как-то по-своему их понимают, интерпретируют, "переводят" на свой язык. Вопрос лишь в том, насколько глубоко и полно?

А между тем не случайно именно "достоинство, что просит подаянья" - стоит первым в ряду тех жизненных явлений, которые невмоготу, "невтерпеж" видеть лирическому герою сонета. Это действительно ужасно, когда человек, прекрасно осознающий свою человеческую ценность, уважающий ее в себе и в других людях (так в общем и целом истолковывают значение слова достоинство различные словари), вынужден идти на улицу с протянутой рукой, задавленный нищетой, болезнями, отчаянием. Каково ему, привыкшему ходить с высоко поднятой головой, просить нас о подаянии! Но и в этом своем унижении он продолжает сохранять хотя бы малую часть своего достоинства. Он нас о подаянии просит, а не гнусаво клянчит его, твердя шаблонный текст, который у каждого на слуху.

стр. 7


--------------------------------------------------------------------------------

Выйдите из дома! Сколько их, стариков и старух, стоящих с протянутой рукой, молча, скорбно глядящих на нас, еще молодых и здоровых! И нет их вины в том, что государство, на которое они работали всю свою жизнь, в прямом и переносном смысле этого слова их кинуло.

Думаю, тут есть о чем поговорить с детьми, которые порой, проходя мимо этого молчаливого человеческого горя, посмеиваются над ним, глумливо передразнивают увечных и больных. Кто знает, может быть, после такого урока, такого разговора о 66-м сонете Шекспира и с кем-то из наших учеников произошло бы нравственное перерождение, о котором Гоголь писал в своей повести "Шинель". Помните: "...и с тех пор как будто все переменилось перед ним и показалось в другом виде. <...> И долго потом, среди самых веселых минут, представлялся ему низенький чиновник с лысинкою на лбу, с своими проникающими словами: "Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?" - и в этих проникающих словах звенели другие слова: "Я брат твой"?

Да, конечно, мы изучаем сонеты Шекспира в основном в переводах. Не каждый из нас, словесников, настолько хорошо знает английский (скорее даже - староанглийский), чтобы свободно на нем общаться и читать Шекспира в подлиннике. Но и авторизованные переводы 66-го сонета (если уж на уроках мы говорим именно о них!) Маршака, Пастернака (да и Бенедиктова) - это выдающиеся явления в нашей литературе, в полном смысле слова шедевры, достойные пристального внимания и основательного, не казенного разговора.

Очень серьезный повод для интерпретации, для истолкования, а не только разбора этого текста дают и другие строки сонета Шекспира, особенно сейчас, в эпоху душевной смуты. Насколько убийственен для талантливого человека "совершенству ложный приговор", скольких гениальных людей свел он, этот приговор, в могилу. Насколько это ужасно, когда человек искренний, открытый, прямой слывет за глупца. И куда проще живется аферисту, пройдохе и лжецу, который даже не осознает, что он постоянно, ежедневно, ежечасно лжет и при этом вовсе не считает, что лгать аморально.

И кто измерит муки поэта, писателя, чьи рукописи годами пылятся в его столе или привычно, равнодушно выбрасываются всевозможными чиновниками от литературы в мусорную корзину! "И вдохновения зажатый рот" - как пройти мимо этой, мимо других, не менее пронзительных строк 66-го сонета! Каждая из 14 строк - предмет для разговора "из души - в душу"!

А что до пятистопного ямба, которым написан сонет. Что ж! Всему - свое время и место. К тому же - признаемся себе! - разговор о ямбах, пиррихиях и спондеях отнимает на уроке куда меньше душевных сил, чем общение с детьми, которое "Не читки требует с актера, // А полной гибели всерьез". Да и в "морской бой" при таком разговоре вряд ли играть захочется!

3

Конечно, я не стал бы приводить стенограмму того злосчастного урока. (Мало ли какие уроки я на своем веку видел! У меня на памяти урок, в ходе которого "учитель- новатор" успел "разобрать" со своими учениками... аж 15 сонетов Шекспира. Прямо хоть в книгу рекордов Гиннесса этот урок заноси!) Не стал бы я сейчас говорить и о необходимости интерпретации литературного текста, если бы за те 40 минут передо мной с удивительной ясностью не высветились важнейшие проблемы, которые мы, учителя-словесники, вынуждены для себя сегодня решать. В конце концов, что такое литература - поразительный, единственный в своем роде духовный феномен или поддающаяся некому "бухгалтерскому" учету совокупность литературоведческих (стиховедческих) и лингвистических "ярлычков"? Для чего мы преподаем литературу, какие задачи ставим перед собой, идя на урок?

Что для нас урок: жонглирование всевозможными терминами или доверительный, заинтересованный разговор о самых актуальных проблемах, касающихся каждого из нас? Чего мы ждем от детей:

стр. 8


--------------------------------------------------------------------------------

творчества, сотворчества - или только воспроизведения? Для чего мы читаем классику и потом говорим о ней на уроках: для того, чтобы продемонстрировать филигранное мастерство разложения любой живой литературной ткани на составляющие, или для того, чтобы "пропустить" литературный шедевр не только через разум, но и через сердце?!

Что мы предпочитаем делать на уроке: анализировать текст или интерпретировать его? Хорошо, если - и то, и другое. Но, как это ни печально, куда чаще и охотнее - первое.

В этом плане нельзя не увидеть, насколько важно различать эти два взаимосвязанные понятия: анализ и интерпретация. Ведь - как ни крути - но анализ - это прежде всего разложение, расчленение (так переводится с греческого языка слова analysis), а интерпретация - это не что иное, как истолкование, разъяснение смысла, значения, чего-либо. Весьма примечательно, что еще одно значение слова интерпретация - это "творческое раскрытие какого-либо художественного произведения". Разумеется, мне могут возразить, что в первую очередь такое истолкование слова интерпретация относится к искусству актера, режиссера или музыканта. Однако, как мне кажется, и к труду учителя это толкование имеет самое прямое отношение, поскольку наша профессия по определению - одна из самых творческих.

И вот еще что. Большинство предметов школьной программы в основном обращено к рассудку, логическому мышлению наших детей, призвано развивать именно их. А вот воспитанием чувств в школе занимается по преимуществу литература. Разумеется, хороший учитель физики или математики (не говоря уж об историках или преподавателях МХК) никогда не упустит случая затронуть на своем уроке вопросы, связанные с духовностью, с нашими чувствами. Однако - и у него своя программа, и ему о своих синусах- косинусах, правилах буравчика и законах Ньютона надо успеть рассказать.

Если проблемы, поднимаемые писателями-классиками, оставляют ребят равнодушными, - мы напрасно теряем на уроке время. Ведь не затем же мы пришли в класс, чтобы сообщить нашим ученикам, кто именно написал поэму "Демон", в каком году родился Достоевский и что такое гипербола!? Спору нет, и об этом любой образованный человек знать обязан. Но фактический материал более или менее подробно и добротно изложен в учебниках литературы и всевозможных словарях и справочниках. Заменить же "разговор по душам" с учителем не может никто и ничто.

Совместное прочтение (проживание) литературного произведения, воспитание читателя, воспитание человека глубоко чувствующего, способного нестандартно, творчески мыслить - не это ли самое главное для нас, учителей- словесников?

Уровень интерпретации вполне доступен нашим ученикам. Лишать их радости сотворчества на уроке мы, взрослые, не имеем права. У них, наших детей, куда острее восприятие, еще "не замылен" читательский "глаз"; на них куда меньше давят всевозможные авторитеты, да и жизненный опыт кое- какой уже имеется. Поэтому ученики очень много могут дать нам на уроке и в плане постижения художественного произведения с необычной, неожиданной стороны.

Совместный духовный труд на уроке благодарен и благодатен. Сколько тем для статей возникло у меня именно на уроке в ходе совместного анализа, интерпретации, "проживания" художественного произведения, эмоционального "штурма"! Но отважиться на такой урок, на такое общение дети могут только в том случае, если на это способны мы, учителя, если мы сами не боимся творчества, если мы стоим, выражаясь языком боксеров, в "открытой стойке", а не закрываемся от учеников всевозможными методиками, планами уроков и схемами разборов!

Есть у Льва Толстого статья "Кому у кого учиться писать, крестьянским ребятам у нас или нам у крестьянских ребят?" Впору нынче перефразировать название этой работы - "Кому у кого учиться читать..."!

стр. 9


--------------------------------------------------------------------------------

4

Разумеется, все выше сказанное вовсе не означает, что я собираюсь воздвигнуть еще одну, очередную "китайскую стену" между интерпретацией и анализом. Одно без другого бесплодно и бессмысленно. Бесспорно, и анализ литературного произведения может быть в высшей степени творческим, а интерпретация - бездарной и абсурдной.

И в статье А.И. Княжицкого "Да здравствует интерпретация!", которая служит отправной точкой моей статьи, четко сказано о том, что "истолкование впечатления от произведения перерастает в его анализ. Мы стремимся найти ответ в самом произведении, что произвело на нас впечатление грусти, тревоги, радости... Анализ помогает нам истолковать произведение, углубляет и расширяет возможность понять его и, главное, сформулировать свое отношение к нему". Бесспорно, анализ и синтез, анализ и интерпретация - звенья одной неразрывной цепи.

И с другими положениями статьи "Да здравствует интерпретация!" нельзя не согласиться: о необходимости интерпретации на каждом уроке; о часто встречающемся формализме школьного литературоведческого анализа; о ситуации, возникающей на уроке сплошь и рядом, при которой "анализ сам по себе, произведение само по себе"; о роли учителя литературы как посредника между художником и читателем; о развращающей роли всевозможных "решебников". Всего не перечислишь.

Но главное, в чем я солидарен с А.И. Княжицким, - так это в том, что равнодушный учитель, который приходит на урок с давно написанными планами уроков, схемами, всевозможными догмами, профанирует те высокие истины, о которых говорится в литературных шедеврах. Такой учитель способен вызвать у ребят только скуку, отвращение к классике. Кто знает, захочет ли кто-нибудь из них в зрелые годы перечитать "Евгения Онегина" или "Преступление и наказание", смогут ли они оправиться от самой настоящей душевной "контузии", полученной на уроках литературы, уроках, о которых одна моя знакомая говаривала: "Детям надо памятники ставить за то, что они смогли на таких уроках все 40 минут высидеть!"

* * *

Прошлой осенью я посетил мой родной двор, посидел на скамейке перед домом, удивляясь тому, какой он - двор моего детства - маленький. А ведь лет сорок назад он казался мне таким огромным, почти необъятным.

Мальчишки бегали с автоматами - играли в войну. Одни были "нашими", другие - "чеченцами". Шампиньоны никто из них не собирал, хотя они росли неподалеку от скамейки, прямо под моими ногами: бугорки с характерными трещинками посередине мой "наметанный" с детства глаз сразу приметил. Земли в нашем дворе уже почти совсем не осталось - кругом один асфальт да гаражи-ракушки. Так что скамейка, на которой я сидел, и небольшой участочек земли вокруг нее остались единственным живым островком.

Не знаю, продолжают ли шампиньоны, прорывая асфальтовую коросту, до сих пор рваться к свету. Думаю - да. Не в нашем дворе - так в соседнем.

Но одно я знаю точно: какими бы "катками" ни давили, ни плющили литературную классику, каким бы толстым слоем "асфальта" ни пытались наглухо закрыть, замуровать живое слово, оно обязательно вырвется наружу, прорвется к нашим сердцам, к нашему разуму. Потому что никогда не переведутся в России талантливые словесники, которые будут дарить детям радость постижения классики, будут исцелять детские сердца живой водой Слова; потому что ничем не заменить самую великую на земле радость - радость человеческого общения.

И - да здравствует интерпретация!

стр. 10