Светильник телу есть око.

(Евангелие от Матфея. 6.22.)

Одним из основных произведений в творческом наследии М. А. Булгакова, безусловно, является роман "Мастер и Маргарита", над которым автор работал более десяти лет и не прекращал правки до последних дней своей жизни. По мнению М. О. Чудаковой, изучившей архив писателя, насчитывается 8 редакций произведения, каждая из которых во многом отличается от других: стилем, наличием или отсутствием персонажей, сменой имен или изменением их транслитерации 1 .

стр. 65


--------------------------------------------------------------------------------

Каждый, кто прочел роман, отмечает, что он написан гармоничным стилем, захватывает с первых строк, но в то же время сложен для восприятия, наполнен символами и образами, которые трудно воспринимать однозначно. К глубинному смыслу, идее романа приходится "пробиваться", используя значительный культурологический арсенал, привлекая самую разнообразную вспомогательную литературу. Учитывая, что сегодня произведение включено в школьную общеобразовательную программу, необходимо обращаться к исследованию неясных, сложных фрагментов в структуре романа. Это будет способствовать, во-первых, выработке у школьника самостоятельных навыков работы с текстом; во-вторых, в определенной мере прояснит "затемненные" в смысловом плане части романа; и, в-третьих, что, наверное, наиболее важно, - будет способствовать овладению комплексным филологическим подходом к анализу художественного текста.

Сложен для анализа фрагмент, который представляет собой диалог Понтия Пилата и начальника тайной службы Афрания.

Трудность заключается в том, что прокуратор разговаривает с подчиненным, договариваясь об убийстве Иуды из Кириафа, но вся беседа построена таким образом, что прямо об этом не говорят ни Пилат, ни Афраний. Наоборот, речь идет о "защите и охране" одного из апостолов. При беглом и невнимательном прочтении фрагмента из поля зрения могут ускользнуть настойчивое требование прокуратора зарезать доносчика и полное понимание завуалированного приказа Афранием.

Для того чтобы анализ был успешным и соответствовал авторскому замыслу выразить идею конкретными языковыми средствами, необходимо выделить смысловую и формальную доминанты диалога.

Смысловая доминанта будет пониматься как языковые знаки (в данном случае ключевые слова), в которых наиболее четко проступает идея фрагмента. Формальная доминанта - это те лексемы и создаваемые ими художественные образы, которые Акцентируют внимание на смысловой доминанте, маркируют ее.

При анализе указанного диалога выделить смысловую доминанту сразу не представляется возможным по причине перевернутости самого языкового знака: "говорят об одном - договариваются о противоположном". Именно поэтому изначально нужно исследовать проявление формальной доминанты, т.е. необходимо выявить наиболее частотные образы, с помощью которых автор помогает проявить скрытую или сложную для восприятия информацию.

По нашему убеждению, формальной доминантой в диалоге являются тропы, связанные с семантическим полем лексемы "взгляд". Фразы со словами: "глаза", "посмотрел", "взгляд", "бросил взгляд", "манера глядеть" и т.п. образуют формально значимый стержень фрагмента текста. Подтвердим данное положение конкретными примерами. (Цитаты - по кн.: Булгаков М. А. Избранное. М, 1988.)

Первая фраза прокуратора, которая предшествует диалогу с Афранием, связана со взглядом слуги: "Слуга, перед грозою накрывавший для прокуратора стол, почему-то растерялся под его взглядом, взволновался оттого, что чем-то не угодил, и прокуратор, рассердившись на него, разбил кувшин о мозаичный пол, проговорив: - Почему в лицо не смотришь, когда подаешь? Разве ты что-нибудь украл?"

Данное сверхфразовое единство выполняет в макрофрагменте по крайней мере две функции. Первая - в самом начале главы (преамбуле основного диалога) он фокусирует внимание на глазах прокуратора и его собеседников; выражение глаз и будет в дальнейшем указывать на истинное значение произносимых слов. Вторая функция - обозначение внетекстовой связи с современными Булгакову политическими событиями. Известно, что М. А. Булгаков не только подвергался идеологическому воздействию со стороны государства как административной машины, но и находился под непосредственным контролем со стороны И. В. Сталина (сохранились отрицательные оценки творчества М. А. Булгакова с февраля 1929 г.; почти дословно воспроизводится телефонный разговор писателя с руководите-

стр. 66


--------------------------------------------------------------------------------

лем государства в 1930 г. в дневниковых записях Е. С. Булгаковой) 2 . Автору, по всей видимости, хорошо были известны повадки великого диктатора.

В воспоминаниях многих высокопоставленных современников отмечается стремление Сталина испытывать собеседника взглядом: если тот отводил глаза под взглядом генсека, вождь относился к нему с недоверием и могли последовать "оргвыводы".

В редакции 1938 года фраза, произнесенная Пилатом, звучала так: "Смотри, в лицо, когда подаешь. Чего глазами бегаешь? Ничего не украл ведь?". Показательной в данном контексте будет цитата из речи Н. С. Хрущева на XXII съезде КПСС: "В годы, последовавшие за смертью Ленина, нормы партийной жизни были глубоко извращены. Сталин часто мог посмотреть на товарища, с которым сидел за одним столом, и сказать: "Что-то у вас глаза сегодня бегают". И после этого уже можно было считать, что товарищ, у которого якобы бегают глаза, взят на подозрение" 3 .

Как видно из приведенных цитат, политические параллели проступают предельно рельефно.

Интересно, что после указанного фрагмента, который можно назвать увертюрным, так как в увертюре содержится программа и лейтмотивы всего музыкального произведения 4 , - имеются еще два фрагмента, задача которых - дальнейшее усиление внимания на значимости выражения глаз персонажа. Первый из них: "... Наблюдатель мог бы видеть, что лицо прокуратора с воспаленными последними бессонницами и вином глазами выражает нетерпение, что прокуратор не только глядит на две белые розы, утонувшие в красной луже, но постоянно поворачивает лицо к саду". Второй: "Прокуратор вытянул шею, и глаза его заблистали, выражая радость".

Мотив ожидания и радости встречи с начальником тайной службы дан здесь без излишних атрибутов, внутренних монологов и т.п. Всю информацию мы получаем из взгляда Пилата: устал, не спал, радуется встрече.

Анализируя приведенные фрагменты, которые также предшествуют диалогу, необходимо отметить еще одну характерную деталь, а именно: на что смотрит прокуратор, ожидая Афрания. Это розы, утонувшие в красной луже.

С одной стороны, естественный факт действительности (разлившееся из разбитого кувшина красное вино и сломанные ураганом розы); с другой стороны - насыщенный образ, по своей значимости переходящий в категорию символов: красная лужа вина символизирует невинно пролитую кровь Христа, которая в преображенном виде вновь вернется красным вином евхаристии.

Именно эта лужа напоминает Пилату о том, что он не смог избавить Иешуа от распятия, и подстегивает его к действию. Розы, по всей видимости, - символ переакцентуации деятельности прокуратора. Показательно, что в самом начале "романа в романе" прокуратор "более всего на свете" ненавидит запах роз, розового масла. Это тот внешний раздражитель, который может на целый день отравить существование Пилата и вызвать приступ гемикрании. Теперь внешние раздражители отступают: розы не просто лежат в луже вина - они "утонули" в вине (сема полного покрытия жидкостью и грамматический показатель совершенного вида). На первый план выступает вино-кровь, т.е. желание отомстить, хотя бы и частично, за невинно распятого Иешуа.

Специфически организован рассказ о появлении и уходе начальника тайной службы. Появление: "...между двух мраморных львов показалась сперва голова в капюшоне, а затем и совершенно мокрый человеке облепившем тело плаще". Уход: "... послышался стук его сапог по мрамору меж львов. Потом срезало его ноги, туловище, и, наконец, пропал и капюшон". Афраний настолько таинствен, что появляется и исчезает по частям. По всей видимости, М. А. Булгаков с помощью такого приема желает подчеркнуть важность детали, господство ее над целым. Сегментация в данном случае имеет принцип градации: человек (туловище) - голова в капюшоне - взгляд. Принцип градации используется автором и при описании внешности Афрания: "...Основное, что определяло его лицо, это было, пожалуй,

стр. 67


--------------------------------------------------------------------------------

выражение добродушия, которое нарушали, впрочем, глаза, или, вернее, не глаза, а манера пришедшего глядеть на собеседника... Но по временам, совершенно изгоняя поблескивающий этот юмор из щелочек, теперешний гость прокуратора широко открывал веки и взглядывал на своего собеседника внезапно и в упор, как будто с целые быстро разглядеть какое-то пятнышко на носу собеседника. Это продолжалось одно мгновение, после чего веки опять опускались, суживались щелочками".

В дальнейшем мы убедимся, что именно эта "странная манера взглядывать" является маркером семантически конденсированных мест диалога.

В речи персонажей минимизированы лексическая адекватность и однозначность, и, можно сказать, сам вербальный контекст не имеет в данном диалоге преобладающего значения; наоборот, наиболее громко и отчетливо здесь произносятся фразы неопределяющего свойства или же фразы, которые являются тостами и культовыми приветствиями Цезаря: "...и прокуратор произнес громко, поднимая чашу: - За нас, за тебя, кесарь, отец римлян, самый дорогой и лучший из людей!" Это дословная цитата из Овидия (фраза, традиционная для римлян во время семейного праздника родства) 5 . М. А. Булгаков приводит еще одну официальную римскую формулировку: " - Да пошлют ему (Цезарю) боги долгую жизнь, - тотчас же подхватил Пилат, - и всеобщий мир". Это усеченная цитата из работы церковного писателя II в. Тертулиана, свидетельствующего, что христиане на своих собраниях просили Бога даровать императору "долгую жизнь, признанную всеми власть, дружную семью, храброе войско, верный сенат, честных подданных и всеобщий мир" 6 .

Б. В. Соколов по этому поводу замечает с иронией, что Пилат не случайно опускает часть здравицы о верных и честных подданных, так как он и Афраний далее будут планировать убийство 7 .

Такое неспешное, трафаретно-этикетное течение диалога прерывается фразой Пилата: "Да, но вернемся к делам. Прежде всего этот проклятый Вар- рав-ван вас не тревожит?". Это предложение впервые выводит нас на метаязыковой уровень восприятия: данный вопрос следует понимать как факт беспокойства самого Пилата о Вар-равване. Об этом говорят два второстепенных факта. Во-первых, если бы Вар-равван беспокоил Афрания, начальник тайной стражи сказал бы об этом, отвечая на вопрос прокуратора: "Что можете вы сказать о настроении в этом городе?", который был задан в самом начале встречи. Во-вторых, Пилат произносит имя разбойника по слогам. Перед нами явление парцелляции - намеренного речевого расчленения фразы или слова с целью придания каждому фрагменту большей смысловой значимости (очень интересным и показательным в данной связи будет сравнение речевой парцелляции с уже описанной "парцелляцией" фигуры Афрания при его появлении и уходе из дворца прокуратора). В сочетании с атрибутом "проклятый" можно однозначно угадать цель данного стилистического приема: обозначение раздражения, озлобленности и одновременно отвращения прокуратора.

Однако это только внешние показатели перевернутости языкового знака. Основной опознавательный маркер - взгляд Афрания. После обозначенного выше вопроса о Вар-равване следует абзац: "Тут гость и послал свой особенный взгляд в щеку прокуратора. Но тот скучающими глазами глядел вдаль, брезгливо сморщившись и созерцая часть города, лежащую у его ног и угасающую в предвечерье. Угас и взгляд гостя, и веки его опустились". Афраний понимает, что тревога в данном случае ложная и перехода к какой-либо скрытой информации пока не будет.

Ближайшая по контексту фраза Понтия Пилата интересна с точки зрения риторики: "Но во всяком случае, - озабоченно заметил прокуратор, и тонкий, длинный палец с черными камнем перстня поднялся вверх, - надо будет..." Перед нами одна из древнейших, описанных еще в античных риториках фигур речи, которая по-гречески называется "апосиопезой" - фигура умолчания. О. С. Ахманова под апосиопезой понимает "внезапную остановку, нарушающую

стр. 68


--------------------------------------------------------------------------------

синтаксическое построение, вследствие наплыва чувств, колебания и т.п." 8 .

Возможно, хорошо знавший филологические тонкости М. А. Булгаков вводит апосиопезу в речь Пилата, чтобы подсказать читателю: очень многое в данном диалоге (а не только эта конкретная фраза) представляет собой фигуру умолчания - намерения и чувства персонажей расходятся с принципами адекватной речевой реализации.

В данной связи уместно заметить, что последняя редакция диалога наиболее усложнена М. А. Булгаковым по сравнению с черновыми редакциями 1927 г. и 1938 г. 9 . В ранних редакциях было значительное количество межфразовых атрибутивных и обстоятельственных характеристик, так называемых ситуативных кулис, которые помогали понять смысловое значение фразы или сочетания фраз. В редакции 1927 г. их достаточно много; в редакции 1938 г. количество подобных характеристик сокращено, но они тем не менее присутствуют. Например: " - А скажите... напиток им давали перед повешением на столбы?

- Да. Но он, - тут гость закрыл глаза, - отказался его выпить.

- Кто именно? - спросил Пилат

- Простите, игемон! - воскликнул гость, - я не назвал? Га- Ноцри.

- Безумец! - сказал Пилат, почему-то гримасничая. Под левым глазом у него задергалась жилка".

Последняя реплика в предыдущей редакции звучит следующим образом: "Безумец! - горько и жалостливо сказал Пилат, гримасничая. Под левым глазом у него задергалась жилка". Здесь несложно понять, что прокуратор гримасничает только потому, что хочет скрыть горечь и сожаление по поводу предсмертных страданий Иешуа и его отказа от наркотического напитка (вина со смирной).

Еще одно показательное сопоставление: в последней редакции расставание Пилата и Афрания описывается так: "Гость поправил тяжелый пояс под плащом и сказал: "Имею честь, желаю здравствовать и радоваться"". В данном случае можно только предположить, почему у начальника стражи, постоянно выполняющего опасные тайные миссии прокуратора, тяжелый пояс. В предыдущей редакции ответ дает сам автор: "Гость обернулся, как будто искал глазами чего-то, поправляя перед уходом тяжелый пояс с ножом под плащом".

Ключевым моментом диалога является фрагмент, где Понтий Пилат впервые заводит речь об Иуде: "Итак, третий вопрос. Касается этого, как его... Иуды из Кириафа. - Тут гость и послал прокуратору свой взгляд и тотчас, как полагается, угасил его".

И далее: "... Тут прокуратор умолк, оглянулся, нет ли кого на балконе, и потом сказал тихо: "Так вот в чем дело - я получил сегодня сведения о том, что его зарежут этой ночью".

Здесь гость не только метнул свой взгляд на прокуратора, но даже немного задержал его".

В первом фрагменте Пилат выдерживает паузу, пунктуационно отмеченную многоточием, якобы пытаясь вспомнить имя Иуды. Забыть его в силу известных обстоятельств в течение одного дня прокуратор никак не мог, и именно эта мнимая амнезия сразу же настораживает Афрания.

Во втором фрагменте фраза "его зарежут сегодня ночью" воспринимается как призыв к действию в силу того, что в ней отсутствует модальная лексема со значением неуверенности или предположения (ср.: могут зарезать; хотят зарезать; возможно, зарежут). В устах прокуратора - зарежут однозначно. Далее Пилат сообщает точный текст записки, которая будет подброшена первосвященнику вместе с тридцатью серебрениками ("Возвращаю проклятые деньги!"), о которой, кроме самого Иуды, кажется, никто и знать-то не должен. После некоторых сомнений Афрания следует категорическое утверждение: "И тем не менее его зарежут сегодня, - упрямо повторил Пилат". Это звучит уже как безапелляционный приказ.

Весьма репрезентативна в смысловом плане авторская речь: "Больше своих неожиданных взглядов начальник тайной службы на игемона не бросал и продолжал слушать его, прищурившись". Афранию абсолютно все ясно - он точно уло-

стр. 69


--------------------------------------------------------------------------------

вил требование, скрытое за просьбами о защите Иуды.

Обобщая особенности семантической организации данного диалога, можно утверждать, что он содержит в своей структуре три смысловых регистра, между которыми и распределяются все высказывания персонажей или коммуникативные единицы, принадлежащие к так называемой авторской речи. Данные регистры можно обозначить следующим образом:

I. Метаязыковой регистр (не желающие убивать). В дальнейшем схематическом оформлении его можно изобразить с помощью сплошной линии.

III. Денотативно мотивированный регистр (желающие убить). В схеме мы обозначим его пунктирной линией.

Между данными основными регистрами находится II регистр, которому принадлежат высказывания, совмещающие семантику I и III регистров, однозначно воспринимаемые только двумя названными участниками речи и непонятные с точки зрения конечной цели намечаемой акции для случайно их услышавших или преднамеренно подслушивающих.

Чтобы проследить динамику смысла в диалоге, выборочно приведем несколько фраз, пронумеруем их и определим принадлежность к тому или иному регистру в схематическом изображении.

[1] Как прокуратор пытался спасти Иуду. (Автор. Название главы.)

[2] Так зарежут, игемон? (Афраний.)

[3] То есть принять все меры к охране. (Пилат.)

[4] Вот поэтому я прошу вас заняться этим делом. (Пилат.)

[5] За что под суд? (Пилат.)

[6] Вся надежда на вашу исполнительность. (Пилат.)

[7] Это сделал я! (Пилат.)



Данный анализ позволяет продемонстрировать непрерывное семантическое напряжение диалога, переход фраз из одного регистра в другой. Теперь можно точно установить, что Афраний "по-особенному взглядывал" на прокуратора именно в тех случаях, когда намечался или происходил межрегистровый переход высказываний.

Подтверждением того факта, что вербальное общение содержит мало адекватной информации, что языковой знак в основе своей может быть перевернутым и белое можно назвать черным (здесь вновь явная параллель между эпохами Пилата и Сталина), является замечательный фрагмент данного диалога. Говоря о Иешуа, Афраний подчеркивает:

"- Он вообще вел себя странно.

- В чем странность?

- Он все время пытался заглянуть в глаза то одному, то другому из окружавших и все время улыбался какой-то растерянной улыбкой".

Не только хитроумные государственные чиновники лишь по глазам узнают необходимое и не высказывают вслух своих истинных мыслей, но, кажется, и большинство в обществе живет по тем же принципам. Это хорошо понимает Иешуа: он молчит перед распятием и пытается хотя бы в выражении глаз разглядеть подлинные мотивы человека, увидеть крупицу его бессмертной души.

(г. Салават, Башкортостан)

Литература

1 Вопросы литературы. - 1976. - N 1. - С. 218 - 253.

2 Дневник Елены Булгаковой. - М., 1990. - С. 298 - 301.

3 Материалы XXII съезда КПСС. - М., 1961. - С. 251.

4 Гульянц Е. И. Музыкальная азбука. - М., 1997. - С. 127.

5 Буасье Г. Римская религия от времен Августа до Антонинов. - М., 1914. - С. 103.

6 Там же.

7 Соколов Б. В. Роман М. Булгакова "Мастер и Маргарита". Очерки творческой истории. - М., 1991. - С. 76.

8 Ахманова О. С. Словарь лингвистических терминов. - М., 1996. - С. 52.

9 См., например: Булгаков М. А. Великий канцлер. Черновые редакции романа "Мастер и Маргарита". - М., 1992.

стр. 70