Давным-давно, теперь уже в кажущееся каким-то сказочно далеким время "перестройки", отец Александр Мень, обсуждая планы введения курса "История религий" в учебные планы отечественной школы, больше всего заботился о том, чтобы не ставить по этому предмету отметок. Смотря на рукопись своей книги, отец Александр, характерно морщась, говорил: "Нельзя за ЭТО ставить "тройки" и "двойки"". И ведь действительно - нельзя!

Есть такие области знания, есть такие сферы человеческого опыта, о которых судить - лучше или хуже, больше или меньше - сколь бессмысленно, столь и безнравственно. Сфера переживания, какой бы она ни была, какими бы ни были ее природа и происхождение, - дело личное, глубоко интимное для каждого отдельного человека. "И с товарищем нельзя этим поделиться...", - как сказал поэт. Есть такой уровень понимания жизни, до которого человек должен самостоятельно подняться. Очень часто отмеренных школой одиннадцати лет просто не хватает. Страшно в этом случае дискредитировать примитивным заучиванием непонятного текста нечто жизненно важное, то, что может в зрелости стать сокровенным.

Лев Толстой, всегда проявлявший пристальный интерес к тончайшим изменениям собственного душевного строя, детально выяснявший причинно- следственные связи мира внешнего и мира внутреннего, сделал открытие, имеющее для нас сегодня непреходящее значение. Он как-то стал свидетелем того, как сын готовит уроки по Закону Божию, повторяя слова, запомнившиеся Льву Толстому с юности. Он вспоминал о том, какой раздражающей бессмыслицей были они для него тогда. А сейчас, неожиданно открыв для себя их смысл, вникнув в их содержание, понял, что эти слова и есть самые важные, самые актуальные для него, для каждого человека. Здесь - и о том, что пришло для него, Льва Толстого, время понимать великие, вечные истины, и о том, насколько внешне неожиданно приходит прозрение, и, конечно, о том, как преподавался Закон Божий в то время.

Я обратился к этому эпизоду потому, что современная литература в школе, по сути, стала правопреемницей курса Закона Божия. Мы (говорю "мы", потому что сам грешен) постоянно утверждаем, что только здесь, на уроках литературы, у школьника появляется возможность подумать и поговорить о вечных ценностях жизни, о добре и зле, о высоком смысле жизни и ее скоротечности. И за то, как он говорит об этом, мы и ставим ему отметки, точно так же, как за таблицу умножения или правило правописания "жи", "ши" через "и". Не странно ли? Но ведь в каждой программе (и здесь снова, каюсь, я грешен в той же мере, что и мои коллеги), в проекте стандарта литературного образования главной целью объявляется воспитание средствами художественной литературы высоконравственной, самостоятельно мыслящей, эстетически зрелой личности.

Не пора ли нам всем, имеющим отношение к образованию, задуматься над тем, что мы провозглашаем, над тем, насколько обеспечены громогласные заявления нашими программами и учебниками. Не настораживает ли в проекте стандарта противостояние высоких целей и куцых средств? Да и потом, договорились ли мы о том, что имеется в виду под нравственностью?

Недавно один писатель в "Литературной газете" ополчился на произведения, которые, на его взгляд, противоречат в школьной интерпретации христианской морали. И тогда пресловутый "луч света" превращается в простую распутницу, и тогда естественно следует предложение осудить героиню, ни в коей мере ей не сочувствовать и называть вещи своими именами.

стр. 2


--------------------------------------------------------------------------------

Жесткое утверждение - нравственность может быть только религиозной, безрелигиозной нравственности нет в природе и быть не может - оскорбительно, мне кажется, по отношению к неверующим, честно живущим по законам добра и справедливости. Наивные ханжи, требующие удаления из школьных программ, например, "Героя нашего времени", очевидно, действительно не понимают, что роман Лермонтова - это не прославление безбожия, а роман о трагедии потери веры, о необходимости поиска веры, поиска гармонии и основ этой гармонии. А уж о "Мастере и Маргарите" и говорить нечего! Сколько было сказано и написано о "закатном романе" Михаила Булгакова как о "Евангелии от сатаны" и о самом писателе как о проповеднике греха и порока.

Давайте все-таки разберемся: уроки русской литературы - это уроки православной морали? Тогда должен быть совершенно иной принцип отбора и истолкования произведений.

Но даже если оставить без внимания вечные вопросы и сосредоточиться на пушкинском - "гений и злодейство - две вещи несовместные", - то вопрос о проповеди художником добра, "антизлодейства", оборачивается подменой нравственности нравоучительностью. Если цель преподавания литературы воспитание нравственности, формирование нравственного человека, то оно должно быть повседневно, поурочно направлено на достижение этой цели. Если это действительно так, то, глядя на наши исписанные заборы, слыша на улицах речь наших школьников и выпускников, мы должны признать, что не достигаем, не можем достичь этой цели. А школьный предмет, эффективность преподавания которого равна нулю или находится в отрицательной области, нужно исключить из базисного учебного плана.

Совершенно очевидно, что нам всем нужно быть скромнее и не замахиваться на недостижимое. Литература как школьный предмет должна иметь вполне определенные, реальные предметные задачи. Нельзя подменять задачу сверхзадачей - воспитанием высоконравственной личности. Это уже за пределами собственно школьной компетенции.

Стоит, наверное, обратить внимание на то, что только конфессиональная школа или школа тоталитарного государства призвана, прежде всего, заниматься формированием определенных убеждений. Вспомните единые программы и учебники единого Советского Союза. Главная цель литературного образования как раз и сводилась к формированию коммунистических убеждений. Отбор и трактовка классики, непомерно большой объем литературы, посвященной борцам за светлые идеалы, начиная от Ленина и кончая Павликом Морозовым, - все было подчинено решению этой задачи. Да и сама концепция истории литературы XIX века основывалась на трех этапах освободительного движения, а собственно литературные аспекты вообще игнорировались. Какова была эффективность коммунистического воспитания, стало окончательно ясно в момент самороспуска КПСС. Огромная страна - дети и взрослые - не слишком заинтересованно наблюдала за происходящим, за крушением того, что казалось абсолютно незыблемым, таким же вечным, как Солнце и звезды. Я говорю это к тому, что формирование убеждений вообще - дело неблагодарное и, очевидно, бесперспективное.

Школа обязана познакомить с произведениями художественной литературы, она отвечает перед учеником и перед великой литературой только за то, что какая-то часть наследия прошлого будет существовать не только в книгах на полке, но и в сознании людей еще одного поколения. А это главное...

Главное в том, чтобы русская классика стала одним из факторов, влияющих на душу, на разум, на поведение человека. Для одних этот фактор может стать определяющим, для других - и таких сегодня, чего лукавить, большинство - он окажется на периферии сознания.

Стандартом литературного образования в старших классах предусмотрены два раздела - литература для всех и литература для гуманитариев. Как и многое другое в стандартах, это разделение

стр. 3


--------------------------------------------------------------------------------

весьма условно, а зачастую загадочно. В истории создания стандартов иные произведения совершали путь из одного раздела в другой и обратно.

Среди учеников профильной школы немалую часть составляют будущие филологи. Литература для них - смысл и содержание жизни, и поэтому нужно было бы заботиться не только о количественном аспекте, о расширении круга чтения, но и о филологизации восприятия и, главное, о широком критическом контексте, о возможности сопоставить собственную интерпретацию с тем, как понимали произведение известные писатели и критики.

Что же касается всех остальных, то их необходимо убедить, что литература - это интересно, что все, что написано в книжках, - это о нас с вами, о каждом из нас. Все разговоры о том, чтобы школа сделала чтение жизненной потребностью, чтобы великая литература заняла в жизни общества и каждого его члена подобающее место, останутся разговорами до той поры, пока не перестанем навязывать литературе проповедническую, назидательную роль. Спросите любого нормального человека, любого нормального ребенка, зачем он читает книжки. И любой нормальный обязательно ответит: "Потому что интересно". Пробудить интерес; если его нет, развить минимальный интерес в определенном направлении - вот чем должен заниматься словесник. Это его повседневная задача, это его профессиональный долг. Словесник научает читать, словесник приучает читать.

Мы говорим здесь о литературе как о школьном предмете. Пусть уникальном, заставляющем плакать и смеяться, сопереживать героям и размышлять о жизни, но все ж таки - о школьном предмете.

Я начал этот разговор с вопроса, за что можно ставить отметки, а за что - как-то неприлично. Очень любопытно, что мы оцениваем ученические работы по литературе по нормам, разработанным несколько десятилетий назад. И сколько усилий ни предпринимается по их адаптации к современным представлениям о том, что такое хорошо, что такое плохо в литературном образовании, никак ничего не поучается.

Отсутствие сколько-нибудь точных критериев оценки письменных работ по литературе превращает в муку коллективную оценку выпускных сочинений претендентов на медали. Здесь разброс оценок возможен от "двух" до "пяти". И ведь эти от "двух" до "пяти" ставят за одну работу высококвалифицированные учителя столичных школ.

Если мы хотим видеть литературу полноценным школьным предметом, то необходимо договориться о том, какая работа какой отметки заслуживает. И обязательно, чтобы все это понимали. Прежде всего, ученики.

Но, может быть, следуя той простой мысли, что не нужно ставить отметки за создания юных гениев, завершать проверку сочинения словесной оценкой... Впрочем, это уже не для "научно-методического", а для "научно- фантастического" журнала.

Итак, если мы не будем относиться к литературе как к школьному предмету в ряду других школьных предметов, то мы вообще можем потерять литературу в школе.

А этого очень не хотелось бы...

А что касается до удивительного феномена мировой культуры - русской классики, - то она ничуть не потеряет в одухотворенности, мудрости, человеколюбии при таком взгляде на школьный предмет "литература".

стр. 4