"Царь-рыба" (1972-1975), повествование в рассказах (по авторскому жанровому определению) , остается одним из самых значительных произведений русской литературы XX в. В свое время книга вызвала противоречивые мнения, критические дискуссии. Но прошло четверть века, в жизни изменилось так много, и то, что было актуально в те времена, теперь перестало иметь какое-либо значение. Например, сейчас уже трудно понять, почему были запрещены цензурой в свое время главы "Дамка" и "Норильцы" (в последней редакции - "Не хватает сердца"), что именно в их содержании противоречило официальной идеологии и почему книга вышла не в полном виде 1 .

За это время произошли изменения и в литературоведении, в области его методологии; стали известны любопытные толкования его произведений зарубежной критикой, выявляющие, в частности, их мифопоэтический контекст 2 .

Толкования реалистических произведений XX в., акцентирующие общие бытийные начала жизни и пренебрегающие конкретно-историческими реалиями, часто вызывают некоторый скептицизм, как "необузданное литературоведческое фантазирование в мифологических толкованиях современных художественных произведений" 3 . Несмотря на это, вечные темы: человек и природа, добро и зло, преступление и наказание и т.д., так или иначе раскрываемые в литературе, - заставляют обращаться именно к этой стороне содержания произведений.

Астафьевское "повествование в рассказах" "Царь-рыба" можно отнести к традиционному жанру "охотничьих историй", но очевидно, что задача автора гораздо значительнее, чем занимательность, он ставит вопросы более глубокие, чем призывы к бережному отноше-

стр. 25


--------------------------------------------------------------------------------

нию к окружающей среде. Особенно интересен в этом смысле рассказ, давший название всей книге.

Глава "Царь-рыба" - напряженное и захватывающее повествование о рыбаке. Говоря на языке повседневной речи, писатель показывает логично объяснимый ход вещей: однажды опытный рыбак, переоценив свои возможности, пытался выловить слишком большую рыбу, выпал из лодки в реку, зацепился ногой за самоловные крючки и упустил смертельно раненного осетра; неизвестно, остался ли жив сам.

Драма главного героя вызывает противоречивые чувства. Зиновий Игнатьич, главный (вроде бы "положительный") герой, находится на краю гибели и, казалось бы, должен вызывать сочувствие. Но у читателя остается безотчетное ощущение торжества справедливости, победы добра над злом. Вряд ли это можно объяснить только тем, что рыбак занимался контрабандным ловом и должен поплатиться за это. А как же бесценность человеческой жизни? Чтобы разрешить это противоречие, попробуем, опираясь на традиции изучения мифоло-этики, проанализировать астафьевский рассказ.

Тон всему повествованию задают его первые, "роковые" слова - "царь-рыба". Определение "роковые слова" обращает читателя к тем языческим временам, когда человек ставил запреты (табу) на имена обожествляемых им животных, чтобы не накликать на себя беду. Произнеся их сгоряча и тем самым нарушив запрет, т.е. обрекая себя на неудачу, "со всего маху Игнатьич жахнул обухом топора в лоб царь-рыбу...".

Последние слова этой цитаты, ставшие названием главы, - традиционное фольклорное иносказание. Вместо прямого названия "осетр" дается косвенное, описательное "царь- рыба". Это обозначение мощного существа, от которого зависит жизнь и благополучие рыбака, в нем дана совокупность признаков высшего качества, и не только физических (размеры и сила). Метафорическое по отношению к животным, слово "царь" традиционно означает вершину иерархии (в жизни человеческого общества), всемогущество, силу, которой необходимо подчиниться: царь реки - осетр, царь зверей - лев, царь природы - человек. Иносказательно воплощен в повествовании и основной конфликт: "Реки царь и всей природы царь - на одной ловушке".

Смысл "роковых слов" "царь-рыба" Астафьев раскрывает через народные приметы, суеверные представления рыбаков, в то же время они являются "волшебным" объяснением событий, происходящих в художественном мире рассказа. Писатель вводит старинное поверье о чудесной рыбе, передающееся из поколения в поколение: Игнатьич с детства "много всякой всячины наслушался про царь-рыбу, хотел ее, богоданную, сказочную, конечно, увидеть, изловить, но и робел. Дедушко говаривал: лучше отпустить ее, незаметно так, нечаянно будто отпустить...". Так передавался опыт поколений, закрепленный и в русской пословице: "Не тереби лихо, пока оно тихо", имеющей аналоги во многих европейских языках. Жизненный опыт сказывается и в выводе деда, звучащем как пословица: "Ненадежно дело варначье...".

Реальные наблюдения и опыт переплетаются с суеверием, которое также играет важную роль в жизни рыбаков. Так, стихийность своих, чужих удач и неуспехов они объясняют влиянием потусторонних сил: "И тронуло суеверные души чалдонов подозрение: "Слово знает!". К суеверию относится и дедова ворожба: "Ты, как поймашь, Зиновей, малу рыбку, - посеки ее прутом...". Вспомним, что А.Н. Афанасьев различал народные приметы, выведенные из действительных наблюдений, и приметы суеверные, в основе которых не опыт, а мифическое представление (например, рыжая корова предвещает ясную погоду, а черная - ненастье) 4 . В сознании героев "Царь-рыбы" преобладают суеверные, в своей основе мифические, представления.

Эта сторона народного творчества глубоко исследована учеными мифологической школы, определившими, что

стр. 26


--------------------------------------------------------------------------------

народные предания сохраняются не только в былинах и сказках, но и в поговорках, клятвах, приметах и суевериях. По словам В.И. Буслаева, "народное суеверие есть один из существенных видов поэзии, перешедшей в жизнь и с нею слившейся. Поэтому, несмотря на свою фантастическую основу, суеверие важно для народа своею практической применимостью в делах житейских. Это неразрывное сочетание поэзии с жизнью, низводящее художественные и религиозные идеи до применения в быту действительном и постоянно возносящее этот последний в мир идей, во всей силе господствовал в эту эпоху, когда фантазия народа беспрепятственно предавалась эпическому творчеству, слабые следы которого оставались в народных суевериях" 5 . Афанасьев же считал, что не только суеверные представления, но и вообще все поэтическое творчество индоевропейских народов развилось из древнейших мифов.

Само суеверное сознание рыбаков становится в главе "Царь- рыба" важным предметом изображения. Писатель раскрывает его логику, характерные для него причинно-следственные связи, представления о времени и пространстве, понимание личности и т.д.

Соответственно Астафьев подчеркивает свою ориентацию на простоту и содержательность фольклора, мимоходом иронизируя над пустословием современных писателей: "...как нынешние словотворцы говорят...". Сам он прибегает к фольклорным средствам выражения мысли, в частности к постоянным эпитетам. "Сила начального впечатления возникает вновь и остается на память народу в постоянном эпитете, который придает слову "свежесть первого впечатления" 6 .

Действительно, фольклоризмы у Астафьева впечатляют. Характерный пример использования постоянных эпитетов: "бутончик маковый, яичко голубиное" и т.д. Явно фольклорного происхождения следующие выражения: "тешит свою равномерную душу ", " крушил дерево", "на какой-то узкой тропинке сойдемся с братцем так, что не разойдемся"; елка "обсеченная по маковку"; осетр "забусел"; "умница-разумница"; " канул в воду, и с концами"; "Ни бога, ни черта не боюся, одну темную силу почитаю " и др. По образцу фольклорной формулы построена фраза: "Глаз острится, нюх точится не сам собою...". Фольклорные образы в метафорических выражениях морок сна; душа, сжавшаяся в комок; рыбнадзор " подкрадется во тьме, сцапает". Рыбу автор называет "чудесной", "волшебной", что также отсылает читателя к волшебной сказке.

Знаменательно, что сюжетная схема - борьба рыболова с огромной рыбиной - в творчестве Астафьева встречается дважды: в "Царь-рыбе" и "Пире после победы". Близкий сюжетный мотив отмечен в исследовании В.Я. Проппа "Исторические корни волшебной сказки", где он классифицируется как "борьба с водяным змеем". Герою Астафьева противник также представляется "чудищем" с омерзительной внешностью и опасным для жизни: "...глазки без ресниц, голые, глядящие со змеиной холодностью, что-то таили в себе". Омерзительность чудища, его необычность раскрываются в метафорических описаниях: "отвратно нежное бабье мясо ее ", "усы-червяки", "требуха, набитая грязью черной икры ".

Основные события в сказке с таким сюжетом, по Проппу, заключаются в следующем: герой (или антигерой) должен перейти "водяную" стихию, а для этого победить змея. "Змей как водяной царь... Водяной змей мыслился сидящим в прудах и водоемах, реках, морях и на земле. Эти водоемы одновременно служат входом в иное царство. Подобные змеи продолжают управлять водами у народов всего мира и на дальнейших ступенях развития..." 7 . И даже ученый выделяет такие мотивы, как хвастливые перебранки соперников перед боем, опасность сна при встрече со змеем, сон - наваждение, победа героя и гибель антигероя.

В рассказе "Пир после победы" дан образ огромной рыбины - как мифического существа, чудовища, с которым человек вступает в схватку и побеждает, так как

стр. 27


--------------------------------------------------------------------------------

нет за ним вины перед природой и людьми. Здесь герой побеждает царь-рыбу. Рыбаки - чистые и честные люди - "загадывают на победителей" (дело происходит сразу по окончании войны), и тут же к ним в сети попадает таймень, одолеть которого можно только втроем. Вид огромной рыбины вызывает разнообразные и неопределенные переживания у вчерашнего солдата, которые писатель с высоты своего жизненного опыта и с точки зрения "деревенщика" объясняет: "И вот, со дна пучин из онемелых веков явилось нам чудо. Дотронулись мы до какой-то высшей силы, до чего-то столь прекрасного, что ощущение боязливого трепета пронизало нас, ровно бы священное что свистнули мы из храма, испугались содеянного и не ведали, что теперь с ним делать и куда его девать? Не могу погасить в себе какого-то особенного волнения и ощущения таинства... В скобках твердого рта закушена разумная скорбь. Есть, все же есть какая-то непостижимая, запредельная в ней тайность. При виде добычи впервые после фронта в меня вселялась уверенность покоя и мира. Я начинаю осязать мир в обыденном обличье, где не убивают, а добывают, где все-все растет, живет, поет не по команде, а по закону давно сотворенной жизни.... Гнездилась тоска по первобытной, естественной жизни".

В "Царь-рыбе" в поединке с "чудом" нет победителя: "Реки царь и всей природы царь - на одной ловушке. Караулит их одна и та же мучительная смерть". Здесь рыба оказалась сильней, как бы доказав этим, что противник - антигерой. Он должен быть наказан.

Огромный осетр - "царь-рыба", по рассказам стариков, "богоданная, сказочная", представляется рыбаку "чудищем", "оборотнем", "этакой гадой". Здесь рыба и "царь", и "чудовище", и "тварь", отвратительное существо. Игнатьич думает: "Уж не оборотень ли это? ".

Очевидна близость астафьевского персонажа - речного чудища, мощного, холоднокровного, действующего по своим законам, недоступным человеческому пониманию, к сказочному чудищу, победить которое может только настоящий герой. Настроение мифа нарушает только прагматичное, слишком натуралистичное соображение Игнатьича о том, что в этом "чудовище" "икры ведра два, если не больше", да историческая аналогия: "Что-то редкостное, первобытное было не только в величине рыбы, но и в формах ее тела... на доисторического ящера походила рыбина, какой на картинке в учебнике по зоологии у сына нарисован".

Рыба вряд ли сильней человека, но нечистая совесть холодного, жадного браконьера, эгоистичного и глухого к окружающей жизни человека, лишила его уверенности в себе, вызвала со дна памяти картины из далекой молодости, чувство тяжелой вины перед женщиной и признание неотвратимости возмездия:

"В голове Игнатьича тоскливо и согласно зазвучала вялая покорность... согласие со смертью..." В этом фрагменте звучит мотив таинственной, нерациональной связи человека, его нравственного облика с победой или поражением в противоборстве с природой. Вина человека, зло, которое он причиняет природе или людям, не исчезают бесследно, а сохраняются в мире, рано или поздно обрушиваясь на виноватого и лишая покоя равнодушных свидетелей.

Перед тем как "вступить в схватку" с рыбиной, превосходящей его силой, рыбак, как положено сказочному герою, должен "похваляться". Так и "Игнатьич хотел, чтоб веселые, несколько даже ернические шуточки сняли с него напряжение, вывели бы из столбняка. Но легкое настроение, которого он желал, не посетило его, и азарта... тоже не было". Наоборот, нападает тревога, "долгожданная, редкостная" рыба оказалась "зловещей". "Глянул на рыбину... и озаренно, в подробностях обрисовалось ему то, от чего он оборонялся почти всю жизнь...". Игнатьич признает себя виновным. Решаясь на единоборство с чудом, астафьевский рыбак самокритично и грубо (что также характерно для фольклора) сам себя хулит: "Вот она, вот она, дрянь-то твоя и вывернулась! Требуха-то утробинская с мозглятинкой, стало быть, и вывернулась!.. Все хапуги схожи нутром и мордой! Чалдонская настырность,

стр. 28


--------------------------------------------------------------------------------

самолюбство, жадность, которую он почел азартом, ломали, корежили человека, раздирали на части".

Понявшего, что эта рыбина "не по руке" ему, предчувствующего поражение, Игнатьича (опять как сказочного героя) одолевает дрема: "...он утишался в себе самом, переходил в иной мир, сонный, мягкий, покойный...", "морок успокоительного сна накатывал на человека, утишая его тело и разум".

Таким образом, можно констатировать, что в стилистике, образах, сюжетных мотивах рассказа Астафьева присутствует ориентация на устное народное творчество, на мифологическую картину мира.

Это отражается и в композиции рассказа. События не объединены хронологической последовательностью или причинно-следственной связью: описание характера Игнатьича, его отношения с братом, поездка за рыбой, неудача и смертельная опасность, воспоминание о своем грехе, совершенном в молодости, рассказ повествователя о жизни Игнатьича в селе и, наконец, освобождение от пут, связавших его с рыбой. События даются в такой последовательности, при которой они не вытекают одно из другого (причинно-следственная связь) и не следуют одно за другим (хронологическая), но включаются одно в другое.

Нагнетание и разрешение напряжения в повествовании - борьба человека с рыбой на равных - обусловлены событиями далекого прошлого, не имеющими прямой логической связи с настоящим. Эта связь существует только в суеверном сознании героя, соединяющего в уме свое настоящее, прошлое и будущее. "Мифические события тем самым утрачивают такое свойство исторического времени, как преходящесть, и обретают постоянство, застылость, образность, протяженность" 8 . И, добавим, влияют на настоящее.

Пространство рассказа не ограничено только одним поселком Чуш. Важно не столько то, что Игнатьич проходил воинскую службу в далеком теплом городе Фрунзе и его жена привезла с собой в суровый климат "неизвестные здешнему народу шаровидные цветы", сколько несбывшиеся надежды Игнатьича: "в чужом краю все быльем порастет". Он "затосковал по родным местам", "такой щемящей болью отозвалось в нем прошлое" вдали от родины. То есть сибирское село отождествляется для героя с целым миром, а центром этого мира становится поселок Чуш, река, тайга. Таким образом, все происходящее в маленьком поселке приобретает общий, универсальный смысл.

Кроме того, под мифологическим сюжетом "нужно понимать не сюжет мифа, но сюжет, созданный мифотворческим мышлением, т.е. и сюжет, и персонаж, и вещи, и действия" 9 . С этой точки зрения интересно рассмотреть некоторые особенности художественного мира "Царь-рыбы". Действительно, автор заимствует у мифа не только сюжетную схему, стилистические обороты. Он переносит в свой художественный мир особые представления о взаимосвязи в природе всех явлений, материальных и духовных, о неизбежности возмездия и наказуемости зла, о ценности добра в мире, представления о могуществе сил природы в их первобытной однозначности.

Художественный мир рассказа Астафьева - как бы мир дохристианский, несмотря на то что Игнатьич упоминает и "иконку" и молит: "Господи, да разведи ты нас!..": здесь не принимается в расчет раскаяние и нет прощения совершившему зло, нет иерархии, по которой жизнь человека превыше всего. Справедливость должна торжествовать уже на земле. Успех и неудача каждого зависят от него самого, а не от всемогущего Господа. Здесь все едино и связано: прошлое и настоящее, человек и природа, физическое и духовное. Поэтому к главному событию повествования - поединку с рыбой - непосредственное отношение имеют и эпизоды, связанные с младшим братом рыбака, и с рассказами о его молодости. Неизвестно, за что он наказан: за зло, причиненное человеку или неживой природе?

Мифы - фантастические представления о явлениях природы. В основе большинства мифов лежит обожествле-

стр. 29


--------------------------------------------------------------------------------

ние стихийных сил природы (грозы, молнии, ветра, туч и т.д.).

Время создания мифов (в изначальном их значении) давно прошло, человек знает о природе слишком много, для того чтобы углублять свои познания о ней посредством мифологических образов. Кроме того, современное искусство направлено в большей степени на уяснение глубин и вершин человеческой души, закономерностей и случайностей человеческих отношений; природа в литературе нового времени играет иную, специфическую роль 10 . Современное искусство, в котором огромное значение имеет проявление авторской субъективности, далеко от характерных для древней поэзии анонимности и коллективности. Само понятие "миф" претерпело значительные изменения. Оно стало широко применяться по отношению к современной жизни, к явлениям общественных отношений в советском, а также в западном обществе. Возникло неомифологическое направление в мировой литературе, в которой важное значение имеет миф 11 и которую критика иногда оценивает как явление модернизма. В то же время современная литература "использует миф, еще связанный с фольклором, для выражения устойчивости национальных моделей" 12 .

В художественных произведениях объективно продолжает оставаться актуальной проблема борьбы темного и светлого начал в жизни, добра и зла. Как общая основа всех художественных конфликтов, в противоречии человеческих устремлений законам или прихотям природы, как борьба чувств и устремлений в душе одного человека. Изначальным представляется единство природы и человеческого духа. Силы природы опять, как в давние времена, олицетворяются, принимают участие в жизни людей, покровительствуют и наказывают. Конфликты, образы в восприятии современников сближаются с теми, что уже известны по устному народному творчеству и древним мифам. Как отметил известный ученый Е. Мелетинский, в XX в. "миф стал употребляться в таких смыслах, как: иллюзия, ложь, пропаганда, поверье, вера, условность..." 13 . Своеобразные мифы создавались в советском обществе: об ударных комсомольских стройках, о героизме вождей и рядовых граждан - героев. Эти мифы принципиально отличаются от древних мифов утверждением определенных норм поведения вместо объяснения мира. В древних мифах человек познавал природу, т.е. окружавшую его среду, а смысл современного мифа - как раз закамуфлировать ее, увести от жизни, от реальных человеческих отношений, от познания самого человека и т.д.

Астафьев в "Царь-рыбе", обращаясь к реальности, наполненной суевериями, развенчивает многие современные мифы и мифические представления. Один из них - о советском человеке как носителе высокой нравственности.

Особенно ясно эта особенность "Царь-рыбы" сказывается в изображении главного героя, Игнатьича, показанного в паре со своим "брательником". Эти два родственных, несмотря на всю внешнюю несхожесть и даже противоречивость, характера представляют единство души сибиряка, советского человека 70-х гг.

Во всех достоинствах Игнатьича проявляется некоторая чуждость односельчанам. Его ценят, но сторонятся. У родного брата неприязнь вырастает до ненависти, желания убить. Игнатьич пренебрежителен, высокомерен к обращающимся к нему за помощью. Но это пренебрежение заслуженно: жадность, пьянство, лень, неопрятность - характерные черты его односельчан. Это не только его мнение: "Говорит-то старший брат все путем, все в точку. И насчет населения поселка, которому только и надо, чтобы братья в топоры. Потеха! Развлечение!"

Общий смысл конфликта братьев, отношений между людьми в селе традиционен для русской литературы. Он заключается в роковой несовместимости праведной, душевной, открытой жизни с порядком, ответственностью, аккуратностью (вспомним братьев Кирсановых в "Отцах и детях" Тургенева, Илью Ильича и Штольца в "Обломове" Гончарова, героев В. Шукшина, В. Белова).

стр. 30


--------------------------------------------------------------------------------

Астафьев осуждает обоих Утробиных. "Свой", "простой", "душа нараспашку", никем не уважаемый, но всем понятный, младший брат не может устроить свою жизнь чинно и ладно. "Непутевый", он близок односельчанам тем, что такой же, как они сами. Независимый и "правильный" чужд им: если такой человек - "положительный", значит, он имеет какой-то тайный грех. Отчужденность и скрытность Зиновия Игнатьича предполагают какую-то глубинную, тайную фальшь его натуры. Как открывается в момент смертельной опасности, он совершил грех в молодости. Правда, вина не только на нем: он "сделал то, чему учили старшие дружки". Но отвечать ему одному. Как жизнь нельзя прожить заново, так его нельзя простить, и пострадавшая не забыла обиды: "Женщина - тварь Божья, за нее и суд и кара особые". Игнатьич виноват перед природой, перед всем тем необъяснимым и таинственным, что есть в жизни всех людей, что их всех объединяет, хотя они это и не осознают.

Таким образом, нравственность здесь понимается как часть физического, природного мира. Это одна из основных мыслей произведений советских "деревенщиков".

Как античные натурфилософы искали некое первоначало, исходное вещество, из которого все в природе возникало и в которое все возвращалось, так и некоторые писатели советского периода, "деревенщики" в частности, наблюдая искажения, изменения натуры современного человека, искали нравственное "первоначало". Точнее, первоначало справедливости, того, что "регулирует" успехи и неудачи, милует и наказывает, дает жизнь и отнимает ее.

В поисках выхода из неразрешимых ситуаций (а такими часто представляются ситуации полного торжества зла, несправедливости в жизни и т.д.) художник творит новый миф, который в определенных чертах повторяет уже известное по народной мифологии. Обнаружение этих сходных черт, помимо того что проясняет содержание литературного произведения, выявляет обобщающий смысл его, раскрывает конкретную реально-историческую ситуацию, в которой возникло произведение.

Ученые-мифологи отмечали как негативные те стороны мифологической картины мира, которые усложняют человеческую жизнь: "Часто из одного метафорического выражения, как из зерна, возникает целый ряд примет, верований и образов, опутывающих жизнь человеческую тяжелыми цепями, и много-много нужно было усилий, чтобы разорвать эту невидимую сеть предрассудков и взглянуть на божий мир светлыми очами. Чтобы это признать, надо было отказаться от идеализации старины" 14 .

Современные писатели преднамеренно обращаются к старине, ее запретам, верованиям, ворожбе, "опутывавшим" нравственную жизнь человека, стараются создать такую картину мира, в которой будут существовать нравственные рамки, препятствующие разгулу зла и хищничества.

Астафьев, как и многие другие советские писатели, наблюдая общую безнаказанность зла и несправедливости, утраты нравственных начал в обществе, утверждает существование ограничений и запретов, установленных издревле. Хотя бы в виде "верований, предрассудков и ненарушимых нравственных правил". Поэтому он обращается к суеверию, повсеместно распространенному, чтобы напомнить об этих ограничениях своим соотечественникам, для которых не осталось ничего святого. Основная мысль - зло все равно будет наказано, неважно какой силой (чистой или нечистой).

В рассказе Астафьева - объяснение современной картины мира: все взаимосвязано, добро должно перевешивать зло, и если перевешивает зло, то умножающий его должен быть наказан: делами рук своих, попадая на свои "самоловы" (по пословице: "не рой другому яму, сам в нее попадешь"). Этот астафьевский "миф" можно рассмотреть и как попытку познания и объяснения главного закона жизни, и как своеобразное заклинание, которым писатель способствует победе добра; как стремление воздействовать не на богов, воздающих по справедливости, а на людей, творящих зло.

стр. 31


--------------------------------------------------------------------------------

Вопросы и задания:

1. Какие грани содержания "Царь-рыбы" можно отнести к мифологическим?

2. С какой целью в повествование вводятся мифические поверья, персонажи, сюжетные мотивы?

3. Какое явление пытается осмыслить с помощью мифологических элементов автор?

4. Какие народные представления, верования и суеверия отражены в "Царь-рыбе"?

5. Приведите примеры фольклорных выражений в рассказе..


--------------------------------------------------------------------------------

1 Об истории публикации некоторых своих произведений В.П. Астафьев рассказал в предисловии к книге: Царь-рыба. - Красноярск, 1993.

2 Точка зрения англо-американских исследователей на произведения "деревенщиков" приведены в статьях А.Ю. Большаковой об В.П. Астафьеве, В.Г. Распутине в биографическом словаре "Русские писатели XX века". - М., 2000.

З Maкcимoв Д.О мифопоэтическом начале в лирике Блока // Максимов Д. Русские поэты начала века. - Л., 1986. - С. 201.

4 Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. - М" 1865 - 1869. - Т. 1. - С. 30.

5 Буслаев Ф.И. Исторические очерки русской народной словесности и искусства. - СПб., 1861. - Т. 2. - С. 32.

6 Буслаев Ф.И. О влиянии христианства на славянский язык. Опыт истории языка по Остромирову Евангелию. - М., 1848. - С. 8-9.

7 Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. - Л., 1986. - С. 264, 271 и др.

8 Горетить И. Миф и художественное исследование // Вопр. лит. - 2001. Сентябрь - Октябрь. - С. 178.

9 Фрейденберг О.М. Мотивы / Она же. Поэтика сюжета и жанра. - Л., 1927.

10 См. об этом: Себина Е.Н. Пейзаж // Введение в литературоведение. - М., 1999.

11 См. об этом подробнее: Мелетинский Е. От мифа к литературе. - М., 1993; Урнов Д. Вторжение мифа // Он же. Пристрастия и принципы. - М., 1991.

12 Мелетинский Е. Поэтика мифа. - М., 1976. - С. 9.

13 Там же. - С. 29.

14 Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. - Т. 3. - С. 775.

стр. 32