В исследовательской литературе о лирике Пушкина можно выделить три разбора стихотворения "К Чаадаеву":

это подробный и содержательный комментарий Ю. Лотмана, предназначенный для учителя литературы 1 , блестящий анализ композиции стихотворения, сделанный Е. Эткиндом 2 , и достаточно убедительный историко- литературный анализ А. Лужановского 3 . Выбрав определенный угол зрения для осмысления духовного содержания хрестоматийного стихотворения Пушкина, попробуем увидеть в нем новые смысловые грани.

Для выявления объективной доминанты произведения необходимо учитывать жанровые традиции стихотворных посланий. Среди основных особенностей этого жанра, едва ли не ведущего в конце XVIII - начале XIX века, на переходе от классицизма к сентиментализму, с его культом дружбы и обостренным вниманием к проблеме личного счастья, в качестве ключевых выделим следующие: личность автора в стихотворных письмах, "портрет души и сердца своего" (Н. Карамзин), выражается часто значительно ярче, чем в других жанрах; многое в стихотворении определяет и личность адресата, установка на собеседника порою, по словам В. Грехнева, "пронизывает насквозь каждый "атом" композиции, а композиция иногда втягивает в крут изображения целый "хор" собеседников" 4 .

Как подсчитала Т. Мальчукова, всего Пушкин написал 125 посланий, самых разных по виду: дружеских, любовных, сатирических, торжественных, назидательных, шутливых и т.д. Причем в лицейский период на 150 стихотворных текстов приходится 38 посланий, а в петербургский период (1817- 1820) написано 17 посланий 5 . П.Я. Чаадаеву Пушкин посвятил 4 стихотворения: три послания - "К Чаадаеву" (1818- 1820), "Чаадаеву" (1821), "Чаадаеву" (1824) - и одно маленькое стихотворение "К портрету Чаадаева" (1817-1820).

Дружеское послание "К Чаадаеву" пронизано сильной, убежденной, страстной верой ("Товарищ, верь...") в скорое пробуждение России ("Россия вспрянет ото сна"), в ее свободное будущее, в то, что великую миссию освобождения народа от крепостного права ("на обломках самовластья") выполнит поколение поэта ("напишут наши имена"). Этим чувством после Отечественной войны 1812 г. в России жили многие лучшие представители дво-

стр. 18


--------------------------------------------------------------------------------

рянского общества, часть их выйдет на Сенатскую площадь 14 декабря 1825 г. Как отмечает П. Анненков, "необычайная и страстная влюбчивость в идеи и представления, попадавшие на глаза, сделалась господствующей чертой нашего общества после заграничных войн и заменяла ему настоящее образование" 6 . Поэт говорит от лица своего поколения ("мы"), и "его первое юношеское объяснение в любви к Родине и Революции" (Д. Благой) 7 звучит как гимн вольнолюбивой молодежи, в котором политическая устремленность поэта сливается с декабристской идеологией.

Как это доминирующее чувство связано с адресатом послания - Петром Яковлевичем Чаадаевым (1794-1856), в будущем оригинальным русским философом, автором восьми "Философических писем" и "Апологии сумасшедшего", а в конце 10-х гг. старшим другом и "властителем дум" Пушкина, с которым он познакомился в Царском Селе в сентябре 1816 года? Наше знание о будущем Чаадаева (он, будучи адъютантом командира гвардейского корпуса Васильчико-ва и, по словам Е.Н. Раевской, "самым заметным и самым блистательным из всех молодых людей Петербурга", которому открывались перспективы быстрой военной и придворной карьеры, неожиданно для всех в феврале 1821 г. выходит в отставку) и его философских трудах оказывает безусловное влияние на наше восприятие этого стихотворения.

Послание Пушкина в определенном смысле представляет собой спор на художественном уровне, на языке чувств и образов, выражающих понимание поэтом главного сердцем и душой, с философской концепцией истории России мыслителя Чаадаева, его скептицизмом в отношении России 8 , с его пессимистическим взглядом и оценкой прошлого страны и неверием в будущее, с суровыми и беспощадными суждениями Чаадаева о России в его первом "Философическом письме": "Опыт времен для нас не существует. Века и поколения протекли для нас бесплодно... мы миру ничего не дали... мы не внесли в массу человеческих идей ни одной мысли, мы ни в чем не содействовали движению вперед человеческого разума..." 9

И хотя философский трактат в восьми письмах, в котором нашла выражение эта концепция, был завершен Чаадаевым только в 1828-1831 годах, можно предположить, что некоторые идеи зарождались и были озвучены во время встреч, бесед, споров уже в первые годы знакомства и дружбы мыслителя и поэта. По мнению А. Пыпина, "послания Пушкина рисуют эту пору их дружбы, когда Чаадаев являлся перед ним то "мудрецом", то "мечтателем"; впоследствии (в 1831 г.) Пушкин читал в рукописи ряд тех писем, из которых одно появилось потом в "Телескопе", из его отзывов об этом чтении не видно, чтобы идеи Чаадаева поразили его как что-то совсем новое; вероятно, по крайней мере, не было ново их скептическое направление" 10 .

Вполне вероятно, что, как предполагает В.Кунин, и трагедия "Борис Годунов" (1825), в которой в полной мере отразилось отношение Пушкина к отечественной истории, была возражением поэта на еще не написанное "Философическое письмо"". В свою очередь, и Чаадаев, для которого характерны "крайний рационализм и логическая ориентированность" (Вяч.Вс. Иванов), все время как бы вел внутренний диалог с Пушкиным и в более поздней работе "Апология сумасшедшего" (1837) разъяснил своим критикам и отчасти откорректировал некоторые крайности первого "Философического письма":

"Больше, чем кто-либо из вас, поверьте, я люблю свою страну, желаю ей славы, умею ценить высокие качества моего народа <...> Я считаю наше положение счастливым, если только мы сумеем правильно оценить его <...> у меня есть глубокое убеждение, что мы призваны решить большую часть проблем социального порядка, завершить большую часть идей, возникших в старых обществах, ответить на важнейшие вопросы, какие занимают человечество. Я часто говорил и охотно повторяю: мы, так сказать, самой природой вещей предназначены быть настоящим совестным судом по многим тяжбам, которые ведутся перед

стр. 19


--------------------------------------------------------------------------------

великими трибуналами человеческого духа и человеческого общества" 12 .

Итак, стихотворение отражает спор между поэтом и мыслителем, использующими разные методы познания мира. Заметим, что великий художник слова благодаря своему природному дару, художественной интуиции, творческому вдохновению и минутам подлинного прозрения, наконец, благодаря самой природе художественного образа, способного жить в "большом времени" (М. Бахтин), часто способен к гораздо более глубокому проникновению в тайны мира, истории, природы и человека, к истинному пониманию прошлого, настоящего и пророческим предвидениям будущего, чем ученый, мыслитель, философ, пытающийся прежде всего разумом (возможности которого в принципе ограничены) понять и объяснить все тайны мира. Кроме того, особое значение имеет состояние души человека, а у Пушкина и Чаадаева, как будет показано ниже, разный "возраст души". Вспомним, что свои беседы с Чаадаевым Пушкин назвал "пророческими спорами", а о самом поэте русский философ И. Ильин сказал так: "Он обладал гениальным искусством прозревать сущность вещей - без аналитических подробностей, без диалектического педантизма и теоретических выкладок - он лишь бросал взгляд и точно, быстро схватывал самое главное - Божественную сущность всего" 13 .

Перечитывая первое четверостишие стихотворения Пушкина:

Любви, надежды, тихой славы Недолго нежил нас обман, Исчезли юпыо забавы Как сои, как утренний туман, - мы, естественно, обратим внимание на ключевое слово "обман". О каком обмане идет речь? В чем суть прозрения поэта? Ю.Лотман, раскрывая один из возможных смыслов: "Первая строка в целом рисует идеал мирной, идиллической жизни, а вторая опровергает его как ложный" 14 , - явно не исчерпывает многозначности этих образов. Поставим еще один конкретный вопрос: как у Пушкина соотносятся "любовь" и "обман"?

Для нас совершенно очевидно, что истинная любовь как прозрение и открытие родственной души другого человека и рождение нового взгляда на мир и людей, как высшее природное и духовное состояние души, как божественное чувство не может быть обманом (только слепая, бездуховная, чисто плотская страсть есть обман, но тогда это скорее не человеческое чувство, а животный инстинкт). Поэт говорит о своем переходе из одной эпохи жизни в другую - из юности в молодость 15 , что означает закономерную смену основных жизненных ценностей. Представление о любви как о высшем смысле и цели жизни, свойственное человеку в юности, теперь, в период молодости, представляется неверным, ложным.

По утверждению С. Фомичева, в поздних лицейских посланиях Пушкина "вызревает идеал дружбы - главного дара жизни, противостоящего всем испытаниям" 16 . Кроме того, во многих лицейских посланиях доминирует настроение беззаботности, счастливой праздности, наслаждений вином и любовью. Это мироощущение не только естественно соответствует возрасту поэта (юности), но и в форме выражения имеет литературное происхождение. Корни его в классической древности. Призыв Горация "лови день" варьируется во многих ранних стихотворениях Пушкина, и эпикурейская проповедь наслаждения в это время является для поэта главным критерием человеческого счастья.

В лексике и интонациях первой строфы одни исследователи слышат голос Жуковского, другие - Батюшкова. Ю. Чумаков вспоминает стихотворение Жуковского "Добрый совет" (1814) 17 . Начинается оно так: "Любовь, Надежда и Терпенье...", а затем три строфы посвящены "Любви" ("Она веселье в жизнь вливает... Великих чувств животворитель... Любви нет в сердце - жизни нет!"), по одной строфе - "Надежде" ("...верь, но знай, Что не земля, а небо рай") и "Терпенью", а последняя строфа - "Доброте". "Терпенью" Жуковского Пушкин противопоставляет жажду борьбы и деятельности на благо отчизне.

стр. 20


--------------------------------------------------------------------------------

Вторую точку зрения выражает А. Лужановский. Вспоминая такие лицейские послания Пушкина, как "К Батюшкову" (1814), "Батюшкову" (1815), "К Пущину" (1815), "К Дельвигу" (1815), "Послание Юдину" (1815), исследователь приходит к выводу, что в этих стихотворениях Пушкин "создает аналог стиля Батюшкова, а в послании "К Чаадаеву" - воспользовался его основными словами-символами (доминантой стиля)" 18 . Его начальная строфа, как пишет тот же А. Лужановский, "свидетельствует, во-первых, о разочаровании в "эпикурейском" поведении, во-вторых, об отказе от батюшковской лексики, от батюшковского стиля... почему критика автора этого послания направлена против Батюшкова, а не Жуковского? Дело в том, что... поведение, воспеваемое Батюшковым (и не только им), было широко распространено, имело, в сущности, практический общественный характер. Однако во второй половине 1810-х гг. оно оценивалось уже как поведение пассивное, близкое к сибаритскому, а потому и противоположное гражданскому" 19 .

Этой трактовке не противоречит и образ "сна", напоминающий о преимущественно созерцательном состоянии поэта-ленивца (для которого характерны беспечность, спокойствие и душевная свобода) в пушкинских посланиях лицейской поры. По замечанию В. Грехнева, "уход в себя, когда душа чутко прислушивается к смутным движениям мечты, это состояние, обладающее всеми внешними признаками лени, близкое к погружению в сон, особенно драгоценно для поэта в лицейских посланиях" 20 .

"Любовь", "надежда", "тихая слава" составляют счастье юности, воспринимающей жизнь как забаву и верящей в легкую достижимость счастья. Теперь же, в период молодости, на смену жажде личного счастья и наслаждений в любви приходит осознание своего святого долга в служении отчизне, России.

В стихотворении Пушкина можно увидеть еще одну линию спора с Чаадаевым - в отношении к любви. На наш взгляд, Г. Лесскис ошибочно противопоставляет в послании "чувства" "любовника молодого , ожидающего минуты верного свиданья"... гражданским чувствам служения отчизне 21 . Это открытое противопоставление мы найдем в лирике Рылеева. Пушкин же использует не антитезу, а сравнение, и поэтому можно говорить об органическом соединении личного и общественного. Служение отчизне не предполагает полного отказа от любви, от личного счастья, не требует, как верно отмечает В. Чулков, "жертвенного выбора между ценностями личного (интимного) и гражданского порядка", а утверждает "их взаимную обязательность, невозможность их раздельного существования" 22 .

Если в первом четверостишии звучат голоса представителей элегического, созерцательного романтизма, во втором - голос поэта только еще рождающегося гражданского романтизма (Пушкин создает аналог разных стилей, точно передавая их доминанту), то в третьей строфе автор послания осуществляет синтез двух течений русского романтизма. Как пишет В. Грехнев, "мир гражданских эмоций и область интимнейших движений души, рассредоточенные прежней лирикой по разным сферам душевного опыта, больше не противостоят друг другу" 23 .

В поэзии начала XX в. эта идея найдет свое трансформированное воплощение и дальнейшее развитие в "трилогии вочеловечения" Александра Блока: в переходе от образа Прекрасной Дамы к теме России ("О, Русь моя! Жена моя!"). То, что Пушкин гениально выразил в одном стихотворении, затем развил Блок в трех томах своей исповедальной лирики'. Многие художники слова после Пушкина в своем творчестве раскрывали и развивали только отдельные грани цельного и всеохватывающего, в целом гармонического пушкинского мира.

Возвращаясь к ключевому слову "обман", поставим еще один вопрос: есть ли внутренняя связь между мыслью об "обмане" и позицией Чаадаева?

Оказывается, что такую ассоциативную связь, на первый взгляд совершенно неожиданную, можно обнаружить. Чаадаев в своем отношении к истории, жизни и миру в целом выражает то состо-

стр. 21


--------------------------------------------------------------------------------

яние души, которое часто свойственно человеку в отрочестве. Как показал в автобиографической трилогии Л. Толстой, в отрочестве человек становится мыслителем и философом (в детстве - все художники и поэты), но доминирует скептическое отношение к жизни (пришедшее на смену детской вере и надеждам): "...ни одним из всех философских направлений я не увлекался так, как скептицизмом, который одно время довел меня до состояния, близкого сумасшествию... Из всего этого тяжелого морального труда я не вынес ничего, кроме изворотливости ума, ослабившей во мне силу воли, и привычки к постоянному моральному анализу, уничтожившей свежесть чувств и ясность рассудка" ("Отрочество").

А. Пыпин назвал Чаадаева "родоначальником нашего исторического скептицизма". Участник войны 1812г. декабрист М. Муравьев-Апостол так выразил свое эмоциональное отношение к первому письму Чаадаева: "Россия не имеет ни прошедшего, ни будущего. Человек, который участвовал в походе 1812 года и который мог это написать, положительно сошел с ума" 24 , а П. Вяземский концепцию Чаадаева в письме к А. Тургеневу (от 28 октября 1836 г.) охарактеризовал как "верх безумия" 25 . Таким образом, у официальной власти были основания для своего решения. Как считает современный философ П. Кузнецов, "объявление Чаадаева сумасшедшим является достаточно мудрым и, главное, милосердным актом... Дело в том, что общество требовало значительно более 'жестокого наказания "гордыни помраченного рассудка", обуявшего философа... именно власть защитила Чаадаева от "общественного гнева" - объявив безумным, она из умника и гордеца сделала его юродивым..." 26

По Толстому, человек в "пустыне отрочества" не способен выйти к истине в поисках ответов на главные вопросы человеческого бытия (нет гармонии между мыслью и чувством, между разумом и душой). С точки зрения молодости скептицизм отрочества есть "обман", заблуждение, тупик, из которого необходимо найти выход.

Подобно тому как толстовский Николенька в отрочестве, в период "бездны мыслей", мучился "вечными" вопросами, так Чаадаев, объятый ужасом перед личной смертью, по словам Б. Тарасова, "столкнулся с проблемой утраты смысла в личной карьере или общественных преобразованиях... перед лицом всепоглощающей смерти" и, обладая рационалистическим складом ума, пытался "объяснить необъяснимое, увидеть невидимое... глобально и неопровержимо свести в своем уме все начала и концы" 27 .

Чаадаев уже в начале своих философских поисков утратил внутреннюю гармонию между духом и душой и в конце десятых - начале двадцатых годов пережил глубочайший духовный кризис, который затем в течение долгих лет пытался преодолеть и обрести утраченное внутреннее равновесие с помощью веры, стал, по собственному выражению, "искать религию", обратился к христианству.

Николенька у Толстого в юности через дружбу обретает утраченную гармонию с миром (в детстве эту гармонию обеспечивала материнская любовь). Пушкин в своем первом послании к Чаадаеву как истинный поэт и верный друг с помощью художественного слова, отражающего искренние чувства и точные мысли, стремится помочь своему "неизменному другу" и вдохновить его надеждой и верой в будущее России ("Товарищ, верь...") 28 .

Пушкин стремится оказать на Чаадаева благотворное влияние, которое сам, в свою очередь, испытает от него чуть позднее, в период собственного душевного кризиса в 1819-м г., о чем с такой искренней благодарностью скажет во втором послании к Чаадаеву:

Ни музы, ни труды, ни радости досуга, -

Ничто но заменит единственного друга.

Ты был целителем моих душевных сил;

О неизменный друг, тебе я посвятил

И краткий век, уже испытанный судьбою,

И чувства, может быть, спасенные тобою!

Ты сердце знал мое во цвете юных дней;

Ты видел, как потом в волнении страстей

Я тайно изнывал, страдалец утомленный;

В минуту гибели над бездной потаенной

Ты поддержал меня недремлющей рукой;

Ты другу заменил надежду и покой...

стр. 22


--------------------------------------------------------------------------------

В стихотворении "К Чаадаеву" есть образы, в которых можно увидеть очень важные психологические причины будущего поражения декабристов. "Нетерпеливая душа" оказывается одним из главных недостатков, "роковой" чертой молодости и причиной самообмана. "Безумных лет угасшее веселье" - так начинается пушкинская "Элегия" (1830), которая, по словам В. Непомнящего, является "вершиной его смирения... смирения подлинного... благодарного" 29 . Безумными годами, с точки зрения зрелости, оказываются и юность, и молодость.

Юность "безумна", потому что человек находится во власти чувственных страстей, во власти "мечты безумия" ("Желание", 1816), потому что его обжигает "огонь мучительных желаний" ("Элегия", 1816) и слишком велика жажда наслаждения: "Там, там, - мечтал я, - наслажденье!" ("Наслажденье", 1816). Но только чувственная любовь приводит, как утверждает А. Позов, к "тягостному и трагическому сну духа, летаргии духа, оцепенению души" 30 . Позднее, в стихотворении "Когда в объятия мои..." (1830), Пушкин назовет свою юность "преступной" 31 .

Молодость "безумна", потому что у человека "нетерпеливая душа", охваченная новым огнем - жаждой немедленных исторических результатов, мгновенного преображения России, потому что слишком сильна тщеславная, самолюбивая и гордая мечта о "громкой" славе: "И на обломках самовластья напишут наши имена!" По мнению Т. Мальчуковой, Пушкин и Чаадаев мечтали о "славе сокрушителей российской монархии", о "геростратовой славе" 32 .

Если многие известные пушкинисты (Д. Благой, С. Бонди, Б. Мейлах, Б. Томашевский) видели в послании "К Чаадаеву" едва ли не призыв к прямому революционному действию, то современный исследователь В. Чулков приписывает молодому Пушкину преждевременную, на наш взгляд, мудрость: "Переход к повествованию о будущем связан с тем, что наступление "вольности святой" отодвигается на неопределенный срок, о чем знает лишь "Я" - поэт. И знание это дистанцирует его от "друзей", продолжающих пребывать в состоянии "упования", "томления"... "Звезда пленительного счастья", скорее всего, взойдет без нас, после нас, но в этом нет ничего трагического, поскольку свой путь в этом мире мы прошли честно. Если "подгнетом власти роковой" мы сохраним душу живой и благородной, то "наши имена" достойны того, чтобы отпечататься на обломках самовластья" 33 .

О декабристах, "жертвах мысли безрассудной" (Ф. Тютчев), Чаадаев в своем первом письме сказал так: "... великий монарх, приобщая нас к своему славному назначению, провел нас победителями от края до края Европы; вернувшись домой из этого триумфального шествия по самым просвещенным странам мира, мы принесли с собой одни только дурные идеи и гибельные заблуждения, последствием которых было неизмеримое бедствие, отбросившее нас назад на полвека" 34 .

А в конце 1836 г., после того как в журнале "Телескоп" была опубликована первая статья, Чаадаев выразил уже сожаление в связи со своим нетерпением в оценке России: "Без сомнения, была нетерпеливость в ее выражениях, резкость в мыслях... было преувеличение в этом своеобразном обвинительном акте, предъявленном великому народу... преувеличением было опечалиться хотя бы на минуту за судьбу народа, из недр которого вышли могучая натура Петра Великого, всеобъемлющий ум Ломоносова и грациозный гений Пушкина" 35 .

По мнению Н. Бердяева, "Чаадаев в "Апологии сумасшедшего" придет к утверждению великой миссии России... проникается верой в мистическую миссию России... Во вторую половину своей жизни Чаадаев признает также величие православия" 36 . И все же Чаадаев, не пройдя эпоху юношеской любви и не обретя семейного счастья в зрелости, "никогда не знавший другого общения с людьми, кроме чисто интеллектуального, скрывая даже от близких страшное смятение духа" (О. Мандельштам) 37 , "душевно почти совсем больной... всю свою жизнь одинокий человек и мыслитель" (Ф. Степун) 38 , так и не вышел к пушкинской мудрости. К. Зайцев имел основания сказать, что Чаадаев "при всем своем

стр. 23


--------------------------------------------------------------------------------

огромном уме, при всей своей прозорливости, не стал вождем и учителем, а остался интересным образчиком утопического интеллектуального снобизма, способного властвовать над умами лишь в качестве... ересиарха" 39 .

В лирике же Пушкина на смену нетерпеливой, бунтующей молодости 40 приходит глубокая зрелость с "духовной жаждой" ("Пророк", 1826) непониманием подлинной ценности внутренней свободы ("Из Пиндемонти", 1836), по выражению О. Проскурина, с "новозаветным пониманием свободы" 41 ("Памятник", 1836) 42 , приходит мудрая зрелость с обретением Бога, с истинно христианским "духом смирения, терпения, любви" ("Отцы пустынники и жены непорочны..."), когда человек испытывает духовную потребность и находит истинное наслаждение в философской и религиозной мысли и совестливых страданиях, в творческом и созидающем труде, в "трудах поэтических" и в семейной любви 43 :

Но не хочу, о други, умирать;

Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать;

И ведаю, мне будут наслажденья

Меж горестей, забот и треволненья:

Порой опять гармонией упьюсь,

Над вымыслом следами обольюсь,

И может быть - па мой закат печальный

Блеснет любовь улыбкою прощальной, -

("Элегия", 1830)

когда дом и семья становятся одной из главных опор в противостоянии смерти.

-------

1 Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии. - СПб., 1996. - С. 784-791,

2 Эткинд Е. Материя стиха. - Париж, 1985. - С. 60-63.

3 Лужановский А.В. Послание А.С. Пушкина "К Чаадаеву" в литературном контексте первой четверти XIX века // Проблемы современного пушкиноведения. - Псков, 1999. - С. 17-25.

4 Грехнев В.А. Лирика Пушкина. О по-тгнко жанров. - Горький, 1985. - С. 20.

5 Мальчукова Т.Г. Жанр послания в лирике А.С. Пушкина. - Петрозаводск, 1987.

6 Тарасов Б. Чаадаев. - М., 1990. - С, 36.

7 Благой Д.Д. Творческий путь Пушкина (1813-1826). - М.; Л., 1950 - С. 180.

8 Такое восприятие стихотворения выразил и Ю. Чумаков в своем докладе на научной конференции в Санкт- Петербурге в 1989 г. // Русская литература. - 1990. - N 3. - С. 215.

9 Чаадаев П.Я. Поли. собр. соч. и избранные письма. В 2- х т. Т. 1. - М., 1991. - С. 330,

10 Пыпин А.Н. Проявление скептицизма - Чаадаев // П.Я. Чаадаев: Pro et contra. Личность и творчество Петра Чаадаева в оценке русских мыслителей и исследователей. Антология. СПб., 1998. - С. 170.

11 Друзья Пушкина. В 2-х т. - М., 1985. - Т. 1. - С.490.

12 Чаадаев П.Я. Указ соч. - Т. 1. - С. 533.

13 Ильин И.А. Александр Пушкин как путеводная звезда русской культуры // Московский пушкинист. Вып. IV. - М., 1997. - С. 390.

14 Лотман Ю.М. Указ. соч. - С. 785.

15 Н.Скатов, останавливаясь на этом стихотворении, говорит о выходе поэта из "отроческого кризиса" в "бурную юность": "Так пишет юноша, впервые ощутивший свою взрослость, хотящий быть взрослым и приобщающий себя к миру занятых настоящим и единственно достойным делом взрослых людей... "Исчезли юные (читай - Детские) забавы", пришел юный порыв к свободе, чтобы остаться и усилиться" (Н. Скатов. Пушкин. - Л., 1991. - С. 88, 89).

А Лужановский в первой строфе послания видит "переход от юности к поре зрелости" (указ. соч. С. 17).

С точки зрения Е. Эткинда, "сюжет стихотворения развивается" в пределах одной жизненной по-pbi - молодости: "...первоначальные, уже отошедшие увлечения нашей молодости - эгоистические; мы искали утех любви и личной славы; ныне будем стремиться к иным целям - к благу отчизны, к уничтожению самовластья во имя свободы" (указ. соч. С. 60).

16 Фомичев С.А. Поэзия Пушкина. Творческая эволюция. - Л., 1986. - С. 36.

17 Русская литература. - 1900. - N 3. - С. 215.

18 Лужановский А.В. О смысле первой строфы послания А.С. Пушкина "К Чаадаеву" // Литература. - 1996. - N 6.

19 Лужановский А.В. Послание А.С. Пушкина "К Чаадаеву" в литературном контексте первой четверти XIX века // Проблемы современного пушкиноведения. - Псков, 1999. - С. 20.

20 Грехнев В.А. Указ. соч. С. 41.

21 Лесскис Г. Пушкинский путь в русской литературе. - М., 1993. - С. 146.

22 Чулков В.И. Государство без полномочного монарха - автомат (становление представлений Пушкина - поэта о монархе, власти и государстве) // Проблемы современного пушкиноведения. - Псков, 1999. - С. 29.

23 Грехнев В.А. Указ. соч. - С. 82.

24 П.Я. Чаадаев: Pro et contra. - СПб., 1998. - С. 12.

25 Там же. - С. 82.

26 Там же. - С. 737.

27 Тарасов Б. "Черты его карандаша" // Литература. 1997. N 26.

28 Во второй половине 10-х годов в Петербурге Чаадаев принадлежал к ложе масонов "Соединенные друзья" и достиг в ней высокой степени мастера, пройдя через более низкие стадии "ученика" и

стр. 24


--------------------------------------------------------------------------------

"товарища" (См.; Б. Тарасов. Чаадаев. - М., 1990. - С. 37-40).

29 Не помнящий B.C. Пушкин. Русская картина мира. - М., 1999. - С. 294.

30 Позов А. Метафизика Пушкина. - М., 1998. - С. 134.

31 "Чувственных, телесно-бытовых низин Пушкин не избегал и не мог избегать и по обстоятельствам своей жизни, и по общечеловеческой немощи, греховности падшего естества. Но ему дано было пережить и осознать их малость, частичность в составе бытия, их подчиненное место в мировой иерархии; он пережил наслаждение ими как соблазны, оставляющие рапы на совести и запустение в душе" (Котельников В.А. Святость, радость и творчество // Христианство и русская литература. Сб. 3. СПб., 1999. - С. 65).

32 Мальчукова Т.Г. Пушкин как национальный и политический мыслитель // Духовный труженик. - СПб., 1999. - С. 268.

33 Чулков В.И. Указ. соч. - С. 29, 30.

34 Чаадаев П.Я. Указ. соч. - Т. 1. - С. 330.

35 Там же. - С. 533, 536, 537.

36 П.Я. Чаадаев: Pro et contra. СПб., 1998. - С. 469.

37 Там же. - С. 403.

38 Там же. - С. 370.

39 Там же. - С. 463.

40 "Пушкин, - замечает С. Булгаков, - отдал полную дань юношеской революционности, разлитой в тогдашнем обществе, в эту эпоху движения декабристов, но он рано преодолел их интеллигентскую утопичность и барскую беспочвенность" (П.Я.Чаадасв: Pro et contra. - СПб., 1998. - С. 277).

41 Проскурин О. Поэзия Пушкина, или Подвижный палимпсест. - М., 1999. - С. 292.

42 В своем отношении к свободе Пушкин проходит тот же путь, что и русский народ в "большом времени": от язычества к христианству, от душевного к духовному, ибо, как пишет В. Колосов, "для язычника путь к свободе лежит через осознание справедливости общественного интереса (личное подчинено общественному, "миру"), для христианина - через личную свободу от всякого угнетения. Христианин интерес личный ставит выше государственного, а язычник такое понимание свободы именовал "волей", это самоволие. Другими словами, личное через общественное - идеал язычника... тогда как идеал христианского сознания - общественное через личное..." (Колесов В.В. "Жизнь происходит от слова..." СПб., 1999. - С. 119).

43 Ильин И. Пророческое призвание Пушкина // Пушкин в русской философской критике. - М., 1990. - С. 339.

стр. 25