Стихотворение Лермонтова "Выхожу один я на дорогу...", созданное между маем и июлем 1841 года, принадлежит к числу самых известных и самых любимых читателями. В отличие от большинства произведений Лермонтова-бунтаря, это стихотворение создает образ мира гармоничный, хотя и пронзительно грустный. "Что же мне так больно и так трудно?" - спрашивает поэт. Может быть, именно этот вопрос особенно трогает чуткие сердца: ведь у каждого человека бывают в жизни горестные минуты...

Кажется, что стихотворение написано очень просто: дорога, туман, звезды, "темный дуб"... Но все эти слова оказываются исполненными необъятно большого смысла, они многозначны. Создается образ целого мира: "Спит земля в сиянье голубом". И уже первое, вроде бы простое предложение ("Выхожу один я на дорогу...") говорит одновременно об одиночестве и о "кремнистом" (каменистом, тернистом, трудном) жизненном пути.

Вспоминается начало стихотворения Тютчева, написавшего гораздо позже - в память о возлюбленной - "Вот бреду я вдоль большой дороги...". А в XX веке Георгий Иванов начнет по-лермонтовски одно из последних своих стихотворений: "Туман. Передо мной дорога. / По ней привычно я бреду..."

Перед читателем открывается божественно прекрасный мир: "Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу, / И звезда с звездою говорит". "Пустыня" - не та ли, в которой "влачился" пушкинский пророк и куда бежал пророк лермонтовский? Но пушкинская была "мрачной" (это, конечно, о состоянии души), а здесь и образ безмерного, но одухотворенного, исполненного величия пространства ("В небесах торжественно и чудно!"), и образ тоскующего, усталого человека: "Жду ль чего? Жалею ли о чем?"

К кому, если не только к себе, обращается лирический герой? Ведь это он слышит, как "звезда с звездою говорит",

стр. 45


--------------------------------------------------------------------------------

именно ему открыта красота божьего мира. Еще немного - и вот, наверное, он скажет: "И звезды слушают меня, лучами радостно играя..." ("Пророк", 1841). Но нет, герою стихотворения хочется только "свободы и покоя", а для него это равнозначно тому, чтобы "забыться и заснуть". Обратим внимание на слово "ищу" - перед нами деятельная душа, не согласная на остановку! И все же ищет она "покоя"... Но разве речь идет просто о самочувствии усталого от жизни человека?

Оба сочетания слов напоминают сразу о двух персонажах мировой литературы.

"На свете счастья нет, но есть покой и воля", - написал А. С. Пушкин в 1834 году, мечтая о "побеге" в "обитель дальную трудов и чистых нег". Это было выражением усталости души, но здесь же - и мысль о свободе творчества, и высокое смирение с законами бытия... Стихотворение Пушкина "Пора, мой друг, пора..." не могло быть известно Лермонтову: оно не публиковалось до 1886 года. Но юный поэт знал, что тема покоя и воли неоднократно возникала и раньше в творчестве Пушкина, и еще в 1830 году сам написал: "...ищу забвенья и свободы", - это было предчувствие собственного жизненного пути, подобного байроновскому:



Гляжу назад - прошедшее ужасно;
Гляжу вперед - там нет души родной!

("К***, 1830)





А ведь эти строки прямо соотносятся со словами, тоже осмысляющими будущее ("Уж не жду от жизни ничего я...") и прошлое ("И не жаль мне прошлого ничуть"). Только в позднем стихотворении ощущение свободы как будто уже достигнуто. Это проявляется в музыкальном строе стихов - не случайно несколько русских композиторов писали к ним музыку, а один из вариантов (Е. С. Шашиной, 1861 г.) стал народной песней.

Торжественное звучание хорея, включающего большое количество пиррихиев, плавность поэтической речи передают мелодию души страдающего человека. Обратим внимание, что пиррихиями начинаются каждая из пяти строф, но в 1, 3 и 5 строфах они начинают и вторые строки: "Сквозь туман...", "И не жаль...", "Про любовь...". Ритмический рисунок стихотворения образуется также перекрестными женскими и мужскими рифмами, причем женские оканчиваются исключительно гласными, а мужские - согласными звуками. Кроме того, каждый стих включает паузу, родственную цезуре, после третьего слога:



Чтоб всю ночь, ¦¦ весь день мой слух лелея.
Про любовь ¦¦ мне сладкий голос пел...





Если же мы услышим льющуюся мелодию звукописи ([у - но - эн' - мо - лу - л' - э - л' - э...]), то почувствуем и сладость певучих строк. Так гармоническое "построение" лермонтовских стихов создает ощущение "свободы и покоя" - несмотря на высказанную душевную боль.

Отчего же остается ощущение горечи после чтения стихотворения и вспоминаем мы его "в минуту жизни трудную"? Слова "Я б хотел забыться и заснуть!" напоминают о герое трагедии Шекспира - Гамлете: "To die, to sleep, no more..." Мысль о могиле звучит и у русского поэта. Но лирический герой Лермонтова, в отличие от Гамлета, как будто решил для себя трагический вопрос, парадоксально совместив "быть" и "не быть": "Я б желал навеки так заснуть, / Чтоб в груди дремали жизни силы..."

В начале стихотворения уже появлялся образ сна: "Спит земля в сиянье голубом". И это не тревожный сон, как в более ранних стихах Лермонтова, - это покой, гармоническое пребывание в состоянии единения со вселенной. Не о нем ли тоскует душа поэта?

Думается, что в стихотворении "Выхожу один я на дорогу" развивается поэтическая мысль, выраженная ранее ("Когда волнуется желтеющая нива...", 1837): именно в общении с прекрасной природой "смиряется души... тревога, <...> расходятся морщины на челе" лирического героя. Теперь он не будет больше искать покоя "в бурях", давно зная, что его там нет, и стремясь к гармонии с мирозданьем.

Лермонтов, по замечанию Ю. М. Лотмана, не отделяет счастье от "свободы и

стр. 46


--------------------------------------------------------------------------------

покоя" - его идеал совмещает эти состояния. "Чтоб всю ночь, весь день, мой сон лелея, / Про любовь мне сладкий голос пел", - это ведь переживание сладостного любовного чувства. А образ дуба, который "склонялся и шумел", напоминает слова "свежий лес шумит при звуке ветерка" ("Когда волнуется желтеющая нива...") и "лесов безбрежных колыханье" из стихотворения "Родина" (1841). Образы одухотворенной природы и родины, сладкая песня о любви - все противостоит "холодному сну могилы", говоря о не останавливающейся для человека жизни (в восьми последних строках - десять глаголов и деепричастий!). Эти образы создают и представление о том, как будет природа "красою вечною сиять". Но природа здесь не "равнодушная", как у Пушкина, потому что именно она способна утешить и дать отдых измученной душе, она помогает почувствовать единство с миром.

Возвращаясь в последний раз на Кавказ, Лермонтов был, по воспоминаниям друзей, как никогда, грустен, он предчувствовал скорую гибель. Но можно ли сказать, читая последние его стихотворения, что поэт готовился к смерти? Нет, не согласие со смертью, а желание жизни вечной ("Чтоб, дыша, вздымалась тихо грудь...") - вот что передают лермонтовские строки. А описанная вечность подвижна и полна жизни:



Надо мной чтоб, вечно зеленея,
Темный дуб склонялся и шумел.





Стихотворение "Выхожу один я на дорогу" соединило многие любимые Лермонтовым образы, темы, вопросы, создавшие удивительно возвышенный образ поэтической вселенной. Может быть, именно потому оно стало так притягательно и для других поэтов в разные времена. По-разному отвечая на вопрос о соотношении свободы, покоя и счастья, они тем не менее вступали в беседу с М. Ю. Лермонтовым. Вот финал грустно-иронического стихотворения Георгия Иванова:



Стихи и звезды остаются,
А остальное - все равно.





А вот размышление Юрия Домбровского, разделившего в XX веке с народом его трагическую судьбу:



...Там, где нет ни времени предела,
Ни существований, ни смертей,
Мертвых звезд рассеянное тело -
Вот итог судьбы твоей, моей...

Светлая, широкая дорога -
Путь, который каждому открыт.
Что ж мы ждем? Пустыня внемлет Богу,
И звезда с звездою говорит.





стр. 47