Над временем и страной навис криминальный угар.

Кто платит деньги, заказывает любое убийство; "тати неуловимые" похищают грудных младенцев и высокопоставленных чиновников; бывший прокурор великой державы изучает в подробностях собственное уголовное дело; двенадцатилетние белорусские беглянки-синеглазки служат наложницами в сексуальных притонах ночного мегаполиса; писатель-возвращенец, вития "прав человека" в Советском Союзе, нынче скорбит по случаю обвала России, забыв о своей скромной роли в сотворении его.

Русская литература - провидческая. Для нее, что сталось, не вновь, все "виделось и обозначалось": мудры были предвестия художников слова в ушедшем веке. Сакрально- языческие картины промышленного чудища из купринского "Молоха"; апокалиптические видения во вступлении к роману Максима Горького "Мать"; предощущения государственного и духовного распада в "Сестрах" Алексея Толстого; преступления самодержавного (николаевского) режима в изображении Леонида Андреева ("Губернатор", "Тьма", "Рассказ о семи повешенных"). Революционные грехи (З. Гиппиус) трагического тенора эпохи ("Из газет", "Митинг", "Фабрика"), проклявшего преступления бесстыдных и сытых: "И жгут им слух мольбы о хлебе / И красный смех чужих знамен". (Александр Блок. "Сытые", 10 ноября 1905 года 1 .) Первый по идейно-эстетической значимости символист России сумел понять душу народа и слышал с ним одну музыку, Какая-то мистика ...

Что же внове? С чем войдем в третье тысячелетие? Как то, что стало со всей страной, со всей нашей Вселенной, совмещается с литературой, а также публицистикой и журналистикой? Границы между ними стали прозрачными, и никогда не были столь легко проходимы. Изменилось сущностно соотношение литературы и жизни. Сюжеты из деяний мафии, сами ее законы и мораль переместились с экранов и страниц итало-американских боевиков, из английских и французских бестселлеров в бытовые реалии постсоветского существования. Конечно, нынешние крутые пришли на унавоженную приватизацией почву не из романов Марио Пьюзо и сериалов по томам Мориса Дрюона. Но словно стараются делать все по уже отработанному сценарию. Не случайно по страницам газет-однодневок, не очень толстых и просто толстых журналов замелькало при описании нашей впереди прогресса бегущей неокапиталистической эры (не "эры милосердия". Отнюдь) путающее и завораживающее слово мафия. Оно короче и красивше звучит, чем "организованная преступность", "коррупция чиновников", "криминальные разборки", "заказное убийство". Просвещенному читателю приятно сознавать: видел, слышал - в кино, книге, спектакле - льстит честолюбию.

Теперь историю мафии тоже освоил наш приобщенный к мировой культуре приобретатель (то бишь бизнесмен). Кто не знает теперь, что возникла она (мафия), оказывается, на "теплом синем море", в Сицилии, чуть ли не в XII в. Стало быть, живет по своим законам, словно неистребимый герой нашей родной волшебной сказки...

Литература и кино на Западе если не прославили, то "осуществили презентацию" и популяризировали свои национальные и интернациональные криминальные семьи. Эстетически значимую кино- и телерекламу (и признание) получили итальянская (фильм "Крестный отец"), американская ("Принцип домино"), еврейская ("Однажды в Америке"), французская ("Мафия по-французски") 2 . Нет в просвещенном мире пока высокопризнанного фильма и романа о русской мафии (хотя, судя по информации из источников ФБР, уже "засвети-

стр. 20


--------------------------------------------------------------------------------

лась", родная). Вот только зачем надо так изощренно определять национально-криминальный колорит: в чем принципиальная разница между убийцей и насильником - русским, ирландским, еврейским, французским? Какой национальности был Кощей Бессмертный?..

В постсоветской журналистике добросовестно отслежены общие, уже известные по источникам признаки мафии: связь преступного мира с законодательной и исполнительной властью, использование кадров и агентурных данных полиции (милиции), сращивание с крупным капиталом, расследование действий "непокорных", приведение криминальных приговоров в исполнение. Чем мы хуже? Ярославский депутат Юрий Тихонов, пишет обозреватель одной ну очень популярной газеты, "как Аль Капоне не раз привлекался к уголовной ответственности, но, будто в насмешку над следствием, ни разу не предстал перед судом... (начавшие расследование ярославские сыщики в доме у депутата нашли 24 единицы огнестрельного оружия)" 3 . Уничтожение "нового русского" стало одним из эпизодов деятельности "киллеров в серых мундирах" (т.е. милиционеров. - Л. Г.), криминальной организации "нового типа, в которой преступления совершали те, кто по долгу службы должны были бы с ними бороться" 4 .

В отечественной беллетристике столь высокие уровни криминальной реальности тоже осваиваются - по мере художественных возможностей. Речь, естественно, не идет о милейших и благороднейших историях, ностальгических реалиях советской жизни, где героями представлялись печальные или сельские детективы, обаятельные полузабытые Знатоки (иных уж нет, а те далече). Каждому воздается, и годен всяк в свой черед. Сейчас же наблюдаются несколько иные подходы в литературной презентации криминальной элиты.

Прослеживается даже некая эпистемологичесхая направленность, эдакий философско-познавательный изыск. Читатель обнаружит его в инновационно- постмодернистком романе. В том самом, где В.И. Чапаев представлен в облике

прямо-таки набоковского русского интеллигента первой волны эмиграции, а любимец народа, славный ординарец Петька перевоплощается в поэта-декадента - Пустота его зовут, завсегдатая декадентских малинников. Дело между тем происходит на известной творческой площадке русской литературы: в сумасшедшем доме. Два постоянных его благожителя ведут диалог о реальности мира: "А я бы тех, - неожиданно вмешался Мария ( персонаж назван Марией то ли в честь Моцарта, то ли Ремарка. - Л. Т .), - кто в реальности мира сомневается, вообще бы судил. Им не в сумасшедшем доме место, а в тюрьме. Вон видишь, "Мерседес-600" стоит?.. Знаешь, кто на этой иллюзии ездит? Коммерческий директор нашего дурдома... Этот бандит, может быть, десять человек убил, чтобы такую машину себе купить. Так что же, эти десять человек зря жизни свои отдали, если это иллюзия?" 5

Для реформируемой страны дается еще один поворот предмафиозного сознания в перевернутой реальности. Преступление как таковое становится критерием объективности мира в ощущении, данном неким господам. Как все-таки принципиально обогатились построения Беркли, Юма, Авенариуса и Маха, естественно... 6

Не иллюзорной, объективной реальностью в стране стала власть денег, или денежная власть. "Отныне, - пишет в очередной публицистической книге А. Солженицын, - без поддержки мощного капитала (а часто и мафиозного, воровского) никто у нас, при нынешнем режиме, уже не доберется до вершин власти - так что приходится пока отказаться от надежд на благоприятный для народа исход во всеобщих выборах (выделения в цитате авторские. - Л. Т .)" 7 . Ясно как Божий день: перспективы развития мафии вполне реальны, она успешно встраивается в экономические, государственные, политические структуры.

Есть и общественно-политические, и экономические, и социально-правовые, и криминалогические прогнозы по этой части. Свою позицию определила и спе-

стр. 21


--------------------------------------------------------------------------------

цифически профессиональная - детективная - беллетристика. На страницах романа Александры Марининой "Украденный сон" любимый авторский персонаж полковник Гордеев философствует: "Мафия, конечно, бессмертна, но ведь и толковые сыщики не перевелись. И не переведутся. Может, в этом и есть какой-то социально-биологический закон, а?" 8 Такое вот предсказание и для стражей порядка, и для человека живущего (в третьем тысячелетии).

Будет он там, болезный, жить красиво, не беспокоясь о своей судьбе (Какое, милые, у нас / Тысячелетье на дворе?): то ли мафия отпустит живым под свой присмотр, то ли славные сыскари из отдела Виктора Алексеевича Гордеева распутают преступные хитросплетения: спи спокойно, гражданин, с правами и без присмотра.

Конфликт в детективном произведении действительно развивается по пути противостояния и равнодействия преступника и сыщика: интеллект противоборствует с интеллектом, методы одного соперничают с методами другого, честь и порядочность детектива оттеняются порочностью его врага. Так в первоклассной литературе о полицейских было всегда. Нестареющий Конан Дойл вершину конфликта сыщика с равными ему враждебными силами представил в столкновении Шерлок Холмс - профессор Мориарти. Во второй половине XX в. прямое индивидуальное столкновение встретить практически невозможно, оно самозаменилось борьбой "отцов" (по-русски сказать - паханов), сложными криминальными переплетениями между мафиозной и правоохранительной системами. Нынешние дирижеры и спонсоры преступного мира в руки не берут пистолет Стечкина или малый гранатомет. Для исполнения криминальных эпизодов у них есть так называемая пехота. Но в композиции литературного произведения по-прежнему остался центральный персонаж - деятельный сыщик, за которым стоит, как известно, прогрессивная общественность и смелый, в меру одаренный автор.

Большое видится на расстоянии. Социальная эпоха неумолимо формирует нормативный характер литературного героя; он, в свою очередь, определяет сюжетно-образный хронотоп произведения. Устойчивое сочетание близких по тематике художественных текстов образует оригинальные историко-литературные пласты, способные сами по себе быть социокультурными определителями эпохи. Так возникают рыцарские баллады, песни, романы, где в центре - благородный странник-дворянин, защитник чести и справедливости. Жизнь породила и другие персонажи, например беспутного и веселого, изобретательного и умеющего за себя постоять, не прибегая к мечу и копью: внимание читателя надолго приковал плутовской роман. Завоевания и торговля, путешествия и географические открытия оставили долгий след в литературе: несколько веков ее обличье предопределялось авантюрным (приключенческим) романом. Когда же искатель приключений ушел с подмостков истории и литературы, его заменил лазутчик, ловец чужих военных секретов; в государственном масштабе он приобрел статус шпиона. Книги о "бойцах невидимого фронта" во всех странах много лет поражали воображение юношества, причем многие молодые люди видели себя на месте удачливых персонажей.

Постепенно доминантой эпохи становится криминальное действо. В этот мир ворвались невиданные доселе преступники, незаурядные и по масштабам, и по изобретательности, пришли претенциозно и по-хозяйски. Обличая их, сыщик возвысил свой престиж, стал человеком светского общества, социально признанным типом личности. Криминальная литература, беллетристический детектив стали неотъемлемой частью культуры и жизни, в них "отразился век, и современный человек изображен довольно верно". Вот почему можно снобистски-принципиально не читать детективы; можно обличать их за низкий литературный уровень, отсутствие художественного вкуса; можно отказывать им в праве прописки на высших этажах духовной культуры. - Некая каста пурис-

стр. 22


--------------------------------------------------------------------------------

тов считает недостойным пропагандировать нечто подобное 9 . Реальность, однако, такова, что "подобную литературу" пропагандировать и не нужно - тиражи ее и так безмерно высоки. Детективная беллетристика стала культурно-историческим определителем эпохи, в которую неизбежно вступает человечество. Чем хуже Эркюль Пуаро как один из социоопределителей человека и эпохи какого-нибудь Лассарильо...

За полтора века признанного официально существования всемирная детективная беллетристика воспроизвела на свет сначала обширную новеллистику, далее в ход пошли многостраничные романы. Затем появилась своя критика, а уже потом - теория и история. Сами же криминальные сюжеты в исполнении писателей разных направлений и талантов вошли в сознание и малоискушенного и вполне интеллектуального читателя, не брезгующего на сон грядущий открыть "завлекательную" книжку с подчас непомерно идеализированными героями сыска. Интеллектуалу известно - детектив значит попросту сыщик; родоначальником сыскной литературы традиционно называется Эдгар По (новеллы "Убийство на улице Морг", "Золотой жук"); рассказы и романы детективного содержания профессионально писали А. Конан Дойл и Д.К. Честертон, Э. Габорио и Ж. Сименон, Агата Кристи и наш Юлиан Семенов. Дефиниция понятия детективная литература весьма размыта: признаком ее служит появление персонажа, ведущего расследование преступления.

Русская детективная словесность начиналась, естественно, не с боевиков о "деле пестрых" и популярной ленты "Место встречи изменить нельзя". Даже не с записок А. Ф. Кони о знаменитом сыщике Иване Путилове, первом начальнике петербургской сыскной полиции. Она зародилась в недрах цивильной, причем высокохудожественной литературы. Беспощадно ироничный Вл. Набоков посчитал "Преступление и наказание" заурядным полицейским романом. С таким же успехом можно заметить, что безупречно изысканный аристократ Григорий Печорин оказался довольно неудачливым сыщиком. В остросюжетной "Тамани" его действия не вышли за пределы потуг детектива-любителя, в чем также проявились правдивость и объективность автора "Героя нашего времени". При таких прародителях "Архипелаг Гулаг" литературно выглядит сугубо прагматичным нанизыванием лагерных историй 10 . Собственно детективные мотивы, как видим, разрабатывались отечественными писателями до того, как к ним обратился По- новеллист.

Зарубежные и отечественные теоретики и критики криминальной беллетристики от А. Грамши и В. Шкловского до Вит. Озерова и Л. Аннинского всесторонне определили сущностные особенности детективного повествования. Оно гуманно и романтично; в нем торжествуют логика и справедливость, мужество и гибкость ума; возникают человеческие характеры, способные увлекать, воздействовать на воображение читателей всех возрастов. Сопереживая героям детектива, читатель испытывает сочувствие и нравственное удовлетворение; он возвышает чувство собственного человеческого достоинства. Приятно сознавать: в художественном произведении, по крайней мере, добро и честность, благородство и профессионализм сыщика- гуманиста побеждают социальное зло, обличают нравственные пороки. Способны защитить слабого и невинного... До поры до времени: пока сам детектив, безупречный "витязь сыска", не ощутил острой необходимости в профессиональной и личной защите.

Своеобразие детективного романа В. Шкловский видит в большом "количестве тайн". По его давнему мнению, "романы с сыщиками... возобладали над романом с разбойниками, вероятно, именно благодаря удобству мотивировки тайны. Сперва дается преступление как загадка, потом сыщик является профессиональным разгадчиком тайны " 11 . Но современная теория и реальность, повседневная литературная практика столкнулись с новым, по существу, парадоксальным соотношением творчества и действительности. Зло в жизни, частной и общественной, подлинный смысл преступ-

стр. 23


--------------------------------------------------------------------------------

ления в окружающей нас реальности возросли до пределов, недоступных воображению человека. Они несоотносимы даже с самой черной литературой, и писательская фантазия уподобляется подчас бесцветному оттиску. Физическое уничтожение президента великих Штатов; бесконечное судебное преследование по поводу сексуальных домогательств к своим помощницам - другого; расстрел высшего законодательного органа страны; взрывы посольств, вокзалов, самолетов; и опять: взрывы на Пушкинской площади в Москве и на престижных курортах - Ессентуки, Минводы; необъяснимая трагическая (таинственная - ?!) гибель лучшей субмарины русского флота... В каком воспаленном авторском мозгу могут возникнуть подобные криминальные тайны? 12

Тем не менее поток детективной продукции в магазинах и на развалах ничуть не уменьшается: аккуратные и броские, примелькавшиеся книжечки в удобной обложке. Их можно положить в дамскую сумочку, в карман плаща. Кто их пишет? Среди авторов - профессиональные литераторы, но все чаще - отставные генералы ведомства безопасности и действующие офицеры прокураторы, судов и милиции. Прошлое и настоящее не оставляет читателей равнодушными: что за пост занимал, где учился в каких пионерлагерях отдыхал, - совсем в духе Сент-Бева, основоположника биографической школы в литературоведении. Многочисленные буклеты, проспекты, разноцветные обложки многократно повторяют имена счастливчиков, чьи произведения перевалили за тиражи в миллион, два и более экземпляров... 13 Татьяна Полякова, Марина Серова, Чингиз Абдуллаев, Даниил Корецкий, Николай Леонов, Феликс Незнанский. Валерий Роньшин, Илья Деревянко. И другие, - скажем, Б. Акунин с неистребимым и быстро вошедшим в моду Эрастом Фандориным.

(Продолжение следует)


--------------------------------------------------------------------------------

1 Блок А.А. Собр. соч.: В 8 т. - М.; Л., 1960. - Т. 2. - С. 180 .

2 Справедливой представляется современная характеристика уходящего века: "Если XIV - XVI века запомнились потомкам как эпоха ренессанса, то XX век войдет в историю как эпоха массового и индивидуального террора, ибо ни одна предшествующая эпоха не подарила такого количества жертв террора, как XX столетие". - Раззаков Ф.И. Век террора: Хроника покушений. - М., 1995. - С. 5.

3 Кислинская Лариса. Киллеры в серых мундирах // Совершенно секретно. - 1998. - N 7. - С. 7.

4 Там же. - С. 8.

5 Пелевин В.О. Чапаев и Пустота. - М., 1996.- С. 134- 135.

Пелевин Виктор (1962) - лауреат Малого Букера (т.е. модной нерусской премии для русскоязычных писателей) так представлен издателями: "...самый известный и самый загадочный писатель своего поколения".

6 Смешалось здесь все что угодно: реминисценции очевидны. И "застенчивый ворюга", завхоз второго дома Старсобеса ("Двенадцать стульев" И. Ильфа и Е. Петрова); сумасшедшие телезрители из баллады В. Высоцкого, собирающиеся по поводу Бермудского треугольника писать в Спортлото; Иван Бездомный, раскрывающий душу в беседе с Мастером. Но эти герои первичны, они колоритнее, энергичнее, изобретательнее - они не заимствованы.

Чтобы завершить разговор о литературно-обличительном обращении в русской литературе, представим себе речь Поприщина: под записью от "мартобря 86 числа" от признает, что "чиновные отцы юлят во все стороны и лезут ко двору... Мать, отца, бога продадут за деньги, честолюбцы, христопродавцы!" - Гоголь Н.В. Собр. соч.; В 7 т. - М., 1977. Т. 3. - С. 172.

Как видим, инновации букеровского постмодернизма иного качества, чем традиции классики XIX или XX века; на основании приобретенного опыта читатель вынужден разгадывать их словно кроссворды.

7 Солженицын А. Россия в обвале. - М.: Русский путь, 1998. - С. 56.

Надо заметить, воровской и мафиозный - не одно и то же. Понятие вор, воровской значительно уже; вор может быть одиночкой, сильной, противостоящей всем в обществе личностью. (Ср.: героев одноименных рассказа Л. Андреева и романа Л. Леонова - "Вор".) Мафия же встроена во всю структуру общества, сама она престижна потому и постольку, поскольку криминально именно общество: "...мы узнали... от говорливого Березовского, уже сжималась железно-золотая сцепка "...молодого русского капитала" с молодыми звездами олигархической бюрократии". - Солженицын А. Указ. соч., с. 57.

8 Маринина А.Б. Украденный сон: Роман. - Екатеринбург: АРД ЛТД, 1997. - С. 366.

9 Небольшое соображение по поводу "пуристов". Писательница Татьяна Толстая без тени смущения высказалась вполне конструктивно: литература бывает или пушкинская или марининская. В. Маяковский в таких случаях спрашивал: "Мадам, Вы серьезно?"

10 "Московский комсомолец" пишет о "ностальгии по ГУЛАГу". При этом как-то забывается: тема это не то что не новая, - крайне древняя. Чуть ли не первым - после князя Курбского - русским диссиден-

стр. 24


--------------------------------------------------------------------------------

--------------------------------------------------------------------------------

том (и зэком) был, по всей видимости, протопоп Аввакум, затем боярыня Морозова, царевич Алексей. Не надо забывать о том месте, что отводилось тюремной литературе в XIX веке. Ф.М. Достоевский велик не потому, что написал записки из Мертвого дома, а А.П. Чехов рассказал о поездке на Сахалин. Л.Н. Толстой сознательно уходил от "тюремной образности" в истории Катюши Масловой; Л. Андрееву оказались ненужными специальные подробности жизни заключенных в "Рассказе о семи повешенных".

Различия между детективной и гулаговской литературой тематические, сюжетные, нравственные, социально установочные: детективная литература повествует о совершении преступления, его мотивах и поиске преступника; гулаговская - о пребывании в "местах не столь отдаленных".

11 Шкловский В. Новелла тайн. Журнал любителей детектива. - 1997. - N 2. - С. 85.

12 "...обычны даже и названия со словом "тайна", - пишет Виктор Шкловский, - например, "Тайны мадридского двора", "Таинственный остров", "Тайна Эдвина Друда" и т.д.". - Там же.

Трудно даже примерно подсчитать, насколько выросло социальное значение бытовых тайн в конце XX века, - тайны романов Диккенса и Жюля Верна на реальном мафиозном фоне конца нашего столетия выглядят как безобидные милые богателли, эдакие безделушки.

13 Нельзя, к сожалению, сказать сколько-нибудь определенно, что сейчас читает наш в недавнем прошлом самый читающий народ. Социологии чтения и систематического изучения спроса (по-модному сказать, мониторинга) в наших культурно-образовательных структурах не существует. Остается доверять непроверенным данным о тиражах и поддаваться гипнозу пестро-цветных картин на развалах.

стр. 25