Обучение русскому литературному произношению так же необходимо, как и обучение правописанию и грамматике. Р. И. Аванесов

Наблюдаемые в последние десятилетия преобразования в языковой жизни общества - увеличение объема устной речи общественного назначения, расширение состава ее участников, а также меняющееся отношение к норме ("в целом литературно-языковая норма становится менее определенной и обязательной; литературный стандарт становится менее стандартным"1) повлекли за собой нормативные колебания, вплоть до полного несоблюдения норм. Применительно к произношению это находит выражение: 1) в многочисленных ошибках в ударении; 2) в снижении "качества речи, т. е. оптимальных реализаций интонационно-звуковых средств, обеспечивающих хорошее понимание"2; 3) в расширении зоны действия диалектных произносительных особенностей. Целью настоящей статьи является анализ и осмысление сквозь призму нормы двух случаев, входящих в число "напряженных точек орфоэпии", - произносительных вариантов типа 1) [iа]зыково´й, [т'а]желый, [ш:'а]стли´вый и 2) [γ]ород, то [γ] да, дру[х], которые генетически связаны с диалектами.

Первый случай касается качества предударного гласного на месте орфографических я в начале слова и после парных мягких согласных и а после непарных мягких согласных. Орфоэпические нормы, во-первых, требуют произносить в отмеченных позициях гласный типа [иэ], т. е. [шэ]зыково´й, [т'иэ]желый, [ш:'иэ]стли´вый, и во-вторых, выделяют исключения, для которых возможны два варианта произношения - с [а] и [иэ], например, ч[а]выча´ и ч[иэ]выча´, ч[а]йнво´рд и ч[иэ]йнво´рд, ч[а]йхона´ и ч[иэ]йхона´ (и производные), ч[а]кона´ и ч[иэ]кона´, ч[а]рльсто´н и ч[иэ]рльсто´н, ч[а]хохби´ли и ч[иэ]хохби´ли, ч[а]йрике´р и ч[иэ]йрике´р, ч[а]тура´нга и ч[иэ]тура´нга. Как видно, варьирование допускается и признается фактом литературной речи только для группы слов, главным образом иноязычных и недостаточно освоенных или редко используемых носителями языка. Иные варианты произношения гласных на месте предударных а, я после мягких согласных входят в разряд факультативных. Сюда обычно относятся сведения о том, что наряду с гласным [иэ] (и´каньем) современная литературная норма не исключает и гласный [эи] (эканье), возможность (но не обязательность) появления которого зависит от многообразных факторов: установка на высокий стиль произношения, замедленный темп, сфера художественной речи или пение. Кроме того, во многих работах дополнительно сообщается, что в ином своем качестве, т. е., как одна из различительных особенностей литературной нормы вообще и двух ее вариантов - московского и петербургско-ленинградского - эканье в настоящее время утратило свое значение. Не являются обязательными и сведения о произносительных вариантах, противопоставленных по линии литературный/диалектный. Они фиксируются лишь в единичных и при этом не в последних по времени создания орфоэпических изданиях3. Приведем лишь один пример такого рода, наглядно иллюстрирующий, кроме того, объем и характер данных о диалектном материале: "... В качестве непреодоленной диалектной особенности приходится слышать на месте буквы я (а после чищ также на месте буквы а) в 1 -м предударном слоге звук [а]: без [п'а]ти, пог[л'а]ди, при[в'а]зал, [п'а]так, о[б'а]зательно, сп[р'а]жение, [ia]зык, за[iа]вле'ние, [ч'а]сы, [ш:'а]ве'ль"4. Может возникнуть вопрос: нужно ли (а если нужно, то зачем) специально выделять информацию о регионально-ва-

стр. 49


--------------------------------------------------------------------------------

риантных фонетических формах, коль скоро речь идет о литературной норме? Чтобы ответить на этот вопрос, следует прежде всего присмотреться к тому, как ведут себя звучания с [а]-образным звуком в сфере современной устной публичной речи.

Первые публикации, где была обозначена и подвергнута изучению эта проблема в связи с литературным языком, относятся к началу 70-х гг. XX века5. Ставя вопрос о том, является ли произношение звука типа [а] (т. е. [iа]зыково'й) вместо [и]-образного (т. е. [иэ]зыковой) "явлением уходящим или же здесь пробивает себе путь новая тенденция", Н. К. Пирогова отмечала, что, с одной стороны, "репрезентация <а> - [Λъ] - явление относительно новое", с другой - "оказывается уже достаточно регулярной"6 и обнаруживает себя в следующих условиях: а) наиболее последовательно после (j), особенно в антропонимах, топонимах и малочастотных словах; б) несколько реже после остальных непарных мягких согласных, причем вероятность подобной реализации повышается в экзотически окрашенных словах типа чабан, чавыча, чайхана; в) лишь в отдельных случаях после парных мягких согласных. Однако предлагаемая ученым трактовка, согласно которой "в предударном положении после мягких согласных <а> может быть вполне литературно реализована в звуке типа [а]"7, впоследствии потребовала внесения существенной корректировки. Так, для типа слов, приведенных выше в пункте б), звучание с [а] действительно допускается современной литературной нормой и объясняется вхождением слов в периферийные лексические подсистемы и низкой частотностью слов. Что касается лексики, остающейся за вычетом единиц типа чабан, чавыча, чайхана и т. п., то здесь в основе замены гласного [иэ] гласным [а] лежит все-таки иная причина - влияние диалектов. Н. К. Пирогова же исходила из литературности изучаемых вариантов.

А теперь сравним результаты, полученные в 70-е гг. прошлого века, с картиной последующих десятилетий. Собранные к настоящему времени данные доказывают, что удельный вес произношения [а] в словах типа [ia]сна, [ч'а]стушки, [р'а]дово'й увеличивается, на что указывает сам факт их включения в перечень "наиболее устойчивых, маркированных и широко распространенных"8 явлений региональной фонетики.

Заметную роль в проникновении указанной диалектной черты в литературную речь играет следующее. По наблюдениям ученых, для стремящихся овладеть литературным произношением уроженцев севернорусских регионов типично устранение полного оканья при сохранении его основного принципа: различения неударных гласных, и особенно в первом предударном слоге, что и влечет за собой произнесение [а]-образного звука вместо диктуемого литературной нормой [иэ]. В то же время "это звучание в его материальном воплощении совпадает, как это ни парадоксально, с южнорусской фонетикой, и потому количество отступивших в этом отношении от нормативного произношения говорящих соответственно увеличивается"9.

Переходя к рассмотрению второго из вынесенных на обсуждение явлений - качества звука на месте буквы г - сначала обратимся к орфоэпическим руководствам и справочникам. Как правило, в них сообщается, что литературному языку свойственно взрывное [г], тогда как фрикативный звонкий [γ], глухой парой к которому выступает [х], - это черта, с одной стороны, характеризующая говорящих как по территориальному (область южнорусских говоров), так и по социальному признакам, с другой - встречающаяся и в литературном произношении, но лишь в немногих словах: в междометиях ага, ого, о-го-го, эге, э-ге-ге, эгей; в слове бухгалтер; в междометном употреблении слов господи, господь (как вариант с пометой допустимо устаревающее или допустимое). В подобного рода нормативной характеристике учтено все, кроме одного - оценки необычайно широкого вторжения [γ] в современную публичную речь. О масштабах этого процесса свидетельствует, например, вывод ученых о том, что, "если пользоваться [γ]

стр. 50


--------------------------------------------------------------------------------

фрикативным как индикатором литературности речи, то из состава носителей современного литературного языка следует исключить всех тех, чья речь содержит этот звук. Чистота произносительной нормы тем самым останется в неприкосновенности. Но заметим, чистота нормы как идеала, как теоретического конструкта. Реальная же речевая практика с этим идеалом не совпадает и нередко весьма далека от него..."10. Отметим также, что в числе причин, способствующих укреплению [γ], есть и весьма специфичные, которые, кстати сказать, едва ли не впервые подметил неязыковед. Так, в воспоминаниях Ф. Бурлацкого о 50-х и 60-х гг. XX в. читаем: "Свое горловое "г", вероятно, он (Хрущев. - И. В.) действительно не мог исправить, хотя я не исключаю, что и здесь была игра. Что же касается "коммунизьма", то я на сто процентов убежден, что он так произносил умышленно, создавая некий эталон, которому должны были следовать все посвященные, как авгуры. И один за другим окружавшие его лица, в том числе получившие образование в университете или МГИМО, склонялись к подобному произношению. Этот сленг как бы открывал дорогу наверх, в узкий круг людей, тесно связанных между собой не только деятельностью, но и общим уровнем культуры"11. Позднее об этом стали писать лингвисты, констатируя, что "в политических кругах наблюдается эффект подражания лидеру", и делая ссылку на время президентства М. С. Горбачева: "В то время... среди лиц, так или иначе приближенных к власти, было немало тех, кто не ощущал необходимости избавляться от этой ненормативной фонетической особенности, а напротив сохранял ее в своей речи"12.

В этой связи напрашивается вопрос: как примирить диалектную принадлежность [а]-образного звучания на месте предударных а, я после мягких и [у] фрикативного на месте орфографического г и их распространенность в условиях, где нормативно-речевое поведение диктует использование литературных норм? И надо ли пытаться это делать, тем более что, по мнению ряда специалистов, "полное овладение произношением взрывного [г] в условиях южно-великорусского языкового окружения скорее является счастливым исключением, а не обычным явлением"13. Ответ на этот вопрос довольно труден и обусловливается разнохарактерными моментами.

Коснемся сначала обстоятельств и причин (кроме уже отмеченных), поддерживающих устойчивость диалектных особенностей в сфере, предусматривающей обязательное использование литературного языка. Один из них - языковая практика публичных лиц, обычно воспринимаемая средним носителем языка как некий образец. Речь идет о том, что сам факт сегодня уже не единичных замен литературных вариантов типа [иэ]зыково'й, [г]ород звучаниями типа [1аъ]зыково'й, [γ]ород, несущих на себе отпечаток своего происхождения, в устной речи общественного назначения утверждает их "приемлемость для литературной нормы или несущественность строгого соблюдения нормы"14.

Второй фактор связан с активными миграционными процессами, хотя в работах по социолингвистике можно встретить суждения о том, что "фактор социальной мобильности - как вертикальной, так и горизонтальной... способствует устранению из речи говорящего черт, противоречащих общепринятому узусу"15, если индивид является членом социальной группы, где принятым является литературный вариант. Однако на практике так бывает далеко не всегда, ибо "фактор социального престижа - важный стимулятор и "регулировщик" нормативных оценок и установлений"16 - может не срабатывать. В противном случае мы не имели бы того колебательного состояния нормы, на которое указывают все исследователи. А причина очень проста: человек не потрудился сделать для себя обязательным следование правилам, которые удовлетворяют требованиям и ситуации, и исполняемой роли. Поэтому в настоящее время мы являемся свидетелями того, что в потоке социальных взаимодействий гораздо чаще обнаруживают себя тенденции, ведущие не к устранению и преодолению ошибок, а

стр. 51


--------------------------------------------------------------------------------

к нарушению литературных правил, к их расшатыванию и далее изменению.

Говоря о влиянии фактора социальной мобильности, нельзя оставить без внимания наблюдения и оценки социологов: "Мобильные индивиды начинают социализацию в одном классе, а заканчивают в другом. Они буквально разрываются между несхожими культурами и стилями жизни. Они не знают, как себя вести, одеваться, разговаривать с точки зрения стандартов другого класса. Часто приспособление к новым условиям остается очень поверхностным"17. И действительно, социальная роль человека и ее языковое исполнение в ряде случаев не гармонизированы. Переход в более престижную социальную группу означает усвоение тех норм поведения и представлений (в том числе и языковых!), которые господствуют в соответствующей среде.

Наконец, еще одним фактором можно считать отсутствие в создаваемых в последнее время нормативных описаниях комментариев, касающихся отклонений от литературной нормы под влиянием диалектной речи. В словарях, где наиболее регулярные случаи отступления от нормы литературного языка отмечаются с помощью так называемых запретительных помет (не или не рекомендуется, неправильно, грубо неправильно), рассмотренные выше явления не затрагиваются.

Обобщая сказанное, есть основания утверждать, что при объяснении произносительных фактов не следует ограничиваться характеристикой литературного стандарта и представлением исключений из соответствующих правил. Не менее важен разбор вариантов, нарушающих правильность речи, которые могут быть достаточно экономно описаны с помощью предупредительного и одновременно объяснительного правила.

Вопрос о взаимодействии литературных вариантов с диалектными требует по крайней мере еще двух уточнений. С одной стороны, при обучении произношению важно указывать, что неравноценность литературных и диалектных форм становится значимой прежде всего "в "социально ответственных", культурно значимых коммуникативных сферах и ситуациях общения, в радио- и телевизионной речи, в театре, кино"18, где должным и престижным является литературное произношение. С другой стороны, при оценке произносительного варианта в реальном контексте необходимо учитывать и социальную роль говорящего, поскольку именно данный параметр определяет степень императивности в указанных ситуациях того звучания, которое узаконено в качестве литературной нормы. Не случайно один из крупнейших ученых-фонетистов XX в. М. В. Панов предупреждал, что оценка отступлений от литературной нормы "часто является не только лингвистической, но и этической проблемой", раскрывая и поясняя свою мысль так: "Слышишь, что собеседник произносит "не так", что общение идет не гладко - и хочется всю вину свалить на собеседника... Иногда следует задуматься: кому же менять произносительные привычки: мне или моему собеседнику, а может быть, никому? К подобной задумчивости должна приучать орфоэпия. Предположим, с севера в Москву на короткое время приехал человек (колхозник, бухгалтер, агроном, инженер, почтальон...) - говорит он окая. Надо ли стремиться его орфоэпически "перевоспитать"? учить аканью? Конечно, нет... Другой пример: учитель, уже много лет живущий в Москве, так и не освободился от оканья... Он заслуживает осуждения"19. Аналогично мнение и другого корифея в области звучащей речи Р. И. Аванесова: "...И тем более нельзя требовать, чтобы с экранов телевизоров всегда звучала только образцовая речь. По ЦТ могут выступать люди разных национальностей - и мы не вправе требовать от них совершенного знания языка... Когда выступает инженер или тракторист, сталевар или колхозник, важнее что он говорит, чем как он говорит"20.

По сути дела все это означает, что к лицам, занимающим разное место в незримой иерархии статусов, предъявляются разные требования, даже если речь идет об устной публичной речи. Кроме того, такой подход открывает путь и для ответа на вопрос о том, стоит ли орфоэпически переучиваться. Бесспорно, есть ситуации, где диалектный характер

стр. 52


--------------------------------------------------------------------------------

речи не только не мешает, но доставляет даже эстетическое наслаждение. Но когда мы сталкиваемся с ситуациями, подобными тем, которые назвал Ф. Бурлацкий, тот же самый вопрос предстает в ином свете: речевое поведение, отмеченное диалектными чертами, никто не будет принимать как норму. Представление же о том, что "человек, с рождения усвоивший иную, чем московская произносительную базу, в полной мере ее преодолеть не сможет, даже при осознанном отношении"21, можно считать справедливым, если задача устранения диалектных особенностей не ставится.

Между тем весь опыт подготовки будущих актеров, дикторов и журналистов свидетельствует о том, что задача преодоления региональных особенностей произношения разрешима. Симптоматично, что все учебные пособия как для студентов театральных учебных заведений, так и для работников радио и телевидения (в отличие от орфоэпических описаний, не имеющих такой узкоспециальной направленности) обязательно включают раздел, посвященный регионально-фонетическим вариантам22. В связи со сказанным кажется уместным привести следующий фрагмент из выступления старейшего диктора нашей страны Ю. Б. Левитана (1914 - 1983): "Когда я пришел в Радиокомитет, то мне сразу сказали, что действительно Вы окаете, что Вам нужно много заниматься, что мы не можем сразу Вас взять диктором... Мне очень много помогали, надо мной подшучивали, иногда грозились уволить, потому что семьдесят пять процентов накладок и ошибок, приходившихся на дикторскую группу, которая тогда состояла из четырнадцати-пятнадцати человек, падало на меня. И действительно, как я мог хорошо тогда, в то время, в смысле культуры и отношения к тексту читать... И много раз мне комсомольская организация, наши товарищи-комсомольцы говорили: "Юра! Тебе необходимо учиться". И я старался учиться"23.

Таким образом, очевидно, что в условиях изменившейся социолингвистической реальности в числе условий употребления конкурирующих вариантов произношения - литературного и диалектного - целесообразно называть и параметры коммуникативной ситуации и социальный статус ее участников. Эти факторы обычно оказываются за пределами орфоэпического правила, которое направлено на описание литературной нормы.


--------------------------------------------------------------------------------

1 Костомаров В. Г. Языковой вкус эпохи. - М., 1994. - С. 5, 224.

2 Брызгунова Е. А. Связь внутренних законов языка с нормой устной и письменной речи // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования. - М., 2003. - С. 195- 196.

3 См.: Аванесов Р. И. Русское литературное произношение. 6-е изд., перераб. и доп. - М., 1984; Зарва М. В. Современный русский язык. Орфоэпия. 2-е изд., испр. и доп. - М, 1977; Агеенко М. В., Зарва М. В. Словарь ударений русского языка / Под ред. М. АШтудинера. - М., 2000.

4 Аванесов Р. И. Указ. соч. - С. 96.

5 См.: Пирогова Н. К. Реализация фонемы <а> после j в начале слова // Развитие фонетики современного русского языка. - М., 1971; Она же. Безударное "а" после мягких согласных в современном русском произношении // Вестн. Моск. ун-та, 1972. - N 1.

6 Пирогова Н. К. Вокализм современного русского литературного языка (синтагматика и парадигматика). - М., 1980. - С. 78, 76.

7 Там же. С. 76.

8 Лаптева О. А. Живая русская речь с телеэкрана. Разговорный пласт телевизионной речи в нормативном аспекте. - М., 2000. - С. 346.

9 Там же. С. 367.

10 Крысин Л. П. Социальная маркированность языковых единиц // Современный русский язык. Социальная и функциональная дифференциация / Отв. редактор Л. П. Крысин. - М., 2003. - С. 81.

11 Бурлацкий Ф. После Сталина. Заметки о политической оттепели // Новый мир. - М., 1980. - С. 182.

12 Крысин Л. П. Указ. соч. - С. 80.

13 Парикова Н. Б. О южнорусском варианте литературной речи // Развитие фонетики современного русского языка. - М., 1966. - С. 130.

14 Лаптева О. А. Указ. соч. - С. 385.

15 Крысин Л. П. Указ. соч. - С. 81.

16 Скворцов Л. И. Теоретические основы культуры речи. - М., 1980. - С. 105.

17 Кравченко А. И. Социология. - 8-е изд. - М., 2005. - С. 373.

18 Крысин Л. П. Указ. соч. - С. 81 - 82.

19 Панов М. В. Современный русский язык. Фонетика. - М., 1979. - С. 206, 205.

20 Аванесов Р. И. // Литературная газета. - М., 1979. 5 сентября.

21 Лаптева О. А. Теория современного русского литературного языка. - М., 2003. - С. 94.

22 См., например: Сценическая речь / Под ред. И. П. Козляниновой и И. Ю. Промптовой. - 2-е изд., испр. и доп. - М., 2000.

23 Левитан Ю. Б. Выступление на вечере, посвященном 50-летию со дня его рождения // Российский Государственный архив фотодокументов, арх. номер М 2532, запись 1965.



стр. 53