1. "И нудит помнить..."

В классической статье И. М. Семенко "Мандельштам в работе над переводами сонетов Петрарки" содержится несколько наблюдений о соотнесении поэтической ткани мандельштамовских переложений сонетов Петрарки с создававшимся почти одновременно с ними циклом стихотворений памяти Андрея Белого.1 Несомненная тесная связь этих текстов находит неожиданное подтверждение в том, что в переложениях Петрарки Мандельштам - вольно или невольно - цитирует строки из книги Андрея Белого "Пепел".2

Напомним окончательный вариант перевода CCCXI сонета:

QUEL ROSIGNUOL CHE SI SOAVE PIAGNE...



Как соловей, сиротствующий, славит
Своих пернатых близких ночью синей
И деревенское молчанье плавит
По-над холмами или в котловине,
И всю-то ночь щекочет и муравит
И провожает он, один отныне, -
Меня, меня! Силки и сети ставит
И нудит помнить смертный пот богини!
О, радужная оболочка страха!
Эфир очей, глядевших в глубь эфира,
Взяла земля в слепую люльку праха, -
Исполнилось твое желанье, пряха,
И, плачучи, твержу: вся прелесть мира
Ресничного недолговечней взмаха.





Экспрессивный лексический повтор в первом терцете: "Эфир очей, глядевших в глубь эфира"3 - образ, сложный путь к которому описан И. М. Семенко (от оригинала и подстрочника через варианты: 1) "Он исключил два солнца из эфира",4 2) "Два пламени, живой огонь эфира",5 3) "сиянье глаз, глядевших в глубь эфира",6 с промежуточной редакцией, указанной составителями ее книги: "Эфир очей


--------------------------------------------------------------------------------

1 Семенко И. М. Мандельштам в работе над переводами сонетов Петрарки // Семенко И. М. Поэтика позднего Мандельштама. М., 1997. С. 63, 67, 71. Семенко указывает, что на одном из черновиков сонета (2) стоит "промежуточная" дата 21/XII. 33. На тексте другого ((4)) есть помета: "Закончено после известия о смерти Б. Н. Бугаева".

2 Существительное "пепел", послужившее названием книги Белого и отсутствующее в оригинале Петрарки, Мандельштам употребляет в тексте "четвертого" сонета: "Из последней мочи / Я в горсть зажал лишь пепел наслаждений". О реминисценциях из Белого в стихотворениях Мандельштама его памяти см.: Гаспаров М. Л. Комментарии // Мандельштам О. Стихотворения. Проза. М., 2001. С. 659 - 660.

3 Мандельштам О. Собр. соч.: В 4 т. / Сост. П. Нерлер, А. Никитаев. М., 1994. Т. 3. С. 81.

4 Семенко И. М. Указ. соч. С. 66.

5 Там же. С. 68.

6 Там же. С. 69.



стр. 187


--------------------------------------------------------------------------------

глядевших в ночь эфира"7), - имеет предшественника в стихотворении Андрея Белого "Пустыня", посвященном В. Ф. Эрну:8



Эфир; в эфир -
Эфирная дорога.
И вот -
Зари порфирная стезя
Сечет
Сафир сафирного
Чертога (...)
Струи эфир,
Эфирная пустыня!
Влеки меня,
Сафирная стезя!





Семантическое поле слова "эфир" в этой строке Мандельштама расширительно включает в себя и эфир как синоним небесной сферы, и в сочетании "эфир очей" содержит метафорическое обозначение цвета глаз, соотносясь в стихотворении Белого уже не столько с "эфиром", сколько с "сафиром сафирного чертога" ("сафир" - вариант победившей формы "сапфир"). Памятью об этих "сафирах", возможно, стал цветовой эпитет в сонете Мандельштама, отсутствующий у Петрарки ("ночью синей"). Анаграммирование слова "эфир" в имени адресата "Владимир Францевич Эрн", важное для поэтики стихотворения Белого, естественно, не имеет актуальности в мандельштамовском переложении.

Кроме очевидной лексической переклички двух текстов имеет место и тематическая: каждый из них развивает мотив холода смерти, и нельзя исключить, что мандельштамовский "смертельный пот богини" хранит память о других строчках из названного стихотворения Белого:



Остынь -
Страстей рабыня, -
Остынь,
Душа моя!





Возможная связь скрепляется и рифмой ключевых слов двух текстов: БОГИНИ - РАБЫНЯ / ПУСТЫНЯ. Мотив одиночества, реализованный у Белого в традиционном эмблематическом образе "пустыни", существен и в мандельштамовском тексте (где для его реализации опять использован прием лексического повтора "Меня! Меня!").9

Образ "зерен смерти" из этого стихотворения Белого ("И смерти зерна / Покорно / Из сердца вынь"10), возможно, стал одним из источников выражений "зернистой скорби" и "крупнозернистого покоя и добра", дважды повторенного: в стихотворении "Когда душе, и торопкой, и робкой" и в стихотворении "10 января 1934".11


--------------------------------------------------------------------------------

7 Там же. С. 137 (примечание С. Василенко).

8 Белый Андрей. Стихотворения и поэмы: В 2 т. / Вступ. ст. А. В. Лаврова, сост., подг. текста и прим. А. В. Лаврова и Дж. Малмстада. СПб.; М., 2006. Т. 1. С. 206 - 207. (Новая Б-ка поэта. Большая сер.).

9 В свою очередь, с этой намеренной тавтологией могут быть соотнесены повторы в таких строках Белого: "О, обступите - люди, люди:/ Меня спасите от меня" (Белый Андрей. Стихотворения и поэмы: В 2 т. Т. 2. С. 54). О намеренных повторах слов у Белого см.: Кожевникова Н. А. Язык Андрея Белого. М., 1992. С. 70 - 71.

10 Белый Андрей. Стихотворения и поэмы: В 2 т. Т. 1. С. 206.

11 Наше наблюдение, как кажется, не противоречит генезису "зернистости" в текстах Мандельштама, показанному Семенко (см.: Семенко И. М. Указ. соч. С. 63), но является добавлением к нему.



стр. 188


--------------------------------------------------------------------------------

Не случайно мотив, возникший в последних строках сонета ("вся прелесть мира / Ресничного недолговечней взмаха") и повторяющийся преломленно в другом мандельштамовском переложении Петрарки ("Срок счастья был короче, / Чем взмах ресницы"), трансформировавшись, появится в стихотворении "10 января 1934": "Как будто я повис на собственных ресницах".12

В поэзии Белого образ глядящих в небо глаз - сквозной,13 и особенную близость мандельштамовскому получает в поэме "Первое свидание", где



Глаза, глядевшие без меры
В междупланетную ледынь,
Свои расширенные сини
Бросают, как немой вопрос...





с характерной рифмой "пустынь / ледынь"14 и соотнесением эпитетов "немой" (Белый) / "слепую" ("Эфир очей, глядевших в глубь эфира, / Взяла земля в слепую люльку праха", Мандельштам); ср. в другом месте поэмы: "О не летающие! К тверди / Не поднимающие глаз".15 Здесь же находим и слово "эфир" в обрамлении иных тавтологических словосочетаний:



Я - сын эфира, Человек, -
Свиваю со стези надмирной
Своей порфирою эфирной
За миром мир, за веком век.16





Соседство лексем "ресница" и "радужный" ("О, радужная оболочка страха... ресничного недолговечней взмаха") ведет к еще одному пересечению между сонетом Петрарки-Мандельштама и поэмой Белого, где взволнованность героя передана так:



Вдруг!..
Весь - мурашки и мороз!
Между ресницами - стрекозы!
В озонных жилах - пламя роз!
В носу - весенние мимозы!





Здесь странный, на первый взгляд, образ "между ресницами - стрекозы" легко объясняется физическим явлением дисперсии, когда при преломлении света сквозь прищуренные ресницы возникает эффект радуги - такой же, какой мы видим в радужном мерцании крыльев стрекозы. Таким образом, "радуга", не названная прямо,17 соседствует у Белого с "ресницами" так же, как и в сонете Мандельштама.


--------------------------------------------------------------------------------

12 Мандельштам О. Собр. соч.: В 4 т. Т. 3. С. 81, 84.

13 Его встречаем не только в стихотворных текстах Белого, но и в дневниковой записи (запись от 6 сентября 1933 года о жене, К. Н. Бугаевой): "Клодя, - не могу о ней говорить! Крик восторга - спирает мне грудь. В эти дни моей болезни вместо нея вижу - два расширенных глаза: и из них - лазурная бездна огня [либо участия]. Она - мой голубой цветок, уводящий в небо. Родная, милая, бесконечно близкая!" (На склоне Серебряного века. Последняя осень Андрея Белого: Дневник 1933 года / Публ., вступ. ст., комм. М. Л. Спивак // Новое литературное обозрение. 2000. N 46. С. 187. См. то же: Спивак М. Андрей Белый - мистик и советский писатель. М., 2006. С. 446).

14 Белый Андрей. Стихотворения и поэмы: В 2 т. Т. 2. С. 38.

15 Там же. С. 51.

16 Там же. С. 32.

17 Как не названо, но зашифровано в этих строках слово "гроза" (с ее спутниками - "озоном" и радугой), отсылающее - вместе с характерным "весь" - к пушкинскому "он весь - как Божия гроза". Ср. впечатления Н. Я. Мандельштам от Белого: "Таких светящихся людей я больше не встречала. Было ли это впечатление от его глаз или от непрерывно бьющейся мысли, сказать нельзя... У меня осталось впечатление бестелесности, электрического заряда, материализованной грозы, чуда" (Мандельштам Н. Я. Воспоминания. М., 1999. С. 182 - 183; курсив мой. - Т. Н.). Ср. анализ этих строк у В. Н. Топорова, отметившего в них анаграммирование имени "Морозова" (Топоров В. Н. К исследованию анаграмматических структур (анализы) // Исследования по структуре текста. М., 1987. С. 226 - 227).



стр. 189


--------------------------------------------------------------------------------

Как известно, Белый и Мандельштам интенсивно общались в Коктебеле летом 1933 года. "В те дни О. М. писал "Разговор о Данте" и читал его Белому".18 15 июля у Белого был солнечный удар. Возможно, известие о болезни Белого и его госпитализации, состоявшейся 8 декабря, побудили Мандельштама перечитать его книги или, по крайней мере, думать и вспоминать их во время работы над переводами Петрарки, окончательная отделка которых завершилась в январские дни 1934 года, после смерти Белого, и оказалась в тесном переплетении с его творчеством. Как кажется, рассмотренный случай - еще одно свидетельство того, что поэт в течение жизни пишет не поэмы, стихи, статьи, но единый текст, в котором перевод является по отношению к оригинальному тексту равноправной единицей.

2. "Путем зерна"

Комментаторы программного стихотворения В. Ф. Ходасевича "Не матерью, но тульскою крестьянкой..." (1922) из сборника "Тяжелая лира" (1922) обычно сообщают читателю данные о няне Ходасевича, приводят его заметку об обстоятельствах создания стихотворения, сделанную на экземпляре "Собрания стихов", принадлежавшем Н. Н. Берберовой, и раскрывают источники имеющихся в нем скрытых и явных цитат (из "Цыган" Пушкина, "Голоса памяти" Е. П. Ростопчиной и "Введенских гор" П. А. Вяземского).19 Хочется дополнить комментарий к этому стихотворению указанием на еще один его возможный источник. Им является стихотворение Александра Ардалионовича Шишкова 2-го (1799 - 1832):

ПОСЛЕДНЯЯ ПЕСНЬ



Родился я, и грудью нанятою
Меня чужая выкормила мать,
И колыбель качая с сиротою,
Ленивая, старалась усыплять.
Я отроком не знал родных объятий,
Наставником наемник мне служил,
И луч небесной, чистой благодати
Мне веры в сердце теплой не пролил.
Я возмужал, как путник в час полночи,
Брел ощупью неведомым путем;
Напрасно в мрак ночной вперяя очи,
Все более тонул, терялся в нем.
И вот теперь я старец поседелый,
Как истукан пред бездною стою;
Но страха нет в душе оледенелой:
Над бездной песнь последнюю пою.20





Имя А. А. Шишкова не встречается, насколько нам известно, среди изданных бумаг Ходасевича, тем не менее знакомство с ним Ходасевича, много и специально


--------------------------------------------------------------------------------

18 Мандельштам Н. Я. Указ. соч. С. 182.

19 См.: Ходасевич В. 1) Собр. соч. Ann Arbor: Ardis, 1983. Т. 1: Стихотворения (комм. Дж. Малмстада и Р. Хьюза); 2) Собр. соч.: В 4 т. М., 1996. Т. 1 (комм. И. П. Андреевой и Н. А. Богомолова); 3) Стихотворения. Л., 1989 (комм. Н. А. Богомолова и Д. Б. Волчека; Б-ка поэта. Большая сер.); 4) Колеблемый треножник. М., 1991 (комм. Е. Б. Беня).

20 Телескоп. 1832. Ч. 1. С. 485 - 486.



стр. 190


--------------------------------------------------------------------------------

занимавшегося Пушкиным и его эпохой,21 представляется несомненным: А. А. Шишков, племянник адмирала А. С. Шишкова, был "царскосельским товарищем" Пушкина, адресатом его послания "Шалун, увенчанный Эратой и Венерой", неоднократно встречался с Пушкиным и переписывался с ним.22 Ходасевич мог познакомиться со стихотворением, листая годовые подборки журнала "Телескоп" или, что кажется чуть менее вероятным, прочитать его в посмертном сборнике Шишкова.23

Кроме бросающегося в глаза сходства зачинов, "двоюродного родства" образов неродных кормилиц, осветивших детские воспоминания поэтов, темы "сегодняшнего дня" как результата "вчерашнего", обратим внимание на другие совпадающие черты стихотворений Ходасевича и Шишкова: мотивы отсутствия "чистой веры" (Шишков) и "неучения" молитвам (Ходасевич), "последней песни" (Шишков) и "счастья песнопений" (Ходасевич), трезвого и нерадостного опыта жизни, превратившего героев в "старцев" с душой, "пережженной" памятью прошлого; образы "люльки" (Шишков) и "свивальников" и "лежанки" (Ходасевич); повышенную роль отрицательных синтаксических конструкций; композиционное сходство (подчеркнутое расположением в кульминационной части оборота "И вот..."); неполную близость стихотворного метра (пятистопного ямба у Шишкова и свободное чередование пятистопного и шестистопного ямба у Ходасевича); почти полное совпадение систем рифмовки (перекрестное расположение женских рифм в нечетных и мужских рифм в четных строках; правда, Ходасевич делает отступление от заданной схемы рифм в 3 и 4 строфах, заменяя перекрестную рифму опоясывают щей и смежной, чем выделяет микроэпизод "чудесного спасенья").

На этом фоне многочисленных пересечений явственнее выступают версификационное мастерство автора "Тяжелой лиры" и новаторство центрального мотива стихотворения 1922 года - мотива служения "волшебному" русскому языку, придающего стихотворению Ходасевича статус программного произведения. Этот новый контекст ставит вопрос о творческом методе Ходасевича, где чужой текст "путем зерна" претворяется в составную часть своего.24

3. Комментарий к одному забытому сонету

В архиве известного переводчика, поэта и мемуариста Сергея Васильевича Шервинского сохранилось стихотворение его доброго знакомого Дмитрия Сергеевича Усова.25 Стихотворение-это никогда в печати не появлялось, было известно


--------------------------------------------------------------------------------

21 См. об этом: Сурат И. Пушкинист Владислав Ходасевич. М., 1994; Ходасевич В. Пушкин и поэты его времени: В 3 т. Berkeley: Berkeley Slavic Specialites, 1999. Т. 1.; 2001. Т. 2 (под ред. Р. Хьюза).

22 Подробнее о Шишкове см.: Шадури В. Друг Пушкина А. А. Шишков и его роман о Грузии. Тбилиси, 1951; Черейский Л. А. Пушкин и его окружение. Л., 1976. С. 475 - 476.

23 "Сочинения и переводы капитана А. А. Шишкова" (СПб., 1834 - 1835. Ч. 1 - 4), где стихотворение напечатано под заглавием "Жизнь" с жанровым подзаголовком "Элегия" (1834. Ч. 1. С. 41 - 42).

24 Процесс работы Ходасевича над этим стихотворением описан в статье Н. А. Богомолова "Из черновиков Ходасевича" (A Century's Perspective: Essays on Russian Literature in Honor of Olga Raevsky Hughes and Robert Hughes. Stanford: Stanford Slavic Studies, 2006. С 145 - 159).

25 См. о нем: Мандельштам Н. Я. Указ. соч. С. 429 - 432; Усов Д. С. Стихотворения / Вступ. заметка и подг. текста Н. Алексеева [Н. А. Богомолова] // Ново-Басманная, 19. М., 1990. С. 75 - 83; Гаспаров М. Л. "Переводчик" Д. С. Усова: с русского на русский // Гаспаров М. Л. Избр. статьи. М., 1995. С. 198 - 201; Степанова Л. Г., Левинтон Г. А. Из истории дантоведения: статья Д. С. Усова о переводе "Новой жизни" в "Гермесе" // Тыняновский сборник: Шестые-Седьмые-Восьмые Тыняновские чтения. М., 1998. Вып. 10. С. 514 - 547; Лавров А. В., Тименчик Р. Д. Иннокентий Аниенский в неизданных воспоминаниях // Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник 1981. Л., 1983. С. 62, 69 - 71, 123 - 124.



стр. 191


--------------------------------------------------------------------------------

только очень узкому кругу лиц. Готовя к изданию сборник стихотворений, переводов, писем и статей Дмитрия Сергеевича, я столкнулась с необходимостью комментирования этого текста. Данная статья и является такой попыткой комментария.

НИНЕ ВОЛЬКЕНАУ26



Всё перепуталось - и сладко повторять:
Россия, Лета, Лорелея.





О. Мандельштам



Стрела вонзилась в дивную мишень, -
Но тетива не скоро присмиреет.
Пусть солнце зимнее стоит, не грея -

Руке еще найти перчатку лень.
Здесь Актеон - лишь северный олень,
А Лучница румяней и добрее,
И древней лиры вычерчена тень
На мраморном снегу Гиперборея.

Но вот терцета плавный поворот -
И радостной улыбкой тронут рот
При имени прирейнской маркграфини.

Мы понимаем, кто она была,
И что аллеи Царского Села
Девичью поступь помнят и поныне.





4. XII. 1925

Этот сонет посвящен молодому филологу Нине Владимировне Волькенау (1901-не ранее начала 1970-х годов)27 - "петербурженке, в 1922 г. закончившей факультет общественных наук 1-го МГУ (общественно-педагогическое отделение), сотруднице ГАХН, секретарю основанного весной 1922 года частью членов Московского Лингвистического Кружка научного кружка "Ars magna"",28 автору критических статей и стихотворений, публиковавшихся в машинописных изданиях 1920-х годов - в журнале "Гермес"29 и в альманахах "Мнемозина" и "Гипербо-


--------------------------------------------------------------------------------

26 Автограф: РГАЛИ. Ф. 1364 (С. В. Шервинский). Оп. 3. Ед. хр. 695. Л. 5.

27 См. о ней: Поливанов К. М. Машинописные альманахи "Гиперборей" и "Мнемозина": Указатель содержания // De visu. 1993. N 6 (7). С. 47; Морев Г. А. К истории юбилея М. А. Кузмина 1925 года // Минувшее: Исторический альманах. М.; СПб., 1997. Вып. 21. С. 351 - 375; Горнунг Б. Поход времени. М., 2001. С. 174 (комментарий М. Воробьевой). Нам удалось выявить еще одно свидетельство литературной деятельности Нины Волькенау: в архиве государственного издательства "Художественная литература" среди аннотаций и рецензий на книги зарубежных писателей хранятся две ее внутренние рецензии - на книги Эрика Линклэтора "Магнус Мерримэн" (издательство "Альбатрос", 1935) и Дэва Марлоу "Иду, сэр" (издательство "Джордж Жд. Харрап и Ко", Лондон, 1937), датированные 5 января и 18 апреля 1938 года (РГАЛИ. Ф. 613. Оп. 1. Д. 4466. Л. 84 - 89, 90 - 93). Значит, до этого времени Волькенау, по-видимому, не была арестована, как многие из ее бывших коллег и соратников, не вполне отошла от литературы и, хотя второй раз вышла замуж за врача В. А. Милицина, литературные работы выполняла под своей девичьей фамилией.

28 Морев Г. А. Указ. соч. С. 354.

29 См. о нем комплекс публикаций "Московская литературная жизнь 1920-х годов: Машинописный журнал "Гермес"", подготовленный М. О. Чудаковой, А. Б. Устиновым и Г. А. Левинтоном (Пятые Тыняновские чтения. Тезисы докладов и материалы для обсуждения. Рига, 1990. С. 167 - 210). См. также: Поливанов К. М. Из истории литературной жизни 1920-х гг.: по поводу одной рецензии// Н. Гумилев и русский Парнас: Материалы научной конференции 17 - 19 сентября 1991 г. СПб.: Музей Анны Ахматовой в Фонтанном Доме, 1992; Горнунг Б. Hermes // Горнунг Б. Указ. соч. С. 205 - 210. В журнале "Гермес" Н. В. Волькенау принадлежат рецензии на книги: А. Ахматова. Anno Domini. MCMXXI. Изд. "Петрополис". Пб., 1922 (Гермес. 1922. N 1. С. 110 - 113); Ф. Сологуб. Свирель. Русские бержереты. Изд. "Петрополис". Пб., 1922 (Там же. С. 120 - 122); Г. Шенгели. Раковина. М.; Пб., 1922 (Там же. N 3. С. 381 - 388); М. Кузмин. Новый Гуль. Изд. "Academia". Л., 1924 (Там же. 1924. N 4. С. 236 - 238); О. Мандельштам. Вторая книга. "Круг". М.; Пб., 1923 (Там же. С. 244 - 246); Б. Пастернак. Темы и варьяции. Изд. "Геликон". Берлин, 1923 (Там же. С. 247 - 249). Здесь же опубликованы две ее заметки - "Московский Лингвистический Кружок" и "Кружок "Ars magna"" (Гермес. N 1. С. 182 - 184), рассказ "Зори" (Там же. N 2. С. 53 - 68), стихи (Там же. N 3. С. 76 - 81; N 4. С. 33 - 38), статья о Мандельштаме "Классицизм" (Там же. N 3. С. 256 - 267).



стр. 192


--------------------------------------------------------------------------------

рей". Д. С. Усов стал сотрудничать в журнале "Гермес" с третьего номера (вышел в сентябре 1923 года).

В рецензии на книгу стихов Г. Шенгели Н. Волькенау писала о сонете: "Принято требовать от сонета особой чеканности образов. Действительно, всякий строгий технический прием получает цену только тогда, когда он преодолен, когда образы стихотворенья легко в него укладываются, нераздельно сплетаются. Иначе - сухость, техницизм, мастерская с неубранными моделями".30

Обратиться к столь строгой ценительнице со стихотворением в форме сонета со стороны Д. С. Усова было и поэтической смелостью, и, может быть, знаком мужского внимания: видимо, вся редакция "Гермеса" была немножко влюблена в Нину Волькенау, дивилась ее силе воли - после смерти мужа М. М. Кенигсберга в 1924 году,31 вдохновителя и главного идеолога и организатора издания, она смогла выпустить последний, четвертый, номер "Гермеса" и прекратить журнал.

Немецкое звучание фамилии адресата сонета Усова, занятого русской поэзией, так же как немецкие и русские грани его творчества,32 - благодатная среда для особого звучания в таком контексте слов эпиграфа, взятого из стихотворения О. Э. Мандельштама "Декабрист". В стихотворении актуализированы именно те темы, которые затрагивает эпиграф: тема пересечения русской и немецкой культур (Россия, Лорелея); тема памяти, в том числе и мифологической (Лета); тема женской чары, воспеваемой в поэзии (Лорелея); тема путаницы - в высоком смысле этого слова, т. е. неразрывного переплетения и мерцания в искушенном читательском сознании разных культурных слоев ("все перепуталось" (Мандельштам), "нераздельно сплелось" (Волькенау)); тема сладости знания ("и сладко повторять").

Для понимания стихотворения нужно вспомнить древнегреческий миф об охотнике Актеоне, который случайно увидел в гроте купающуюся богиню охоты Артемиду (в римской мифологии - Диану) и был превращен за это ею в оленя, загнанного своими же собаками, не узнавшими его, и убитого своими же товарищами. Описанный Овидием в "Метаморфозах", этот сюжет широко распространен в европейском изобразительном искусстве и литературе.

Пояснения требуют и строки о "прирейнской маркграфине", чью "девичью поступь" помнят "аллеи Царского Села". "Маркграф", по В. И. Далю, - "титул некоторых германских владетельных и невладетельных особ", а "маркграфиня" - "супруга его". Полагаю, Усов, не нарушая естественных законов русского языка, употребил это слово в значении "дочь маркграфа" (подобно тому как у Л. Н. Толстого девочка Наташа Ростова названа "графинюшкой"). По некотором размышлении, круг возможных кандидаток на звание "прирейнской маркграфини" можно сузить до одной: ею была супруга императора Александра I Елизавета Алексеевна, принцесса Луиза-Мария-Августа, чья мать была маркграфиней Баденской. Баден-


--------------------------------------------------------------------------------

30 Гермес. 1922. N 3. С. 384.

31 См. о нем: Кенигсберг М. М. Из стихологических этюдов. 1. Анализ понятия "стих" / Подг. текста и публ. С. Ю. Мазура и М. И. Шапира. Вступ. заметка и прим. М. И. Шапира // Philologica. 1994. Т. 1. N 1/2. С. 149 - 185. Незадолго до смерти Кенигсберга его брак с Н. Волькенау распался.

32 Д. С. Усов, в отрочестве два года проживший в Германии, знал немецкий едва ли не лучше русского, писал и русские, и немецкие стихи, переводил русскую поэзию на немецкий, был одним из первых переводчиков Р. М. Рильке, автором статей о русских поэтах и филологах в немецкой газете "Deutsche Moskauer Zeitung". Творчество Мандельштама он знал прекрасно: через год после написания этого сонета Усов, со слов Мандельштама, написал его биографию для словаря "Писатели современной эпохи" (М., 1928. Т. 1; 2-е изд.: М., 1992. С. 176 - 177).



стр. 193


--------------------------------------------------------------------------------

ское маркграфство расположено на Рейне. Замуж за Александра Елизавета Алексеевна вышла очень молодой, в 14 лет. С браком торопила Екатерина II, говоря о внуке: "Вот "ясеню" и тогда "короную"". Именно поэтому поступь Елизаветы Алексеевны названа в стихотворении "девичьей". Если обратиться к известным изображениям Елизаветы Алексеевны (Жана Лорана Монье и других художников), то можно заметить, что румянец во всю щеку - ее портретная черта. Сдержанность Елизаветы Алексеевны, отмечаемая многими современниками,33 - качество, полярно противоположное вспыльчивости богини Дианы, наказавшей Актеона, случайно увидевшего ее наготу. Елизавета Алексеевна и в самом деле была "румяней и добрее". И здесь нельзя не вспомнить пушкинскую "Сказку о мертвой царевне и семи богатырях", где в противостоянии Царицы и Царевны ("Я ль на свете всех милее, всех румяней и белее?"; курсив мой. - Т. Н.) можно усмотреть противостояние матери Александра - вдовствующей императрицы Марии Федоровны и его супруги - Елизаветы Алексеевны (о которой тот же Пушкин написал: "на троне добродетель / С ее приветною красой"), противостояние, также не являвшееся секретом для современников. В поколении Усова представления о Елизавете Алексеевне во многом формировались романом Д. С. Мережковского "Александр I" (1913), где красноречиво рассказывалось и о противостоянии жены и матери императора, и не раз возникал мотив "румянца" Елизаветы Алексеевны, и, наконец, сообщалось о ее прогулках с Н. М. Карамзиным по Царскому Селу.34

Опущенный лук в руках богини Дианы - или некоей иной "Лучницы" - отбрасывает тень. Эта тень по форме повторяет линию лиры: "И древней лиры вычерчена тень / На мраморном снегу Гиперборея". Ассоциации, вызываемые этим образом, складываются в некий "пучок" (вспомним мандельштамовское определение слова как "пучка расходящихся смыслов"): "древняя лира" - это и лира Овидия, сосланного в северные земли, это и лира Пушкина, и... лира Ахматовой и Гумилева. Последние утверждения требуют обоснования. Вот они.

Широко известно стихотворение Пушкина, воспевающее Елизавету Алексеевну, - оно называется "К Н. Я. Плюсковой" и записано в 1818 году в альбом императрицы:



На лире скромной, благородной
Земных богов я не хвалил
И силе в гордости свободной
Кадилом лести не кадил.
Свободу лишь учася славить,
Стихами жертвуя лишь ей,
Я не рожден царей забавить
Стыдливой музою моей.
Но, признаюсь, под Геликоном,
Где Касталийский ток шумел,
Я, вдохновенный Аполлоном,
Елисавету втайне пел.






--------------------------------------------------------------------------------

33 Интереснейшие свидетельства о личности императрицы см. в новейшем исследовании: Лямина Е. Э., Эдельман О. В. Дневник императрицы Елизаветы Алексеевны // Александр I: "Сфинкс, неразгаданный до гроба": Каталог выставки в Государственном Эрмитаже. СПб., 2005. С. 116 - 131.

34 В дневнике, который ведет в романе Мережковского Елизавета Алексеевна, есть запись: "Живу в Царском (...) Бродим вдвоем (с Н. М. Карамзиным. - Т. Н.) по пустынным аллеям (курсив мой. - Т. Н.), где желтые листья падают (...) Здесь, в Царском, (...) вспоминается мне моя молодость. Вот на этом лугу, - он тогда назывался Розовым полем, (...)мы (...) играли в горелки, в пятнашки, в веревочку. Мой жених - пятнадцатилетний мальчик, а я невеста - четырнадцатилетняя девочка" (Мережковский Д. С. Александр I. СПб.; М., 1913; репринт: М., 1990. Т. 2. С. 68 - 69). Здесь же о Елизавете Алексеевне сообщается: "покраснела, глядя в зеркало", "покраснела опять, как влюбленная девочка", "покраснела еще больше" (С. 2, 3, 235).



стр. 194


--------------------------------------------------------------------------------



Небесного земной свидетель,
Воспламененною душой
Я пел на троне добродетель
С ее приветною красой.
Любовь и тайная свобода
Внушали сердцу гимн простой,
И неподкупный голос мой
Был эхо русского народа.





Вот как комментирует стихотворение Т. Г. Цявловская: "Стихотворение распространялось в рукописных сборниках наряду с стихотворениями Пушкина политического содержания. В противоположность Александру I жена его, Елизавета Алексеевна, снискала популярность своей добротой и широкой благотворительностью; она проявляла глубокий интерес к русской литературе и к русским поэтам. В филиалах декабристского общества Союз благоденствия, руководимых Федором Глинкой, человеком умеренных политических взглядов, насаждался культ Елизаветы, там даже возникла мысль о "дворцовом перевороте" в ее пользу. На одном из заседаний "Вольного Общества любителей словесности, наук и художеств" под председательством Глинки состоялось чтение стихотворения Пушкина (25 сентября 1819 г. читал Дельвиг), а в конце года Глинка напечатал эти стихи в "Трудах Вольного Общества любителей российской словесности"..."35 В названии стихотворения "Актеон" можно - при желании - увидеть намек на фамилию человека, тайной страстью к которому пылала Елизавета Алексеевна, - кавалергарда Алексея Охотникова (в XX веке этот роман уже не был тайной для знатоков александровской эпохи).

Таким образом, в усовской "древней лире" можно с полным на то основанием усмотреть память о лире пушкинской, "скромной, благородной", а память о "девичьей поступи" Елизаветы Алексеевны - это отчасти и память о декабристском идеализме (что подхватывало одну из тем мандельштамовского "Декабриста"). Пушкинский след в стихотворении станет еще явственнее, если мы вспомним о пункте "Государыня в Царском Селе (1813)" в "Программе автобиографии" Пушкина (Пушкин видел царицу на открытии Лицея и на экзаменах), а также о нереализованном замысле Пушкина поэмы "Актеон" (1821/1822), от которой остались "План" и "Набросок начала поэмы":36



В лесах Гаргафии счастливой
За ланью быстрой и пугливой
Стремился долго Актеон.
Уже на тихий небосклон
Восходит бледная Диана
И в сумраке пускает он
Последнюю стрелу колчана.





Усовское стихотворение в первом катрене словно подхватывает тему там, где оставил ее Пушкин:



Стрела вонзилась в дивную мишень, -
Но тетива не скоро присмиреет.






--------------------------------------------------------------------------------

35 Цявловская Т. Г. Комментарий //Пушкин А. С. Собр. соч.: В Ют. М., 1959. Т. 1. С. 565.

36 "Морфей влюблен в Диану - Его двор - он усыпляет Эндимиона - Диана (пр.) назначает ему свидание и находит его спящим - ...Актеон это узнает от Феоны ищет Диану не спит - наконец видит Диану в источнике. Актеон un fat apres avoir scduit Thcone Naiade lui demande l'histoire scandaleuse de Diane - Thcone mcdit Morphce etc. etc. Актеон voit Diane en devient amoureux la trouve au bain meurt dans la grote de Thcone - ". Впервые: стихотворный набросок - Пушкин. Сочинения / Изд. П. В. Анненкова. СПб., 1857. Т. 7. С. 84 (1-я паг.); план - Сочинения Пушкина / Изд. Имп. Академии наук. СПб., 1912. Т. III. С. 108 - 109.



стр. 195


--------------------------------------------------------------------------------



Пусть солнце зимнее стоит, не грея -
Руке еще найти перчатку лень.





Нас не должно смущать такое подробное знание пушкинских текстов, которое обнаруживает соположение этих стихотворений. Дело в том, что пушкинистика всегда занимала Усова, он переводил пушкинские стихотворения с французского для собрания сочинений Пушкина,37 переводил на немецкий его стихотворения, положенные на музыку,38 собирал пушкинскую библиотеку,39 посылал знакомым "неизданные фрагменты Пушкина, восстановленные Цявловским из рукописных дебрей".40

В 1902 году на сюжет мифа об Актеоне М. А. Волошиным было написано стихотворение "Небо запуталось звездными крыльями...", несомненно известное Усову:41

О. С. МУРОМЦЕВОЙ



Небо запуталось звездными крыльями
В чаще ветвей. Как колонны стволы.
Падают, вьются, ложатся с усильями
По лесу полосы света и мглы.

Чу! по оврагам лесным - буераками
Рвется охота... и топот, и звон.
Ночью по лесу, гонимый собаками,
Мчится влюбленный Олень-Актеон.

Ходит туман над росистой поляною,
Слабо мерцает ледник.
К красной сосне, словно чернью затканною,
Кто-то горячей щекою приник.

Грустная девочка - бледная, страстная,
Складки туники... струи серебра...
Это ли ночи богиня прекрасная -
Гордого Феба сестра?

Топот охоты умолк в отдаленьи.
Воют собаки, голодны и злы.
Гордость... и жажда любви... и томленье...
По лесу полосы света и мглы.42





В 1924 году, во время приезда Волошина в Москву, Усов познакомился с ним, записал его мемуарный рассказ о дуэли с Гумилевым,43 а позже получил от Волошина в дар несколько акварелей.44


--------------------------------------------------------------------------------

37 См. об этом письмо Усова Шервинскому (РГАЛИ. Ф. 1364. Оп. 4. Ед. хр. 531. Л. 1 об.).

38 Усов перевел "Адели", "В Сибирь", "Три ключа", "Соловей". См. об этом в архиве Государственного музыкального издательства (Музгиз): РГАЛИ. Ф. 653.

39 См. об этом в письме Е. Я. Архиппову 1926 года (РГАЛИ. Ф. 1458. Оп. 1. Ед. хр. 78. Л. 111 - 111 об.).

40 Письмо Э. Ф. Голлербаху от 25 февраля 1930 года (РНБ. Ф. 207. Ед. хр. 94. Л. 1 об., 2 - 2 об.).

41 Новости о Волошине и его стихотворениях - один из сквозных мотивов писем Усова к Е. Я. Архиппову (см.: РГАЛИ. Ф. 1458. Оп. 1. Ед. хр. 78).

42 Волошин М. "Средоточье всех путей... ": Избр. стихотворения и поэмы. Проза. Критика. Дневники / Сост., вступ. ст. и комм. В. П. Купченко и З. Д. Давыдова. М., 1989. С. 17 - 18.

43 Совместно с Л. В. Горнунгом. Опубликован: Лавров А. В., Тименчик Р. Д. Указ. соч. С. 69 - 71.

44 Благодарственные письма Усова Волошину см.: ИР ЛИ. Ф. 562. Оп. 3. Ед. хр. 1207.



стр. 196


--------------------------------------------------------------------------------

Как следует понимать строчку "На мраморном снегу Гиперборея"? В "Словаре античности" читаем: "ГИПЕРБОРЕИ (греч.), возможно, живущий по ту сторону северного ветра (Борея) легендарный народ, пребывающий в вечном блаженстве на Крайнем Севере. Согласно греческим поверьям, Аполлон Дельфийский на зиму останавливался у них. Гипербореи приносили жертвенные дары в его святилище на Делосе".45 Во время пушкинской юности, в 1815 году, В. В. Капнист познакомил читателей журнала "Беседа любителей русского слова" со своей - как уже тогда было многим очевидно - фантастической теорией о тождестве славян с гипербореянами - "народом знаменитым, от которого сами греки заимствовали искусства и науки".46 Если "древнюю лиру" считать овидиевской или пушкинской, то "снег Гиперборея" - это обычный перифраз, обозначающий "северный снег". Но слово "Гиперборей", произнесенное в сонете одного любителя русской поэзии, обращенном к другому в 1925 году, отсылало прежде всего к одноименному акмеистическому журналу, издававшемуся в 1912 - 1913 годах Лозинским и Гумилевым. "Мраморный снег Гиперборея" - это листы журнала, на которых также скрещены тени разных царскосельских лир ("мраморная" - название одного из типов бумаги с особыми пестрыми разводами, напоминающими снежную поземку или хрустящую корочку пригретого солнцем и подмороженного снега).47

На страницах "Гиперборея" впервые была опубликована одноактная драма в стихах Николая Гумилева "Актеон".48 В последней сцене пьесы читатель видит уже не прекрасного юношу, созданного "для лука, девушек и лиры", а пораженного превращением в оленя страдальца:



Я человек, я Актеон...
Нет, я олень, только олень,
Иль это сонные чары?





Кажется, память именно об этих словах ("только олень") хранит строка Усова "где Актеон - лишь северный олень" (курсив мой. - Т. Н.). То обстоятельство, что Усов точно помнил строки драмы Гумилева, не должно нас удивлять: Усов собирал книги Гумилева, был дружен с первым московским биографом поэта Львом Горнунгом. Творчество и личность Гумилева исключительно высоко оценивались на страницах журнала "Гермес", авторами которого были и Нина Волькенау, и Усов.49


--------------------------------------------------------------------------------

45 Словарь античности. М., 1989. С. 141.

46 Капнист В. В. Краткое изыскание о Гипербореанах и коренном Российском стихосложении // Чтения в Беседе любителей русского слова. Чтение 18. СПб., 1815. С. 3 - 41. Цит. по: Сайтов В. Капнист // Русский биографический словарь. СПб., 1897. Т. Ибак-Ключарев. С. 478.

47 Для Усова это устойчивый ассоциативный ход. См. перекличку мотивов бумаги, румянца, памяти и шагов в анализируемом сонете и более раннем стихотворении Усова:





Под ногами крепкий отзвук шага,
Плитяной московский тротуар.
Полдень бел, как писчая бумага,
И фарфор небес не так уж стар.

Что же ты бледнеешь, мой румяный?
Присмотрись в знакомые черты:
Гимназист в тужурке полотняной,
Проходящий мимо - это ты.









48




49
Лукницкий П. Н.








стр. 197


--------------------------------------------------------------------------------

Словосочетание "лиры тень" вызывает еще одну ассоциацию, учитывающую акмеистическое мерцание слова "Гиперборей": на обложке первой книги Анны Ахматовой "Вечер", некоторые стихи которой были опубликованы в "Гиперборее", была нарисована именно лира.50 Включив ахматовский код в стихотворение, мы иначе "встроим" сонет Усова в "большой текст" русской поэзии. Заключительные строки ("аллеи Царского Села / Девичью поступь помнят и поныне") - своеобразный ответ ахматовским "и столетия мы лелеем / еле слышный шелест шагов". Слову "Лета", невольно анаграмматически закодированному в этих хрестоматийных ахматовских строчках о Пушкине, противостоит переплетение явленных в них (как и в усовском сонете!) мотивов поэтической памяти и сладости этой памяти. При включенном ахматовском коде иначе выглядят и строка "Руке еще найти перчатку лень", отсылая к знаменитой ахматовской перчатке с левой руки, и строка о "зимнем солнце" (ахматовское "Сказал, что у меня соперниц нет. / Я для него не женщина земная, /А солнца зимнего утешный свет..."). И наконец, с полным правом должно вспомниться стихотворение Ахматовой, обращенное к М. Лозинскому, где олень отсылает уже не к греческому мифу, а к "Снежной королеве" Андерсена,51 но появляется на фоне негреющего янтарного солнца, и это ахматовское сочетание ОЛЕНЬ - СНЕГ - ЗИМНЕЕ СОЛНЦЕ Усов воспроизведет в своем сонете:52



Он длится без конца - янтарный, тяжкий день!
О, как невыразима грусть, как тщетно ожиданье!
И снова голосом серебряным олень
В зверинце говорит о северном сиянье.
И я поверила, что есть прохладный снег
И синяя купель для тех, кто нищ и болен,
И санок маленьких такой неверный бег
Под звоны древние далеких колоколен.53





1912

Не исключено, что Вс. Рождественский, близкий приятель Усова с середины 1920-х годов, не совсем забыл о сонете умершего уже друга, когда писал в стихотворении "Город Пушкина" (1973): "И бросает Ахматова шаль На продрогшие плечи Дианы".54

Мемуары Рождественского, где имя Усова не упомянуто, хранят, однако, еще один след скрытой поэтической памяти. Рассказывая о своей старой учительнице,


--------------------------------------------------------------------------------

50 См. воспроизведение обложки: Ахматова А. Стихотворения и поэмы. Л., 1979. С. 33. Ср. запись Ахматовой: "На каждой повестке (заседаний Гиперборея в 1911 - 1912 годах. - Т. Н.) было изображение лиры. Она же на обложке моего "Вечера", "Дикой Порфире" Зенкевича и "Скифских черепках" Елизаветы Юрьевны Кузьминой-Караваевой" (Ахматова А. Листки из дневника. Мандельштам//Ахматова А. Собр. соч.: В 6 т. М., 2001. Т. 5. С. 32). См. также репринтное переиздание "Вечера" с послесловием Н. В. Котрелева (М.: Книга, [1988]).

51 Андерсену посвящено стихотворение Усова в его венке сонетов "Любимые поэты", опубликованном в "Гермесе". Правда, среди "любимых поэтов" нет ни Пушкина, ни Ахматовой, ни Гумилева.

52 Усов, конечно, не мог знать, что Ахматова подписывалась в письмах к Пунину "Олень". За творчеством Ахматовой Усов пристально следил еще с юности, когда в альманахе "Жатва" 1914 года напечатал рецензию на ее книгу "Четки" (Кн. VI - VII. С. 468 - 471). В 1927 году он читал в присутствии Ахматовой свой перевод первой песни "Поэтического искусства" Буало, завоевавший первую премию в ГАХНе (см.: Лукницкий П. Н. Дневник 1928 года. Acumiana. 1928 - 1929 / Публ. и комм. Т. М. Двинятиной // Лица: Биографический альманах. СПб., 2002. Вып. 9. С. 475 (запись от 15 мая 1928 года)). Жена Усова, Алиса Гуговна, ближе познакомилась с Ахматовой после смерти мужа в Ташкенте в 1943 году, и даже не раз ночевала в это время у нее. См. об этом в письмах А. Г. Усовой к Л. В. Горнунгу (РГАЛИ. Ф. 2813. Оп. 1. Ед. хр. 18); см. также нашу статью "Гуговна" ("Сохрани мою речь..." Вып. 4 (в печати)).

53 Ахматова А. Стихотворения и поэмы. С. 67.

54 Рождественский В. А. "Я в этой книге жил когда-то...". Избранное: Стихотворения. Из писем военных лет / Сост. Т. В. Рождественская. СПб., 2005. С. 186.



стр. 198


--------------------------------------------------------------------------------

любившей читать наизусть "Медного всадника", Рождественский пишет: "И быть может, ей обязан я первым, еще смутным ощущением упругости, тугоплавкости и победоносно замирающего звона многих слов родного языка".55 Центральный эпитет в этих строках (в сочетании с мотивом звона) пришел к Рождественскому из хорошо ему знакомого стихотворения Усова "Как тугоплавок ямб и как он труден" (1924 г.).56

Очертив общие контуры акмеистического контекста сонета Усова, теперь мы можем указать на текст, который "учитывался" самым непосредственным образом: сонет является ответом на стихотворение Нины Волькенау "Друзьям", появившееся на страницах альманаха "Мнемозина" (М., 1924. С. 18) - машинописного издания, выходившего в количестве 12 экземпляров:57

ДРУЗЬЯМ

(11 января 1924 г.)



Здесь не ласкал кифару Аполлон,
Кастальская струя не протекала,
К лесным ручьям, скрывая нежный стон,
В любви к Нарциссу нимфа не сбегала.

Волна морей, жилище нереид,
Из синих недр богиня не рождала;
В разливы человеческих обид
Нектара капли Геба не роняла.

Нет! Не нектар, мы стон метелей пьем,
Уже неисчислимые столетья;
Мы ночь земли тревожно познаем,
Подавлены ее великолепьем.

Снега, снега... Смелей, друзья, смелей!
В ночной глуши хмельней и слаще лозы,
На белом саване цветут алей
Бессмертные аттические розы.

Метель шумит, и старые встают
Из ней борцы, всю ту же мысль лелея,
Что тростники и в вьюге запоют,
И светлый бог слетит к гипербореям.





При всей важности в усовском сонете актеоновской мифологемы, эротизм первых строчек о стреле и мишени как об иносказательных изображениях "поло-


--------------------------------------------------------------------------------

55 Рождественский В. А. Страницы жизни. М., 1974. С. 32.

56





Как тугоплавок ямб и как он труден!
Но мы к нему навек прикреплены.
Наш полный день, наш неисходный будень
Окончился затмением луны,

Окончился таким смятеньем в доме,
Когда набата ждут колокола;
Забвением всего, что было, кроме
Одной притихшей мысли: ты пришла.









57
Поливанов К. М.
Морев Г. А.








стр. 199


--------------------------------------------------------------------------------

вых частей" базируется еще и на фольклорной традиции, актуализированной В. Шкловским в его статье "Искусство как прием" (1917; переиздана в 1919-м и 1925 году, т. е. в год рождения анализируемого сонета).58

Являясь единственным источником для восстановления человеческого текста, отразившегося в литературном, сонет явно не дает нам материала для чего-то более значительного, чем гипотетические догадки, - и вместе с тем является несомненным знаком завязавшейся нежной дружбы автора и адресата, которых сблизила и искушенность поэтической памяти, и "сладкая лень".

4. "С кем протекли его боренья?"

Стихотворение Б. Л. Пастернака "Мне по душе строптивый норов..." (декабрь 1935),59 в ранней редакции которого он, по собственному признанию, "разумел Сталина и себя",60 рисует обобщенный портрет "артиста в силе", т. е. художника в широком смысле слова, находящегося в расцвете своих творческих сил. Этот образ складывается не только из автобиографических примет (из них наиболее узнаваемая - в строчке "и собственных стыдится книг"),61 но и вбирает в себя черты других художников: так, комментаторы верно отмечают в строке "он жаждал воли и покоя" "реминисценцию из стихотворения Пушкина "Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит..." (1834): "На свете счастья нет, но есть покой и воля". Тема была подхвачена Блоком в Пушкинской речи "О назначении поэта" (1921): "Покой и воля. Они необходимы поэту для освобождения гармонии. Но покой и волю тоже отнимают"".62

К выявленным контекстам стихотворения нужно добавить еще один. Строки "С кем протекли его боренья? / С самим собой, с самим собой" восходят, как нам кажется, к некоторым выражениям из объявления во втором бюллетене издательства "Лирика" (от 5 января 1914 года), написанного, по-видимому, С. П. Бобровым,63 о выходе в этом издательстве перевода незаконченной поэмы Гете "Тайны", выполненного А. А. Сидоровым.64 В объявлении говорилось: "Выпуская первый русский перевод замечательного фрагмента Гете "Тайны", ЛИРИКА вправе была бы повторить уже сказанное о ценности и необходимости художественных переводов. - Однако в данном случае нами особенно руководила мысль о редкой ценности самого оригинала. - Эта довольно малоизвестная поэма Гете по единственности устремлений своих дает нам до последней степени своеобразное направление творческой энергии. Построяя некое редкое художественное единство, будучи гласом нерасслышанным, метафорически опровергает она метафорное единство и к иному единству приводит нас. Читатель "Тайн" с первых строк поэмы погружается в неуследимый зов преодолевшего себя художника (здесь и далее курсив мой. - Т. Н.). - "Я открою, - писал Гете о "Тайнах", - что имелось в виду провести читателя через не-


--------------------------------------------------------------------------------

58 Шкловский В. Искусство как прием // Шкловский В. О теории прозы. М., 1983. С. 21.

59 Пастернак Б. Полн. собр. соч.: В 11 т. М., 2004. Т. 2. С. 90 - 91.

60 Там же. С. 402. Строфы о Сталине были опущены в сборнике 1943 года "На ранних поездах" и восстановлены при подготовке сборника в 1956 году (не вышедшего). Наиболее полное описание контекстов стихотворения см.: Флейшман Л. Вокруг "Вакансии поэта" // Флейшман Л. Борис Пастернак и литературное движение 1930-х годов. СПб., 2005. С. 361 - 412.

61 Общеизвестны недовольство Пастернака своими первыми книгами, переделка многих ранних стихотворений при переиздании и многочисленные его высказывания на эту тему.

62 См.: Пастернак Б. Полн. собр. соч.: В 11 т. Т. 2. С. 403 (комментарий Е. Б. Пастернака и Е. В. Пастернак).

63 О Боброве и его литературной позиции см., например: Безродный М. Между двух антологий: (Поэтическая карьера Сергея Боброва) // Модернизм и постмодернизм в русской литературе и культуре. Helsinki, 1996. С. 189 - 202. (Slavica Helsingiensia, 16;Studia Russica Helsingiensia et Tartuensia, V).

64 См. о нем: Нешумова Т. Ф. Сидоров Алексей Алексеевич // Русские писатели. 1800 - 1917. Т. 5 (в печати).



стр. 200


--------------------------------------------------------------------------------

кий идеальный Монсальват и, после того как он прошел бы через различные области горных, скалистых и увесистых вершин, привести его при известных обстоятельствах вновь и на широкие и счастливые долины". - Можно спорить, художественно ли до конца такое задание... однако мы никак не можем спорить против самой поэмы. Что же доказывает такое положение критика? Очевидно, с несомненностью оно доказывает следующее: в поэме этой художник раскололся на проповедника и самого себя. - Если так, то возможна ли единая ценность произведения? - Да, разумеется, ибо борьба художника с самим собой есть его внешнее и воспринимаемое единство... Так совершенно определенно возникает перед нами драматическое исчезновение художника в "Тайнах" и трагическое его в них появление".65

Пастернак, бесспорно, был знаком с этим текстом; разумеется, за двадцать два года (между январем 1914-го и декабрем 1935 года) мог о нем совершенно забыть, претворить бобровскую формулу в свою собственную бессознательно, тем более что слова в ней очень просты (мы не собираемся касаться здесь сложнейших вопросов психологии творчества), но связь двух текстов несомненна.66

Обнаруженная перекличка позволяет дать еще один ответ на вопрос, поставленный в стихотворении ("Но кто ж он?"), и ввести в круг вышеназванных поэтов, опыт которых преломлен и обобщен в стихотворении Пастернака, еще одно имя - И. В. Гете, по-своему выстроившего взаимоотношения с сильными мира сего, а думы на эту тему как раз и составляли зерно поэтического высказывания 1935 года "о Сталине и себе". Косвенным подтверждением того, что Гете включен Пастернаком в круг этих мыслей, является правка 1956 года, где строка 1935 года "Стяжал он лавры, бросясь в бой?" была заменена строкой "Стяжал он поздний опыт свой?": здесь автобиографическое вновь сочетается с опытом "другого" (за которым можно усмотреть и черты веймарского классика). Выявленный контекст отчасти объясняет и изменение название цикла, который открывает обсуждаемое стихотворение: если ранее, в журнальной публикации 1936 года, цикл имел малоговорящее название "Несколько стихотворений", уточненное в книге "На ранних поездах" (1943) подзаголовком "Зима 1936",67 то в 1956 году он стал называться "Художник" (напомним формулы объявления о "Тайнах" Гете: "преодолевший себя художник", "борьба художника с самим собой"), что подчеркивало основную проблематику цикла.


--------------------------------------------------------------------------------

65 Экземпляр бюллетеня сохранился в бумагах С. П. Боброва (РГАЛИ. Ф. 2554. Оп. 2. Д. 766. Л. 54 об.).

66 По всей вероятности, Пастернак не "забыл" о переводе Сидорова: известно, что он спустя несколько лет после Сидорова сделал свою попытку перевода "Тайн" Гете для издательства "Всемирная литература". Перевод Пастернака был отвергнут: он не понравился А. А. Блоку, считавшему, что сидоровский текст "производит впечатление более гетевское". См.: Пастернак Б. Полн. собр. соч.: В 11 т. Т. 6. С. 55 - 65, 538 - 539 (комментарий Е. В. Пастернак и А. Ю. Сергеевой-Клятис); Блок Александр. Собр. соч.: В 8 т. М.; Л., 1962. Т. 6. С. 469.

67 См.: Пастернак Б. Полн. собр. соч.: В 11 т. Т. 2. С. 401 (комментарий Е. Б. Пастернака и Е. В. Пастернак).



стр. 201