КОНСПЕКТ ВЯЧЕСЛАВА ИВАНОВА К ЛЕКЦИИ АНДРЕЯ БЕЛОГО ИЗ ЦИКЛА "ТЕОРИЯ ХУДОЖЕСТВЕННОГО СЛОВА"

ДАТА ПУБЛИКАЦИИ: 14 февраля 2008
ИСТОЧНИК: http://portalus.ru (c)


© Е. В. ГЛУХОВА

Среди современников и в большинстве исследований долгое время сохранялось устойчивое мнение о том, что после революции 1917 года отношения двух поэтов, некогда принадлежавших к одному литературному кругу и близких по своим оккультно-мистическим увлечениям, окончательно прервались.1 Поводом для конфликта между Андреем Белым и Вячеславом Ивановым послужили опубликованные в 1918 году статьи, которые затем составили брошюру "Сирин ученого варварства".2 Однако знакомство с архивными источниками позволяет нам говорить о достаточно интенсивном творческом взаимодействии, хотя документальных свидетельств об их непосредственном общении в послереволюционный период крайне мало. Тем не менее сохранившиеся факты указывают на то, что эти контакты простирались далеко за пределы только лишь формальных встреч. Так, например, в воспоминаниях дочери Иванова Лидии Вячеславовны отношения Белого с их семейством в ту пору описываются как весьма близкие: "Диме3 тоже запомнился силуэт Белого, но уже в Москве, на Зубовском бульваре, в семнадцатом году, когда ему было лет пять. Диме было весело смотреть на длинного танцующего друга "Царя Барана" (так он мифологически прозвал своего отца), который решил учить его азбуке. Широко раздвинув ноги и подбоченясь, Белый очень явственно мимировал букву "Ф", а потом соответственным движением длинных рук букву "У"".4 Упоминаемая здесь встреча относится, вероятнее всего, к концу 1917 года, когда Иванов переезжает из Сочи в Москву.5 В конце декабря 1917 года М. О. Гершензон


--------------------------------------------------------------------------------

1 См., например: Maslenikov О. The Frenzied Poets: Andrey Biely and the Russian Symbolists. Berkeley, 1952; Мочульский К. Андрей Белый. Париж, 1955; Stepun F. Mystische Weltschau: Ftinf Gestalten des russischen Symbolismus. Munich, 1964; West J. Russian Symbolists: A Study of Vyacheslav Ivanov and the Russian Symbolist Aesthetic. London, 1970. Статья Г. Штаммлера (Henrich Stammler) "Belyj's conflict with Vjacheslav Ivanov over War and Revolution" (Slavic and East European Journal. 1974. N 18/3) основывалась на незнании даты первой публикации статей Белого; на эту ошибку указал Р. Кийз (Roger Keys) в работе "Realists and idealists: the case of Viacheslav Ivanov versus Andrei Belyi" (Slavonica. 1994(1995). Vol. 1. N 2. P. 19).

2 Белый А. Сирин ученого варварства. Берлин, 1922. Сюда вошли статьи о Вячеславе Иванове, напечатанные ранее в газете "Знамя труда" (см.: Белый А. 1) На перевале. 1. Сирин ученого варварства. Гл. I-VI// Знамя труда. 1918. 26 (13) марта. N 163; 2) На перевале. 2. Сирин ученого варварства (По поводу книги В. Иванова "Родное и вселенское"). Гл. VII-X // Знамя труда. 1918. 3 апр. (21 марта). N 170). Первая из них - сильно сокращенный вариант статьи "Вячеслав Иванов", написанной для издания "Русская литература XX века. 1890 - 1910" под редакцией С. А. Венгерова (М., 1916. Т. III. Кн. 8. С. 114 - 149; книга вышла в свет в 1918 году). Второй статьей Белый отреагировал на появившийся не позднее середины февраля 1918 года сборник Иванова "Родное и вселенское" (см. об этом: Литературная жизнь России 1920-х годов. События. Отзывы современников. Библиография. М., 2005. Т. 1. Ч. 1: Москва и Петроград. 1917 - 1920 гг. С. 69). В том же 1922 году Белый вновь перепечатал (на этот раз целиком) свою статью из Венгеровского издания в книге "Поэзия слова. О смысле познания".

3 То есть Димитрию Вячеславовичу Иванову, сыну Иванова и Веры Константиновны Ивановой-Шварсалон. Белый упоминал Димитрия в записке, переданной Иванову с Маргаритой Волошиной (М. В. Сабашниковой) в августе 1912 года: "Вере Константиновне и всем Вашим привет; хотел бы видеть Вашего ребенка; поцелуй его за меня" (РГБ. Ф. 25. Карт. 30. Ед. хр. 5. Л. 59).

4 Иванова Л. Воспоминания: Книга об отце / Подгот. текста и коммент. Дж. Мальмстада. М., 1992. С. 35.

5 Иванов с семьей проживал в Сочи с конца 1916-го по ноябрь 1917 года и затем вернулся в Москву. Однако время его возвращения нуждается в дальнейшем уточнении, так как, если судить по датировке стихотворений, которые вошли в сборник "Свет вечерний", 7 - 8 ноября 1917 года он еще находился в Сочи (стихотворение "Ночные зовы"), а 9 ноября того же года уже в Москве было написано стихотворение "Размолвка" (см. примечания О. Дешарт: Иванов В. Собр. соч. Брюссель, 1979. Т. 3. С. 831, 832).



стр. 135


--------------------------------------------------------------------------------

приглашал Белого принять участие в благотворительном литературном вечере, средства от которого должны были поступить в помощь нуждавшемуся В. Ф. Ходасевичу. Среди участников он упоминал и Иванова.6

Следующий, 1918 год отмечен гораздо более интенсивным общением. Белый закончил статью об Иванове для "Русской литературы XX века" Венгерова,7 причем, судя по сохранившимся черновикам, включил его в сферу размышлений о "духовном пути" трех поэтов (Белый-Иванов-Блок). Знаменательно, что беловская оценка творческого и мистического пути Иванова была далека от его собственных представлений о поэте-посвященном.8 Однако в тетрадях Иванова, содержащих черновики эпилога мелопеи "Человек" (начало 1918 года), есть рисунок Белого, по всей видимости, воспроизводящий ее антропософскую интерпретацию.9

В августе-сентябре 1918 года Белый посылает Иванову письмо с просьбой дать "стихи, выросшие у поэтов "из революции"", для альманаха "Змий".10 Осенью того же года оба сотрудничают в Театральном отделе Наркомпроса.11

Участие в совместных общественно-культурных предприятиях советского правительства не только обозначило новый этап во взаимоотношениях двух поэтов, но и дало некий импульс к сопряжению обоюдных интересов, характерных для символистской эпохи, в совершенно ином ключе. Рубеж 1900 - 1910-х годов обычно рассматривается как время кризиса символизма, для которого, в частности, характерно предельное усложнение системы метаописаний, тогда как начало 1920-х годов считается возвращением к проблематике более раннего периода, причем "точкой возврата" становится отношение к поэтическому слову/образу (символу - в 1900-е годы).12 Это послереволюционное брожение выявило еще один, не менее важный аспект такого взаимодействия: обращение к теории литературы, которое происходило на фоне становления нового направления в литературоведении - формализма, отчасти как противопоставление ему, отчасти - как сопряже-


--------------------------------------------------------------------------------

6 См. его письмо от 21 декабря 1917 года (Переписка Андрея Белого и М. О. Гершензона / Вступит, статья, публ. и коммент. А. В. Лаврова и Дж. Мальмстада // In memoriam. Исторический сб. памяти А. И. Добкина. СПб.; Париж, 2000. С. 260).

7 Подробнее о том, как Белый работал над этой статьей, см. в его письмах к Венгерову (Лавров А. В. Материалы Андрея Белого в Рукописном отделе Пушкинского Дома // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1979 год. Л., 1981. С. 54 - 55). Иванов, скорее всего, присутствовал на чтении Белым своей статьи у Гершензона в декабре 1917 года (см.: Переписка Андрея Белого и М. О. Гершензона. С. 259).

8 См. об этом: Глухова Е. В. Андрей Белый - Вячеслав Иванов: концепция духовного пути // Башня Вячеслава Иванова и культура Серебряного века. СПб., 2006 (в печати).

9 См.: Кузнецова О. А. Материалы к описанию тетрадей стихотворных автографов из Римского архива Вяч. Иванова // Русский модернизм. Проблемы текстологии. СПб, 2001. С. 232 - 253. Той же теме был посвящен доклад А. Б. Шишкина ""Чаша-купол" Андрея Белого в блокноте Вячеслава Иванова", который прозвучал на Международной научной конференции "Андрей Белый в изменяющемся мире" (26 октября - 1 ноября 2005 года).

10 Издание альманаха не осуществилось. 31 августа 1918 года с аналогичной просьбой он обратился к Блоку (см.: Андрей Белый и Александр Блок. Переписка. 1903 - 1919/Публ., предисловие и коммент. А. В. Лаврова. М., 2001. С. 516), а 23 сентября - к Иванову-Разумнику (см.: Андрей Белый и Иванов-Разумник. Переписка / Публ., вступит, статья и коммент. А. В. Лаврова и Дж. Мальмстада; подгот. текста Т. В. Павловой, А. В. Лаврова и Дж. Мальмстада. СПб., 1998. С. 165).

11 См. об этом: Зубарев Л. Д. 1) Вячеслав Иванов в театральном отделе Наркомпроса // Русская филология: Сб. науч. работ молодых филологов. Тарту, 1997. Вып. 8. С. 127 - 133; 2) Вячеслав Иванов и театральная реформа первых послереволюционных лет // Начало. М., 1998. Вып. 4. С. 184 - 216. О возможном сотрудничестве Иванова в издании "Временник Театрального Отдела Народного Комиссариата по Просвещению" см.: Обатнин Г. В. Заметки комментатора // Новое литературное обозрение. 1994. N 10. С. 296.

12 Ср. относящийся к 1922 году отклик Иванова на работы Белого в области поэтики: "Символизм, в лице Андрея Белого, остается во всяком случае верным себе, утверждая органическую неразделенность формы и содержания, с одной стороны, художественного совершенствования и духовного возрастания - с другой" (Иванов В. О новейших теоретических исканиях в области художественного слова // Иванов В. Собр. соч. Т. 4. С. 635).



стр. 136


--------------------------------------------------------------------------------

ние.13 Не случайно в курсе лекций Иванова по поэтике, прочитанном в Бакинском университете в 1921 -1922 годах, исследователи обнаруживают следы скрытой полемики с формалистами.14

Следует обозначить и проблему "Андрей Белый - критик формального метода". По всей вероятности, его фундаментальные разыскания в области поэтики,15 предпринятые после возвращения из Дорнаха, во многом отталкивались от первого выпуска "Сборников по теории поэтического языка" (Пг., 1916) ОПОЯЗа.16 Именно со статьи "Поэзия Блока", посвященной третьему тому лирики Александра Блока, Белый начал разрабатывать собственный метод анализа поэтического текста,17 который был отличен от формального и приближался, скорее, к психологической теории творчества А. А. Потебни.18 К сожалению, мы можем говорить лишь о его реконструкции. Оценивая Белого, в разговорах с М. С. Альтманом Иванов утверждал, что это "ум колоссальный, диалектик необычайный, знания огромные, и как личность он, пожалуй, более сложное явление, чем даже Ницше. Но (...) он имеет несчастное свойство: все, что скажет и напишет, сейчас же и печатает. Отсюда великое зло, ибо читатели воспринимают эти мнения, как нечто объективное..."19


--------------------------------------------------------------------------------

13 См.: Обатнин Г. В., Постоутенко К. Ю. Вячеслав Иванов и формальный метод. (Материалы к теме) // Русская литература. 1992. N 1. С. 180 - 187. См. также: Обатнин Г. Несколько положений (о поэзии Вячеслава Иванова) // Лотмановский сборник. М., 2004. Вып 3. С. 381 - 406.

14 Эткинд Е. Вячеслав Иванов и вопросы поэтики: 1920-е годы // Cahiers du Monde russe. 1994. Vol. XXXV (1 - 2). P. 141 - 154. О бакинском курсе лекций Иванова по поэтике см. также: Белькинд Е. Л. Теория и психология творчества в неопубликованном курсе лекций Вяч. Иванова в Бакинском государственном университете (1921 - 1922 гг.) // Психология процессов художественного творчества. Л., 1980. С. 208 - 214. Что касается самих формалистов, например В. Шкловского и Б. Эйхенбаума, то они декларативно отмежевывались от "ненаучности" разысканий теоретиков символизма - Иванова, Белого и отчасти Брюсова, признавая их безусловно важную роль в формулировании многих положений стиховедческих дисциплин.

15 Впрочем, они так и не стали единым концептуальным целым. Некоторые аспекты своей работы 1916 - 1920 годов Белый развивает в поздних книгах "Ритм как диалектика и "Медный всадник"" (М., 1929) и "Мастерство Гоголя" (М.; Л., 1934).

16 Так, например, в тексте лекции "Жезл Аарона", который отличается от конечного варианта статьи, присутствуют явственные следы полемики с футуризмом: ".. .логику следует углубить представленье о Логосе, до представленья о Логосе (Имя рек), футуристу следует углубить свое представление о звуке слова до подлинных глубин корня звука, растущего из духовного опыта, где этот корень есть внутренно произносимое имя, чтобы и логик и футурист встретились в новом взгляде на сущность поэзии, которая есть [молитва живому, бессмертному божеству] умное созидание себя в божественной жизни" (РГБ. Ф. 25. Карт. 3. Ед. хр. 9. Л. 1 - 38; здесь и далее в квадратных скобках приводятся слова, зачеркнутые в тексте). Можно предположить, что и его дальнейшие разработки в области глоссолалической семантики поэтического слова, в частности "Глоссолалия. Поэма о звуке" (Берлин, 1922), выросли во многом как соипротивопоставление работе Шкловского "О поэзии и заумном языке". (Напомним, что "Глоссолалия" была написана в августе-октябре 1917 года.)

17 Аналогичный метод стиховедческого анализа представлен в его работах "Пушкин, Тютчев и Баратынский в зрительном восприятьи природы" (лекция на тему "Поэзия стихии у Пушкина, Тютчева, Баратынского" была прочитана Белым в 1912 году в Обществе ревнителей художественного слова в Петербурге), "Жезл Аарона", а также в "Воспоминаниях о Блоке".

18 О значении потебнианской концепции слова-образа для Иванова и Белого см., например: Белькинд Е. А. Белый и А. А. Потебня. К постановке вопроса // Тезисы I Всесоюзной (III) конференции "Творчество А. А. Блока и русская культура XX века". Тарту, 1975. С. 160 - 164; Ghidini M. С. The notion of inner form in Viacheslav Ivanov's thought // Cahiers du Monde russe. 1994. Vol. XXXV (1 - 2). P. 81 - 90; Какинума Н. "Звуковой символизм" А. Белого и теория происхождения языка А. А. Потебни // Голоса молодых ученых: Сб. науч. публикаций иностранных и российских аспирантов-филологов. М., 1998. Вып. 3. С. 81 - 98; Кустова Г. И. Языковые проекты Вячеслава Иванова и Андрея Белого: Философия языка и магия слова// Вячеслав Иванов: Архивные материалы и исследования. М., 1999. С. 383 - 411.

19 Альтман М. С. Разговоры с Вячеславом Ивановым / Сост. и подгот. текстов В. А. Дымшица и К. Ю. Лаппо-Данилевского; статья и коммент. К. Ю. Лаппо-Данилевского. СПб., 1995. С. 26.



стр. 137


--------------------------------------------------------------------------------

Новейшие исследования дают нам право предположить, что искания Белого и Иванова в области теоретической поэтики, относящиеся ко второй половине 1910-х и к 1920-м годам, имели некий общий вектор. Прежде всего это теория образа, ритмические структуры поэтического текста, звуковой состав стиха (аллитерации, ассонансы). Кроме того, Иванов обращался еще и к исторической поэтике, Белого же больше интересовали психологические теории слова-образа. Причем нельзя не учитывать оккультно-мистический ракурс, явственно вырисовывающийся в их работах, а также специфически антропософский, характерный для Белого.

Встречи на заседаниях Театральной секции Наркомпроса в какой-то мере отражены в архиве Белого, которому было поручено составить проект лекционных курсов для Театрального университета.20 В частности, из его кратких записей видно, что в ходе одного из заседаний А. Я. Таиров сделал доклад о специальных театральных курсах с подробным распределением их по семестрам. На обороте листа, по всей видимости, пояснения к проекту Театрального университета. Здесь имеются наброски к систематизации театральных курсов (судя по почерку, поспешному и небрежному, записи сделаны после обсуждения текста доклада). Рядом с предполагаемыми отделами университета ("а) студийный b) учебный с) просветительный") среди участников, а возможно и лекторов, дважды назван Вячеслав Иванов (как "Иванов" и "В. И. Иванов"), и там же М. В. Сабашникова. Упоминание Иванова, без сомнения, важно, так как, вероятно, с его слов были внесены поправки в состав предполагаемого лекционного расписания. Мы приводим здесь только ту часть документа, которая представляет интерес как свидетельство сотрудничества Иванова и Белого в работе над проектом университета:

"отдел I (...)

8) мифология и обрядоведение

9) введение в историю театра

10) теория мусикийских искусств (?)21

II отдел (...)

1) история эстетических учений

2) история поэзии

3) теория поэзии

4) [стиховедение и прозоведение] теория художественного слова

5) история музыки

6) история танца

7) история [живописи] изобразит(ельных) искусств

8) история архитектуры

III отдел (...)

1) история зрелищ и действ (народные действа, дионисич(еские) культы, мистерии и т. д.)".

В этих записях впервые возникает тема курса лекций "Теория художественного слова", который будет прочитан Белым в Пролеткульте весной 1919 года.

Последние пункты первого отдела были добавлены позднее, тем же карандашом, что и записи после наброска к тексту доклада, видимо, по предложению Иванова. На наш взгляд, следы вписанных во второй отдел курсов по истории и теории поэзии обнаруживаются в фонде Иванова в РГБ, где хранится машинопись краткой программы лекций "Основы поэтики в связи с теорией сценических искусств".22 В этой программе обозначены два основных раздела: "Историческая


--------------------------------------------------------------------------------

20 Список общих курсов см.: РГБ. Ф. 25. Карт. 31. Ед. хр. 15 (1 - 5). Л. 1 об. О работе Белого в ТЕО Наркомпроса в 1918 - 1919 годах см.: Там же. Л. 1 - 9 об.

21 Эти три пункта добавлены карандашом.

22 РГБ. Ф. 109. Карт. 5. Ед. хр. 56. Л. 1. Подобный же текст, только рукописный, хранится в РНБ. Он был опубликован Г. Обатниным в статье "Несколько положений (о поэзии Вячеслава Иванова)" (С. 389 - 390). Наличие машинописного варианта может подтвердить нашу догадку о том, что это проспект курса лекций по поэтике, который был разработан Ивановым для слушателей Театрального университета.



стр. 138


--------------------------------------------------------------------------------

часть" и "Теоретическая часть". Вторая из них интересна тем, что в отделе по теоретической поэтике Иванов уделял особенно пристальное внимание вопросам ритмической организации поэтического текста и теории образа: "Ритм во времени как общий принцип музыкальных искусств. Ритмичность поэтического языка. Стопа, колон, стих, ритмический период, строфизм. Эвфония. Поэтический образ".23 Достоверно известно, что в Наркомпросе он неоднократно выступал по проблемам "синкретического действа". Так, в фонде Иванова в РГБ хранится часть машинописи - фрагмент его доклада на заседании Бюро художественных коммун (датирован 7 августа, 7 часов вечера [1918 - 1919?]).24 В этом документе разворачиваются некоторые из тезисов проспекта "Исторической части" "Основ поэтики...": "Синкретическое искусство. (...) Плакальщицы и пророчицы. (...) Гомеровская община".25 Хотя цели, которые преследовались в данном выступлении, без сомнения, иные. Вместе с тем поражает тот факт, что затронутые Ивановым темы, например вопрос о религиозных основах синкретического искусства, были вынесены на всеобщее обсуждение.

Именно с 1917 года одним из ключевых аспектов концепции художественного слова у Белого становится проблема соотношения образа, а точнее звукообраза, и "ритмического жеста" в поэтическом тексте.26 (Свою теорию он разрабатывал, основываясь в том числе и на эвритмии Р. Штейнера.)27 Многочисленные записи Белого автобиографического характера28 свидетельствуют о том, что в 1917- 1920-е годы им было прочитано множество лекций, тематический диапазон которых простирался от психологии творчества до размышлений о путях развития мировой культуры. К сожалению, можно говорить лишь о реконструкции замысла теории художественного слова, причем опираясь в основном на свидетельства самого Белого, а также на программки или афиши его выступлений (где, как правило, предлагались краткие тезисы доклада), так как собственно конспектов или планов этих лекций в архивах сохранилось чрезвычайно мало.29

После возвращения из Дорнаха в 1916 году Белый переосмысливает свои прежние взгляды на природу символического творчества. Теперь символизм видится ему сквозь призму антропософского пути самопознания. Его теургическая теория поэтического слова, сформулированная в ряде статей 1900-х годов, в том числе в "Магии слов", во многом опиралась на достижения филологической науки конца XIX века - труды А. А. Потебни, А. Н. Афанасьева, А. Н. Веселовского, - но апеллировала и к оккультному знанию в лице Станисласа де Гюэйта, Фабра д'Оливе и Е. П. Блаватской.30


--------------------------------------------------------------------------------

23 Цит. по машинописи из РГБ, в которой имеются незначительные разночтения с текстом, опубликованным Г. Обатниным.

24 РГБ. Ф. 109. Карт. 5. Ед. хр. 9 и 54.

25 Цит. по: Обатнин Г. Несколько положений (о поэзии Вячеслава Иванова). С. 389.

26 По свидетельству самого Белого, в 1917 году он выступал с рефератом "О ритмическом жесте" в Московском Антропософском обществе и в Пушкинском кружке при Петроградском университете, а в 1918 году в Пролеткульте читал курс лекций по стиховедению, в котором также разбиралась проблема ритма: "О ритмическом жесте", "Фигура ритма", "Сравнительная анатомия ритма" (см.: Белый А. Список рефератов и лекций, читанных мною с 1902 года по 1918-ый // РГБ. Ф. 25. Карт. 31. Ед. хр. 8). Тогда же Белый работал над книгой "О ритмическом жесте". Предисловие к ней и первая глава опубликованы С. С. Гречишкиным и А. В. Лавровым в работе "О стиховедческом наследии Андрея Белого" (Тр. по знаковым системам. Тарту, 1981. Вып. 12. С. 107 - 108, 132 - 139 (Учен. зап. Тартуск. ун-та; вып. 515)).

27 Подробнее об этом см.: Beyer Th. Andrej Belyj'sGlossalolija: A Berlin Glossolalia//Europa Orientalis. 1995. Vol. XIV (2). P. 7 - 25; см. также: Bely A. Glossolalie / Hrsg. von Thomas Beyer. Dornach, 2003. S. 10 - 34.

28 Большинство из них не опубликовано.

29 Стоит обратить внимание и на то, что в рукописных собраниях практически отсутствуют какие-либо конспективные записи, которые, несомненно, должны были вести слушатели.

30 В этом смысле наибольший интерес представляют подробнейшие примечания Белого к книге "Символизм" (1910), изобилующие указаниями на библиографические источники, что, безусловно, важно для понимания эволюции той или иной идеи в его творчестве.



стр. 139


--------------------------------------------------------------------------------

Лекцию Белого "Жезл Аарона", прочитанную в Петрограде в феврале 1917 года, а затем переработанную в одноименную статью,31 следует рассматривать как важный шаг на пути формирования теории художественного слова. В этой работе он, пожалуй, впервые вычленяет уровни анализа поэтического текста в соотнесении с художественным словом-образом: звук-ритм-образ (в ином варианте это звук-слово-мысль или звук-смысл-образ). На всех уровнях стихотворного текста (фонетическом, морфологическом, лексическом, образно-метафорическом) наблюдается стремление к предельному выражению смысла. Одновременно Белый разрабатывает теорию ритма - ритмического жеста. Смысл, с его точки зрения, наиболее выразим в ритмическом жесте. Каждое стихотворение имеет свой ритмический жест. Причем речь идет не только о ритмо-метрических кривых, но и об опыте гармонического соответствия видимых и слышимых образов, возникающих при чтении стихотворения.

Иванов, который позднее откликнулся на эту работу Белого, указывал, что понимание данного текста доступно слишком узкому кругу читателей: "Автор доводит нас до грани, за которою начинается "герметизм" статьи, в собственном смысле мистической доктрины. Эти намеки понятны читателю лишь в меру созвучности его внутреннего опыта с сокровенным мирочувствованием автора".32 Понятно, что таким читателем, прекрасно понимавшим антропософский и стиховедческий полет мысли Белого, был именно Иванов. Однако подобное понимание имело своим источником прежде всего личные беседы и посещение лекций Белого - и только на первый взгляд последний аспект интеллектуального взаимодействия кажется маловероятным. В данной работе хотелось бы наметить лишь некоторые точки соприкосновения, подтверждаемые документально.

В фонде Иванова в РГБ хранится документ, названный в архивном описании "К теории художественного слова".33 Эти записи практически полностью воспроизводят ход мыслей в лекции Андрея Белого, прочитанной в Пролеткульте весной (февраль-апрель) 1919 года.34 К сожалению, сохранились подготовительные материалы Белого только к одной лекции, тогда как, судя по более поздним заметкам "Себе на память", последовательность лекционного курса была следующей: "Теория слова 404) фев(раль) (Чем она должна быть); 405) фев(раль) (Логические теории); 406) фев(раль) (Лингвистич(еские) теории); 407) март (Психологические теории); 408) март (Творчество речи); 409) март (Миф слова); 410) март (Опыт описания стихотворенья); 411) апрель (Опыт описания); 412) апрель (Средства изобразительности)".35 Материалы к лекции Белый сопроводил бумагой, в которой пояснялось происхождение этих записей:

"Конспект 5-й лекции курса, мною читанного в "Пролет. Культе" в 1918- 1919 годах ("Теория Художественного слова").

После я по просьбе студийцев забрасывал (Так!) резюме хода мыслей лекций ввиду намерения студийцев литографировать курс.36


--------------------------------------------------------------------------------

31 Белый А. Жезл Аарона (О слове в поэзии) // Скифы. Пг., 1917. Сб. 1. С. 155 - 212.

32 Иванов В. О новейших теоретических исканиях в области художественного слова. С. 635.

33 РГБ. Ф. 109. Карт. 5. Ед. хр. 78. Это листок бумаги размером с тетрадный лист, на котором сохранились следы сложения вчетверо. Записи сделаны рукой Иванова с двух сторон, в две колонки с каждой стороны листа. В настоящей публикации они вытянуты в линейной последовательности, соответственно сверху вниз от левой колонки к правой, то же самое - с другой стороны листа. Так как записи велись карандашом, это значительно затрудняет их прочтение. Кроме того, почерк оригинала значительно мельче обычного.

34 Текст лекции хранится в РГАЛИ (Ф. 53. Оп. 1. Ед. хр. 87. Л. 1 - 12; в правом верхнем углу рукописи имеется авторская нумерация: соответственно Л. 23 - 33).

35 Цит. по: Андрей Белый и Иванов-Разумник. Переписка. С. 175.

36 К сожалению, на сегодняшний день нет свидетельств об осуществлении этого проекта.



стр. 140


--------------------------------------------------------------------------------

Конспекты пропали; конспект 5-й лекции случайно остался у меня. А. Белый".37

Вероятность присутствия Иванова на одной из лекций цикла "Теория художественного слова" исключить нельзя. Тем более что в марте 1919 года Белый отметил в своем "Ракурсе к дневнику": "Частые встречи с Гершензоном, с Ивановым (В. И.)".38 Записи Иванова и конспект Белого имеют параллели в тех местах, которые насыщены фактами из области теорий психологии творчества.39 Соответствия эти, например, таковы:




--------------------------------------------------------------------------------

37 Судя по записям "Себе на память", в пятой лекции курса Белый рассматривал "творчество речи", однако сохранившийся конспект посвящен, скорее, "психологическим теориям", поэтому, если не считать вступительной лекции, которая им не обозначена, - это конспект четвертой лекции.

38 РГАЛИ. Ф. 53. Оп. 1. Ед. хр. 100. Л. 99. Пользуясь случаем, хочу поблагодарить Николая Всеволодовича Котрелева и Александра Васильевича Лаврова за любезно предоставленные сведения об этой записи.

39 Публикация всего конспекта Иванова и лекции Белого выходит за рамки настоящей статьи. В будущем имеет смысл обнародовать целый корпус документов, раскрывающих работу и того и другого автора в области теории литературы.

40 Имеется в виду его сочинение "О душе". Аристотель вычленил три части души: ощущающая (или животная), питательная (или растительная), разумная (или человеческая).



стр. 141


--------------------------------------------------------------------------------



Как свидетельствуют многие слушатели, выступления Белого чаще всего были импровизациями. И конспект Иванова служит тому подтверждением, так как далее уже не столь буквально, как в приведенном выше отрывке, совпадает с беловскими записями.

Следующая схема воспроизводит концепцию звукообраза Потебни, как она изложена Белым в реферате "Мысль и язык. (Философия языка А. А. Потебни)". Ср.: "Потебня устанавливает поразительное сходство между происхождением и зависимостью слов и происхождением и зависимостью мифических образов народного творчества; (...) все многообразие его трудов (...) "Записок по русской грамматике" клонится к установлению аналогии между словом и мифом. Две величины: одна - творческая энергия речи; другая - поэтическая энергия народов, выражающаяся в фигурах и тропах речи. Из произведений первой энергии рождается слово, осознаваемое, как мысль; из произведений второй энергии рождается поэтический миф, осознаваемый, как миросозерцание..."41




--------------------------------------------------------------------------------

41 Белый А. Мысль и язык (Философия языка А. А. Потебни) // Логос: Ежегодник по философии культуры. М., 1910. Кн. 2. С. 240 - 258.



стр. 142


--------------------------------------------------------------------------------



Справедливости ради следует напомнить, что теория звукообраза (смыслозвукообраза) Белого была одним из существенных пунктов расхождения между ним и формалистами. Недавно опубликована запись прений на состоявшемся 24 июня 1920 года заседании кружка Иванова-Разумника "Русская литература XX века", где обсуждался формальный метод в литературоведении. Примиряя основной объект спора - соотношение формы и содержания в художественном тексте, Белый сказал в своем выступлении: "Когда мы берем произведение искусства как живую цельность (...), мы устанавливаем соответствие между образом и его временным выражением. Каждое художественное произведение выносит стадию личинную, из кот(орой) выходит звуковая метафора, потом миф. Из мифа как зерна вырастает в одну сторону звукообраз, в другую - сюжет с заключенным в нем содержанием. Когда мы рассматриваем форму и содержание не как ставшее, а как нечто динамическое, то можем установить некое единство, где обе проблемы пересекаются".42

Ивановский конспект позволяет нам поставить вопрос о формировании в позднесимволистской эстетике теории образа, принципиально отличной от формалистской. Статья Иванова "К проблеме звукообраза у Пушкина" (1925), в которой заметны следы полемической критики формалистов, во многом соотносима со статьей Белого "Жезл Аарона" (те же аспекты художественного образа он разрабатывал и в своих последующих лекциях). В частности, Иванов указывает в этой статье на то, что в методологии формализма есть угроза перерождения исторической и теоретической поэтики в эмпирическую:43 "...самая тщательная и остроумная разработка словесного материала (...), достаточного для освещения лишь одних частных явлений в жизни слова, при отсутствии философского анализа их, как и исторической перспективы, не оправдывает притязания заложить основы новой, "научной"; точнее - "эмпирической" поэтики".44 В свою очередь Белый, вступая в спор с формалистами, подчеркивал, что при анализе художественного произведения нельзя не учитывать сам процесс рождения художественного образа, процесс творчества как таковой - это часть целостного авторского мира: "Художественное произведение без процесса творчества рассматриваться не может. (...) Анализ разрезает живую действительность. Душевный процесс художника ищет выраженья, он болеет желаньем высказаться. И отрезать прием от того, что его породило, грех против живой литературы".45


--------------------------------------------------------------------------------

42 Цит. по: Белоус В. Вольфила (Петроградская Вольная Философская Ассоциация). 1919 - 1924. М., 2005. Кн. 1: Предыстория. Заседания. С. 806 - 807.

43 Подробнее об этом см.: Эткинд Е. Вячеслав Иванов и вопросы поэтики: 1920-е годы. Р. 150.

44 Иванов В. Собр. соч. Т. 4. С. 646.

45 Цит. по: Белоус В. Вольфила. Кн. 1. С. 807.



стр. 143


--------------------------------------------------------------------------------

Далее конспект Иванова вовсе не совпадает с записями к лекции Белого и представляет вполне самостоятельный интерес. Впрочем, некоторые части можно объяснить, сравнив их с другими работами Белого. Так, следующая схема представляет собой некое синкретическое объединение мистико-оккультного (Дух-Душа-Тело) и научного рядов (логика-психология-лингвистика), а вот примеры из последнего ряда могут быть сопоставлены с теми, которые приводятся Потебней в качестве иллюстрации забвения внутренней формы слова: "Чувственный образ звука, цвета есть сам в себе противоречие (...). Названия некоторых цветов еще и теперь явственно указывают на чувственные образы (...): как голубой есть цвет голубя..."46 Интересно, что Белый использовал его и в лекции "О художественном языке": "...слово становится стертым; стирается образ: понятие заменяет его; всюду видим мы красочность, образность, сочность народного крепкого слова, - и видим, как образность эта в разгонах столетий тускнеет и блекнет; сперва потухает звук слова, и рдр - рудый, рдяный становятся знаком абстрактным для выражения образа "красный"; и далее образ-метафора "как у голубя" гаснет - становится прилагательным голубой для выражения такого-то спектрального цвета; за образом гаснет значение слова, как чего-то конкретного, и выявляется термин, абстракция..."47

Дух
Душа
Тело

логика
психол(огия)
лингв(истика)

теор(ия)
худож(ественного)
слова

форма
процесс
предикат (?)

голубой
голубь
как у голубя






Следующая схема, возможно, представляет процесс рождения слова в художественном произведении, однако объяснить обозначенные стрелкой последовательности, исходя из логики известных нам работ Белого в данной области, не представляется возможным. Кроме того, эта схема напоминает и его "онтологическую пирамиду" из книги "Символизм", представляющую многоаспектность символа.



Данная схема может служить иллюстрацией того факта, что Иванова, должно быть, заинтересовала теория звукообраза, в том виде, как ее представил Белый.48


--------------------------------------------------------------------------------

46 Цит. по: Потебня А. А. Мысль и язык. Киев, 1993. С. 46.

47 Лавров А. В. Рукописный архив Андрея Белого в Пушкинском Доме // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1978 год. Л., 1980. С. 47. По предположению исследователя, Белый выступил с этим докладом на своем вечере в Доме искусств 1 марта 1920 года (Там же. С. 46).

48 О формировании теории звукообраза у Вячеслава Иванова см.: Эткинд Е. Вячеслав Иванов и вопросы поэтики: 1920-е годы; Gidini. M. С. Звук и смысл. Некоторые замечания по теме глоссолалии у Вяч. Иванова // Вяч. Иванов и его время. Материалы VII Международного симпозиума. Вена, 1998; Титаренко С. Д. 1) Суггестивная природа звукообразов А. С. Пуш-



стр. 144


--------------------------------------------------------------------------------

Уместно привести здесь фрагмент конспекта из архива Иванова в РГБ,49 который позволяет установить определенную связь между интересом Иванова к разработкам Белого в области глоссолалической семантики словесного творчества и антропософскими экспериментами со звуком в сочетании с ритмом и пластическими движениями (эвритмией):

Вкусовые восприятия связаны с (нрзб.)

Сложное (?) восприятие слова

"леса" вм(есто) "если": (нрзб.) "лесех" (?), в (нрзб.) "еси"

(нрзб.)

Подходящие слова, напр(имер) звукоподражательность

Steiner

"Вкусные" слова - протяжно (?) произносятся

а ощущаем внутри, внизу (?)

губн(ые), зубн(ые) - верхн(ие)



Не исключено, что Иванов мог быть знаком с существовавшим тогда в рукописи трактатом Белого о звуке "Глоссолалия".50 Для Белого принципиально важным было представление о том, что образ является поэту и реализуется в виде метафоры, дробится в ритме и в звуке стихотворного текста, а затем переходит на иную ступень восприятия, где звук, являясь уже неделимой единицей, собирается на уровне ритмической организации дробящихся во множественности чувственных образов и впечатлений. Согласно оккультным представлениям, человек является микрокосмическим подобием Вселенной, и потому по аналогии Белый полагал, что образу, воплощенному через звук и ритм в поэтическом тексте, в перевернутом мире духовных сущностей соответствует подобие в виде единого звука. Звук является темой произведения, задает его ритм и служит единственным истинным критерием воплощения смысла.51 Такое представление о божественной природе звука


--------------------------------------------------------------------------------

кина и мистериальное начало в поэтике символизма // Пушкин и Калиостро. Внушение в искусстве и жизни человека. СПб., 2004; 2) Автоматическое письмо у Владимира Соловьева и Вячеслава Иванова: опыт создания символистского глоссолалического текста // Труды русской антропологической школы. М., 2006. Вып. 4 (в печати).

49 РГБ. Ф. 109. Карт. 4. Ед. хр. 55. Текст в очень плохом состоянии: бумага сильно деформирована; записи, сделанные фиолетовым карандашом, полустерты.

50 В берлинском издании 1922 года на титульном листе и в предисловии написание: "Глоссалолия". Однако это можно расценивать как повторяющуюся опечатку (возможно, воспроизводящую описку в автографе или в машинописи). Даря книгу Вадиму Андрееву, Белый сказал: "Не надо "Глоссалолия", как напечатано, а "Глоссолалия"", и "сделал на обложке книги корректурные поправки" (Андреев В. Из повести "Возвращение в жизнь" // Воспоминания об Андрее Белом. М., 1995. С. 298).

51 О визуализации звука и образа в теоретических работах Белого см.: Торшилов Д. О. Зрительное в языке: методы анализа визуального ряда произведений литературы в работах А. Белого 1916 - 1934 гг. // Труды русской антропологической школы. М., 2005. С. 303 - 345. Той же теме был посвящен наш доклад "Александр Блок в стиховедческих штудиях Андрея Белого (По материалам неопубликованных рисунков к "Глоссолалии")" на конференции, приуроченной к 125-летию со дня рождения Александра Блока, которая проходила в Шахматово 28 - 30 ноября 2005 года.



стр. 145


--------------------------------------------------------------------------------

последовательно развивается Белым начиная со статьи "Жезл Аарона", через работу над аллитерациями в поэзии Александра Блока52 к "Глоссолалии". В основе концепции Белого лежит штейнеровское представление об этапах медитативного самопознания: имагинация - инспирация - интуиция.

Интересно, что в лекциях Иванова мы также встречаем "триаду" процессов творчества: "а) Начальная стадия: звуковое волнение, связанное с глоссолалией; б) Промежуточная романтическая стадия: появление образов (...) Образы неопределенные, плавающие, - "вследствие неполной просвеченности материала логическим творчеством"; в) "все бессознательное заменяется сознательным"".53 Однако здесь этапы воплощения смысла в поэтическом тексте совпадают с рождением образа (как оно представлено у Белого) лишь в первой своей стадии - "глоссолалического" волнения. Соотнесение теории творчества Вячеслава Иванова и Андрея Белого - тема отдельного исследования и не входит в задачи данной статьи, тем не менее некоторые аспекты взаимодействия кажутся нам вполне очевидными. Например, в статье "О новейших теоретических исканиях в области художественного слова" Иванов подверг критике теорию Белого, изложенную в "Жезле Аарона": "Искание духовно-конкретного смысла приводит его к требованию логического всеосмысления (...) Все это вызывает в нас настороженность и колеблет наше доверие к правоте предносящегося автору идеала грядущей "инспиративной" поэзии".54 Трудно сказать, что подразумевается здесь под "инспиративной поэзией", но, опираясь на некоторые положения "Жезла Аарона", можно высказать осторожное предположение, что триада "звук-ритм-образ" у Белого, по всей видимости, соответствует уже упоминавшимся трем этапам медитативного познания: например, ритм соответствует инспирации. По замечанию современного исследователя, "Белый не был уверен, сумел ли он перейти от имагинации к следующей ступени обучения - инспирации, но именно с ней связывал во время работы над ЖА живопись звуков ("инспирация есть рождение внутренних снов в внешний звук" - ЖА; или из программ лекций: "инспирация: мыслезвуки"; "инспирация: и мир мысленных звуков")".55 Таким образом, ивановская критика "инспиративной поэзии", скорее всего, есть критика теории ритмического жеста Белого. Проблема соотношения ритма и метра, ритмического жеста и стихотворения возникает в беседах Иванова с Альтманом уже в первой записи 1921 года, и именно в связи с концепцией Белого: "В теории Брюсова нет вовсе ритмики, у Белого за ритмику принимается каждый ритмический жест. (...) Но жест - переменное данное, ритм же - постоянное. (...) Андрей Белый же, приняв ритмический жест за ритм, теперь пытается и прозу писать размерно, что ошибочно".56

В записях Иванова к лекции Белого значительные сомнения вызывает последний рисунок, явно антропософского (и шире - оккультно-мистического) свойства.57


--------------------------------------------------------------------------------

52 О работе над поэзией Блока как этапе реализации замысла "Глоссолалии" см.: Белый А. (Об аллитерациях в поэзии Блока) / Вступит, статья, публ. и коммент. Е. В. Глуховой // Труды русской антропологической школы. М., 2004. Вып. 2. С. 353 - 364.

53 Цит. по: Эткинд Е. Вячеслав Иванов и вопросы поэтики: 1920-е годы. Р. 144.

54 Иванов В. Собр. соч. Т. 4. С. 638.

55 Торшилов Д. О. Указ. соч. С. 314.

56 Альтман М. С. Разговоры с Вячеславом Ивановым. С. 18. В работе "О новейших теоретических исканиях в области художественного слова" Иванов критиковал идею Белого о "противоположении поэзии прозе с точки зрения ритмической". В рамках курса по стиховедению в Пролеткульте Белый прочел также лекцию на тему "Строка: поэзия и ритм прозы". Думается, что в своих беседах с Альтманом Иванов мог иметь в виду и устные выступления Белого (его критическая статья вышла в 1922 году, т. е. год спустя после зафиксированного разговора).

57 Рисунок значительно увеличен; размер оригинала не превышает 2X1.5 см.



стр. 146


--------------------------------------------------------------------------------



По нашему предположению, он может быть истолкован в духе относящихся к тому же периоду антропософских рисунков-схем Белого: "волны" - как определенный этап, отрезок пути, а поскольку среди символов имеются меч, чаша и круг, то, возможно, речь идет об эзотерическом пути рыцарей Св. Грааля.58 Вполне вероятно, что сделанный рукой Иванова рисунок - итог их последующей беседы. Иванов был достаточно осведомлен об особенностях пути антропософского посвящения, чтобы "увидеть" то, что не прозвучало в самой лекции.59


--------------------------------------------------------------------------------

58 О значении сюжета о Св. Граале в антропософии и о роли этого символа в культурологических и филологических построениях Белого см.: Глухова Е. В. Неопубликованные рисунки Андрея Белого к "Глоссолалии": Чаша Св. Грааля // Труды русской антропологической школы. М., 2005. С. 386 - 408.

59 До 1910 года идеи Штейнера Иванову транслировала Минцлова. См. об этом: Богомолов Н. A. Anna-Rudolph // Богомолов Н. А. Русская литература начала XX века и оккультизм. М., 1999; Обатнин Г. Иванов-мистик (Оккультные мотивы в поэзии и прозе Вячеслава Иванова (1907 - 1919)). М., 2000.



стр. 147


Похожие публикации:



Цитирование документа:

Е. В. ГЛУХОВА, КОНСПЕКТ ВЯЧЕСЛАВА ИВАНОВА К ЛЕКЦИИ АНДРЕЯ БЕЛОГО ИЗ ЦИКЛА "ТЕОРИЯ ХУДОЖЕСТВЕННОГО СЛОВА" // Москва: Портал "О литературе", LITERARY.RU. Дата обновления: 14 февраля 2008. URL: https://literary.ru/literary.ru/readme.php?subaction=showfull&id=1202996386&archive=1203491495 (дата обращения: 29.03.2024).

По ГОСТу РФ (ГОСТ 7.0.5—2008, "Библиографическая ссылка"):

Ваши комментарии