Сотрудница музея-заповедника Спасское-Лутовиново, исследовательница тургеневского творчества Л. И. Скокова предлагает вниманию читателей свою книгу "И. С. Тургенев о правах человека в "Записках охотника"". На этот раз знаменитый сборник изучается с не совсем обычной стороны. Общественное значение "Записок охотника" и их влияние на мировую литературу многократно исследовалось. Немало написано также и об эстетических достоинствах и особенностях "Записок". Но автор новой книги пробует рассматривать заслуги Тургенева - создателя "Записок" - не только с точки зрения борьбы писателя против крепостничества или мастерства его пейзажей и психологических портретов. Тему работы Л. И. Скоковой можно определить как изучение на материале "Записок охотника" тургеневской философии социального гуманизма, иначе говоря, концепции человека, выработанной Тургеневым ко времени создания очерков и рассказов этого "странного охотника" (как назвал когда-то автора-повествователя И. Панаев), занятого не столько охотой, сколько человеческими судьбами.

Выражение "права человека", ставшее в наше время расхожим словесным штампом, почти утратившим смысл от частого употребления к месту и не к месту, освобождается в книге Л. И. Скоковой от налета банальности прежде всего уже по одному тому, что это понятие соединено с именем Тургенева. Права человека осмысляются заново как органические, неотъемлемые качества человеческой личности.

Естественно, что тема прав человека в "Записках охотника" - это прежде всего тема народа, русского крестьянина. Эта основная идейная линия первой книги Тургенева - требование уважения к человеку из народа, по сути дела выдвинутое Пушкиным, но заново и гениально выраженное Тургеневым, - бросилась, как известно, в глаза уже современникам писателя и остается постоянной темой для тех, кто изучает "Записки охотника" и пишет о них. Поэтому рассмотрение крестьянской темы у Тургенева (ей посвящается отдельная глава рецензируемой книги) нельзя было бы оценить как новость, если бы Л. И. Скокова не придала ей философский смысл.

Человечность образов в "Записках охотника" в значительной мере зависит, по наблюдениям исследовательницы, от степени их связи с окружающей природой. Это относится и к Касьяну с Красивой Мечи, и к детям на Бежином лугу, к Хорю и Калинычу, к Бирюку, к персонажам рассказа "Свидание" и к калеке Лукерье ("Живые мощи"). Человек и Природа - старинная тема, которая восходит еще к философии Просвещения, но Тургеневу эта тема исключительно близка. Во многих местах книги автор рассматривает не исследованный еще в полной мере вопрос об отношении Тургенева к руссоизму. Идея оценки человека, по Ж. -Ж. Руссо, так сказать, мерой природности претерпевает у русского писателя, как считает Л. И. Скокова, существенную трансформацию, но не исчезает, остается важнейшей для него, становясь оценкой эмоционального и духовного мира личности. Само понятие Природы приобретает у Тургенева под влиянием изучения мировой и прежде всего немецкой мысли (Гете, Гегель, Новалис) философскую глубину. То же самое касается образов дворян - объекта резкой тургеневской критики и одновременно заботы, поскольку писатель считал свое сословие, служилое дворянство, важной составной частью русского общества. Чертопханов, Радилов, Пеночкин, "Гамлет Щигровского уезда" и другие представители помещичьего сословия поставлены рядом с крестьянином не только с точки зрения идеального "правового равенства" (как сказано во "Введении" к книге Л. И. Скоковой - с. 5), они равноценны для Тургенева как люди. Такие рассказы, как "Однодворец Овсяников" или "Конец Чертопханова", позволили Тургеневу, по мнению Л. И. Скоковой, выразительно показать этот человеческий ракурс поместного дворянства, не всегда приятный и положительный, но именно человеческий в том обобщающем гуманистическом смысле, какой придавали понятию человека Руссо и его эпоха.

Необходимость прояснения сложной истории формирования тургеневского цикла заставляет Л. И. Скокову все время обращаться к социально-экономическим, политическим и издательским условиям, в которых рождались "Записки охотника" (главы "Когда был написан "Хорь и Калиныч"?" и "1847 год. В первом номере "Современника""). Автор детально рассматривает отношение Тургенева к крепостному праву, его деловые записки "Несколько замечаний о русском хозяйстве и о русском крестьянине" и проект журнала "Хозяйственный указатель", историю формирования общественных взглядов писателя под влиянием идей декабристов и Пушкина. Кстати, вопрос о Тургеневе как прямом преемнике великого поэта не только в области эстетики, но и в области общественных идей наполняется в обсуждаемой книге конкретным историческим содержанием. Это и была почва, которая в равной степени породила и поэтику и общественный пафос "Записок охотника", доказывает автор книги. Но Л. И. Скокова при этом не теряет из вида свою главную тему. "Крепостничество гибельно и для любви, и для нравственности, - поясняет она тургеневскую мысль, - не знает оно, что такое человечность" (с. 102).

"Тургеневу-художнику, - пишет исследовательница в другом месте, - важно посеять в душе читателя тревогу: он, читатель, живет в социально больном обществе" (с. 79). "При всей своей дивной красоте и поэтичности "Лес и степь" вместе с эпиграфом, - заключает она свой анализ последнего очерка тургеневского цикла, - это грустная новелла, как и все, составляющие сборник "Записок охотника"" (с. 108). Печаль образует тонкий, но читательским чутьем вполне уловимый субстрат первой книги Тургенева, заложенный, по-видимому, еще глубже, нежели ее обличительный пафос, что и констатирует автор исследования. Едва ли это романтиче-

стр. 224


--------------------------------------------------------------------------------

екая "мировая скорбь", но, несомненно, это грустное отношение мудрого человека к Бытию. Разумеется, вывод о том, что Тургенев явился в этом случае прямым предшественником экзистенциализма, был бы слишком поспешным - это Л. И. Скокова показывает в специальном полемическом примечании (с. 174 - 176). Но, наверное, стоило бы и в дальнейшем подумать над тургеневской картиной мира и над ее культурно-историческим значением. В этой связи представляется интересным сравнение "Записок охотника" с "Дон Кихотом" Сервантеса (с. 117 - 118), хотя, разумеется, всякое сравнение хромает. Как и в знаменитом романе, со временем, отодвинув в сторону всевозможные яркие, но привходящие мотивы (различные у обоих писателей), в "Записках охотника" выступила на передний план философско-лирическая извечная тема Человека. Тургеневский цикл, как пишет исследовательница, нельзя считать только произведением, в котором "застыла печальным памятником эпоха крепостничества". ""Охотничий" цикл писателя значительно шире, - поясняет Л. И. Скокова, - он подобен мощной многотемной симфонии". "И две новеллы о Чертопханове, - приводит она пример, - печальная повесть о том, как гибнет личность в обществе, попирающем права человека" (с. 124).

Особенная возможность философских обобщений открывается в таких рассказах цикла, как "Живые мощи". Л. И. Скокова видит в этом произведении квинтэссенцию отношения Тургенева к русскому народному характеру и вообще к миру и Богу (с. 124- 141). Идеи руссоизма и немецкой классической философии органически сливаются в образе немощной деревенской женщины с подспудной, но явственной (для этого есть опора в тургеневском тексте, как показано в книге) традицией русского религиозного мышления (исихазм). Как бы ни спорили об этом рассказе начиная с 1870-х годов и по наше время, никто не сумел сказать о нем лучше Ипполита Тэна: "Какой урок для нас и какая свежесть, какая глубина, какая чистота!"1

В рецензируемой книге помещены два приложения. Публикуется письмо Театрального общества им. А. Н. Островского в адрес Общества любителей российской словесности при Московском университете (членом Общества состоял в свое время Тургенев). Письмо было направлено 10 ноября 1918 года в связи со столетием со дня рождения писателя (с. 178 - 181) и обнаружено автором книги в фондах Театрального музея им. А. А. Бахрушина (Москва).

В виде второго приложения помещен обзор другого автора - Ю. А. Королевой "К 150-летию выхода "Записок охотника" И. С. Тургенева за рубежом" (с. 182 - 195). Этот обзор выглядел бы значительно убедительнее и корректнее, если бы его составительница сослалась на такие важнейшие источники своей темы, как классический очерк акад. М. П. Алексеева "Мировое значение "Записок охотника"", в виде доклада прочитанный, кстати сказать, совсем недалеко от Спасского-Лутовинова, в Орле, в 1952 году, а также на соответствующие исторические комментарии к тургеневскому циклу в третьем томе академического Собрания сочинений писателя (2-е изд., 1979) и в отдельном издании "Записок охотника" в серии "Литературные памятники" (1991).

Работу Л. И. Скоковой очень украшают публикуемые заново талантливые силуэтные иллюстрации петербургской художницы XIX века Елизаветы Бём к "Запискам охотника". Этому забытому мастеру удалось выразить именно лирическую сторону тургеневского повествования.

Заметим в заключение, что книге можно было бы пожелать более строгого редактора. Тогда можно было бы избежать повторения в разных главах одних и тех же формулировок, и были бы откорректированы одна-две спорные и необязательные ассоциации (почему, например, вспышка гнева главного героя в рассказе "Конец Чертопханова" напоминает исследовательнице "радикализм якобинцев"?) (с. 123 - 124). Впрочем, таких просчетов в исследовании немного, и музей-заповедник Спасское-Лутовиново, а вместе с ним и широкая филологическая аудитория вправе прибавить к современной тургениане новую книгу вполне хорошего научного качества.


--------------------------------------------------------------------------------

1 Цит. по ком. Л. М. Долотовой в кн.: Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Соч.: В 12 т. 2-е изд., испр. и доп. М., 1979. Т. 3. С. 514.