О Полевом-журналисте написано много,1 и именно эта сторона его деятельности наиболее известна. Взгляды Полевого - журналиста, историка, писателя освещены в литературоведческих работах и трудах историков.2 Творчество же Полевого- драматурга - тема, остающаяся на сегодняшний день практически не исследованной, хотя писатель попробовал себя во всех популярных драматических жанрах своего времени: в народной драме ("Параша-сибирячка", "Дедушка русского флота" и др.), трагедии ("Уголино", перевод шекспировского "Гамлета"), комедии и водевиле. Его пьесы пользовались огромным успехом у публики. Между тем сейчас они прочно забыты. Как писал единственный исследователь драматургии Полевого В. Ф. Боцяновский, "драматическая деятельность (...) представляет собою самую незначительную часть всей литературной деятельности его. (...) Несомненно, что Полевой не был выдающимся драматургом, но, вместе с тем, никто не станет отрицать, что в свое время для русской сцены и общества он и в этой роли имел немалое значение".3

К драматургии Полевой обратился в последний период своей деятельности: после закрытия "Московского телеграфа" и переезда в Петербург (1837). Запрещение журнала (1834) было связано именно с театром: поводом послужила отрицательная рецензия Полевого на постановку драмы Н. В. Кукольника "Рука Всевышнего отечество спасла".4 Потеря "Московского телеграфа" стала тяжелым ударом для издателя, от которого он так и не смог оправиться. В Петербурге наступил последний - самый печальный - период, который можно назвать как "петербургским", так и "театральным ".

"...Что встретило меня в Петербурге. Словно напущенье: смерти, болезни, скорби, мерзкая погода, неприятности и затруднения по делам. Говорить не хотелось, писать не хотелось. Только усиленная работа спасает меня, но зато отнимает все возможности думать о чем- нибудь другом и обрезывает время так, что свободной минуты не остается",5 - сетовал Полевой В. Г. Белинскому, тогда еще своему единомышленнику.

"В грустное время жизни, - признавался он позднее, - когда я развлекался, сочиняя "Аббадонну", Шекспир, старый друг мой, соблазнил переводить "Гамлета". (...) Успех решил дело и пробудил меня на драматический


--------------------------------------------------------------------------------

1 См., например: Козмин Н. К. Очерки по истории русского романтизма: Н. А. Полевой как выразитель литературных направлений современной ему эпохи. СПб., 1903; Орлов В. Н. Н. А. Полевой и "Московский телеграф" // Очерки по истории русской журналистики и критики. Л., 1950. С. 256 - 299.

2 См., например: Шикло А. Е. Исторические взгляды Н. А. Полевого. М., 1981.

3 Боцяновский В. Н. А. Полевой как драматург. СПб., 1896. С. 1 - 2.

4 Московский телеграф. 1834. Ч. 4. N 3.

5 Письмо от 22 декабря 1837 года. Цит. по: Полевой Н. Избр. произведения и письма. Л., 1986. С. 527 - 528.

стр. 51


--------------------------------------------------------------------------------

опыт еще, а потом на другой и третий".6 "Гамлет" был поставлен в Москве 22 января 1837 года в бенефис Мочалова. Шекспир был не столько переведен, сколько "приспособлен" для русской сцены: что-то было сокращено, что-то переделано, были допущены некоторые вольности в обращении с подлинником. Все это вызвало недовольство театральных рецензентов (в первую очередь Белинского). Позднее исследователи подчеркивали, что "Гамлет" был "романтизован" романтиком Полевым. Однако трагедия Шекспира в переводе Полевого продержалась в репертуаре до конца века - факт, говорящий сам за себя.

Театральная деятельность стала, пожалуй, единственной отдушиной для писателя в последние годы его жизни. "Неустроенность" Полевого как журналиста (он стал негласным редактором "Сына отечества" у А. Ф. Смирдина, долгое время выполнял поденную работу у Ф. В. Булгарина и Н. И. Греча в "Северной пчеле", не имея права подписывать свои статьи), тяжелое материальное положение (со всех сторон осаждали кредиторы, иногда в доме не было буквально ни гроша), постоянные болезни... И на фоне всего - огромный успех его пьес в театре, благосклонность актеров и публики, подарки от императора. Разумеется, все это было весьма значимо для самолюбивого автора, привыкшего быть в центре внимания. Только театр позволял ему гордо расправлять плечи. И хотя в своих комедиях Полевой любил повторять за Пушкиным сентенцию: "Что слава - дым!", однако запах этого дыма был ему весьма приятен. К. А. Полевой в своих "Записках" пишет: "Сценические успехи обольстительны, трудно защититься от увлечения ими и самому несамолюбивому автору, а в Николае Алексеевиче было много самолюбия именно такого рода, которое любит блеск и гром. Иногда он жертвовал ему всеми другими соображениями, как случилось, к сожалению, и с его деятельностью для театра. (...) Как первую, так и следующие пьесы свои он дарил на бенефисы актерам и актрисам; а между тем, почти каждая пьеса его выдерживала бесчисленные представления, и это составило бы значительный доход для автора".7 Действительно, театр ничего не давал автору в материальном смысле, зато много значил в психологическом (вернее даже, в психотерапевтическом). Полевой, великолепно владеющий драматургической техникой, прекрасно знающий сцену, сделался записным бенефисным автором, "доставлял такие роли артистам, из которых, кажется, можно было даже и посредственному актеру быть хорошим".8 ("Я не подозревал в Полевом такого таланта",9 - удивлялся тонкий ценитель театра В. Ф. Одоевский.)

"Г. Полевой уже сделал себе в литературе имя, которого не оспорят никакие журнальные статьи. (...) Надобно только знать, что такое бенефис... Бенефицианту нужна новая пиеса; он обращается к автору, которого имя может усилить сбор; автор по доброте души или по другим причинам не хочет отказать артисту, и дает ему, как говорится, что у него залежалось, или - что он может написать с плеча. Артист дает эти пиесы, - они не имеют успеха, - и зрители с недоумением поглядывают друг на друга".10

В период 1838 - 1845 годов Полевым было создано около сорока пьес. Особо популярны были его "Параша-сибирячка", "Дедушка русского фло-


--------------------------------------------------------------------------------

6 Сын отечества. 1839. Т. VIII. N 4. С. 110.

7 Полевой К. Записки о жизни и сочинениях Николая Алексеевича Полевого // Николай Полевой: Материалы по истории русской литературы и журналистики тридцатых годов. Л., 1934. С. 339 - 340.

8 Репертуар русского театра. 1840. Т. 1. С. 13.

9 Русский архив. 1878. Т. 2. С. 56.

10 Р. З. [Зотов Р. М.] Александрийский театр // Северная пчела. 1843. N 219.

стр. 52


--------------------------------------------------------------------------------

та", "Первое представление "Мельника"". В. Ф. Боцяновский считал причиной успеха этих пьес бедность театрального репертуара: "Пьесы Полевого выгодно выделялись на общем сером фоне современного репертуара".11 Но, думается, дело не только в этом: Полевой всегда умел чувствовать "потребу дня". Сам драматург в одной из статей писал: "Ложи требуют от вас чего-нибудь тонкого, изящного, нежных намеков чувства и сердца, а партер, напротив, хочет чего-нибудь грубого, надутых, резких выражений, громких слов, которые иногда на два локтя переходят за пределы здравого смысла, логики и грамматики. Итак, если вы хотите успеха, вам надобно найти среднее нечто в слоге, смесь партера с ложами, хорошего с дурным".12 Еще одна составляющая успеха Полевого на сцене - всеобщее стремление к изучению народности, любовь к своему, национальному, переходившая порою в "квасной патриотизм" (термин, кажется, самого Полевого). "Русская рука! - русское сердце! не белы-то снеги! - русская баба! - русский штык! - ай, жги! - говори! - русский моряк! - русский флаг - ура! урра! уррра!",13 - так иронично описывал один из рецензентов национальный пафос пьес Полевого и был недалек от истины. Сравним в "Комедии о войне Федосьи Сидоровны с китайцами": "...ведь русский-то костлив. Уж татары-то, да литовцы, да турки, не китайцам чета, а что взяли! Пусть у них и пушки, пусть у них и самопалы, да нет у них русского кулака - вот этакого, от которого затрещит у них башка, хоть бы она, в самом деле, в пивной котел была!" Или: "...такова видно русская землица вышла, что если придет в нее враг окаянный... (...) Так русские бабы кочергами его выгонят, да веретенами закидают, если бы на то пошло! Не так ли? Все: Ура! Ура!"14

Официозная "Северная пчела", почти всегда браня Полевого, тем не менее, приветствовала "патриотичность" его пьес: "На что нам шекспириться - Параша, Иголкин нам по сердцу; мы не спрашиваем, откуда и как вы почерпаете сюжеты для ваших драм, и как их кроите и сшиваете! Было бы хорошо, а мы все прощаем! (...) Мы просим вас, Н. А. Полевой, оживляйте нашу осиротевшую сцену; вы умеете это, и привлекаете нас в театр, только пишите в роде Параши Сибирячки, Иголкина, Дочери откупщика. (...) Пусть вас другие упрекают, будто вы, почтенный Н. А. Полевой, извлекаете много из чужих сочинений: мы никогда не станем упрекать вас в этом, когда пиеса ваша понравится публике. (...) В критиках ваших, особенно в антикритиках, всегда более страсти, нежели правды, но для русской сцены вы человек золотой, и мы низко вам кланяемся!"15

Литературные противники не безмолвствовали: каждая новая пьеса Полевого подвергалась резкой критике. Не менее неистово, чем Булгарин, нападал на своего бывшего кумира Белинский. В театральных обозрениях в "Литературной газете", "Литературных прибавлениях к "Русскому инвалиду"" и "Отечественных записках" он называл Полевого, par exemple, "неутомимым петербургским новым драматургом" или "начинающим драматическим автором" и беспрестанно нападал на все постановки его произведений.16 С. П. Шевырев вторил Белинскому: "Драмы Полевого, имевшие успех, доказывают, что у нас всякое произведение, вовсе чуждое художест-


--------------------------------------------------------------------------------

11 Боцяновский В. Указ. соч. С. 25.

12 Сын отечества. 1838. Т. VI. Отд. 4. С. 87.

13 Репертуар и Пантеон. 1844. Т. 6. С. 185.

14 Дагерротип. СПб., 1842. Тетр. 9 - 11. С. 50 - 107.

15 [Булгарин Ф. В.?] Журнальная всякая всячина//Северная пчела. 1842. N 130. 13 июня.

16 См., например: Литературные прибавления к "Русскому инвалиду". 1839. Т. II. N 18. С. 354 - 358; Там же. N 24. С. 472 - 478; Литературная газета. 1840. N 61; Отечественные записки. 1843. Т. XXX. N 10. Отд. VIII. С. 109 - 111.

стр. 53


--------------------------------------------------------------------------------

венного достоинства, но основанное на патриотическом народном чувстве, будет всегда иметь успех в нашей публике".17 Кстати, Шевырев не преминул резко высказаться о "заимствованиях" Полевого у других драматургов: "Это постный ужин, который хозяин дома, за неимением свежей провизии, на скорую руку составляет из оставшихся объедков от своей обеденной трапезы и предлагает неожиданно наехавшим гостям... Они и тому рады, по известной пословице русского хлебосольства о безрыбье..."18

Постоянные укусы "Пчелы" привели к тому, что Полевой однажды решился печатно ответить Булгарину в "Сыне отечества": "Если бы кто не знал о благосклонном принятии их (пьес. - С. Д.) снисходительною публикою обеих столиц и судил только по некоторым журнальным отзывам, то мог бы изумиться только тому: где я беру довольно бесстыдства отдавать на сцену сущие нелепости и почему они довольно часто являются в репертуаре русской сцены с начала 1837 года, после первого опыта моего на сем, до того времени совершенно чуждом для меня отделении литературы".19

В начале 1840-х годов Полевой, автор уже многих пьес, издает свои "Драматические сочинения" в четырех частях20 и завершает второй том полемичным "Послесловием", предполагая - и не без основания - возможные нападки:

"Драматические занятия мои встретили две противоположности: внимание публики и осуждение критики. За немногими исключениями, которые приемлю с глубокою признательностью, все, что можно сказать об Александрах Анфимовичах Орловых "и подобных ему" писаках, было обо мне сказано критиками. Они находили, что даже самый род драматических пьес моих ложный; что они - коцебятина (извините: выражение критиков!); что они доказывают безвкусие, безграмотность, безмыслие; что они - спекуляции литературные; что я обобрал в моих драматических сочинениях Шекспира, Гете, Шиллера, Мольера, Вольтера, Дюма, В. Гюго, В. Скотта, Озерова, Кукольника, и - право, не помню кого-то еще!

Так поступала со мною критика.

Напротив, в течение пяти лет, я имел честь удостоиться за пятнадцать пьес драгоценного мне одобрения зрителей петербургских и московских. Две только пьесы заслужили осуждение публики, справедливое во всех отношениях. Но за такой неуспех мог меня порадовать успех некоторых из пятнадцати пьес моих, превзошедший всякое мое ожидание.

Так поступала со мною публика.

Чем решить такое противоречие?

Пьесы мои доныне были печатаемы частию отдельно, частию в разных журналах и драматических сборниках... Не сказать ли мне предварительно, что я сам думаю о моих драматических произведениях? Бывши плодами моего досуга и развлечением между дел и других литературных занятий, они уже и тем вознаграждали меня. Далее уверен я, что если и отвергнут в них дарование, то, конечно, никто не отвергнет в них чувства добра и желания добра. Если так - для меня довольно. Мать семейства смело может причислить мои драматические произведения к библиотеке своего семейного чтения, и наградою моею будут ее слеза и улыбка. Долговечность - не удел моих сочинений - это я хорошо знаю. Да и что такое долговечность? Как


--------------------------------------------------------------------------------

17 Шевырев С. Критический перечень произведений русской словесности за 1842 год // Москвитянин. 1843. Кн. 1. С. 295.

18 Там же. С. 298.

19 Полевой Н. Несколько слов о русской драматической словесности: Письмо к Ф. В. Булгарину//Сын отечества. 1839. Т. 8. Отд. IV. С. 103 - 104.

20 Драматические сочинения и переводы Н. А. Полевого: В 4 ч. СПб., 1842.

стр. 54


--------------------------------------------------------------------------------

определить ее? Будущее будущему: время решит задачу. Если и тогда, когда мои усталые кости лягут на покой, если и тогда "меня переживут, мои сердечны чувства" в памяти соотечественников и в чьей-нибудь душе возбудят сочувствие - мне довольно... (...) Заключу послесловие мое повторением благодарности моей публике за все знаки благосклонности, коими доныне она почтила меня, и не меньшей благодарностью почтенным артистам петербургской сцены, удостоившим меня своею обязательною дружбою и своими советами. Много раз руководствовался я их мнением, я мог убедиться в их художественной опытности и верности познания человеческого сердца, людских страстей и оснований драматического искусства. Много часов приятных провел я в их увлекательных беседах. Знаю и дорого ценю все, чем я обязан им, и сознаюсь в том искренно, радуясь, что мои драматические опыты могли быть средством проявления дарований их в блестящем виде. Все, кому доступно изящное, должны дружески подавать друг другу руку, ибо богини изящных искусств, Музы были сестры".21

Конечно, "Послесловие" не спасло автора от нападок его постоянных оппонентов. Казалось бы, положительной была рецензия в "Северной пчеле": "Ныне почтенный Н. А. Полевой собрал свои труды и издает их вместе к удовольствию многочисленных почитателей его драматического таланта. (...) Один перечень этих пиес напоминает читателям множество сладких, отрадных минут. (...) Пиесы эти надолго останутся в русском репертуаре, служа ему радостным украшением". Однако статья изобиловала многочисленными придирками как раз к "Послесловию": "Нам кажется, что почтенный Н. А. Полевой - да простит он откровенность нашу! - сам грешит перед критикой более, нежели критика перед ним грешила. Во-первых, Александр Анфимович Орлов не писал ни драм, ни комедий, ни водевилей, (...) во-вторых, если критика находила ложным самый род драматических пиес Н. А. Полевого, то Н. А. Полевому следовало бы только доказать несправедливость такого мнения критики, а не сердиться на нее. (...) Критика про него этого не говорила ("обобрал". - С. Д.), а иногда утверждала только, что он подражал. Нам кажется напротив, ни к какому роду произведений Н. А. Полевого русская критика не была так снисходительна, как к произведениям драматическим".22

"Библиотека для чтения" ограничилась нарочито нейтральным анонсом "Драматических сочинений". О. И. Сенковский писал: "Мы никогда не хотели говорить о произведениях Николая Алексеевича Полевого, чтобы отвести от себя подозрения в пристрастии или мщении. (...) Самая благоприличная мера в таких случаях - молчание. (...) Вероятно, поднимется страшная борьба между публикою и критикою, когда одна станет повально восхищаться, а другая повально осуждать. Мы, с нашей стороны, представляем себе роль простых зрителей этой занимательной борьбы. Для нас произведения господина Полевого теперь, как и прежде, останутся неприкосновенными. Мы желаем быть только докладчиками дела".23

"Репертуар и Пантеон" (автор статьи не указал своего имени, скорее всего, это издатель И. П. Песоцкий) отозвался на выход томов обширной рецензией. "А между тем нет порицаний и насмешек, какими б не осыпали г. Полевого наши критики и рецензенты! При каждом появлении его новой пиесы треножник одной петербургской критики потрясается; услужливое маловидение усердно повторяет запальчивую брань пифии; из Москвы при


--------------------------------------------------------------------------------

21 Драматические сочинения и переводы Н. А. Полевого. Часть 2. 1842. С. II - XIII.

22 В. М. Русская литература // Северная пчела. 1842. N 218. 30 сент.

23 Библиотека для чтения. 1842. Т. 55. С. 19 - 21 (Отд. "Литературная летопись").

стр. 55


--------------------------------------------------------------------------------

первом удобном случае является то косой взгляд, то презрительная усмешка с каких- нибудь важных кресел. (...) Сделавшись драматическим писателем, он перед нынешнею критикою стал ответчиком за недостатки вкуса новой театральной публики. (...) Прежде обвиняли его во всезнайстве, в шарлатанстве; нынче осуждают за безвкусие". Далее рецензент полемизировал с театральной критикой, настаивая, что пьесы Полевого своевременны и актуальны. Причем рассматривал все пьесы по отдельности. "Но замечательнее всех замечаний - удивительное, даже трогательное единодушие драматических сочинений автора и их зрителей; (...) автор и публика живут между собою, как прилично благонравным семьянам. (...) Чего же больше? (...) Наезды неумеренной критики никому не опасны, тем больше Н. А. Полевому, за которого горою стоит участие и признательность театральной публики".24

В свою очередь на эту статью появилась рецензия Н. В. Кукольника в "Русском вестнике". Популярный драматург был милостив к своему собрату: "...наконец, писатель опытный, с обширным талантом, бросил на совершенно опустевшую русскую сцену ряд свежих оригинальных пиес, удостоенных справедливого успеха".25 Но подводя итог деятельности Полевого на русской сцене, рецензент его уничтожал: "Театр был полон всегда, когда представляли лучшие его пиесы; одобрение было громкое и откровенное; публика обнаруживала утешительное участие! Сцена оживилась и увеличила свой репертуар трудами г. Полевого, но последователей, ревнителей драматической литературы, не оказалось, без чего и деятельность г. Полевого, как феномен вроде северного сияния, заблистала, сгорела и не оставила даже пепела".26

В. Ф. Боцяновский отмечал, что Полевой "почти не уступал князю А. А. Шаховскому по количеству написанных пьес и разнообразию сюжетов. Относительно сюжетов, впрочем, нужно иметь в виду, что Полевой очень редко измышлял фабулу для своих пьес. С этой целью он более или менее пользовался драматическими анекдотами исторического характера, повестями, рассказами, иногда даже темами, на которые писались уже драмы и комедии".27 Главным недостатком пьес Полевого исследователь считал "неестественность, проявляющуюся в завязке, действии, характерах, даже в речах действующих лиц".28 Думается все же, что это суждение нельзя применить к комедиям и водевилям, которым, кстати, он уделил немного внимания, только отметил успех на сцене и резюмировал: "Несомненно, что Полевой, вообще прекрасно знавший сцену, знал также свою публику и нередко сообразовывался с ее вкусами".29

Некоторые отдельные упоминания о Полевом-драматурге в работах по истории русского театра представляются не совсем справедливыми, даже предвзятыми. Так, В. Н. Орлов называл Полевого, наряду с Кукольником, "подлинным создателем русского официозного репертуара 1840-х гг." и, исключая "Гамлета" и "Уголино" (как "результат серьезной творческой работы"), называл все его драмы, комедии и водевили "ремесленническими произведениями, замечательными разве только одним высокопатриотическим содержанием" .30


--------------------------------------------------------------------------------

24 Репертуар и Пантеон. 1844. Т. 6. С. 163 - 208.

25 Русский вестник. 1841. Т. 1. С. 210 (Отд. "Критика").

26 Там же. С. 214.

27 Боцяновский В. Указ. соч. С. 21.

28 Там же. С. 30.

29 Там же. С. 26.

30 Орлов В. Николай Полевой - литератор тридцатых годов // Николай Полевой: Материалы по истории русской литературы и журналистики тридцатых годов. С. 72.

стр. 56


--------------------------------------------------------------------------------

В "Истории русского драматического театра" Ю. А. Дмитриевым дана следующая характеристика "самых репертуарных драматургов 1830-х гг." Полевого и Кукольника: "Их творчество, выспреннее и холодное, по сути своей эпигонское, поставленное на службу реакционной монархической идеологии, свидетельствовало о надвигавшемся кризисе русского романтизма и неизбежности близкого торжества реалистического направления в искусстве".31 А вот что написано там же о творческом почерке Полевого-драматурга: "Пьесы Полевого, которые он писал с неимоверной быстротой, представляли собой нагромождение эффектов, иногда им самим придуманных, чаще заимствованных у других авторов. В его пьесах много сцен и лиц, не имеющих отношения к сюжету, но необходимых для создания эффектных ситуаций. Действующие лица либо злодеи с душами черными, как у дьяволов, либо же они кротки, как ангелы. Переходы героев от одного состояния к другому часто совсем не оправданы. (...) В пьесах Полевого все положительные персонажи принадлежат либо к людям купеческого звания, либо к ремесленникам. Что же касается дворян и чиновников, то они обычно предстают как персонажи отрицательные".32

Из современных исследователей только А. А. Карпов нетенденциозно отозвался о драматургической деятельности Полевого: "Умелое владение драматургической техникой, а порой, и художественные достоинства предопределили значительный сценический успех пьес Полевого. Благонамеренная патриотическая тенденция обеспечивала им сочувствие властей. Однако счастливая судьба драматических сочинений Полевого не внесла изменений в тяжелое положение автора".33

* * *

В то время, когда Полевой создавал свои пьесы, одним из любимых жанров на русской сцене был водевиль. Комедию и водевиль с удовольствием смотрели представители всех сословий (кстати, несомненную роль в приобщении высшего чиновничества к русскому драматическому искусству сыграл император Николай I, любитель водевилей). А. И. Вольф, обозревая театр этого периода, писал: "На французском театре пошла в ход комедия с салонной болтовнёю в стихах, и мы поспешили перенести на русскую сцену этот жанр, совершенно не свойственный русской натуре. (...) И русские переводчики кинулись опрометью переводить эту бульварную дребедень, а русская публика неистово ей аплодировала".34 Большое количество переводных пьес соседствовало с сочинениями русских драматургов. "Оригинальные" пьесы во многом подражали западным и были ориентированы на русскую действительность. "У нас на Руси может существовать водевиль, то есть веселая маленькая комедия с эпиграммами, так же, как и во Франции, и (...) для этого не нужно выставлять ни дураков, ни глупых помещиков, ни отвратительно пьяных лакеев, ни дурных неправильных водевильных фраз",35 - уважительно отзывался о русском водевиле Ф. А. Кони. Дань водевилю отдали А. А. Шаховской, Н. А. Коровкин, П. Н. Арапов, Д. Т. Лен-


--------------------------------------------------------------------------------

31 История русского драматического театра: В 7 т. М., 1978. Т. 3. С. 54.

32 Там же. С. 61.

33 Карпов А. А. Николай Полевой и его повести //Полевой Н. Избр. произведения и письма. С. 13 - 14.

34 Вольф А. Хроника петербургских театров с конца 1826 до начала 1855 года. СПб., 1877. Ч. 1. С. 17.

35 Северная пчела. 1837. N 159. 19 июля.

стр. 57


--------------------------------------------------------------------------------

ский, Н. И. Куликов, Н. Аксель, Ф. А. Кони, П. А. Каратыгин. "К чему нам в театре плакать и терзаться, когда и настоящая ежедневная наша жизнь глядит так угрюмо и неласково; чаще хмурится, чем улыбается; более печалит, чем радует! К чему смотреть вам на эти драмы с их воплями, страданиями и неестественными криками, когда у вас есть такая прекрасная вещь - водевиль!"36 - восклицал один из популярных драматургов Р. М. Зотов. "Достоинства водевиля, - вторил ему Н. В. Кукольник, - простота в ходе, легкое, но верное очертание характеров, правда, подробностей, постоянная занимательность, юмор без грязи и личностей, естественный, характерный слог, непринужденность и остроумие куплета".37

Полевой в своих комедиях и водевилях умело использует сценическую технику своих французских и русских собратьев. Главная задача водевилиста - развеселить публику, кажется, ему вполне удается. Сюжеты комических пьес Полевого построены легко и свободно; смешные положения, в которые попадают персонажи, чаще всего, заданы амплуа.

Водевильный сюжет (как французской пьесы, так и русской) основывался на комических недоразумениях: лакея принимали за барина, кредиторы требовали денег не с того, кто должен, муж узнавал об амурных похождениях чужой жены и проч. Был разработан определенный набор персонажей: ревнивые и доверчивые мужья, старые сварливые жены, бравые гусары, добродушные богатые дядюшки, наивные провинциалы, вздорные старые девы.

Обычно пьесы комедийного жанра у Полевого построены на традиционных водевильных конфликтах вокруг любовной (или любовно-матримониальной) интриги - нежелание отца (опекуна) выдать девушку замуж за любимого человека, ухаживания меркантильного жениха и т. п. В "любовном треугольнике" непременно действуют романтический герой- любовник ("Моя любовь (...) была таким небесным чувством!"), столь же романтическая героиня ("...Мечта любви, любви столь высокой, столь поэтической, столь нежной, столь скромной... Ах! если бы люди могли оценить эту непорочную, высокую страсть... О Дюкре-Дюминиль! О мадам Жанлис! О Август Лафонтен!.. Не мечты были ваши бессмертные романы...") и предприимчивый соблазнитель ("Так неужели она сама такая драгоценность! Извините, я думал, вы уже условились с моим будущим тестем..."). Иногда любовный конфликт травестируется: предприимчивый жених добивается руки глупой богатой барышни с претензиями, а жестокий отец противодействует их "любви". Пройдя все препоны, "влюбленные" достигают своего "счастья" - отец дает согласие на брак, но не дает приданого. Жених сбегает, а невеста не очень-то и расстраивается: она найдет себе другого "милашку" ("Отец и откупщик").38

Все эти любовные хитросплетения, обманы, подмены, интриги по законам комедии положений в финале счастливо разрешаются: проходимцы наказаны, любовники соединяются, родители умиляются, а актеры исполняют финальные куплеты:

Хоть мужчины женихами
Покорностью прельщают нас,
Но только сделались мужьями,
Над нами верх возьмут тотчас.
Ах! если бы открыть искусство,

--------------------------------------------------------------------------------

36 Там же. 1845. N 285. 18 дек.

37 Там же. 1837. N 199. 6 сент.

38 Репертуар русского театра. 1841. Кн. 10.

стр. 58


--------------------------------------------------------------------------------
Шутя, век замужем прожить,
И после самого замужства
Права невесты сохранить.
("Выборы")39
Отметим, кстати, что проблематика, связанная с деньгами и долгами, так или иначе присутствует во всех комедиях Полевого, задавленного кредиторами. Водевильные герои, как им и положено, с легкостью находят выход из трудных положений. Например:

"Тольский. Есть уже третья публикация, что мое имение продается, и в следующий вторник я непременно сосватаюсь на дочери моего соседа Заживина...

Линдорф. А что - мила, хороша?

Тольский. Как же! Пятьсот душ чистых!

Линдорф. И молоденькая?

Тольский. Самый благоразумный возраст - так, знаешь, лет под тридцать..." ("Чересполосные владения").40

Особенно удаются Полевому характерные персонажи. Он мастерски создает образ "немца" с типичными для этой традиционной комедийной фигуры чертами: напыщенностью в сочетании с глупостью и сентиментальностью, любовью выпить и покурить трубку. Гротескна и речевая характеристика этого персонажа. Чего стоит директор театра Книпер из "Мельника"41 с его "Слава Богу, на мои плеча не кадушка приставлен, а голова с мозгом", или "у меня всегда та пьес будет хорош, который сбор давает". А вот глупая ревельская немка, жена главного героя в комедии "Капитан второго ранга":

Оконшено моя стратанья,
Я с мушем путу каждый шас,
Теперь уснать моя шеланья,
Что скашите, мейн херн, о нас.
Милостивые государи! Я ошень, ошень слаба нерв; от маленька неприятность вся кровь на колов пойдет, спасма, колик, опморок, я ушасно какой нешно слошенье".

Не менее эксцентричны некоторые русские типажи, например "пиита" Тредьяковский в "Мельнике": "Истинно есть речение, что не повадливо Музам Российским, да толико мало есть, слышимы звуки лиры вашея", или: "К чему аллюзивное есть речение?" Ему вторит подьячий Грамоткин в "Федосье Сидоровне": "И преизрядныя доброты есть брага оная! Пийте, но не упивайтеся - писано бо есть..." Яркая речевая характеристика соответствует и типажу претенциозной девицы-пансионерки, воспитанной "мадамами". Щегольской язык, "смесь французского с нижегородским", передается автором всегда блестяще и остроумно ("Что ты трист, папа? Такой пансиф!"; "Я в дезеспуар, а ты чего смотришь?"; "И тогда же не вьяндре жаме ше туа!", и проч.).

Комедийные жанры предполагают насмешку над общечеловеческими низменными чертами, пороками и страстями. Глупость, надменность, жадность, корыстолюбие, злоба и т. п. - все это представлено в комедиях и во-


--------------------------------------------------------------------------------

39 Цензорский экземпляр писарской копии хранится в Санкт-Петербургской театральной библиотеке, шифр: 1. 2. 4. 28. Далее: СПб ТБ, с указанием шифра.

40 Чересполосные владения. Комедия-водевиль в одном действии. Сочинение Н. А. Полевого. СПб., 1838.

41 Полевой Н. Первое представление "Мельника, колдуна, обманщика и свата" // Репертуар русского театра. 1839. Кн. 10.

стр. 59


--------------------------------------------------------------------------------

девилях Полевого. Но автор не был бы издателем "Московского телеграфа", пусть и бывшим, если бы не откликался "на злобу дня", если бы - пусть в умеренной степени - так или иначе не проявлял своих критических взглядов на некоторые стороны русской действительности. Либеральный и благонадежный в последний период своей деятельности, Полевой нет-нет, да и удостаивался цензорской вымарки двух-трех фраз.

Не обходил он вниманием и фиктивность уездных выборов ("Выборы"), и продажность судопроизводства ("Чересполосные владения"), и неповоротливость государственной бюрократической машины ("Проект"). Стряпчий Репейкин в "Чересполосных владениях" откровенно продается: "Если позволите потолковать отдельно, мы взаимно можем быть полезны друг другу...

Всех рассудим, все решим:
Здесь мы вставим два-три слова;
Там подчистим, подскоблим;
Там указец, там приказец,
Там на справочку, в докладец,
Оподозрить, пропустить,
"К делу" просто приобщить..."
Достается и дворянству в "Выборах" ("у сорока трех дворян сто одна душа, ровнешенько один избирательный шар"), и купечеству. Несправедливы обвинения исследователей в том, что положительные персонажи в его пьесах - только купцы, но никак не дворяне. Купцы также становились отрицательными персонажами. Весьма колоритен, например, грубый, жадный и беспринципный откупщик Хамов из комедии "Отец и откупщик" в сцене с живописцем и архитектором. Новоявленный мещанин во дворянстве заказывает свой портрет "с ногами, так, во весь рост, как есть, во всей арматуре" и проект дома, "чтобы с фонтанами, и с залой, и булдуар чтобы был, и камины, и итальянские окна. (...) Да, смотри, чтобы колонны были, а наверху фонарь, и на нем шест и флаг".42

В двух комедиях 1843 года автор выступает достаточно резко, по-"телеграфски": это "Проект" и "Полчаса за кулисами".43 Последняя пьеса - новый вариант "сцен", напечатанных ранее в "Московском телеграфе" под названием "Утро в кабинете знатного барина". Один из эпизодов представлял собой пасквильный отклик на стихотворение Пушкина "К вельможе", опубликованное в N 30 "Литературной газеты" 26 мая 1830 года. Полевой увидел у Пушкина еще одно доказательство "аристократизма" и обвинил поэта в низкопоклонстве. В его "сценах" князь Беззубов спрашивает у Подлецова, своего секретаря: "Скажи, что у тебя смешного?" Подлецов отвечает: "Вот листок какой-то печатный; кажется, стихи вашему сиятельству". "Что он врет там?" - спрашивает князь. "Да что-то много, - отвечает Подлецов, - стихотворец хвалит вас; говорит, что вы мудрец: умеете наслаждаться жизнью, покровительствуете искусствам, ездили в какую-то землю только за тем, чтобы взглянуть на хорошеньких женщин; что вы пили кофе с Вольтером и играли в шашки с каким-то Бомарше..." Князь: "Так он недаром у меня обедал. Как жаль, но что-то много, скучно читать. Вели перевесть это по-французски и переписать экземпляров пять; я пошлю кое к кому, а стихотворцу скажи, что по четвергам я приглашаю его всегда обедать у себя. Только не слишком вежливо обходись с ним; ведь эти люди забывчивы; их


--------------------------------------------------------------------------------

42 Библиотека для чтения. 1843. Т. 60. С. 95 - 152 (Отд. "Русская словесность").

43 Репертуар русского и Пантеон иностранных театров. 1843. Т. 4. С. 44 - 62.

стр. 60


--------------------------------------------------------------------------------

надобно держать в черном теле".44 Н. Б. Юсупов, адресат пушкинского послания, выведенный Полевым как "князь Беззубов", обратился с жалобой к московскому генерал- губернатору на Полевого. Последнему был сделан выговор, а цензора "Московского телеграфа" С. Н. Глинку отстранили от должности.

В пьесе "Полчаса за кулисами", по понятным причинам, действие переносится в Париж, в 1775 год. Князь Беззубов превращается в Дюка де Шалюй. Кроме того, Полевой значительно смягчает сатирическую направленность своей комедии, а полемический выпад не выглядит теперь "антипушкинским".

"Кокинелло. Поэт, которого вы изволили пригласить к обеду прошлый четверг, просил представить вам стихи его...

Дюк. Что он тут врет?

Кокинелло. Он называет вас гением, мужем совета, опорою королевства, покровителем муз и любимцем граций.

Дюк. Так он недаром обедал у меня. Что, глупо это или изрядно?

Кокинелло. Говорят, он великий поэт. Угодно прочесть?

Дюк. Убирайся - я кроме Шолье и Лафара ничего не читаю! Не дать ли ему чего-нибудь? Надобно же, братец, поощрять дарования, хотя я и не знаю, на какого черта нам стишонки и все, что называют литературой! Вели выдать ему... Да, нет, погоди! Эти поэты народ предерзкий - тотчас забудутся..."

Более интересен "Проект". Автор опять же переносит действие в далекую Францию. Главный герой, некий Бонвиль из провинциального городка, самовлюбленный и корыстолюбивый, составляет проект государственного устройства: "...видит Бог, вмешивалось ли у меня своекорыстное намерение: только счастия и пользы отечеству желал я... А если (улыбается), если... почему ж отказываться мне, если слава и почести будут наградою за труд? Если они сами станут навязывать награды... ведь я отец семейства!.. А как это изумит всех!.. Франция не слыхивала имени Бонвиля - и вдруг повторит его - заговорят - вероятно, станут писать - поместят в журналы мою биографию... Хе, хе, хе! Как хотите, а слава дело не худое... Да - что слава? Дым! дым! Оно так, а когда курят его, так этот дым вкуснее дыму гаванской сигарки - особливо, если с ним соединены и другие выгоды". Герой везет проект в Париж, где и попадает в болото бюрократической системы. В результате разнообразных перипетий и блужданий по канцеляриям высших чиновников Бонвиля обвиняют едва ли не в заговоре, и он, посрамленный, возвращается в родной город. А "проект" попадает в руки его племянника, журналиста.

"Луи. Видите: у меня есть знакомый старичишка. Он целый век писал о политике и политической экономии, хоть никогда не бывал даже писарем чьим-нибудь, и при знании политической экономии сам с голоду умирал. Он придумает мне громкое название, приделает предисловие, вступление, заключение, выберет сотни две цитат из Бентама, Сея, Мальтуса, Шмальца, Рикардо и другой нечитаемой братии... Мои друзья - журналисты, расхвалят, даже потому, что я сам прибавлю шуток и колкостей на министров. Если бы затеяли со мной за то процесс - мою книгу раскупили бы тогда тотчас, а если бы посадили меня в тюрьму - у меня будет тогда славное место


--------------------------------------------------------------------------------

44 Московский телеграф. 1830. Ч. 33. Новый живописец общества и литературы. N 10. С. 170 - 171. Подробнее о реакции на пушкинское послание и полемике 1830 - 1831 годов по поводу "литературной аристократии" см.: Вацуро В. Э. "К вельможе" // Вацуро В. Э. Пушкинская пора. СПб., 2000. С. 176 - 216.

стр. 61


--------------------------------------------------------------------------------

сотрудника в оппозиционных журналах. Тогда я, страдалец, гонимый, легко могу попасть в канцелярию лучшего министра, а когда попадусь, то объявлю, что книга моя величайшая глупость, и откажусь от славы великого политического эконома...

Бонвиль. Луи! знаешь ли? Ведь это называется - быть плутом!

Луи. Неужели лучше быть дураком? Великая цель оправдывает средства! Почему знать, может быть, вы видите во мне будущего министра! Только даю вам слово, что буду думать, будто Бог создавал других людьми, а меня министром, а если кто осмелится в том усомниться, мне не будет надобности разуверять его в таком забавном заблуждении".

* * *

Драматические произведения в XIX веке можно условно разделить на "оригинальные" (они так и обозначались на афишах), т. е. пьесы русских авторов, и "переводные". Большинство драматических произведений мирового репертуара45 было переведено на русский язык (за исключением, разве что не пропущенных цензурой пьес). Отдал дань переводам и Полевой. Выше мы упоминали о его романтическом переводе шекспировского "Гамлета". Кроме того, драматург сделал несколько переводов пьес комедийного жанра. В отличие от "Гамлета" они весьма близки к оригиналу. Все эти переводы были подготовлены к бенефисам. По заказу бенефицианта А. Е. Мартынова Полевой перевел "La critique de L'ecole des femmes" (ранее переложений на русский язык этой комедии, даваемой на французской сцене перед "L'ecole des femmes", не было). Спектакль, состоящий из двух комедий, как это было задумано Мольером, единственный, раз состоялся и на русской сцене: 9 июня 1842 года в Александрийском театре сначала давалась "Критика на "Школу женщин""46 в переводе Полевого, а за ней - "Школа женщин" в переводе Н. И. Хмельницкого. Разумеется, публика скучала, получили наслаждение, видимо, только немногочисленные записные любители Мольера. Перевод Полевого можно назвать, скорее, литературным, а не театральным экзерсисом автора. Зато незатейливая французская комедия "Он за все платит"47 ("C'est monsieur qui рауе") Ж. -Ф. -А. Баяра и Ф. -О. Варнера прошла более-менее успешно. Пользовалась успехом и "немецкая сказка" "Волшебный бочонок, или Сон наяву"48 (оригинал не известен). Любопытная история случилась с комедией "Много шуму из пустяков"49 Фонжере. Полевой перевел ее и опубликовал в 1830 году, а в 1839 году переделал, придав пьесе, как ему казалось, больше сценичности, - и комедия под новым названием "Ужасный незнакомец" была освистана. Соль этой комедии положений (весь город принимает незнакомца за заговорщика-бонапартиста, приезда которого ожидают, - собственно, интрига гоголевского "Реви-


--------------------------------------------------------------------------------

45 Кроме того, для сцены адаптировались и недраматургические произведения мировой литературы. Назовем некоторые подобные "переделки": В. Скотта - "Ивангой, или Возвращение Ричарда Львиное Сердце" (А. А. Шаховской, 1821); Мильвуа "La garcon d'Egill" - "Выкуп барда, или Сила песнопения" (М. А. Дмитриев, 1827); В. Гюго - "Эсмеральда, или Четыре рода любви" (В. А. Каратыгин, 1837); О. Бальзака "Евгения Гранде" - "Дочь скупого" (1838); М. Сервантеса - "Дон Кихот Ламанхский, рыцарь печального образа и Санхо-Панса" (П. А. Каратыгин, 1847); А. Дюма - "Монте-Кристо" (Р. М. Зотов, 1847), и др.

46 См.: СПб ТВ. 1. 3. 3. 65.

47 СПб ТБ. 1. 7. 1. 15.

48 Репертуар русского и Пантеон иностранных театров. 1843. Кн. 10.

49 Повести и литературные отрывки, изданные Николаем Полевым. М., 1830. Ч. 2. С. 217 - 274.

стр. 62


--------------------------------------------------------------------------------

зора") состояла в политической окраске. Ее-то осторожный переводчик и убрал, опасаясь, видимо, цензурных препятствий. Не увидела сцены (впрочем, кажется, ее и не пытались поставить) комедия К. Берне и Г. Триансона "Обед у Барраса",50 переведенная и опубликованная Полевым. Сюжет времен Директории, пусть даже и в комедийном ключе, никак не мог бы пройти цензуру. "При виде этой пьесы волосы мои стали дыбом", - писал цензор в своем рапорте.51

Среди переводных пьес на русской сцене особняком стоят "переделки" "на русский лад". Практика такого рода "переводов" была несложной: заменялись иноземные имена и названия мест на русские, придавался "национальный колорит" - и на сцену. (В русской драматургии традиция таких "переделок" ведется едва ли не с Екатерины II: вспомним ее комедии "О время!" - переделку немецкой пьесы Х. -Ф. Геллерта "Die Betschwester" (1772), и "Вот каково иметь корзину и белье" (1786) - подражание "Виндзорским проказницам" Шекспира.) В некоторых случаях заимствование касалось только сюжетной схемы, и тогда переделка становилась практически "оригинальной" пьесой. В афишах подобные произведения обозначались как "вольный перевод", "переделанное из...", "переделка с французского", "сюжет взят из...", "содержание заимствовано из...". Название оригинала чаще всего не сохранялось. Например, водевиль Л. -Ф. Клервиля, П. Сиродена и Э. Лемуана-Моро "La societe du doigt dans l'oeil" в русской интерпретации 1851 года назывался "В чужом глазу сучок мы видим, в своем не видим и бревна". Чаще всего такие пьесы были весьма плохо скроены. Как писал один из критиков, "на техническом языке нашего современного драматического дела "вольно перевести с французского" по- настоящему значит перевести пиесу, выскоблить французские названия ролей и написать русские имена, на что изобретения, конечно, достанет у всякого. (...) Очень трудно и редко возможно приискать для русской пиесы характеры и положения, соответственные французскому оригиналу..."52 Вместе с тем в некоторых случаях "приспособление" к русским условиям было достаточно удачным: например, водевиль "Лев Гурыч Синичкин, или Провинциальная дебютантка" (1840), переделанный с французского Д. Т. Ленским, до сих пор остается в репертуаре и воспринимается как оригинальное произведение.

Полевой был талантливым "переделывателем". Три его "вольных перевода" ("Иван Иванович Недотрога",53 "Мнимый больной"54 и "Капитан 2-го ранга и жена 1-й статьи"55 ) выглядят едва ли не более "русскими", чем его же "оригинальные" комедии. Отставной капитан, обожающий свою дочь и не переносящий глупостей своей бывшей жены; помещик, помешанный на болезнях, лекарствах и медиках; щепетильный и робкий профессор лицея - все эти персонажи, конечно же, вненациональны. Однако автор погружает их в настолько "русскую" атмосферу, которую никак нельзя назвать местным колоритом или антуражем; заставляет их взаимодействовать с такими истинно русскими типажами, что читателю-зрителю очень трудно, да и невозможно, обнаружить их изначально французское "происхождение".


--------------------------------------------------------------------------------

50 Драматические сочинения и переводы Н. А. Полевого. Ч. 2. С. 537 - 589.

51 Цит. по: Дризен Н. В. Драматическая цензура двух эпох (1825 - 1881). М., 1905. С. 33.

52 [Песоцкий И. П.?] Драматические сочинения и переводы Н. А. Полевого // Репертуар и Пантеон. 1844. Т. 6. С. 200.

53 Репертуар русского театра. 1840. Кн. 9.

54 Суфлерский экземпляр писарской копии (СПб ТБ. 1. 3. 3. 65).

55 СПб ТБ. 1. 3. 5. 22.

стр. 63


--------------------------------------------------------------------------------

Комедии и водевили Н. А. Полевого

Оригинальные пьесы:

1838 - Комедия-водевиль в 1 д. "Чересполосные владения"

1839 - Комедия в 1 д. "Первое представление "Мельника, колдуна, обманщика и свата""

1841 - Комедия "Отец и откупщик, дочь и откуп"

1842 - Комедия в 1 д. "Комедия о войне Федосьи Сидоровны с китайцами"

- Водевиль в 1 д. "Выборы, или За спором дело не стало"

1843 - Комедия в 1 д. "Полчаса за кулисами"

- Комедия в 1 д. "Страшная тайна"

- "Проект"

Переделки и переводы;

1830 - Комедия в 1 д. "Много шуму из пустяков"

1840 - Комедия в 1 д. "Иван Иванович Недотрога"

- Комедия в 3 д. "Мнимый больной"

- Комедия в 1 д. "Обед у Барраса, или На плута полтора плута"

- Водевиль в 1 д. "Он за все платит"

1842 - Комедия в 1 д. "Критика на школу женщин"

- Комедия-водевиль в 1 д. "Капитан 2-го ранга и жена 1-й статьи"

1843 - Немецкая сказка в 2 д. "Волшебный бочонок, или Сон наяву"

стр. 64