Изучение проблемы "Христианство и литература", достаточно интенсивно развивающееся в последнее десятилетие, требует сегодня выработки более тонкого и гибкого методологического аппарата. В частности, для адекватного анализа явлений культуры необходимо дифференцирование употреблять определения "религиозный", "христианский", "православный", "церковный". Цель настоящей работы - уточнить некоторые понятия и предложить критерии для оценок и классификаций в рамках поставленной темы.

Приведем два ряда противоположных суждений из наиболее известных и авторитетных работ.

И. А. Есаулов считает одной из важнейших задач литературоведения "осознание христианского (а именно - православного) подтекста русской литературы". 1

А. П. Дмитриев полагает "самоочевидной истиной" то, что "русская культура во все времена своего развития была глубоко укоренена в православии". 2

М. Лосская-Семон видит в русских писателях "миссионеров, апостолов православного христианства". Русское мирское искусство "пропитано православным христианством", считает исследователь, ссылаясь на художественное творчество Льва Толстого и последовательно определяя не разделяющих этой идеи как ригористов, слепцов, пуритан и книжников. 3

Наиболее радикальную точку зрения высказывает В. Н. Захаров. Он не только считает очевидным, что "русская литература была христианской", но убежден, что "на протяжении последних десяти веков у нас была не столько литература, сколько христианская словесность". Далее в своей статье он высказывает еще одну, как ему представляется, "азбучную истину": "русская литература была не только христианской, но и православной", завершает же свою работу словами: "она оставалась ею и в советские времена". 4

Но существует и другая точка зрения, приверженцы которой подчас не менее радикальны в своих суждениях. Так, согласно концепции культуролога В. М. Острецова, "гуманная культура, воспитываемая литературой, привела к невероятно поверхностному взгляду на духовные истины, а вернее, и просто к их игнорированию". В многообразной по тематике русской классике


--------------------------------------------------------------------------------

1 Есаулов И. А. Категория соборности в русской литературе. Петрозаводск, 1995. С. 5.

2 Дмитриев А. П. А. М. Бухарев (архимандрит Феодор) как литературный критик // Христианство и русская литература. Сб. 2. СПб., 1996. С. 160.

3 Лосская-Семон М. В. О религиозном призвании русской литературы // Русская литература. 1995. N 1. С. 29, 30.

4 Захаров В. Н. Русская литература и христианство // Евангельский текст в русской литературе XVIII- XX веков. Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр: Сб. науч. тр. [Вып. 1]. Петрозаводск, 1994. С. 5, 6, 8, 11.

стр. 107


--------------------------------------------------------------------------------

"отсутствует реальность Церкви и религии... Новая мирская культура, и в первую очередь литература, рождалась именно как антитеза церковной жизни". 5

Н. Грибов, говоря о приоритете в классике духовных вопросов перед материальными, задается вопросом: "Ведет ли духовность русской литературы непременно к православию и к вообще христианству? Нет. Христианство в литературе - даже у Пушкина, Гоголя и Достоевского - интуитивно, индивидуально. (...) В христианском смысле духовность русской литературы стоит на песке. В ней очень много поисков, нередко вслепую. Одного они, к счастью, приближают к Истине, а другого - уводят от нее". 6

Совершенно очевидно, что эти крайние точки зрения примирить между собой невозможно. Некоторая ущербность проступает прежде всего в обобщающем характере всех этих суждений. С легкостью можно привести конкретные литературные факты, которые не впишутся в эти схемы. Наследие Белинского и Герцена - христианская словесность? Творчество Киреевского и Хомякова - антитеза церковной жизни?

Думается, причина расхождений в оценках не только в субъективной трактовке литературного процесса, но и в различном понимании основных терминов, категорий, понятий. Иерей Виктор Пантин справедливо замечает, что для многих нынешних исследователей "совершенно определенные общехристианские или церковно-православные понятия зачастую превращаются просто в метафоры, образы речи... В трудах подобного рода сегодня категорически необходима терминологическая определенность и твердость внутреннего исповедания веры". 7

Вопрос, была ли русская литература христианской, лишен всякого смысла без уточнения понятия "христианский". Слова "христианство" и, в особенности, "христианский" охватывают настолько широкий спектр явлений, что практически оказываются лишены всякого сущностного смысла. Сегодня словосочетания "христианская культура", "христианская эра", "христианская цивилизация" скорее очерчивают временные, национальные, географические, культурные рамки, чем привязывают явление к определенному миросозерцанию. В этом смысле вся многовековая культура Европы - христианская, в отличие от буддийской или исламской. Современная цивилизация все еще именуется христианской, хотя давно уже реалии собственно учения Христа, некогда лежавшие в ее основе, заменены на иные, порой прямо противоположные ценности.

Если пределы понятия все-таки ограничиваются какой-либо соотнесенностью с Евангельской вестью, то и в этом случае в него включается широчайший круг понятий, тем, сюжетов, аллюзий и пр. Не так уж много людей, скажем в XIX веке, отрицали Христа (как Богочеловека либо как просто человека) - и лишь на этом основании их мировоззрение принято называть христианским.

Уже многовековую историю имеет традиция понимания христианства как набора моральных правил, при котором всякое проявление естественной доброты и сочувствия можно назвать "христианским поступком". Сведение религии к нравственности нивелирует ее различия и с постулатами гуманизма, и даже с "моральным кодексом строителя коммунизма".


--------------------------------------------------------------------------------

5 Острецов В. М. Великая ложь романтизма // Слово. 1991. N 6. С. 11.

6 Грибов Н. [Письмо издателям] // Вече. Независимый русский альманах. [Мюнхен, 1999]. N 64. С. 343.

7 Пантин В. О. Светская литература с позиции духовной критики (современные проблемы) // Христианство и русская литература. Сб. 3. СПб., 1999. С. 58.

стр. 108


--------------------------------------------------------------------------------

Очень часто христианские догматика, антропология, сотериология, эсхатология или вообще исключаются из поля зрения, или присутствуют в каком-то неопределенном или искаженном виде. Христианство оказывается практически не связано с Церковью. Для сознания христианина подобный разрыв невозможен, но для исследователей, приходится признать, это стало почти нормой.

Если сужение проводить дальше и ограничить словоупотребление сферой исповедания какой-либо веры, признающей Богочеловечество Господа и почитающей Священное Писание Богодухновенным, то и здесь открывается целый спектр конфессий, сообществ и сект. Они породили свои особенные типы культур - католическую, протестантскую, православную... Всех их принято объединять в группу христианских, хотя иной апологет какого-либо исповедания скажет, что подлинно христианская вера лишь та, к которой он принадлежит.

Вот почему при постижении религиозного смысла явлений культуры хотелось бы видеть определение исследователя: что же конкретно он имеет в виду под "христианским".

В меньшей степени поддается таким предельно широким, вольным трактовкам понятие Православия. С точки зрения внешней это одна из конфессий (в XVIII-XIX веках пользовались несколько неуклюжими терминами восточное, греко-российское, византийское вероисповедание ), историко-культурный феномен. Для православного человека это единственная неповрежденная вера, учение Христа, донесенное апостолами и сохраняемое Церковью до сей поры. Это единственно правое исповедание, "правильное славление" Бога, которое и дает возможность спасения. В точном переводе с греческого ортодоксия - правомыслие, правильное мышление о Боге и человеке. Православное вероучение разработано и оформлено в творениях и речениях святых отцов, подвижников и богословов. Православию неотъемлемо свойственны такие важные отличительные моменты, как развитое учение о духовной брани (аскетика), о грехе и покаянии, о стяжании Святого Духа и обожении, обостренный эсхатологизм, соборность.

В разряд православных гораздо труднее зачислить явления гуманистического ряда, нецерковного мистицизма, редуцировать эту веру к чистому морализму и гуманистически понимаемой "человечности". Однако и понятие "православное" требует точности и строгости употребления в не меньшей степени, чем понятие "христианское". В культурологических штудиях как "православные" часто определяются исторические, национальные, обрядовые и другие в большей или меньшей степени внешние факторы по отношению к тому смысловому ядру, которое лежит в основе понятия. Православие - это комплекс догматических, канонических, вероисповедных истин. Православная вера - та, которую проповедовал Господь, которая запечатлена в Предании и Писании.

Следует подчеркнуть, что это прежде всего вера, а не традиция. Каждый добавляемый эпитет неизменно смещает смысл с этого центра на периферию: "русское православие", "византийское православие", "народное православие" и т. п. Здесь имеется в виду ряд порожденных культом культурных, этических, эстетических явлений. Исследование этой сферы правомерно и нужно, сделано здесь немало, но только нельзя упускать из виду изначальный, базовый конфессиональный смысл. Между тем, когда "православный менталитет", "православный архетип" изучаются в переплетении с народными и национальными чертами, последние подчас заслоняют вероучительный момент. Недоразумения возникают, когда игнорируется коренной вероисповедный смысл понятия.

стр. 109


--------------------------------------------------------------------------------

Нынче в трудах литературоведов можно наблюдать, как православие отъединяется и от Христа, и от Церкви. Характерный пример - полемика по поводу публикаций в сборниках "Христианство и русская литература", выпускаемых Пушкинским Домом. Определяя христианство как "систему миропонимания, включающую в себя прежде всего принятие догматов, канонов, церковного предания, т. е. христианскую веру", автор настоящей работы высказал сомнение в том, что вся русская художественная литература проникнута христианским духом. 8 В. М. Лурье посвятил свою статью разбору догматических представлений Достоевского. 9

"Не вдаваясь в критику общих деклараций А. М. Любомудрова и ошибочных претензий В. М. Лурье к Достоевскому, - пишет профессор В. Н. Захаров, - отмечу, что прежде чем спорить, необходимо условиться, что понимать под Православием. Для А. М. Любомудрова и В. М. Лурье Православие - догматическое учение, и его смысл определен катехизисом. При таком подходе православными могут быть только духовные сочинения. Между тем Православие не только катехизис, но и образ жизни, мировосприятие и миропонимание народа. В этом недогматическом смысле говорят о православной культуре и литературе, о православном человеке, народе, мире и т. п.". 10

Это рассуждение очень показательно для представления об уровне полемики и понятийном аппарате нынешней филологической науки. Насколько логично противополагать только что процитированному нашему определению христианства, в том числе и как " системы миропонимания ", свое, определяя его как... " миропонимание "? Но остановимся на самом существенном - появлении недогматического православия.

Православие без догматов есть нонсенс. Догматы - Богооткровенные вероучительные истины, которые существовали в Церкви от момента ее возникновения, со дня Пятидесятницы, а впоследствии лишь формулировались и закреплялись вселенскими соборами. Одним из первостепенных догматических соборных определений является Никео-Цареградский Символ веры. Если догматы искажены, то это учение еретическое; если они отсутствуют или не существенны, то нет оснований говорить о конфессиональном смысле понятия, остается оболочка, которую каждый волен наполнить собственным содержанием. И тогда поле для "споров" действительно представится необозримое...

Но что же понимает под православием сам автор? "Образ жизни, мировосприятие и миропонимание народа". Это не случайная описка. Для исследователя и в дальнейшем православием оказывается не что иное, как народная вера. Народ (в данном случае - русский), замещая Церковь, становится источником православности - последняя обращается в атрибут народности.

Церковный смысл понятия подменяется культурологическим, этническим, историческим. Если такая традиция возобладает, то и это определение подвергнется той же эрозии смысла, как это случилось со словом "христианский". Очевиден и логический изъян подобной методологии: если по определению Православие есть мировоззрение народа и свойство его культуры, то лишенным смысла представляется рассмотрение их православности. Подлинные связи русской культуры с Православием установить становится невоз-


--------------------------------------------------------------------------------

8 Любомудров А. М. Православное монашество в творчестве и судьбе И. С. Шмелева // Христианство и русская литература. [Сб. 1]. СПб., 1994. С. 364.

9 Лурье В. М. Догматика "религии любви". Догматические представления позднего Достоевского // Христианство и русская литература. Сб. 2. С. 290-309.

10 Захаров В. Н. Православные аспекты этнопоэтики русской литературы // Евангельский текст в русской литературе XVIII-XX веков. Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр: Сб. науч. тр. Вып. 2. Петрозаводск, 1998. С. 7.

стр. 110


--------------------------------------------------------------------------------

можно. В своей полемике В. Н. Захаров совершает и еще одну очевидную подмену: приводя обширные цитаты из Достоевского, профессор доказывает, что православен народ, в то время как в суждениях его оппонентов речь идет о литературе. Но народ и литература все-таки слишком разные вещи, чтобы из православности одного можно было делать вывод о православности другого, и наоборот. (Заметим, кстати, что сам Достоевский все-таки не отождествлял народность и православность: одна из постоянных мыслей писателя та, что русский человек без православия - дрянь и ничтожество.) Между тем важной задачей было бы изучение именно бытования Православия и в народе, и в культуре, и в литературе - во всем богатстве и тонкости взаимопритяжений и взаимоотталкиваний.

Неприязнь к "искушенным в догматике" в литературоведческих трудах по проблеме "Православие и культура" выглядит странно. Ведь, строго говоря, к этому разряду прежде всего должно причислить всех, кто хранил и оберегал чистоту Православия - святых отцов, подвижников, да и всех мирян, не соглашающихся выйти за пределы православного учения. Хранение догматов - прерогатива не только святых, но и всего народа Божия.

Заключая нашу дискуссию с В. Н. Захаровым, заметим, что неплодотворно приписывать авторам выводы, которых они не делали: "по Любомудрову" якобы получается, что "православными могут быть только духовные сочинения", хотя в нашей объемной статье, откуда взят материал для возражений, доказывается именно православность художественных произведений Шмелева. Не видно, к сожалению, желания входить в полемику по существу и в отношении статьи В. М. Лурье. "Ошибочные претензии" - такое скорее идеологически-административное, чем научное определение получает его работа, в которой предпринята попытка проанализировать эволюцию Достоевского в свете строго православного учения. В. М. Лурье разбирает совершенно конкретный вопрос: схожесть и отличие догматических представлений художника от православных, их преломление в его мировосприятии. Если таковая задача оправдана в отношении даже богословов (напомним, например, полемику вокруг Парижской школы), то почему же невозможно проводить подобные исследования применительно к литераторам? Тем более что вывод, к которому приходит в заключении своей статьи сам В. Н. Захаров ("мало сказать о Достоевском, что он просто гуманист или величайший гуманист: он прежде всего христианин" 11 ), должен бы стать отправной точкой для тщательного исследования такого феномена, как совмещение в мировоззрении художника двух взаимоисключающих ценностных векторов.

Думается, догматический индифферентизм не углубит наших представлений об отечественной культуре. В характере гуманитарного знания отражается нынешнее общественное сознание русского народа. Социологические опросы показывают, что "верующими", "христианами" и даже "православными" считают себя 70-80 % населения. Между тем тех, кого можно назвать людьми воцерковленными, кто регулярно ходит в храм, насчитывается всего 2 %. Эта парадоксальная черта присуща русскому обществу, по крайней мере его образованной части, уже не первый век. В свое время Достоевский описал этот тип не только "православия без Церкви", но даже "православия без Бога" в знаменитом диалоге в "Бесах":

"- Я хотел лишь узнать: веруете вы сами в Бога или нет?


--------------------------------------------------------------------------------

11 Там же. С.30.

стр. 111


--------------------------------------------------------------------------------

- Я верую в Россию, я верую в ее Православие... Я верую в тело Христово... Я верую, что новое пришествие совершится в России... Я верую... - залепетал в исступлении Шатов.

- А в Бога? В Бога?

- Я... я буду веровать в Бога". 12

Прежде чем перейти к разговору о понятии "церковность", кратко рассмотрим, какие направления развиваются в рамках общей проблемы "Христианство и литература", какие категории и критерии предлагаются для решения научных задач. 13

В шеститомном труде "Православие и русская литература" 14 М. М. Дунаев осуществил систематизированное религиозное осмысление особенностей развития отечественной словесности с XVIII до конца XX века. Грандиозен объем труда - около двухсот печатных листов. Он уникален как по охвату материала (не пропущены писатели второго и третьего рядов, а классикам отведены разделы, сопоставимые по масштабу с монографиями), так и по глубине анализа. Отличительная особенность методологии Дунаева - использование самого широкого спектра понятий и категорий, как богословски-церковных, так и эстетических, общекультурных. Исследователь всегда выбирает дискурс, наиболее адекватный предмету. Гармоничное сочетание эстетической чуткости к особенностям поэтики и богословской эрудированности не отменяет, однако, иерархичности: высшей ценностью остается Православие, с позиций которого и оценивается художественная литература.

Часть исследований продолжает традицию изучения общерелигиозного контекста творчества художников (например, таких, как народная религиозная культура и др.). Многочисленны работы, освещающие бытование христианских тем, евангельского слова в произведениях художников. В их заголовках обычно значится: христианские мотивы, библейские мотивы, мотив покаяния, христианская притча, христианские и антихристианские тенденции и т. п. - в творчестве... (следует имя конкретного художника). Здесь понятие "христианский" используется в его широком значении, о котором мы сказали выше. Как замечает П. Е. Бухаркин, "с христианством в культуре нередко связано то, что к Церкви никакого отношения не имеет". 15 Эту тенденцию отражает, например, название серии сборников, выпускаемых под редакцией В. Н. Захарова, - "Евангельский текст в русской литературе XVIII-XIX веков". Декларированный в названии протестантский гносеологический дискурс (с его тщательным и исключительным вниманием к тексту Писания при отсутствии интереса к Священному Преданию) оказывается вполне правомочным и адекватным по отношению к литературе любого культурного ареала, в том числе и к русской классике, хотя, конечно, далеко не исчерпывает проблему. 16


--------------------------------------------------------------------------------

12 Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Л., 1974. Т. 10. С. 200-201.

13 См. обзоры работ по этой тематике: Дмитриев А. П. Тема "Православие и русская литература" в публикациях последних лет // Русская литература. 1995. N 1. С. 225-269; Пантин В. О. Указ. соч. С. 56-57.

14 Дунаев М. М. Православие и русская литература: В 6 ч. М., 1996-2000 (далее - Дунаев).

15 Бухаркин П. Е. Православная Церковь и русская литература в Новое время: основные аспекты проблемы // Христианство и русская литература. Сб. 2. С. 33.

16 Естественно, не все статьи этой серии сборников строго следуют декларированной в заголовке методике - как например работа И. П. Карпова о религиозности Бунина (сб. 1, с. 341- 347).

стр. 112


--------------------------------------------------------------------------------

Чрезвычайно важными представляются исследования характера религиозности писателей. 17 Слово "религиозность" оправдано и применимо именно в тех случаях, когда характер догматических представлений художника не позволяет отнести его ни к одной из известных конфессий (Достоевский иронически определял вероисповедание таковых как "православно-лютеранское").

Назовем другие аспекты, изучению которых на протяжении последнего десятилетия посвящают свой научный поиск авторитетные ученые.

С. А. Гончаров исследует соотношение "религиозного миросозерцания Гоголя, пронизанного мистическими интуициями, и его художественного творчества", главное внимание уделяя тому, как это взаимоотношение отражается в поэтической системе. 18

Методологической выверенностью и точностью определений отличаются работы В. А. Котельникова. Исследователь разрабатывает такие аспекты, как геоцентрический и антропоцентрический тип миросозерцания, коллизию ветхозаветного и новозаветного типов религиозности, исследует мотив кенозиса, размышляет о религиозно-этической мысли Достоевского. 19 В работах В. А. Котельникова мы встречаем не абстрактные заявления, что вся русская литература православна, но конкретные и продуманные высказывания - как например о том, что в любом значительном явлении русской литературы можно обнаружить следы позиции доверия к Высшему началу, 20 или слова о "почти религиозной серьезности, почти аскетической дисциплине ума и совести, новозаветной человечности" русской классики от Пушкина до Чехова. 21 Основное направление исследований В. А. Котельникова - взаимодействие языка Церкви и языка мирской культуры, в рамках которого разрабатываются такие аспекты, как использование христианской топики, образование новых стилевых тенденций, характер глубинных семантических слоев языка. Естественно, что объектом является прежде всего русская поэзия. 22

В сходном же направлении работает и П. Е. Бухаркин, уделяя внимание взаимоотношениям Церкви и литературы как двух культурных сфер, сопоставлению художественно-эстетических традиций Церкви и светской культуры. 23 Справедливо констатируя различие двух проблем - "Литература и Церковь" и "Литература и христианство", полагая, что взаимоотношения светской словесности с Церковью и церковной культурой требуют своих методов и подходов, П. Е. Бухаркин перечисляет следующие аспекты проблемы: 1) взаимодействие двух систем организации духовного опыта, переклички их художественных языков; 2) проблема восприятия Церковью светского искус-


--------------------------------------------------------------------------------

17 В качестве примеров назовем следующие работы: Криволапов В. Н. Вновь о религиозности И. А. Гончарова // Христианство и русская литература. Сб. 3. С. 263- 288; Карпов И. П. Религиозность в условиях страстного сознания (И. Бунин. "Жизнь Арсеньева. Юность") // Евангельский текст в русской литературе XVIII-XIX веков. [Сб. 1]. С. 341-347.

18 Гончаров С. А. Творчество Н. В. Гоголя и традиции религиозно-учительной культуры. Автореф. дис. ... д-ра филол. наук: 10.01.01 / РАН, Ин-т рус. лит. (Пушкинский Дом). СПб., 1998. С. 5.

19 Котельников В. А. Православие в творчестве русских писателей XIX века. Дис. в форме науч. докл. на соиск. ... д-ра филол. наук: 10.01.01 / РАН, Ин-т рус. лит. (Пушкинский Дом). СПб., 1994.

20 Котельников В. А. От редактора // Христианство и русская литература. Сб. 2. С. 5.

21 Котельников В. А. Православная аскетика и русская литература: (На пути к Оптиной). СПб., 1994. С. 25.

22 Котельников В. А. Язык Церкви и язык литературы // Русская литература. 1995. N 1. С. 5-26.

23 Бухаркин П. Е. Православная Церковь и русская литература в XVIII-XIX веках: Проблемы культурного диалога. СПб., 1996.

стр. 113


--------------------------------------------------------------------------------

ства; 3) рассмотрение церковно-учительной литературы как особой части отечественного искусства слова; 4) изучение духовной мирской литературы (от Муравьева до Поселянина); 5) история православно-церковной журналистики. 24 Все эти подходы перспективны, но в перечне не хватает одного важного звена, а именно: изучения присутствия Церкви как мистической реальности в литературе, отражения литературой воцерковленного бытия.

И. А. Есаулов посвятил монографию категории соборности в русской литературе. 25 Это - одна из лучших книг последних лет, отличающаяся целостностью и глубиной. Среди ее достоинств - то, что автор декларирует и отстаивает ценностный подход к явлениям культуры в противовес безоценочному релятивизму и фактографизму. Он ведет анализ с позиций православной аксиологии. В терминологическом аппарате И. А. Есаулова преобладают такие понятия, как "тип православной духовности", "православный образ мира", "православный менталитет", "православный код". По мнению ученого, русская литература базируется на православной духовности. "Православный тип духовности... определил доминанту русской культуры. (...) Особый православный менталитет, наличествуя в качестве архетипа, отразился в литературных текстах художественных произведений даже тех русских авторов, которые биографически могли и не принимать (на уровне рационального осмысления...) те или иные стороны христианского вероисповедания". 26

Если быть предельно требовательным, то можно посетовать, что порой используемые автором понятия остаются несколько неопределенны - именно потому, что не определены. К сожалению, зачастую исследователи не раскрывают, что же они имеют в виду под православным менталитетом, констатируя лишь, что он особый, и постулируя, что он был и есть. Способ мышления, поведенческий стереотип, конечно, не мог не усвоиться народом за 1000 лет. Но, видимо, чаще всего он проявляется на уровне душевном, додуховном? Что такое православная духовность? Это - стяжание Духа Святого. Это в точном смысле обожение через покаяние и очищение души. Действительно ли на этих ценностях базируется русская классика? Еще более проблематичен вопрос, являлось ли православие доминантой русской литературы Нового времени. Дело опять же в критериях православности. Не чрезмерно ли они расширены в таких, например, авторских умозаключениях: "В диалоге героев эксплицируется собственно православное времяисчисление: Фрола и Лавра (так! - А. Л. ) - "лошадиный праздник""? 27

Рассуждения И. А. Есаулова строятся на понимании соборности как "ведущей категории русского православного христианства". 28 Это действительно важнейшая категория, запечатленная в Символе веры. В теоретическом введении в свой труд Есаулов опирается на понятие соборности в его церковном смысле, ссылаясь, в частности, на разработку этого понятия А.С. Хомяковым. Правда, приводимое определение ("единство (...) органическое, живое начало которого есть божественная благодать взаимной любви" 29 ) оставляет некоторый простор для субъективных домысливаний и произвольных расширений. Для Хомякова понятие соборности было неотделимо от Церкви. Напомним его знаменитое определение Церкви -


--------------------------------------------------------------------------------

24 Бухаркин П. Е. Православная Церковь и русская литература в Новое время: основные аспекты проблемы. С. 56-60.

25 Есаулов И. А. Категория соборности в русской литературе. Петрозаводск, 1995.

26 Там же. С. 8, 268-269.

27 Там же. С. 94.

28 Там же. С. 3.

29 Там же. С. 17.

стр. 114


--------------------------------------------------------------------------------

"единство Божьей благодати, живущей во множестве разумных творений, покоряющихся благодати". 30 Несмотря на схожесть с предыдущей формулировкой, чрезвычайно важным представляется упоминание о "разумных творениях, покоряющихся благодати". Хомяков специально оговаривает, что непокорные и не пользующиеся благодатью находятся вне пределов Церкви и, следовательно, соборности. В строгом богословском смысле невозможно говорить о соборности вне пределов Церкви. Соборностью не обладают те, кто не исповедует Православие верой и делами. Бессознательный "дух народа", общинные традиции столь же далеки от соборности при таком понимании, как и колхозный "коллективизм".

Во многих отношениях замечательная книга И. А. Есаулова демонстрирует, как использование категории соборности позволяет делать точные и глубокие наблюдения. Но иногда этот инструмент дает сбои. Это происходит тогда, когда соборность из категории строго богословски-церковной претворяется в религиозно-эстетическую, когда различные эстетические, архетипические, ментальные составляющие начинают расширять понятие и уводят его из пределов церковности. Так, соборность (и даже "православная духовность") усмотрена в идее стихийной, роевой жизни в "Войне и мире" Л. Толстого. 31 На эту ошибку указал М. Дунаев, напоминая, что сопряженность, слиянность и соборность - не тождественные понятия. Соборность как любовь к Творцу и ближнему возможна только "на основе Благодати и может осуществлять себя единственно в Церкви". Поэтому бессознательная роевая жизнь не есть соборность. "Понятия соборности вообще не может существовать вне догмата о Пресвятой Троице. (...) Бог Толстого в его эпопее не мыслится в пространстве одного из основных христианских догматов. А если так, то о соборности не может быть и речи". 32

В Символе веры соборность - одно из качеств Церкви (а не сознания, менталитета или культуры), наряду с Апостольством, Единством и Святостью. В принципе, наверное, можно было бы и каждое из этих свойств сделать предметом анализа явлений культуры. Но лучше положить в основание Камень веры - саму Церковь.

2

Итак, предлагается дополнить существующий спектр исследовательских направлений еще одним, а именно - категорией церковности. Это понятие сегодня обросло множеством посторонних смыслов и искажений. В бытовом сознании оно связано с образами церквушки на горе, дородного батюшки или отрешенного монаха. Часто под Церковью понимают ее земную, конкретно-историческую форму, церковную организацию, совокупность ее "служителей". Обыденные представления проникли, увы, и в филологическую науку. Из-за субъективизма в понимании Церкви в литературоведческих работах возникает множество недоумений. Поэтому необходимо напомнить о том, что же на самом деле есть Церковь.

Православие видит в Церкви Богочеловеческий организм, единство истинно верующих с Богом и между собою. Апостол Павел называет Церковь телом Христовым, и Господа - ее Главой (1 Кор. 12, 12-27). В XX веке ярко выразил учение о Церкви прославленный ныне в лике святых преп. Иустин (Попович). Он пишет: "Целиком и полностью тайна христиан -


--------------------------------------------------------------------------------

30 Хомяков А. С. Церковь одна // Хомяков А. С. Соч.: В 2 т. М., 1984. Т. 2. С. 5.

31 Есаулов И.А. Указ. соч. С. 83-116.

32 Дунаев. Ч. 4. С. 139-140.

стр. 115


--------------------------------------------------------------------------------

ской веры заключена в Церкви; вся тайна Церкви - в Богочеловеке...". Он ставит знак равенства: "Богочеловек = Церковь", "Церковь - это Богочеловек Иисус Христос". Другое яркое образное определение: "Церковь есть мастерская Богочеловека, в которой каждый человек при помощи святых таинств и святых добродетелей преображается в Богочеловека по благодати". 33

Только в Церкви возможно преображение души человека. Только в Церкви возможно покаяние. Только в Церкви возможно приобщение к Богу. Только в Церкви возможно спасение. Святые отцы совершенно определенно утверждают, что "вне Церкви нет спасения, нет духа благодати" (св. прав. Иоанн Кронштадтский). Это учение в начале XX века выразил богослов, новомученик и исповедник Православия святитель Иларион (Троицкий) в работе с говорящим названием "Христианства нет без Церкви". 34

Утрата православного понимания Церкви не в последнюю очередь связана с утратой понимания святости Церкви. Действительно, как она может быть святой, если составляющие ее люди, живущие на земле, - грешники? Церковь свята в силу того, что свят ее Глава - Христос. Она предоставляет своим членам возможность воссоединения с нею чрез таинства. Это общество не спасенных и не святых, но спасающихся и кающихся грешников. Церковь, как сильно выразился преп. Иустин, " переполнена грешниками ", но она дает средства к исцелению своих членов. Лишь упорствующие в грехах или в искажении Богооткровенной истины отсекаются от Церкви - либо видимым (через соборные постановления), либо невидимым образом.

Православие есть жизнь Церкви и жизнь в Церкви. Православный человек есть член Церкви. Представляется совершенно естественным называть православными те явления культуры, где так или иначе присутствует Церковь.

Для живущего в Церкви естественны и необходимы: молитва как богообщение, участие в таинствах, через которые подается благодать, и, что немаловажно, сознательное исповедание Символа (православной) веры. Всякое существенно иное умозрение о Боге и мире, отличное от православного в догматах, отделяет человека от Церкви, ставит в разряд еретиков и, как учат святые отцы, обрекает на вечную гибель при отсутствии покаяния в ереси. Таковы "жестокие слова" православного христианства, но Господь не случайно назвал путь спасения узким.

Поскольку православность и церковность неразделимы, в этом основном значении - причастности к единому Богочеловеческому Телу Христову - и предлагается рассматривать категорию церковности как критерия православности явлений культуры.

Направления исследования церковности в отечественной культуре Нового времени могут быть следующие:


--------------------------------------------------------------------------------

33 Иустин (Попович), архим. Тайна христианской веры заключена в Церкви // Церковь воинствующая. СПб., 1997. С. 33, 34, 37, 38. Преп. Иустин дает и православное понимание соборности: "Все верные суть одно тело в Церкви, чтобы жили одной святой соборной жизнью, соборной верой, соборной душой, соборной совестью, соборным умом, соборной волей, - соборно все - вера, любовь, правда, молитва, пост, истина, печаль, радость, боль, спасение, обожение, соединение с Богочеловеком, бессмертие, вечность, блаженство, - и всем этим управляет и все это соединяет благодать Святаго Духа" (Там же. С. 57).

34 Здесь уместно заметить, что если применять определения в предельно строгом значении и оставаться внутри православной аксиологии, то понятия "христианский", "православный", "церковный" являются почти тождественными. Мы, однако, отдаем себе отчет, что слишком мощное давление культурно-исторических коннотаций не позволяет использовать их как синонимы в искусствоведческих работах, по крайней мере на данной стадии воцерковленности гуманитарной науки.

стр. 116


--------------------------------------------------------------------------------

1) Отражение (воссоздание) бытия Церкви в художественном произведении. Или, иными словами, церковность художественного творчества писателя:

- отражение самой реальности Церкви, состояния причастности к ней (воцерковленности);

- отражение состояний разного рода отрыва от этой реальности (в том числе, например, и "бесцерковного христианства");

- отражение пути, устремленности человеческой души ко Христу (и Его Телу - Церкви). Или, напротив, удаления от Него.

Важно установить, присутствует ли, явно или подспудно, Церковь в художественном мире произведения. Православным произведением может считаться такое, художественная идея которого включает в себя необходимость воцерковления для спасения. Его герой - либо воцерковлен, либо антицерковен, либо на этапе движения от одного состояния к другому, либо, наконец, равнодушен к Церкви. Но если нет этой соотнесенности с Церковью, ориентированности на нее, если персонажи не находятся с нею ни в притяжении, ни в отталкивании, - очевидно, говорить о православности неправомерно. Художественное пространство такого произведения бесцерковно. Конечно, художник при этом может тонко и проницательно воссоздать глубокие состояния человеческой души, "живописать страсти", оправдывая либо осуждая их. Но не следует применять к таковому артефакту определения "православный".

Только если в художественном мире главными ценностями остаются Бог и спасение, понимаемое как спасение в Церкви, можно говорить о православности творчества писателя. При этом явления действительности воссоздаются и оцениваются с точки зрения православия, глазами православного христианина. Мир и человек обрисованы в свете святоотеческой антропологии, православной экклезиологии, церковной христологии и т. п.

2) Другая сторона - церковность самого автора:

- ее проявления в художественном сознании писателя;

- в его публицистике, дневниках, переписке;

- в фактах биографии.

Некоторые русские литераторы оставили глубокий след в философии и даже в богословии. Так называемые славянофилы вместе с оптинскими подвижниками участвовали в возрождении и глубоком постижении святоотеческой аскетики. 35 "Выбранные места..." и "Размышления о Божественной Литургии" Гоголя - сознательная церковная позиция человека, видящего и оценивающего окружающее в свете Божественного присутствия.

Пересечения, возникающие при исследовании двух указанных аспектов (церковности творчества и церковности автора), рождают интереснейшие и причудливые сочетания. Зачастую гораздо легче выявить церковность художника в его публицистике, письмах, трактатах. Среди персонажей того же Гоголя мы не обнаружим подлинно православных героев. Некто, знакомый исключительно с прозой и драматургией Гоголя, вряд ли сможет прийти к выводу о глубокой церковности писателя, которая, однако, несомненно проступает в его переписке, публицистических и богословских трактатах. Достоевский в публицистике гораздо дальше от истинного Боговидения, чем в романах. Леонтьев, напротив, обнаруживает глубокие прозрения в своей литературно- критической деятельности, чего не скажешь о его беллетристике.


--------------------------------------------------------------------------------

35 Об утрате образованным обществом даже элементарных представлений о церковной аскетической дисциплине говорит курьезный факт: А. С. Хомякова, соблюдавшего православные посты, считали на этом основании католиком.

стр. 117


--------------------------------------------------------------------------------

Возникает и обратный вопрос: способен ли невоцерковленный человек породить художественное произведение, где более или менее адекватно проявилось бы присутствие Церкви? Большинство святых отцов дают отрицательный ответ на этот вопрос. Свт. Игнатий Брянчанинов полагал, что, для того чтобы отразить духовные реалии, художнику надо самому быть просвещенным благодатью Духа Святого. Отец Виктор Пантин пишет: "Даже высоконравственный, благонамеренный, но неверующий писатель не работает своим творчеством делу спасения - своего и других: ведь слово его полностью лишено благодати Св. Духа, а потому и для читателя непосредственно несет в себе нечто противоположное". 36

3

Для исследования церковности в русской литературе XIX-XX веков потребуется тщательная проработка конкретного литературного материала. Сделаем несколько предварительных наблюдений в аспекте заявленной темы. Они не носят обобщающего характера, но помогут выявить преимущественные тенденции в литературном процессе и предостерегут от слишком поспешных и поверхностных выводов. Уточним, что речь пойдет только о художественном творчестве.

Прежде всего нас интересует не "апофатическое", но "катафатическое" отображение Церкви в словесном искусстве. Интересно понять, где, когда и как русская литература отразила православного верующего человека? Ведь при решении этой задачи художнику приходится затронуть глубоко интимные взаимоотношения верующей души с Богом: православный христианин беседует не только с другими людьми, но прежде всего со Всевышним. Это общение и таинственное (в Евхаристии), и эмоционально-вербальное: молитва наполняет его жизнь, в идеале (к чему призывают святые) - молитва непрестанная. Важнейшим в духовной биографии воцерковленного героя является мистическое участие в жизни Церкви через ее таинства.

В огромном большинстве случаев русская литература дает возможность созерцать мытарства и метания грехопадшей человеческой души, не знающей Бога. Она являет непревзойденное по силе сострадание к погибающему, "падшему" человеку. Но всегда ли это страдание именно о том, что собрат не знает Бога? Есть ли это мука о разделяющих человека с Церковью грехах, ересях, неверии? Конечно, например, страдание Сони о Раскольникове именно таково. Но достаточно самого общего обозрения, чтобы убедиться: далеко не для всех явлений классики можно дать положительный ответ на этот вопрос. 37

Воцерковленность персонажа должна отражаться и в тематике, и в сюжете. Ведь подлинный, а не номинальный православный христианин не может не поверять все главные события в своей жизни в свете Божией правды, не может не включать их в сферу своей молитвы. Он не может быть оторван от церковных богослужений, молебнов святым угодникам, от икон Божией Матери, живого переживания праздников. Если провести эксперимент: собрать из классики XVIII-XIX веков все молитвы героев, предстояния пред иконами, церковные службы, молебны, - картина получится очень и очень странная. В общем контексте образов, тем, сюжетов все собранное займет скром-


--------------------------------------------------------------------------------

36 Пантин В. О. Указ. соч. С. 38.

37 Более детально проблема изображения воцерковленного человека в русской классике рассматривается в нашей работе "К проблеме воцерковленного героя (Достоевский, Зайцев, Шмелев)" (Христианство и русская литература. Сб. 3. С. 356-366).

стр. 118


--------------------------------------------------------------------------------

ный уголок, ни на что серьезно не влияющий. В огромном, густонаселенном героями мире русской литературы почти не встретишь обыкновенных мирян, простых воцерковленных людей (как всегда, исключительна здесь фигура Пушкина: образы летописца Пимена или Мироновых из "Капитанской дочки", думается, к православным персонажам отнести можно). В секуляризованном общественном сознании, отражавшемся, конечно, и в литературе, само понятие "христианин" становилось чем-то сродни роду занятий. Духовная жизнь, церковная дисциплина, посты и богослужения рассматривались как прерогатива монахов и священников. Между тем христианство - не профессия, а образ жизни. Молитва и Церковь - то, в чем отказывали своим номинально "христианским" персонажам писатели.

Надо задуматься о причинах драматического разлада между внутренними интенциями литераторов и их художественным миром: сколько русских писателей ездили в Оптину, преклонялись перед старцами, но никто (кроме разве Достоевского) не оставил художественных образов монашеской жизни, не написал ни рассказа про старца, про какого-нибудь благодатного батюшку (были же они на Руси) или, скажем, про первую исповедь ребенка. 38 Не находим строк о паломничествах в обитель, о жизни подвижников. Вся эта тематика почему-то оказалась исключительной прерогативой духовного очерка и детского чтения, в значительной мере сентиментального.

Отсутствует и тема святости (что особенно заметно в жанрах исторической романистики и драмы). Показателен здесь пример Лескова: создавая галерею вымышленных, большей частью нецерковных "праведников", он в то же время изобразил критически-разоблачительно подлинных святых, своих современников - свт. Филарета Московского и прав. Иоанна Кронштадтского.

В каких художественных текстах можно отыскать присутствие Литургии - этого центра, которым ежедневно держится и обновляется мир, на которой совершается Евхаристия - источник новой жизни во Христе Иисусе?

Заслуживает пристального анализа одно странное обстоятельство. На протяжении своей истории, вплоть до 1917 года, вся Россия жила погруженной в атмосферу церковного календаря, разворачивался церковный год: посты сменялись великими праздниками, чредой шли празднования иконам и святым, во всех губерниях проходили крестные ходы. До ближайшего приходского храма можно было дойти за несколько минут, и ежедневно огромная территория покрывалась гулом колокольного благовеста. Все это - важнейшие жизненные доминанты для христианина. Предстоит понять, почему же эта действительность оказалась не отражена? 39 Вероятно, она не заслуживала


--------------------------------------------------------------------------------

38 Например, описание исповеди в "Юности" Л. Толстого насыщено саморефлексией героя, не оставляющей места естественным отношениям верующей души и Бога. Едва лишь Николень-ка Иртеньев начинает испытывать "чувство благоговейного трепета", как тут же "находит наслаждение в сознании этого состояния", он искусственно возбуждает в себе "тупой страх", поездка в монастырь для исповедания вспомнившегося греха сопровождается эволюцией от "наслаждения чувством умиления" к "самодовольству в том, что... испытал его" и т. п. ( Толстой Л. Н. Полн. собр. соч.: В 90 т. М.; Л., 1930. Т. 2. С. 91-96). Безостановочный рассудочный самоанализ, может быть и свойственный юношескому возрасту, никак не сопрягается, однако, с актом веры и религиозным опытом. Здесь отчетливо видно, как психологизм знаменитого классика становится мощным заслоном для отражения духовных переживаний. Насколько точнее духовное состояние ребенка, приступающего к таинству, передано в "Лете Господнем" И. Шмелева.

39 "Эта молодая девушка (Мармеладова) как-то молебнов не служит, духовников и монахов для совета не ищет; к чудотворным иконам и мощам не прикладывается... В действительной жизни подобная женщина непременно все бы это делала, если бы только в ней проснулось живое религиозное чувство" ( Леонтьев К. Н. Цветущая сложность: Избр. статьи. М., 1992. С. 144). Это сказал Леонтьев о великом произведении, быть может, самого православного из русских писателей XIX века, но если вдуматься в эти слова непредвзято, их нельзя не счесть справедливыми - как и настойчивые предостережения Леонтьева о невозможности принятия Христа помимо Церкви.

стр. 119


--------------------------------------------------------------------------------

художественного внимания. Словесность воплощала какой-то виртуальный мир без Церкви. Но если художественного внимания не заслуживают, допустим, переживание Страстной седмицы и Крестной смерти Спасителя, радость Его Воскресения, воспоминаемого и в годичном, и в еженедельном богослужебном круге, да и за каждой Литургией, то можно ли говорить о христианском характере такого творчества?

Особый аспект - церковность церковных тем. Если подобные темы и возникали в русской литературе, то осмыслялись они нецерковно. Т. е. иногда персонажи оказываются и на богослужении ("Воскресение"), и перед иконами ("Обрыв"), и на молитве ("Отец Сергий"), и в монастыре ("Исповедь"), но все это столь далеко от правды и порой кощунственно, что говорить об адекватности отражения предмета трудно. Типологически родственные процессы протекали параллельно, например, в живописи: Христос изображался то как "мыслитель", то как "революционер" (Крамской, Ге), а "Крестный ход в Курской губернии" - как социальная карикатура, а отнюдь не как отображение почитания чудотворных икон.

С тех пор как Белинский, Герцен и другие представители "бытоулучшительной партии" отлучили Церковь от Христа, нецерковное, моральное понимание христианства и Самого Спасителя было усвоено многими литераторами, по-своему преломляясь у каждого из них. По словам И. А. Ильина, у Л. Толстого "религиозный опыт заменяется и вытесняется моральными переживаниями. Мораль ставится над религией; и ею, как критерием, одобряется или осуждается всякое религиозное содержание". 40 У Лескова, так же как и у Толстого, идеи земного устроения бытия превалировали над идеей спасения. Основой для отвержения Церкви у них стало "осмысление христианства на душевном уровне, на уровне абсолютизации морали и отказа от того, что выше морали. То есть бездуховность". 41

Не всегда, впрочем, церковность вызывала явную антипатию. Иногда она просто оставалась внеположной художественному миру произведения. Замечательные в своем роде образы духовных лиц есть у Чехова - священник о. Христофор из "Степи", дьякон из "Дуэли", герой "Архиерея". Их отличает добросердечность, обостренное чувство справедливости, способность воспринимать красоту Божьего творения и преклоняться перед ней. Но понимание мистической реальности Церкви отсутствует в мире Чехова. Это вовсе не "недостаток", но констатация объективного факта.

Феномену бесцерковного христианства о. Василий Зеньковский посвятил особую главу в книге "Апологетика", рассматривая отход от Церкви как процесс, характерный для всей культуры Нового времени. Среди причин он называет отождествление сущности Церкви и внешних проявлений церковности, отождествление понятий клира и Церкви. Поведение и личные качества священников, вопреки логике, становятся признаком неправды самой Церкви. Это происходит, когда исчезает мистическое понимание Церкви, в которой видится лишь чисто земное учреждение. Но главная причина - в том, что Церковь становится не нужна душе: "Самое же увядание чувства Церкви связано обычно с духовной ленью и еще больше с тем, что душа всецело уходит в земные дела". 42 Этот процесс затронул и русскую культуру Нового времени, в которой практически нет церковной, а значит, Богочеловеческой реальности. Нет Тела Церковного - православных христиан...


--------------------------------------------------------------------------------

40 Ильин И. А. Собр. соч.: В 10 т. М., 1997. Т. 6. Кн. 3. С. 466.

41 Дунаев. Ч. 4. С. 473.

42 Зеньковский В. В.. прот. Апологетика. Рига, 1992. С. 173-175.

стр. 120


--------------------------------------------------------------------------------

Не слишком ли категоричным выглядит такое суждение? Ему, как и всему вышесказанному, явно противоречит утверждение М. М. Дунаева во вступлении к труду "Православие и русская литература": "Русские писатели смотрели на жизненные события, характеры и стремления людей, озаряя их светом евангельской истины, мыслили в категориях Православия, и не только в прямых публицистических выступлениях проявлялось это, но и в самом художественном творчестве. (...) Главная особенность великой русской литературы: это литература прежде всего православная ". 43

Перед нами обобщающее утверждение, родственное цитированным в начале статьи. Но в дальнейшей разработке эмпирического материала картина выглядит вовсе не столь однозначной. Оказывается, в большинстве случаев поиски истины велись художниками на иной основе, нежели православное вероучение или опыт святых отцов. Приведем ряд цитат из этого труда:

"В литературе одним из самых яростных врагов Церкви стал Антиох Дмитриевич Кантемир";

"Грибоедов - скорее рационалист, склоняющийся к просветительским идеалам, нежели художник, осмысляющий христианские вопросы";

трагедия Лермонтова - "в борьбе между духовной истиной, вкорененной Православием, и чужеродным искажением истины";

"Находясь в прельщении ума, Чаадаев осмысляет мировую историю с позиции банального универсализма...";

"Для Тургенева молитва есть не более чем отвержение арифметической непреложности. А Благодати он давно предпочел разум";

"У Некрасова, как и у Чернышевского... постоянно замечается попытка: привычные для православного сознания понятия, обретенные в Священном Писании, приспособить к характеру и целям революционной борьбы";

Гончаров приходит "к отрицанию христианской аскезы, в которой и постигается единственно сущность духовности";

Салтыков-Щедрин "воспринял Божию Правду в искаженном виде" и заподозрил "в мстительности Самого Сына Божия";

"Толстой становится непримиримым врагом Церкви";

"Лесков к концу жизни одержим ненавистью к Православию";

"Церковность Чехова остается не проясненной";

"Цель Андреева - унижение Христа и Апостолов";

"Пантеистический, дуалистический соблазн, признание мира творением сатаны - вот что лежит в основе мировидения Ремизова";

у Соловьева "критика конкретно-исторического состояния Русской Церкви перерастает... в полное отвержение православной истины";

"По самому свойству своего миропонимания Мережковский - еретик, навязывающий свои заимствованные в прошлом заблуждения настоящему и будущему";

Блок "был бесчувствен к подлинной религиозной, церковной жизни";

"Православия Белый не знал и не хотел знать";

"Маяковский готов на бунт против Бога. Кощунствам его нет предела";

"Сознавал то Горький или нет, но совершал он... несомненное служение бесу";

"Религиозность Бунина представляет причудливое сочетание ветхозаветности... и пантеизма, который со временем обретал у писателя все более буддийское преломление". 44


--------------------------------------------------------------------------------

43 Дунаев. Ч. 1.С. 4, 5.

44 Там же. Ч. 1.С. 86, 157; Ч. 2. С. 35, 284; Ч. 3. С. 134, 175, 228, 274; Ч. 4. С. 205. 520, 559; Ч. 5. С. 20, 29, 68, 117, 265, 269, 313, 460, 509.

стр. 121


--------------------------------------------------------------------------------

Каждое из этих положений подтверждено очень детальным и в большинстве случаев бесспорным анализом с позиций Православия. О чем говорит этот ряд, в котором перечислен едва ли не весь цвет отечественной классики? Прежде всего о значимости тех художников, которые все-таки восходили на "высоты духа", приближались к православной истине и принимали ее: Державин, Пушкин, Гоголь, Достоевский, Зайцев, Шмелев...

4

Исследуя категорию церковности, неизбежно подходим к вопросу, на который по-разному отвечают религиозные мыслители и философы, богословы и подвижники: способно ли мирское искусство Нового времени адекватно передавать духовную реальность? Способна ли литература, насколько и в каких пределах, на своем языке, эстетическими средствами выражать, воплощать христианскую бытийность, православные представления о мире и человеке? Сложность решения этой задачи порождена самой спецификой искусства. Словесно оформленные, догматически закрепленные основы вероучения - прерогатива богословия, иногда - религиозной философии. Искусство воспроизводит не представления, не "идеи" в чистом виде, но художественные образы. Саму жизнь, взаимодействие вещей и явлений. В применении к нашей теме - взаимодействие мира тварного, земного с миром горним. Постижение трансцендентных реальностей в христианстве есть путь соединения человека с Богом, стяжание Духа Святого. Это прежде всего путь опытный и практический - через определенные действия, самым общим наименованием которых является слово "аскетика", а в бытовом определении "жизнь по Божьим заповедям". Христианство - это не система идей, не "учение" и не набор правил. Это жизнь по вере. Это сотрудничество Божественной и человеческой воли на пути спасения.

В средневековой сотериологической культуре было возможно созерцание и отражение онтологической реальности - в иконописи, гимнографии, агиографии. В какой степени секуляризованная культура способна выражать эти трансцендентные реалии? И процесс взаимодействия с ними мира тварного?

В центре мирской художественной культуры чаще всего находится не Бог, но человек. Христианская антропология говорит о трех состояниях, возможных для человека: плотское, душевное и духовное. Отечественная словесность Нового времени раскрыла жизнь человека плотского и душевного во всем многообразии этих состояний (прославив себя в мировой культуре непревзойденной высотой нравственной проблематики и мастерством психологической разработки). Но как обстоит дело с человеком духовным? Надлежит понять, насколько литература выразила восхождение личности из сферы плотски-душевной в духовность, падения и победы на этом пути, духовную брань, прорывы в горний мир - всю мистическую жизнь христианина. Наблюдения над общим ходом истории русской словесности дают как будто повод больше для скепсиса, чем оптимизма. Но тем ценнее достижения, о которых скажем ниже.

Неверно думать, будто Церковь утверждает принципиальную невозможность для искусства отражать духовную сферу. Но она говорит о тех условиях, которые необходимы, чтобы правильно ее отражать: самому очищаться душой. Христианин-художник "должен извергнуть из сердца все страсти, устранить из ума всякое лжеучение, стяжать для ума Евангельский образ мыслей, а для сердца - Евангельские ощущения... - пишет свт. Игнатий (Брянчанинов). - Первое дается изучением Евангельских заповедей, а вто-

стр. 122


--------------------------------------------------------------------------------

рое - исполнением их на самом деле... Тогда художник озаряется вдохновением свыше, тогда только он может говорить свято, писать свято, живописать свято...". 45 Одному духовному лицу, писавшему стихи, Владыка советует: "Займитесь постоянно и смиренно, устранив от себя всякое разгорячение, молитвою покаяния... из нее почерпайте вдохновение для писаний Ваших". 46 Если вдуматься, то ничего особого сверх того, что требуется от каждого христианина. Не больше, но и не меньше. По сути Владыка предлагает художнику и культуре путь святости.

Если выявление чисто догматических, канонических, этических моментов в фактах культуры может сделать и богослов, то литературоведу интересны и формы эстетические, живая ткань произведения, его язык. В конце концов, прерогатива именно художественного творчества, образного слова передавать то, что не подлежит рационально-вербальному описанию, что познается сердцем и интуицией. Но все ли средства (художественные) здесь хороши? Гоголь стремился к этой цели, но не смог осуществить ее: художественный аппарат классика не был к этому готов, не был настроен должным образом.

Затронем хотя бы кратко один из аспектов, тесно связанных с темой настоящей статьи, - проблему эстетических средств для выражения церковной и духовной реальности. М. М. Дунаев считает, что "гармония обладания небесными дарами искусству и вообще неподвластна", "сфера художественного творчества ограничена областью души" и редко "может возвыситься и до сфер, пограничных с пребыванием духа". 47 Исследователь предполагает, что реализм в том виде, в каком он сложился в русской классике, вообще не способен отражать подобные реалии. "В искусстве Нового времени, а в реалистическом типе творчества прежде всего, усматривается имманентно присущее ему противоречие: необходимым энергетическим узлом всего эстетического замысла может быть в нем только конфликт, а для развития конфликта потребно некое несовершенство (абсолютному совершенству свойственен покой), заложенное в основу отображаемой реальности. (...) Реализм вообще оказывает непонятное до конца сопротивление всякому идеальному изображению жизни..." 48 Второе препятствие - отбор реалистами явлений действительности, при котором "как будто нарочно отыскивались самые мрачные и безысходные проявления жизни". 49

Здесь есть о чем поразмышлять. Ведь бытие земной части Церкви Христовой не идиллично: она недаром называется воинствующей. Напряжение духовных, душевных, да и телесных сил, духовная брань, борьба со страстями наполняют жизнь христианина с рождения до смерти. Чем не конфликт, например, противостояние греха и праведности? Второе замечание действительно справедливо: художника не заставишь отображать то, что ему не интересно, не заставишь видеть мир "православно", если сам он к этому не стремится. Реализм, отображающий реальность Церкви, конечно, обладает особенными свойствами, их выявлению стоит посвятить отдельную работу.

Но очень важно, что русская литература в XX веке получила опыт такого реализма. В аспекте нашей темы совершенно уникально значение Шмелева: именно этот классик доказал, что художественная литература может быть


--------------------------------------------------------------------------------

45 Игнатий (Брянчанинов), епископ. Христианский пастырь и христианин-художник // Москва. 1993.N 9. С. 169.

46 Письма Игнатия Брянчанинова, епископа Кавказского и Черноморского, к Антонию Бочкову, игумену Череменецкому. М., 1875. С. 28.

47 Дунаев. Ч. 1. С. 12, 13.

48 Там же. 4.2. С. 241.

49 Там же. С. 238.

стр. 123


--------------------------------------------------------------------------------

церковно-православной, не утрачивая художественности. Шмелев впервые в русской литературе широко и полно запечатлел воцерковленное бытие. Жизнь его персонажей неразрывно сопряжена с Церковью, ориентирована на мистическое соучастие в ней. Церковь и православная вера - главный ориентир, главная ценность воссозданного мира. "Лето Господне", "Богомолье", "Няня из Москвы", "Пути небесные" - опыт отражения духовной брани, осмысление человеческой личности в свете православной веры, включая антропологию, сотериологию, экклезиологию. Православная церковность и православная духовность пронизывают эти книги на всех уровнях. А. П. Черников и М. М. Дунаев, говоря о совершенно особом качестве шмелевского реализма, предлагают называть этот метод "духовным реализмом", и это название представляется удачным: метод воспроизводит не только социально-психологическую, эмоционально-душевную сферу, но именно духовную жизнь личности. Этот реализм отражает реальность присутствия Бога в мире.

Не касаясь жанров духовного очерка и публицистики, заметим, что в художественной литературе, кроме Шмелева, в XX веке появляется еще несколько фигур (разной степени таланта), творчество которых можно назвать воцерковленным. Это прежде всего полувековой зарубежный период творчества Б. К. Зайцева, протекавший, по признанию автора, "при свете Евангелия, Церкви", рассказы В.А. Никифорова-Волгина, последние стихотворения А. К. Герцык. Если говорить о современной литературе, можно назвать, например, рассказы В. Н. Крупина конца 1990-х годов. Во избежание недоразумений подчеркнем, что мы ни в коей мере не стремимся поставить литературу духовного реализма "выше" всякой иной. Оставаясь внеположной Церкви, отечественная классика достигла непревзойденных художественных вершин и обладает рядом достоинств, которые невозможно отрицать. Наша цель - сказать об ином характере некоторых фактов культуры, который отчетливо выявляется, если в качестве критерия выбрать воцерковленность творчества.

* * *

Итак, изложенные факты не дают оснований соглашаться с обобщающими суждениями, приведенными в начале статьи. Русская литература была разная. И трудно подыскать духовно-мировоззренческий статус, куда можно зачислить и Достоевского, и Лескова, где бы "ужились" Гоголь и Тургенев, Бунин и Шмелев. Можно говорить о тенденциях. А они были разнонаправленные.

Предстоит тщательная проработка конкретного литературного материала, чтобы постичь, когда и каким образом секуляризованная культура Нового времени приближалась к тому, чтобы встать на путь воцерковления. Ведь этот путь - всегда подвижничество и для личности, и для творчества в целом.

Выразим надежду, что использование предложенной категории церковности послужит более точному определению религиозного характера как литературных произведений, так и более широкой сферы явлений культуры.

стр. 124