"ОБРЫВ" И. А. ГОНЧАРОВА В КОНТЕКСТЕ АНТИНИГИЛИСТИЧЕСКОГО РОМАНА 60-х ГОДОВ | О литературе
Русская литература - богатство России и её народа
"ОБРЫВ" И. А. ГОНЧАРОВА В КОНТЕКСТЕ АНТИНИГИЛИСТИЧЕСКОГО РОМАНА 60-х ГОДОВ
ДАТА ПУБЛИКАЦИИ: 24 ноября 2007
Русский наш нигилизм в своем начале был, собственно, одно бесплодное отрицание - какая-то вялая обломовщина в чисто русском вкусе. Сидит, лежит и отрицает.
Интерес к 60-м годам XIX века в наши дни естествен. Можно обнаружить много параллелей между тем периодом, ощущаемым его современниками как эпоха смуты (разрушение устоев, исчезновение авторитетов и кризис миросозерцания всех слоев общества), и нынешней ситуацией в России. В первое пятнадцатилетие Александра II (1855- 1870) не только критика оказалась глубоко политизированной, литература тоже достаточно активно впитывала в себя злободневную проблематику эпохи "перестройки и гласности". Процесс охватил все жанры, но с особой очевидностью проявился в романе, ставшем к этому времени ведущим жанром русской литературы. Феномен "антинигилистического романа" демонстрирует в очередной раз огромный потенциал романного жанра как "единственного становящегося и еще не готового". "Жанровый костяк романа еще не затвердел, и мы не можем предугадать всех его пластических возможностей". 1 Это суждение М. М. Бахтина еще раз подтверждается очередной и своеобразной "мутацией" русского романа в 60-70-е годы XIX века. Говоря об антинигилистическом романе, стоит помнить и такое суждение этого ученого: "...ни одна конкретная историческая разновидность не выдерживает принципа в чистом виде, но характеризуется преобладанием того или иного принципа оформления героя". 2 Именно трактовка героя эпохи и определила (вместе с сюжетикой) лицо антинигилистического романа. Далее моя работа будет сосредоточена на этих именно компонентах избранной формы.
В советской науке включение того или иного романа в число антинигилистических диктовалось отношением его автора к явлениям "второго этапа русского революционного движения" (по Ленину). В "Истории русского романа" (1964) читаем: "По своему идеологическому направлению это роман реакционно- охранительный. Центральной темой его является борьба двух сил - демократической и реакционной. По приемам характеристики представителей демократического движения это роман-памфлет. Его основная задача состоит не в объективно исторической и всесторонней характеристике героев, не в истолковании "нового типа", а в его осуждении, в клеветнически-пасквильном его изображении". 3 В последней советской "Истории русской
--------------------------------------------------------------------------------
1 Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. С. 447.
2 Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 178.
3 История русского романа: В 2 т. М.; Л., 1964. Т. 2. С. 102. (Автор главы Ю. С. Сорокин).
стр. 66
--------------------------------------------------------------------------------
литературы" (1982) формулировка смягчилась лишь слегка: "...антинигилистический роман в целом - это прежде всего роман, защищающий незыблемость государственных и семейных "устоев", роман, злобно отрицающий самую мысль о правомерности "форсированных маршей", т. е. революционных методов решения центральных проблем русской действительности". 4
Сегодня, после многих десятилетий "форсированных маршей", антинигилистические романы прочитываются совсем по- иному. Пафос, объединивший на недолгом временном промежутке Тургенева и Гончарова, Толстого и Достоевского, находившихся подчас в непростых личных отношениях и полемизировавших по многим вопросам, видится не чем иным, как чуткой реакцией на явление, действительно опасное для исторических судеб России. Называя "Бесы" "романом- предупреждением", Л. Сараскина 5 напоминает слова Ф.М. Достоевского, брошенные "реалистам и критикам": "Мой идеализм - реальнее ихнего... Ихним реализмом - сотой доли реальных, действительно случившихся фактов не объяснишь. А мы нашим идеализмом пророчили даже факты. Случалось." 6 Антинигилистический роман XIX века в своих прозрениях выглядит сегодня предшественником антиутопического (антитоталитарного) романа XX века, который продемонстрировал долговременные итоги нигилизма века предшествующего.
Еще в год публикации "Обрыва" (1869) критика верно уловила различие в подходе к изображению героя-нигилиста первоклассными русскими писателями, с одной стороны, и, с другой - авторами популярных тогда романов, которым суждено было вскоре стать лишь достоянием истории (мы имеем в виду романы 60-х годов В. И. Аскоченского, В. П. Клюшникова, В. П. Авенариуса...). Правда, сам стиль высказываний М. Е. Щедрина выдает в нем горячего участника литературных споров: "Для гг. Тургенева, Гончарова, Писемского и других нигилист - это не более, как особенная разновидность человека, представляющая опытным беллетристам случай показать, что они так глубоко поняли тайны человеческого сердца, что даже такая мрачная пучина, как сердце нигилиста, и та не осталась для них сокровенною..." Другой принцип, который несправедливо приписывался Н. С. Лескову: "Ни один из его героев... не существуют в его глазах сами для себя; все это призраки, которые дают только повод вызвать другой, ненавистный, но вечно милый призрак: призрак нигилизма" ("милый" - намек на недавнее сочувствие автора радикальным идеям. - Е. К .). 7 Отмеченное преобладание психологической задачи (уяснить "тайны человеческого сердца") диктует выбор материала в этой работе. Книги И. С. Тургенева, А. Ф. Писемского, Н. С. Лескова создают подлинно художественный контекст для гончаровского "Обрыва".
Стоит напомнить, что в свое время в суждениях о генезисе и эволюции антинигилистического романа (а не только в оценках самого феномена) тоже давали о себе знать идеологические догмы. "Отцы и дети" появились в 1862 году, т. е. еще до публикации книги "Что делать?" Н. Г. Чернышевского (1863), давшей мощный толчок антинигилистическим публикациям. Тем не менее отсутствие конкретной полемики в романе Тургенева ни в коей мере не выключает его по существу из оппонентов Чернышевского и его последователей. Однако, хотя в советские 20-е годы роман Тургенева всегда назы-
--------------------------------------------------------------------------------
4 История русской литературы: В 4 т. Л., 1982. Т. 3. С. 285-286. (Автор главы А. И. Батю-то).
5 Сараскина Л. И. "Бесы": роман- предупреждение. М., 1990.
6 Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Л., 1985. Т. 28. Кн. 2. С. 329.
7 Салтыков-Щедрин М. Е. Собр. соч.: В 20 т. М., 1970. Т. 9. С. 343.
стр. 67
--------------------------------------------------------------------------------
вался вместе с произведениями Писемского, Лескова, Гончарова, Достоевского в ряду антинигилистических романов, позднее исследователи изъяли его из "порочного списка" с целью сохранения незапятнанного имени в каноне писателей критического реализма. Сегодня нельзя не признать, что именно базаровщина, блестяще уловленная в самой жизни и осмысленная в контексте смены эпох, стала открытием, что стимулировало дискуссию вокруг "новых людей".
Известны многочисленные высказывания создателя Базарова о своем герое. Тургенев симпатизировал незаурядной личности нигилиста, но однозначно представил сам нигилизм как явление бесплодное в настоящем и бесперспективное в будущем. В отличие от его последователей Тургенев не прибегал при "оформлении героя" к средствам, прямо обнаруживающим авторскую критику. Н. Н. Страхов писал о "таинственном нравоучении", преподнесенном Тургеневым читателю: "Базаров отворачивается от природы; не корит его за это Тургенев, а только рисует природу во всей красоте. Базаров не дорожит дружбой и отрекается от романтической любви; не порочит его автор, а только изображает дружбу Аркадия к самому Базарову и его счастливую любовь к Кате. Базаров отрицает тесные связи между родителями и детьми; не упрекает его за это автор, а только развертывает перед ним картину родительской любви... Тургенев стоит за вечные начала жизни, за те основные элементы, которые могут бесконечно изменять свои формы, но в сущности всегда остаются неизменными... Базаров... побежден не лицами и не случайностями жизни, но самою идеею этой жизни". 8 Поэтому-то перед читателем и предстал "беспокойный и тоскующий Базаров (признак "великого сердца"), несмотря на весь его нигилизм". 9 Открытием Тургенева стали и изображенные уже откровенно критически "базароиды" (определение Герцена) - Кукшина и Ситников, жалкие подражатели моде на нигилизм, населившие чуть позднее многочисленные романы о "новых людях" 60-70-х годов. Но, что особенно важно, уже в "Отцах и детях" была проявлена неразрывная связь между "титаном" и "пигмеями". На вопрос Аркадия: "На какого черта этот глупец Ситников пожаловал?" Евгений отвечает откровенно и четко: "Ситниковы нам необходимы. Мне, пойми ты это, мне нужны подобные олухи. Не богам же, в самом деле, горшки обжигать!" 10
В романе "Взбаламученное море" (опубликован в начале 1862 года, писался в 1861-1862 годах) А. Ф. Писемский тоже непосредственно не спорит с романом Чернышевского (хотя сам автор и угадывается в семинаристе Проскрипском). Писемский, один из самых плодовитых и популярных прозаиков той поры, привычно вглядывался в рядовых обитателей обширной страны. Его герой Александр Бакланов (ему, собственно, и посвящен весь роман, а сцены в Лондоне и описание петербургских пожаров даны лишь на самых последних страницах) характеризуется как "обыкновенный смертный из нашей так называемой образованной среды". "Он представитель того разряда людей, которые до 55 года замирали от восторга в итальянской опере и считали, что это высшая точка человеческого назначения на земле, а потом сейчас же стали, с увлечением и верою школьников, читать потихоньку "Колокол". Внутри, в душе у этих господ нет, я думаю, никакого самоделания, но зато натираться чем вам угодно снаружи - величайшая способность!" 11 Появление подражателей, готовых рядиться во что угодно от празд-
--------------------------------------------------------------------------------
8 Страхов Н. Н. "Отцы и дети" И. Тургенева // Время. 1862. N 4. Отд. 2. С. 81.
9 Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. Т. 5. С. 599.
10 Тургенев И.С. Полн. собр. соч.: В 30 т. Соч.: В 12 т. М., 1981. Т. 7. С. 102.
11 Писемский А. Ф. Полн. собр. соч. СПб., 1912. Т. 4. С. 407.
стр. 68
--------------------------------------------------------------------------------
ности и неспособности к самоделанию, стимулируется самим духом переходных эпох, каковыми и оказались 60-е годы. Молодые нигилисты Писемского в поведении и высказываниях - типичные базароиды. Как писал один из свидетелей той эпохи: "Базаров, даже и в том виде, как у г. Тургенева, - сила, большая и исключительная. Таких сильных натур считают не сотнями, а единицами... в "Отцах и детях" на десяток только один Базаров. В действительной жизни отношение это еще неблагоприятнее. Поэтому понятно, что все несильное, несамостоятельное, способное более понимать форму, чем сущность, должно было облачиться в маскарадный костюм, полагая, что достаточно быть резким и угловатым, чтобы сделаться представителем типа шестидесятых годов. Это именно и случилось". 12
Роман Н. С. Лескова "Некуда" (1864) уже явился моментальным и прицельным откликом не только на недавнюю публикацию самого романа "Что делать?" (1863), но и на практику "внедрения" его идей в жизнь. Показательно, что и в дальнейшем энергия, которую придал роман о "новых людях" современной литературе, не сказалась "в творчестве последователей и подражателей Чернышевского (В. Слепцов, Марко Вовчок, Н. Бажин и др.). Писатели-демократы наследовали лишь тематику и некоторые идеи Чернышевского; развивать жанр интеллектуального романа они даже и не пытались. В смысле жанрообразования влияние романа "Что делать?" сказалось гораздо заметнее в произведениях, полемичных по отношению к нему". Именно после публикации "Что делать?" окончательно оформился "особый жанр "антинигилистического романа" с четко выраженными тематическими и структурными признаками". Как полагает Г. Е. Тамарченко, "это в первую очередь изображение "эпохи реформ" как "смутного времени", как эпохи распада всех традиционных человеческих связей, этических норм и представлений... Революционно настроенного разночинца наперебой изображали совсем не интеллигентным, но грубым и наглым "нигилистом", а женщин интеллигентного труда - либо жертвами этих нахалов, обманутыми их архиреволюционной фразеологией, либо такими же грубыми "нигилистками"". 13
Публикация романа "Некуда" обозначила важный момент в эволюции антинигилистического романа от "Отцов и детей" к "Бесам" Ф.М. Достоевского (1872). У Лескова нигилисты предстают не только в их высказываниях, но и соответствующих действиях (испытываются именно ими, а не любовью, как у Тургенева). В романе Лескова пафос "предупреждения" проступает вполне явственно. Автор "Некуда", отзываясь на роман Чернышевского в печати, признавался: "Я знаю настоящих нигилистов, но я никак не доберусь способа отделить настоящих нигилистов от шальных шавок, окричавших себя нигилистами". 14 В судьбах "настоящих нигилистов" (Лиза Бахарева, "девушка сильная и фанатичка", Райнер - праведник, ставший социалистом, поскольку "их теория отвечала его поэтическим стремлениям") проступают трагические краски, столь очевидные в последних эпизодах романа Тургенева. И героиня, и герой одиноки, не поняты сподвижниками, готовы жертвовать (и жертвуют!) собой во имя "общего дела", которым заправляют идейные спекулянты, и, наконец, безвременно умирают. Их идеализм и честность выглядят исключением в среде деятелей, "окричавших себя нигилис-
--------------------------------------------------------------------------------
12 Шелгунов Н. В. Литературная критика. Л., 1974. С. 190. Все высказывания критика взяты здесь из двух его статей: "Талантливая бесталанность" (Дело. 1869. N 8. Разд. Совр. обозр. С. 1-42) и "Люди сороковых и шестидесятых годов" (Дело. 1869. N 9. Разд. Совр. обозр. С. 1- 29; N 10. С. 1-38; N 11. С. 1-35; N 12. С. 1-51).
13 Тамарченко Г. Е. "Что делать?" и русский роман 60-х годов // Чернышевский Н. Г. "Что делать?" Из рассказов о новых людях. Л., 1975. С. 766-767. (Литературные памятники).
14 Лесков Н. С. Собр. соч.: В 11 т. М., 1958. Т. 10. С. 21.
стр. 69
--------------------------------------------------------------------------------
тами" из-за корысти, моды или просто безделья. "Самоотверженных людей столько сразу не родится, сколько их вдруг откликнулось в это время", - замечает доктор Розанов, обычно выражавший в этом романе мнение самого Лескова. 15
И. А. Гончаров опубликовал "Обрыв" в самом конце десятилетия, когда в читательском сознании уже сложилось представление об "антинигилистическом романе" не столько как особом жанре, сколько как о носителе четкой полемической идеи. В новом романе автора "Обломова" демократическая критика немедленно подчеркнула (и осудила!) именно это качество: "В недобрый час ему захотелось славы художника-мыслителя, ореола проповедника новой жизни своего измышления, и он написал "Обрыв"". 16 Проповедь "новой жизни" связывалась с единственным образом романа - Марком Во-лоховым, который объявлялся главным героем "Обрыва". "Вся соль романа г. Гончарова заключается в его герое Марке. Вычеркните Марка - и романа нет, нет жизни, нет страстей, нет интереса, "Обрыв" невозможен", - утверждал Н. В. Шелгунов. 17 Таким образом, гончаровский роман уподоблялся тургеневскому, где монопольно правил Базаров. Сложная конструкция многопланового создания Гончарова полностью игнорировалась. В советской науке не просто повторялась, но усиливалась подобная тенденция: "Борьба с Волоховым и волоховщиной стала основным заданием, идеологическим стержнем романа... "Обрыв" - роман публицистический, воинствующий. С ним в руках Гончаров встал по одну из сторон баррикады, в защиту "старой правды"", - заявил Н. К. Пиксанов в 1968 году. 18
Двадцатилетняя история создания "Обрыва" ясно показывает, что главным героем романа на всех этапах его создания Гончаров видел Бориса Райского. Именно он воплощает в очередной раз "гончаровский тип" (Адуев, Обломов...) и проходит через все пять частей романа. Показательно такое заявление Гончарова в письме своей оппонентке: "...критика не может требовать, чтобы автор писал не то и не так, как указывает ему его дарование, если оно есть. Судя меня строго, не выпускайте из виду одно обстоятельство, что моя главная и почти единственная цель в романе - есть рисовка жизни, простой, вседневной, как она есть и была, и Марк попал туда случайно". 19 Не стоит забывать, что только при третьем обращении к работе над "Обрывом" (сразу по завершении и публикации "Обломова" в 1859 году) обнаруживается конкретное намерение автора приступить ко второму мужскому характеру, и немедленно возникают трудности в воплощении замысла. Из письма Гончарова от 6(18) августа 1860 года: "Роман не пишется... к Маркушке и приступить не умею, не знаю, что из него должно выйти, да и самого героя не поймал нисколько за хвост... не скрою, что иногда меня берет отчаяние, что я не справлюсь с героем, что взял на себя непреодолимую задачу, и мне хочется бросить все и отстать" (т. 8, с. 298). Последние две
--------------------------------------------------------------------------------
15 Там же. Т. 2. С. 286, 464.
16 Цебрикова М. К. Псевдоновая героиня ("Обрыв", роман г. Гончарова)// Отечественные записки. 1870. N 5. Отд. 2. С. 26.
17 Шелгунов Н. В. Литературная критика. С. 221.
18 Пиксанов Н. К. Роман Гончарова "Обрыв" в свете социальной истории. Л., 1968. С. 61, 198. К чему приводило подобное прочтение романа, можно судить по такому пассажу: "Нарочитый психологизм, отстранение от разработки больших социальных тем обеднило роман "Обрыв", его тематику не только в сравнении с романами Чернышевского, Слепцова и других демократических писателей, но даже и с романами нигилистическими, где худо ли, хорошо ли, но писалось и о крестьянских движениях, и о недостатках царской администрации и других подобных вопросах" (Там же. С. 165).
19 Гончаров И.А. Собр. соч.: В 8 т. М., 1980. Т. 8. С. 353. Далее ссылки на это издание в тексте.
стр. 70
--------------------------------------------------------------------------------
части "Обрыва" (4-я и 5-я), где представлены свидания Марка с Верой, были созданы лишь на самом последнем этапе рождения "Обрыва" - в 1868 году. "Поймать за хвост" своего героя при завершении "Обрыва" Гончарову, вернее всего, помог и опыт портретирования "новых людей" его современниками. 20
Гончаров заявлял: "Я не читал романа "Что делать?"", но тем не менее в письме к А. Ф. Писемскому от 4 декабря 1872 года автор "Обрыва" отозвался о романе Чернышевского очень резко: "Вот, бездарный, тенденциозный памфлет "Что делать?" под фальшивым паспортом романа проскочил же в печать...". В 1865 году Гончаров как член Главного управления по делам печати давал отзыв на цензурное заключение по статье Д. И. Писарева о "Что делать?", "пропитанной всеми теми воззрениями, которые здоровое большинство общества назовет нигилистическими". В отзыве Гончарова его отношение к роману Чернышевского однозначно негативно. К примеру, он цитирует с одобрением следующее заключение цензора: Писарев "приветствует как зарю новых семейных, свободных отношений такую проделку, послужившую сюжетом романа "Что делать?" ... за которую по уголовным законам определены тяжелые наказания". 21 Возможно, что в бесконечных и бесплодных спорах Марка и Веры о "бессрочной любви" и "любви на срок" полемически откликнулась отмеченная "проделка" - история семьи Лопуховых-Кирсановых. Зато с куда большим основанием можно говорить, что в "Обрыве" ощутима связь с романом "Отцы и дети". А. Г. Цейтлин в статье "Сюжетика антинигилистического романа" (1929) увидел в последнем образец антинигилистического романа. Автор статьи, обозревая (не без влияния вульгарной социологии) огромный свод произведений 60-70-х годов, объединил романы Тургенева и Гончарова в одну психологическую разновидность исследуемого жанра. Другие: бытовая ("Некуда" Н. С. Лескова и "Взбаламученное море" А. Ф. Писемского), авантюрная ("На ножах" Лескова). 22
Сюжетное сходство романов Тургенева и Гончарова выглядит убедительным и при использовании сегодня психоисторического подхода к литературе. Игорь П. Смирнов в полемике с "традиционным пониманием антинигилистического романа", когда "ему приписывается только охранительная, утверждающая данный порядок тенденция", доказывает, что "на деле антинигилистический роман более негативен, чем самый нигилизм... отрицает даже идею отрицания ". Такому тексту "не может быть известна никакая иная ценность, кроме одной - продолжаемости родовой жизни " . Смысловое строение антинигилистического романа, полагает Смирнов, "сводится к двум слагаемым: а) герою-нигилисту недостает семейно-родовых связей; в конце концов он гибнет либо попадает в опасное для его жизни положение... б) антипод нигилиста помещается так или иначе внутри рода, что ведет к его спасению". Евгений Базаров, оторвавшийся от родительских корней, погибает случайно и трагически рано. Антипод нигилиста Аркадий Кирсанов, в начале романа верный адепт Базарова, влюбляется в Катю и становится счастливым членом кирсановского клана. В "Обрыве", по словам исследова-
--------------------------------------------------------------------------------
20 Правда, романист в известных статьях ("Предисловие к роману "Обрыв"", "Намерения, задачи и идеи романа "Обрыв""), оправдываясь перед критиками и читателями, настаивал на том, что его нигилист родился, прежде всего, из жизненных впечатлений (встреч с "прототипами"). Но мне уже приходилось писать о том, сколь надо осторожно полагаться на самооправдания обиженного писателя перед беспощадной публикой (куда больше доверия заслуживают его письма к близким людям). См.: Краснощекова Е. И. А. Гончаров. Мир творчества. СПб., 1987. С. 9-12.
21 Цит. по: Пиксанов Н. К. Указ. соч. С. 75, 52- 53, 77, 76.
22 Цейтлин А. Г. Сюжетика антинигилистического романа // Литература и марксизм. 1929. N 2. С. 40, 47, 57.
стр. 71
--------------------------------------------------------------------------------
теля, "апология рода" достигает своего предела. 23 Действительно, в конце романа Вера бросается в спасительные объятия Бабушки, отвергая саму попытку Марка к примирению. Объяснение с Тушиным на месте бывшей беседки на дне оврага - демонстрация полного позора Волохова: "Он злился, что уходит неловко, неблаговидно, хуже, чем пророчил когда-то Райскому, что весь роман его кончается "обрывом", из которого ему надо уходить не оглядываясь, что вслед ему не послано не только сожаления, прощального слова, но его будто выпроваживают, как врага, притом слабого, от которого избавит неделя-другая разлуки да соседняя гора, за которую он перевалится" (т. 6, с. 379).
Критика с момента публикации "Обрыва" называла среди предтечей гончаровского нигилиста тургеневского и сопоставляла их не в пользу первого: "Прототипом Марка служит Базаров. Но Базаров лучезарнее, чище, светлее. Для изображения же Марка г. Гончаров опустил кисть в сажу и сплеча, вершковыми полосами, нарисовал всклокоченную фигуру, вроде бежавшего из рудников каторжного". 24 Гончаров, упрекавший, как известно, Тургенева во многочисленных заимствованиях, упоминал и роман "Отцы и дети" (указывая, в частности, на сходство Шубина с Райским, а Беловодовой с Одинцовой). Предпринятый А. И. Батюто сравнительный анализ романов двух авторов убедительно доказывает, что следует говорить "о вероятной зависимости скорее по линии "Отцы и дети"-"Обрыв", нежели наоборот", когда речь идет о Базарове и Волохове. 25 Трудно не увидеть, что, суммируя взгляды Волохова и нередко приписывая эти выводы Вере (6-я глава 5-й части), Гончаров держал в уме высказывания Базарова, отличающиеся прямотой и афористичностью. Вот некоторые извлечения из указанной главы: "Он (Марк. - Е. К. ), во имя истины, развенчал человека в один животный организм, отнявши у него другую, не животную сторону"; "Угадывая законы явления, он думал, что уничтожил и неведомую силу, давшую эти законы, только тем, что отвергал ее, за неимением приемов и свойств ума, чтобы разуметь ее". Марк видится Вере "смелым проповедником" "полного и дерзкого отрицания всего, от начала до конца, небесных и земных авторитетов, старой жизни, старой науки, старых добродетелей и пороков" (т. 6, с. 308, 310). Оценивая эти и подобные им сентенции, занявшие несколько страниц, М. Е. Салтыков-Щедрин писал: "Наговорено очень много, наговорено, по-видимому, даже очень красиво, но вместе с тем не сказано ничего, что могла бы задержать память без исключительных усилий, не употреблено ни одного слова в его собственном значении, не выражено ничего такого, что относилось бы к делу прямо, а не бродило кругом да около: "какой-то", "как будто" - вот любимейшие выражения автора, вот те орудия, при помощи которых он намеревался кого-то и в чем-то убедить". По поводу самого метода создания негативного образа у Гончарова критик заметил: автор "ограничился одним
--------------------------------------------------------------------------------
23 Смирнов Игорь П. Психодиахроника. Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней. М., 1994. С. 114-116. Заслуживает интереса объяснение автором книги причин популярности антинигилистического романа с его апологией рода именно в России и в этот момент: "Отмена крепостного права в России... уничтожила социальный симбиоз, в котором пребывали помещик и его крепостные, порвала те квазисемейные отношения, которые институт крепостничества выдвигал на место общественных... Позднее русская литература, не терпевшая в своем развитии, как и всякая другая, дискретности, постоянно пыталась в стремлении к сохранению своих важнейших признаков вернуть себе в новой форме ту, подобную родству социальность, которая была утрачена вместе с оглашением Манифеста об освобождении крестьян" (Там же. С. 119).
24 Шелгунов Н. В. Литературная критика. С. 221.
25 Батюто А. И. "Отцы и дети" Тургенева - "Обрыв" Гончарова (философский и этико-эстетический опыт сравнительного изучения) // Русская литература. 1991. N 2. С. 6.
стр. 72
--------------------------------------------------------------------------------
сухим перечнем его (Марка. - Е. К. ) "новых мыслей" и затем вменил их ему в вину, не воплотив их в жизнь". 26
При всей резкости этого высказывания в нем заключена правда. Гончаров мог успешно творить только на "своей ниве, своем грунте", используя "свой мир наблюдений, впечатлений, воспоминаний" (т. 8, с. 148). И этой "нивой" было уловление общих психических примет русского характера поверх его сугубо временных обличий. Как заметил И. Ф. Анненский: "...к новой жизни он (Гончаров. - Е. К. ) не спешил. Не ввязывался в мир непривычных ощущений". 27 Романист понимал под литературными типами "нечто очень коренное - долго и надолго устанавливающееся и образующее иногда ряд поколений", верил, что "в основе коренной русской жизни" навсегда останутся некоторые "племенные черты, как физиологические особенности, которые будут лежать в жизни и последующих поколений и которых, может быть, не снимет никакая цивилизация и дальнейшее развитие, как с физической природы и климата России не снимет ничто ее естественного клейма" (т. 7, с. 443). Все творчество Гончарова - поиск и воплощение именно этих "племенных черт". "Гончаровский тип" никогда не совпадал с ведущими героями эпохи. В момент публикации "Обыкновенной истории" (1848) Александра Адуева прямо связали с галереей романтиков 30- х годов. Обломова и Райского - с "лишним человеком" (ироническая реакция Гончарова: "Таких лишних людей полна русская толпа, скорее не-лишних меньше" (т. 8, с. 476)). И всегда упрекали романиста в непоследовательности, неполноте выявления черт того или иного популярного героя. Гончаров обижался на "глухоту" критики и, подобно персонажу его "Литературного вечера" (1880), готов был воскликнуть: "Какое право имеете вы судить автора за то, что он не дал? Критика должна смотреть только на то, что он дал!" (т. 7, с. 94).
И на самом деле, современная романисту критика, погруженная в острейшую идейную полемику, практически проигнорировала "то, что он дал" - своеобразие поэтики его позднего романа. А сама глубинная основа его капитального творения - Книги, четыре части которой (три романа и "Фрегат "Паллада"") последовательно развивают единый авторский сверхзамысел, не сразу приоткрылась и потомкам. Этот сверхзамысел нацелен на уяснение "обломовщины" как менталитетного признака обитателей "незрелой" страны. Противостоящая обломовщине "просвещенность- цивилизованность" (ее итог - "совершеннолетие") определяет представление Гончарова о человеческом идеале и соответствующем ему духовном состоянии нации. Реализуются указанные понятия в категориях поэтапного "взросления", т. е. обретения таких качеств, как независимость от авторитетов и моды, ответственность перед собой и другими, способность к целенаправленному труду...
В многоплановом образе Волохова проступают (в соответствии с указанным сверхзамыслом) такие приметы, которые, хотя и были до Гончарова уловлены его современниками, но еще недостаточно высветлены. Поскольку прозрения романиста располагаются в сфере национально-менталитетных координат, они в некоторых отношениях уже выходят за рамки 60-х годов и касаются последующих периодов бытования русского нигилизма (в частности, предсказывая "Бесов" Достоевского).
--------------------------------------------------------------------------------
26 Салтыков-Щедрин М. Е. Уличная философия. (По поводу 6-й главы 5-й части "Обрыва") //Отечественные записки. 1869. N 6. Совр. обозр. С. 145-147.
27 Анненский И.Ф. Книги отражений. М., 1979. С. 225. (Литературные памятники). Та же самая мысль звучала в таком высказывании критики: Гончаров "не останавливался на взволнованной поверхности общества, а уходил вглубь, туда, где спокойно и медленно совершается органическое нарастание традиционного быта, где стоят его устои, медленно поддающиеся изменениям" ( Азбукин В. И. А. Гончаров в русской критике (1817-1912). Орел, 1916. С. 34).
стр. 73
--------------------------------------------------------------------------------
В статье "Образ нигилиста у Гончарова" (1928) В. Ф. Переверзев, обобщая суждения критики о Волохове, писал: его "рассматривают как исключение, как попытку Гончарова выйти из круга обычных для него образов, зарисовать новый для него и плохо ему знакомый образ нигилиста шестидесятых годов". Ученый ставил вопрос: "действительно ли Волохов является исключением среди других характеров Гончарова, отступлением от канона гончаровских образов, или же он является логическим звеном этого канона, логической ступенью в развитии обломовского типа?". Автор соглашался с последним предположением, указывая, в частности, на сходство в настроениях Адуева-младшего в момент расставания с иллюзиями молодости ("состояние своеобразного обломовского нигилизма, которое могло затянуться на более или менее долгое время и даже сделаться постоянной чертой характера") с тем комплексом чувств, что вложил Гончаров в Марка. Он "такой же нигилист, как Обломов лишний человек. Обломовец, ударившийся в нигилизм, вот положительное определение Волохова". 28
Можно говорить о своеобразном двойничестве двух ведущих мужских характеров "Обрыва". Борис Райский, как заметила еще прижизненная критика, "изображает собою подготовительную переходную форму к Марку". 29 Сам Гончаров не раз писал о Райском-Волохове как об едином, притом вечном типе: они "будут являться среди всех поколений, со свойственными каждому поколению отличиями, настолько, насколько лень, безделие, нетрезвое понимание действительности и другие свойственные им недостатки будут уделом самого общества... испорченные воспитанием, без подготовки к деятельности, они не могли совладеть со своей волей, пробудить в себе энергию - и не хотели создать себе никакого круга специального, практического труда, не умели найти дела около себя" (т. 6, с. 430). В этой характеристике подмечены черты одного смыслового ряда, столь блестяще запечатленные в Илье Ильиче Обломове, обаятельном духовном недоросле, плавно перешедшем в своем развитии от юности к старению, миновав зрелость-совершеннолетие. Эти черты - праздность, мечтательная лень, неподготовленность к систематическому труду, безволие...
Если описания внешнего вида Марка напоминают неблаговидные портреты нигилистов у Писемского и Лескова и контрастны романтическому портрету Бориса, то в их внутренних характеристиках разительны совпадения. Они бросаются в глаза наблюдательным персонажам "Обрыва". Бабушка о Райском: "Отроду не видывала такого человека!.. Вот только Маркушка у нас бездомный такой..." (т. 5, с. 164). Леонтий Козлов о Марке: "А ведь в сущности предобрый!.. И чего не знает? Все! Только ничего не делает, да вот покою никому не дает: шалунище непроходимый" (т. 5, с. 226) (глагол "шалить-шутить" неоднократно повторяется при характеристике дилетантских увлечений "вечного юноши" Райского). Наконец, сам Борис так размышляет о Марке: "...кажется не я один такой праздный, не определившийся, ни на чем не останавливающийся человек. Вот что-то похожее: бродит, не примиряется с судьбой, ничего не делает (я хоть рисую и хочу писать роман), по
--------------------------------------------------------------------------------
28 Переверзев В.Ф. Образ нигилиста у Гончарова // Литература и марксизм. 1928. N1. С. 46-47, 62. Любопытно такое свидетельство современника эпохи 60-х годов: "Русский наш нигилизм в своем начале был, собственно, одно бесплодное отрицание - какая-то вялая обломовщина в чисто русском вкусе. Сидит, лежит и отрицает. Дважды два - четыре: а кто мне сказал, что дважды два - четыре? На то Бог ум дал. А кто его, этого Бога-то, знает? Это идеал. А что такое идеал? Выше того, что видишь и щупаешь, ничего нет - и прочее и прочее в этом роде. Таких, по крайней мере, господ я встречал под названием нигилистов..." (История русской литературы XIX века. М., 1910. Т. 3. С. 65).
29 Шелгунов Н. В. Литературная критика. С. 238.
стр. 74
--------------------------------------------------------------------------------
лицу видно, что ничем и никем не доволен..." (т. 5, с. 267). Пытаясь понять, "откуда он такой", Борис выстраивает следующий ряд: из-за обиды стал "мстить обществу: благоразумие, тишина, чужое благосостояние показалось грехом и пороком, порядок противен, люди нелепы... И давай тревожить покой смирных людей!" (т. 5, с. 281). Далее, опираясь отчасти на самонаблюдения, Райский относит Волохова к знакомому типу так называемых "артистов" - "праздные повесы, которым противен труд и всякий порядок", они предпочитают "бродячую жизнь, житье нараспашку, на чужой счет - вот все, что им остается, как скоро они однажды выскочат из колеи. Они часто грубы, грязны; есть между ними фаты, которые еще гордятся своим цинизмом и лохмотьями..." (т. 5, с. 280). Нередки среди "артистов" и "донкихоты", "они хватаются за какую-нибудь невозможную идею, преследуют ее иногда искренно: вообразят себя пророками и апостольствуют в кружках слабых голов, по трактирам. Это легче, чем работать" (т. 5, с. 281). Упоминание об апостольстве в "кружках слабых голов" уже прямо соотносится с "пропагандой" Марка в "дремучей провинции" среди недоучившихся гимназистов. В манерах, поведении Марка налицо приметы подростка, упивающегося своими вызывающими поступками. Вера так описывает Волохова в момент знакомства с ним: "Я видела что-то странное, распущенное, вы не дорожили ничем - даже приличиями, были небрежны в мыслях, неосторожны в разговорах, играли жизнью, сорили умом, никого и ничего не уважали, ни во что не верили и учили тому же других, напрашиваясь на неприятности, хвастались удалью" (т. 6, с. 260). Собрав воедино все "подвиги" Марка в Малиновке и соседнем городке (от воровства яблок до выстрелов в солидного Тучкова), можно согласиться с характеристикой Веры.
"Праздные повесы" из среды "несовершеннолетних", как известно, активно пополняют ряды бунтарей и нигилистов в смутные периоды. А. И. Герцен в "Былом и думах" так характеризовал "кадры" французской революции 1848 года: в нее "втекают непризнанные артисты, несчастные литераторы, студенты, не окончившие курса, но окончившие учение, адвокаты без процессов, артисты без таланта, люди с большим самолюбием, но с малыми способностями, с огромными претензиями, но без выдержки и силы на труд... Легкость, с которой, и только по-видимому, всплывают знаменитости в революционные времена, поражает молодое поколение, и оно бросается в пустую агитацию; она приучает их к сильным потрясениям и отучает от работы". 30 Давая оценку воззрениям Волохова, Вера использует такие определения: зыбкость, односторонность, пробелы, местами будто умышленная ложь пропаганды, ненасытная жажда самолюбия и самонадеянность... "Он звал к новому делу, к новому труду, но нового дела и труда, кроме раздачи запрещенных книг, она не видела" (т. 6, с. 313).
Резкость манер Базарова переросла у Волохова в демонстративную бесцеремонную невоспитанность в обращении со всеми, за исключением Веры. Грубость выглядит нарочитой, поскольку заботы о несчастном Леонтии Козлове обнаруживают доброе сердце. Но известно, что для задержавшегося в своем взрослении самолюбивого человека подражание становится искомым средством самоутверждения. Волохов и демонстрирует весь набор примет поведения рядовых нигилистов - таких примет, которые подчас только и отличают бунтующих "сыновей" от их "отцов". П.А. Кропоткин так вспоминал об ушедшей эпохе: "Прежде всего, нигилизм объявил войну так называемой условной лжи культурной жизни. Он усвоил себе несколько грубоватые манеры как протест против внешней полированности отцов... Он
--------------------------------------------------------------------------------
30 Герцен А. И. Соч.: В 9 т. М., 1956. Т. 5. С. 300.
стр. 75
--------------------------------------------------------------------------------
отказался от условных форм светской болтовни и выражал свое мнение резко и прямо, даже с аффектацией внешней грубоватости". 31 Намеренная резкость гончаровского героя выглядит подчас вызывающей и подрывает веру читателя, восхищенного изысканной красотой героини, в саму возможность их отношений. 32
Поведение отщепенца Волохова подчас столь впечатляет, что препятствует восприятию того глубинного смысла, что вложил в этот образ Гончаров (обломовец, обернувшийся нигилистом). Райский размышляет: "...дела у нас, русских, нет, а есть мираж дела" (т. 5, с. 330). Мираж - это видимость (фальшивая подмена подлинности), что распространяется не только на цели-идеи, но и на все проявления текущей жизни: занятия, отношения, переживания... Иллюзия "украшает" существование, создает как атмосферу молодого возбуждения и активности, так и удобного душевного покоя, придавая на время некий смысл жизни. Но неминуемо обнаружение обмана и... горечь очередного разочарования погружает человека в скуку-тоску. Подобная психологическая динамика характерна для героя Гончарова - доброго, неглупого, но инфантильного мужчины. Нигилизм Волохова, что выражается в скандальном поведении и нескладной "пропаганде", тоже своего рода мираж, призванный разрядить бунтарскую энергию обиженного на мир человека. Таким образом, "несовершеннолетие" гончаровского героя проявляется не только в лежании на диване, не только в бесплодных метаниях от одного вида искусства к другому, но и во взбудораживании разными (подчас нравственно сомнительными) способами сонного городка.
Вспоминается гоголевская боль, прорвавшаяся в рассказе о байбаческой жизни Андрея Тентетникова (из второго тома "Мертвых душ"), в детстве живого мальчика, подрастающего под опекой "необыкновенного наставника". Из-за неожиданной смерти учителя ("мужа"!) "не успел образоваться и окрепнуть начинавший в нем строиться высокий внутренний человек", и герой навсегда остался "незрелым юношей" с "лишенной упругости немощной волей". Безнадежно ожидание Тентетниковым бодрого слова "вперед", которого вместе с ним ждет "повсюду на всех ступенях стоящий, всех сословий и званий и промыслов, русской человек". Далее следует горькое заключение: "...веки проходят за веками, позорной ленью и безумной деятельностью... объемлется (....) и не дается Богом муж, умеющий приносить его!" 33 У Гоголя приравнены в своей одинаковой бесперспективности для России бездеятельность и деятельность, лишенная гуманного и действенного содержания. И та и другая - порождение неизжитой юношеской незрелости. В "Обрыве" "позорная лень" дилетанта Райского и "безумная деятельность" нигилиста Волохова выглядят двумя вариантами бытования обломовского типа - самого глубокого гончаровского обобщения в сфере менталитета.
Обломовец-нигилист - открытие автора "Обрыва", но уже в героях его предшественников по антинигилистическому роману прорисовываются многие черты подобного типа. Во "Взбаламученном море" нигилисты - бездельные подростки, нахватавшиеся крайних идей и бессмысленно пострадавшие из-за своего самолюбивого энтузиазма. "Что за ералаш происходил в этих юных головах и к чему могут годиться эти развинченные головы..." - с горечью замечал В. П. Боткин в 1866 году, наблюдая в жизни прототипов
--------------------------------------------------------------------------------
31 Кропоткин П. А. Записки революционера. СПб., 1906. С. 267-269.
32 Характерна реакция Тургенева: "И что за фигура этот соблазнитель, Марк Волохов? Почему этот свинопас - другого слова придумать нельзя - увлекает Веру? Где сила, красота, ум, наконец?" (Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Письма: В 13 т. Т. 8. С. 13).
33 Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. [Л.], 1951. Т. 7. С. 23.
стр. 76
--------------------------------------------------------------------------------
героев Писемского. 34 Виктор Басардин из "Взбаламученного моря" в своем опыте прихода к нигилизму во многом совпадает с Марком Волоховым, который, как раскрывает не вошедшая в окончательный текст глава о его воспитании, сначала был выгнан за безобразное поведение из университета, а потом и из армии. Басардин тоже служил в армии. "Возвратясь из отпуска... он на первых же порах, по юношеской неопытности, вздумал было схватить полкового офицера за ворот. Его за это разжаловали в солдаты и сослали на Кавказ". Выйдя в отставку, избил отца до полусмерти (поскольку умершая мать ему, а не Виктору завещала имение) и был посажен в смирительный дом. "...Лишенный всяких нравственных правил... и в то же время с головой, набитою какой-то бессмысленной протестацией против всего, что имело над ним какую-нибудь власть, он и в помыслах не имел, до какой степени были безобразны его настоящие поступки". По приезде в Москву герой стал обличителем властей, а в конце романа - лондонским связным. Другой нигилист у Писемского - Валериан Сабакеев, "двадцатилетний материалист", только что из университета. Глядя на брата, Евпраксия (жена Бакланова) бросает: "сорокалетние идеалисты" (ровесники ее мужа) "в молодости восхищались стихами, а вы - теориями разными". Наслушавшись "красных" ("Надобно все изменить, уничтожить сословия... уничтожить брак, семью... Взять топор, так позволят!.."), Бакланов восклицает: "Господа, вы рассуждаете, как дети, как мальчишки!" Другое поименование: "Шуты... гороховые!" Ироническая главка "Миросозерцание новой героини" подает поведение Елены Базелейн как детскую игру некрасивой девушки, желающей привлечь к себе внимание. Бакланов в ответ на ее высказывания о любви-семье взволнованно вопрошает: "Господи! Где вы эдаких фраз нахватались?.. Вас, вероятно, всем этим нашпиговала наша литература". - "Да, литература!" 35
Подобные обмены репликами у Писемского между Баклановым и молодыми радикалами перерастают у Лескова ("Некуда") в долговременный спор между "постепеновцами", полагающимися на прогресс через медленное реформирование, и "нетерпеливцами", жаждущими осуществления утопии "здесь и сейчас". Доктор Розанов, наиболее близкий автору персонаж, относится к первым. И именно он получает самую высокую аттестацию от столь требовательной к себе и другим Лизы Бахаревой. Розанов "при всей своей распущенности все-таки более всех подходил в ее понятиях к человеку. В его натуре сохранилось много простоты, искренности, задушевности, бесхитростности и в то же время живой русской сметки, которую он сам называл мошенническою философиею". 36
Райский, обычно выразитель авторского мнения, тоже "постепеновец" и в этом противостоит Волохову, в других отношениях, как говорилось выше, близкому к нему. В отличие от Марка Борис воевал с "бабушкиной мудростью" добродушно и снисходительно, поскольку видел, что "под старыми, заученными правилами таился здравый смысл и житейская мудрость и лежали семена тех начал, что, безусловно, присваивала себе новая жизнь, но что было только завалено уродливыми формами и наростами в старой" (т. 6, с. 8). В главе, открывающей третью часть "Обрыва", взгляды Райского резко
--------------------------------------------------------------------------------
34 В. П. Боткин и И. С. Тургенев. Неизданная переписка. 1851-1869. М.; Л., 1930. С. 222. Со словами Боткина перекликается наблюдение М. Н. Каткова в 1869 году: "Искренними нигилистами могут быть только совершенно незрелые молодые люди, которых, к сожалению, благодаря фальшивой педагогической системе... в таком изобилии выбрасывали на свет наши учебные заведения" (Московские ведомости. 1869. 24 мая. N 112).
35 Писемский А. Ф. Поли. собр. соч. Т. 4. С. 344, 176, 384, 518, 520, 524.
36 Лесков Н. С. Собр. соч.: В 11 т. Т. 2. С. 234.
стр. 77
--------------------------------------------------------------------------------
противопоставлены идеям нигилистов (Волохов проявится именно в этой части). Борис "открыто заявлял, что, веря в прогресс, даже досадуя на его "черепаший шаг", сам не спешил укладывать себя всего в какое-нибудь, едва обозначившееся десятилетие, дешево отрекаясь и от завещанных историей, добытых наукой и еще более от выработанных собственной жизнью убеждений, наблюдений и опытов, ввиду едва занявшейся зари quasi-новых идей, более или менее блестящих или остроумных гипотез, на которые бросается жадная юность" (т. 6, с. 7).
Эту же "жадную юность" Лесков именовал "нетерпеливцами" (именно они густо населяют вторую и третью части романа "Некуда"). В описании нигилистов (вовлеченных, по Гоголю, в "безумную деятельность") у Лескова преобладают мотивы самозванного шутовства, подражательной "игры", столь укорененные в русской исторической мифологии. Ключевыми видятся такие строки из романа "Некуда": "Вспомните это недавно прошедшее время (начало царствования Александра II. - Е. К. ), когда небольшая горсть людей, "довременно растленных", проснулась, задумалась и зашаталась в своем гражданском малолетстве. Эта горсть русских людей... быстро росла и хотела расти еще быстрее. В этом естественном желании роста она дорожила своей численностью и, к сожалению, была слишком неразборчива. Она не принимала в расчет рутинной силы среды и не опасалась страшного вреда от шутов и дураков, приставших к ней по страсти к моде... На великое несчастье этих людей, у них не было вовремя силы отречься от приставших к ним шутов... Они были более честны, чем политически опытны, и забывали, что один Дон- Кихот может убить целую идею рыцарства". Эту "горсть русских людей" представляет по типу личности одна Лиза Бахарева (и замечание о "гражданском малолетстве" к ней вполне приложимо). Вокруг нее - хоровод "шутов и дураков", притом далеко не безобидных. Об Арапове бытует мнение: "...актер большой. Все только комедии из себя представляет". Но замыслы его "комедий" опасные. Глядя на ночную панораму Москвы, он мечтает: "Если бы все это в темную ночь залить огнем? Набат, кровь, зарево!.." Налицо замысел "жестоких игр". Предсказанием "Бесов" (шигалевщина) звучат слова другого нигилиста - Бычкова: "Залить кровью Россию, перерезать все, что к штанам карман пришило. Ну, пятьсот тысяч, ну, миллион, ну, пять миллионов... Ну что ж такое? Пять миллионов вырезать, зато пятьдесят пять останется и будут счастливы". 37
Обычное пребывание обломовцев-нигилистов в безделии, иждивенчестве и скуке раскрывается в описании "Дома согласия". В этой коммуне, созданной краснобаем Белоярцевым по рецептам Чернышевского, "преобладала полная беззаботливость о себе и равносильное равнодушие к имущественным сбережениям ближнего. (...) Неимущий считал себя вправе пожить за счет имущего, и это все не из одолжения, не из-за содействия, а по принципу, "по гражданской обязанности"". "...А имущие тоже были не бог весть как сильны и притом же вели дела свои в последней степени безалаберно". Розанов старался образумить Лизу, содержавшую (на наследственные деньги) вместе с Райнером, который их зарабатывал своим трудом, всю скучающую компанию: "Вас отуманивает ваша горячая натура и честные стремления, и вы не видите, кого вы принимаете за людей. Это трусы, которым хочется прослыть деятелями и которые выдумали играть безопасную для себя комедию, расславляя, что это какое-то политическое дело". 38
--------------------------------------------------------------------------------
37 Там же. С. 136, 260, 258, 301.
38 Там же. С. 544, 474.
стр. 78
--------------------------------------------------------------------------------
В "Обрыве" игра Марка в "исчадье здешних мест" довольно безобидна. Его манера занимать деньги без отдачи, привычка влезать в дом через окно и тому подобные выходки, конечно, шокируют добропорядочных обитателей "промозглого угла", но не более того. Любовная "игра" (выстрелы-призывы, письма в голубых конвертах, встречи на дне оврага, овеянного воспоминаниями о самоубийце) только создает таинственный ореол вокруг "любовника Веры". В "Некуда" "игра" идейных спекулянтов, подпитываемая инфантильностью рядовых "нетерпеливцев", оборачивается, как правило, уже серьезной подменой, провокацией. Слова Розанова, обращенные к Лизе, подтверждаются в эпизоде, когда организаторы коммуны с целью придачи себе веса пугают обитателей обыском и арестом. Подобная "игра в революцию", свидетельствует Герцен, в "смутные времена общественных пересозданий" обычна для "накипевшей закраины, покрытой праздным пустоцветом": "Многие скрывают свой адрес, не сообщают свой день отъезда, не сказывают, куда едут, пишут шифрами и химическими чернилами новости, напечатанные просто голландской сажей в газетах". 39 Обитатели "Дома согласия" в смятении сжигают без разбора книги и рукописи, мечутся в тревоге от окон к двери и, наконец, в смущенной растерянности узнают о безосновательности страхов и бессмысленности суеты. Идеалист Райнер сначала видел в "нравственной нечисти" основателей коммуны "остатки дикости свободолюбивых, широких натур" ("Это и есть те полудикие, но не повихнутые цивилизациею люди, с которыми должно начинать дело"). Но после всех испытаний и разочарований он обращается к Лизе: "...от всей души желаю, чтобы так или иначе скорее уничтожилась жалкая смешная попытка, профанирующая учение, в которое я верю. Я, социалист Райнер, буду рад, когда в Петербурге не будет Дома Согласия. Я благословляю тот час, когда эта безобразная, эгоистичная и безнравственная куча самозванцев разойдется и не станет мотаться на людских глазах". 40
Вполне очевидно, что предупреждение, прозвучавшее в антинигилистических романах русских классиков, не могло быть услышано в эпоху победы большевиков-"нетерпеливцев" с их лозунгом: "Клячу истории загоним!" Сам опыт такого романа был ошельмован и практически исключен из свода чтения русского читателя. Надежды авторов на "взросление нации" в будущем, их неприятие инфантилизма как психологической почвы нигилизма не просто были чужды, но враждебны господствующей идеологии. Коммунистических правителей устраивала доставшаяся им по наследству от царизма готовность народа подчиниться "старшему", уверенно орудующему авторитетными догмами.
Сегодня проблематика романов Гончарова и его современников не устарела, поскольку, как признает и российская пресса, "вопрос о нашей детскости, нашей незрелости остается актуальным... спустя тысячу лет развития Россия - по-прежнему подросток". 41 Изживание менталитетных примет, присущих обломовцам-нигилистам, процесс медленный и трудный.
--------------------------------------------------------------------------------
39 Герцен А. И. Соч.: В 9 т. Т. 5. С. 302, 300.
40 Лесков Н. С. Собр. соч.: В 11 т- Т. 2. С. 545, 630.
41 Кантор В. Лишенные наследства. (К проблеме смены поколений в России) // Октябрь. 1996. N 10. С. 168.
стр. 79
Интерес к 60-м годам XIX века в наши дни естествен. Можно обнаружить много параллелей между тем периодом, ощущаемым его современниками как эпоха смуты (разрушение устоев, исчезновение авторитетов и кризис миросозерцания всех слоев общества), и нынешней ситуацией в России. В первое пятнадцатилетие Александра II (1855- 1870) не только критика оказалась глубоко политизированной, литература тоже достаточно активно впитывала в себя злободневную проблематику эпохи "перестройки и гласности". Процесс охватил все жанры, но с особой очевидностью проявился в романе, ставшем к этому времени ведущим жанром русской литературы. Феномен "антинигилистического романа" демонстрирует в очередной раз огромный потенциал романного жанра как "единственного становящегося и еще не готового". "Жанровый костяк романа еще не затвердел, и мы не можем предугадать всех его пластических возможностей". 1 Это суждение М. М. Бахтина еще раз подтверждается очередной и своеобразной "мутацией" русского романа в 60-70-е годы XIX века. Говоря об антинигилистическом романе, стоит помнить и такое суждение этого ученого: "...ни одна конкретная историческая разновидность не выдерживает принципа в чистом виде, но характеризуется преобладанием того или иного принципа оформления героя". 2 Именно трактовка героя эпохи и определила (вместе с сюжетикой) лицо антинигилистического романа. Далее моя работа будет сосредоточена на этих именно компонентах избранной формы.
В советской науке включение того или иного романа в число антинигилистических диктовалось отношением его автора к явлениям "второго этапа русского революционного движения" (по Ленину). В "Истории русского романа" (1964) читаем: "По своему идеологическому направлению это роман реакционно- охранительный. Центральной темой его является борьба двух сил - демократической и реакционной. По приемам характеристики представителей демократического движения это роман-памфлет. Его основная задача состоит не в объективно исторической и всесторонней характеристике героев, не в истолковании "нового типа", а в его осуждении, в клеветнически-пасквильном его изображении". 3 В последней советской "Истории русской
--------------------------------------------------------------------------------
1 Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. С. 447.
2 Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 178.
3 История русского романа: В 2 т. М.; Л., 1964. Т. 2. С. 102. (Автор главы Ю. С. Сорокин).
стр. 66
--------------------------------------------------------------------------------
литературы" (1982) формулировка смягчилась лишь слегка: "...антинигилистический роман в целом - это прежде всего роман, защищающий незыблемость государственных и семейных "устоев", роман, злобно отрицающий самую мысль о правомерности "форсированных маршей", т. е. революционных методов решения центральных проблем русской действительности". 4
Сегодня, после многих десятилетий "форсированных маршей", антинигилистические романы прочитываются совсем по- иному. Пафос, объединивший на недолгом временном промежутке Тургенева и Гончарова, Толстого и Достоевского, находившихся подчас в непростых личных отношениях и полемизировавших по многим вопросам, видится не чем иным, как чуткой реакцией на явление, действительно опасное для исторических судеб России. Называя "Бесы" "романом- предупреждением", Л. Сараскина 5 напоминает слова Ф.М. Достоевского, брошенные "реалистам и критикам": "Мой идеализм - реальнее ихнего... Ихним реализмом - сотой доли реальных, действительно случившихся фактов не объяснишь. А мы нашим идеализмом пророчили даже факты. Случалось." 6 Антинигилистический роман XIX века в своих прозрениях выглядит сегодня предшественником антиутопического (антитоталитарного) романа XX века, который продемонстрировал долговременные итоги нигилизма века предшествующего.
Еще в год публикации "Обрыва" (1869) критика верно уловила различие в подходе к изображению героя-нигилиста первоклассными русскими писателями, с одной стороны, и, с другой - авторами популярных тогда романов, которым суждено было вскоре стать лишь достоянием истории (мы имеем в виду романы 60-х годов В. И. Аскоченского, В. П. Клюшникова, В. П. Авенариуса...). Правда, сам стиль высказываний М. Е. Щедрина выдает в нем горячего участника литературных споров: "Для гг. Тургенева, Гончарова, Писемского и других нигилист - это не более, как особенная разновидность человека, представляющая опытным беллетристам случай показать, что они так глубоко поняли тайны человеческого сердца, что даже такая мрачная пучина, как сердце нигилиста, и та не осталась для них сокровенною..." Другой принцип, который несправедливо приписывался Н. С. Лескову: "Ни один из его героев... не существуют в его глазах сами для себя; все это призраки, которые дают только повод вызвать другой, ненавистный, но вечно милый призрак: призрак нигилизма" ("милый" - намек на недавнее сочувствие автора радикальным идеям. - Е. К .). 7 Отмеченное преобладание психологической задачи (уяснить "тайны человеческого сердца") диктует выбор материала в этой работе. Книги И. С. Тургенева, А. Ф. Писемского, Н. С. Лескова создают подлинно художественный контекст для гончаровского "Обрыва".
Стоит напомнить, что в свое время в суждениях о генезисе и эволюции антинигилистического романа (а не только в оценках самого феномена) тоже давали о себе знать идеологические догмы. "Отцы и дети" появились в 1862 году, т. е. еще до публикации книги "Что делать?" Н. Г. Чернышевского (1863), давшей мощный толчок антинигилистическим публикациям. Тем не менее отсутствие конкретной полемики в романе Тургенева ни в коей мере не выключает его по существу из оппонентов Чернышевского и его последователей. Однако, хотя в советские 20-е годы роман Тургенева всегда назы-
--------------------------------------------------------------------------------
4 История русской литературы: В 4 т. Л., 1982. Т. 3. С. 285-286. (Автор главы А. И. Батю-то).
5 Сараскина Л. И. "Бесы": роман- предупреждение. М., 1990.
6 Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Л., 1985. Т. 28. Кн. 2. С. 329.
7 Салтыков-Щедрин М. Е. Собр. соч.: В 20 т. М., 1970. Т. 9. С. 343.
стр. 67
--------------------------------------------------------------------------------
вался вместе с произведениями Писемского, Лескова, Гончарова, Достоевского в ряду антинигилистических романов, позднее исследователи изъяли его из "порочного списка" с целью сохранения незапятнанного имени в каноне писателей критического реализма. Сегодня нельзя не признать, что именно базаровщина, блестяще уловленная в самой жизни и осмысленная в контексте смены эпох, стала открытием, что стимулировало дискуссию вокруг "новых людей".
Известны многочисленные высказывания создателя Базарова о своем герое. Тургенев симпатизировал незаурядной личности нигилиста, но однозначно представил сам нигилизм как явление бесплодное в настоящем и бесперспективное в будущем. В отличие от его последователей Тургенев не прибегал при "оформлении героя" к средствам, прямо обнаруживающим авторскую критику. Н. Н. Страхов писал о "таинственном нравоучении", преподнесенном Тургеневым читателю: "Базаров отворачивается от природы; не корит его за это Тургенев, а только рисует природу во всей красоте. Базаров не дорожит дружбой и отрекается от романтической любви; не порочит его автор, а только изображает дружбу Аркадия к самому Базарову и его счастливую любовь к Кате. Базаров отрицает тесные связи между родителями и детьми; не упрекает его за это автор, а только развертывает перед ним картину родительской любви... Тургенев стоит за вечные начала жизни, за те основные элементы, которые могут бесконечно изменять свои формы, но в сущности всегда остаются неизменными... Базаров... побежден не лицами и не случайностями жизни, но самою идеею этой жизни". 8 Поэтому-то перед читателем и предстал "беспокойный и тоскующий Базаров (признак "великого сердца"), несмотря на весь его нигилизм". 9 Открытием Тургенева стали и изображенные уже откровенно критически "базароиды" (определение Герцена) - Кукшина и Ситников, жалкие подражатели моде на нигилизм, населившие чуть позднее многочисленные романы о "новых людях" 60-70-х годов. Но, что особенно важно, уже в "Отцах и детях" была проявлена неразрывная связь между "титаном" и "пигмеями". На вопрос Аркадия: "На какого черта этот глупец Ситников пожаловал?" Евгений отвечает откровенно и четко: "Ситниковы нам необходимы. Мне, пойми ты это, мне нужны подобные олухи. Не богам же, в самом деле, горшки обжигать!" 10
В романе "Взбаламученное море" (опубликован в начале 1862 года, писался в 1861-1862 годах) А. Ф. Писемский тоже непосредственно не спорит с романом Чернышевского (хотя сам автор и угадывается в семинаристе Проскрипском). Писемский, один из самых плодовитых и популярных прозаиков той поры, привычно вглядывался в рядовых обитателей обширной страны. Его герой Александр Бакланов (ему, собственно, и посвящен весь роман, а сцены в Лондоне и описание петербургских пожаров даны лишь на самых последних страницах) характеризуется как "обыкновенный смертный из нашей так называемой образованной среды". "Он представитель того разряда людей, которые до 55 года замирали от восторга в итальянской опере и считали, что это высшая точка человеческого назначения на земле, а потом сейчас же стали, с увлечением и верою школьников, читать потихоньку "Колокол". Внутри, в душе у этих господ нет, я думаю, никакого самоделания, но зато натираться чем вам угодно снаружи - величайшая способность!" 11 Появление подражателей, готовых рядиться во что угодно от празд-
--------------------------------------------------------------------------------
8 Страхов Н. Н. "Отцы и дети" И. Тургенева // Время. 1862. N 4. Отд. 2. С. 81.
9 Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. Т. 5. С. 599.
10 Тургенев И.С. Полн. собр. соч.: В 30 т. Соч.: В 12 т. М., 1981. Т. 7. С. 102.
11 Писемский А. Ф. Полн. собр. соч. СПб., 1912. Т. 4. С. 407.
стр. 68
--------------------------------------------------------------------------------
ности и неспособности к самоделанию, стимулируется самим духом переходных эпох, каковыми и оказались 60-е годы. Молодые нигилисты Писемского в поведении и высказываниях - типичные базароиды. Как писал один из свидетелей той эпохи: "Базаров, даже и в том виде, как у г. Тургенева, - сила, большая и исключительная. Таких сильных натур считают не сотнями, а единицами... в "Отцах и детях" на десяток только один Базаров. В действительной жизни отношение это еще неблагоприятнее. Поэтому понятно, что все несильное, несамостоятельное, способное более понимать форму, чем сущность, должно было облачиться в маскарадный костюм, полагая, что достаточно быть резким и угловатым, чтобы сделаться представителем типа шестидесятых годов. Это именно и случилось". 12
Роман Н. С. Лескова "Некуда" (1864) уже явился моментальным и прицельным откликом не только на недавнюю публикацию самого романа "Что делать?" (1863), но и на практику "внедрения" его идей в жизнь. Показательно, что и в дальнейшем энергия, которую придал роман о "новых людях" современной литературе, не сказалась "в творчестве последователей и подражателей Чернышевского (В. Слепцов, Марко Вовчок, Н. Бажин и др.). Писатели-демократы наследовали лишь тематику и некоторые идеи Чернышевского; развивать жанр интеллектуального романа они даже и не пытались. В смысле жанрообразования влияние романа "Что делать?" сказалось гораздо заметнее в произведениях, полемичных по отношению к нему". Именно после публикации "Что делать?" окончательно оформился "особый жанр "антинигилистического романа" с четко выраженными тематическими и структурными признаками". Как полагает Г. Е. Тамарченко, "это в первую очередь изображение "эпохи реформ" как "смутного времени", как эпохи распада всех традиционных человеческих связей, этических норм и представлений... Революционно настроенного разночинца наперебой изображали совсем не интеллигентным, но грубым и наглым "нигилистом", а женщин интеллигентного труда - либо жертвами этих нахалов, обманутыми их архиреволюционной фразеологией, либо такими же грубыми "нигилистками"". 13
Публикация романа "Некуда" обозначила важный момент в эволюции антинигилистического романа от "Отцов и детей" к "Бесам" Ф.М. Достоевского (1872). У Лескова нигилисты предстают не только в их высказываниях, но и соответствующих действиях (испытываются именно ими, а не любовью, как у Тургенева). В романе Лескова пафос "предупреждения" проступает вполне явственно. Автор "Некуда", отзываясь на роман Чернышевского в печати, признавался: "Я знаю настоящих нигилистов, но я никак не доберусь способа отделить настоящих нигилистов от шальных шавок, окричавших себя нигилистами". 14 В судьбах "настоящих нигилистов" (Лиза Бахарева, "девушка сильная и фанатичка", Райнер - праведник, ставший социалистом, поскольку "их теория отвечала его поэтическим стремлениям") проступают трагические краски, столь очевидные в последних эпизодах романа Тургенева. И героиня, и герой одиноки, не поняты сподвижниками, готовы жертвовать (и жертвуют!) собой во имя "общего дела", которым заправляют идейные спекулянты, и, наконец, безвременно умирают. Их идеализм и честность выглядят исключением в среде деятелей, "окричавших себя нигилис-
--------------------------------------------------------------------------------
12 Шелгунов Н. В. Литературная критика. Л., 1974. С. 190. Все высказывания критика взяты здесь из двух его статей: "Талантливая бесталанность" (Дело. 1869. N 8. Разд. Совр. обозр. С. 1-42) и "Люди сороковых и шестидесятых годов" (Дело. 1869. N 9. Разд. Совр. обозр. С. 1- 29; N 10. С. 1-38; N 11. С. 1-35; N 12. С. 1-51).
13 Тамарченко Г. Е. "Что делать?" и русский роман 60-х годов // Чернышевский Н. Г. "Что делать?" Из рассказов о новых людях. Л., 1975. С. 766-767. (Литературные памятники).
14 Лесков Н. С. Собр. соч.: В 11 т. М., 1958. Т. 10. С. 21.
стр. 69
--------------------------------------------------------------------------------
тами" из-за корысти, моды или просто безделья. "Самоотверженных людей столько сразу не родится, сколько их вдруг откликнулось в это время", - замечает доктор Розанов, обычно выражавший в этом романе мнение самого Лескова. 15
И. А. Гончаров опубликовал "Обрыв" в самом конце десятилетия, когда в читательском сознании уже сложилось представление об "антинигилистическом романе" не столько как особом жанре, сколько как о носителе четкой полемической идеи. В новом романе автора "Обломова" демократическая критика немедленно подчеркнула (и осудила!) именно это качество: "В недобрый час ему захотелось славы художника-мыслителя, ореола проповедника новой жизни своего измышления, и он написал "Обрыв"". 16 Проповедь "новой жизни" связывалась с единственным образом романа - Марком Во-лоховым, который объявлялся главным героем "Обрыва". "Вся соль романа г. Гончарова заключается в его герое Марке. Вычеркните Марка - и романа нет, нет жизни, нет страстей, нет интереса, "Обрыв" невозможен", - утверждал Н. В. Шелгунов. 17 Таким образом, гончаровский роман уподоблялся тургеневскому, где монопольно правил Базаров. Сложная конструкция многопланового создания Гончарова полностью игнорировалась. В советской науке не просто повторялась, но усиливалась подобная тенденция: "Борьба с Волоховым и волоховщиной стала основным заданием, идеологическим стержнем романа... "Обрыв" - роман публицистический, воинствующий. С ним в руках Гончаров встал по одну из сторон баррикады, в защиту "старой правды"", - заявил Н. К. Пиксанов в 1968 году. 18
Двадцатилетняя история создания "Обрыва" ясно показывает, что главным героем романа на всех этапах его создания Гончаров видел Бориса Райского. Именно он воплощает в очередной раз "гончаровский тип" (Адуев, Обломов...) и проходит через все пять частей романа. Показательно такое заявление Гончарова в письме своей оппонентке: "...критика не может требовать, чтобы автор писал не то и не так, как указывает ему его дарование, если оно есть. Судя меня строго, не выпускайте из виду одно обстоятельство, что моя главная и почти единственная цель в романе - есть рисовка жизни, простой, вседневной, как она есть и была, и Марк попал туда случайно". 19 Не стоит забывать, что только при третьем обращении к работе над "Обрывом" (сразу по завершении и публикации "Обломова" в 1859 году) обнаруживается конкретное намерение автора приступить ко второму мужскому характеру, и немедленно возникают трудности в воплощении замысла. Из письма Гончарова от 6(18) августа 1860 года: "Роман не пишется... к Маркушке и приступить не умею, не знаю, что из него должно выйти, да и самого героя не поймал нисколько за хвост... не скрою, что иногда меня берет отчаяние, что я не справлюсь с героем, что взял на себя непреодолимую задачу, и мне хочется бросить все и отстать" (т. 8, с. 298). Последние две
--------------------------------------------------------------------------------
15 Там же. Т. 2. С. 286, 464.
16 Цебрикова М. К. Псевдоновая героиня ("Обрыв", роман г. Гончарова)// Отечественные записки. 1870. N 5. Отд. 2. С. 26.
17 Шелгунов Н. В. Литературная критика. С. 221.
18 Пиксанов Н. К. Роман Гончарова "Обрыв" в свете социальной истории. Л., 1968. С. 61, 198. К чему приводило подобное прочтение романа, можно судить по такому пассажу: "Нарочитый психологизм, отстранение от разработки больших социальных тем обеднило роман "Обрыв", его тематику не только в сравнении с романами Чернышевского, Слепцова и других демократических писателей, но даже и с романами нигилистическими, где худо ли, хорошо ли, но писалось и о крестьянских движениях, и о недостатках царской администрации и других подобных вопросах" (Там же. С. 165).
19 Гончаров И.А. Собр. соч.: В 8 т. М., 1980. Т. 8. С. 353. Далее ссылки на это издание в тексте.
стр. 70
--------------------------------------------------------------------------------
части "Обрыва" (4-я и 5-я), где представлены свидания Марка с Верой, были созданы лишь на самом последнем этапе рождения "Обрыва" - в 1868 году. "Поймать за хвост" своего героя при завершении "Обрыва" Гончарову, вернее всего, помог и опыт портретирования "новых людей" его современниками. 20
Гончаров заявлял: "Я не читал романа "Что делать?"", но тем не менее в письме к А. Ф. Писемскому от 4 декабря 1872 года автор "Обрыва" отозвался о романе Чернышевского очень резко: "Вот, бездарный, тенденциозный памфлет "Что делать?" под фальшивым паспортом романа проскочил же в печать...". В 1865 году Гончаров как член Главного управления по делам печати давал отзыв на цензурное заключение по статье Д. И. Писарева о "Что делать?", "пропитанной всеми теми воззрениями, которые здоровое большинство общества назовет нигилистическими". В отзыве Гончарова его отношение к роману Чернышевского однозначно негативно. К примеру, он цитирует с одобрением следующее заключение цензора: Писарев "приветствует как зарю новых семейных, свободных отношений такую проделку, послужившую сюжетом романа "Что делать?" ... за которую по уголовным законам определены тяжелые наказания". 21 Возможно, что в бесконечных и бесплодных спорах Марка и Веры о "бессрочной любви" и "любви на срок" полемически откликнулась отмеченная "проделка" - история семьи Лопуховых-Кирсановых. Зато с куда большим основанием можно говорить, что в "Обрыве" ощутима связь с романом "Отцы и дети". А. Г. Цейтлин в статье "Сюжетика антинигилистического романа" (1929) увидел в последнем образец антинигилистического романа. Автор статьи, обозревая (не без влияния вульгарной социологии) огромный свод произведений 60-70-х годов, объединил романы Тургенева и Гончарова в одну психологическую разновидность исследуемого жанра. Другие: бытовая ("Некуда" Н. С. Лескова и "Взбаламученное море" А. Ф. Писемского), авантюрная ("На ножах" Лескова). 22
Сюжетное сходство романов Тургенева и Гончарова выглядит убедительным и при использовании сегодня психоисторического подхода к литературе. Игорь П. Смирнов в полемике с "традиционным пониманием антинигилистического романа", когда "ему приписывается только охранительная, утверждающая данный порядок тенденция", доказывает, что "на деле антинигилистический роман более негативен, чем самый нигилизм... отрицает даже идею отрицания ". Такому тексту "не может быть известна никакая иная ценность, кроме одной - продолжаемости родовой жизни " . Смысловое строение антинигилистического романа, полагает Смирнов, "сводится к двум слагаемым: а) герою-нигилисту недостает семейно-родовых связей; в конце концов он гибнет либо попадает в опасное для его жизни положение... б) антипод нигилиста помещается так или иначе внутри рода, что ведет к его спасению". Евгений Базаров, оторвавшийся от родительских корней, погибает случайно и трагически рано. Антипод нигилиста Аркадий Кирсанов, в начале романа верный адепт Базарова, влюбляется в Катю и становится счастливым членом кирсановского клана. В "Обрыве", по словам исследова-
--------------------------------------------------------------------------------
20 Правда, романист в известных статьях ("Предисловие к роману "Обрыв"", "Намерения, задачи и идеи романа "Обрыв""), оправдываясь перед критиками и читателями, настаивал на том, что его нигилист родился, прежде всего, из жизненных впечатлений (встреч с "прототипами"). Но мне уже приходилось писать о том, сколь надо осторожно полагаться на самооправдания обиженного писателя перед беспощадной публикой (куда больше доверия заслуживают его письма к близким людям). См.: Краснощекова Е. И. А. Гончаров. Мир творчества. СПб., 1987. С. 9-12.
21 Цит. по: Пиксанов Н. К. Указ. соч. С. 75, 52- 53, 77, 76.
22 Цейтлин А. Г. Сюжетика антинигилистического романа // Литература и марксизм. 1929. N 2. С. 40, 47, 57.
стр. 71
--------------------------------------------------------------------------------
теля, "апология рода" достигает своего предела. 23 Действительно, в конце романа Вера бросается в спасительные объятия Бабушки, отвергая саму попытку Марка к примирению. Объяснение с Тушиным на месте бывшей беседки на дне оврага - демонстрация полного позора Волохова: "Он злился, что уходит неловко, неблаговидно, хуже, чем пророчил когда-то Райскому, что весь роман его кончается "обрывом", из которого ему надо уходить не оглядываясь, что вслед ему не послано не только сожаления, прощального слова, но его будто выпроваживают, как врага, притом слабого, от которого избавит неделя-другая разлуки да соседняя гора, за которую он перевалится" (т. 6, с. 379).
Критика с момента публикации "Обрыва" называла среди предтечей гончаровского нигилиста тургеневского и сопоставляла их не в пользу первого: "Прототипом Марка служит Базаров. Но Базаров лучезарнее, чище, светлее. Для изображения же Марка г. Гончаров опустил кисть в сажу и сплеча, вершковыми полосами, нарисовал всклокоченную фигуру, вроде бежавшего из рудников каторжного". 24 Гончаров, упрекавший, как известно, Тургенева во многочисленных заимствованиях, упоминал и роман "Отцы и дети" (указывая, в частности, на сходство Шубина с Райским, а Беловодовой с Одинцовой). Предпринятый А. И. Батюто сравнительный анализ романов двух авторов убедительно доказывает, что следует говорить "о вероятной зависимости скорее по линии "Отцы и дети"-"Обрыв", нежели наоборот", когда речь идет о Базарове и Волохове. 25 Трудно не увидеть, что, суммируя взгляды Волохова и нередко приписывая эти выводы Вере (6-я глава 5-й части), Гончаров держал в уме высказывания Базарова, отличающиеся прямотой и афористичностью. Вот некоторые извлечения из указанной главы: "Он (Марк. - Е. К. ), во имя истины, развенчал человека в один животный организм, отнявши у него другую, не животную сторону"; "Угадывая законы явления, он думал, что уничтожил и неведомую силу, давшую эти законы, только тем, что отвергал ее, за неимением приемов и свойств ума, чтобы разуметь ее". Марк видится Вере "смелым проповедником" "полного и дерзкого отрицания всего, от начала до конца, небесных и земных авторитетов, старой жизни, старой науки, старых добродетелей и пороков" (т. 6, с. 308, 310). Оценивая эти и подобные им сентенции, занявшие несколько страниц, М. Е. Салтыков-Щедрин писал: "Наговорено очень много, наговорено, по-видимому, даже очень красиво, но вместе с тем не сказано ничего, что могла бы задержать память без исключительных усилий, не употреблено ни одного слова в его собственном значении, не выражено ничего такого, что относилось бы к делу прямо, а не бродило кругом да около: "какой-то", "как будто" - вот любимейшие выражения автора, вот те орудия, при помощи которых он намеревался кого-то и в чем-то убедить". По поводу самого метода создания негативного образа у Гончарова критик заметил: автор "ограничился одним
--------------------------------------------------------------------------------
23 Смирнов Игорь П. Психодиахроника. Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней. М., 1994. С. 114-116. Заслуживает интереса объяснение автором книги причин популярности антинигилистического романа с его апологией рода именно в России и в этот момент: "Отмена крепостного права в России... уничтожила социальный симбиоз, в котором пребывали помещик и его крепостные, порвала те квазисемейные отношения, которые институт крепостничества выдвигал на место общественных... Позднее русская литература, не терпевшая в своем развитии, как и всякая другая, дискретности, постоянно пыталась в стремлении к сохранению своих важнейших признаков вернуть себе в новой форме ту, подобную родству социальность, которая была утрачена вместе с оглашением Манифеста об освобождении крестьян" (Там же. С. 119).
24 Шелгунов Н. В. Литературная критика. С. 221.
25 Батюто А. И. "Отцы и дети" Тургенева - "Обрыв" Гончарова (философский и этико-эстетический опыт сравнительного изучения) // Русская литература. 1991. N 2. С. 6.
стр. 72
--------------------------------------------------------------------------------
сухим перечнем его (Марка. - Е. К. ) "новых мыслей" и затем вменил их ему в вину, не воплотив их в жизнь". 26
При всей резкости этого высказывания в нем заключена правда. Гончаров мог успешно творить только на "своей ниве, своем грунте", используя "свой мир наблюдений, впечатлений, воспоминаний" (т. 8, с. 148). И этой "нивой" было уловление общих психических примет русского характера поверх его сугубо временных обличий. Как заметил И. Ф. Анненский: "...к новой жизни он (Гончаров. - Е. К. ) не спешил. Не ввязывался в мир непривычных ощущений". 27 Романист понимал под литературными типами "нечто очень коренное - долго и надолго устанавливающееся и образующее иногда ряд поколений", верил, что "в основе коренной русской жизни" навсегда останутся некоторые "племенные черты, как физиологические особенности, которые будут лежать в жизни и последующих поколений и которых, может быть, не снимет никакая цивилизация и дальнейшее развитие, как с физической природы и климата России не снимет ничто ее естественного клейма" (т. 7, с. 443). Все творчество Гончарова - поиск и воплощение именно этих "племенных черт". "Гончаровский тип" никогда не совпадал с ведущими героями эпохи. В момент публикации "Обыкновенной истории" (1848) Александра Адуева прямо связали с галереей романтиков 30- х годов. Обломова и Райского - с "лишним человеком" (ироническая реакция Гончарова: "Таких лишних людей полна русская толпа, скорее не-лишних меньше" (т. 8, с. 476)). И всегда упрекали романиста в непоследовательности, неполноте выявления черт того или иного популярного героя. Гончаров обижался на "глухоту" критики и, подобно персонажу его "Литературного вечера" (1880), готов был воскликнуть: "Какое право имеете вы судить автора за то, что он не дал? Критика должна смотреть только на то, что он дал!" (т. 7, с. 94).
И на самом деле, современная романисту критика, погруженная в острейшую идейную полемику, практически проигнорировала "то, что он дал" - своеобразие поэтики его позднего романа. А сама глубинная основа его капитального творения - Книги, четыре части которой (три романа и "Фрегат "Паллада"") последовательно развивают единый авторский сверхзамысел, не сразу приоткрылась и потомкам. Этот сверхзамысел нацелен на уяснение "обломовщины" как менталитетного признака обитателей "незрелой" страны. Противостоящая обломовщине "просвещенность- цивилизованность" (ее итог - "совершеннолетие") определяет представление Гончарова о человеческом идеале и соответствующем ему духовном состоянии нации. Реализуются указанные понятия в категориях поэтапного "взросления", т. е. обретения таких качеств, как независимость от авторитетов и моды, ответственность перед собой и другими, способность к целенаправленному труду...
В многоплановом образе Волохова проступают (в соответствии с указанным сверхзамыслом) такие приметы, которые, хотя и были до Гончарова уловлены его современниками, но еще недостаточно высветлены. Поскольку прозрения романиста располагаются в сфере национально-менталитетных координат, они в некоторых отношениях уже выходят за рамки 60-х годов и касаются последующих периодов бытования русского нигилизма (в частности, предсказывая "Бесов" Достоевского).
--------------------------------------------------------------------------------
26 Салтыков-Щедрин М. Е. Уличная философия. (По поводу 6-й главы 5-й части "Обрыва") //Отечественные записки. 1869. N 6. Совр. обозр. С. 145-147.
27 Анненский И.Ф. Книги отражений. М., 1979. С. 225. (Литературные памятники). Та же самая мысль звучала в таком высказывании критики: Гончаров "не останавливался на взволнованной поверхности общества, а уходил вглубь, туда, где спокойно и медленно совершается органическое нарастание традиционного быта, где стоят его устои, медленно поддающиеся изменениям" ( Азбукин В. И. А. Гончаров в русской критике (1817-1912). Орел, 1916. С. 34).
стр. 73
--------------------------------------------------------------------------------
В статье "Образ нигилиста у Гончарова" (1928) В. Ф. Переверзев, обобщая суждения критики о Волохове, писал: его "рассматривают как исключение, как попытку Гончарова выйти из круга обычных для него образов, зарисовать новый для него и плохо ему знакомый образ нигилиста шестидесятых годов". Ученый ставил вопрос: "действительно ли Волохов является исключением среди других характеров Гончарова, отступлением от канона гончаровских образов, или же он является логическим звеном этого канона, логической ступенью в развитии обломовского типа?". Автор соглашался с последним предположением, указывая, в частности, на сходство в настроениях Адуева-младшего в момент расставания с иллюзиями молодости ("состояние своеобразного обломовского нигилизма, которое могло затянуться на более или менее долгое время и даже сделаться постоянной чертой характера") с тем комплексом чувств, что вложил Гончаров в Марка. Он "такой же нигилист, как Обломов лишний человек. Обломовец, ударившийся в нигилизм, вот положительное определение Волохова". 28
Можно говорить о своеобразном двойничестве двух ведущих мужских характеров "Обрыва". Борис Райский, как заметила еще прижизненная критика, "изображает собою подготовительную переходную форму к Марку". 29 Сам Гончаров не раз писал о Райском-Волохове как об едином, притом вечном типе: они "будут являться среди всех поколений, со свойственными каждому поколению отличиями, настолько, насколько лень, безделие, нетрезвое понимание действительности и другие свойственные им недостатки будут уделом самого общества... испорченные воспитанием, без подготовки к деятельности, они не могли совладеть со своей волей, пробудить в себе энергию - и не хотели создать себе никакого круга специального, практического труда, не умели найти дела около себя" (т. 6, с. 430). В этой характеристике подмечены черты одного смыслового ряда, столь блестяще запечатленные в Илье Ильиче Обломове, обаятельном духовном недоросле, плавно перешедшем в своем развитии от юности к старению, миновав зрелость-совершеннолетие. Эти черты - праздность, мечтательная лень, неподготовленность к систематическому труду, безволие...
Если описания внешнего вида Марка напоминают неблаговидные портреты нигилистов у Писемского и Лескова и контрастны романтическому портрету Бориса, то в их внутренних характеристиках разительны совпадения. Они бросаются в глаза наблюдательным персонажам "Обрыва". Бабушка о Райском: "Отроду не видывала такого человека!.. Вот только Маркушка у нас бездомный такой..." (т. 5, с. 164). Леонтий Козлов о Марке: "А ведь в сущности предобрый!.. И чего не знает? Все! Только ничего не делает, да вот покою никому не дает: шалунище непроходимый" (т. 5, с. 226) (глагол "шалить-шутить" неоднократно повторяется при характеристике дилетантских увлечений "вечного юноши" Райского). Наконец, сам Борис так размышляет о Марке: "...кажется не я один такой праздный, не определившийся, ни на чем не останавливающийся человек. Вот что-то похожее: бродит, не примиряется с судьбой, ничего не делает (я хоть рисую и хочу писать роман), по
--------------------------------------------------------------------------------
28 Переверзев В.Ф. Образ нигилиста у Гончарова // Литература и марксизм. 1928. N1. С. 46-47, 62. Любопытно такое свидетельство современника эпохи 60-х годов: "Русский наш нигилизм в своем начале был, собственно, одно бесплодное отрицание - какая-то вялая обломовщина в чисто русском вкусе. Сидит, лежит и отрицает. Дважды два - четыре: а кто мне сказал, что дважды два - четыре? На то Бог ум дал. А кто его, этого Бога-то, знает? Это идеал. А что такое идеал? Выше того, что видишь и щупаешь, ничего нет - и прочее и прочее в этом роде. Таких, по крайней мере, господ я встречал под названием нигилистов..." (История русской литературы XIX века. М., 1910. Т. 3. С. 65).
29 Шелгунов Н. В. Литературная критика. С. 238.
стр. 74
--------------------------------------------------------------------------------
лицу видно, что ничем и никем не доволен..." (т. 5, с. 267). Пытаясь понять, "откуда он такой", Борис выстраивает следующий ряд: из-за обиды стал "мстить обществу: благоразумие, тишина, чужое благосостояние показалось грехом и пороком, порядок противен, люди нелепы... И давай тревожить покой смирных людей!" (т. 5, с. 281). Далее, опираясь отчасти на самонаблюдения, Райский относит Волохова к знакомому типу так называемых "артистов" - "праздные повесы, которым противен труд и всякий порядок", они предпочитают "бродячую жизнь, житье нараспашку, на чужой счет - вот все, что им остается, как скоро они однажды выскочат из колеи. Они часто грубы, грязны; есть между ними фаты, которые еще гордятся своим цинизмом и лохмотьями..." (т. 5, с. 280). Нередки среди "артистов" и "донкихоты", "они хватаются за какую-нибудь невозможную идею, преследуют ее иногда искренно: вообразят себя пророками и апостольствуют в кружках слабых голов, по трактирам. Это легче, чем работать" (т. 5, с. 281). Упоминание об апостольстве в "кружках слабых голов" уже прямо соотносится с "пропагандой" Марка в "дремучей провинции" среди недоучившихся гимназистов. В манерах, поведении Марка налицо приметы подростка, упивающегося своими вызывающими поступками. Вера так описывает Волохова в момент знакомства с ним: "Я видела что-то странное, распущенное, вы не дорожили ничем - даже приличиями, были небрежны в мыслях, неосторожны в разговорах, играли жизнью, сорили умом, никого и ничего не уважали, ни во что не верили и учили тому же других, напрашиваясь на неприятности, хвастались удалью" (т. 6, с. 260). Собрав воедино все "подвиги" Марка в Малиновке и соседнем городке (от воровства яблок до выстрелов в солидного Тучкова), можно согласиться с характеристикой Веры.
"Праздные повесы" из среды "несовершеннолетних", как известно, активно пополняют ряды бунтарей и нигилистов в смутные периоды. А. И. Герцен в "Былом и думах" так характеризовал "кадры" французской революции 1848 года: в нее "втекают непризнанные артисты, несчастные литераторы, студенты, не окончившие курса, но окончившие учение, адвокаты без процессов, артисты без таланта, люди с большим самолюбием, но с малыми способностями, с огромными претензиями, но без выдержки и силы на труд... Легкость, с которой, и только по-видимому, всплывают знаменитости в революционные времена, поражает молодое поколение, и оно бросается в пустую агитацию; она приучает их к сильным потрясениям и отучает от работы". 30 Давая оценку воззрениям Волохова, Вера использует такие определения: зыбкость, односторонность, пробелы, местами будто умышленная ложь пропаганды, ненасытная жажда самолюбия и самонадеянность... "Он звал к новому делу, к новому труду, но нового дела и труда, кроме раздачи запрещенных книг, она не видела" (т. 6, с. 313).
Резкость манер Базарова переросла у Волохова в демонстративную бесцеремонную невоспитанность в обращении со всеми, за исключением Веры. Грубость выглядит нарочитой, поскольку заботы о несчастном Леонтии Козлове обнаруживают доброе сердце. Но известно, что для задержавшегося в своем взрослении самолюбивого человека подражание становится искомым средством самоутверждения. Волохов и демонстрирует весь набор примет поведения рядовых нигилистов - таких примет, которые подчас только и отличают бунтующих "сыновей" от их "отцов". П.А. Кропоткин так вспоминал об ушедшей эпохе: "Прежде всего, нигилизм объявил войну так называемой условной лжи культурной жизни. Он усвоил себе несколько грубоватые манеры как протест против внешней полированности отцов... Он
--------------------------------------------------------------------------------
30 Герцен А. И. Соч.: В 9 т. М., 1956. Т. 5. С. 300.
стр. 75
--------------------------------------------------------------------------------
отказался от условных форм светской болтовни и выражал свое мнение резко и прямо, даже с аффектацией внешней грубоватости". 31 Намеренная резкость гончаровского героя выглядит подчас вызывающей и подрывает веру читателя, восхищенного изысканной красотой героини, в саму возможность их отношений. 32
Поведение отщепенца Волохова подчас столь впечатляет, что препятствует восприятию того глубинного смысла, что вложил в этот образ Гончаров (обломовец, обернувшийся нигилистом). Райский размышляет: "...дела у нас, русских, нет, а есть мираж дела" (т. 5, с. 330). Мираж - это видимость (фальшивая подмена подлинности), что распространяется не только на цели-идеи, но и на все проявления текущей жизни: занятия, отношения, переживания... Иллюзия "украшает" существование, создает как атмосферу молодого возбуждения и активности, так и удобного душевного покоя, придавая на время некий смысл жизни. Но неминуемо обнаружение обмана и... горечь очередного разочарования погружает человека в скуку-тоску. Подобная психологическая динамика характерна для героя Гончарова - доброго, неглупого, но инфантильного мужчины. Нигилизм Волохова, что выражается в скандальном поведении и нескладной "пропаганде", тоже своего рода мираж, призванный разрядить бунтарскую энергию обиженного на мир человека. Таким образом, "несовершеннолетие" гончаровского героя проявляется не только в лежании на диване, не только в бесплодных метаниях от одного вида искусства к другому, но и во взбудораживании разными (подчас нравственно сомнительными) способами сонного городка.
Вспоминается гоголевская боль, прорвавшаяся в рассказе о байбаческой жизни Андрея Тентетникова (из второго тома "Мертвых душ"), в детстве живого мальчика, подрастающего под опекой "необыкновенного наставника". Из-за неожиданной смерти учителя ("мужа"!) "не успел образоваться и окрепнуть начинавший в нем строиться высокий внутренний человек", и герой навсегда остался "незрелым юношей" с "лишенной упругости немощной волей". Безнадежно ожидание Тентетниковым бодрого слова "вперед", которого вместе с ним ждет "повсюду на всех ступенях стоящий, всех сословий и званий и промыслов, русской человек". Далее следует горькое заключение: "...веки проходят за веками, позорной ленью и безумной деятельностью... объемлется (....) и не дается Богом муж, умеющий приносить его!" 33 У Гоголя приравнены в своей одинаковой бесперспективности для России бездеятельность и деятельность, лишенная гуманного и действенного содержания. И та и другая - порождение неизжитой юношеской незрелости. В "Обрыве" "позорная лень" дилетанта Райского и "безумная деятельность" нигилиста Волохова выглядят двумя вариантами бытования обломовского типа - самого глубокого гончаровского обобщения в сфере менталитета.
Обломовец-нигилист - открытие автора "Обрыва", но уже в героях его предшественников по антинигилистическому роману прорисовываются многие черты подобного типа. Во "Взбаламученном море" нигилисты - бездельные подростки, нахватавшиеся крайних идей и бессмысленно пострадавшие из-за своего самолюбивого энтузиазма. "Что за ералаш происходил в этих юных головах и к чему могут годиться эти развинченные головы..." - с горечью замечал В. П. Боткин в 1866 году, наблюдая в жизни прототипов
--------------------------------------------------------------------------------
31 Кропоткин П. А. Записки революционера. СПб., 1906. С. 267-269.
32 Характерна реакция Тургенева: "И что за фигура этот соблазнитель, Марк Волохов? Почему этот свинопас - другого слова придумать нельзя - увлекает Веру? Где сила, красота, ум, наконец?" (Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Письма: В 13 т. Т. 8. С. 13).
33 Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. [Л.], 1951. Т. 7. С. 23.
стр. 76
--------------------------------------------------------------------------------
героев Писемского. 34 Виктор Басардин из "Взбаламученного моря" в своем опыте прихода к нигилизму во многом совпадает с Марком Волоховым, который, как раскрывает не вошедшая в окончательный текст глава о его воспитании, сначала был выгнан за безобразное поведение из университета, а потом и из армии. Басардин тоже служил в армии. "Возвратясь из отпуска... он на первых же порах, по юношеской неопытности, вздумал было схватить полкового офицера за ворот. Его за это разжаловали в солдаты и сослали на Кавказ". Выйдя в отставку, избил отца до полусмерти (поскольку умершая мать ему, а не Виктору завещала имение) и был посажен в смирительный дом. "...Лишенный всяких нравственных правил... и в то же время с головой, набитою какой-то бессмысленной протестацией против всего, что имело над ним какую-нибудь власть, он и в помыслах не имел, до какой степени были безобразны его настоящие поступки". По приезде в Москву герой стал обличителем властей, а в конце романа - лондонским связным. Другой нигилист у Писемского - Валериан Сабакеев, "двадцатилетний материалист", только что из университета. Глядя на брата, Евпраксия (жена Бакланова) бросает: "сорокалетние идеалисты" (ровесники ее мужа) "в молодости восхищались стихами, а вы - теориями разными". Наслушавшись "красных" ("Надобно все изменить, уничтожить сословия... уничтожить брак, семью... Взять топор, так позволят!.."), Бакланов восклицает: "Господа, вы рассуждаете, как дети, как мальчишки!" Другое поименование: "Шуты... гороховые!" Ироническая главка "Миросозерцание новой героини" подает поведение Елены Базелейн как детскую игру некрасивой девушки, желающей привлечь к себе внимание. Бакланов в ответ на ее высказывания о любви-семье взволнованно вопрошает: "Господи! Где вы эдаких фраз нахватались?.. Вас, вероятно, всем этим нашпиговала наша литература". - "Да, литература!" 35
Подобные обмены репликами у Писемского между Баклановым и молодыми радикалами перерастают у Лескова ("Некуда") в долговременный спор между "постепеновцами", полагающимися на прогресс через медленное реформирование, и "нетерпеливцами", жаждущими осуществления утопии "здесь и сейчас". Доктор Розанов, наиболее близкий автору персонаж, относится к первым. И именно он получает самую высокую аттестацию от столь требовательной к себе и другим Лизы Бахаревой. Розанов "при всей своей распущенности все-таки более всех подходил в ее понятиях к человеку. В его натуре сохранилось много простоты, искренности, задушевности, бесхитростности и в то же время живой русской сметки, которую он сам называл мошенническою философиею". 36
Райский, обычно выразитель авторского мнения, тоже "постепеновец" и в этом противостоит Волохову, в других отношениях, как говорилось выше, близкому к нему. В отличие от Марка Борис воевал с "бабушкиной мудростью" добродушно и снисходительно, поскольку видел, что "под старыми, заученными правилами таился здравый смысл и житейская мудрость и лежали семена тех начал, что, безусловно, присваивала себе новая жизнь, но что было только завалено уродливыми формами и наростами в старой" (т. 6, с. 8). В главе, открывающей третью часть "Обрыва", взгляды Райского резко
--------------------------------------------------------------------------------
34 В. П. Боткин и И. С. Тургенев. Неизданная переписка. 1851-1869. М.; Л., 1930. С. 222. Со словами Боткина перекликается наблюдение М. Н. Каткова в 1869 году: "Искренними нигилистами могут быть только совершенно незрелые молодые люди, которых, к сожалению, благодаря фальшивой педагогической системе... в таком изобилии выбрасывали на свет наши учебные заведения" (Московские ведомости. 1869. 24 мая. N 112).
35 Писемский А. Ф. Поли. собр. соч. Т. 4. С. 344, 176, 384, 518, 520, 524.
36 Лесков Н. С. Собр. соч.: В 11 т. Т. 2. С. 234.
стр. 77
--------------------------------------------------------------------------------
противопоставлены идеям нигилистов (Волохов проявится именно в этой части). Борис "открыто заявлял, что, веря в прогресс, даже досадуя на его "черепаший шаг", сам не спешил укладывать себя всего в какое-нибудь, едва обозначившееся десятилетие, дешево отрекаясь и от завещанных историей, добытых наукой и еще более от выработанных собственной жизнью убеждений, наблюдений и опытов, ввиду едва занявшейся зари quasi-новых идей, более или менее блестящих или остроумных гипотез, на которые бросается жадная юность" (т. 6, с. 7).
Эту же "жадную юность" Лесков именовал "нетерпеливцами" (именно они густо населяют вторую и третью части романа "Некуда"). В описании нигилистов (вовлеченных, по Гоголю, в "безумную деятельность") у Лескова преобладают мотивы самозванного шутовства, подражательной "игры", столь укорененные в русской исторической мифологии. Ключевыми видятся такие строки из романа "Некуда": "Вспомните это недавно прошедшее время (начало царствования Александра II. - Е. К. ), когда небольшая горсть людей, "довременно растленных", проснулась, задумалась и зашаталась в своем гражданском малолетстве. Эта горсть русских людей... быстро росла и хотела расти еще быстрее. В этом естественном желании роста она дорожила своей численностью и, к сожалению, была слишком неразборчива. Она не принимала в расчет рутинной силы среды и не опасалась страшного вреда от шутов и дураков, приставших к ней по страсти к моде... На великое несчастье этих людей, у них не было вовремя силы отречься от приставших к ним шутов... Они были более честны, чем политически опытны, и забывали, что один Дон- Кихот может убить целую идею рыцарства". Эту "горсть русских людей" представляет по типу личности одна Лиза Бахарева (и замечание о "гражданском малолетстве" к ней вполне приложимо). Вокруг нее - хоровод "шутов и дураков", притом далеко не безобидных. Об Арапове бытует мнение: "...актер большой. Все только комедии из себя представляет". Но замыслы его "комедий" опасные. Глядя на ночную панораму Москвы, он мечтает: "Если бы все это в темную ночь залить огнем? Набат, кровь, зарево!.." Налицо замысел "жестоких игр". Предсказанием "Бесов" (шигалевщина) звучат слова другого нигилиста - Бычкова: "Залить кровью Россию, перерезать все, что к штанам карман пришило. Ну, пятьсот тысяч, ну, миллион, ну, пять миллионов... Ну что ж такое? Пять миллионов вырезать, зато пятьдесят пять останется и будут счастливы". 37
Обычное пребывание обломовцев-нигилистов в безделии, иждивенчестве и скуке раскрывается в описании "Дома согласия". В этой коммуне, созданной краснобаем Белоярцевым по рецептам Чернышевского, "преобладала полная беззаботливость о себе и равносильное равнодушие к имущественным сбережениям ближнего. (...) Неимущий считал себя вправе пожить за счет имущего, и это все не из одолжения, не из-за содействия, а по принципу, "по гражданской обязанности"". "...А имущие тоже были не бог весть как сильны и притом же вели дела свои в последней степени безалаберно". Розанов старался образумить Лизу, содержавшую (на наследственные деньги) вместе с Райнером, который их зарабатывал своим трудом, всю скучающую компанию: "Вас отуманивает ваша горячая натура и честные стремления, и вы не видите, кого вы принимаете за людей. Это трусы, которым хочется прослыть деятелями и которые выдумали играть безопасную для себя комедию, расславляя, что это какое-то политическое дело". 38
--------------------------------------------------------------------------------
37 Там же. С. 136, 260, 258, 301.
38 Там же. С. 544, 474.
стр. 78
--------------------------------------------------------------------------------
В "Обрыве" игра Марка в "исчадье здешних мест" довольно безобидна. Его манера занимать деньги без отдачи, привычка влезать в дом через окно и тому подобные выходки, конечно, шокируют добропорядочных обитателей "промозглого угла", но не более того. Любовная "игра" (выстрелы-призывы, письма в голубых конвертах, встречи на дне оврага, овеянного воспоминаниями о самоубийце) только создает таинственный ореол вокруг "любовника Веры". В "Некуда" "игра" идейных спекулянтов, подпитываемая инфантильностью рядовых "нетерпеливцев", оборачивается, как правило, уже серьезной подменой, провокацией. Слова Розанова, обращенные к Лизе, подтверждаются в эпизоде, когда организаторы коммуны с целью придачи себе веса пугают обитателей обыском и арестом. Подобная "игра в революцию", свидетельствует Герцен, в "смутные времена общественных пересозданий" обычна для "накипевшей закраины, покрытой праздным пустоцветом": "Многие скрывают свой адрес, не сообщают свой день отъезда, не сказывают, куда едут, пишут шифрами и химическими чернилами новости, напечатанные просто голландской сажей в газетах". 39 Обитатели "Дома согласия" в смятении сжигают без разбора книги и рукописи, мечутся в тревоге от окон к двери и, наконец, в смущенной растерянности узнают о безосновательности страхов и бессмысленности суеты. Идеалист Райнер сначала видел в "нравственной нечисти" основателей коммуны "остатки дикости свободолюбивых, широких натур" ("Это и есть те полудикие, но не повихнутые цивилизациею люди, с которыми должно начинать дело"). Но после всех испытаний и разочарований он обращается к Лизе: "...от всей души желаю, чтобы так или иначе скорее уничтожилась жалкая смешная попытка, профанирующая учение, в которое я верю. Я, социалист Райнер, буду рад, когда в Петербурге не будет Дома Согласия. Я благословляю тот час, когда эта безобразная, эгоистичная и безнравственная куча самозванцев разойдется и не станет мотаться на людских глазах". 40
Вполне очевидно, что предупреждение, прозвучавшее в антинигилистических романах русских классиков, не могло быть услышано в эпоху победы большевиков-"нетерпеливцев" с их лозунгом: "Клячу истории загоним!" Сам опыт такого романа был ошельмован и практически исключен из свода чтения русского читателя. Надежды авторов на "взросление нации" в будущем, их неприятие инфантилизма как психологической почвы нигилизма не просто были чужды, но враждебны господствующей идеологии. Коммунистических правителей устраивала доставшаяся им по наследству от царизма готовность народа подчиниться "старшему", уверенно орудующему авторитетными догмами.
Сегодня проблематика романов Гончарова и его современников не устарела, поскольку, как признает и российская пресса, "вопрос о нашей детскости, нашей незрелости остается актуальным... спустя тысячу лет развития Россия - по-прежнему подросток". 41 Изживание менталитетных примет, присущих обломовцам-нигилистам, процесс медленный и трудный.
--------------------------------------------------------------------------------
39 Герцен А. И. Соч.: В 9 т. Т. 5. С. 302, 300.
40 Лесков Н. С. Собр. соч.: В 11 т- Т. 2. С. 545, 630.
41 Кантор В. Лишенные наследства. (К проблеме смены поколений в России) // Октябрь. 1996. N 10. С. 168.
стр. 79
Похожие публикации:
Цитирование документа:
"ОБРЫВ" И. А. ГОНЧАРОВА В КОНТЕКСТЕ АНТИНИГИЛИСТИЧЕСКОГО РОМАНА 60-х ГОДОВ // Москва: Портал "О литературе", LITERARY.RU. Дата обновления: 24 ноября 2007. URL: https://literary.ru/literary.ru/readme.php?subaction=showfull&id=1195906938&archive=1195938592 (дата обращения: 24.04.2024).
По ГОСТу РФ (ГОСТ 7.0.5—2008, "Библиографическая ссылка"):
"ОБРЫВ" И. А. ГОНЧАРОВА В КОНТЕКСТЕ АНТИНИГИЛИСТИЧЕСКОГО РОМАНА 60-х ГОДОВ // Москва: Портал "О литературе", LITERARY.RU. Дата обновления: 24 ноября 2007. URL: https://literary.ru/literary.ru/readme.php?subaction=showfull&id=1195906938&archive=1195938592 (дата обращения: 24.04.2024).
По ГОСТу РФ (ГОСТ 7.0.5—2008, "Библиографическая ссылка"):