Полная версия публикации №1659642060

LITERARY.RU СЛОВАЦКАЯ ПРОЗА ПОСЛЕ 1989 ГОДА: ТЕНДЕНЦИИ, АВТОРЫ, ПРОИЗВЕДЕНИЯ → Версия для печати

Готовая ссылка для списка литературы

Л. Ф. ШИРОКОВА, СЛОВАЦКАЯ ПРОЗА ПОСЛЕ 1989 ГОДА: ТЕНДЕНЦИИ, АВТОРЫ, ПРОИЗВЕДЕНИЯ // Москва: Портал "О литературе", LITERARY.RU. Дата обновления: 04 августа 2022. URL: https://literary.ru/literary.ru/readme.php?subaction=showfull&id=1659642060&archive= (дата обращения: 29.03.2024).

По ГОСТу РФ (ГОСТ 7.0.5—2008, "Библиографическая ссылка"):

публикация №1659642060, версия для печати

СЛОВАЦКАЯ ПРОЗА ПОСЛЕ 1989 ГОДА: ТЕНДЕНЦИИ, АВТОРЫ, ПРОИЗВЕДЕНИЯ


Дата публикации: 04 августа 2022
Автор: Л. Ф. ШИРОКОВА
Публикатор: Администратор
Источник: (c) Славяноведение, № 1, 28 февраля 2013 Страницы 68-75
Номер публикации: №1659642060 / Жалобы? Ошибка? Выделите проблемный текст и нажмите CTRL+ENTER!


Развитие словацкой литературы после 1989 г. характеризуется размежеванием писательского сообщества, отменой цензуры, включением в оборот произведений диссидентов и эмигрантов, обращением молодых авторов к постмодернизму. В XXI в. ведущим жанром становится роман в самых разных индивидуальных воплощениях. Общие черты - обращение к прошлому для понимания настоящего, детальное исследование путей становления и самопознания личности, определение ее нравственных параметров.

Development of Slovak literature after 1989 is characterised by demarkations within the writers' community, abolition of censorship, inclusion into circulation of the work of dissidents and emigrants, shift of young authors towards Postmodernism and so forth. In the twenty-first century, novel in its indiviually defined forms became the leading genre. Works published after 1989 show interest in the past in order to understand the present, go into a detailed analysis of the individual's maturation and self-knowledge, and definition of the moral parameters of these processes.

Ключевые слова: словацкая литература, "нежная" революция, смена поколений, постмодернизм, жанровые трансформации, герой романа.

Исторические даты, значимые социально-политические события часто служат ориентирами в потоке времени, в осмыслении особенностей тех или иных стадий развития общества. Такими вехами для Словакии считаются как рубеж XX-XXI вв., так и "нежная" революция в ЧССР (ноябрь 1989 г.) и образование самостоятельного государства - Словацкой Республики (1993). Это во многом справедливо, например, в отношении истории и социологии, однако когда речь заходит о сфере культуры, становится очевидной условность этих рубежей, смещение отправных и финальных точек, несовпадение, а порой и разнонаправленность процессов.

После падения коммунистического режима не наблюдалось мгновенных и радикальных перемен в словацкой литературе, если говорить о ее творческой составляющей. На характере и качестве самой литературной продукции внешние факторы сказывались в меньшей степени, поскольку сохранился, в основном, круг авторов, не подверженных сиюминутной конъюнктуре. Продолжили свое развитие идейно и художественно продуктивные тенденции, зародившиеся еще в 1960-е годы и усилившиеся на излете так называемой нормализации, к концу 1980-х годов (стремление преодолеть жесткие идеологические рамки, тяготение к анализу внутреннего мира человека, интерес к новой поэтике и др.), которые, во-

Широкова Людмила Федоровна- канд. филол. наук, старший научный сотрудник Института славяноведения РАН.

стр. 68
площаясь в литературных произведениях, способствовали и процессу обновления общества.

Начало 1990-х годов ознаменовалось для писателей в большей мере трудностями материального порядка, вызванными общей перестройкой экономики, перераспределением собственности. В новых общественно-политических и экономических условиях изменилась и вся литературная "надстройка": разорялись и закрывались одни издательства и возникали новые, зачастую искавшие коммерческой выгоды за счет тиражирования массовой литературы; в периодических изданиях беллетристика порой уступала место публицистике. В это же время шло идейное размежевание писательского сообщества, разделившегося в итоге на две противоборствующие организации, которые возникли на основе бывшего Союза словацких писателей. Иным становился и сам статус писателя в обществе, нивелировалась традиционная для него функция "совести нации", социальная значимость.

События ноябрьской революции и последовавшие за ними перемены отразились на состоянии литературы и целом ряде других аспектов.

Первый и самый очевидный - это отмена цензуры и появление в открытой печати книг и имен, которые ранее находились под запретом и оставались тем самым в определенной мере за рамками литературного сознания. Палитру современной словацкой литературы обогатили вновь включенные в литературный оборот произведения писателей-диссидентов и эмигрантов. Вскоре после "нежной" революции вышли в свет и роман одного из крупнейших словацких писателей XX в. Йозефа Цигера-Гронского (1896 - 1960) "Свет на Трясине", написанный им в конце жизни в эмиграции, и произведения поэтов "Католической модерны" - Рудольфа Дилонга (1905 - 1986), Микулаша Шпринца (1914 - 1986), Карола Стрменя (1921 - 1994) и других, и книги диссидентов - "Собственный горо(р)скоп" Ивана Кадлечика (р. 1938), "Хлеб и игры", "Pereat" Павла Груза (1941 - 2008), "Джин" Мартина Шимечки (р. 1957), и произведения "внутренних эмигрантов" - мемуарный роман "Дом запустения" Янко Силана (1914 - 1984), вышедшие одновременно сразу три книги "из ящика" Павла Виликовского (р. 1941) и др.

Нужно отметить поколенческое разнообразие круга современных авторов; эта структура все еще сохраняется, претерпевая некоторые печальные изменения естественного порядка. Так, завершился творческий путь ряда выдающихся представителей старшего поколения, дебютировавших в конце 1950-х - в 1960-е годы и продолжавших плодотворно трудиться в "послереволюционные" годы (Р. Слобода, В. Шикула, Я. Йоганидес). К этому же поколению принадлежат и такие ныне здравствующие и активные писатели, как П. Виликовский, Д. Митана и др. В конце 1980-х - первой половине 1990-х годов на литературную сцену выходят молодые писатели - П. Пиштянек, В. Панковчин, И. Отченаш, П. Ранков, И. Коленич, чуть позднее - В. Балла, Т. Горват, П. Карпинский, М. Гворецкий, Д. Капитанева, М. Компаникова - каждый со своим оригинальным стилем и поэтикой. Справедливой представляется оценка словацкого литературоведа В. Марчока, охарактеризовавшего современную литературную ситуацию как "толерантное сосуществование творческих усилий, рассеянных во множестве трудноуловимых индивидуальностей" [1. S. 61].

Говоря условно, в словацкой прозе новейшего периода произошло почти синхронное наложение двух волн - взлета (и завершения) творчества "шестидесятников" (которых по праву называют одним из самых сильных писательских поколений) и вступления в литературу молодых писателей 1990-х. У этих разновременных, разделенных тремя десятилетиями волн много общего, причем не только внешнего, состоящего, например, в автобиографизме и камерности их первых произведений, в их современной тематике, тяготению к малым жанрам - дебютный роман был исключением как для 1960-х ("Нарцисс" Р. Слободы), так

стр. 69
и для 1990-х годов (трилогия "Rivers of Babylon" П. Пиштянека). После дебютов следовал этап творческого взросления и как следствие - укрупнение форм художественного отражения действительности, углубление психологизма, склонность к философской рефлексии. С другой стороны, при всей схожести этих процессов, у зрелых и молодых писателей характер творчества, несомненно, во многом различный (хотя и здесь есть исключения). Зрелое, или старшее поколение, преодолев этапы "исповедальное™" 1960-х, социального романа "нового историзма" 1970 - 1980-х, возвращалось на новом уровне к саморефлексии. Их творческое видение - в целом позитивистское по отношению к действительности, которую они воспринимают и отражают как объективную данность. Молодые писатели представляют реальность чаще как иллюзию, загадку, пародию, культурный феномен. Правда, и у них можно отметить движение от постмодернистских тенденций 1990-х к своего рода новому реализму 2000-х годов.

Постмодернизм, господствовавший в прозе 1990-х годов, к настоящему времени во многом уже изжил себя. При этом литература сохраняет некоторые его черты - присущую современному культурному сознанию интертекстуальность, тяготение к гротеску и литературной игре. Эти качества в конкретном авторском воплощении имеют в словацкой прозе разный характер и функции.

Писатель и литературовед Томаш Горват (р. 1971) в своих книгах нередко отдает предпочтение пастишу и гиперболе. Так, в сборнике "Антиквариат" (2004) он представил целую галерею литературных стилей, пародируя известных писателей. В рассказе "Тенета" - это экспрессивно-романтический стиль словацких натуристов 1930 - 1940-х годов (Ф. Швантнер, М. Фигули, Д. Хробак) с типичными для них персонажами: здесь и роковая красавица, и лихой контрабандист, и зловещий оборотень, действующие на фоне мистической природы гор. Фигуры и мотивы произведений натуристов при всей узнаваемости гиперболизированы до абсурда, причем автор предлагает свою игру читателям, знакомым не только с самим этим направлением, но и с литературоведческим исследованием О. Чепана "Контуры натуризма" (1977), ему посвященным: "Преисподняя извергает из себя лаву, которая тут же на ледяном воздухе застывает, превращаясь в зловещий лик существа, которое бесконечными ночами мучает его в кошмарных снах. Это он, призрачный ночной гость! Каменный контур натуризма!" [2. S. 54].

Петер Пиштянек (р. 1960) в начале своего дебютного романа "Rivers of Babylon" (1991) использует в пародийном плане стилистику словацких классиков-реалистов (Тимравы, Й. Грегора-Тайовского), повествуя о безрадостной жизни главного героя Раца в родной деревне. Во второй части трилогии с подзаголовком "Деревянная деревня" (1994) он иронически отталкивается от мифологемы социалистического реализма, содержащейся в романе Ф. Гечко "Деревянная деревня" (1951), трактуемой как светлая перспектива ухода от деревни деревянной к деревне новой, кооперированной и механизированной. Пиштянек переворачивает этот идеализированный образ, превращая его в гротескные картины-комиксы времен дикого капитализма 1990-х. В его романе "Деревянной деревней" называют унылую кучку дощатых киосков, оставшихся со времен социализма и служащих прибежищем бездомных и прочих "низов общества"; особенно контрастно выглядят эти трущобы на фоне расположенного по соседству роскошного отеля "Амбассадор", владельцем которого становится бывший бедняк Рац, сумевший быстро разбогатеть в столице при помощи темных махинаций. Гипербола и абсурд, стилистическая жесткость и эпатаж, используемые писателем, представляются весьма адекватными средствами художественного осмысления этой реальности.

П. Пиштянек использует этот прием своеобразной "стилизации-полемики" и в других произведениях. Так, в новелле "Молодой Дуонч" (1993) преобразуются, вновь гротескно-гиперболизированно, сюжетные линии и характеры, "позаимствованные" у классиков словацкого реализма (очевидна аллюзия с рассказом

стр. 70
Тимравы "Тяпаки", написанным в 1914 г.). Пародируется и соцреалистический канон. Абсурден в своей стерильной безупречности герой рассказа "Товарищ Бозонча, идеальная рабочая сила" (1993) - воплощение плакатного рабочего времен социализма: "На его улыбающихся губах всегда бодрая песня. Простое доброе лицо освещают ясные глаза", в деталях портрета звучит ирония: "Зубы он чистит регулярно. Их 28: зубы мудрости у него так и не выросли", "руки у него великоваты, а голова маловата", "Волосы у него темные, глаза серые, но не слишком" [3. S. 198].

"Книга о кладбище" (2000) Даниэлы Капитаневой (р. 1956) написана в форме причудливого по стилю и содержанию дневника, который ведет городской чудак Самко Тале - гротескный тип "вечного пионера", доносчика и блюстителя "правильной линии" с ориентирами поведения, затверженными еще при социализме в начальной школе; его слог автор мастерски стилизует под монотонно-шаблонную речь имбецила. При этом остроумие и меткость выражений, свойственные писательнице, позволили многим словечкам Самко разойтись в читательской среде в качестве афоризмов.

"Чистка старого серебра" (2006) П. Виликовского представляет собой также стилизованный дневник гимназиста времен Австро-Венгрии с соответствующим по стилю визуальным рядом - старинными открытками начала XX в. в качестве иллюстраций.

Как эмоционально окрашенное личностное повествование с элементами исповеди написаны современные словацкие антиутопии, в основе которых - схожая ситуация героя-изгоя, его бегство из враждебной среды, от угрозы обезличенности и бездуховности. Окрашенный пессимизмом сюжет ведет, как правило, к краху главного героя.

Герой новеллы Ивана Коленича (р. 1965) "Попрощайся с поэзией" (2004) поэт Артур Наг - один из гонимых мира, разделившегося на "чистых" - добропорядочных мещан и "нечистых" - поэтов, бродяг и прочие асоциальные элементы. Пока патрули - безликие "голые черепа в черных рубахах" - уничтожают нечистых, чистые впадают в летаргический сон, своего рода "сон разума", порождающий чудовищ. Всеобщее одичание затронуло и Артура - потеряв человеческий облик, он утратил и поэтический дар. В финале читателя ждет иронически благостная картина возвращения жизни в привычное мещанское русло, где поэзии уже нет места.

Герой-рассказчик романа-антиутопии Михала Гворецкого (р. 1976) "Плюш" (2005) Эрвин Мирский - дитя своего времени (действие разворачивается в 2029 г.), когда рекламные слоганы заменили человеческие имена, а компьютерная зависимость стала самой распространенной болезнью. Эрвин пытается бороться с ней, сбегая сначала в нетронутые технической цивилизацией уголки, а потом в обобщенно западный город Сити, где его постепенно поглощают те же темные стихии, материализовавшиеся в мрак ночного города, погрузившегося в кромешную тьму из-за некоей техногенной аварии.

Условность изображаемой здесь действительности отвечает одной из характерных тенденций прозы последнего времени - художественной трактовке действительности как ускользающей материи, как реальности, неоднозначной во времени и пространстве, и, кроме того, - как материального мира, включающего в себя и культурные пласты, и литературные тексты.

С перспективы прошедшего двадцатилетия уже можно проследить определенные закономерности развития словацкой прозы, в том числе и в жанровом отношении.

В 1990-е годы в словацкой прозе преобладали малые жанры, что в определенной мере было связано со сменой писательских поколений, с приходом молодых прозаиков с их дебютными новеллами и сборниками рассказов. Стимулирующим

стр. 71
моментом послужил и ставший традиционным конкурс на лучший рассказ, проводящийся до сих пор на протяжении уже почти полутора десятков лет (аналогичный конкурс на лучший роман был организован лишь однажды - в 2006 г.). В 1990-е годы заметными в художественном отношении были лишь романы писателей старшего поколения - "Кровь" и "Осень" Р. Слободы, "Орнамент" В. Шикулы, "Наказующее преступление" Я. Иоганидеса, "Поиски потерянного автора" Д. Митаны и другие, продолжавшие (или завершавшие) в относительно неизменном виде их творческий путь, начавшийся еще в 1960-е годы.

Новые темы, нового героя, новое видение действительности и ее новое, часто постмодернистское отражение привносили в словацкую литературу молодые прозаики-новеллисты. Пожалуй, единственным романом нового поколения в 1990-е годы стала уже упоминавшаяся дебютная книга П. Пиштянека "Rivers of Babylon", выросшая затем в трилогию (1991, 1994, 1999).

В 2000-е годы происходит постепенная трансформация словацкой прозы, результатом которой стал заметный расцвет крупных жанров. Это дает основание говорить об изменении самого сознания литературы, о сложившейся в ней, говоря словами известного исследователя истории словацкого романа Яна Штевчека, "романной ситуации". "Под романной ситуацией, - писал он, - мы понимаем совокупность тех объективных и субъективных условий, которые являются по отношению к роману внешними, но при этом определяющими [...] Объективная ситуация может сделать из писателя автора романов лишь тогда, когда перед ним предстает во всей широте жизнь социума с ее латентной способностью стать предметом индивидуального воплощения" [4. S. 128]. Правда, в романах последнего времени "широта" охвата действительности часто уступает место второму компоненту - индивидуальному авторскому видению.

К крупным жанрам стали обращаться писатели разных поколений, с разным жизненным и творческим опытом и разными художественными задачами. Однако "засилье" рассказа длилось так долго, что критику и публицисту, автору ежегодных обзоров прозы Александру Галвонику еще совсем недавно, в обзоре прозы за 2007 г., "с цифрами в руках" пришлось доказывать сомневающимся, что роман все же завоевал крепкие позиции, численно уже преобладая над малыми жанрами. "Размах романа, - подчеркивал он, - это поиск новых идей и нового содержания. Односторонностей - традиционных, модернистских, постмодернистских -у нас было уже предостаточно" [5. S. 1].

Рассмотрим наиболее заметные, на наш взгляд, словацкие романы последнего времени.

Проблемы кризиса среднего возраста, а также и некоего переживаемого в Словакии исторического "среднего" состояния общества- промежутка между социализмом и "капитализмом", между "советским" и "западным" стоят в центре романа Вильяма Климачека (р. 1958) "Площадь космонавтов" (2007), название которого снабжено красноречивым полукириллическим подзаголовком - "Generacia Ю". Роман Климачека - это сочувственная защита в общей массе непрактичного и неприкаянного поколения сорокалетних, к которому принадлежит и сам автор, и центральные герои романа - Марош и Игорь. Ему посвящено и отдельное "лирическое отступление" - ироничный и остроумный авторский трактат о быте и нравах Поколения. Оно, по метафорическому замечанию автора, с трудом переходит от кириллического Ю (аллюзия на Юрия Гагарина, кумира их детства) к английскому YOU, которые "фонетически звучат одинаково, однако их разделяет идеологическая пропасть необозримой глубины" [6. S. 85]. Элементы абсурда в романе материальны и узнаваемы. Дорога католической Кальварии ("Путь на Голгофу"), где столбы с надписями и изображениями вех Крестного пути Христа перемешаны с экспозицией достижений советской космонавтики - любимое место прогулок горожан. На центральной площади городка стоит гигантский монумент -

стр. 72
космическая ракета на старте, переделанная в 1970-е годы из евангелистского храма. Гротескно изображены и приметы нового времени - "хищный" супермаркет, поглотивший маленькие семейные магазины, подземное поселение бездомных и нищих и многое другое в этом роде, включая гигантскую заброшенную советскую военную базу, где таятся запасы загадочного химического вещества. Сюжет романа разворачивается логично и последовательно: описываются события одной недели, связанные с празднованием дня города, встречей, воспоминаниями и переживаниями героев - старых школьных друзей, которых жизнь разбросала и изрядно потрепала. К числу достоинств произведения можно отнести точную и объемную образность, сочетание авторской иронии и самоиронии с ностальгическими нотками, реализма с гротеском и абсурдом, осмысление личных судеб героев как судьбы всего "постсоциалистического" поколения.

В 2010 г. вышла книга П. Виликовского "Автобиография зла". Это второй роман в большой творческой биографии писателя, автора многочисленных рассказов и новелл (первую свою книгу, сборник "Воспитание чувств в марте", он опубликовал еще в 1965 г.). Книга состоит из двух почти автономных частей-романов, связанных между собой темой - анатомией зла в его конкретных проявлениях и едва уловимой нитью в системе персонажей (герой-рассказчик второго романа упоминается в первом). Повествование в первой части с названием "Краткое экстремальное одиночество Йозефа К." ведется от третьего лица как бы сторонним наблюдателем, который проникает в мысли, чувства и подсознание героя. В Йозефе К. многое условно, зыбко, начиная с имени, подлинность которого поставлена под сомнение в первой же фразе романа ("Назовем его Карстен, какое это глупое, ненастоящее имя"). Ситуация же понятна сразу: политического заключенного пытают в тюрьме госбезопасности в советской зоне оккупации вскоре после окончания войны; "добрый" следователь предлагает ему сотрудничество в обмен на жизни жены и двух маленьких сыновей. Экстремальное состояние души, описываемое как "черная свобода", "лед в груди", готовность в любую минуту покончить с собой и соблазн уступить шантажу - ведут "Карстена" к неизбежному концу. Но прежде он и сам встает на путь зла, когда "включается в игру", пишет отчеты о своих встречах с бывшими политическими соратниками, а потом берет в заложники маленькую девочку, приняв ее за дочь ненавистного следователя. В конце наступает минута "жестокого прозрения", когда герой, погрязнув в фальши (фальшивый паспорт от госбезопасности с фальшивым именем, фальшивые доллары, фальшивая свобода в конспиративной квартире, фальшивые отношения), осознает, что он уже не жертва злого враждебного мира, "он понял, что он не просто очутился в таком мире, он создает такой мир сам" [7. S. 137]. Во второй части романа под названием "Долгое экстремальное одиночество Марии М." герой-рассказчик (от первого лица) проводит частное расследование нераскрытого уголовного дела двадцатилетней давности об исчезновении заведующей Сбербанка, похитившей крупную сумму государственных средств. Герой, бывший учитель, в котором читатель постепенно, по его отдельным обмолвкам узнает младшего сына "Йозефа Карстена", ведет свои поиски не ради того, чтобы найти Марию, - он хочет "узнать ее", понять мотивы ее поступков, а заодно "навести порядок в собственной голове". В поисках ответа на свой главный вопрос - как воплощается зло в человеке? - герой расспрашивает близких и знакомых Марии М., подробно цитирует и анализирует дневники Геббельса, вспоминает собственные проступки. В финале автор устами своего героя проясняет смысл названия романа: он ничего не узнал о Зле глобальном, но "самое обычное зло, которое каждый из людей носит в себе, можно найти в его автобиографии" [7. S. 299].

Мирослав Биелик (р. 1949), один из руководителей Матицы Словацкой, автор двух стихотворных сборников, дебютировал в прозе книгой под названием "Действительность. Венецианский диптих I" (2007). В романе с подзаголовком

стр. 73
"Неопределенное время, определенное место" "действительность" - это не описываемая объективная реальность, а основной концепт, вокруг которого строится многоплановый сюжет. Блуждание героя Ильи Пиша между трагическим прошлым, неопределенным будущим и суетным, хаотичным настоящим также связано с поиском ответа на вопрос "Что здесь действительность и что не-действительность?". Уже в "интродукции" к роману под названием "К секретному договору между автором и рассказчиком" обозначена изначальная неопределенность сторон "в вопросе самой реальности или нереальности эпического мира", поскольку "автор в эпоху "пост-" ни в чем не может быть уверен" [8. S. 6]. Повествование разворачивается параллельно в нескольких сферах: реалистическая (или условно реалистическая) фабула - сцены из повседневной жизни героя, директора полиграфического комбината и графика-любителя, текущие производственные дела и проблемы, споры с молодой женой-реставратором; вторая сюжетная линия -детективная, связанная с загадочной пропажей старинных картин и ведущимся по этому поводу следствием; третья связана с повторяющимся возвращением героя в военное прошлое, к сценам карательной акции фашистов в его родной деревне. Сложный узел повествования представляет Венеция как своего рода мифологема, включающая в себя и реальный город, куда стремится герой, и художественный мир, созданный вокруг него писателями, поэтами и художниками. Значительную философскую нагрузку несут диалоги рассказчика со своим alter ego "нереальным" Элиашем, являющиеся, по сути, его внутренним спором с собой. Ткань романа пронизана литературными аллюзиями, реминисценциями, эпиграфами и многочисленными цитатами из произведений разных авторов. Мотив бегства от действительности, от суеты повседневной реальности к финалу усиливается, и все чаще местом своего духовного убежища герой, интеллигент среднего поколения, видит Венецию - реальную и, что не менее важно - литературную.

Второй книге романа - "He-действительность. Венецианский диптих II" (2010) автор дает иную формулировку в подзаголовке "Неопределенное место, определенное действие". Сюжетные линии первого романа продолжают разворачиваться, проблемы героя, Ильи Пиша, не решаются, а только усугубляются после поездок по Италии и другим европейским странам. Внутренний спор он ведет теперь не с "Элиашем", а со скептиком по имени "А. Ватар", иронизирующим по поводу его идей и комплексов. Важная сюжетная и тематическая линия в романе -поиск героем собственной идентичности, восстановление картины прошлого как основы для настоящего. Именно эту цель преследует Илья Пиш, когда разбирает и перестраивает старый родовой дом, находя при этом полуистлевшие обрывки документов и ненужную рухлядь, и когда обращается к истории своего народа, к еще одной национальной травме - гибели двух словацких полков в боях у итальянской реки Пьяве во время Первой мировой войны. Сохраняющаяся фрагментарность повествования, стилистическая пестрота текста подчеркивается и с помощью полиграфических средств - разные по функциональности части напечатаны разным шрифтом и даже с разной интенсивностью цвета. В небольшой последней главке под названием "Из письма (читателю?)", процитировав еще раз Рильке, Пастернака, Эко, Руфуса и Гронского, Биелик стирает грани между оппозициями "читатель - автор", "действительность - не-действительность", рассуждая о непрерывном процессе творчества, присущем человеку: "[...] в определенном смысле первым читателем является сам автор, который моделирует сложный и многоуровневый мир, соотнося его с естественным характером художественного текста. Оригинал и копия - мелочи, отличающие действительность от не-действительности" [9. S. 380].

Павол Ранков (р. 1964), автор нескольких сборников рассказов, опубликовал в 2010 г. книгу "Это случилось первого сентября (или когда-то еще)", жанр которой он обозначил непосредственно под ее названием как "исторический роман о

стр. 74
времени с 1938 по 1968 год". На протяжении тридцати лет автор - повествователь "от третьего лица" прослеживает судьбы трех героев: чеха Яна, венгра Петера и еврея Габриэля, чья дружба зародилась еще в ранней юности в городке Левице, на этнически пестром южном пограничье Словакии. Верность этой дружбе и одновременно постоянное соперничество в любви к красавице Марии, их ровеснице, - константы их жизни, все остальное стремительно и драматически меняется: война и последующие перипетии истории разбрасывают героев в разные стороны (и страны), испытывают и "куют" их характеры. В каждом из эпизодов повествователь обрисовывает важный "исторический момент", проецируя его на поступки и переживания каждого из друзей. Сами общественно-политические события, смена правительств, государственных символов, вождей, политических лозунгов показаны фрагментарно и, как правило, через эмоциональное восприятие героев, их очевидцев и участников. Возникают в романе, в соответствующих по времени эпизодах, и исторические персонажи, государственные деятели, политики - Хорти, Тисо, Гусак, Новотный, Дубчек, показанные часто в анекдотических, бытовых сценках. В романе ненавязчиво и убедительно воссоздается живая картина самых драматических моментов словацкой истории XX в. Так, например, описываются события "чехословацкой весны" в восприятии Марии: "В шестьдесят восьмом невозможно было не заниматься политикой. Полные ожиданий, мы садились к приемникам и телевизорам, раскупали газеты и потом обсуждали все эти новости дома и на работе. День ото дня мы все больше верили: теперь-то будет совсем по-другому, теперь-то у нас все получится, теперь-то политика не против нас" [10. S. 316].

В качестве некоторого предварительного итога можно отметить, что роман к концу первого десятилетия XXI в. восстановил свои ведущие позиции в словацкой прозе. Произведения, созданные в этом жанре, отличает многообразие индивидуальных стилей, при этом очевидны и общие черты - обращение к прошлому для понимания настоящего, детальное исследование путей становления и самопознания личности, определение ее нравственных параметров. Хочется отметить и весьма высокий художественный уровень представленных здесь произведений (и многих тех, что остались за рамками данного рассмотрения), их привлекательность для читателя. Словацкая проза последних лет предлагает весьма широкий выбор интересных, многоплановых сюжетов, оригинальных творческих почерков и жанровых решений.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Marcok V. a kol. Dejiny slovenskej literatury III. Bratislava, 2004.

2. Horvdth T. Antikvariat. Bratislava, 2004.

3. Pist'anek P. Sudruh Bozonca, idealna pracovna sila // Miesto v pribehu. Bratislava, 1995.

4. StevcekJ. Dejiny slovenskeho romanu. Bratislava, 1989.

5. HalvonikA. Svitanie na lepsie easy romanu // Knizna revue. 2008. N 14 - 15.

6. Klimacek V. Namestie kozmonautov (Generacia Ю). Bratislava, 2007.

7. Vilikovsky P. Vlastny zivotopis zla. Bratislava, 2010.

8. Bielik M. Skutocnosf. Benatsky diptych I. Bratislava, 2007.

9. Bielik M. Neskutocnosti. Benatsky diptych II. Bratislava, 2010.

10. Rankov P. Stalo sa prveho septembra (alebo inokedy). Bratislava, 2010.

Опубликовано 04 августа 2022 года





Полная версия публикации №1659642060

© Literary.RU

Главная СЛОВАЦКАЯ ПРОЗА ПОСЛЕ 1989 ГОДА: ТЕНДЕНЦИИ, АВТОРЫ, ПРОИЗВЕДЕНИЯ

При перепечатке индексируемая активная ссылка на LITERARY.RU обязательна!



Проект для детей старше 12 лет International Library Network Реклама на сайте библиотеки