LITERARY.RU → РОССИЯ И РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА В СОВРЕМЕННОМ ДУХОВНОМ КОНТЕКСТЕ СТРАН ЦЕНТРАЛЬНОЙ И ЮГО-ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ → Версия для печати
Готовая ссылка для списка литературы
М. Б. Проскурнина, РОССИЯ И РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА В СОВРЕМЕННОМ ДУХОВНОМ КОНТЕКСТЕ СТРАН ЦЕНТРАЛЬНОЙ И ЮГО-ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ // Москва: Портал "О литературе", LITERARY.RU. Дата обновления: 08 июля 2022. URL: https://literary.ru/literary.ru/readme.php?subaction=showfull&id=1657281857&archive= (дата обращения: 25.04.2024).
По ГОСТу РФ (ГОСТ 7.0.5—2008, "Библиографическая ссылка"):
М. Б. Проскурнина, РОССИЯ И РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА В СОВРЕМЕННОМ ДУХОВНОМ КОНТЕКСТЕ СТРАН ЦЕНТРАЛЬНОЙ И ЮГО-ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ // Москва: Портал "О литературе", LITERARY.RU. Дата обновления: 08 июля 2022. URL: https://literary.ru/literary.ru/readme.php?subaction=showfull&id=1657281857&archive= (дата обращения: 25.04.2024).
По ГОСТу РФ (ГОСТ 7.0.5—2008, "Библиографическая ссылка"):
публикация №1657281857, версия для печати
РОССИЯ И РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА В СОВРЕМЕННОМ ДУХОВНОМ КОНТЕКСТЕ СТРАН ЦЕНТРАЛЬНОЙ И ЮГО-ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ
Дата публикации: 08 июля 2022 |
|
Материалы "круглого стола" 20 - 21 ноября 2007 г. в Институте славяноведения РАН состоялся "круглый стол" "Россия и русская литература в современном духовном контексте стран Центральной и Юго-Восточной Европы". Программу круглого стола составили 16 докладов сотрудников Центра по изучению современных литератур Центральной и Юго-Восточной Европы, коллег из Центра истории славянских литератур и Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова. Открывая круглый стол, руководитель Центра по изучению современных литератур С. А. Шерлаимова отметила, что работа Центра ведется по двум основным направлениям. Во-первых, это мониторинг современного литературного процесса в странах ЦЮВЕ и попытки его осмысления "по горячим литературным следам". Во-вторых, восприятие России и русской культуры в литературах изучаемого региона. "Сегодняшний "круглый стол", - сказала С. А. Шерлаимова, - идет в рамках разработки второго из этих направлений, которое, конечно же, тесно связно и с первым, поскольку в центре нашего внимания - современная литература. Однако понять и объективно оценить современное положение невозможно без обращения к истории вопроса, к более ранним периодам развития литератур стран ЦЮВЕ. В отношении к России, к русской культуре на протяжении по крайней мере двух предшествовавших веков и в современную эпоху отчетливо прослеживаются политические мотивы, но при всем том политика и культура хотя и взаимосвязанные, но совершенно особые области. Обзор этой сложной проблематики - в первом приближении - и является задачей нашего собрания". Часть докладов была посвящена рецепции русской классики писателями стран ЦЮВЕ. Так, В. А. Хорее в докладе "Ф. М. Достоевский в сознании польских писателей" сосредоточил внимание на проблемах восприятия творчества Достоевского польскими писателями XX в. Достоевский, по его мнению, воздействовал не только на творчество, но и на ментальность многих больших писателей. С этой точки зрения важен не только анализ художественных произведений, где можно обнаружить следы этого воздействия, но и другие свидетельства. В. А. Хорев говорил о дневниковых записях, эссе, воспоминаниях, в которых содержится признание значения наследия Достоевского для мировой и польской культуры, для собственного творчества того или иного писателя. Еще важнее, чем признание польскими писателями художественного мастерства Достоевского, воздействие на них его философских концепций, прежде всего концепции личности. Философия человека у Достоевского усваивалась писателями как непосредственно из его художественных текстов, так и через посредство тех мыслителей, которые развивали идеи Достоевского или полемизировали с ними. В. А. Хорев привел в качестве примера работы выдающегося современного польского философа Л. Колаковского "Если Бога нет" (1986), другого известного мыслителя Ю. Тишнера ("Философия драмы", 1990; "Спор о существовании человека", 1998 и др.). Картина восприятия Достоевского польскими писателями необыкновенно красочна. О Достоевском писали, высказывались, переводили его произведения, признавали его влияние на свое творчество Е. Анджеевский, Т. Бой-Желеньский, В. Броневский, А. Ват, С. Жеромский, Я. Ивашкевич, К). Каден-Бан- стр. 108 дровский, З. Налковская, Т. Парницкий, А. Рудницкий, А. Слонимский, А. Струг, М. Хороманьский, Зб. Униловский, В. Гомбрович, Г. Херлинг-Грудзиньский, Ч. Милош, К). Чапский, Е. Стемповский, К. Еленьский и десятки других. О Ф. М. Достоевском говорил и Ю. П. Гусев в докладе "Ф. М. Достоевский в восприятии Д. Лукача". Он показал, что венгерского мыслителя в творчестве великого русского писателя привлекали прежде всего те черты, которые касались "вечных" сторон мировоззрения и морали, т.е. вопросы свободы и несвободы в человеческих взаимоотношениях, добра и зла, нравственности и безнравственности как мотивов действия. Лукач, вслед за Достоевским, считал классовые отношения, общественные институции вторичными в человеческой жизни. Приняв в 1918 - 1919 гг. большевизм, Лукач и Достоевского стал трактовать в вульгарно-социологическом плане. Тем не менее, именно Достоевский, многократно отвергнутый Лукачем, помог ему на склоне лет вернуться к общечеловеческим идеалам, требуя демократизации коммунистических режимов. С. А. Шерлаимова в докладе "Россия в контексте чешских споров о Западе и Востоке" отметила, что вопрос об отношении к России и русской культуре с эпохи национального возрождения находился в центре процесса чешской национальной самоидентификации и сопутствовавших ей споров о принадлежности Чехии к цивилизации Запада или Востока Европы. После Второй мировой войны чешские идеологи провозглашали принадлежность Чехии исключительно к миру славянства, отождествляемому с миром социализма во главе с Советским Союзом. В 80-е годы прошлого века этот вопрос был снова поднят в выступлении самого известного в мире современного чешского романиста М. Кундеры, который резко негативно высказывался о русской (именно "русской", а не только советской) цивилизации, абсолютно, по его мнению, чуждой и враждебной Западу, включая Чехию. Анализ последующих высказываний Кундеры о мировой литературе и эстетической теории позволяет утверждать, что, при всем своем отрицательном отношении к тому, что он называет "русской цивилизацией" и "славянской душой", чешский писатель высоко ценит достижения русской культуры (музыка Стравинского, проза Толстого и Чехова, любовная лирика Маяковского). "Позитивное отношение к русской литературе, к творчеству Достоевского в частности, можно проследить и в новейших произведениях чешских писателей, например, в постмодернистской прозе И. Кратохвила", - заключила свое выступление С. А. Шерлаимова. О воздействии русской классики на македонскую литературу говорила в докладе "Русская классика и духовный мир македонских писателей" А. Г. Шешкен, подчеркнувшая, что для успешного развития национальной словесности македонцев принципиально важное значение имело освоение как близкой традиции соседних славянских литератур, так и постижение опыта мировой классики, в частности русской. Эта потребность стала основой непрерывно развивающихся контактных связей македонской литературы с другими. Особую роль при этом играл художественный перевод. Русская литература, всегда оказывавшая сильное воздействие на культуру македонцев, активно переводится на македонский язык во второй половине XX в. и по-новому открывается для македонцев. В это время наряду с классикой (Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Достоевский) начинает вызывать интерес и Серебряный век, и литература 1920-х годов, привлекающая внимание многообразием художественных поисков. Динамике восприятия советской культуры и литературы уделили внимание в докладах Ю. В. Богданов, Г. Я. Ильина, Н. Н. Пономарева. Г. Я. Ильина в своем выступлении "История одной книги (Мирослав Крлежа "Поездка в Россию". Загреб, 1926 - Москва, 2005)" рассмотрела типологическое сходство восприятия советскими авторами и зарубежными левыми писателями Запада и молодой Советской России 1920-х годов, проанализировала отношение к созданному хорватским писателем образу России тех лет с момента публикации его книги до конца XX в., прослеживая связь между происхо- стр. 109 дившими изменениями в политике и эстетическими условиями культурной жизни в СФРЮ и СССР. Ю. В. Богданов в докладе "Россия и русская литература в словацком историко-литературном контексте XX века" анализирует динамику критического и читательского восприятия советской литературы в Словакии. Показательны уже количественные данные, максимальные после 1948 г. и куда менее внушительные после 1968 г. Советскую литературу продолжали переводить, но приоритет получили эстетические критерии. В то же время произведения Ю. Трифонова, В. Астафьева, В. Шукшина и других помогали словацким писателям раскрепоститься, преодолеть травму 1968 г. Н. Н. Пономарева посвятила свое выступление анализу типологических параллелей в творчестве Н. Эрдмана и болгарского драматурга С. Стратиева. Арсенал комических приемов в комедиях Стратиева соотносим с абсурдизмом в западной драматургии, но не адекватен ему, прямой творческой зависимости С. Стратиева от Ионеско, Беккета или Пинтера в его пьесах нет. Важное отличие от них заключается в том, что у болгарского автора, как и у Н. Эрдмана, сатирический гротеск, пародия, абсурдные ситуации, в отличие от довольно абстрактного абсурдизма на Западе, впрямую соотносятся с реалиями и проблемами современности. Исторические судьбы театрального искусства Болгарии тесно связаны с российским театром и драматургией, подчеркнула Н. Н. Пономарева. Художественные типологические схождения между пьесами Стратиева и советской комедиографией (драматургией В. Маяковского и Н. Эрдмана) более чем очевидны. В. Т. Середа в докладе "Венгерские писатели о России и русских" говорил о восприятии России такими венгерскими авторами, как Л. Немет, Д. Ийеш, П. Вереш и др. Д. Ю. Анисимова в своем сообщении рассказала о книге Драгослава Махалы "Ветряные башмаки-III" (2006). О. Л. Кириллова в докладе "Диалог культур: сербские переводы Бориса Акунина" обратилась к проблеме восприятия иноязычной аудиторией романов Б. Акунина. Как отметила О. Л. Кириллова, при переводе на сербский язык романов Бориса Акунина из серии "Приключения Эраста Фандорина" (которая пока насчитывает 12 названий), редакция столкнулась с необходимостью выбора подхода к проблеме перевода непереводимого: что делать с реалиями российского быта XIX в., с "костюмной" лексикой и т.п., которые в сербском языке, в силу иного типа культуры и исторических обстоятельств, представлены не столь разнообразным набором слов, как в русском. Н. Н. Старикова в докладе "Поэзия Анны Ахматовой в Словении" проследила историю переводов произведений А. Ахматовой на словенский язык с учетом историко-литературного контекста, механизма отбора произведений и способа их подачи. Важную роль в воздействии поэзии Ахматовой на словенское культурное пространство сыграло время появления в Словении ее переводов: первых - в начале 1960-х годов, последующих - в конце 1980-х, а затем и в конце 1990-х годов. Главная заслуга в этом принадлежит известному словенскому поэту и переводчику Т. Павчеку (р. 1928). С точки зрения того, как поэзия Ахматовой "прижилась" на словенской почве, особый интерес представляет антология "Песня Орфея" (1998), составленная из стихотворений, выбранных словенскими поэтами из всего многообразия мировой лирики. Стихи Ахматовой привлекли пятерых словенских поэтов, что доказывает: ахматовское творчество являет собой живое явление словенского культурного сознания. Ю. Л. Созина обратилась к теме "Образ русского эмигранта в словенской литературе XX века (по роману Андрея Хинга "Чудо Феликс", 1993)", отметив, что одним из первых образ русского эмигранта в свой единственный роман "Человек среди черепов" (1929) ввел писатель, драматург и литературовед Братко Крефт (1905 - 1996). Образы русских эмигрантов важны и при разработке словенскими писателями темы Второй мировой войны. Так, этот образ использован известным словенским писателем Драго Янчаром в кульминации своего романа "Северное сияние" (1984). Особым слу- стр. 110 чаем стал роман Андрея Хинга "Чудо Феликс" (1993). Этот семейный роман, действие которого происходит накануне Второй мировой войны, и другие произведения словенских писателей, обращавшихся к образам русских эмигрантов, показали, что русские люди, оказавшиеся на словенской земле, хотя и оставались частью большой, во многом словенцам непонятной, но приковывающей к себе взгляды культуры, тем не менее помогали разобраться в таких вопросах национальной жизни, которые требовали особого взгляда со стороны и более широкого подхода, нежели узко национальные рамки. Л. Ф. Широкова в докладе "Русский как персонаж словацкой прозы второй половины XX - начала XXI века" также исследовала проблему героя и рассказала о том, что русские персонажи возникали в словацкой прозе последних пяти десятилетий с определенной регулярностью, обусловленной и внелитературными факторами (прежде всего политической конъюнктурой), и сменой идейно-эстетических приоритетов в самой литературе. Типизация зависела от той или иной пропорции таких моментов, как мифологизация (идеализация или, наоборот, предубеждения), жизненные реалии (прообразы, прототипы, русские в Словакии), личное отношение автора к объекту художественного отражения (в том числе русофильство или русофобия). В целом русский персонаж словацкой прозы носит характер своего рода "коллективного персонажа" (будь то русские партизаны, женщины или современные мафиози), наделенного не столько индивидуальными, сколько общими, часто "стереотипными" чертами. Доклад И. Е. Адельгейм "Тропа как метафора жанра. Русский Север в путевой прозе Мариуша Вилька" был посвящен творчеству польского писателя, бывшего деятеля "Солидарности", последние полтора десятилетия живущего на Русском Севере. В сообщении Адельгейм речь шла о поисках автором во всех его книгах ("Волчий блокнот", "Волок", "Дом на берегу Онего", "Тропами северного оленя") адекватного своей судьбе жанра. Она отметила, сколь важными для этого писателя оказались образ, идея тропы - реалии ландшафта, метафоры движения по жизни, жизненного выбора, наконец метафорического обозначения жанра, в котором он работает. Освоение чужого пространства осуществляется этим польским писателем через слово и чужого слова - через пространство (своя жизнь как глосса к своему тексту и текст как глосса к жизни), полагает И. Е. Адельгейм. Вильк, заключила автор сообщения, имеет некоторые основания назвать себя "русским писателем, пишущим по-польски". Именно эта дистанция позволяет преодолеть многие стереотипы стороннего взгляда на Россию, избежав российских автостереотипов. Сообщение И. А. Герчиковой "Русская тема в современной чешской прозе" показало, сколь проблемным в современных условиях оказалось восприятие русской культуры в новейшей чешской литературе. Авторитет России, русских, русской культуры, который на протяжении XX в. под влиянием исторических событий испытывал резкие колебания, особенно сильно упал к концу столетия, в момент распада СССР и развала социалистического лагеря, и не везде поднялся на должный уровень в начале XXI в. Об этом свидетельствуют книги Давида Штяглавского "Россия между строчками" (2000), Петры Прохазковой "Алюминиевая королева" (2003), Яромира Штетина "Бастарды" (2006), представленные И. А. Герчиковой. М. Б. Проскурнина в докладе "Русская культура и образ русской женщины в романе И. Павловского "Сок" (1991)", показала, что в македонской литературе, напротив, интерес к русской жизни на фоне актуализации сугубо национальной проблематики не только не угас, но, возможно, пережил даже определенный ренессанс. Русская тема в македонской литературе - явление не редкое. Довольно большое количество произведений представляют разные стороны образа русского человека в восприятии македонцев (драма Венко Андоновского (р. 1964) "Славянский ковчег" (1998), романы "Жена белогвардейца" (2001) Србо Ивановского (р. 1928), "Зубы ветра" (2003) Томе Арсовского (р. 1928), "Аквамарин" стр. 111 (2004) Тани Урошевич (р. 1939) и др.). Роман Иована Павловского (1937) "Сок" (оригинальное название - "Сок од простата", 1991), посвященный жизни македонца в Москве конца 1980-х годов и его драматичным взаимоотношениям с русской женщиной, вписывается в общий контекст постоянного взаимодействия македонской культуры с русской. Роман демонстрирует глубокое проникновение не только в пласты русской культуры, но и в сферу русского национального характера. Размышляя о жизни македонца, Павловский связывает две культуры, в которых, как оказалось, проявляется много общих черт, одна из них - вечное, но трагически неосуществимое стремление человека к гармонии. Национальный характер македонца и русский национальный характер сближаются в пространстве трагического восприятия жизни. Прошедший "круглый стол" стал частью исследовательского проекта "Россия и русская литература в современном духовном контексте стран Центральной и Юго-Восточной Европы" (руководитель проекта - д-р филол. наук Ю. П. Гусев, грант РГНФ 07 - 04 - 02015а), над которым в настоящее время работают сотрудники Центра по изучению современных литератур Центральной и Юго-Восточной Европы. Проект, рассчитанный на два года, должен завершиться в 2008 г. подготовкой коллективного труда, посвященного осмыслению роли России и русской литературы в культурном кругозоре народов ЦЮВЕ. Как показала работа "круглого стола", проблема, заявленная в названии, оказалась остро актуальной не только в связи с необходимостью разговора о месте, которое занимает русская культура в художественном сознании народов ЦЮВЕ, но и, возможно, в связи со стремлением восстановить позитивный образ России в современном мире. Опубликовано 08 июля 2022 года Полная версия публикации №1657281857 → © Literary.RU Главная → РОССИЯ И РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА В СОВРЕМЕННОМ ДУХОВНОМ КОНТЕКСТЕ СТРАН ЦЕНТРАЛЬНОЙ И ЮГО-ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ При перепечатке индексируемая активная ссылка на LITERARY.RU обязательна!
|
|