LITERARY.RU → ИСТОРИЯ И ЛИТЕРАТУРА - ИЗ ОДНОЙ КОЛЫБЕЛИ → Версия для печати
Готовая ссылка для списка литературы
С. П. ЗАЛЫГИН, ИСТОРИЯ И ЛИТЕРАТУРА - ИЗ ОДНОЙ КОЛЫБЕЛИ // Москва: Портал "О литературе", LITERARY.RU. Дата обновления: 21 июня 2019. URL: https://literary.ru/literary.ru/readme.php?subaction=showfull&id=1561118931&archive= (дата обращения: 16.04.2024).
По ГОСТу РФ (ГОСТ 7.0.5—2008, "Библиографическая ссылка"):
С. П. ЗАЛЫГИН, ИСТОРИЯ И ЛИТЕРАТУРА - ИЗ ОДНОЙ КОЛЫБЕЛИ // Москва: Портал "О литературе", LITERARY.RU. Дата обновления: 21 июня 2019. URL: https://literary.ru/literary.ru/readme.php?subaction=showfull&id=1561118931&archive= (дата обращения: 16.04.2024).
По ГОСТу РФ (ГОСТ 7.0.5—2008, "Библиографическая ссылка"):
публикация №1561118931, версия для печати
ИСТОРИЯ И ЛИТЕРАТУРА - ИЗ ОДНОЙ КОЛЫБЕЛИ
Дата публикации: 21 июня 2019 |
|
Может быть, нет более близких областей деятельности, чем история и литература. Собственно говоря, если литературное произведение сегодня серьезно, то оно уже исторично, оно несет тот заряд, который действительно через какое-то время станет историей. Но это не значит, что история диктует свои правила литературе и художнику. Мы уже впадали в подобные крайности, когда историческая концепция полностью подчиняла себе художественное произведение и в конце концов не получалось ни того, ни другого - ни литературы, ни истории. Мы должны признать относительную свободу литературного произведения от истории так же, как право истории поверять художественное произведение с точки зрения фактологии. Я хотел бы в этом плане остановиться на произведении, которое все знают и которое мы только что напечатали в журнале "Новый мир", - это роман "Доктор Живаго". Это произведение интересное, но не историческое; мы из него не узнаем, чем была гражданская война, как она происходила; в этом романе нет какого-то заряда фактической информации. Что это такое? Это разговор лирика, во-первых, о прозе, когда лирик, когда поэт пускается в прозу; а во-вторых, это разговор лирика об историческом факте, о том, как он его видит. И мне кажется, когда мы читаем это произведение, то, как сказал в предисловии академик Д. С. Лихачев (наиболее, может быть, точно), оно оттеняет "толстовство" Б. Пастернака, и, наверное, надо с этой позиции его и рассматривать; и никак нельзя по одному и тому же закону судить о совершенно разных произведениях на тему гражданской войны, скажем, о таких, как "Тихий Дон" М. Шолохова и "Доктор Живаго" Пастернака. Совершенно различная методика должна быть при рассмотрении этих вещей, если мы хотим и в том, и в другом произведении понять нечто самое главное и существенное для них. Пастернак в своем произведении вовсе не стремился к какой-то фактуре, к какой-то информации, оп позволяет себе в ряде случаев попросту пренебрегать реалиями. Я приведу такой пример, может быть, небольшой, но вполне типичный для него. Вы помните, что доктор Живаго каждый день за 40 км ездит верхом в город с хутора в страшную распутицу на лошади. Но лошадь не пройдет 40 км каждый день туда и обратно без дороги, на это потребуется часов 10 - 12; а потом, где он оставляет лошадь в городе? И чем она там питается? Все это автора совершенно не интересует, он не знает лошадей, его вообще не интересуют какие-то детали бытия, и я, читатель, и не ищу их у него, но мне очень интересно следить за тем, как лирик, как поэт видит действительность, видит такое огромное событие, как гражданская война. Там, где историк видит один факт - факт войны, для художника есть два факта: факт, о котором писатель пишет, и факт его отношения к этому факту. Вот это отношение писателя мне и любопытно, и интересно. Мне очень интересен также язык Пастернака-прозаика, язык русской интеллигенции того времени, который, кстати говоря, мы можем окончательно потерять, если уже не потеряли. А ведь язык - это еще и способ мышления, и характер (не только личный, но и общественный) героев романа, и в этом я снова вижу достоинства романа: он "застолбил" для нас тот неповторимый язык, а с ним вместе и способ мышления, которых нынче уже нет, но потерять которые мы попросту не вправе. стр. 61 Высказывается и такая точка зрения: "Доктор Живаго" повторяет, и не в первый раз, бытовавший в свое время и в жизни и в литературе тип "разлагающегося", в лучшем случае "сомневающегося" русского интеллигента времен революции и гражданской войны. При этом приводится в пример "Клим Самгин". Юрий Живаго, дескать, повторение Клима Самгина. И опять я не могу согласиться с этим. Тут дело в деталях, я бы сказал, в деталях деликатных и даже интимных. Самгин - человек, безусловно, интеллигентный, он тонкий наблюдатель- скептик, и скептицизм его бездуховен, наблюдательность бездуховна, более того - она противопоставлена классической духовности России, русской революции, а если на то пошло, так и всего мира. В этом есть железная логика истории, гениально схваченная Горьким: такого типа, как Клим Самгин, и не могло не быть в тот исторический период; хорош он или плох, но он неизбежен в той ситуации хотя бы уже потому, что духовность не развивается и не реализуется без ею же самой порожденной антидуховности, возникшей не извне, а изнутри, из самого существа духовных поисков. Не может быть духовного оптимизма без духовного скептицизма, именно того самого, который воплощает Клим Самгин. А Юрий Живаго ему противостоит, может быть, и наивно, и нескладно, и не будучи реалистом, но противостоит: в этом снова проявляется его истинная роль и значение. Вот так. Мы привыкли делить людей во время гражданской войны на белых и красных; к сожалению, мы слишком долго и радикально только таковыми и видели людей - белыми и красными, неправыми и правыми, чужими и своими; а Пастернак ужаснулся этой радикальности, вот в чем дело. А ведь этой же радикальности ужаснулся и Шолохов: в этом легко убедиться, если вспомнить судьбу Григория Мелехова. Григорий Мелехов - Левинсон и Мечик - Клим Самгин - Юрий Живаго: это те "от" и "до", которых произвела на свет гражданская война своим трагизмом, своей исторической реальностью. Она проложила бездны между людьми, расколола их, а Пастернак пытался найти между ними общность; он показал нам также, что в отличие от бездн и пропастей в природе, которые нам тем труднее преодолеть, чем они шире, бездны между людьми тем непреодолимее, чем они глубже: раскол между ними, даже между членами одной семьи, может быть по незначительному расхождению в характерах и взглядах, настолько глубок, что преодолеть его то и дело невозможно. И тут, снова каждый в своей роли, выступают историк и художник: историк определяет ширину, то расстояние, на которое то или иное историческое событие разделяет людей; художник - глубину этих расхождений; но и тот, и другой ищут затем способы схождения, наведения мостов между теми, кто разошелся в стороны. Чтобы закончить эту мысль, надо еще раз подтвердить: да, есть в советской литературе такие произведения о гражданской войне, как "Тихий Дон". Это высочайшая художественность, и это же - история и даже учебник истории; это пафос реалий. Уж кто-кто, а Шолохов-то не ошибается, он знает, сколько километров в день может пройти лошадь по бездорожью; но это вовсе не исключает, скорее это призывает к созданию и таких произведений, как "Доктор Живаго". Конечно, история и художественная литература нерасторжимы, они и выросли- то из одной колыбели: ведь в Древней Греции каждый историк был писателем, а каждый писатель - историком, даже писатель-мифолог был им. Письмо уже есть культура, а культура начинается там, где начинается ее опыт, г. е. опять-таки ее история. Почему мы так близки к историкам? Есть ряд других дисциплин, скажем, философия или психология; но почему же мы все-таки ближе всего к истории? Я думаю, это происходит в силу того, что литература и художник всегда пишут о человеке, а история пишет о человечестве. стр. 62 И мы ищем смыкания того и другого. Миллионы, миллиарды людей так же реальны, как отдельно взятый человек; но мы в литературном произведении создаем литературные образы, а о человечестве в целом говорить все еще не научились, не можем понять, что это такое. В этом нам должна помочь история. Мы же должны помочь истории видеть за событием человека, становиться все более и более человековедческой наукой. Я фантазирую, но вдруг мы когда- нибудь еще и вернемся к методе древних греков, которые умели объединить и то, и другое в одно целое, вернее - они не умели разъединять целое на части. С. П. ЗАЛЫГИН (главный редактор журнала "Новый мир"). Опубликовано 21 июня 2019 года Полная версия публикации №1561118931 → © Literary.RU Главная → ИСТОРИЯ И ЛИТЕРАТУРА - ИЗ ОДНОЙ КОЛЫБЕЛИ При перепечатке индексируемая активная ссылка на LITERARY.RU обязательна!
|
|