Полная версия публикации №1518354108

LITERARY.RU ПЕРЕПИСКА, КОТОРОЙ НЕ БЫЛО → Версия для печати

Готовая ссылка для списка литературы

И. А. ЖЕЛВАКОВА, М. КУН, ПЕРЕПИСКА, КОТОРОЙ НЕ БЫЛО // Москва: Портал "О литературе", LITERARY.RU. Дата обновления: 11 февраля 2018. URL: https://literary.ru/literary.ru/readme.php?subaction=showfull&id=1518354108&archive= (дата обращения: 28.03.2024).

По ГОСТу РФ (ГОСТ 7.0.5—2008, "Библиографическая ссылка"):

публикация №1518354108, версия для печати

ПЕРЕПИСКА, КОТОРОЙ НЕ БЫЛО


Дата публикации: 11 февраля 2018
Автор: И. А. ЖЕЛВАКОВА, М. КУН
Публикатор: Администратор
Источник: (c) http://literary.ru
Номер публикации: №1518354108 / Жалобы? Ошибка? Выделите проблемный текст и нажмите CTRL+ENTER!


История эта началась сразу, как только было извлечено из фонда III отделения дело под названием "Переписка профессора Московского университета Герье В. И. с Бакуниным М. А. об общности их взглядов на русский народ и революцию, о роли Московского университета в общественной жизни в России и др. и переписка с начальником Московского главного жандармского управления о выяснении личности В. И. Герье (начато 19 января 1869 - окончено 28 октября 1869)"1 . Само по себе дело не велико и представляет собою, как явствует из заглавия, переписку известного "нарушителя общественного спокойствия" Михаила Александровича Бакунина и видного историка-медиевиста Владимира Ивановича Герье. Образчик этого эпистолярного творчества стоит привести, ибо переписка не совсем обычна.

19 января 1869 г. Герье писал: "Много прошло с тех пор времени, любезный Бакунин, как я слышал в последний раз живое слово ваше. Отвечать не было возможности. Над нами висела здесь туча, которая едва рассеялась, но утешительного мало и впереди, хотя живется как-то легче. Слышу, что вы обо мне помните и меня любите. Спасибо вам. Часто думаю также о вас, душевно и умственно сожалея, что события мира разлучили нас с вами, может быть навсегда. Но я по крайней мере знаю, что наше воззрение сходно, мы связаны круговой порукой, у нас общие надежды и те же упования. С края на край Европы та же мысль, как молния, освещает все свободные сердца. Не говоря друг с другом, не переписываясь, хотим мы того или не хотим, мы сотрудники друг друга. По некоторым причинам я не могу теперь послать вам обещанной статьи, но чего нельзя сегодня, то можно завтра, и во всяком случае, живой или мертвый, хочу быть соучастником ваших листков. Исполняю ваше желание, но за недосугом могу только сообщить маленький отрывок моего воззрения. В историй русского образования и в жизни двух последних поколений Московский университет и Царскосельский лицей играют значительную роль. Московский университет вырос в своем значении вместе с Москвою 1812 года... Мир прошедшему и благословение грядущему. Прощайте покамест и будьте счастливы. 19 января 1869 г. В. Г.".

Судя по жандармскому делу, 4 марта того же года Бакунин отвечал из Женевы: "В ту минуту, мой милый и добрый Герье, как хотел я запечатать мое письмо, пришел меня навестить Якубович. Он знал уже о вашей неприятности, и мы вместе погоревали еще. Говорили мы с ним о России, о Польше, об иезуитах, о революции и о вашей брошюре. Все люди с сердцем, как вы выразились, понимают друг друга от одного конца Европы до другого,.. но бегите особенных кружков и ложных пророков. Сделаемте союз за свободу против всех, живых и мертвых. Будем поддерживать дело освобождения, откуда бы оно ни шло и каким бы образом оно ни являлось, и будем без пощады сражаться против предрассудков, хотя бы мы их встречали у наших единомышленников и братьев. Если газеты говорят правду, то Александр II собирается возвратить Польше все ее права, и это в то время, как Запад думает воевать против него и против революции за Турцию. Кому же дать Польшу? Английской ли аристократии, которая с высоты свободной трибуны отзывается с презрением о Венгрии и Польше, или царю, восстановляющему Польшу? Посылаем вам биографический очерк Полежаева, мы хотим напечатать его в нашем издании, если найдете ошибки, то

1 ЦГАОР СССР, ф. 109, СА, оп. 1, д. 176.

стр. 90

исправьте и уведомьте. Прощайте, любезный друг, сохраните себя чистым и неприкосновенным в наших убеждениях, - это мое единственное желание вам; пусть оно будет залогом вашего успеха. М. Б.".

Затем следует письмо Бакунина от 4 мая 1869 г.: "Любезный Герье! В чем разница между крестьянином, у которого сына взяли в солдаты, хозяйство разорено налогами и проч.,.. который томится под тяжестью безвыходного положения, и мною, обреченным на скитанье из страны в страну, на все случайности переездов и у которого все драгоценнее сердцу невозвратно погибло, скажите, в чем разница? Но, чтобы не наскучить вам моим печальным прошедшим, я прогоняю тяжелые мысли и обращаюсь теперь к настоящему. Позвольте вам сказать несколько слов о тех близких мне предметах, которые вы затронули в вашем письме. Я никогда не был горячим поклонником всеобщей подачи голосов. Она, как всякая форма, не связанная с необходимым содержанием, может быть хороша и дурна, может привести к результатам счастливым или совершенно нелепым и требует большой определительности - и вы, как мыслитель, должны извинить меня, что я против вас отстаиваю мои мнения и повторяю в другой раз, что я очень хорошо знаю сравнительную слабость моих сил. Но, чего не сумеет сделать перо писателя, мысль о свободе придет пристыдить старую революцию, и тогда мир узнает, может ли Россия держать скипетр образования и прогресса. Народ русский увлекается в бой благородными чувствами народности, ненавистью к варварству и любовью к свободе. Если вы будете за границей, непременно явлюсь с моим почтением к вам и очень буду рад вас видеть для того, чтобы продолжать "viva voce" наши споры. Через несколько месяцев мы готовим новый журнал: "Русская звезда". Не говоря друг с другом, мы сотрудники друг друга. Таково мое мрачное верование в наши революционные времена. Прощайте! Где-то увижу вас? Душевно желаю, чтобы здесь. М. Б.".

При чтении первого письма "маленький отрывок воззрения" Герье начинает сразу же волновать память. Да это же читанный-перечитанный, но сокращенный герценовский текст о роли Московского университета: "Былое и думы", ч., 1, гл. 6. Сравним:

"Письмо Герье Бакунину".

"Былое и думы" (А. И. Герцен. Собрание сочинений. В 30-ти т. Т. 8. М. 1956, стр. 106).

Московский университет вырос в своем значении вместе с Москвою 1812 года, разжалованная императором Петром из царских столиц, Москва была произведена Наполеоном I (сколько волею, а вдвое того неволею) в столицы народа русского... Сильно возбужденная деятельность ума в Петербурге после Павла, мрачно замкнулась 14 декабрем. Явился Николай, - все пошло назад.

Московский университет вырос в своем значении вместе с Москвою 1812 года; разжалованная императором Петром из царских столиц, Москва была произведена императором Наполеоном (сколько волею, а вдвое того неволею) в столицы народа русского... Сильно возбужденная деятельность ума в Петербурге после Павла, мрачно замкнулась 14 декабрем. Явился Николай с пятью виселицами, с каторжной работой, белым ремнем и голубым Бенкендорфом. Все пошло назад.

Попытаемся "восстановить" процесс работы над письмом. И дружеское обращение, подразумевающее давние связи Бакунина с Герье, и намек на сложность и трагичность российской ситуации взяты из подлинного письма другого медиевиста - Т. Н. Грановского, но адресованного отнюдь не Бакунину, а Герцену в Лондон. Мысль о старой дружбе ("Слышу, что вы обо мне помните") подкрепляется тоже известным текстом, но уже из письма П. Я. Чаадаева к Герцену же, посланного тайными путями

стр. 91

из Москвы 26 июля 1851 года. Дальнейшие поиски облегчил П. Ж. Прудон. Отрывок из его видоизмененного послания к Герцену от 23 июля 1855 г. относительно согласия быть одним из титульных редакторов "Русской звезды" помогал представить мнимую общность воззрений Бакунина и Герье и стремление их к сотрудничеству ("хочу быть соучастником ваших листков"). Остается непонятным, на какие "листки" намекал Герье. Но автора письма это не волновало. Процитировав "Былое и думы" и не обратив внимания на исторические несообразности в тексте, он просто дописал от себя: "Прощайте покамест и будьте счастливы".

Плагиатору не пришлось чересчур трудиться, как кажется на первый взгляд, ибо все использованные им письма были напечатаны Герценом в "Полярной звезде" за 1859 г. (кн. 5), в подборке "Старых писем", дополнявших "Былое и думы". Для ответа "сгодился" Прудон. И безымянный плагиатор, положив перед собою "Полярную звезду" и обмакнув в чернильницу перо, вывел: "В ту минуту", затем от себя дописал обращение к "милому и доброму Герье" и продолжал: "как хотел я запечатать мое письмо, пришел меня навестить...". Здесь вышла заминка. Историк Ж. Мишле, о котором шла речь в письме Прудона, появлялся явно некстати, почему и был заменен неким Якубовичем. В "игру" вовлекались новые лица.

"Он знал уже о вашем несчастии", - писал Прудон 27 ноября 1851 г., говоря о постигшем Герцена горе - гибели матери и сына Коли. Слово "несчастье", неуместное в отношении Герье, заменилось расплывчатым "неприятности". Далее сочинитель переусердствовал: списанная им фраза "мы вместе погоревали еще" оказалась лишней в послании к благополучному ученому. И все же Герье подводится автором "под монастырь", ибо слова "революция", "освобождение" и "единомышленники" звучали в ушах властей угрожающе, тем более что известное письмо Герцена к Мишле выдавалось за брошюру Герье, обсуждаемую в Женеве Бакуниным. Сочинителя не смутили исторические несоответствия, появившиеся в бакунинском послании от смещений на десяток с лишним лет. Письмо от 23 июля 1855 г., где Прудон высказал неоправданные надежды на недавно вступившего на престол царя Александра II, передавая тогдашние слухи о возвращении Польше некоторых ее прав, уже не шло к изменившейся ситуации, когда с восстанием 1863 г. были похоронены царизмом толки о польской свободе. О других ошибках в послании нечего и говорить. Так, слово "пальма" (первенства) произвольно заменено на "Польшу", и в письме возник странный вопрос: "Кому же дать Польшу?".

Сочинителю зачем-то понадобилось, чтобы Бакунин послал Герье на исправление "биографический очерк о Полежаеве", автора которого он уклончиво не назвал. Герценовские "Былое и думы" (в частности страницы о Московском университете и Полежаеве, т. 1 мемуаров, 1861 г.) вновь стали строительным материалом для сооружаемой переписки. Для второго бакунинского послания опять использовался отрывок из цитированного письма Прудона. Разговор о "близких предметах", затронутый далее в послании, воскрешает спор Герцена и английского историка Т. Карлейля. Письмо к нему Герцена опубликовано в той же кн. V "Полярной звезды". Понятно, что тематика этого спора никак не соотносится с интересами Бакунина конца 1860-х годов...

Плагиатор не потрудился даже придумать название нового печатного органа, который якобы создавался Бакуниным, и через "Русскую звезду" (так Прудон называл "Полярную звезду") просвечивает герценовский альманах. Автор письма запамятовал (или ему не хватило фантазии), и он вторично позаимствовал текст у Прудона, ранее использованный им в "послании Герье" ("Не говоря друг с другом..."). Плагиат в квадрате он закончил словами прощания и надежды на скорую встречу, известными из процитированного письма Грановского. 4 мая 1869 г. эта "переписка", имевшая целью приписать умеренному либералу Герье отнюдь не умеренные взгляды и сообщить о сотрудничестве его с Бакуниным,, была окончена. Фальшивка, полученная в обер- полицмейстерской канцелярии Москвы летом 1869 г., вскоре перекочевала в III отделение. Однако как московское, так и петербургское высшее полицейское начальство оказалось не на высоте. В III отделении не удосужились узнать почерк Искандера - Герцена, сочинения которого столько лет яростно преследовались и запрещались в России. Но личностью Герье заинтересовались, хотя и не были уверены

стр. 92

в его женевских связях. 7 августа 1869 г. в секретном донесении сообщалось о том, что будто этот профессор Московского университета, находившийся за границей, "имеет короткие отношения с эмигрантом Бакуниным и участвует в издании "женевских листов"2 . На полях документа появилась начальственная резолюция: "К сведению".

Через девять дней в III отделении была принята и другая секретная бумага, поступившая от московского обер-полицмейстера Н. А. Арапова с первым "бакунинским ответом Герье". Дело не заинтересовало шефов "всероссийской шпионницы" (выражение князя-эмигранта П. В. Долгорукова). Однако новый псевдобакунинский опус, присланный из Москвы Араповым 11 сентября 1869 г., не на шутку рассердил начальство: "Опять Герье!" "Есть ли у нас положительное указание, что г. Герье в переписке с Бакуниным; и что за личность этот Герье? спросите у генерала Слезкина"3 . Теперь управляющий III отделением Н. В. Мезенцев, характер и рука которого угадываются в директивных пометах на документе, выражает нетерпение. На листе появилась ответная запись (красным карандашом, помельче и поскромнее), принадлежавшая его помощнику К. Ф. Филиппеусу: "Воззваний на имя Герье не было, и сведений о нем нет, кроме прилагаемых записок Арапова"4 . 15 сентября за подписью Мезенцева к начальнику Московского губернского жандармского управления И. Л. Слезкину пошла "совершенно секретная бумага" с просьбой о собрании "совершенно негласно... полных сведений о жизни, занятиях, образе мыслей, степени благонадежности в политическом отношении и вообще полной характеристики профессора Московского университета Владимира Ивановича Герье"5 . Слезкин был оперативен и через 10 дней, хотя и не ответил на главный вопрос - "Переписывался ли Бакунин с Герье?", представил исчерпывающие сведения о личности московского профессора.

Труды и дни В. И. Герье, основателя первых в России женских курсов (1872 г.), протекали в 1850 -1860-е годы неспокойно. В полицейской справке от 28 октября 1869 г. сообщается о его поездках за границу, пребывании в Вене и подчеркивается, что "г. Герье во время бывших несогласий в среде профессоров Московского университета был присоединившимся к партии меньшинства, образ мыслей которого не соответствует правительственному направлению"6 . О неудовольствии против университетского начальства Герье, его поездках за границу, университетской истории, "подорвавшей" авторитет ученого, о его противниках стоит сказать подробнее. Так возникла у исследователей версия первая: о подметных письмах и тайном недоброжелателе независимого профессора.

Традиция подметных писем и анонимных посланий в царской России была нетленной. Писали много и усердно, безграмотно-дерзко и изысканно-осторожно, в канцеляриях и частных домах, царям и губернаторам, в III отделение и в самом III отделении. Письмами от имени выдающихся лиц к царю, используя подходящую политическую ситуацию, надеялись низвергнуть неугодных (таковы фальшивки с обвинениями М. М. Сперанского в измене отечеству в 1812 г., сыгравшие свою роковую роль). Письмами в присутствия и в органы сыска подтачивали авторитет, компрометировали и угрожали. От таких документов нельзя было ожидать "качества" (искать ли логики в доносах, а литературных совершенств - в подметных письмах?). Но сила их полицейского воздействия не составляла секрета. Почему же именно Герье оказался жертвой несовершенного доноса и кому это понадобилось?

Владимир Иванович начал вспоминать7 подробности своей жизни в 1918 г., глубоким стариком, когда многое забылось и ушло, а многое не представлялось уже таким важным и острым. Да и он стал совсем другим в бурные времена не понятых

2 Там же, л. 10.

3 Там же, л. 12.

4 Там же.

5 Там же, л. 13.

6 Там же, лл. 16 - 17 об.

7 Отдел рукописей Государственной библиотеки имени В. И Ленина (далее - ОР ГБЛ), ф. 70, карт. 32, N 12: "Мои воспоминания". Цит. по копии, переписанной его дочерью; см. также К. А. Майкова. Архив В. И. Геръе. "Записки" ОР ГБЛ, вып. 21, 1959.

стр. 93

им революционных перемен. Но было что вспомнить, оглянувшись назад. "Вся моя жизнь связана с Московским университетом". 1854 год. Поступление на историко- филологический факультет. В аудиториях читают лекции блестящие профессора П. Н. Кудрявцев, С. М. Соловьев, Грановский. 1855 г. - внезапная смерть Грановского, разрушившая "надежды на его руководительство". Герье участвует в похоронах - настоящей студенческой демонстрации, сильно напугавшей власти. Позднее он запишет: "То было первым проявлением корпоративной жизни в Московском университете после долгого, унылого прозябания и поэтому встревожило начальство, назначенное еще при старом порядке"8 . Отныне имя Герье постоянно встречалось среди участников университетских баталий против косности официального преподавания9 .

Трехлетнее пребывание в Гейдельберге (1862 - 1865 гг.) - средоточии русской революционной, частично эмигрантской, молодежи развило зародившуюся в приват- доценте оппозиционность режиму. Он стал постоянным посетителем гейдельбергской Русской читальни и "причастился" к "Колоколу". Сохранилось письмо, полученное им на вакациях в Риме в марте 1864 года. "Каталог Vieusseux (читальня во Флоренции с кабинетом зарубежных книг) нынче занес, - писал из Флоренции кто-то из давних университетских товарищей, - кстати был в кабинете. "Колокол" все старый, тот, содержание которого вы мне рассказывали"10 . В 1913 г. профессор, ставший октябристом, не захотел вернуться к "заблуждениям" прошлого и отказался субсидировать готовившееся к выходу издание сочинений Герцена. Мол, не пристало ему, облеченному доверием властей члену Государственного совета, участвовать в "разрушительном" издании, которое было задумано дешевым и общедоступным. В письме к Н. А. Герцен он сообщил: "Ваша подписка под полученным мною приглашением доставила мне большое удовольствие. Оно напомнило мне нашу встречу в Риме в 1864 году, которую Вы едва ли помните. Еще будучи студентом, я вместе с товарищами увлекался произведениями Вашего покойного отца и еще недавно наслаждался его статьями, написанными в защиту его друга профессора Гран[овского]. Но тем не менее я признаю участие в Вашем издании несовместным с моим положением"11 . И это несмотря на то, что жена Герье, племянница А. В. и Н. В. Станкевичей, была подругою Н. А. Герцен.

А в 1864 г. Герье не только штудировал вольные издания, но и помышлял о встрече со своим кумиром, как можно предположить, читая его переписку с будущим знаменитым юристом В. И. Сергеевичем. 20 июля 1864 г. он писал Герье: "Владимир Иванович, очень желаю ехать с Вами в Лондон, так желаю, что путешествие, которое до сих пор представлялось мне в довольно сером виде, начинает принимать розовые оттенки. Боюсь только, как бы это не задержалось"12 . Через месяц Сергеевич сообщил Герье о "непредвиденных обстоятельствах", "лишивших меня удовольствия ехать с Вами в Лондон"13 . Другим пробным камнем для определения воззрений молодого ученого были события Польского восстания 1863 - 1864 годов. Русская колония в Гейдельберге напоминала тогда бурлящий улей. Сочувствующие отправлялись в повстанческие отряды. В России активно помогали полякам члены революционной организации "Земля и воля". Ждали известий с театра военных действий, объявляли сбор средств в пользу раненых поляков, спорили. Споры приводили нередко к острым стычкам. Мнения посетителей гейдельбергской читальни тоже резко расходились, как свидетельствовал в воспоминаниях сам Герье: "Двое моих знакомых даже так разгорячились,.. что вызвали друг друга на дуэль"14 .

Взгляды Герье, видного участника студенческих беспорядков 1862 г., складывались противоречиво. Его друг Е. В. де Роберти, будущий социолог и философ-позити-

8 ОР ГБЛ, ф. 70, карт. 32, N 12, лл. 3, 8 - 8 об.

9 В 1858 г. Герье участвовал в открытом выступлении студенчества против реакционного профессора А. А. Майкова. Письмо от 24 февраля 1858 г. от студентов, выражавших одобрение поведению Герье, см. там же, карт. 57, N 83.

10 Там же, N 84, л. 2.

11 Там же, карт. 34, N 7.

12 Там же, карт. 51, N 107, л. 12.

13 Там же, л. 20.

14 Там же, карт. 32, N 12, л. 26.

стр. 94

вист, большой почитатель Герцена15 , был в то время одним из руководителей группы "герценистов", образовавшейся в противовес "катковистам" вследствие раскола в гейдельбергской колонии. Поводом для раскола послужил подписной лист в пользу раненых польских повстанцев. Герье к "герценистам", однако, не примкнул и стал одним из инициаторов сбора средств в помощь семьям погибших в Польше русских солдат. Эта акция вызвала в дальнейшем сомнение исследователей в его оппозиционности, а иногда Герье прямо причисляли к "катковистам"16 . Имеются тем не менее и факты иного рода. "Однажды, - вспоминал Герье, - я проснулся от громких криков разносчиков [газет]... Одна из них извещала о печальной участи итальянского полковника, вздумавшего сражаться [среди] повстанцев и расстрелянного по приговору русского военного суда. На впечатлительных итальянцев это произвело такое сильное впечатление, что я счел долгом написать об этом Леонтьеву17 и попал невпопад. Как мне писали из Москвы, Леонтьев остался очень недоволен и говорил обо мне, что я "полякующий". При тогдашнем настроении Каткова и Леонтьева это был непростительный грех"18 .

Еще сильнее подрывает "правоверную" репутацию Герье прогрессивная роль, сыгранная им в университетских событиях 1866 - 1867 годов. Его выступления в защиту прав "меньшинства" - преследовавшейся Катковым передовой профессуры и против нарушения властями университетского устава 1863 г. усилили недоброжелательность к Герье 15 официальной среде и повлияли на его карьеру. После защиты докторской диссертации он не получил кафедры в университете, хотя и стал профессором. "Не желая при таких условиях продолжать чтение лекций", он испросил заграничный отпуск и летом 1869 г., когда обер-полицмейстерская канцелярия уже усердно бомбардировалась подметными письмами, находился в Вене, не подозревая о нависшей над ним угрозе. Время с августа по сентябрь 1869 г., когда упомянутым письмам дали ход (писались они сразу, а разная датировка была способом создать видимость подлинней переписки), выбрали, по-видимому, не случайно. Ученого поблизости не было, опровергнуть пасквиль он не мог, расчет плагиатора-доносчика оказался действительно точным. Хотя расследование в III отделении зашло в тупик, тень подозрения прочно легла на Герье.

Тщательный просмотр архива Герье не смог дать ответа на вопрос об авторе писем. Не установлена и возможность знакомства Бакунина и Герье, хотя если оно имело место, то могло состояться во Флоренции, где Герье встречал 1864 г. и куда 27 января приехал Бакунин, чтобы надолго обосноваться в Италии. К тому же "первая версия" о тайном недоброжелателе Герье, которого легче всего искать в среде его университетски); и околоуниверситетских противников из катковско-леонтьевского окружения, порождала новые вопросы. Прежде всего о Якубовиче. Розыски этой личности, упомянутой в первом "бакунинском письме", привели нас к неожиданным результатам. В секретном архиве III отделения хранится дело, начатое 29 июля 1869 г. под заглавием "Отрывки из исторического сочинения эмигранта доктора Якубовича "Картины русского самодержавия"19 . Документ, поступивший от московского обер-полицмейстера, сопровождался сообщением о "получении сведений (такая же туманная формулировка, как и в случае с письмами), что проживающий в Женеве эмигрант Якубович написал "Картины русского самодержавия"20 . Приложенный текст ("из этого произведения"), начинающийся словами: "Тьер в одном томе истории консулата довольно подробно и довольно верно рассказал умерщвление

15 В III отделении среди агентурных записок о наблюдении за братьями де Роберти сохранилось перлюстрированное письмо Е. В. де Роберти: "Был у Алек. Герцена на прошлой неделе - он принял меня, как старого приятеля. В пятницу и вчера обедал у него и провел вечер: мы с ним очень хорошо сошлись, я даже не мог ожидать этого" (ЦГАОР СССР, ф. 139, СА, оп. 1, д. 151, л. 6 об.).

16 "Литературное наследство". Т. 41 - 42. 1941, стр. 6 - 8.

17 П. М. Леонтьев - профессор римской истории. Как публицист был главным соратником М. Н. Каткова.

18 ОР ГБЛ, ф. 70, карт. 32, N 12, л. 27.

19 ЦГАОР СССР, ф. 109, СА, оп. 1, д. 2105.

20 Там же, л. 1.

стр. 95

Павла", не оставлял сомнений, что вес тот же компилятор постарался и за Якубовича, приписав и ему солидный отрывок из "Былого и дум"21 .

В том, что и письма, и "Картины русского самодержавия" были сфабрикованы одним лицом, дважды избравшим своей мишенью некоего Якубовича, убеждает их датировка. Первые два "письма Герье и Бакунина", равно как "историческое сочинение", появились в обер-полицмейстерской канцелярии примерно в одно время: 29 июля, 7 и 13 августа. Это, по замыслу компилятора, должно было, очевидно, подкрепить впечатление о реальности писем реальностью доктора-эмигранта. Документы написаны на одинаковой бумаге одним и тем же писцом, продемонстрировавшим истинное чудо каллиграфии. А местом действия развернувшихся в пасквилях событий вновь становилась Швейцария. Следовательно, расширив территорию поисков, именно там нужно разыскивать Якубовича, который наряду с Герье стал объектом интереса плагиатора. Целесообразнее всего было обратиться к женевской колонии, сосредоточившей во второй половине 1860-х годов значительное число революционных русских эмигрантов. Однако сделать это оказалось не просто, хотя упоминания в литературе о Якубовичах имеются. Комментаторам одного письма выдающегося палеонтолога В. О. Ковалевского от 14 октября 1866 г. осталось неизвестным даже имя упомянутого там Якубовича. Речь идет о письме к Герцену из Женевы. В этом письме Ковалевский отводил от себя клеветнические измышления в "шпионстве", проникшие в эмигрантскую среду, и в подтверждение своей невиновности среди людей, доверившихся ему и не пострадавших, называл Якубовича: "Я знал Якубовича и его первый проект, а после и второй"22 . О каких проектах шла речь в письме, неизвестно, нельзя с уверенностью утверждать и тождественность женевского доктора со знакомым Ковалевского, швейцарское местожительство которого не очевидно. Но самый факт общности интересов врача и естествоиспытателя, находившегося долгое время в Женеве, заставляет предположить, что фамилия Якубович появилась в пасквилях не случайно.

В дальнейшем розыске могли помочь донесения тайной агентуры III отделения, осуществлявшей пристальное наблюдение за революционным лагерем также за пределами России. Конечно, в донесения попадали и лица сугубо "нейтральные". Просмотр секретных агентурных записок из архива III отделения за десять с лишним лет позволил узнать о новых лицах с фамилией Якубович, но ни одно из них не совмещалось с доктором из Женевы. Поляк Якубович - масон, проживавший в Лондоне эмигрант, стал объектом внимания известного корифея доноса и политической провокации Балашевича-Потоцкого23 . О каком-то Якубовиче, замешанном в 1870 г. в спровоцированном тайною полицией заговоре против Наполеона III, узнаем из Доноса другого мастера политического сыска - Горлова, снаряженного "полицейской конюшней" России (выражение Герцена) в Женеву на розыски С. Г. Нечаева. "В Париже на днях арестовали Зеленского и Якубовича по поводу заговора, - сообщал агент, - вместе с ними полиция схватила бумаги, здесь известие это произвело тревогу. Множество агентов французских прибыло в Лондон следить нить заговора24 против Наполеона"25 . Из сказанного можно заключить, что Якубович постоянно находился в поле зрения III отделения. И если женевский доктор действительно существовал, то вряд ли простым вовлечением его в игру, да еще в паре с Бакуниным, занимался человек, далекий от страстей и будней эмигрантской Женевы.

Знакомство с полицейским "творчеством" - агентурными сочинениями, не лишенными подчас своеобразного таланта и безудержной фантазии (ведь, оказавшись на вольных европейских хлебах, надо было оправдывать перед начальством свое содержание), заставило предположить, что тайная полиция работала здесь "на себя", просто создавая видимость бурной деятельности в среде революционеров. Так возникла версия вторая: "о несовершенных доносах из западни III отделения". Эти гер-

21 П. С. Ткаченко, автор книги "Учащаяся молодежь в революционном движении 60-70-х годов XIX в." (М. 1978, стр. 151), поверил в существование мифического сочинения Якубовича.

22 "Литературное наследство". Т. 62. 1955, стр. 268.

23 ЦГАОР СССР, ф. 109, СА, оп. 2, д. 565, л. 1.

24 Так в тексте.

25 Там же, д. 415, л. 40.

стр. 96

ценовские слова приведены здесь не случайно, ибо на собственном опыте Герцен знал, какие раны порою оставляют провокационные письма, хотя бы самые "несовершенные". На его памяти был 1863 г. с искусно сплетенной сетью интриг, фальшивок и мистификаций, когда русские революционеры, стремившиеся стать союзниками польских повстанцев, получали грубые отповеди на задействованных жандармами бланках Польского национального правительства и когда агентура III отделения немало постаралась предельно усложнить отношения между русскими эмигрантами и деятелями восстания26 . К концу 60-х годов у тайной полиции имелся уже значительный опыт провокации. Да и "уровень" ее сотрудников вырос. Небезызвестный Филиппеус, в описываемое время - связующее звено между заграничной агентурой и полицейским логовом у Цепного моста в Петербурге, считал это своей заслугой.

Действительно, появились как бы виртуозы своего дела, агенты-теоретики, сторонники "психологической школы", умевшие вовремя принять нужное обличье, владевшие иностранными языками и обнаруживавшие склонность к литературным занятиям. Среди этих деятелей особенно выделялись двое. Карл-Арвид Романн (в шпионстве - Николай Постников), "отчаянный" Романн по отзыву его хозяев, "специалист" по Герцену и Бакунину, уже проведший к ноябрю 1869 г. операцию покупки у Герцена архива антиромановски настроенного эмигранта кн. Долгорукова, бороздил Европу в погоне за Нечаевым с июля 1869 года27 . 13 августа, то есть в день, когда "послание Бакунина к Герье" попало в III отделение, Постников перебрался в Женеву. А в Петербург продолжали идти от него опрятные разноцветные почтовые листки с полным описанием хода каждодневного внедрения в русскую революционную среду. Предвидя неминуемую встречу с Герценом, который должен был сказать решающее слово о продаже архива, Постников входил в роль поклонника вольной печати и не раз, познавая своего противника, перелистывал "Колокол" и "Полярную звезду". Другой агент, вышеупомянутый Александр-Юлиус Фабианович Балашевич (в шпионстве - граф Альберт Потоцкий), принял обличье помешанного на древностях чудака28 . Известный своей изворотливостью, этот мастер провокационных текстов в 1863 г. пустил в обращение письмо, как ему казалось, "похожее руки Герцена"29 . Обосновался он в Западной Европе в начале 60-х годов и жил преимущественно в Лондоне, шпионя за Герценом и Н. П. Огаревым. Были агенты и поскромнее. Но все они по обстоятельствам склонны были то преуменьшать, то преувеличивать революционную опасность (например: "Вы и представить себе не можете, до какой степени здесь, т. е. вообще заграницей, сильна партия революционеров")30 . Когда же встречали конкуренцию, то всеми способами готовы были отбояриться от чересчур ретивых собратьев. Показательно признание от 1(13) апреля 1870 г. того же А. Горлова (в шпионстве - Павла Григорьевича Горлова)31 : "Мне говорил Утин, будто бы в Женеву прислано много русских агентов, если это правда, то я вам откровенно скажу, им нечего делать, разве любоваться прекрасным Женевским озером"32 .

Но почему же и письма, и "сочинение Якубовича", если они сфабрикованы кем-то из штатных полицейских хулителей революционного движения, посылались не "по начальству" в Петербург, а в Москву, в обер-полицмейстерскую канцелярию? Или слишком явная фальшивка могла быть, по мнению автора пасквилей, легко разоблачена "эрудитами" III отделения, а у обер-полицмейстера сидели специалисты попроще? Или же автор рассчитывал, что все равно все пути ведут в III отделение? Что рано или поздно цель будет достигнута и его посильное творчество приобщат к полицейским анналам? Однозначных ответов на эти вопросы не находилось, и пришлось вновь обратиться к архивам, вспомнив начальственные резолюции, начертанные бо-

26 См. А. И. Герцен. Указ. соч. Т. 17. М. 1959, стр. 258, 455 - 456.

27 Р. Кантор. В погоне за Нечаевым. М. 1922; Н. Эйдельман. Долгоруковские бумаги. "Наука и жизнь", 1972, N 4.

28 В. А. Дьяков. Глазами царского агента. "Прометей", 1969, N 7.

29 А. И. Герцен. Указ. соч. Т. 17, стр. 456.

30 ЦГАОР СССР, ф. 109, СА, оп. 1, д. 415, "Донесения агента Горлова", л. 23.

31 Н. М. Пирумова. Бакунин. М. 1970, стр. 318.

32 ЦГАОР СССР, ф. 109, СА, оп. 1, д. 415, л. 13.

стр. 97

лее века назад: "От генерала Арапова", "Спросите генерала Слезкина", "Нужно спросить генерала Слезкина".

Спросить у Арапова оказалось не так-то просто. Почтенный Николай Устинович, член совета главного управления государственного коннозаводства и заведующий 2-м коннозаводским округом, свиты его императорского величества генерал-майор, начальствовавший 13 лет над московской полицией и не раз поражавший современников нелепостью своих приказов, давно отошел в мир иной. Архив его канцелярии не отыскивался. Арапову было подчинено множество различных ведомств. Поэтому поначалу пришлось блуждать по лабиринту дел, осевших и в канцелярии московского градоначальника (так стало именоваться обер-полицмейстерское присутствие), и в Московском губернском жандармском управлении, где главенствовал в конце 60-х годов генерал-майор Слезкин. Пришлось обратиться и к секретным фондам отдельных полицейских частей Москвы за 1869 - 1870 годы.

Удача пришла с делом канцелярии московского обер-полицмейстера "О распространении неизвестными лицами между студентами прокламаций эмиссара Бакунина и белившего за границу студента Нечаева"33 . Возрождались события середины апреля 1869 г., когда власти были обеспокоены потоком хлынувших из-за границы листовок и воззваний "преступного содержания". Листовки призывали к немедленной революции, объясняя ее задачи и цели. 17 апреля из обер- полицмейстерской канцелярии вышла секретнейшая бумага, строжайше предписывавшая "гг. частным приставам и квартальным надзирателям" принять должные меры "к самому бдительному наблюдению" и тщательному розыску34 . В распоряжении Арапова и его сотрудников имелась рукописная копия бакунинской прокламации "Несколько слов молодым братьям в России" (от 1 апреля нов. ст. 1869 г.), к которой 21 апреля ст. ст. присоединились нечаевская прокламация "Студентам университета, Академии и Технологического института" от 17 марта ст. ст. 1869 г. и три "неизвестно кем выпущенные" рукописные воззвания "Московскому университету от Бакунина"35 . Поскольку эти воззвания в работах, посвященных революционной и эмигрантской печати, не значатся, приведем здесь (без стихотворного эпиграфа) для примера одно из них:

"Московскому университету (от Бакунина)...

Без таланта борьбы и противодействия мир бы еще стоял на точке Японии, не было бы ни истории, ни развития. Всякая власть от Бога, сказал Апостол Павел, и сам был мятежный гражданин римский, бродящий демагог на Via Appia, общинник, казненный Цезарем именно за то, что он у него не находил достаточно развитым талант повиновения. Вы как мыслители, господа, должны извинить меня, что я против вас отстаиваю мои мнения, зная очень хорошо сравнительную слабость моих сил. Итак, видно, еще мало, что мы страдаем внутри нашего разумения в качестве мыслящих людей, страдаем в нашей совести человека-гражданина. Надо еще, чтоб несчастие гонялось за нами по пятам и преследовало бы нас за нашу пламенную любовь к Родине. Идет время, и если его не устранит последнее условие примиряющего разума, если оно не сведет покоя на Землю, оно придет и вы увидите вещи, от которых сердце ваше окаменеет и вы сделаетесь нечувствительными к собственным бедствиям своим. Жму ваши руки".

Не менее странны два других текста. Их чтение производит двойственное впечатление: разрозненные, но давно знакомые отрывки. Эпиграф первого воззвания - вольнолюбивое стихотворение Н. М. Языкова (1824 г.; впервые напечатано Герценом в кн. V "Полярной звезды" за 1859 г.). Первый фрагмент "воззвания" - ответ Герцена на письмо Т. Карлейля, взятый из вышеупомянутых "Старых писем", причем пара фраз "Вы как мыслители, господа" повторяется дважды - в "письме Бакунина" и в "воззвании". Источники двух следующих прокламаций - "Былое и думы" и "Полярная звезда", постоянно питавшие "вдохновение" пасквилянта. Тексты же подобраны и препарированы таким образом, чтобы возбудить в молодежи желание к немедленному революционному действию в духе бакунинских вспышкопускательских идей.

33 Центральный государственный архив г. Москвы, ф. 46, оп. 3, д. 32.

34 Там же, лл. 1 - 3.

35 Там же, лл. 7 - 9.

стр. 98

Полицейское творчество неизвестного не ограничилось перепиской Герье - Бакунин и сочинением Якубовича. Из-под того же пера вышли три рукописные прокламаций. Они появились еще до правительственной инициативы борьбы с заграничной пропагандой, например - ранее N 154 "Голоса" за 1870 г. со статьей К. Алябьева "Шутовство русской эмиграции"36 , когда стародедовские методы противодействия распространению революционных воззваний в России средствами перлюстрации и традиционного досмотра были признаны Александром II недостаточными. Заметим, наконец, что эти листки стали известны III отделению именно в середине апреля 1869 г., когда множество людей в России читало подлинные послания агитаторов из-за рубежа. Стало ясно, что в процессе дальнейших розысков нельзя не опереться на важные события той поры.

В истории освободительного движения конца 1860-х-начала 1870-х годов "нечаевщина", ставшая символом вреднейших и чуждых подлинному революционному делу мистификаций, оставила заметный след. Фигура Нечаева настолько противоречива, что невозможно говорить о ней походя и односложно. Литература о "нечаевщине" огромна. Напомним лишь о фактах, имеющих прямое отношение к нашим поискам. Зимой 1868/69 г. вольнослушатель Петербургского университета Сергей Геннадиевич Нечаев, человек с железной волей и редким фанатизмом, ни перед чем не останавливавшийся, "деятельный до изнурения" по словам современницы, некоторое время играл ведущую роль в студенческом движении. Далее последовал вынужденный его отъезд на юг страны, а потом за границу, сопровождавшийся рассылкой таинственных записок о побеге из Петропавловской крепости, чего не удавалось тогда еще никому. В марте 1869 г. он в Женеве, где рассчитывает на содействие Герцена и Бакунина. Но Герцен отказался субсидировать нечаевские предприятия, а от встреч с ним уклонился. Иное дело Бакунин, в чьем лице Нечаев, выдававший себя за признанного лидера и полномочного представителя российского подполья, обрел союзника. С 20 марта н. ст. женевская типография Л. Чернецкого печатала одну за другой листовки и прокламации Нечаева (первое издание "Студентам Университета" было опубликовано в марте, второе - в июле) и Огарева "Русские студенты, полиция вас бьет", "Наша повесть (посвящено русским студентам)", "Мужичкам", стихотворение "Студент" с эпиграфом "Молодому другу Нечаеву" и пр.37 . Большими тиражами выходят произведения Бакунина ("Постановка революционного вопроса", "Несколько слов к молодым братьям в России", "Начало революции")38 .

Естественно, печатание и пересылка в Россию прокламаций требовали немалых средств. Поэтому Бакунин и Огарев настойчиво просили у Герцена денег из так называемого "Бахметьевского фонда". Летом 1869 г. Герцен с большой неохотой передал в распоряжение Огарева половину этого фонда, держателями которого являлись оба редактора "Колокола", а потом до самой смерти не смог примириться с переходом своего друга в лагерь Бакунина и Нечаева. Нечаев еще "наделает страшных бед", - предчувствовал Герцен39 . Только после разрыва с Нечаевым у Бакунина достало сил признаться в письме к Огареву: "Как бы Герцен над нами смеялся, если б был жив, и как бы он был прав, ругаясь над нами!"40 . Передача в распоряжение Огарева части фонда окрылила огаревско-бакунинско-нечаевский триумвират, а полумифические рассказы Нечаева послужили поводом для расширения агитационной кампании. Отголоски ее - в деле III отделения "О воззваниях, получаемых из-за границы на имена разных лиц, и о собрании по оным сведений"41 .

Это архивное дело сразу же захватывает читателя дерзостью нечаевского предприятия, его размахом и вместе с тем поражает полной неразборчивостью в средствах. Нечаев буквально бомбардирует Россию женевскими воззваниями. С 30 марта целыми партиями и отдельными экземплярами поступают в пределы империи неча-

36 Об этой клеветнической статье см. "Литературное наследство". Т. 61. 1953, стр. 579 - 580.

37 Е. Л. Рудницкая. Н. П. Огарев в русском революционном движении. М. 1969, гл. 10.

38 Н. М. Пирумова. Указ, соч., гл. VIII.

39 А. И. Герцен. Указ. соч. Т. 30. Кн. 1. М. 1964. стр. 299.

40 "Письма М. А. Бакунина к А. И. Герцену и Н. П. Огареву". СПБ. 1906, стр. 420.

41 ЦГАОР СССР, ф. 106, 3 эксп., д. 110, ч. 1.

стр. 99

евские печатные листки "Студентам Университета", к 8 апреля доходит бакунинская прокламация. Из Женевы, Бонна, Фрейбурга, Кёльна, Лиона, Франкфурта н/М, Нюрнберга и других западноевропейских городов в Петербург, Москву, Минск, Киев, Ригу, Варшаву, Харьков, Орел, Тифлис, в село Починки Нижегородской губернии, в село Иваново Владимирской губернии (на родину Нечаева) летят голубые, в восьмую долю листа, франкированные и нефранкированные конверты с обратным адресом г-на Моншаль и Жана Бурбалье, в которых легко угадывается Нечаев. Сотни конвертов с необычным вложением и с надписями на внутренней оболочке: "Для распространения", "Распространять между студенчеством и семинаристами", "Прочесть на сходках", "Просят вас передать студентам как бывшего студента, в котором еще сочувствие к свежему не успело заплыть буржуазным жиром" и т. п. направляются в академии и университеты, семинарии и книжные лавки, библиотеки и мастерские, типографии и редакции журналов. А в результате десятки людей, названных там поименно, были взяты под полицейский надзор.

В поисках нужных русских адресов, использованных Нечаевым (у Бакунина и Огарева не было столь интенсивных связей с родиной, и составить широкий перечень адресатов они не могли), пришлось обратиться к нечаевским бумагам более позднего периода42 . Из них явствует, что Нечаев (он же Волков, Дубов, Невиль, Павлов, барон, бой, мужичок и т. д.), рассылая воззвания, мог пользоваться как официально изданными адресными книжками и справочниками, так и составленным им по памяти и регулярно пополнявшимся списком знакомых и незнакомых лиц, представлявших интерес. Среди черновиков нечаевских писем и дневниковых записей, датированных 1870 - 1871 гг., среди записей на русском, немецком и французском языках - адреса рабочего-прудониста, одного из основателей I Интернационала А.-Л. Толена, правого буржуазного политика Ж. Фавра, видного деятеля немецкого и американского рабочего движения Ф. А. Зорге, редактировавшего тогда в Калифорнии газету "Alaska Herald" бывшего наборщика Вольной русской типографии Агапия Гончаренко. Тут есть сведения об известном польском революционере Л. Мерославском и его секретаре Гручинском; под рубрику "Польска не згинела" занесено имя А. Стемпковского, царского агента, который позднее выдал Нечаева швейцарским властям. Бисерным почерком внесен адрес дочери Герцена Ольги и ее будущего мужа Г. Моно. Много записей посвящено органам рабочей и буржуазно-радикальной прессы с фамилиями редакторов, прогрессивно настроенных депутатов, вождей итальянских, испанских, немецких, английских и бельгийских рабочих союзов и корпораций. Налицо полный перечень секретарей-корреспондентов Генерального совета I Интернационала и некоторых его активистов. Приводя имена и адреса лидеров Международного товарищества рабочих, в том числе К. Маркса, - I Modena Villas, Maitland Park, Haverstock Hill, - Нечаев иногда коротко характеризовал их: Герман Юнг, часовщик, уч. Маркса; Холиоук, друг Оуэна; Эккариус, портной. Касаясь деятельности Ф. Энгельса в Генеральном совете, Нечаев отмечал, что Энгельс сменил Дж. Бота на посту секретаря- корреспондента по Испании и Италии в октябре 1871 года.

Если сопоставить различные источники, то отчетливо проясняется система связей Нечаева с соотечественниками. Он редко пользовался конспиративными каналами, когда просил "чистых" перед властями людей передавать своим сторонникам письма или листовки. Иногда прибегал к помощи книгопродавцов, воскресив традиционный прием агентов Вольной русской типографии. Гораздо чаще он действовал намеренно дерзко. Никогда дотоле в пределы России не приходило легальным путем по почте такое количество прокламаций. Нечаев задал работу всем, от почтальонов до шефа жандармов П. А. Шувалова. В III отделение поступали сотни бумаг на бланках губернаторов и полицейских, канцеляристов и цензоров (три тома дела занимают 805 листов)43 . Намечались меры противодействия "возмутительной пропаганде", распечатывались письма, устанавливались личности, возводившиеся в ранг политиче-

42 См. также M. Kun. Necaev in England. "Annales Universitatis Scientiarum Budapestinensis de Rolando Eotvos Norninatae". Sectio historica. Budapest. 1979.

43 ЦГАОР СССР, ф. 109, 3 эксп., д. 110, чч. I-III.

стр. 100

ской неблагонадежности, проводились обыски и дознания; а в Россию шли все новые и новые воззвания.

Именно в деле "О воззваниях, получаемых из-за границы" обнаружились все три интересующие нас фальшивки44 . "Прилагаемые при сем прокламации появились в Москве, - сообщалось в секретной записке Арапова в III отделение, - к розыску их распространителей приняты самые деятельные меры"45 . Сплошной просмотр дел убедил, что эти прокламации не встречаются ни в одной перлюстрации, ни в одном полицейском отчете или рапорте почт-директора. Оттисков прокламаций нет и в обширной коллекции нелегальных изданий46 . Видимо, они единичны. Отсутствие сведений о написании или печатании их за границей придает им локальный характер и заставляет предположить, что появились они в Москве только после того, когда туда дошли подлинные воззвания Бакунина и Нечаева. И тогда наметилась версия третья: о возможной причастности к составлению листков кого-то из московских нечаевских адептов, человека невысокого морального уровня или же чрезмерно увлеченного призывами из-за рубежа.

Данная версия возникла не случайно. Рассылать подметные письма, ссорить политических противников, обращаться к аудитории от имени вымышленных авторов, возбуждая атмосферу в надежде на скорую бурю, - все это очень характерно для нечаевщины. Заподозрить самого Нечаева невозможно. И стиль, и уровень его пропагандистских сочинений неизмеримо выше, пусть даже одним из источников его "Народной расправы" (N 1 прокламации руководства общества "Народная расправа", написанной летом 1869 г. и дошедшей до III отделения 4 сентября) тоже была герценовская статья "Александр I и В. Н. Каразин" из вып. VI "Полярной звезды", а также некоторые стихотворные публикации альманаха. Но предположение, что в подделку переписки между Бакуниным и Герье и в составлении прокламаций "по Герцену" мог быть замешан кто-либо из московских сторонников Нечаева, натолкнулось тотчас на очевидный факт: нечаевцы не удостоивали своим вниманием Герье; ни из-за границы, ни из Москвы не поступило на имя историка ни одного подлинного воззвания, что и было отмечено полицией, проявлявшей в те дни повышенный интерес к его личности. И все же подметные письма и прокламации легко вписываются в ту возбужденную атмосферу, которая не только питала сыск, но и порождала нечаевщину. Не случайно Ф. Энгельс писал по следам свежих событий: "Нечаев... либо русский агент-провокатор, либо, во всяком случае, действовал как таковой"47 . Агентом полиции Нечаев не был, как и его сторонники. Однако вред, нанесенный нечаевщиной революционному делу, долго еще не мог изгладиться.

Но почему же анонимный автор постоянно прикрывался именем Бакунина? Ответ на этот вопрос сравнительно прост. Ранее в России долгое время имя Бакунина было известно лишь узкому кругу лиц. Однако в конце 1860-х годов и в глазах правительства, и в общественном мнении он был уже признанным революционером. "Наибольшим авторитетом среди революционной молодежи в 70-х гг., - писал Л. Г. Дейч, - пользовался несомненно Бакунин"48 . Очевидно, именно благодаря популярности этого имени, ставшего тогда притчей во языцех в лагере ревнителей "порядка", Бакунин оказался подходящим автором "зажигательных" бумаг. Так закончился наш поиск со сменявшимися версиями и с рассказом о новых либо забытых архивных материалах, приводивших к неожиданным поворотам, но, к сожалению, не приведших к установлению самой личности "свирепого безымянника" (название доносчиков в старые времена). Думается, что это и не столь важно, ибо данные подметные листки слишком ничтожны. Важно другое: многослойность и наполненность атмосферы, их породившей, обширность архивного пласта, дающего поле для изысканий и действительно открывшего ряд новых документов и связей.

44 Там же, ч. I, лл. 76 - 76 об., 88 - 89 об.

45 Там же, л. 87.

46 Там же, ф. 1741, NN 27027 - 27034.

47 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 33, стр. 332.

48 Корректура статьи: Л. Г. Дейч. М. А. Бакунин (цит. по фотокопии из личного архива Е. К. Жигунова).

Опубликовано 11 февраля 2018 года





Полная версия публикации №1518354108

© Literary.RU

Главная ПЕРЕПИСКА, КОТОРОЙ НЕ БЫЛО

При перепечатке индексируемая активная ссылка на LITERARY.RU обязательна!



Проект для детей старше 12 лет International Library Network Реклама на сайте библиотеки