Полная версия публикации №1206017792

LITERARY.RU КОНЦЕПТ "СЧАСТЬЕ" В СЕМАНТИЧЕСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ ЛИРИЧЕСКОЙ ПОЭЗИИ М. Ю. ЛЕРМОНТОВА → Версия для печати

Готовая ссылка для списка литературы

А. В. Кузнецова , КОНЦЕПТ "СЧАСТЬЕ" В СЕМАНТИЧЕСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ ЛИРИЧЕСКОЙ ПОЭЗИИ М. Ю. ЛЕРМОНТОВА // Москва: Портал "О литературе", LITERARY.RU. Дата обновления: 20 марта 2008. URL: https://literary.ru/literary.ru/readme.php?subaction=showfull&id=1206017792&archive=1206184559 (дата обращения: 18.04.2024).

По ГОСТу РФ (ГОСТ 7.0.5—2008, "Библиографическая ссылка"):

публикация №1206017792, версия для печати

КОНЦЕПТ "СЧАСТЬЕ" В СЕМАНТИЧЕСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ ЛИРИЧЕСКОЙ ПОЭЗИИ М. Ю. ЛЕРМОНТОВА


Дата публикации: 20 марта 2008
Автор: А. В. Кузнецова
Публикатор: maxim
Источник: (c) http://portalus.ru
Номер публикации: №1206017792 / Жалобы? Ошибка? Выделите проблемный текст и нажмите CTRL+ENTER!


Проблема семантического пространства текста широко обсуждается в современной лингвистике, поэтому его определение приобретает большую значимость. Семантическое пространство - воплощение мотивов, намерений и интенций его автора; это пространство реконструируемое, соответствующее той ментальной модели, которая создается реципиентом для понимания и интерпретации текста.

Центральное положение субъекта действия в художественном мире обусловливается антропоцентризмом художественного текста. Языковая личность автора становится важнейшим звеном в современных исследованиях текста, а психологический аспект анализа текста представляется не менее значимым, чем собственно литературоведческий или лингвистический.

Концепт представляется одним из наиболее интересных объектов исследования, так как является основой для адекватного отражения индивидуальной картины мира. Анализ концептов дает возможность восстановления основных мировоззренческих координат существования личности. Термин концепт в современной лингвистике не разработан детально, но никто из исследователей не отрицает, что концепт - это "термин, служащий объяснению единиц ментальных или психических ресурсов нашего сознания и той информационной структуры, которая отражает знание и опыт человека" 1 . Концепт облегчает общение, поскольку он, с одной стороны, "отменяет" различия в понимании значения слова, с другой - в известной степени расширяет это значение, оставляя возможность для сотворчества адресата. Иерархия мировоззренческих концептов восстанавливается по двум критериям: частотности употребления ключевых слов-тем и развертыванию вокруг них разветвленных семантических полей. Система концептов и семантических полей обладает потенциальной возможностью выразить Индивидуальную картину мира личности.

Исследование текста в аспекте речевой деятельности с учетом человеческого фактора предполагает разрешение вопроса о восприятии смысла текста по определенным ориентирам. Экспликация ассоциативных связей позволяет автору донести до читателя необходимую информацию; свободные и индивидуальные авторские ассоциации становятся направленными для читателя, который ощущает их субъективность как основной признак лирики,

Ассоциации выступают как связи художественного текста, образующие мотивированную основу единства его элементов. Ассоциативный анализ элементов художественного текста (прежде всего - ключевых слов, концептов) позволяет реконструировать фрагмент индивидуальной когнитивной системы автора - не только ее интеллектуальное содержание (информацию о мире, языке и деятельности), но и модальный компонент, включающий аксиологию интеллектуальной информации. Ассоциации составляют основу реконструкции семантического поля, создаваемого вокруг ключевого слова-темы, концепта.

Внутренний мир человека моделируется в языке по образцу внешнего, материального мира, составляя одну из основных тем и целей художественного творчества. "Высшей формой структурной организации семиотической системы является стадия самоописания" 2 . Лирическая поэзия как особая семиотическая система включает в себя концепты, предполагающие самоописание внутреннего мира. Эти концепты находятся на вершине иерархии семантического универсума. Концепт счастье маркирует в лирической поэзии М. Ю. Лермонтова одну из важнейших для поэта сфер - сферу эмоциональную, являющуюся основой внутреннего мира творческой личности.

стр. 28


--------------------------------------------------------------------------------

Закономерно, что счастье прочно связывается в поэтическом мироощущении Лермонтова с любовью, правда, наличие ее является необходимым, но не достаточным условием счастливой жизни:

Довольно любил я, чтоб вечно грустить,
Для счастья же мало любил,
Но полно, что пользы мне душу открыть,
Зачем я не то, что я был?

(К Дурнову, 1830 - 1831)

Все яркие контрасты, очерчивающие семантический ареал данного концепта, находят свое место в любовной лирике Лермонтова. Обращаясь к лирической героине, он либо "сочетает несочетаемое":

И как-то весело
И хочется плакать,
И так на шею бы
Тебе я кинулся.

("Слышу ли голос твой...", 1837"),

либо противопоставляет ее эмоциональное состояние своему:

Мне грустно, потому что я тебя люблю,
И знаю: молодость цветущую твою
Не пощадит молвы коварное гоненье.
За каждый светлый день иль сладкое мгновенье
Слезами и тоской заплатишь ты судьбе.
Мне грустно... потому что весело тебе.

(Отчего, 1840)

Образ лирической героини зачастую становится носителем черт лирического героя, его точным отражением. Она не может быть счастлива по разным причинам:

Полмиру дать ты счастие б могла,
Но счастливой самой тебе не быть...

("Ты слишком для невинности мила...", 1831).

Или:

...Твое сердце на воле...
Но счастье не сыщет в другом.

(К * ("Прости! - мы не встретимся боле..."), 1832).

Иногда сама лирическая героиня либо противопоставлена своему окружению:

Меж юных жен, увенчанных цветами,
Шел разговор веселый обо мне.

Но в разговор веселый не вступая,
Сидела там задумчива одна,

И в грустный сон душа ее младая
Бог знает чем была погружена....

(Сон, 1841),

либо ее сущность внутренне противоречива, что отражено и во внешних проявлениях:

Но если ты при мне смеялась надо мною,
Тогда как внутренне полна была тоскою...

("Душа моя должна прожить в земной неволе...", 1830 - 1831)

Таким образом, любовь вовсе не является условием счастья, предпосылкой радости, скорее всего, это источник грусти, страдания:

Без вас хочу сказать вам много,
При вас я слушать вас хочу;
Но молча вы глядите строго,
И я в смущении молчу.
Что ж делать?.. Речью неискусной
Занять ваш ум мне не дано...
Все это было бы смешно,
Когда бы не было так грустно...

(А. О. Смирновой, 1840)

Счастье оказывается тесно связанным с понятием молодости - именно она представляется поэту наиболее соответствующей ощущению счастья, радости:

... О! вспомни нашу младость,
Злословья жертву пощади,
Клянися в том! чтоб вовсе радость
Не умерла в моей груди...

(Романс к И.., 1831)

Объем атрибуций концепта счастье расширяется за счет включения в него лексем наслаждение, слава, похвалы, отрада, трепет: Когда бы, усмиря мое воображенье, / Мной игры младости .любимы быть могли, / Тогда б я был с весельем неразлучен, / Тогда б я, верно, не искал / Ни наслаждения, ни славы, ни похвал. (Элегия (О! Если б дни мои текли...), 1829); С отрадой тайною и тайным содроганьем... (Ребенку, 1840); Как полны их звуки / Безумством желанья! / В них слезы разлуки, / В них трепет свиданья. (Есть речи - значенье.., 1840.)

Поэт изначально настроен на то, что счастье в этом мире недостижимо. Причины этого он ищет в себе самом:

Под ношей бытия не устает
И не хладеет гордая душа;
Судьба ее так скоро не убьет,

стр. 29


--------------------------------------------------------------------------------
А лишь взбунтует; мщением дыша
Против непобедимой, много зла
Она свершить готова, хоть могла
Составить счастье тысячи людей:
С такой душой ты бог или злодей...

(1831-го июня 11 дня)

М. Ю. Лермонтов рано приходит к неутешительному выводу о суетности человеческого счастья, о его мимолетности, обманчивости:

Светлой радости так беспокойный призрак
Нас манит под хладною мглой;
Ты схватить - он шутя убежит от тебя! -
Ты обманут - он вновь пред тобой.

(Еврейская мелодия ("Я видал иногда как ночная звезда..."), 1830).

Поиски счастья бесполезны, а значит, просить его у судьбы - напрасный труд. (Ср.: Увы, - он счастия не ищет / И не от счастия бежит!) (Парус, 1832).

Семантический универсум лирической поэзии Лермонтова вообще не устремлен к счастью. Счастье в некоторых случаях может стать помехой для развития творческих возможностей:

И увидал бы, что ни слез, ни мук
Не стоит счастье, ложное как звук...

("Я видел тень блаженства, но вполне...", 1831)

Напротив, отказ от радости и счастья становится одним из условий развития природного гения:

Он не привык прекрасное ценить,
Как тот, кто в грудь втеснить желал бы всю природу,
Кто силится купить страданием своим
И гордою победой над земным
Божественной души безбрежную свободу.

("Унылый колокола звон...", 1830 - 1831)

Отсутствие надежды на обретение счастья в конце концов начинает ассоциироваться для Лермонтова с самой жизнью. Счастье - чувство, поступки не могут быть его источником. Лермонтову как натуре деятельной претит пассивность счастья, но он осознает власть судьбы:

Я не чувств, но поступков своих властелин,
Я несчастлив пусть буду - несчастлив один.

(Стансы ("Мне любить до могилы творцом суждено..."), 1830 - 1831);

Я жить хочу! хочу печали
Любви и счастию назло...

("Я жить хочу! хочу печали...", 1832)

Лирический герой становится "для счастья глух, для горя нем" (Прелестнице, 1832). Такое миропонимание становится постепенно сродни восточному фатализму:

Судьбе как турок иль татарин
За все я ровно благодарен;
У бога счастья не прошу
И молча зло переношу.

(Валерик ("Я к вам пишу: случайно! право..."), 1840)

Тем не менее поэт сожалеет о невозможности счастья, об утрате способности радоваться:

Так давно изменила мне радость,
Как любовь, как улыбка людей,
И померкнуло прежде, чем младость,
Светило надежды моей...

("Как давно изменила мне радость...", 1830 - 1831)

Печаль, страдание - не предмет гордости, их необходимо тщательно скрывать от посторонних глаз. И поэтическое сознание вряд ли найдет в них источник вдохновения:

Закрадется ль печаль в тайник души твоей,
Зайдет ли страсть с грозой и вьюгой, -
Не выходи тогда на шумный пир людей
С своею бешеной подругой;
Не унижай себя. Стыдися торговать
То гневом, то тоской послушной,
И гной душевных ран надменно выставлять
На диво черни простодушной.

(Не верь себе, 1839)

В семантическом универсуме лирической поэзии Лермонтова счастье и горе обладают одинаковыми правами, поэт равным образом принимает их как данное судьбой. Любой исход для него приемлем. Эти отношения проявляются в текстах:

а) при помощи союза или (иль): Иль смех, иль страх в душе моей / Заменит сладкое мечтанье... (К глупой красавице, 1830); Я праздный отдал бы покой / За несколько мгновений / Блаженства иль мучений. (Поток, 1830 - 1831);

б) сочетания повторяющихся союзов и ... и : Но, милая, зачем, как год прошел разлуки, / Как я почти забыл и радости и муки, / Желаешь ты опять привлечь меня к себе?.. (К гению, 1829); И радость, и муки, и все так ничтожно (И скучно и грустно, 1840];

стр. 30


--------------------------------------------------------------------------------

в) интонации перечисления: И в нем душа запас хранила / Блаженства, муки и страстей. (Эпитафия ("Простосердечный сын свободы..."), 1830); И я паду, и хитрая вражда / С улыбкой очернит мой недоцветший гений; / И я погибну без следа / Моих надежд, моих мучений. ("Не смейся над моей пророческой тоскою..."), 1837.)

Противопоставление радости и горя, веселья и грусти дает Лермонтову возможность насытить поэтические тексты афористичными фразами, построенными по схеме антиметаболы - Делить веселье - все готовы: - Никто не хочет грусть делить (Одиночество, 1830), классической антитезы - Со всеми буду я смеяться, / А плакать не хочу ни с кем... (К *** ("Я не унижусь пред тобою..."), 1832).

Лирический герой исследует свое я, его душа становится объектом почти научного изучения:

Как помню, счастье прежде жило,
И слезы крылись в месте том:
Но счастье скоро изменило,
А слезу вытекли потом.

(К* ("Мой друг, напрасное старанье!.."), 1832)

Ничто не может заставить его свернуть с предначертанного свыше пути - в этом он убежден:Ни страх, ни ласки, ни коварство,
Ни горький смех, ни плач людей,
Дай мне сокровища вселенной,
Уж никогда не долетят
В тот угол сердца отдаленный,
Куда запрятал я мой клад

(К *("Мой друг, напрасное старанье!.."), 1832)

Состояние между радостью и горем страшит лишь в юности своей непривычностью, отсутствием крайностей:...Страшным полусветом
Меж радостью и горестью срединой,
Мое теснилось сердце - и желал я
Веселие или печаль умножить...

(Ночь. II, 1830);

Есть время - леденеет быстрый ум;
Есть сумерки души, когда предмет
Желаний мрачен, усыпленье дум;
Меж радостью и горем полусвет...

(1831-го июня 11 дня)

В зрелый период предпочтение в этом поэтическом мире отдается как раз не проявлениям крайностей, а некой "золотой середине", осознанию гармонии:Поведай: набожной рукою
Кто в этот край тебя занес?
Грустил он часто над тобою?
Хранишь ты след горючих слез?

Иль, божьей рати лучший воин,
Он был с безоблачным челом,
Как ты, всегда небес достоин
Перед людьми и божеством?..

(Ветка Палестины, 1837)

Поэтическое я смещается в сторону стараний, горя, лишь иногда воспринимая краткие радостные мгновения:Счастливцы, мнил я, не поймут
Того, что сам не разберу я,
И черных дум не унесут
Ни радость дружеских минут,
Ни страстный пламень поцелуя.

(Н. Ф. И...вой, 1830)

Ассоциативные связи лексемы счастье, выявляемые из совокупности лирических контекстов поэзии М. Ю. Лермонтова, образуют семантическое поле концепта. Авторские ассоциации постоянно ставят под сомнение закрепленную за этим концептом как в русской, так и в универсальной языковой картине мира положительную оценку. В ассоциативно-вербальной сети усредненной языковой личности слово счастье имеет исключительно положительную коннотацию. В лирическом универсуме М. Ю. Лермонтова счастье всегда содержит в себе трагическое начало, тесно связываясь с представлениями о бренности бытия и беззащитности человека перед лицом метафизических сил. Зачастую лексема счастье не столько маркирует личностную сферу лирического героя, сколько характеризует взаимоотношения двух персонажей. Одно из условий счастья, по Лермонтову, - наличие Другого.Синтез содержания смысловых уровней языка лирического произведения создает его целостное семантическое пространство. Совокупность высказываний, смыслы которых сопрягаются, образуя новые, более крупные, позволяет представить семантическую структурустр. 31--------------------------------------------------------------------------------произведения как семантический континуум, в котором концепты выполняют роль семантических узлов 3 . Концепты помогают воссоздать мировоззренческие картины мира, истинный облик русской ментальности.----------1 Краткий словарь когнитивных терминов / Под общ. ред. Е. С. Кубряконой. - М., - С. 90.2 Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров. Человек - текст - семиосфера - история. М., 1999. - С. 170.3 Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность. - М., 1987. - С. 26.стр. 32

Опубликовано 20 марта 2008 года





Полная версия публикации №1206017792

© Literary.RU

Главная КОНЦЕПТ "СЧАСТЬЕ" В СЕМАНТИЧЕСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ ЛИРИЧЕСКОЙ ПОЭЗИИ М. Ю. ЛЕРМОНТОВА

При перепечатке индексируемая активная ссылка на LITERARY.RU обязательна!



Проект для детей старше 12 лет International Library Network Реклама на сайте библиотеки