LITERARY.RU → "Я НАЗВАЛ БЫ СЕБЯ ОПАЗДЫВАЮЩИМ..." (ПУБЛИКАЦИЯ Г. Я. ГАЛАГАН И И. С. КУЗЬМИЧЕВА) → Версия для печати
Готовая ссылка для списка литературы
"Я НАЗВАЛ БЫ СЕБЯ ОПАЗДЫВАЮЩИМ..." (ПУБЛИКАЦИЯ Г. Я. ГАЛАГАН И И. С. КУЗЬМИЧЕВА) // Москва: Портал "О литературе", LITERARY.RU. Дата обновления: 19 февраля 2008. URL: https://literary.ru/literary.ru/readme.php?subaction=showfull&id=1203429523&archive=1203491298 (дата обращения: 19.04.2024).
По ГОСТу РФ (ГОСТ 7.0.5—2008, "Библиографическая ссылка"):
"Я НАЗВАЛ БЫ СЕБЯ ОПАЗДЫВАЮЩИМ..." (ПУБЛИКАЦИЯ Г. Я. ГАЛАГАН И И. С. КУЗЬМИЧЕВА) // Москва: Портал "О литературе", LITERARY.RU. Дата обновления: 19 февраля 2008. URL: https://literary.ru/literary.ru/readme.php?subaction=showfull&id=1203429523&archive=1203491298 (дата обращения: 19.04.2024).
По ГОСТу РФ (ГОСТ 7.0.5—2008, "Библиографическая ссылка"):
публикация №1203429523, версия для печати
"Я НАЗВАЛ БЫ СЕБЯ ОПАЗДЫВАЮЩИМ..." (ПУБЛИКАЦИЯ Г. Я. ГАЛАГАН И И. С. КУЗЬМИЧЕВА)
Дата публикации: 19 февраля 2008 |
|
В ноябре нынешнего года исполнилось сто лет со дня рождения Бориса Ивановича Бурсова (1905 - 1997), доктора филологических наук, профессора Ленинградского университета. Ровесник Пушкинского Дома, он долгое время возглавлял здесь Сектор русской литературы XIX века. В середине 1950-х годов Бурсов читал в университете спецкурс по Толстому, потом написал книги о раннем периоде его творчества и о русском романе. Однако при внешнем академизме Бурсов был исследователем увлекающимся, и постепенно в его поисках Толстого вытеснил Достоевский, а Достоевского позже Пушкин. Таковы были, если угодно, магистральные цели, но были и как бы попутные. Начинал Бурсов с изучения эстетики революционных демократов (чему посвятил докторскую диссертацию), отдал дань М. Горькому, выпустил монографию "Национальное своеобразие русской литературы" (1964) и сборник эссе "Критика как литература" (1976), подумывал на закате дней о книге про Гоголя. Бурсов писал охотно и чувствовал себя скорее ученым-л итератором, нежели университетским профессором и лектором. Не случайно его внимание так привлекала всегда личность писателя, творческая индивидуальность того или иного классика во всей ее неповторимости. На вопрос профессора Сорбонны Жака Кокто: "Почему Вы занялись изучением личности Достоевского"? - Бурсов как-то ответил, что убежден - в человеческих качествах Достоевского заключена тайна его искусства. Чем заинтересованнее относится литературовед к личности писателя, полагал Бурсов, тем скорее он может стать писателем сам. Для неравнодушного исследователя литературы не закрыт путь самопознания, в какие бы формы оно ни выливалось. Говоря о том, что критика должна стать литературой, Бурсов вполне отдавал себе отчет в таящихся на этом пути трудностях. "О, нашему брату литературоведу, - писал он, - предстоит еще только переступить порог, ведущий к самопознанию. Не столько у критиков, сколько у писателей обязаны мы учиться этому высокому искусству".1 Сам Бурсов этот порог решительно переступал, и время доказало, насколько он был прозорлив и в своей установке на свободное самовыражение, и воспринимая жизнь - вслед Пушкину - в трагическом мажоре. Пожалуй, все самое существенное, что Бурсов написал, - и книги, и десятки, если не сотни, статей и рецензий - издано. Архив его не обещает особых открытий. Вспоминая Бориса Ивановича, нашего учителя, замечательного человека и крупного ученого, мы отобрали из его архива (хранящегося в Пушкинском Доме) несколько, на наш взгляд, лично значимых для него документов, которые и публикуем. -------------------------------------------------------------------------------- 1 Бурсов Б. И. Критика как литература. Л., 1976. С. 164. стр. 115 -------------------------------------------------------------------------------- Слово на юбилее 2 (60 лет) ЛГУ 30 ноября 1965 Дорогие друзья! Я думаю, вам легко понять мое нелегкое положение. Выставить себя на всеобщее обозрение - это не так-то просто. Но так получилось, и тут уж ничего не поделаешь. Я, конечно, растроган. И я безмерно благодарен всем, кто сказал обо мне свое слово, всем, кто так или иначе почтил меня своим вниманием. Но я сказал бы неправду, если бы сказал, что мне весело. Нет, мне, скорее, грустно. 60 лет - это старость. Как показывает опыт, человек может все доказать и во все поверить. Однако нельзя доказать, что 60 лет - это молодость, а не старость. Вот почему мне так грустно. И вот для чего изобретено такое средство, как юбилей. Ведь что такое юбилей? Это утешение. Недаром юбилеи устраивают старым, а не молодым. Старость ко многому обязывает. Старость обязывает быть откровенным и требовательным. Прежде всего к самому себе. Старики отличаются задумчивостью. Когда, мягко говоря, прожита большая часть жизни, невольно оглядываешься назад, задумываешься и задаешь вопрос: а как ты жил? А кто тебе помогал жить по-человечески, если ты действительно жил, как человек? В такой день, в день, когда тебе 60 лет, многое вспоминается, вспоминается все прожитая жизнь. И тут неуместно хитрить и ловчить. Моя жизнь была нелегкой, но я доволен своей жизнью. Я родился и вырос в глухой воронежской деревне.3 Я сеял и косил хлеб. Когда мне был 21 год, я первый раз сел в поезд, чтобы ехать учиться на рабфак в Воронеж.4 Я дважды служил в Красной Армии - в мирное и военное время.5 И я рад, что все это было со мной. Без этого я не был бы таким, какой есть. Конечно, я многим недоволен в самом себе, но, как и каждый человек, предпочитаю оставаться самим собою. Я не стану произносить покаянных слов, но я не могу скрыть от себя, что в своей жизни я сделал немало ошибок. По-моему, все-таки плохой человек не тот, который ошибается и потом мучает себя за это, а тот, который не способен отличить дурной поступок от хорошего. Если бы от меня потребовали, чтобы я дал самому себе определение в одном слове, я назвал бы себя опаздывающим. В 21 год я сел за школьную парту. В 29 лет я поступил в аспирантуру.6 В 30 лет я напечатал первую статью.7 В 46 лет я выпустил первую книгу.8 С одним на свете я только поспешил - с юбилеем. Недели две назад я встретился с -------------------------------------------------------------------------------- 2 Выступление на заседании кафедры истории русской литературы филологического факультета Ленинградского государственного университета. 3 Б. И. Бурсов родился 14 ноября 1905 года в д. Новоселовка Бутурлиновского района Воронежской области. 4 На воронежском рабфаке Б. И. Бурсов учился с августа 1926 года по декабрь 1929 года. По завершении учебы на рабфаке поступил на литературный факультет Московского государственного университета, который закончил в 1933 году. 5 Б. И. Бурсов был мобилизован в армию в сентябре 1941 года, демобилизован в мае 1947 года. 6 С октября 1934 года по сентябрь 1937 года Б. И. Бурсов - аспирант Литературного отделения Государственной академии искусствознания в Ленинграде. В 1938 году защищает кандидатскую диссертацию "Художественная структура образов "Войны и мира" Л. Толстого". 7 Речь идет о статье "Эстетическая система Льва Толстого" (Звезда. 1935. N 11). 8 Имеется в виду работа ""Мать" М. Горького и вопросы социалистического реализма" (М.; Л.: Гослитиздат, 1951). стр. 116 -------------------------------------------------------------------------------- В. М. Жирмунским, уезжавшим в Италию. И он мне сказал: "Друг мой, говорят, Вам 60 лет, а для меня вы все еще молодой ученый". Я и сам считаю себя молодым ученым, хотя, как выясняется, являюсь старым человеком. Здесь обо мне говорили хорошие слова. Я воспринимаю их в собственном ракурсе. Но, возможно, я научился кое-чему. И если это так, то этим я обязан Ленинградскому университету, Пушкинскому Дому, Союзу ленинградских писателей. Я начинал и продолжаю свою работу в Ленинграде, который славен своими блестящими литературоведческими традициями. В этот час я с глубокой благодарностью называю имена Бориса Михайловича Эйхенбаума, Бориса Викторовича Томашевского, Василия Алексеевича Десницкого, Михаила Павловича Алексеева, Виктора Максимовича Жирмунского, Павла Наумовича Беркова, Владимира Яковлевича Проппа. Я преклоняюсь перед светлой памятью Григория Александровича Гуковского. Григорий Александрович привел меня на работу в Ленинградский университет. Буквально привел. Я не хотел. Я боялся читать лекции. Я не помню, подавал ли я заявление. Но помню хорошо, как он позвонил мне и сказал: "Завтра, в 5 часов, Ваша лекция, узнайте, какая аудитория..." - и повесил трубку. В чем лее сила тех замечательных ленинградских литературоведов, имена которых я назвал? Конечно, в талантливости, конечно, в эрудиции. Но не только в этом. Перед нами профессионалы самой высокой марки, никогда не изменявшие своему призванию. Нам есть чему поучиться у них. И мы, я говорю о нашей кафедре, хорошо помним это. Заветы Григория Александровича продолжали его преемники Н. И. Мордовченко и И. П. Еремин. Этим великолепным ученым очень многим обязана наша кафедра, которая и в своем нынешнем составе является едва ли не самым сильным коллективом в нашей стране по изучению отечественной литературы XIX века. Я сейчас кончу. Я думаю, главное назначение человека - быть нужным другим людям. Я очень дорожу добрым отношением ко мне моих товарищей по кафедре. Чтобы быть нужным людям, надо понимать людей. И тут я хочу сказать два слова о наших студентах. Что представляет собою нынешний студент? Его отличает этакая нравственная требовательность, непримиримость ко всякой фальши. И я понимаю, почему сейчас так повысился интерес к русской классической литературе, которую Томас Манн назвал "святой литературой". Я верю в нашу молодежь. Я благодарен тем студентам, из общения с которыми вышли все мои предшествующие книги. Я твердо надеюсь, что нынешние мои общения со студентами помогут мне написать две новых книги, над которыми я сейчас работаю, - это книгу о Достоевском ("Достоевский - трагический художник") и книгу о Толстом ("Толстой - эпический художник").9 Еще раз благодарю всех присутствующих. -------------------------------------------------------------------------------- 9 В личном архиве И. С. Кузьмичева сохранилось его редакционное заключение по рукописи Б. И. Бурсова "Личность Достоевского" (от 23 марта 1970 года), где, в частности, сообщается: "Работу над своей новой книгой Б. Бурсов начал летом 1964 года. В мае 1965 года с ним был заключен договор, согласно заявке, в которой говорилось, что книга будет посвящена исследованию творчества Толстого и Достоевского, оказавших огромное влияние на мировое литературное движение... С самого начала работа Б. Бурсова мыслилась не как академическая монография, а как книга, тесно связанная с проблемами современного литературного процесса. Предполагалось, что она будет написана в свободной форме, получившей впоследствии наименование "роман-исследование" (...) В результате сложной творческой работы первоначальный замысел книги изменился, внимание автора целиком заняла фигура Достоевского. Что же касается Толстого, то сопоставления с ним Достоевского, играя в книге весьма существенную роль, были подчинены точно определившейся главной теме. В нынешнем виде рукопись Б. Бурсова представляет собой критическое исследование, имеющее своим предметом личность Достоевского...". Книга Б. И. Бурсова "Личность Достоевского" была опубликована Ленинградским отделением издательства "Советский писатель" в 1974 году. стр. 117 -------------------------------------------------------------------------------- Мой низкий поклон моим товарищам по кафедре, руководству нашего деканата и ректору нашего университета, руководству Пушкинского Дома, в стенах которого прошло немало лет моей жизни.10 Спасибо всем! По поводу киносценария по "Мертвым душам" Гоголя 11 Сразу же скажу о своем скептическом отношении к экранизации великих литературных произведений. Я даже напечатал большую статью ("Творчество и интерпретация" - журнал "Аврора", 1974),12 где говорю о том, как мало удач у нас в этом отношении и как много неудач. "Мертвые души" принадлежат к литературным шедеврам, наиболее трудно переносимым на киноэкран, потому что здесь слишком велико значение авторского голоса и авторской позиции. Передать все это киносредствами - чрезвычайно трудная задача. Очень сложно отношение автора к героям, в особенности к Чичикову. То он именует его подлецом, то наделяет собственными мыслями и чувствами, на это, как на недоразумение, указывал еще Белинский. Впрочем, едва ли здесь прав Белинский. Автобиографические элементы содержатся и в других образах "Мертвых душ", как пишет сам Гоголь в четырех письмах по поводу этого произведения. А ведь все эти гоголевские герои - монстры. В статье И. Золотусского, недавно опубликованной в журнале "Москва" (1975, N 9),13 утверждается, что Гоголь любил своих монстров и что их есть за что любить. Это, конечно, крайность, в общем изжитая. Гоголь обличает пороки, принадлежащие не только помещикам, но помещикам-людям. У нас даже в литературоведении нет работы, более или менее по существу оценивающей "Мертвые души". Значение их отнюдь не сводится к разоблачению крепостничества. Было бы так, они бы не представляли такого животрепещущего интереса. Сценарий существует в двух вариантах - первый подписан М. А. Булгаковым и И. А. Пырьевым. Что, они вместе писали? Разумеется, нет. Поскольку я не читал сценария Булгакова, то воспринимаю первый вариант как принадлежащий одному Пырьеву. В общем это довольно кустарное изделие. Я сомневаюсь, что Булгаков поставил бы свое имя под такого рода сочинением. На втором варианте, кроме Булгакова и Пырьева, стоит также имя Г. А. Товстоногова. Это в основном новая работа, Г. А. Товстоногов устраняет произвольность и прямолинейность обращения с гоголевским текстом, приближает сценарий по расположению материала к литературному первоисточнику. Здесь чувствуется гоголевская интонация. Детально разработана цепь ремарок, основанных на гоголевском тексте и предназначенных к тому, чтобы в фильме был дан зримый образ гоголевской России. Я считаю, что второй вариант, принадлежащий в основном Г. А. Товстоногову, можно принять за основу. Но при этом оставляю в силе соображения, высказанные в начале отзыва. Дополню их другими соображениями. Эпизод с капитаном Копейкиным скомкан зря. Вообще надо бы усилить фантасмагоричность гоголевского реализма. Перед нами события и лица, неразделимые с наваждением, снизошедшим на Чичикова. Гоголь умышленно сделал однотипными встречи Чичикова с помещиками. Это что-то вроде его видений. В видениях могут быть и прозрения, поэтому Гоголь с легкостью приписывает Чичикову -------------------------------------------------------------------------------- 10 В Институте русской литературы (Пушкинский Дом) РАН Б. И. Бурсов работал с 1 ноября 1938 года по 9 июля 1941 года и затем с 30 июня 1947 года по 3 марта 1961 года. 11 Отзыв, отправленный на киностудию "Ленфильм". 12 Статья "Творчество и интерпретация" опубликована в N 2 - 4, 6 журнала "Аврора" за 1974 год. 13 Имеется в виду статья И. Золотусского "Игра и реальность. Полемические заметки". стр. 118 -------------------------------------------------------------------------------- собственные мысли. Я не чувствую отражения этого в сценарии. Не окажется ли фильм раздробленным на отдельные, к тому же схожие эпизоды? Каков путь к его единению? Впрочем, по сценарию трудно судить, каким получится фильм. Но мы пока ведем речь о сценарии. Заложены ли в нем зародыши фильма, достойного литературного первоисточника? На этот вопрос ответить трудно. В фильме по "Мертвым душам" исключительная роль падает на режиссера и актеров. Тут нужна импровизация, нечаянность, поступки, не соответствующие намерениям действующих лиц и т. п. А главное - высшая, какая только возможна, изобретательность и театральность, в нормах киноискусства; призрачность всего происходящего - бытие как пародия на бытие, как бы насмешка над бытием, наряду с этим страдание (автора и нас) от того, что нас кто-то водит за нос, дурачит призраками, выдает монстров за людей, однако не лишенных чего-то свойственного всем людям. А у этих монстров какие претензии! Они ведь недолюди, хотя и люди. Чичиков оказывается в дураках, потому что он умнее других дураков, хотя из их же компании. Главное в "Мертвых душах" - образ России, увиденной Гоголем. Тут и о Блоке вспомнить можно (стихи о России). Таковы, в самых общих чертах, мои замечания, соображения и пожелания. 2 февраля 1976 Выступление на симпозиуме в Афинах 14 (5 - 9 октября 1976) Уважаемые коллеги, позвольте мне отнять у Вас несколько минут, чтобы кое-что сказать о нас самих и о нашем деле. Мы рассуждаем здесь о классике и модернизме, а какие у нас основания думать, что эти наши рассуждения имеют какой-то вес? Мы ведь сами не создаем искусства, а следовательно, судим о нем не как создатели, а, так сказать, со стороны. Не случайно Стефан Малларме обронил такие, примерно, слова: "Критик - это человек, который вмешивается не в свое дело". Лев Толстой назвал критику скучнейшим чтением на свете. Литературный процесс - вечная сортировка и отбор художественных ценностей, созданных на протяжении веков. Так сложилось понятие о классике. В общехудожественном смысле к классике относятся высшие достижения искусства, запечатлевшие навеки шествие народов и человечества по пути самоосуществления. Этот путь, как известно, отмечен крутыми поворотами и социальными потрясениями. Бывает ли что-нибудь подобное в искусстве? Прямое соответствие тут едва ли существует. На какое бы новаторство ни претендовал художник, все равно его творчество будет и продолжением традиций. Модернизм нельзя считать революцией в области искусства, ибо выдающиеся художники-модернисты, так или иначе, опираются на классику. Вне сомнения музыка Игоря Стравинского, величайшего композитора современности, относится к модернизму, а между тем, по словам Томаса Манна, Стравинский принадлежит к последователям Чайковского, типичнейшего классика. А разве не показательно, что любимейшим поэтом Стравинского был Пушкин - классик из классиков. Гоголь назвал Пушкина, еще при жизни его, чрезвычайным, может быть, единственным явлением русского духа. С этих слов Гоголя о Пушкине начинает свою речь Достоевский на пушкинских торжествах в Москве при открытии памят- -------------------------------------------------------------------------------- 14 Текст выступления на симпозиуме МАЛК (Международной ассоциации литературных критиков) "Классика и модерн". стр. 119 -------------------------------------------------------------------------------- ника Пушкину в 1880 году. Для Гоголя и Достоевского Пушкин обладал способностью проникать в дух каждой нации: с испанцем - он испанец, с греком - грек и т. д. Новая русская литература - явление позднее. Она возникла на перекрестке путей развития всех великих и старейших литератур мира. В этом смысле Достоевский говорил, что у русского человека две духовные родины: Россия и Европа. На такой же точке зрения стоял и Лев Толстой. Для него величайшие поэты мира - Гомер и Пушкин. В 60 лет Толстой изучил греческий язык. Пушкин объяснял богатство русского языка его родственными связями с греческим языком - через Византию. Классика живет, если находит достойных продолжателей. В XIX столетии традиции классики, возникшей на земле Эллады, наиболее плодотворно развивались в русской литературе. "Война и мир" Толстого - это как бы возрождение гомеровского эпоса: ее сравнивали многие, да и сам Толстой, с "Иллиадой". Но "Войну и мир" должно причислить к величайшим романам прошлого века, который был веком гениальных романов. Естественно, литература нашего века сказала свое слово во всемирном литературном развитии. Огромный вклад в современную литературу внесли русские писатели, поэты, вообще художники. Назову несколько имен: Александр Блок и Владимир Маяковский, Анна Ахматова и Борис Пастернак, Марина Цветаева и Осип Мандельштам. Это крупнейшие фигуры в современной мировой поэзии. Однако все их художественные открытия, соответствующие духу и запросам нашего века, основаны на глубоком познании эстетических и творческих принципов классики. Но что же такое модернизм - в широком смысле этого слова? С конца XIX, в особенности с начала XX века катаклизмы всемирной истории достигли небывалой остроты. В своих взаимосвязях мир стал как нельзя более неделим. Это оказало решительное воздействие на судьбы искусства, самого чувствительного инструмента человеческой души и ума. В искусстве зародились социалистические направления, и хотя, в основном, они подхватили реалистические традиции, но в отдельных звеньях оказались пограничными с модернистскими течениями, пользуясь заостренными художественными средствами, как, в частности, гротеск и символика. Тут мы в первую очередь назовем Владимира Маяковского и Бертольда Брехта, к ним во многом примыкает Мейерхольд. Все они великие экспериментаторы. Искусство, тесно связанное с передовым общественным движением, всегда тяготеет к экспериментаторству. Великие общественные потрясения, с другой стороны, вызывали растерянность и отчаяние в некоторых слоях интеллигенции, что послужило предпосылкой появления упадочнических течений в искусстве. Они получили название декаданса. Здесь тоже мы встречаемся с экспериментаторством, использующим, главным образом, символику религиозного порядка. Моцарт сказал: все, что было до меня, принадлежит мне. Это вообще закон развития искусства. Камю и Кафка сами определили, какое значение имели для них классики, в особенности русские - Гоголь, Толстой и Достоевский. Достоевского вообще принято считать отцом модернизма. Модернисты и в самом деле бесконечно обязаны ему. Весь экспрессионизм идет от него. Отчасти и сюрреализм. Но, конечно же, духовный накал Достоевского, величайшего реалиста в мировой литературе, оказался в общем обойденным модернистами. Тем не менее среди них есть выдающиеся художники - как Кафка и Камю, Беккет и Ионеско. За ними числятся громадные художественные открытия, связанные прежде всего с углублением проникновения в область подсознательного. На критиках лежит обязанность обнаружить гуманистический смысл в любом искусстве, особенно в том, которое настаивает на самоценности технических средств и отречении от какого бы то ни было смысла. Для такой цели непригодным оказывается структурализм, ныне приобретший такую популярность. Мы не зачеркиваем его. Машинный анализ текста, как и использование средств точных стр. 120 -------------------------------------------------------------------------------- наук в литературных разборах, не противоречат установке на проникновение в тайну личности писателя, но эта установка продолжает оставаться главной в критике, ибо в произведении искусства главное составляют не приемы его создания, а создатель, владеющий этими приемами, как и его создания, чем-то напоминающие нас самих и являющиеся какими-то знаменательными напоминаниями для нас. Мы находимся на земле Эллады. Мы скоро покинем эту землю, но образ ее увезем с собой. Я теперь своими глазами видел тот священный уголок земли, где совершали прогулки Сократ и Платон, где находилась мастерская Фидия. Сократ не боялся смерти, надеясь увидеть на том свете людей еще более достойных, чем те, которые были с ним. Находясь в Афинах, хочется сказать: не будем торопиться в другой мир, потому что и этот прекрасен. Из радиоинтервью от 31 декабря 1976 года 1 В прошедшем году я дважды выезжал за границу: в Грецию на симпозиум МАЛК, т. е. Международной ассоциации литературных критиков, и в Венгрию - по приглашению Венгерского союза писателей. В Афинах обсуждалась тема "Классика и модерн" - более подходящего места для обсуждения ее трудно подобрать. Выступали докладчики, думаю, не менее чем от двадцати стран. В числе докладчиков был и я... Было много интересных кулуарных встреч. Я познакомился с президентом МАЛК Андре Робером, французским романистом и эссеистом, большим поклонником русской литературы. Его особенно интересуют Пушкин и Достоевский. Однажды он сказал мне: "Я стыжусь, что являюсь соплеменником убийцы вашего Пушкина, величайшего поэта мира". Недавно я получил из Франции великолепный альбом "Достоевский", выпущенный издательством "Галимар"... Что ж сказать об Акрополе? Мы увидели его впервые ночью, с прекрасными очертаниями Парфенона на темном южном небе. Я вспомнил строчку Лермонтова: "По небу полуночи ангел летел...". Днем мы заседали, а вечерами нас возили по городу, показывая места, где любили прогуливаться Сократ и Платон. Невозможно передать впечатление от храма Посейдона, уединенно стоящего на кончике мыса Сюньен. Как утверждает Шатобриан, нет на земле более прекрасного заката, чем тот, который можно наблюдать, находясь на развалинах этого храма. Его колонны исчерчены автографами знаменитейших людей мира. Я стоял, прислонившись к той, на которой запечатлен автограф Байрона. В Венгрии я находился две с половиной недели. Самые замечательные впечатления: лекция о Пушкине для студентов русского отделения Будапештского университета, посещение издательства "Европа", выпускающего русских классиков и советских авторов в переводе на венгерский язык, в прекрасном оформлении, участие в открытии выставки "Советская книга в Венгрии". 2 И поныне, несмотря на свой возраст, я много читаю. Разумеется, без конца перечитываю Пушкина, работая над книгой о нем.15 Да и вообще, как жить без Пуш- -------------------------------------------------------------------------------- 15 14 августа 1978 года Б. И. Бурсов подал в Ленинградское отделение издательства "Советский писатель" следующую заявку: "Прошу заключить со мной договор на издание моей книги "Судьба Пушкина". Это мой многолетний труд. По своему духу она является научным исследованием, а по характеру свободным повествованием. Два фрагмента из книги опубликованы в журнале "Звезда" (1974, N 5; 1975, N 11), около 12 а. л. Основной корпус, более 20 а. л., будет опубликован в той же "Звезде" в 1979 году - уже сдан в редакцию и прочитан редакцией. В книге рассказывается о Пушкине как величайшем человеке и гениальнейшем стр. 121 -------------------------------------------------------------------------------- кина! К пушкиниане же обращаюсь редко, только для справок, откровенно сказать, я стараюсь даже забыть о ней, чтобы вырваться из ее колеи, слишком уж протоптанной за многие десятилетия. А вот любимые авторы Пушкина, как Тацит и Монтень, всегда у меня на столе. Моим любимым чтением являются также книги о крупнейших композиторах, художниках, режиссерах, балетмейстерах, в особенности им самим принадлежащие. Прелесть таких книг, как "Пустое пространство" Питера Брука, знаменитого английского режиссера, или "Против течения" знаменитого балетмейстера Михаила Фокина, в том, что в них большие художники рассказывают о своем деле, всегда необыкновенном, поскольку они сами необыкновенные люди. И тут я понимаю, в чем наша беда: мы, литературоведы, не рассказываем о своих мыслях, а излагаем чужие мысли. Изложение же в принципе чуждо творчеству. Внимательно слежу я за текущей литературой. Как и многие другие, считаю лучшей нашей прозаической вещью за 1976 год повесть Валентина Распутина "Прощание с Матёрой". Я не скажу, что эта вещь поразила меня. Я прожил долгую жизнь, очень много читал, слышал и видел, очень многое испытал, очень обо многом передумал, чтобы меня что-либо могло поразить. Распутин обрадовал и обнадежил меня. В связи с Распутиным в Венгрии задали мне вопрос: не есть ли это новый Лев Толстой? Я ответил шуткой: ну, зачем же нам два Толстых! Повторяю, Распутин замечательный талант, он умеет показать неисчерпаемость ресурсов, какими располагает человеческая душа. Отсюда пронзительность его образов, плотность повествования, упругость стиля и языка, самоцветность слова. 3 Как я думаю, все беды литературоведения начинаются со стирания разницы между писателем и его произведениями. Не скажу, что мы забываем о писателе. Нет, совсем нет. В последние десятилетия в серии "ЖЗЛ" появилось множество биографических книг о русских писателях. Но в принципе ничего не изменилось. Мы по-прежнему рассматриваем писателя как представителя такого-то метода - романтического или реалистического, - такого-то мировоззрения. Ну, конечно, принимается во внимание и объем дарования - между тем в нем суть дела. Как-то Вяземский сказал, что "Евгений Онегин" хорош лишь Пушкиным. Это сказано скорее в укор, чем в похвалу Пушкину: дескать, о самом себе Пушкин говорит прекрасно, а вот когда выполняет некие правила, обязательные для всякого писателя, он не столь блистательно справляется с ними и не всегда на высоте своего гения. Насколько более верно судил об "Онегине" Анненков, один из замечательнейших пушкинистов: "Онегин", говорил он, написан вопреки первоначальным правилам всякого сочинения. Действительно, над гением не властны никакие правила. Это относится ко всем великим писателям, в особенности к русским. Лев Толстой утверждал: мы, русские, не умеем писать романов в том смысле, как понимают этот род сочинений на Западе. То же самое мог написать о себе Достоевский. Гений выше всяких установленных норм, ибо создает новые нормы. Не правила владеют им, а он правилами. Гениальный писатель никогда не исчерпывается своим и самым гениальным произведением. Достоевский, как автор "Преступления и наказа- -------------------------------------------------------------------------------- поэте, всесторонне показана как личная его жизнь, так литературная и общественная. В основу книги положены следующие мысли Пушкина: что история принадлежит поэту, что поэт истинно исполняет свое предназначение, лишь неотступно соблюдая непреложные принципы поэзии, бесстрашно и бесстрастно проникая в суть человеческой природы и истории. Естественно, книга насыщена самым разнообразным материалом, соединение которого потребовало от меня еще более личной манеры изложения, чем это имеет место в книге "Личность Достоевского". Книга выясняет значение Пушкина для развития нашей отечественной культуры вплоть до нашего времени. Я бы счел целесообразным издать эту мою книгу по разделу художественной прозы. Ее объем - 35 а. л.". Б. И. Бурсову за книгу "Судьба Пушкина", по выходе ее в свет, была присуждена Государственная премия СССР за 1987 год. стр. 122 -------------------------------------------------------------------------------- ния", таил в себе "Идиота", "Подростка", "Братьев Карамазовых". Он писал каждое свое произведение, пытаясь ответить в первую очередь на вопросы, которые волновали его собственный ум и душу, а не выполнял какие-то правила; вникал в те особенности окружающего мира, которые в наибольшей степени привлекали его внимание, в позитивном или негативном плане, так или иначе озадачивали его, а не старался, например, соблюсти нормы реализма. Надеюсь, что из сказанного ясно, почему я написал книгу под названием "Личность Достоевского"... Письмо Е. А. Вагина 16 Умор, Мордовия, 20.XI.1972 Уважаемый Борис Иванович! Нестерпимо захотелось написать Вам при чтении заключительных глав Вашей книги "Личность Достоевского". Желание это возникало и раньше - ибо следил за ней с начала публикации в журнале17 - да останавливали разные соображения. Наконец, решился отставить их в сторону - ибо чувствую за собой даже некоторую моральную обязанность высказаться по поводу книги: по праву особого переживания судьбы Достоевского и по долгу любви к великому русскому писателю. Совершенно очевидно, что перед нами современная русская книга о Достоевском, и это обстоятельство выдвигает ее в первый ряд немногих заметных вещей последнего времени. Ваша манера письма, так живо напомнившая мне толстовские спецкурсы в университете (увы, более десяти лет назад - а как Вы справедливо замечаете, "мы-то уже далеко не такие, какими были десять (и более) лет назад..."), манера будто размышлять вслух, возбуждая этим крайне ответную мысль слушателя или читателя, - несомненно "русская особенность", пользуясь Вашими же словами. И потому еще многие моменты Вашей книги находят легкий доступ к сердцу русского читателя, в котором есть непременно постоянный "угол" для Достоевского - (это уж так!), вызывают сочувственный отклик. И даже принципиальные несогласия с отдельными положениями не могут уничтожить того в высшей степени отрадного впечатления, которое производит Ваша размышляющая книга. Тема национального своеобразия (ведь это Вам принадлежит честь и заслуга поднять ее на должную высоту в современном литературоведении)18 отчетливо проходит через всю книгу. Вы неизменно делаете ударение на "нравственном аспекте восприятия" жизненных процессов как сильной особенности русской мысли; и в этом, сказал бы я, заключается "русское измерение" Вашего исключительно свое- -------------------------------------------------------------------------------- 16 Евгений Александрович Вагин родился в 1938 году в Ленинграде. Окончил филологический факультет ЛГУ. С октября 1962 года по октябрь 1965 года - аспирант Института русской литературы (Пушкинский Дом). С ноября 1965 года - сотрудник Института (Сектор новой русской литературы, группа по изданию академического Полного собрания сочинений Ф. М. Достоевского). 15 февраля 1967 года был арестован и осужден на 8 лет по 64-й статье Уголовного кодекса (заговор с целью свержения Советской власти). Был сослан в исправительно-трудовой лагерь (Умор, Мордовия). Освобожден 15 февраля 1975 года. В 1976 году эмигрировал в Италию, где читал лекции в университетах Рима, Венеции, Перуджи и др., участвовал в научных конференциях в Италии и других странах Европы. Вместе с о. Александром Киселевым Е. А. Вагин стоял у истоков основания (1977 год) журнала "Русское возрождение". В 1981 - 2000 годах издавал с О. Красовским альманах "Вече" (вышло 65 номеров). Е. А. Вагин - автор ряда статей по русской литературе. В настоящее время работает на Ватиканском радио. До сих пор не реабилитирован. 17 Первоначально книга "Личность Достоевского" публиковалась в журнале "Звезда" (1969, N 12; 1970, N 12; 1972, N 7 - 9). 18 В 1958 году в журнале "Русская литература" (N 1 - 4) был опубликован цикл статей Б. И. Бурсова "Национальное своеобразие и мировое значение русской литературы". Под заглавием "Национальное своеобразие русской литературы" эта работа Б. И. Бурсова вышла отдельным изданием в 1964 году. стр. 123 -------------------------------------------------------------------------------- временного труда. Вам достаточно рельефно удалось показать Достоевского как писателя "исключительно русской темы" - но сюжет этот столь необъятен, что здесь остается сказать еще очень многое. Ваша книга - очень личная книга. Если кто-то заметил, что "Миросозерцание Достоевского" больше говорит нам о миросозерцании самого Бердяева, то и Ваша книга, предлагая множество подходов к личности гениальнейшего художника, вместе с тем во многом раскрывает и Вашу живую личность. Не случайно же Вы обозначили ее жанр как роман -исследование; как знаменательно и Ваше признание: "Путь к открытиям всегда лежит через самого себя". Этот личный характер работы о Достоевском представляется мне одним из главных ее достоинств. Помню, незадолго до ареста я как-то спросил у покойного Андрея Федоровича Достоевского,19 что из написанного в последние десятилетия о Ф. М. Достоевском кажется ему наиболее удачным. Подумав, он сказал: "Убежден, что лучшей будет книга, которую сейчас пишет Б. И. Бурсов". Не сомневаюсь, что сейчас он был бы Вашим пламенным сторонником в схватках с недобросовестными оппонентами. Ваша книга выходит за пределы исследования об одном писателе, пусть таком уникально-гениальном, как творец "Братьев Карамазовых". Точнее, на примере всестороннего и многообразного анализа личности писателя - тесно "сцепленной" с его творчеством - Вы демонстрируете богатые возможности не-академичного, не-традиционного литературоведения, действительно обращаясь к "каждому задумавшемуся человеку", предоставляя ему обширный материал "для размышлений о человеке и человеческих отношениях". Пожалуй, таких книг у нас еще не было, или давно уже не было - ибо Вы, в глубоком смысле, продолжаете определенную традицию русской критической мысли, включающую в себя не только хрестоматийных Белинского и Чернышевского, но и более близких нам по времени литераторов. (Кажется, сама адискурсивность Вашего повествования свидетельствует об этом...) Круг прямо Вами цитируемой или упоминаемой, обсуждаемой, критикуемой литературы чрезвычайно широк, и эта необычная широта кругозора - еще одно несомненное достоинство книги. Я сказал "необычная", ибо у Вас - не многоэтажные подпорки подстрочных примечаний, венчаемых обычно скудными и пресными разглагольствованиями, а постоянно мысли - если и "спорные", то все же всегда дельные, рождающие своего рода цепную реакцию в головах внимательных читателей. Мыслей при чтении рождается много; придется часто обращаться к Вашей книге и в дальнейшем. Я полностью согласен с Вами, что "без изучения религии Достоевского едва ли можно понять Достоевского", - очень важно, что Вы серьезно обсуждаете эту проблему. Но, видимо, требуется специальное исследование, подобное ранней работе В. Зеньковского о Гоголе.20 В какой-то мере оно было начато статьями Глинки-Волжского. Во всяком случае, несомненно, что для Достоевского, говоря словами Вл. С. Соловьева, "образ Христа" был неизменно "проверкой совести", как до лагеря, так и после... Достоевским, пишете Вы, "перед литературой ставились такие универсальные задачи, каких, надо думать, не ставил перед ней ни один великий писатель за всю историю ее существования". Глубоко верное замечание, и здесь - сугубо русский взгляд на задачи искусства. Вспомним Скрябина с его грандиозным замыслом Мистерии, художника А. Иванова и его единственную в своем роде картину... Не могу не отметить Ваше поразительно глубокое психологическое замечание по поводу "Мужика Марея": "Увидев в каторжниках братьев своих, Достоевский понял, что братство с ними не облегчит, а еще более усложнит путь его духовных исканий". Вы совершенно правы - здесь явная полемика с толстовским Платоном -------------------------------------------------------------------------------- 19 А. Ф. Достоевский (1908 - 1968) - внук Ф. М. Достоевского. 20 Имеется в виду опубликованная в журнале "Христианская мысль" (1916. N 1 - 3, 5, 7 - 8, 10, 12) часть работы "Н. В. Гоголь в его религиозных исканиях", утерянной после отъезда В. В. Зеньковского из России. стр. 124 -------------------------------------------------------------------------------- Каратаевым, с самим Л. Н. Толстым и тем самым с определенным направлением русской общественной мысли (которое В. В. Розанов называл "народобожием"). У Достоевского же - и это тонко указывается Вами в нескольких местах - федоровская тема "братства человеческого". Знаменательно, что Вы привлекаете внимание современных читателей к личности и книге Н. Ф. Федорова.21 До Вас, кажется, только В. Л. Комарович - в немецкой своей книге о "Братьях Карамазовых"22 - касался вопроса о взаимоотношениях двух русских гениев. Я не имею возможности изложить в письме все свои критические замечания - в моем положении это было бы и не совсем уместно, но позволю себе высказать следующий упрек. Вы очень хорошо излагаете свою "установку" на характер связей Достоевского с его эпохой: "Разве можно понять Достоевского при помощи набора сведений об эпохе, приложимого и к Тургеневу, и ко Льву Толстому, и к Гончарову, и к Некрасову..." Но в самом Вашем романе-исследовании эпоха Достоевского, как мне кажется, не получила достаточно рельефного отображения. Более "индивидуализированный" подход к ней потребовал бы, на мой взгляд, введения таких "нетрадиционных" лиц, как М. Н. Катков, К. П. Победоносцев и им подобных. Так, мне немного странно, что в рассуждениях об отношении Достоевского к Европе Вы ни словом не обмолвились о книге Н. Я. Данилевского "Россия и Европа" - а ведь ее автор и лично был связан с Достоевским в молодости, и о работах его упоминается в "Дневнике писателя".23 Существенным мне представляется и то, что указываемое Вами убеждение Достоевского - "народ русский жил больше предчувствием заложенных в нем духовно-творческих возможностей, чем осуществлением их" - сродни лейтмотиву книги Данилевского. Более подробное рассмотрение многообразных "сумлений" Достоевского с его эпохой помогает открыть что-то новое в его личности, в генеалогии его воззрений. Вот Вы останавливаетесь на заметке "Нечто о вранье", акцентируете на ней внимание читателей. Мне кажется, что тревогу по поводу русского "протеизма" поднимали уже и до появления этой заметки в "Дневнике писателя". В "Отрывках", напечатанных А. И. Кошелевым во II томе "Полного собрания сочинений Ивана Васильевича Киреевского" (М., 1861), есть замечательное место, где виднейший славянофил с болью указывает на одно из главных "зол" на Руси - "неуважение к святыне правды": "Да, к несчастию, русскому человеку легко солгать. Он почитает ложь грехом общепринятым, неизбежным, почти не стыдным, каким-то внешним грехом, происходящим из необходимости внешних отношений<...> Но это отсутствие правды, благодаря Бога, проникло еще не в самую глубину души русского человека..."24 Очень близко пафосу Достоевского и, несомненно, было хорошо ему знакомо... Конечно, все это весьма расширило бы рамки Вашего повествования, довольно строго ограниченного рассмотрением личности Достоевского. Полагаю, что роман-исследование о времени Достоевского - дело ближайшего будущего. Меня самого особенно занимает именно эта тема... Интересна Ваша мысль об "аналитичности особой формы и остроты" у Достоевского, не уступающего (!) в этом отношении Л. Н. Толстому. Я вижу в этом свободное продолжение и развитие темы Вяч. Иванова о Достоевском как "великом зачинателе и предопределителе нашей культурной сложности..." -------------------------------------------------------------------------------- 21 Речь идет о философе-утописте Н. Ф. Федорове и его работе "Философия общего дела" (Т. 1: Верный, 1906; Т. 2: М., 1913). 22 Имеется в виду книга В. Л. Комаровича "F.M. Dostojewski. Die Urgestalt der Bruder Karamasoff. Dostojewski Quellen, Entwurfe und Fragmente" (Munchen, 1928). 23 О работе Н. Я. Данилевского "Россия и Европа" (1869) и отношении к ней Достоевского, познакомившегося с автором в 1848 году на "пятницах" М. В. Петрашевского, см.: Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Л., 1978. Т. 18. С. 352 - 353. 24 Киреевский И. В. Поли. собр. соч. М., 1861. Т. II. С. 329, 330. стр. 125 -------------------------------------------------------------------------------- Должен сознаться, уважаемый Борис Иванович (ведь только прямота и честность отзыва, отклика и могут быть полезны, важны, интересны автору - не так ли?), что непосредственным толчком, заставившим меня отбросить колебания и решиться писать Вам, явился фрагмент о компромиссах (в N 8 за 1972 год). Эта глубоко современная, "актуальная" тема, остро преломляющаяся в душе каждого почти человека наших дней, трактуется Вами, так сказать, в двух планах: в применении к великим художникам прошлого и как "вечная" тема культуры. Не здесь ли вечность призрачно окунается в повседневность? (Помните "Трагическую повседневность" Дж. Папини?).25 Но - только призрачно, иллюзорно... Вы, несомненно, правы, утверждая присутствие "элемента трагизма" и "в самом обыкновенном человеческом существовании" - достойная и глубокая мысль. И Вы непосредственно увязываете это с "закономерностью компромиссов в человеческой жизни". В таких ответственных заявлениях читатель обязан довериться авторитету писателя и его жизненному опыту; но поскольку это одно из кульминационных утверждений исследования, оно требует тщательного обдумывания. Судьба Ф. М. Достоевского предоставляет богатейшее поле для размышлений на эту тему - и мне немного жаль, что Вы недостаточно остановились на этом, предпочтя говорить о компромиссах Л. Толстого. Но Вы абсолютно правы, добавляя, что "тема о компромиссах возникла у Достоевского вне всякой связи с его религиозными исканиями". Да, это так. Тема о компромиссах - из области культуры, но никак не религии. И Вы с деликатной осторожностью акцент ставите на небескомпромиссности героев Достоевского в первую очередь, а не его самого, справедливо признавая "обоюдоострое понимание компромисса" (очень удачное выражение!) за гениальным психологом и великим страдальцем. Вы пишете: компромисс Толстого уберег для нас Толстого. Верно. Компромисс для культуры - спасает. Но постоянные компромиссы несут культуре смерть. Вы, конечно, прекрасно понимаете это. Что касается "существеннейшей" для понимания Достоевского проблемы - двойничества, она невероятно сложна (отчасти соприкасается с темой компромиссов). Заострив ее, Вы сделали большое дело. Вы, конечно, обратили внимание на заметки акад. Ухтомского о "Двойнике" и "Братьях Карамазовых", опубликованные в прошлогодних "Вопросах философии"26 - там есть зерно крайне плодотворной мысли... В общем и целом, вне всякого сомнения, Вы справились с поставленной перед собой задачей - написали откровенную книгу о Достоевском. На мой взгляд - это лучшая Ваша книга (наряду с "Национальным своеобразием русской литературы"). В ней нет ни грубой прямолинейности, ни "осмотрительной" уклончивости - поистине Сциллы и Харибды современной нашей достоевистики. Написанная просто и внятно, она уже нашла многочисленных и благодарных читателей. Я имею редкую возможность наблюдать воздействие Вашей книги на весьма специфическую аудиторию; и прямо скажу: читатели самые требовательные и придирчивые находят в ней обильный материал для критического пересмотра своих жизненных и мировоззренческих позиций... Закончить свое затянувшееся письмо мне хочется Вашими словами: "Люди, думающие над одними и теми же вопросами, не обязательно думают одинаково", "прокорректировав" их приводимой Вами же мыслью Достоевского: все наши русские споры и разъединения происходили (и происходят) "лишь от ошибок и отклонений ума, а не сердца". Вспоминающий Вас неизменно с чувством признательности Е. Вагин -------------------------------------------------------------------------------- 25 Речь идет о работе Джованни Папини (Papini) "Il tragico quotidiano" (Firenze, 1906). В русском переводе под заглавием "Трагическая ежедневность" вышла в Берлине (1923). 26 См. публикацию заметок А. А. Ухтомского в статье В. Л. Меркулова "О влиянии Ф. М. Достоевского на творческие искания А. А. Ухтомского" (Вопросы философии. 1971. N 11). стр. 126 Опубликовано 19 февраля 2008 года Полная версия публикации №1203429523 → © Literary.RU Главная → "Я НАЗВАЛ БЫ СЕБЯ ОПАЗДЫВАЮЩИМ..." (ПУБЛИКАЦИЯ Г. Я. ГАЛАГАН И И. С. КУЗЬМИЧЕВА) При перепечатке индексируемая активная ссылка на LITERARY.RU обязательна!
|
|